III. Эвакуационное планирование: предпосылки возникновения и развития
1. Исторический опыт проведения эвакуации в годы Первой мировой и в период
иностранной интервенции и гражданской войны
1.1. Эвакуация в годы Первой мировой войны (1914–1917 гг.)
Серьезной работы по подготовке эвакуации предприятий и учреждений перед Первой мировой войной в России не велось. По-видимому, это объясняется тем, что оперативный план войны предусматривал «переход в наступление против вооруженных сил Германии и Австро-Венгрии с целью перенесения войны в их пределы»{79}. Сказывалось и общее невнимание к проблемам военной экономики. Тем не менее вопросы эвакуации в некоторой степени затрагивались в «Положении о подготовительном к войне периоде» (о порядке выдачи эвакопособий) и частично разрешались «Временными правилами о вывозе казенного имущества правительственных учреждений, а также служащих и их семей», изданными для приграничных военных округов в период 1911–1913 гг. Предварительных планов эвакуации не составлялось{80}. [47]
Неблагоприятная обстановка на театре военных действий, вызвавшая отступление русской армии из Варшавской губернии и части Прибалтики весной-летом 1915 г., потребовала проведения эвакуации. При отсутствии должной организации, единого плана и централизованного управления{81} это создавало серьезные препятствия воинским передвижениям в период напряженных боев на фронте{82}. Большая часть промышленных предприятий Варшавской губернии не была вывезена и досталась противнику. В эвакуации промышленности принимали участие военные власти фронтов, Министерство торговли и промышленности, местные власти, военно-промышленные комитеты. Ведущую роль в этом процессе играли начальники снабжения фронтов и армий. Объемы эвакуационных перевозок были значительны. Так, только из Риги в 1915 г. было транспортировано около 30 000 вагонов различных грузов{83}. Но отсутствие компетентной структуры, занимавшейся вопросами эвакуации, вело к бессистемному вывозу имущества, независимо от его ценности для обороны страны.
Осенью 1915 г. был создан авторитетный орган, который должен был взять в свои руки работу по эвакуации предприятий и учреждений из прифронтовых районов — Эвакуационная комиссия при особом совещании по обороне. Ее возглавил председатель Государственной думы М. В. Родзянко{84}. Одновременно стала формироваться законодательная база, обеспечивающая проведение мероприятий по эвакуации{85}. При штабах фронтов организовывались районные эвакуационные комиссии. Для восстановления вывезенных предприятий было создано 11 комиссий в тыловых областях{86}. Началась предварительная разработка планов эвакуации отдельных районов и промышленных центров.
Размещение и запуск эвакуированных предприятий на новых местах были самыми слабыми звеньями в эвакуационной работе. Отсутствовало централизованное управление размещением промышленных объектов. Так, при эвакуации Рижского района из 395 вывезенных предприятий в Петрограде было размещено только 30{87}. При этом не учитывалось то обстоятельство, что вследствие прекращения подвоза угля по Балтийскому морю не удавалось обеспечить топливом уже имеющиеся в Петрограде заводы и фабрики{88}. [48] Нехватка топлива и сырья в городе вынуждала эвакуировать предприятия на юг вне зависимости от военной угрозы. Именно по этой причине из Петрограда был вывезен Охтинский завод взрывчатых веществ{89}. Медленными темпами происходило и восстановление вывезенных предприятий. Через год после эвакуации в строй вступило только 20–25% крупных заводов{90}.
Подводя итоги эвакуации из западных областей России в годы Первой мировой войны, можно сделать следующие выводы. Эвакуационная подготовка в предвоенный период практически отсутствовала. Планы эвакуации заранее не составлялись. Это было обусловлено как военными (планирование наступления на территорию противника), так и политическими (союзнические обязательства перед Францией, которые не допускали «отступательных» планов) соображениями. Ориентация военачальников на ведение краткосрочной войны с использованием запасов мирного времени не требовала серьезного внимания к вопросам военно-экономической подготовки государства. Отсутствие подготовительных мероприятий привело к тому, что значительное число предприятий попало в руки неприятеля. Но в целом потери были невелики, прежде всего, благодаря относительно небольшой глубине и низким темпам наступления противника. Важнейшим следствием эвакуационного опыта Первой мировой войны было осознание необходимости заблаговременной эвакуационной подготовки.
1.2. Эвакуация в период иностранной интервенции и Гражданской войны (1918 г.)
В период Гражданской войны и иностранной интервенции эвакуация производилась из Петрограда, Царицына, Одессы и других городов. Однако именно эвакуация Петрограда является единственным примером заранее спланированного и достаточно организованно проведенного вывоза промышленности.
После разгрома красных частей и их отступления в феврале 1918 г. Советское правительство встало перед угрозой оккупации Петрограда наступающими немецкими войсками. В этих условиях было принято решение об эвакуации города. Причем до захвата власти большевики всячески протестовали против такого решения (Постановление Временного правительства от 25 августа 1917 г. об уполномоченном по разгрузке Петрограда). [49]
22 февраля была сформирована Чрезвычайная комиссия по эвакуации и разгрузке Петрограда. На должность председателя комиссии был назначен левый эсер В. А. Агласов{91}. Уже 4 марта СНК принял постановление о создании Центральной коллегии (Центроколлегии) по эвакуации и разгрузке Петрограда. Ранее образованная Чрезвычайная комиссия влилась в состав Центроколлегии как один из отделов. 2 апреля для централизованного руководства эвакуацией была создана Всероссийская эвакуационная комиссия (ВСЕРЭКОМ). Помимо Петрограда, Центроколлегии появились в ряде городов таких, как: Вологда, Брянск, Бологое, Воронеж, Вязьма, Камышин, Ковров, Курск, Москва, Нижний Новгород, Орел, Пенза, Пермь, Рыбинск, Саратов, Смоленск, Тамбов, Царицын, Ярославль{92}. Таким образом, была организована система органов по управлению эвакуацией{93}.
В марте начался вывоз из Петрограда первых промышленных предприятий. Параллельно происходил перенос столицы из Петрограда в Москву. Транспортировки осложнялись плохим состоянием подвижного состава железных дорог, крайним недостатком топлива, а кроме того, хаосом, охватившим страну. Так, литерный поезд, на котором В. И. Ленин выехал 10 марта из Петрограда, на станции Малая Вишера был окружен толпой матросов. Их удалось разоружить только под дулами пулеметов, после чего поезд с правительством смог продолжить движение{94}.
Важнейшим предприятием, вывоз которого осуществлялся в первую очередь, была Экспедиция заготовления государственных бумаг. Видный советский экономист и финансист Д. П. Боголепов вспоминает: «Кто-то из товарищей, кажется, тов. Ларин или тов. Пятаков, выразились по этому поводу, что существование Советской власти зиждется на очень тоненькой ниточке — на непрерывной работе Экспедиции заготовления государственных бумаг»{95}. Благодаря огромным усилиям удалось успешно эвакуировать Экспедицию, и 15 апреля в Пензе начался выпуск кредитных билетов{96}. [50]
Всего из Петрограда предполагалось эвакуировать 126 предприятий, 20 484 8б5 пудов грузов, из них 5 039 395 пудов производственного оборудования. Полностью или частично было вывезено 75 предприятий, 14 381 302 пудов грузов, включая 1 288 628 пудов производственного оборудования. Основными базами эвакуации стали города: Пенза, Нижний Новгород, Симбирск, Тула, Ярославль, Рыбинск{97}.
Согласно плану эвакуационных перевозок, составленному Центроколлегией и утвержденному СНК в марте, промышленные объекты Петрограда были распределены по четырем категориям. К первой категории относились предприятия и их отделы, выпускающие военное снаряжение, а также военно-морские заводы, производящие корабли и суда небольшого водоизмещения. Эти предприятия эвакуировались в первую очередь. Вторую категорию составляли уникальные предприятия всероссийского значения. Их вывоз признавался целесообразным, если перемещение не вызывало разрушения производства и предприятия могли функционировать на новых местах. К третьей категории были отнесены заводы, оставшиеся без сырья и топлива из-за изменившихся условий (сталелитейные, прокатные и т.п.). И, наконец, в четвертую категорию вошли предприятия, не подлежавшие эвакуации{98}.
Производственное оборудование вывозилось, прежде всего, с крупных оборонных предприятий: патронного завода ГАУ, Арсенала ГАУ, Сестрорецкого оружейного завода, трубочного завода ГАУ, орудийного завода ГАУ{99}. Значительную часть оснащения удалось использовать на новых местах. Патронный завод ГАУ был восстановлен в Симбирске, станки патронного завода ГАУ и Сестрорецкого оружейного завода работали на Подольском оружейном заводе{100}. Но исчерпывающих данных о судьбе вывезенного оборудования просто нет.
Современники весьма скептически отнеслись к результатам эвакуации 1918 г. Так, председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии Л. Б. Красин дал на II съезде СНХ в декабре 1918 г. свою оценку результатов эвакуации: «Еще больший удар промышленности (чем ее демобилизация — АЖ) был нанесен эвакуацией Петрограда, которая была решена внезапно... и которая фактически свелась почти к полному разрушению петроградской промышленности. [51] В настоящее время нет почти ни одного эвакуированного завода, который сколько-нибудь полно восстановил свою деятельность... В результате этой эвакуации значительное количество станков, машин и материалов очутилось на Неве, на Ладоге, и до сих пор десятки барж стоят у нас неразгруженными по водным системам»{101}. А вот слова В. М. Молотова на Заседании пленума СНХСР 8 декабря 1918 г.: «...Важный момент, давший дополнение к разрухе промышленности, — это эвакуация заводов»{102}. В 1925 г. Управление военной промышленности в письме к председателю РВСР М. В. Фрунзе так оценило опыт эвакуации оборонных предприятий Петрограда: «Процесс расстройства заводов был в значительной степени усилен эвакуацией ленинградских военных заводов, имевшей место в начале 1918 г. Эта эвакуация была проведена в спешном порядке при отсутствии заранее разработанного плана вывоза заводов, а также при отсутствии заранее выбранных пунктов для размещения эвакуированных единиц. В результате крупнейшие военные заводы были вывезены из Ленинграда либо полностью (патронные и орудийные), либо частично (трубочный, Охтинский, Обуховский, Арсенал). При эвакуации часть оборудования погибла в пути, растерялась на железной дороге или утонула при водных перевозках. Другая часть осела в пунктах, которые нельзя было признать удобными для размещения крупных и важных производственных единиц. В итоге производственная мощность отдельных групп заводов, в особенности патронных и арсенальных, значительно понизилась»{103}.
Эвакуация промышленности Петрограда в период Гражданской войны имела ряд особенностей. Решение об эвакуации оказалось ошибочным, так как Петроград не был занят ни войсками иностранных интервентов, ни силами внутренних противников Советской власти. В результате эвакуация вместо спасения промышленности привела к ее дезорганизации. В наибольшей степени это коснулось предприятий оборонной промышленности, вывозившихся в первую очередь. Часть заводов и фабрик была эвакуирована в районы, которые затем, в ходе военных действий, были оставлены противнику. Вывоз осуществлялся на фоне демобилизации (конверсии) промышленности. Помимо того, происходила национализация промышленности. Эти процессы осложнялись из-за политической нестабильности в стране, перестройки государственного аппарата, а также развивающегося паралича транспорта. [52]
2. Опыт эвакуационной подготовки в зарубежных странах
Разработка вопросов эвакуации в иностранных государствах неизменно вызывала интерес разведчиков и специалистов в области военной экономики. IV разведывательное управление Штаба РККА вело систематическую работу по анализу подготовки народного хозяйства зарубежных стран к войне. Наибольшее внимание уделялось Польше как самому опасному соседу и Франции как сильнейшей в военном отношении континентальной державе.
Согласно попавшей в руки советской военной разведки польской инструкции 1923 г, при разработке планов мобилизации промышленности важная роль отводилась вопросам безопасности мобилизуемых заводов и фабрик. Исходя из того, что большое число индустриальных предприятий в случае войны окажется под непосредственной угрозой боевых действий, подчеркивалась необходимость уже в мирное время предусмотреть и подготовить эвакуацию заводов, имеющих мобилизационные задания. В качестве основных объектов вывоза определялись оборудование и машины. Эвакуированное производство должно было в кратчайшие сроки развернуться на новом месте. План вывоза каждого предприятия являлся составной частью мобилизационного плана промышленности{104}.
В «Краткой справке по вопросам эвакуации до, во время и после войн 1914–1920 гг.», составленной Сектором обороны Госплана в январе 1928 г., дается сжатый анализ эвакуационной подготовки в зарубежных государствах. Отмечается, что особенное значение вопросам эвакуации придается во Франции. «Наблюдается даже некоторый перегиб в этом отношении — тенденция к полному вывозу при объявлении войны из уязвимой пограничной полосы всех сколько-нибудь значительных объектов, не оставляя противнику практически ничего и затрудняя ему таким образом базирование в этой полосе. Сплошное опустошение нецелесообразно экономически и не оправдывается с военной точки зрения, так как затрудняет действия не только вражеских, но и своих войск»{105}. [53]
Можно с уверенностью сказать, что специалисты, занимавшиеся созданием эвакуационных планов, знали об аналогичных работах в других странах. Однако достаточно трудно определить степень влияния, которое оказывала на советское эвакуационное планирование имевшаяся информация о мероприятиях в данной области за рубежом.
3. Развитие теории мобилизации народного хозяйства в 20 е годы
Опыт мобилизации экономики в период Первой мировой и Гражданской войн привел к серьезному переосмыслению вопросов мобилизационной подготовки народного хозяйства. Еще в 1898 г. в Петербурге вышла книга выдающегося русского экономиста И. С. Блиоха «Будущая война в техническом, политическом и экономическом отношениях». В огромном пятитомном труде анализировалось развитие международных отношений, экономики, вооруженных сил государств Европы. На основе собранных данных будущая Европейская война была определена как длительная позиционная борьба, решающее значение в которой будут иметь не сражения на фронте, а социально-экономическая устойчивость противоборствующих сторон. «В противоположность тому, что происходило в предшествующих войнах, будущая война, по всем вероятиям, прекратится не вследствие того, что большее или меньшее число крупных побед над армиями будет одержано одной из сторон, но по причине разложения военного аппарата вследствие именно влияний экономических и социальных»{106}. Определяя продолжительность будущей войны, И. С. Блиох пришел к выводу, что она растянется на несколько лет. При этом расчеты показывали, что существующие экономические системы государств не смогут поддерживать финансирование вооруженных сил даже в течение одного года.
Это противоречие было снято уже в ходе Первой мировой войны. Решение заключалось в мобилизации экономики, т.е. в «перестроении организационной и функциональной системы хозяйства в точном соответствии с требованиями и условиями развития производственно-потребительского процесса военного времени»{107}. [54] Опыт войны продемонстрировал, что устойчивость экономической системы государства является важнейшим фактором победы, а экономическая подготовка оказывается необходимым элементом подготовки страны к войне.
Если до Первой мировой вопросам мобилизационной подготовки экономики внимание практически не уделялось, то после ее окончания возник настоящий военно-экономический бум. В 1925 г. главный теоретический журнал РККА «Война и Революция» писал: «...В настоящее время любой курсант нормальной военной школы в Красной Армии дает себе отчет в таких вопросах, как мобилизация промышленности, гораздо более ясный, чем искушенный опытом генштабист русской армии в 1914 году»{108}.
Базой для развития теории мобилизации экономики для нужд войны являлись представления о характере будущего столкновения, его интенсивности и длительности. Советское военное и политическое руководство весьма скептически относилось к возможности быстрого разгрома противостоящей СССР коалиции. Техническая отсталость Красной Армии не давала надежд на быструю победу. Правда, «в запасе» оставался тезис о превращении войны империалистической в войну гражданскую. Хотя эта тема весьма активно развивалась советской пропагандой, архивные документы свидетельствуют о весьма осторожном отношении командования РККА к таким перспективам{109}. В результате вставал вопрос о продолжительной и напряженной борьбе. Подводя итог спорам о характере будущей войны, Б. М. Шапошников писал: «Таким образом, не собираемся предсказывать ни «семилетнюю», ни «тридцатилетнюю» борьбу, а советуем быть готовым к длительному и интенсивному напряжению в будущей войне»{110}.
Условием победы в столкновении враждующих сторон должна была стать мобилизация экономики страны. Важнейшая роль в этой подготовке отводилась не только снабжению армии вооружением, боеприпасами, снаряжением, но и обеспечению стабильности экономической системы в экстремальных военных условиях. [55] В подготовленных Сектором обороны Госплана{111} тезисах об организации и методологии работы по планированию хозяйства на военное время, утверждалось, что «ход и исход более или менее длительной войны зависит не только от количества и качества подаваемой армии продукции хозяйства, но главным образом от степени достижения устойчивости работы хозяйства во время войны...»{112}.
На стабильность экономической системы оказывал воздействие ряд факторов. Прежде всего, это напряжение всего экономического хозяйства для удовлетворения текущих потребностей армии: «Боеспособность государства может быть подорвана предъявлением к его экономике требований непосильных напряжений и жертв»{113}. Помимо этого, война могла привести к сокращению объемов внешней торговли и практически полному ее прекращению. Нельзя было исключать и подрыв экономического потенциала вследствие разрушения и захвата противником предприятий народного хозяйства.
Для уменьшения разрушающего воздействия войны нужно было еще в мирное время осуществить ряд мероприятий по ликвидации «узких мест» в экономике страны, снижению зависимости от импорта, размещению производительных сил с учетом военной опасности и уже в мирное время произвести заблаговременную подготовку к их перебазированию в безопасные районы. «Важно добиться группировки всей военной промышленности и развития промышленных центров именно в хорошо защищенных своим географическим положением районах, притом по возможности ближе к источникам топлива и сырья. Угрожаемые приграничные районы, будучи перегружены промышленностью, крайне стесняют маневрирование, требуют выделения крупных сил и дорогой долговременной фортификационной подготовки для своей защиты и, несмотря на это, часто будут отданы во власть противника»{114}.
Уязвимое положение Ленинграда вызывало особое беспокойство. «Ленинград теперь является у нас таким же пограничным городом, как во Франции перед мировой войной — Нанси. Положение этой древней столицы Лотарингии сильно стеснило свободу действий французских армий в августе и сентябре 1914 г Невыгоды стратегического положения Ленинграда еще более усугубляются удалением его от источников топлива, хлеба и сырья. [56] В мирное время это удаление отражается лишь на повышении себестоимости ленинградской продукции, что отчасти компенсируется хорошим фабричным оборудованием, наличием традиций производства, квалифицированных рабочих и жилищной площади. Но в военное время придется считаться уже не только с накладными расходами, но с разрушающим транспорт длинным пробегом вагонов с сырьем, топливом и продовольствием, что представляет весьма нежелательное осложнение военной экономики»{115}.
Месторасположение предприятий, выполняющих военные задания, в районах, находящихся под угрозой вторжения врага, требовало включения в план мобилизации экономики отдельного плана их вывоза. «В мобилизационном плане должен быть предусмотрен порядок эвакуации некоторых заводов и фабрик из стратегически опасных зон. Эвакоплан — это одна из серьезнейших деталей мобилизационной работы ВСНХ{116}»{117}. В работе Г. Шигалина также подчеркивалась необходимость эвакуационного планирования как элемента мобилизационной подготовки промышленности: «В целях своевременного переноса промышленных предприятий из угрожаемых зон необходимо разработать план их эвакуации во время войны вглубь страны. По этому плану определенные предприятия должны быть эвакуированы в заранее установленные сроки в предназначенные места»{118}.
Хотя и нельзя сказать, что проблема эвакуационного планирования была полностью обойдена при разработке теоретических вопросов мобилизационной подготовки экономики, но внимание ей уделялось явно недостаточное. Работы, анализирующие опыт проведения эвакуации в годы Первой мировой и Гражданской войн, отсутствовали. Не было и специальных трудов на тему планирования эвакуации. Разрыв между большой практической деятельностью в области эвакуационной подготовки и слабым раскрытием этого вопроса в литературе нашел свое отражение в «Краткой справке по вопросу эвакуации до, во время и после войн 1914–1920 гг.», составленной в Секторе обороны Госплана: «Вопрос эвакуации в период войн 1914–20 гг. мало освещается в военной литературе, хотя ему придается большое значение, и он весьма серьезно учитывается и прорабатывается во всех странах{119}.
Действительно, дело было не в отсутствии внимания к вопросу эвакуации. [57] Скорее всего, открытое осмысление этого вопроса в литературе наталкивалось на серьезные политические ограничения. Эвакуация Петрограда в 1918 г. была первым существенным мероприятием новой власти в области преобразования производительных сил России, причем результаты этого мероприятия едва ли можно отнести к выдающимся достижениям. Широкое освещение проблем эвакуации в свете подготовки к будущей войне тоже вряд ли было оправдано с политической точки зрения. Допущение возможности неудач на фронте и захвата значительных территорий СССР войсками противника не способствовало бы поднятию боевого духа красноармейцев и поддержанию спокойствия в тылу. В средствах массовой информации создавался образ Красной Армии, способной надежно защитить границы СССР. «Наши вооруженные силы — это бронированный кулак, который сумеет дать должный отпор всякому, кто попытается сунуться в пределы красного Трудового союза»{120}. В такой обстановке свободное обсуждение вопросов подготовки эвакуации было совершенно недопустимо, работа по составлению планов вывоза велась за закрытыми дверями военных и хозяйственных штабов.
4. Будущая война и угроза народному хозяйству
После окончания Гражданской и советско-польской войн, подавления крупных мятежей и объединения почти всех территорий бывшей Российской империи в рамках СССР внутреннее и внешнеполитическое положение нового государства в целом стабилизировалось. НЭП обеспечивал достаточно динамичное восстановление прежнего экономического потенциала России, на международной арене удалось добиться признания СССР многими ведущими мировыми державами. Однако тезис о грядущей «большой войне» оставался одной из основ внутренней и внешней политики советского руководства. На рубежах СССР шла вялотекущая необъявленная война. Границу с обеих сторон переходили диверсионно-террористические отряды. [58]
На фоне обострения внутриполитической обстановки в Германии осенью 1923т. в СССР начались спешные военные приготовления. Польша — главный потенциальный противник Советского Союза на западе — провела мобилизацию 800 тыс. Резервистов{121}. Это было очень серьезное мероприятие. Для сравнения: вся Красная Армия имела меньшую численность. Следующий политический кризис разгорелся в 1927 г. в связи с разрывом Англией дипломатических отношений с СССР и совершением ряда террористических актов против советских представителей за рубежом.
В этих условиях официальная пропаганда рисовала достаточно оптимистическую картину будущей войны. Но реальные оценки военного и политического руководства были далеки от оптимизма. Так, в феврале 1924 г. на пленуме ЦК ВКП(б) И. В. Сталин охарактеризовал готовность страны к войне следующим образом: «Если бы нам пришлось вступить в войну, нас распушили бы в пух и прах». Основанием для такого заявления были выводы комиссии ЦКК, обследовавшей состояние Красной Армии и Флота. Комиссия пришла к следующему заключению: «В современном состоянии наш морской флот боевой силы не представляет», «Красная Армия боевой силы не представляет»{122}. Примерно такой же вывод относительно готовности к войне сделал в декабре 1926 г. заместитель наркома по военным и морским делам М. Н. Тухачевский{123}.
В середине 20-х годов соотношение сил СССР и его потенциальных противников оценивалось советским военным руководством как неблагоприятное. Польша и Румыния выступали как основные предполагаемые противники. К ним с высокой вероятностью могли быть присоединены Финляндия, Литва, Латвия и Эстония. Поскольку Англия и Франция оказывали этим странам широкую экономическую помощь, нельзя было исключить и возможность их военного участия{124}.
По завершении мобилизации вооруженные силы Польши, Румынии, Финляндии, Литвы, Латвии и Эстонии могли насчитывать до 3 млн. Человек{125}, а войска СССР — около 3,3 млн. Человек{126} . Однако своевременное прибытие сил РККА на театр военных действий представляло очень серьезную проблему. [59] В то же время важным преимуществом потенциальных противников Советского Союза являлась быстрота мобилизации и сосредоточения, обусловленная меньшей территорией и несравнимо лучше развитой сетью железных и шоссейных дорог. Так, на важнейшем участке советско-польской границы по направлению Лепель — Полоцк пропускная способность железных дорог с советской стороны составляла 30 пар поездов в сутки, с неприятельской — 54 пары{127}. Кроме того, перевозки войск в начальный период войны нужно было осуществлять на значительно большие расстояния. Это создавало особые трудности. Как писал видный советский военный теоретик А. А. Свечин: <<Эстония может, не прибегая к железным дорогам, опередить нас в оперативном развертывании, так как в течение одной недели можно пешком без труда пройти всю Эстонию из конца в конец»{128}. Западные соседи серьезно превосходили СССР и по обеспеченности автотранспортом. У них имелось около 80 тыс. Автомобилей{129}, в то время как в СССР их насчитывалось примерно 19 тыс.{130}. Высокая скорость мобилизации и сосредоточения позволяла противнику упредить Красную Армию в развертывании и перенести войну на советскую территорию.
Ситуация усугублялась тем, что такие важные центры, как Ленинград, Минск, Киев, Одесса, находились недалеко от границы. Большие опасения вызывало и превосходство противника в области вооружений. Так, заместитель наркома по военным и морским делам И. С. Уншлихт писал в Политбюро ЦК ВКП(б): «РВС СССР считает необходимым довести до сведения Политбюро, что подготовка к войне наших вероятных (сопредельных) противников далеко обгоняет намеченный нами темп. Наша информация за последнее время говорит о значительном усилении всех элементов военной техники западных соседей. К примеру, количество батальонной артиллерии выросло до 3 500 орудий против 15 устарелых пушек, имеющихся в Красной Армии. Танковые части выросли до 500 танков, не считая последних данных о том, что Польша в настоящее время получает от Франции еще 500 танков; мы же все еще имеем 90 устарелых, малобоеспособных трофейных машин. Польская армия обеспечена ручными пулеметами на 100%, Красная Армия — на 7,8% (пулеметы Льюиса и Шоша выходят из строя вследствие изношенности). В Красной Армии почти полностью отсутствует артиллерия большой мощности. [60] В отношении авиации, и особенно моторов, мы также качественно отстаем от западных соседей»{131}. Таким образом, перед советским военным руководством вставала задача определения зон территории СССР, которым угрожал захват с вражеской стороны.
Основанием для таких прогнозов являлись представления о сроках сосредоточения войск противника и направлениях его ударов. По предположениям Разведуправления Штаба РККА, противник имел следующие планы: Финская армия достигает мобилизационной готовности на 7-й день мобилизации. Главные силы сосредотачиваются на Карельском перешейке с 7-го по 10-й день мобилизации. Эстонская армия достигает мобилизационной готовности на 4-й день мобилизации. Основные силы концентрируются на Псковском направлении с 1 -го по 7-й день мобилизации. Латвийская армия достигает мобилизационной готовности на 4-й день мобилизации. Основные силы сосредотачиваются на Двинском направлении со 2-го по 6-й день мобилизации. Польская армия мобилизует части прикрытия в течение 2-х дней, основные части — в течение 6–7 дней. Наиболее вероятна концентрация главных сил южнее Полесья на 15-й день мобилизации. Румынская армия достигает мобилизационной готовности в течение 5–7 дней. Основные силы сосредотачиваются в районе Яссы-Гущ-Фальчи в течение 18 дней.
После сосредоточения основной удар наносится силами польской армии в направлении Казатин — Киев с целью овладения Правобережной Украиной и городом Киевом. Румынская армия помогает полякам, нанося удар в направлении Умань — Черкассы. Остальные армии выполняют функции по сковыванию сил Красной Армии в ходе частных операций{132}. [61]
Исходя из оперативной картины начального периода войны, на западном ТВД были определены особо уязвимые (на языке военной стратегии — «угрожаемые») районы. К ним были отнесены Карельская АССР, г. Ленинград с прилегающим районом, Западная область РСФСР, БССР, Правобережье УССР и Крымская ССР{133}. По материалам ВСНХ к пятилетнему плану развития промышленности СССР, в этих районах на 1 октября 1927 г. было сосредоточено (по ориентировочным данным) 20% основного капитала, вложенного в промышленность страны. Выпуск продукции от общесоюзного показателя по отраслям составлял:
— металлическая промышленность — 25%; Особенно остро стоял вопрос относительно Ленинграда, предприятия которого выполняли 14,7% от общего объема мобилизационного задания промышленности СССР. При этом по некоторым видам продукции на город приходилось 100% мобилизационного задания. Здесь было полностью сосредоточено производство дюралюминия, аккумуляторов, танков, морской артиллерии, оптических приборов{135}.
Кроме опасности вторжения в пределы СССР сухопутных войск противника, существовала угроза воздушного нападения с применением оружия массового поражения (химического, бактериологического). «Превращение авиации в решающий род войск, усовершенствование химических средств войны, возможное использование инфекционных микробов и проч., и проч. — все это, по существу, опрокидывает самое представление о «фронте» и «тыле» в старом понимании этих слов»{136}.
Военно-стратегическая обстановка на западных границах СССР в случае возникновения войны создавала реальную опасность переноса военных действий на территорию Советского Союза. [62] Развитие авиации и оружия массового поражения позволяло наносить удары по территориям, находящимся за линией фронта. Расположение важных экономических центров страны в непосредственной близости от западной границы представляло серьезную угрозу потери значительной части экономического потенциала, являющегося одним из основных факторов устойчивости государства в длительной борьбе на истощение.
5. Заключение
Советская военная доктрина, сформировавшаяся к середине 20-х годов, подразумевала подготовку к длительной войне с напряжением всех сил государства. Ограниченность экономических ресурсов СССР обуславливала важность их максимального использования для нужд войны и требовала минимизировать ущерб для народного хозяйства от действий противника. С целью максимального использования экономического потенциала в ходе будущей войны необходимо было уже в мирное время проводить мобилизационною подготовку народного хозяйства, и основой этой подготовки должно было стать его мобилизационное планирование.
Военная угроза народному хозяйству состояла, прежде всего, в возможности занятия ряда территорий СССР в начальный период войны — это обуславливалось медленными темпами мобилизации и стратегического развертывания вооруженных сил СССР, слабостью советских вооруженных сил по сравнению с силами вероятного противника. Положение усугублялось наличием в западных районах СССР значительного производственного потенциала и расположением в непосредственной близости от границы таких важных экономических и политических центров, как Ленинград, Минск, Киев, Одесса. Эти города, находившиеся в сфере действия тактической авиации противника, могли быть потеряны в начальный период войны, что значительно осложняло планирование. Наряду с перспективой оставления территорий возникала новая угроза для народного хозяйства приграничных территорий — воздушно-химического нападения. [63]
Таким образом, начало систематической работы по эвакуационной подготовке народного хозяйства в межвоенный период было обусловлено, во-первых, отчетливо осознаваемой военной угрозой и, соответственно, развитием концепции комплексной подготовки народного хозяйства к войне, которая разрабатывалась на основе военной доктрины и опыта эвакуационной работы в годы Первой мировой войны, а также в период иностранной интервенции и Гражданской войны. При этом учитывался опыт ведения эвакуационного планирования в зарубежных странах. Первостепенное внимание уделялось социально-экономической устойчивости государства в условиях военного напряжения.
Военная и политическая обстановка 20-х годов определила включение эвакуационной подготовки в комплексную систему мобилизационной подготовки народного хозяйства. [66]
— электротехническая промышленность — свыше 50%;
— химическая промышленность — 35%;
— кожевенная промышленность — около 25%;
— бумажная промышленность — свыше 50%{134}.