НАЦИСТСКАЯ ОККУПАЦИЯ И КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В РОССИИ 1941–1944

Дмитрию Павловичу Отчинаш, не вернувшемуся с той войны и Михаилу Константиновичу Соловьеву, прошедшему солдатскими дорогами Белоруссию в 1941 году, Сталинград в 1942 и тяжело раненому в 1945 году на Висле посвящает эту книгу с любовью и признательностью внук

Введение

В тысячелетней истории нашего отечества события Великой Отечественной войны стали одними из наиболее суровых испытаний для страны. Победу, за которую пришлось заплатить миллионами человеческих жизней, удалось завоевать только благодаря консолидации всего общества. В ходе боевых действий большую роль играли не только военная техника и талант полководцев, но и патриотизм, интернационализм, честь и достоинство каждого человека.

В борьбе с фашистской Германией Советскому Союзу противостояло одно из самых милитаризованных государств, руководители которого стремились к мировому господству. От исхода этой схватки зависели судьбы многих народов и стран: идти им по пути социального прогресса или быть на долгое время порабощенными, отброшенными назад, к мрачным временам мракобесия и тирании.

Нацисты рассчитывали на то, что им удастся внести раскол в советское общество из-за событий предвоенных лет: насильственной коллективизации, необоснованных массовых репрессий, конфликту государства с Церковью. В основном их планам не суждено было сбыться.

В победе, одержанной Советским Союзом над немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, ажную роль сыграло единение всего народа, на фронте, в тылу и на территории, временно занятой вооруженными силами нацистской Германии.

Объектом данного исследования является нацистский режим на временно оккупированных территориях Российской Федерации.

Предметом исследования — различные формы сотрудничества граждан нашей страны с захватчиками.

Автор, опираясь на проведенные научные изыскания, широко используя впервые вводимые в научный оборот архивные документы, общую цель этой работы видит во всестороннем рассмотрении «нового порядка», установленного немецко-фашистскими захватчиками в западных областях РСФСР, а также проблем взаимодействия с ним коллаборационистов.

Исходя из этой цели, поставлены следующие задачи:

— раскрыть и описать механизм деятельности нацистских административных органов;

— охарактеризовать деятельность немецких разведывательных и контрразведывательных служб;

— рассмотреть процесс формирования антисоветских воинских частей из местного населения и военнопленных, а также полицейской службы;

— дать описание судебной системы;

— проанализировать нацистскую оккупационную политику в сфере экономики, промышленности и сельского хозяйства;

— дать характеристику банковской системы, заработной платы, различных налогов и сборов;

— проанализировать национальную политику оккупантов, а так же обеспечение контроля за населением посредством регулирования брачно-семейных отношений;

— вскрыть формы и методы осуществления идеологической обработки населения немецко-фашистскими пропагандистскими службами и антикомммунистическими пронацистскими движениями;

— определить специфику деятельности оккупантов в духовно-нравственной сфере: культуре и искусстве, образовании и религии.

Хронологические рамки исследования охватывают события с июля 1941 по июль 1944 гг. — период оккупации войсками нацистской Германии западных областей Российской Федерации.

Северо-Западные районы РСФСР находились под немецкой оккупацией более трех лет. Так, Псков был захвачен вермахтом 9 июля 1941 г., а освобожден только 23 июля 1944 г.

Области Центральной России были заняты нацистами на протяжении почти двух лет. Они вошли в Орел 3 октября 1941 г. (освобожден Красной Армией 5 августа 1943 г.), в Брянск — 6 октября 1941 г. (освобожден Красной Армией 17 сентября 1943 г.), Курск-2 ноября 1941 г. (освобожден Красной Армией 8 февраля 1943 г.).

В ходе наступления германских вооруженных сил на Москву им удалось захватить крупный областной центр Калинин. Он находился в руках немцев с 14 октября по 16 декабря 1941 г.

На территории Крыма нацисты хозяйничали с ноября 1941 г. по май 1944 г.

Летом 1942 г. войска Германии и ее союзников перешли в наступление на южном участке фронта. 24 июля ими был занят Ростов-на-Дону, 3 августа Ворошиловск (Ставрополь), 12 августа — Краснодар. Эта территория была очищена от врага в январе-феврале 1943 г.

С точки зрения международного права военная оккупация — временное занятие территории государства вооруженными силами противника. Сам факт оккупации не решает судьбы захваченных регионов — она определяется, как правило, по окончании войны мирным договором.

Захватив в 1941–1942 году западные и юго-западные области РСФСР нацистская Германия установила здесь жестокий оккупационный режим.

Насаждая на оккупированных территориях свой «новый порядок» нацисты стремились стереть само слово «Россия» с карты так называемой «Новой Европы». Гитлеровские военные органы привлекали российское гражданское население, подконтрольное им, на принудительные работы по обеспечению нужд вермахта и Рейха; была введена широкая система конфискаций и реквизиций.

Для укрепления и поддержания оккупационного режима немецко-фашистские захватчики стремились привлечь «местные кадры».

В словаре иностранных слов понятие «коллаборационист» объясняется следующим образом: «(от французского — collaboration сотрудничество) — изменник, предатель родины, лицо, сотрудничавшее с немецкими захватчиками в оккупированных ими странах в годы Второй мировой войны (1939–1945)»¹.

Но уже в годы первой мировой войны этот термин стал приобретать подобную трактовку и употреблялся отдельно от слова «сотрудничество», обозначая только предательство и измену.

Можно полностью согласиться с М. И. Семирягой, который утверждает, что никакая армия, действующая в качестве оккупантов какой-либо страны, не может обойтись без сотрудничества с властями и населением этой страны. Без такого сотрудничества оккупационная система не может быть дееспособной. Она нуждается в переводчиках, в специалистах-администраторах, хозяйственниках, знатоках политического строя, местных обычаях и т. д.²

Комплекс взаимоотношений между ними и составляет сущность коллаборационизма.

В нашей стране термин «коллаборационизм», для обозначения людей, сотрудничавших в различных формах с нацистским оккупационным режимом, стал употребляться лишь в последнее время. В советской исторической науке обычно использовались слова «предатель», «изменник родины», «пособник». Хотя на Западе (как, впрочем, и в бывших странах социалистического лагеря) лиц, сотрудничавших с нацистами в СССР обычно называли именно коллаборационистами.

Степень вины людей, которые в той или иной форме сотрудничали с оккупантами, безусловно, была разной. Это признавало руководство советским Сопротивлением еще в начальный период войны. Среди старост и прочих представителей «новой русской администрации» были люди, занявшие эти посты по принуждению, по просьбам своих односельчан и по заданию советских спецслужб.

Мы должны учитывать при рассмотрении этой проблемы социально-политические и национальные истоки коллаборационизма, а также причины личного характера, приведшие отдельных граждан к измене своей родине. Поэтому и природа коллаборационизма как явления не так проста и единообразна.

Но в целом при характеристике различных форм сотрудничества советских граждан с нацистским оккупационным режимом для автора нет дилеммы: были ли они патриотами или предателями. Люди, осознанно и добровольно перешедшие на сторону врага и с оружием в руках, или используя свой интеллект, воевавшие на стороне Германии против своего Отечества, не могут рассматриваться как патриоты.

В данной работе рассматриваются различные виды административного, экономического, культурного, духовного, национального и военно-политического коллаборационизма. Вряд ли можно называть изменой в уголовно-правовом смысле этого слова бытовой коллаборационизм, например: размещение на постой солдат противника, оказание для них каких-либо мелких услуг (штопка белья, стирка и т. д.). Трудно обвинить в чем-либо людей, которые под дулами вражеских автоматов занимались расчисткой, ремонтом и охраной железных и шоссейных дорог.

В условиях переоценки событий истории России XX века многие современные исследователи отказываются от ряда догм и положений, устоявшихся в исторической науке за последние десятилетия. Изменился подход и к изучению истории Второй мировой войны. Историкам стали доступны закрытые до последнего времени документы. Всё это позволило по-иному рассмотреть многие события 1939–1945 гг. Они иногда трактуются как столкновение двух тоталитарных систем: Советского Союза и Германии, которые изначально являлись агрессорами. Подобные утверждения ставят под сомнение отечественный характер войны. Критика порядков, имевших место в СССР в годы культа личности Сталина, подкрепляется сейчас положением о том, что в годы Великой Отечественной войны наше общество оказалось расколото на два лагеря: союзников фашизма (в лице полицейских, сотрудников «новой русской администрации», легионеров, власовцев, националистов и прочих коллаборационистов) и их противников. Эти переписчики истории такими заявлениями не просто принижают народный подвиг в те страшные годы, они пытаются опровергнуть Отечественный характер той Великой войны.

Объективное познание исторического прошлого несовместимо с предвзятостью. В нем стоят рядом не только труд и подвиг народа, но и предательство и подлость. Все это нужно видеть и рассматривать минувшие события во всей противоречивой сложности, со всеми негативными и позитивными проявлениями.

При рассмотрении вопроса, связанного с различными формами сотрудничества населения России с нацистским оккупационным режимом, исследователь сталкивается с проблемой достоверности имеющихся материалов по данной проблеме. За последние десятилетия по истории Великой Отечественной войны и, в частности, о положении на захваченной немцами территории, по партизанскому движению, написаны сотни трудов. К ним относятся мемуары непосредственных участников событий, воспоминания партийных, советских и военных руководителей, диссертации, монографии и статьи учёных-историков.

К источниковой базе следует отнести периодическую печать времён войны, листовки, плакаты, воззвания как с советской, так и с противоположной стороны.

Особый интерес представляют документы, хранящиеся в государственных, ведомственных и личных архивах. Значительная часть из них была рассекречена только в середине 90-х годов XX века. К ним относятся распоряжения, приказы, сводки штабов партизанского движения, опросные листы Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), чекистские донесения в Центр о положении на временно оккупированной врагом территории, архивно-следственные дела и материалы, находящиеся в центральных и региональных архивах Управлений Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Большинство из этих документов автором впервые вводится в научный оборот.

Большой интерес представляют материалы подпольных организаций, политотделов партизанских бригад и отрядов, а также отдельных народных мстителей: донесения об оперативной обстановке, информация о проделанной работе, приказы и распоряжения по отрядам.

Невозможно всесторонне исследовать ситуацию на оккупированных территориях без ознакомления с материалами различных немецких и коллаборационистских служб. Это документы военных комендантов, городских и районных управ, полиции, образовательных учреждений, церквей, различных организаций, созданных гитлеровцами для более успешного проведения своей политики. К ним так же относится переписка нацистов с различными коллаборационистскими структурами, методические разработки и планы работы различных фашистских пропагандистских школ, архивы коллаборационистских газет и журналов.

Отдельной группу источников составляют устные и неопубликованные воспоминания непосредственных участников тех событий.

Достоверность источников во много связана с временем их появления. В данном исследовании затрагиваются события, имевшие место на оккупированной территории РСФСР в 1941–1944 гг. На начальном этапе войны представители советского Сопротивления и советских спецслужб не всегда могли дать объективную оценку событий, происходящих на оккупированной нацистами территории России. Это положение можно объяснить, с одной стороны, их неопытностью и неготовностью к подпольной работе в условиях вражеской оккупации: а с другой—недооценкой пропагандистского потенциала противника. Часто советские агенты боялись посылать в Центр информацию, которая могла не понравиться их начальству. Однако уже к 1942 г. эта порочная практика была преодолена.

Наибольший интерес представляют те документы советской стороны, которые несут в себе элемент критики источника информации. К ним относятся разведывательные сводки, опросные листы НКВД, материалы допросов или ревизий. Ни в коем случае не преуменьшая значение и влияние советской периодической печати и листовок, нужно признать, что изложенные в них факты (в особенности в начальный период войны) далеко не всегда соответствовали действительности.

Что касается «правдивости» нацистских средств массовой пропаганды, то она была полностью связана с положением дел на фронтах. В 1941 году, до начала Московской битвы, ложь и дезинформация в них подавались в весьма умеренных дозах. По мере срыва плана молниеносной войны «объективность» оккупационных изданий стала резко падать.

Естественно, эта «объективность» никак не была связана с теми планами по вопросу о будущем России, которые вынашивали руководители III Рейха.

С1942 года прекратилась жёсткая регламентация деятельности сил советского Сопротивления из Центра. Подобное изменение было связано как с затруднениями вести регулярное руководство народными мстителями и подпольщиками из-за линии фронта, так и с большей, чем ранее самостоятельной деятельностью партизанских отрядов и соединений. Это позволило им более успешно заниматься разложенческой работой среди различных категорий коллаборационистов, как вооруженных, так и гражданских.

Начавшийся в 1943 году коренной перелом в войне способствовал активизации политической деятельности противоборствующих сторон. Большая часть пропагандистской работы была возложена оккупантами на всякого рода коллаборационистов. В значительной мере их деятельность замыкалась вокруг крупных немецких гарнизонов. Это было связано с тем, что руководство советским Сопротивлением (к тому времени контролировавшее значительную часть оккупированных территорий), поставило перед личным составом партизанских бригад и соединений, а также оповестило местное население о необходимости первоочередного физического уничтожения всех сотрудников нацистских пропагандистских служб.

Попытка представить населению Советского Союза активную деятельность Русской освободительной армии (РОА), Комитета освобождения народов России (КОНР), Русской освободительной народной армии (РОНА) и т. п. вела к массовой фальсификации документов со стороны пособников оккупантов. Их работа не закончилась 9 мая 1945 года. И в послевоенные десятилетия, оказавшись на Западе, они делали все, чтобы доказать свою непричастность к преступлениям нацизма. Свою деятельность они сводили к борьбе со сталинизмом за якобы подлинно национальные интересы России.

В послевоенные годы были написаны сотни трудов по разным аспектам истории Второй мировой войны. Но в российской исторической науке до сих пор нет работ, в которых комплексно анализируется проблема взаимодействия нацистских и коллаборационистских служб на местах, на временно оккупированной территории нашей страны.

Из работ, написанных за послевоенные десятилетия, по вопросу различных сторон деятельности нацистов и их пособников на оккупированной территории РСФСР, следует выделить две основные группы: воспоминания непосредственных участников событий и научные исследования.

Авторы многих мемуаров (особенно это касается текстов, не подвергавшихся редакторской правке) с хорошим пониманием обстановки и чувством рассказывают о минувших событиях. Они используют воспоминания своих товарищей по борьбе, их устные рассказы, письма, дневники, часто прибегают к архивным документам и материалам.

Но мемуарная литература имеет и свои недостатки из-за присутствия субъективного момента. Нередко авторы воспоминаний оставляют в стороне свои ошибки и промахи, пытаются представить себя в более выигрышном свете. Иногда они незаслуженно критикуют своих соратников по борьбе.

На научно-исследовательскую литературу определённый отпечаток наложил период её написания. Иногда одни и те же авторы изменяли свои подходы и оценки в угоду политической конъюнктуре.

Вопросом генезиса и развития фашистской идеологии активно занимались Д. Е. Мельников, Л. Б. Чёрная, А. С. Бланк, Л. А. Безыменский, Д. М. Проэктор³.

Их труды связаны между собой общим подходом к рассматриваемой проблеме. Внутренняя и внешняя политика нацистов, их политическая и военная стратегия освещаются с точки зрения исследователя исторических корней германского фашизма, его классовой и социально-политической сущности.

В большинстве своём в этих работах, которые несут в себе элементы научно-популярной литературы, авторы ставили перед собой задачи сравнения фашизма и неофашизма в современной им Европе (исследование А. С. Бланка «Старый и новый фашизм»), но монография А. А. Галкина «Германский фашизм» свободна от этих недостатков⁴. Она состоит из трёх разделов: фашизм и правящие классы, фашизм и народные массы, фашистская система манипулирования. Известный исследователь истории III рейха освещает не только генезис нацистской идеологии и её социальное содержание, но и фашистский механизм контроля над обществом, его аппарат организационного воздействия на массы. А. А. Галкин рассматривает события в Германии ещё до начала Второй мировой войны, но поскольку специфика нацистской политики первоначально была апробирована на населении рейха, а затем уже на гражданах оккупированных стран, изучение процесса становления её служб оказывает значительную помощь исследователю при рассмотрении событий Великой Отечественной войны.

В 1965 году в Москве вышла книга «Немецко-фашистский оккупационный режим»⁵. В ней были опубликованы доклады и сообщения советских историков на 3-й международной конференции по истории движения Сопротивления в г. Карловы Вары (Чехословакия). Этот сборник состоял из трех частей: фашистская оккупационная политика, экономическая политика фашистских оккупантов и фашистский террор.

Но к сожалению, ситуация в РСФСР (за исключением статьи П. Р. Шевердалкина «Зверства немецко-фашистских оккупантов на Ленинградской земле») не получила в ней должного отражения. Большинство материалов этого сборника посвящены ситуации на Украине, в Белоруссии, а также в Прибалтике.

Первым серьёзным исследованием, посвященным невоенной деятельности оккупантов, явилась книга А. Н. Залесского «В партизанских краях и зонах» (Патриотический подвиг советского крестьянства в тылу врага (1941–1944 гг.)⁶.

На основе широкого привлечения как опубликованных материалов, так и архивных, автор даёт широкую картину жизни крестьянства на оккупированной территории. Кроме освещения таких вопросов, как функционирование сельского хозяйства в условиях партизанских краёв и зон, борьба колхозников против разграбления и уничтожения гитлеровцами социалистической собственности в деревне, он специально остановился на анализе общественного и домашнего быта населения на оккупированной территории. Богатый фактический материал, изложенный в монографии А. Н. Залесского, представляет несомненный интерес для исследователя, но поскольку процесс его сбора приходится на 50-е годы, это наложило определённый отпечаток на выводы и положения автора. Вся деятельность русского крестьянства на оккупированной территории подаётся им как процесс борьбы за сохранение колхозных порядков, недооценивается степень и уровень воздействия нацистских служб, в частности в аграрной политике.

Крупным исследователем проблем, связанных с деятельностью нацистской оккупационной администрации в годы Великой Отечественной войны, является А. Ф. Юденков, в прошлом один из руководителей партизанского движения на территории Смоленской области. Его фундаментальное исследование «Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории. 1941–1944.», освещает основные направления идеологической борьбы сил Сопротивления с немецко-фашистскими захватчиками⁷.

Автор анализирует систему руководства партизанскими отрядами и подпольем, даёт оценку печати и радио советского тыла, устной пропаганды и печати народных мстителей. В отдельном параграфе работы рассмотрены содержание и формы фашистской пропаганды среди населения захваченных советских территорий. Богатый фактический материал, построенный на широком привлечении архивных документов, анализ всех аспектов идеологической деятельности подполья делает эту монографию наиболее серьёзным исследованием в СССР по данной проблеме.

Кроме вышеуказанного исследования А. Ф. Юденков в соавторстве с М. М. Загорулько выпустил работу «Крах экономических планов фашистской Германии на временно оккупированной территории СССР»⁸. В 1980 году она была переиздана под названием «Крах операции Ольденбург» ⁹. Авторы анализируют в ней планы фашистской Германии по использованию экономики оккупированных областей СССР. Процесс становления немецко-фашистского оккупационного режима показан параллельно со становлением советского сопротивления и его борьбой за срыв экономических планов захватчиков.

Работы А. Ф. Юденкова и М. М. Загорулько явились значительным вкладом в изучение основных направлений деятельности оккупантов и сопротивления в экономической сфере.

Крупной работой, в которой воедино связаны пропагандистская деятельность на оккупированной территории как советской, так и немецко-фашистской стороны, является книга И. А. Ивлева и А. Ф. Юденкова «Оружием контрпропаганды»¹⁰.

Авторы проанализировали не только формы и средства советской пропаганды, но и дали оценку «психологической войне» гитлеровцев на оккупированной территории СССР. В приложении даётся самый полный список газет, издававшихся советскими партизанами и подпольщиками на оккупированной территории СССР в годы Великой Отечественной войны — 406 наименований. Но следует отметить, что опубликованный далее список антисоветских газет, журналов и бюллетеней, издававшихся фашистскими захватчиками и их прислужниками на оккупированной советской территории в период 1941–1944 гг., не является всеобъемлющим (256 наименований). Если в первом списке авторы указали газеты, не только имеющиеся в архивах, но и просто упоминающиеся в партизанских сводках, донесениях, послевоенных мемуарах, то мимо их внимания почему-то прошли те издания оккупантов, подшивки которых хранятся не только в региональных, но и центральных архивах: «Гдовский вестник», «Новая Европа», «Боевой листок» и т. д.¹¹

Но в целом подобные недостатки не снижают большой научной значимости данной работы.

Попытку всестороннего рассмотрения борьбы советского рабочего класса на оккупированной фашистами территории СССР в 1941–1944 гг. предпринял В. Н. Земсков¹². К сожалению, автор практически не использовал материалы архивов, более того, ряд фактов, подтверждающих его выводы, он приводит по научно-популярной литературе. Иногда это ведёт к грубым ошибкам, как, например, рассказ о генерале Власове, занимающемся вербовкой в РОА на территории Белоруссии в 1942 году¹³.

В. М. Гриднев в монографии «Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики (1941–1944 гг.)», используя богатую источниковую базу, проанализировал аграрную политику оккупантов¹⁴.

В 1973 г. вышел сборник «Неотвратимое возмездие», посвященный судебным процессам над руководителями антисоветских формирований, карателями и прочими пособниками гитлеровцев¹⁵. Значение этой книги в том, что информация об этих процессах и деятельности подсудимых, ранее засекреченная, стала доступной широким слоям читателей.

В 60-х-70-х гг. вышло несколько публикаций, посвященных судебному процессу над Власовым в 1946 г.¹⁶ В них доказывалось, что власовское движение — всего лишь предательство своего Отечества.

В 90-х годах, в условиях начавшегося переосмысления всей истории нашей страны, особенно XX века, на страницах периодической печати разгорелась дискуссия о месте и роли коллаборационистского движения в России в событиях 1941–1945 гг.

Публикация Н. Коренюка в журнале «Огонек» строилась в основном на мемуарах ветеранов власовского движения¹⁷. Косвенно в ней признавались заслуги A.A. Власова в формировании антисталинского движения и ему приписывалось создание достаточно многочисленной армии.

Поскольку эта публикация имела большой резонанс среди научной общественности, «Военно-исторический журнал» приступил в качестве контраргументации к публикации серии очерков А. Ф. Катусева и В. Г. Оппокова. В них авторы, широко привлекая как немецкие трофейные документы, так и материалы судебного процесса над руководством РОА в Москве, во многом опровергали апологетов власовского движения. Убедительно была показана подчинённость всех без исключения коллаборационистских структур нацистам, вторичность их действий¹⁸.

Большой интерес для исследователей представляют документы, подготовленные к изданию архивной группой Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». В открытой печати вышло два тома в четырех книгах. В них опубликованы как советские, так и трофейные немецкие документы, показывающие положение на оккупированной территории России¹⁹.

С1997 г. ЦОС ФСБ совместно с Академией ФСБ проводят ежегодные «Исторические чтения на Лубянке». Конференция 2000 года была посвящена рассмотрению проблем, связанных с деятельностью отечественных спецслужб накануне и в годы Великой Отечественной войны²⁰.

С середины 90-х годов в России появились статьи и книги, рассказывающие о различных формах русского коллаборационизма в апологетических тонах. К ним относятся, в первую очередь, статьи К. Александрова в журналах «Посев» и «Новый часовой»²¹.

С1997 г. в Москве под редакцией А. В. Окорокова выходят «Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941–1945 гг.)»²².

В опубликованных четырех выпусках содержатся статьи, воспоминания «участников РОД», фотодокументы и «краткие биографические данные участников РОД».

Власовское движение в них называется «Русским Освободительным Движением» (именно в таком написании, все слова с большой буквы. — Б. К.). О советском сопротивлении пишется в уничижительных тонах, авторами статей игнорируются общеизвестные факты о подчиненности различных коллаборационистских служб немецким разведывательным и пропагандистским органам.

Более объективны в этом отношении (хотя и с весьма спорными выводами) исследования С. И. Дробязко²³.

В 2000 г. А. В. Окороков опубликовал монографию «Антисоветские воинские формирования в годы второй мировой войны»²⁴.

В ней он несколько отошел от тех положений, которые защищал в своих статьях в «Материалах по истории Русского Освободительного Движения». Но одним из тезисов данной работы является утверждение, что «ни в одной стране, подвергшейся германскому нападению, не нашлось столь значительного количества людей, надевших форму вражеской армии и в той или иной степени принявших участие в войне против фактически собственного государства и его союзников»²⁵. С этим утверждением, безусловно, нельзя согласиться.

Но в последние годы также вышло немало серьезных и объективных работ. Так, в исследовании В. А. Иванова «Миссия ордена. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х — 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР)» убедительно показана трагедия первых недель войны, ситуация на оккупированных врагом территориях²⁶.

Изучением истории советского Сопротивления на оккупированной территории России уже много лет занимается известный петербургский ученый В. М. Ковальчук²⁷.

В 1998 г. в Казани вышла книга И. А. Гилязова «На другой стороне (коллаборационисты из поволжско-приуральских татар в годы Второй мировой войны»²⁸.

Автор широко использовал в ней документы найденные им в архивах ФРГ: во Фрайбурге и Потсдаме. Он постарался дать объективную оценку этой острой проблеме. Работа написана с позиции, что война — это такое страшное испытание, такое многообразное явление, такой перелом в судьбах стран, народов и отдельных личностей, что ее последствия в психологическом восприятии каждого отдельного человека, в его поступках могли быть разными²⁹.

Исследование М. И. Семиряги «Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны» является этапным для российской исторической науки³⁰.

В этой книге убедительно доказывается, что коллаборационизм — это разновидность фашизма и практика сотрудничества национальных предателей с гитлеровскими оккупационными властями в ущерб своему народу и родине.

В своей книге М. И. Семиряга рассматривает различные проявления коллаборационизма в области экономики, культуры, науки, а также военное сотрудничество с нацистами в странах Западной и Восточной Европы. Отдельно рассматриваются события в республиках Советского Союза.

В 1997 г. авторский коллектив петербургских ученых выпустил исследование «Правда и вымыслы о войне. Проблема историографии Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг.» В ней отдельный параграф посвящен советскому коллаборационизму³¹.

Из наиболее фундаментальных работ общего характера о событиях второй мировой войны следует отметить выпущенный в 1960–1965 гг. Военным издательством министерства обороны СССР шеститомник «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945». Её авторы ввели в научный оборот огромный материал, отражающий все основные стороны истории войны, в том числе и события на оккупированной нацистами территории нашей страны³².

В 1973–1982 гг. в этом же издательстве вышли 12 томов «Истории второй мировой войны 1939–1945»³³.

В этом наиболее крупном коллективном исследовании о тех событиях, когда-либо выходившем на русском языке, начиная с четвёртого тома, много места отведено истории Великой Отечественной войны, явившейся важнейшей составной частью истории второй мировой войны.

Отдельные главы этого труда посвящены были борьбе советских людей в тылу врага.

К сорокалетию Победы, в 1985 году, вышла энциклопедия «Великая Отечественная война». Она явилась своего рода итогом изучения этой проблемы в Советском Союзе за послевоенные четыре десятилетия.

Однако в трудах советских и российских исследователей история коллаборации в России в годы Великой Отечественной войны не получила такого широкого освещения, как в книгах, изданных на Западе. Многие из них уже переведены на русский язык и выпущены в России.

С конца 40-х годов на Западе начался выпуск книг, принадлежащих перу генералитета вермахта. В Советском Союзе они были переведены и изданы во второй половине 50-х годов. В некоторых из них освещается процесс становления и развития нацистских оккупационных служб. В сборнике «Итоги второй мировой войны» кроме статей, посвященных деятельности вермахта, ВМФ, ВВС, опубликованы исследования Г. Гудериана «Опыт войны с Россией», Л. Рендулича «Партизанская война», П. Леверкюна «Служба разведки и контрразведки», Г-И. Рике «Продовольственная проблема и сельское хозяйство за время войны», К. Пфеффера «Немцы и другие народы во второй. мировой войне»³⁴.

Провал различных акций немецких служб объяснялся авторами этой книги невыполнением обещаний о самоуправлении, земельной реформе, недооценкой национального вопроса и, в частности, интернационализма.

Во многом повторял положения «Итогов второй мировой войны» сборник «Мировая война 1939–1945», также составленный из воспоминаний гитлеровского генералитета³⁵.

Управлением военно-исторических исследований вооруженных сил ФРГ в 70-х годах XX века была начата и ныне завершена работа над изданием десятитомного труда «Германский рейх и Вторая мировая война». В четвертом томе «Наступление на Советский Союз» дается наиболее полное в западной литературе изложение событий, связанных с начальным этапом Великой Отечественной войны³⁶.

Совершенно в ином ключе написана книга ученого из ГДР Норберта Мюллера «Вермахт и оккупация (1941–1944). О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории»³⁷. В этом исследовании сотрудника Института военной истории ГДР разоблачается преступная роль гитлеровского вермахта в осуществлении оккупационного режима на занятой фашистскими захватчиками территории СССР.

Победу в 1945 г. праздновали одновременно в Лондоне, Москве и Вашингтоне. Но ещё не успел закончиться процесс над нацистскими преступниками в Нюрнберге, как Европа оказалась разделена железным занавесом.

В этих условиях вчерашний союзник, превратившийся в потенциального противника, не мог рассчитывать на сочувствие в мемуарах и исторических трудах бывших товарищей по оружию. Особое место в этом ряду занимали представители русского коллаборационистского движения, сотрудничавшие в годы войны с гитлеровцами.

Оказавшись на Западе эти люди всячески пытались доказать новым хозяевам независимость своих действий в годы Второй мировой войны от руководства III рейха. Более того, они пытались убедить своих слушателей и читателей в том, что их работа являлись частью антинацистского Сопротивления.

События прошедшей войны в их книгах, статьях, выступлениях трактовались как столкновения двух тоталитарных систем, которые изначально являлись агрессорами. Русская же коллаборация выступала как некая «третья сила», боровшаяся за независимую национальную Россию, не принимавшая ни коммунизм, ни фашизм.

Подобные утверждения появились в западной литературе уже с конца сороковых годов, когда ветераны Русской освободительной армии и прочих соединений, созданных по инициативе гитлеровцев, стали публиковать свои воспоминания. В них говорилось, что Гитлер проиграл свою войну против Сталина ещё до начала войны, когда взял курс на уничтожение всего русского народа, а не одного коммунистического режима. Попытки противопоставить «честных» солдат вермахта и фашистских партийных бонз преследовали одну цель: доказать, что в условиях вражеской оккупации наиболее здравомыслящие нацисты шли на то, чтобы в союзе с местным населением создать независимую русскую адшшистрацию.

Адъютант Власова полковник В. Поздняков, активно публиковавшийся до этого в периодической печати, выпустил в 70-е годы два тома документов и воспоминаний «Андрей Андреевич Власов»³⁸ и «Рождение РОА»³⁹. Вслед за ним опубликовали свои мемуары начальник власовской личной канцелярии полковник К. Г. Кромиади «За землю, за волю..»⁴⁰, представитель Украинского комитета Ф. Б. Богатырчук «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому Манифесту»⁴¹, протоиерей Александр Киселёв «Облик генерала Власова»⁴².

Во всех этих работах авторы всячески пытались снять с себя обвинения в активном сотрудничестве с нацистами, более того, они писали, что являлись во многом антифашистами. Генерал Власов и другие известные деятели коллаборации изображались ими исключительно в светлых тонах.

Особое место занимают воспоминания А. Казанцева «Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом»⁴³.

Автор, активный деятель народно-трудового союза, журналист, описывает попытки создания русских антикоммунистических вооружённых сил в нацистской Германии и на оккупированной территории СССР. Написанная по свежим следам событий книга (хотя автор и не ставил перед собой подобной цели) показывает бессилие русских коллаборационистов, сотрудничество которых с немцами использовалось последними для укрепления своей власти в России.

Многие утверждения этого автора в свое время были убедительно разоблачены российскими учеными. Так, Казанцев писал в своей книге о том, что советская интеллигенция, и, в особенности, интеллигенция Ленинграда была настроена в начальный период войны исключительно прогермански и антисоветски⁴⁴. Но исследование Г. Л. Соболева «Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны» показывает несостоятельность подобного заявления⁴⁵.

В. К. Штрик-Штрикфельд, петербургский немец, живший после революции в Риге, был привлечён к разведывательно-пропагандистской работу в вермахте в 1941 г., незадолго до нападения Германии на Советский Союз. Именно он занимался идеологической обработкой генерала Власова в винницком лагере военнопленных в 1942 г. В течение всей войны он активно работал по созданию различных русских коллаборационистских структур. В 1975 г. им была выпущена книга «Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение». В 1993 г. она вышла новым изданием в Москве⁴⁶.

Описывая русскую коллаборацию в исключительно светлых тонах автор, однако, признаёт, что руководство III рейха пошло на контакт с Власовым лишь к концу войны, когда боевые действия стали вестись уже непосредственно на территории Германии. До этого он воспринимался ими как чисто рекламный трюк, предназначенный для дезориентации населения Советского Союза. Следует отметить и такое признание Штрик-Штрикфельда, что наибольшую финансовую и моральную поддержку власовцы получали от нацистских разведывательных служб и, в первую очередь, от абвера.

Проблема коллаборации в России в годы Второй мировой войны привлекла и ряд исследователей, никогда не принимавших участие в боевых действиях.

Наиболее подробно проанализировал различные аспекты деятельности фашистов в Советском Союзе американский историк Александр Даллин в своей книге «Германское владычество в России 1941–1944. Исследование оккупационной политики», выпущенной в Великобритании в 1957 г.⁴⁷

Автор давал оценку нацистской государственной машине не как единому целому, а как более сложному механизму, раздираемому борьбой за власть между различными кланами. Отталкиваясь от этой гипотезы он пытался доказать, что содействие Русская освободительная армия получала, в первую очередь, от тех немцев, которым была не по душе теория «унтерменшей» (недочеловеков).

Во многом близок к этой точке зрения Джеральд Рейтлингер. Его книга «Дом, построенный на песке. Противоречия германской политики в России 1939–1945», практически полностью повторяет выводы Даллина⁴⁸.

В 1988 г. вышла книга американского исследователя Тимоти Патрика Маллигана «Политика иллюзий и империя. Германская оккупационная политика в Советском Союзе», написанная практически на том же материале, что и книга Даллина⁴⁹.

Из англоязычной литературы наибольший интерес представляет работа Роберта Герцштейна «Война, которую выиграл Гитлер»⁵⁰. Она посвящена истории функционирования министерства Пропаганды III рейха.

В Германии историей коллаборации в России занимается Иоахим Хофманн, работающий в Институте по изучению военной истории. Его перу принадлежат такие исследования, как «Восточные легионы 1941–1943»⁵¹ и «История Власовской армии»⁵².

Основная ценность данных исследований заключается в широком привлечении архивных документов, хранящихся в военном архиве ФРГ во Фрайбурге. Анализируя «Остполитик» (так называлась политика, проводившаяся нацистами, в отношении СССР) он относит наличие так называемого «русского освободительного движения» к побочным продуктам перекрёстных политических течений внутри III рейха.

Немецкий журналист Свен Стеенберг, написавший биографию Власова, опирался, в первую очередь, на воспоминания немцев, причастных к деятельности русской коллаборации в годы войны. Командующий РОА изображался в нём как патриот своей родины, не видевший иного пути борьбы со Сталиным, как во временном союзе с Гитлером⁵³.

В исследовании Р. Днепрова «Власовское ли?», опубликованном в журнале «Континент», утверждалось, что в ряде мест, в частности в районе Локоть Брянской области, нацисты пошли на образование «…самоуправляющегося края с собственной армией и соответствующими управлениями. Там не было ни немцев ни партизан, т. к. последние боялись туда соваться»⁵⁴.

Попытку обобщения всех материалов по этой проблеме предприняла Екатерина Андреева в своём исследовании «Генерал Власов и Русское Освободительное движение»⁵⁵. Она проанализировала основные пропагандистские акции русской коллаборации и дала характеристику руководству РОА. В концептуальном плане эта работа продолжила традиции теории «Третьей силы».

Иначе оценивали действия русских коллаборационистов исследователи, относившиеся к первой волне эмиграции. Так Б. Л. Двинов в своих публикациях в газете «Новое русское слово» и в «Новом журнале» утверждал, что переход русских граждан на сторону немцев и, в частности, Власова происходил не по политическим мотивам, а для того, чтобы спасти собственную жизнь. Власов, по их мнению, был предателем, которого немцы просто использовали в своих целях. Двинов отмечал, что практически все русские люди видели в Гитлере своего злейшего врага и в этих условиях сотрудничество с ним (в любых формах) ничего, кроме отвращения, не вызывало⁵⁶.

В серии «Исследования новейшей русской истории», выходящей под общей редакцией А. И. Солженицина, вышла книга И. А. Дугаса и Ф. Я. Черона «Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным»⁵⁷. Рассказывая о трагедии советских военнопленных они не могли пройти мимо вопроса сотрудничества некоторой части их с немцами. Хотя авторы и разделяют мнение о том, что Власов «.. показал себя патриотом, твёрдо стоящим на позициях Русского Освободительного Движения», они признают, что «немцы… использовали имя Власова для своих целей на Востоке… От имени Власова немецкая пропаганда печатала в миллионах экземпляров листовки глупейшего иногда содержания…» Не согласны авторы и с утверждением о массовом характере РОА (в литературе встречаются утверждения, что Власову удалось собрать под свои знамёна до 1 миллиона человек). И. А. Дугас и Ф. Я. Черон приводят другие цифры: «На 8 апреля 1945 г., т. е. за месяц до капитуляции Германии в армии под командованием генерала Власова находилось 50–60 тысяч человек»⁵⁸.

Все больше выходит работ, посвященных такой острой проблеме нацистского режима, как Холокост. Этим специально занимается находящийся в Израиле «Национальный Институт Памяти жертв нацизма и героев Сопротивления» (Яд-Ва-Шем)⁵⁹.

Также изучением данного вопроса занимается и американский «Мемориальный музей холокоста Соединенных Штатов». В 2000 году там вышла книга Мартина Дина «Коллаборация и холокост. Преступления местной полиции в Белоруссии и Украине, 1941-44»⁶⁰. В ней имеются материалы, посвященные и западным районам России.

К пятидесятилетию со дня окончания второй мировой войны в Германии было опубликовано немало коллективных работ немецких историков, посвященных различным аспектам нацистской оккупационной политики. Из них следует отметить такие исследования, как «Оккупация и коллаборация. 1938–1945» и «Взгляд на Россию в Третьем Рейхе», «Война Германии против Советского Союза. 1941–1945 гг.»⁶¹

Проблему сотрудничества некоторых представителей русского населения с оккупантами критически осмысливает в своих статьях немецкий исследователь Герхарт Хасс^б2.

Под редакцией Вольфганга Михалки вышла книга «Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований»⁶³. В этом сборнике статей (в основном немецких ученых) читателю предлагаются «новые подходы при изучении этой крупнейшей катастрофы в истории человечества»⁶⁴.

Но несмотря на все многообразие литературы, посвященной различным аспектам нацистского оккупационного режима и проблемам коллаборационизма в России, пока еще нет комплексного исследования по этой проблеме.

Отсутствием работ в данной сфере сейчас воспользовались те, кто прямо или косвенно пытается реабилитировать лиц, сотрудничавших с немцами в годы Великой Отечественной войны. Активно используя средства массовой информации они проводят мысль о самостоятельности русского коллаборационистского движения. Одной из важнейших задач, стоящих сейчас перед отечественными историками является объективное исследование данной проблемы, разоблачение подобных утверждений.

Примечания

1 Современный словарь иностранных слов. М, 1993. С. 287.

2 Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М, 2000. С. 5.

3 Мельников Д. Е., Чёрная Л. Б. Преступник № 1: нацистский режим и его фюрер. М., 1982; Бланк А. С. Старый и новый фашизм. М, 1982; Безыменский Л. А. Разгаданные тайны третьего рейха, М, 1984; Проэктор Д. М. Фашизм: пути агрессии игибели. М.,1985.

4 Галкин А. А. Германский фашизм. М., 1989.

5 Немецко-фашистский оккупационный режим. М., 1965.

6 Залесский А.И. В партизанских краях и зонах. М., 1962.

7 Юденков А. Ф. Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории 1941–1944 гг. М., 1971.

8 Загорулько М. М. Юденков А. Ф. Крах экономических планов фашистской Германии на временно оккупированной территории СССР. М, 1970.

9 Загорулько М. М. Юденков А. Ф. Крах операции «Олъденбург». М., 1980.

10 Ивлев И. А., Юденков А. Ф. Оружием контрпропаганды. М., 1988.

11 Центральный государственный архив историко-политических документов, Санкт-Петербург (далее — ЦГАИПДФ. 0-116. Оп. 9. Д. 647. Л. 1 — 24;

12 там же, Д. 653. Л. 1–8;

13 там же, Д. 135. Л.11–14.

Земсков В. Н. Ведущая сила всенародной борьбы. М., 1986.

13 Там же. С, 159.

14 Гриднев В.М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики 1941–1944 гг. М., 1976.

15 Неотвратимое возмездие. М., 1973.

16 ТитовФ. Дело Власова и других//На страже социалистической законности. М., 1968. Тишков А. В. «Предатель перед Советским Судом» // Советское государство и право. 1973. № 2.

17 КоренюкН. Трудно расстаться с мифами //Огонёк. 1990, № 46, С. 29–31.

18 Катусев А. Ф. Оппоков В. Г. Иуды// Военно-исторический журнал. 1990. № 4, С. 62–80; Движение, которого не было, или история власовского предательства. // Военно-исторический журнал. 1991. № 4, С. 18–29, № 7, С. 12–21, № 9, С. 45–52, № 12, С. 31–42.

19 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Накануне. М., 1995 Кн. 1–2.; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Начало. М., 2000. Кн. 1–2.

20 Исторические чтения на Лубянке 2000 год. Отечественные спецслужбы накануне и в годы Великой Отечественной войны. М.; Великий Новгород, 2001.

21 Александров К. Комбриг Бессонов и десант в ГУЛАГ // Посев. 1997, № 5; Александров К. М. Казачество России в 1941–1943 гг.: неизвестные страницы истории //Новый часовой. 1995. № 3; Александров К. М. Трагедия русского казачества 1943–1944. //Новый часовой. 1996. № 4; Александров К. М. Казачество России во Второй мировой войне: к истории создания Казачьего Стана (1942–1943 гг.) // Новый часовой. 1997. № 5.

22 Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941–1945 гг.). М., 1997–1999. Выпуск I–IV.

23 Дробязко С. И. Вторая мировая война. Русская освободительная армия. — М., 1998; Дробязко С. И. Локотьский автономный округ и Русская Освободительная Армия. // Материалы по истории Русского Освободительного Движения. Выпуск 1.

24 Окороков A.B. Антисоветские воинские формирования в годы второй мировой войны. М., 2000.

25 Там же. С. 4.

26 Иванов В.А. Миссия ордена. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х-40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР). СПб., 1997. С. 244–245.

27 Ленинградский партизанский край // Проблемы социально-экономической и политической истории России. — СПб., 1999.

28 Гилязов И. А. На другой стороне (коллаборационисты из поволжско-приуральских татар в годы второй мировой войны). Казань, 1998.

29 Там же, С. 4.

3 °Cемиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., 2000.

31 Правда и вымыслы о войне. Проблема историографии Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. — СПб.; Пушкин, 1997.

32 История Великой Отечественной войны Советского Союза. — М., 1960–1965. Т. 1–6.

33 История второй мировой войны 1939–1945. — М., 1973–1982. Т. 1 -12.

34 Итоги второй мировой войны, М., 1957.

35 Мировая война 1939–1945, М., 1957.

36 Das Deutshe Reich und der Zweite Weltkrieg. Der Angriff auf die Soyjetunion. Stuttgart, 1983. Bd. 4.

37 Мюллер Н. Вермахт и оккупация. М., 1974.

38 Поздняков В. В. Андрей Андреевич Власов. Сиракузы, США, 1973.

39 Поздняков В. В. Рождение РОА, Сиракузы. США, 1972. ^Кромиади К. Г. За землю, за волю… Сан-Франциско, 1980.

41 Богатырчук Ф. Б. Мой жизненный путь к Власову и Пражскому Манифесту. Сан-Франциско, 1978.

42 Киселёв А. Облик генерала Власова. Нью-Йорк, 1977.

43 Казанцев А. С. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом, Франкфурт-на-Майне, 1974.

44 Там же. С. 58–59.

45 Соболев Г.Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Л., 1966.

46 Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. М., 1993.

47 Daliin А. German rule in Russia 1941–1945: A study of occupation polities. L., 1957.

48 Reitlinger G. A. House built on Sand: Conflicts of German policy in Russia 1939–1945. L., 1960.

49 Mulligan Т. Р. The politics of illusion and empire. German Occupation Policy in the Soviet Union, 1942–1943., N.Y., 1988.

50 Герцштейн Р. Э.Война, которую выиграл Гитлер. Смоленск, 1996.

51 Hoffmann J. Die Ostlegionen 1941–1943. Freiburg, 1976.

52 Hoffmann J. Die Geschichte der Wlassow-Armee. Freiburg, 1984. "СтеенбергС. Власов. Мельбурн, 1974.

54 Днепров Р. Власовское ли? // Континент. 1980. № 23.

55 Andreyev С. Vlasov and the Russian Liberation Movement. Cambridge, 1987.

56 Двинов Б.Л. Власовское движение в свете документов. Нью-Йорк, 1950. Дугас И. А., Черон Ф. Я. Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж, 1994.

58 Там же. С. 317.

59 Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации, Иерусалим, 1992.

60 Dean M. Collaboration in the Holocaust. N. Y., 2000.

61 Война Германии против Советского Союза. Берлин, 1994.

62 Хасс Г. О немецкой оккупационной политике в областях перед Ленинградом. 1941–1944 гг. //Доклад на международной конференции «Проблемы истории блокады и битвы за Ленинград — правда истории». Санкт-Петербург 18.01.-19.01.1994.

63 Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. М., 1996.

64 Там же, С. 2.

Часть I. УСТАНОВЛЕНИЕ «НОВОГО ПОРЯДКА»

Глава 1. Территориальное деление и административные органы оккупированной территории России

Высшим органом III Рейха по управлению захваченной советской территорией являлось министерство по делам оккупированных областей на Востоке (Восточное министерство), учрежденное указом Гитлера 18 ноября 1941 года. Во главе министерства стоял бывший подданный Российской империи, один из ветеранов нацистского движения Альфред Розенберг, его заместителем и постоянным представителем на оккупированной территории являлся Альфред Мейер.

Для административных органов в оккупированных районах РСФСР первоначально немцы собирались готовить кадры из числа белоэмигрантов, с которьми представители национал-социалистической партии имели контакты еще в 20-е годы. Перед войной в Германию были приглашены различные представители русской антикоммунистической эмиграции из Харбина, Шанхая, Бостона, Парижа, Белграда, Софии и Бухареста¹.

Эти люди проходили подготовку на специальных курсах, где изучались советская конституция, организация сельского хозяйства в СССР, отдельные города и районы, состав советских и партийных работников. До и после начала войны среди них подыскивались и подготавливались кандидаты в «русское правительство», которое явилось бы в глазах населения более авторитетной силой, чем немецкие оккупационные службы. Созданный немцами в Варшаве еще до войны Русский национальный комитет вскоре после начала войны был переведен в Берлин. Он рассматривался некоторыми западными газетами как попытка создать русское «квислинговское» правительство. Но уже к концу 1941 года его деятельность практически прекратилась. Даже не приступив к своей работе, комитет оказался ненужным для нацистов.

На совещании в штаб-квартире 16 июля 1941 года Гитлер следующим образом обосновал необходимость нового административно-территориального деления на оккупированной советской территории: «Теперь перед нами стоит задача разрезать территорию этого громадного пирога так, как это нам нужно, с тем, чтобы суметь, во-первых, господствовать над ней, во-вторых, управлять ею, в-третьих, эксплуатировать ее»².

Заигрывание со славянами, осуществление на практике пропагандистского лозунга «создание новой России — государства, свободного от большевиков» в условиях успешного осуществления плана молниеносной войны казалось руководству III Рейха не только непозволительной роскошью, но и ошибкой. Но подготовленные кадры из числа эмигрантов затем стали активно использоваться в пропагандистских службах, полиции, в спецслужбах и в различных подразделениях коллаборационистской «новой русской администрации» на второстепенных постах.

19 октября 1941 года обер-квартирмейстер при командовании 16-й армии вермахта выпустил циркулярное письмо «О списке гражданских лиц, настроенных лояльно к Германии». В нем говорилось, что «новое политическое деление русского населения наталкивается на этой стадии оккупации на особенные трудности. На политических основаниях в новом строительстве не могут быть использованы ни эмигранты, ни их потомки, несмотря на их однозначно антибольшевистские настроения»³.

Изменившееся отношение нацистов к антибольшевистской эмиграции объясняется во многом рекомендациями, которые исходили от ведомства Геббельса. Советская пропаганда в начале войны заявляла о стремлении гитлеровцев вернуть в Россию «помещиков и капиталистов, сбежавших после революции на Запад». Ставка на антисоветские элементы из числа граждан СССР должна была показать русскому населению обратное. Также оккупанты отлично понимали, что люди, почти двадцать лет прожившие за границей и не знающие реалий советского общества, вряд ли смогут стать их действенными помощниками.

Оккупационные власти применяли дифференцированный подход к населению (не в последнюю очередь по критерию «расовой полноценности»): определенная часть привлекалась к сотрудничеству. Все это было направлено на достижение единственной цели — установление в России долговременного господства Германии, 2 Ковалев Б. Н.

25 января 1942 года Альфред Розенберг дал интервью газете «Кракауэр цайтунг», в котором шла речь «о будущем Восточных земель».

Имперский министр высказал в этой беседе свои мысли о современном и будущем положении европейского Востока и, в первую очередь, Имперского комиссариата Восточных земель. По его мнению, союз СССР, Великобритании и США в случае победы над Германией привел бы народы Европы к прямому физическому уничтожению, упадку культуры и установлению кровавого режима⁴.

Следовательно, как писала пронацистская пресса, все жители «Новой Европы» должны объединяться в борьбе с «англо-американо-советской опасностью»⁵.

Но что касается будущего России, (причем, это слово ни разу в его интервью не прозвучало) Розенберг отделался весьма расплывчатым заявлением: «До окончания военных действий невозможно окончательно установить политическую форму. Тут играют роль различные факторы, которые должны быть приняты во внимание: история отдельных областей, традиции различных обществ, образ поведения краёв и народов, которые находятся ныне под германским управлением, а также множество других моментов. Наша задача, а тем более задача всех других состоит только в том, чтобы упорным трудом примениться к общему положению, мобилизовать всевозможные силы, чтобы обеспечить защиту Восточных областей, а германским вооружённым силам доставить всё необходимое. Готовность к честной работе и результаты её будут решающим моментом в подготовке будущего правопорядка»⁶.

Территория Советского Союза, захваченная вермахтом, подчинялась как военной (оперативная область), так и гражданской (области гражданского управления) администрации. Особые права получили уполномоченный по четырехлетнему плану Герман Геринг и рейхсфюрер СС, начальник немецкой полиции Генрих Гиммлер. Руководство экономикой в оккупированных областях осуществлялось штабом по управлению экономикой Ост. Службы СС и полиции не ограничивались выполнением своих непосредственных функций, их влияние на захваченных территориях в ходе войны постоянно возрастало⁷.

Во главе военной администрации стоял генеральный квартирмейстер верховного командования сухопутных войск. Общая ответственность за гражданское управление возлагалась на Имперское министерство по делам оккупированных Восточных областей.

Занятые немецкими войсками советские районы указом Гитлера от 17 июля 1941 года были разделены на рейхскомиссариаты, генеральные округа, области и округа, районы (уезды), во главе которых были поставлены рейхскомиссары, генеральные комиссары, гебитскомиссары и районные комиссары.

Имперский комиссариат «Московия» особенно беспокоил гитлеровцев. Он должен был, по их расчетам, состоять из семи генеральных комиссариатов: в Москве, Туле, Горьком, Казани, Уфе, Свердловске и Кирове. Для того чтобы «Московия» занимала как можно меньшую территорию, ряд областей с русским населением гитлеровцы собирались присоединить к соседним комиссариатам. Так, к «Остланду» (т. е. к Прибалтике), должны были относиться Новгород и Смоленск; к комиссариату «Украина» — Брянск, Курск, Воронеж, Краснодар, Ставрополь и Астрахань.

Захватчики хотели, чтобы исчезло само понятие «Россия». Гитлер неоднократно заявлял, что слова «Россия», «русский», «русское» необходимо навсегда уничтожить и запретить их употребление, заменив терминами «Московия», «московское»⁸.

По мере наступления германских вооруженных сил в 1941 году вся оккупированная территория России была разделена немецкими властями на три зоны.

В первой, так называемой «эвакуированной зоне», глубиною в 30–50 км, непосредственно примыкавшей к району боевых действий, административный режим был наиболее строг и жесток. Все мирное население из этих районов принудительно отселялось в немецкий тыл. Переселенцы размещались в домах местных жителей или в лагерях, в нежилых помещениях, свинарниках, сараях. Питания в большинстве случаев они никакого не получали или получали самый минимум. Так, в Чудовском лагере Ленинградской области в 1942 году переселенцам давали только один раз в сутки жидкую баланду. Из-за голода и болезней в лагерях была очень большая смертность⁹.

Из второй зоны жители не выселялись, но появление вне своих домов им разрешалось только в светлое время суток. Выход в поле по хозяйственным надобностям допускался лишь под конвоем немецких солдат. Такие зоны оккупанты часто создавали в районах активных действий партизанских отрядов и соединений.

В третьей зоне сохранялся общий режим, установленный нацистами на оккупированной территории.

Начиная с первых дней боевых действий в прифронтовой полосе административные функции выполнялись непосредственно германскими военными комендатурами при помощи коллаборационистов: сельских старост и волостных старшин.

В тыловых районах создавались более усовершенствованные и разветвленные административные учреждения, но не объединенные, однако, в единую систему. Даже в условиях оккупации западных областей России нацисты не хотели создавать на этой территории какое-либо подобие государства-сателлита.

Но при этом, стремясь максимально подчинить себе население, нацисты создавали органы так называемой «новой русской администрации», к работе в которой они привлекали лиц, готовых сотрудничать с ними. Немецко-фашистские захватчики отлично осознавали, что только при действенной работе органов местного самоуправления можно успешно использовать потенциал оккупированных территорий.

С лета-осени 1941 года на оккупированных территориях России начался процесс создания пронацистских структур управления. Уже в первые недели оккупации немцы в обязательном порядке организовывали «съезды волостных и уездных бургомистров». На них проверялась укомплектованность органов «новой русской администрации». Официально в средствах массовой информации объявлялось, что целью подобных совещаний является «выработка порядка регулярного снабжения населения продуктами питания, топливом, организация судебной и административной власти, работа школ, больниц, ветеринарного и пожарного дела»¹⁰. На практике же присутствующие на этих собраниях немецкие офицеры ориентировали, в первую очередь, «новых хозяев русских городов и деревень» на активное содействие в сборе продовольствия для германской армии и борьбу с советским сопротивлением.

Наибольшее доверие оккупанты испытывали к людям, репрессированным при советской власти. Чекистские группы, действовавшие зимой 1941–1942 годов на территории Ленинградской области, докладывали в Центр о следующем: «Старосты подбираются из антисоветского элемента: бывших купцов, лиц духовного звания, предателей из числа финнов и эстонцев.

В городе Любань старостами назначены:

1. Словцов М. А. - бывший певчий клироса (староста города).

2. Арсентьев Н. -родственники служили в жандармерии, староста участка.

3. Егоров В. Н. - состоял в церковной двадцатке.

В деревнях Красногвардейского района старостами стали бывший торговец, бывший белогвардеец, эстонец, финн¹¹.

Параллельно с этим в ряде районов (в первую очередь, на Псковщине, Новгородчине и Брянщине) силами партизан и подпольщиков в конце 1941 года удалось восстановить и сохранить органы советской власти.

Наиболее крупной территориальной единицей, созданной оккупантами, являлся административный округ. Так, были организованы Орловский и Брянский округа. Аналогичное значение имел и Псковский уезд. В Орле, Брянске, Новгороде и Смоленске существовали городские управы, а во Пскове — уездная управа. Эти учреждения подчинялись местным германским военным комендатурам. Управы действовали под руководством «городского головы», или «обербургомистра». Иногда оккупантами организовывались «выборы главами хозяйств» бургомистров (обычно из нескольких кандидатов, которые могли доказать, что будут верно служить «новому порядку»), но гораздо чаще их просто назначали немецкие власти.

Начальник окружного управления непосредственно подчинялся представителю немецкого командования и получал от него указания, приказы и распоряжения. Он обязывался сообщать нацистам о настроении и положении населения. На проведение любых окружных и городских мероприятий им должно было быть получено разрешение немецких властей. Этот чиновник являлся административным начальником всех подчинённых ему районных бургомистров и старост¹². Аппарат окружного управления делился на 9 отделов, которые взаимно не подчинялись один другому. Главным отделом считался общий. Он ведал вопросами суда, нотариата, подданства, загса, снабжения населения продуктами питания. К функции полицейского отдела относились организация полиции и её структура, противопожарная охрана и охрана зрелищных предприятий, адресно-паспортный стол, контроль за собраниями граждан. Третий отдел ведал финансами и налогами, их сбором и начислением. Остальные подразделения считались второстепенными. Реальной власти они не имели, и работа в них велась в основном на бумаге. К ним относились отделы, имевшие названия: «Воспитание, культура, культ», «Здравоохранение, ветеринарное состояние», «Шоссейное, мостовое и дорожное строительство», «Промышленность и торговля», «Сельское хозяйство», «Лесное и дровяное хозяйство»¹³.

В административном отношении крупные города делились на районы, как правило, в старых границах. В каждом городском районе создавались районные управы со старшинами во главе. В районных управах имелись следующие отделы: а) административный, б) жилищный, в) технический, г) финансовый.

Начальники отделов городской управы подбирались городским головой и с его характеристикой представлялись на утверждение германскому военному коменданту. В большинстве своем это были люди, как-либо обиженные советской властью. Например, Новгородским бургомистром стал историк Василий Пономарев, репрессированный в начале 30-х годов. Но были и люди, которые занимали определенное положение и при советской власти. Так, городским головой города Феодосии стал бывший активный член ВКП (б) Грузинов¹⁴.

Инициатива создания местной русской администрации обычно исходила от немецко-фашистских военных комендатур, которые крайне нуждались в институте гражданской власти. Именно с этой целью в городах создавались управы. Они находились в непосредственном ведении нацистских военных властей¹⁵. Однако были и исключения: в Феодосии органы местного самоуправления создала так называемая «инициативная группа» бывших работников горсовета¹⁶. Но в любом случае все чиновники в обязательном порядке утверждались немецкими комендантами. В аппарате городского управления могло работать от 20 до 60 человек¹⁷. В городах и деревнях представители коллаборационистской администрации занимали лучшие дома (естественно, из тех, где не обосновались какие-либо германские учреждения). Так, во Пскове управа находилась в непострадавшем от бомбардировок двухэтажном особняке в центре города. В нем было 30 просторных кабинетов для чиновников, а также поликлиника, зубоврачебный кабинет, столовая, склад, мастерская и хозяйственные кладовые¹⁸.

Достаточно типичной для оккупированной территории России была история создания и функционирования Новгородской городской управы. На ее примере можно рассмотреть не только основные направления деятельности этого административного органа, но и дать объективную характеристику людям, там работавшим.

В августе 1941 года Новгород подвергся ожесточенной бомбардировке люфтваффе. Жители пытались спастись от фашистских бомб в подвалах своих домов или в пригородах — Колмово и Панковке. Последние практически не пострадали, чего нельзя сказать о центре. Получил повреждения и древний Софийский собор, построенный в 1050 году. Командованию Красной Армии не удалось организовать сколь-нибудь серьезной обороны города, и 19 августа 1941 года советские части отошли за реку Малый Волховец. Линия фронта стабилизировалась до января 1944 года.

Первой в занятом немцами городе была создана городская управа. Ее организаторами в августе 1941 года явились Борис Андреевич Филистинский, Василий Сергеевич Пономарёв, Александр Николаевич Егунов и Фёдор Иванович Морозов. Все они в 30-х годах подвергались различным репрессиям со стороны советской власти¹⁹. Собравшись на квартире Филистинского, они узнали от хозяина, что по поводу создания «русской администрации» им получено предварительное согласие, так как он с немцами уже говорил и те поручили подобрать ему надёжных людей, желающих помогать новым властям. Для них была организована встреча с немецким военным комендантом Новгорода (офицер в чине майора), тот расспросил пришедших об их биографиях, времени проживания в Новгороде, наличии образования и о репрессиях против них со стороны советской власти²⁰.

Немецкий комендант приказал наладить порядок в городском хозяйстве и назначил городским головой Пономарёва, так как он был единственным из пришедших жителем Новгорода. Остальные обязанности члены вновь созданной управы распределили сами между собой. Перед уходом от немецкого коменданта все члены образованной городской управы получили специальные удостоверения на русском и немецком языках, где говорилось, что «предъявитель сего является русским администратором, утверждённым немецкой властью, и все обязаны оказывать ему содействие»²¹.

В первые недели существования Новгородской городской управы Пономарев и его помощники занялись подбором и наймом служащих, самостоятельно изыскивали средства для их содержания. Эта проблема была решена путём установления квартплаты и открытия столовой²². С осени 1941 года были введены новые налоги — подоходный, с двора и за содержание домашних животных. Так, например, каждый владелец коровы должен был сдать в месяц 30 литров молока²³.

Располагалась управа в бывшем железнодорожном клубе им. В. И. Ленина. В конце 1941 года, накануне первой немецкой эвакуации, она перебралась в подвальные помещения, так как город подвергался сильным обстрелам и бомбежкам советских войск²⁴.

Каждое утро городской голова был обязан приходить к немецкому коменданту с докладом о всех городских делах, о настроениях среди населения. Полученные от немецких властей распоряжения затем доводились Пономаревым до остальных членов управы.

Бургомистором Новгорода Пономарев пробыл до октября 1941 года. Можно предположить, что в условиях стабилизации линии фронта оккупанты решили с большей пользой для себя использовать его знания — профессионального историка и музейного работника.

В ноябре 1941 года бургомистром стал Федор Иванович Морозов. Практически весь первый состав управы был уволен. Новый руководитель формировал свою «команду» по принципу личной преданности ему. Оставшиеся не у дел коллаборационисты, недовольные своей отставкой, написали на имя немецкого военного коменданта заявление, в котором они обвиняли Морозова и его окружение в злоупотреблении служебным положением, незаконном обогащении и разложении в быту.

После этого «сигнала» все зачинщики, пять человек, были вызваны к коменданту. Последний, вначале поругав их за склоку, согласился вновь принять на работу кого-либо из бывшего состава управы для негласного контроля за Морозовым и его окружением. Эти функции были возложены на А. Н. Егунова, который совмещал их с руководством отделом народного образования.

Примерно дней через десять после этого, 17 декабря 1941 года, Морозова убил испанский солдат. Произошло это при следующих обстоятельствах. В городской управе была организована выдача молока служащим управы, детям и беременным женщинам — по литру на человека. За молоком стали приходить и испанские солдаты, но так как его было мало, отпускалось оно им с большим неудовольствием. На почве этого случались частые недоразумения. В один из дней, когда испанские солдаты вновь пришли за молоком, Морозов находился в нетрезвом состоянии. Недовольный тем, что из-за испанцев сотрудникам управы остается мало молока, бургомистр начал с ними скандалить. Морозов кричал по-русски, а испанцы — на своем родном языке. В ходе этой перепалки бургомистр стал толкаться и спустил солдата «Голубой дивизии» с лестницы. Оскорбленный испанец выхватил пистолет и двумя выстрелами убил Морозова²⁵.

Третьим бургомистром Новгорода стал Дионисий Джиованни, бывший директор опытной станции в Болотной, по национальности итальянец. На этой должности он пробыл до апреля 1943 года. Джиованни, как и Пономарев, подписывался под документами как «профессор»²⁶.

Новгородская городская управа с декабря 1941 года располагалась на станции Болотной. Теперь она называлась Новгородской районной управой. Большинство жителей Новгорода тогда же были эвакуированы из города, так как ожидалось наступление Красной Армии. Летом 1942 года часть горожан вернулась. Немцы не препятствовали возвращению тех, чьи дома находились на Софийской стороне.

Последним бургомистром Новгорода стал Николай Павлович Иванов. За свою работу от немецкого командования он получал 68 марок и рабочий паек. Согласно инструкции, полученной им от немцев, он был обязан: взять под жесткий контроль все население города; по приказам немецкой комендатуры выгонять население на работы для германской армии и произвести паспортизацию всего взрослого населения города²⁷. Летом 1943 года все новгородцы получили немецкие паспорта. Одной из первоочередных задач, поставленных оккупантами перед городской управой, было поддержание в порядке автомобильной дороги Новгород-Ленинград. Были составлены списки жителей, которые постоянно направлялись на дорожные работы. Люди разбивались на бригады, и бригадиры отчитывались о проделанной работе непосредственно перед немцами. Тех же, кто уклонялся от работ, бургомистр имел право отводить в комендатуру и сажать под арест²⁸.

При Иванове все население города в ноябре 1943 года было выселено за линию немецкой обороны «Пантера» — в Прибалтику. Н. П. Иванов оказался единственным из бургомистров Новгорода, кого удалось привлечь к уголовной ответственности. В августе 1945 года он был арестован советскими органами государственной безопасности и осужден на десять лет лагерей²⁹.

Все вышеперечисленные бургомистры встали на путь предательства, преследуя свои узкокорыстные цели. В условиях войны, голода и разрухи они надеялись получить за службу оккупантам значительный продовольственный паек и относительную безопасность для себя и своих близких. Ни о какой любви к родине, «стонущей под игом большевиков», естественно, говорить не приходится. Рассказы об этом появятся позднее, на Западе, когда бывшие коллаборационисты начнут сочинять мемуары о своей жизни в годы Второй мировой войны.

В Смоленске на протяжении почти всего периода оккупации (июль 1941 — сентябрь 1943) бургомистром являлся бывший адвокат В Г. Менынагин. (Арестованный после войны советскими органами государственной безопасности, он был осужден на 25 лет тюремного заключения. Наказание отбывал во Владимире. Во второй половине 50-х годов находился в одной камере с известным чекистом, генералом Павлом Судоплатовым. После освобождения проживал в доме престарелых в Кировске, Мурманской области. Скончался в 1984 году. Оставил после себя воспоминания, опубликованные на Западе, где в основном написал о своей «борьбе за правду» во время работы защитником в суде в предвоенном Смоленске).

Утром 16 июля 1941 года немцы ворвались в Смоленск. 17 и 18 июля они взяли под контроль население города. Под конвоем жандармов мужчин собрали в здании бывшего универмага и проверили документы. Оккупантов интересовало, не являются ли задержанные коммунистами, евреями и где они работали до начала войны.

Несмотря на то, что город все еще подвергался обстрелу со стороны частей отступающей Красной Армии, его заполонили крестьяне из близлежащих деревень. Они стали грабить оставленные квартиры горожан, грузили имущество на подводы и вывозили его. Немцы никоим образом не мешали грабителям, более того, они со смехом фотографировали происходящее. Мародеры хозяйничали не только в частных домах, но и во многих государственных учреждениях. Оттуда выносились столы, стулья. Из театра тащили костюмы и декорации. Именно в таких условиях создавалась смоленская городская управа³⁰.

20 июля представители смоленской интеллигенции были собраны в комендатуре, где немецкий комендант заявил им следующее: «Вы должны вместе со всеми оставшимися интеллигентными людьми работать по организации жизни оставшегося в Смоленске населения». Бургомистром (или начальником города) согласился стать В. Г. Менынагин. Ему назначили двух помощников — профессора Б. В. Базилевского и приехавшего вместе с немцами Г. Я. Гандзюка³¹.

В ведении Базилевского находились отдел просвещения (во главе его стоял профессор В. Е. Ефимов), отдел искусства (во главе — художник В. М. Мушкетов), отдел городского врача (во главе — доцент К. Е. Ефимов), городского ветеринара (во главе — врач К. И. Семенов) и жилищный отдел (руководитель — профессор В. А. Меланьев).

Последний отдел на то время являлся самым важным для жителей Смоленска, так как в город постепенно возвращалось население из окрестных деревень и из разбомбленных в пути эвакуационных эшелонов. Все это население нуждалось в жилье. Ситуация осложнялась тем, что германское командование запрещало выдавать ордера на комнаты евреям, а также семьям коммунистов и советских работников. По требованию оккупантов сотрудники жилищного отдела в первую очередь «очищали» от русских граждан дома, в которых должны были разместиться немцы или немецкие учреждения.

Задачи смоленского отдела просвещения сводились к сбору сведений по запросам германского командования. Немецкие службы интересовало наличие в городе школ и вузов, регистрация находящихся в Смоленске работников образования и детей школьного возраста. С лета 1942 года в отделе началась работа по составлению учебных планов и программ для средних школ³².

Отдел просвещения занимался и укомплектованием преподавателями открывающихся школ. Все учителя через бургомистра подлежали утверждению в немецкой комендатуре³³.

После начала функционирования школ в сентябре 1942 года немецкий отдел пропаганды в Смоленске создал новую штатную единицу «ответственный за русское просвещение». Им стал доктор Цигаст. Поскольку он не владел русским языком, никакого реального руководства школьным делом с его стороны, естественно, не осуществлялось. Единственно, на что обращала пристальное внимание немецкая сторона, — это оформление школ (наличие портретов Гитлера и нацистской символики в классах и уровень преподавания немецкого языка)³⁴.

Задачи отдела искусств состояли в сохранении музейных фондов, не эвакуированных перед оставлением Смоленска Красной Армией: картины, вышивки, скульптура и посуда — все это требовало сохранения от порчи и расхищения как со стороны русских граждан, так и со стороны немецких солдат. Предполагалось, что все ценности должны быть соответствующим образом оценены немецкими специалистами, которые и определят их дальнейшую судьбу. Руководство и контроль за отделом искусств осуществлял отдел пропаганды в лице доктора Кайзера. В 1942 году все наиболее ценные экспонаты были вывезены на территорию Германии³⁵.

К обязанностям Г. Я. Гандзюка относился контроль за деятельностью полиции, тюрем, связь с немецкими разведывательными органами.

Относительно деятельности смоленского городского и окружного управлений Б. Д. Базилевский позднее писал: «В их деятельности было меньше всего заботы о населении и об облегчении ему гнетущих условий немецкой оккупации и больше всего заботы о себе со стороны членов городского и окружного управлений»³⁶.

Но в экстремальных условиях нацистского оккупационного режима были люди, которые шли работать в коллаборационистские органы для того, чтобы профессионально вьшолнять свой долг перед мирным населением. К ним относились, в первую очередь, работники отделов социального обеспечения и здравоохранения.

Хотя практически во всех городских управах существовали отделы социального призрения, данная категория вопросов мало интересовала как оккупантов, так и их пособников.

Отдел социального обеспечения в Смоленске возник не сразу, а лишь в начале 1942 года. В его ведении находились Дом инвалидов и детский дом.

Когда в начале налаживания жизни русского населения в оккупированном немцами городе в местное управление стали приходить инвалиды и немощные старики, то возник вопрос о снабжении их хлебом. Эта задача была временно возложена на отдел просвещения, у которого во второе полугодие 1941 года не имелось работы, за исключением регистрации учителей и детей школьного возраста. Лишь постепенно, с ростом числа нуждающихся в социальной помощи, возник вопрос об организации самостоятельного отдела³⁷.

Дома престарелых часто существовали на одном энтузиазме их сотрудников. Так, в Смоленске хозяйство Дома инвалидов было полностью разорено немцами — скот и запасы продовольствия изъяты. Однако директор Дома В. М. Соколов, состоявший в этой должности семь лет, сумел получить для всех больных продовольственные карточки, но и они очень часто не отоваривались. Поэтому реально Дом существовал только на добровольные пожертвования смолян, которые в это страшное время смогли, отнимая от себя самое необходимое, спасти от голодной смерти больных людей³⁸.

Задача Смоленского отдела здравоохранения состояла в создании условий для оказания медицинской помощи русскому населению города и прилегающих районов. Уже осенью 1941 года были открыты аптека и больница. Стала функционировать и хирургическая лечебница, необходимость в которой была крайне велика. Контроль со стороны немцев за деятельностью больниц осуществлялся гарнизонным врачом. Некоторые немецкие врачи помогали русским больницам медикаментами³⁹.

Таким образом, городская управа являлась исполнительным и распорядительным органом местного самоуправления, действовавшим под постоянным жестким контролем оккупантов.

К исполнительным функциям относились работа полиции, финансовое и налоговое дело, помощь семьям рабочих, уехавших в Германию, загс и т. п., то есть все те области деятельности, которые выходили за пределы интересов города и имели общее окружное значение.

К распорядительным функциям горуправы относились области работы чисто местного характера, не представлявшие общеокружного значения.

В частности, структура Орловской городской управы (она была типична для большинства городов, находившихся в зоне действия группы армий «Центр») представляла из себя следующее.

Во главе горуправы стоял бургомистр, являвшийся должностным и административным руководителем всех подчиненных ему чиновников, подведомственных ему организаций и учреждений.

Главным отделом городского управления считался общий. В его компетенции находились следующие вопросы: право, суд, адвокатура, нотариат, подданство, загс, снабжение населения продуктами питания, распланировка городской территории, городское строительство, озеленение, новое жилищное строительство, распределение жилой площади, сохранение и ремонт жилищ, обеспечение населения жилой площадью, право застройки, социальное страхование, общее страхование и обеспечение.

Финансовый отдел с подотделами решал вопросы бюджета, кассового и финансового контроля, обложения налогами, начисления налогов и сбора их, рассматривал жалобы и протесты.

Далее шли:

— отдел госстрахования и обеспечения с подотделами;

— отдел здравоохранения с подотделами;

— отдел полиции с подотделами;

— транспортный отдел;

— отдел заготовок и снабжения с подотделами;

— отдел просвещения с подотделами (согласно положению о горуправе в его функции входило следующее: культура, культ, воспитание молодёжи, благосостояние юношества, школы, религиозное воспитание детей, церковные дела, спорт, театры, кино, концерты, музеи, архивы, библиотеки, газеты и печать);

— отдел права и гражданства;

— отдел городского хозяйства⁴⁰.

Как видно, некоторые отделы фактически дублировали работу друг друга.

Такая форма городского управления просуществовала до весны 1943 года. Германское командование, недовольное, с одной стороны, низкой эффективностью работы этого учреждения, а с другой — непомерно раздутыми штатами чиновников, приняло решение упростить эту систему.

20 марта вышло распоряжение немецкой военной комендатуры «О новой структуре городской управы». Теперь она, согласно этому приказу, должна была выглядеть следующим образом:

1) Бургомистр города, заместитель бургомистра, чиновник особых поручений при бургомистре, ревизионная группа.

2) Общий отдел с подотделами: а) личный стол, б) канцелярия, в) хозяйственная часть, г) подотдел связи.

3) Финансовый отдел с подотделами: а) бюджетно-налоговый, б) центральная бухгалтерия, в) приходно-расходная касса.

4) Отдел государственного страхования и обеспечения с подотделами: а) социальное страхование, б) социальное обеспечение, в) старховой.

5) Отдел здравоохранения с подотделами: а) санитарный надзор, б) фармацевтический.

6) Отдел полиции с подотделами: а) паспортный, б) пожарный.

7) Транспортный отдел⁴¹.

Практическая деятельность городской управы направлялась в основном на обеспечение немецких войск. В их распоряжение передавались больницы, жилые дома. Мебель и бельё при этом насильственно изымались у гражданского населения.

Горуправа в обязательном порядке обеспечивала немецкое командование гужевым транспортом, топливом и сеном⁴².

В большинстве оккупированных районов России работа управ не устраивала оккупантов. К наиболее болезненным проблемам, имеющимся у «новой русской администрации», нацистские спецслужбы относили деятельность советской агентуры, некомпетентность сотрудников, а также массовую коррупцию и взяточничество⁴³.

Согласно немецким инструкциям к наиболее важным служебным обязанностям чиновников коллаборационистской администрации относилось:

1. Повиновение.

2. Сохранение служебной тайны.

3. Запрещение посторонних занятий.

4. Запрещение принимать какие-либо дары⁴⁴.

Во многом для борьбы с «приемом даров» весной 1942 года стали создаваться инспекции по гражданскому управлению. Предполагалось, что «они должны содействовать выполнению важных и ответственных задач для возвращения русского народа к нормальной человеческой жизни и для создания организационно-административных предпосылок и условий, закрепляющих это возвращение»⁴⁵.

При этом к задачам отдела инспекции относились следующие: всеобщий надзор и организация районных, городских и волостных управлений; контроль по финансовому и налоговому делу, по бюджету, кассовому делу и счетоводству района, городов и волостей; содействие при организации гражданского продовольственного, транспортного и курьерского дела, а также связи, надзор и содействие в области школьного дела и точно установленных культурных задач (т. е. различных пропагандистских пронацистских акций. — Б. К.), здравоохранение и землеустройство, организация охраны на местах, надзор за ценами, содействие подъему торговли и сельского хозяйства⁴⁶.

Но в целом немцы всячески заигрывали с коллаборационистами. Кроме денежных премий и значительных продовольственных пайков, их регулярно награждали специальными орденами. Обычно это происходило ко дню рождения Адольфа Гитлера или к годовщине «освобождения данной местности от ига жидо-большевизма». Наиболее отличившиеся чиновники за время оккупации успели получить по нескольку знаков отличия. Так, главный редактор орловской газеты «Речь» Михаил Октан к лету 1943 года имел девять немецких орденов⁴⁷.

Очень часто бургомистры числились на нескольких постах одновременно. Так, псковский градоначальник Черепенькин получал жалование сразу в трех местах⁴⁸, будучи бургомистром, начальником отдела пропаганды и директором музея. Еще более разноплановыми работниками показали себя бургомистр Орла Старов и его заместитель Алафузов. Согласно приказу № 103 по орловской городской управе от 25 мая 1943 года они занимали не только вышеуказанные посты, но и являлись руководителями (естественно, за отдельную заработную плату) общего отдела, отдела просвещения и полиции⁴⁹. На другие должности активно назначались их родственники и друзья. Так, например, вопросами распределения продовольствия «среди малоимущих» занималась госпожа Старова — супруга бургомистра.

Пытаясь с немецкой пунктуальностью строго регламентировать деятельность руководителей городских управ, нацистские оккупационные службы подготовили специальное «Наставление бургомистрам» (Anweisung an die Burgermeister). Оно состояло из 12 разделов на двух языках — русском и немецком, отражающих все стороны деятельности «руководителя города».

Этот документ убедительно показывает полную зависимость «новой русской администрации» от вышеуказанных служб.

В первом пункте наставления, который назывался «Выдача разрешений на поездки», говорилось о том, что «все разрешения на передвижение выдаются местной или полевой комендатурой и должны быть подписаны германским офицером или чиновником в офицерском чине». Получить их было можно «только в особо срочных обоснованных единичных случаях, когда поездка совершается в интересах Германской Армии»⁵⁰.

В полномочия же бургомистра входило всего лишь вывешивание на вверенной ему территории объявления следующего содержания: «До особого распоряжения запрещается частным лицам:

а) ездить по железной дороге;

б) находиться на железнодорожных путях;

в) впрыгивать в поезд на ходу;

г) влезать в поезд во время стоянки.

В случае нарушения этого запрета Германской охране дано распоряжение пользоваться огнестрельным оружием»⁵¹.

Особенно подробно «Наставление бургомистрам» освещало вопрос о борьбе с партизанским движением. Все бургомистры и деревенские старшины несли ответственность за «безопасность и спокойствие в пределах своих волостей и деревень». Коллаборационистам грозили репрессии, вплоть до смертной казни, «за случаи набегов партизан в пределах порученной им сторожевой службы»⁵².

Поскольку советское сопротивление представляло собой реальную силу, а в некоторых районах и реальную власть, бургомистрам рекомендовалось бороться с ним следующим образом: при помощи местных сил самообороны (или, как они назывались по-другому, Hilfspersonal - дополнительный обслуживающий персонал); привлекая на помощь полицейские и карательные отряды; извещая ближайшую немецкую воинскую часть. Но если это было невозможно, рекомендовалось «выставлять в районах предполагаемых действий красных бандитов посты для предостережения проезжающих германских военнослужащих»⁵³.

Вся служебная переписка «новой русской администрации» в обязательном порядке велась согласно распоряжению на двух языках — русском и немецком. Причем немецкий текст должен был помещаться по отношению к читателю на левой, а русский — на правой стороне листа, разделенного на две одинаковые части⁵⁴.

На низшей ступени коллаборационистской администрации в городах и крупных населенных пунктах находились коменданты улиц и домов. В их функции входила обязанность следить за освобождающейся жилплощадью и предоставлять об этом данные жилищному отделу городской управы. По ордерам этого же отдела расселялись вновь прибывшие жильцы, а также обмерялись квартиры для начисления квартирной платы. Комендант улицы собирал квартплату, надзирал за санитарным состоянием улиц и дворов. Одной из первоочередных задач комендантов домов являлось информирование немецких властей о всех посторонних или подозрительных лицах, а также о появлении коммунистов или евреев. На коменданта и дворников возлагалась обязанность немедленного задержания этих людей и передача их в руки оккупантов⁵⁵.

При наименовании территориально-административных единиц оккупанты использовали как советские (области, районы), так и дореволюционные названия (волости, уезды). Так, территория Орловского и Брянского округов была разделена на уезды, а Псковского уезда — на районы. Административное управление в уезде (районе) осуществлялось уездной или земской управой.

Следующей административно-территориальной ступенью являлись волости. Административное управление в них поручалось волостному старшине, назначенному немцами.

Новая система управления районов, по мнению оккупационной администрации, должна была способствовать более успешному сбору сельскохозяйственной продукции. С весны 1942 года стали организовываться так называемые «агрономические участки», каждый из которых составлялся из двух-трех экономически однотипных волостей. Во главе агрономического участка ставился специалист по сельскому хозяйству, обычно в его роли выступал агроном, освобожденный от всяких административных обязанностей. Он нес ответственность за состояние и развитие своего участка. Выполнение распоряжений участкового агронома было строго обязательным для деревенских старост.

За волостным старшиной сохранялись присущие ему как «начальнику волости» административные функции. Он не мог вмешиваться в дела участкового агронома, но был обязан в необходимых случаях помогать ему в осуществлении агрономических мероприятий и в проведении в жизнь распоряжений германского командования.

Волостные старшины назначались начальниками районов и утверждались полевой комендатурой, участковые же агрономы назначались старшими агрономами района и утверждались местной сельскохозяйственной комендатурой.

Во всех распоряжениях оккупационных властей всячески подчеркивалось, что «волостные старшины, участковые агрономы обязаны работать в контакте между собой вполне самостоятельно, т. е. без административного подчинения друг другу»⁵⁶.

Таким образом, нацисты стремились создать два конкурирующих и контролирующих друг друга административных органа. Они надеялись, что постоянные доносы друг на друга лиц, работающих там, не позволят представителям советского сопротивления организовать сколь-либо действенную работу. Также они рассчитывали на своего рода конкуренцию среди коллаборационистов в стремлении выслужиться перед оккупационными властями.

Низовым представителем власти являлся староста. Как правило, его ведению была подведомственна территория бывшего колхоза или совхоза. В августе 1941 года оккупантами было заявлено, что кроме выполнения чисто административных функций (сбора налогов, контроля за порядком, донесения в нацистские службы о всех проявлениях антинемецких настроений), старосты обязаны доводить до населения все распоряжения нацистской администрации, способствовать распространению среди односельчан идей «Великой Германии и национал-социализма»⁵⁷.

Уездные и волостные управы периодически собирали совещания волостных старшин, на которых обязательно присутствовали представители от немцев. Полученные на этих совещаниях задания волостные старшины доводили до сведения сельских старост, точно так же созывая их на совещания. В некоторых уездах Смоленского округа они проводились еженедельно;

Старосты давали письменное обязательство исполнять все распоряжения германских властей, всячески препятствовать каким бы то ни было антинемецким выступлениям и сообщать немецким органам о подготовке таких выступлений. Политическая благонадежность и преданность старосты проверялась жандармерией, тайной полевой полицией или непосредственно комендатурой, и в дальнейшем он находился под постоянным негласным наблюдением этих органов.

Согласно немецким инструкциям 1941–1942 годов в функции старост входили:

1) организация облав и розыски скрывающихся военнослужащих РККА, парашютистов, партизан, членов ВКП (б), советских активистов и выявление лиц, дающих им убежище и пищу;

2) изъятие у населения оружия, боеприпасов, подрывных средств, советского военного обмундирования, радио- и фотоаппаратов, почтовых голубей;

3) розыски продовольственных и военных складов, реквизиции сельскохозяйственных продуктов у населения;

4) организация сельхозработ;

5) организация вспомогательной полиции из местных жителей, поддержание внешнего порядка; наблюдение за прекращением уличного движения после установленного часа;

6) обеспечение светомаскировки, уборка улиц, погребение трупов и ликвидация других следов военных действий;

7) учет местного населения и выявление всех пришлых и подозрительных элементов;

8) привлечение населения на военно-строительные и дорожные работы;

9) проведение различных репрессий, в частности против евреев и коммунистов.

Староста был обязан доводить до населения распоряжения немецких властей. Все просьбы и ходатайства на имя германских властей могли подаваться мирными жителями только через старосту. Им предоставлялось право наказывать жителей, но только за маловажные проступки, которые не носили характера антинемецких выступлений. Старосты могли налагать денежные штрафы до 1000 рублей, сажать провинившихся под арест и отправлять на принудительные работы сроком до 14 дней. В случае каких-либо проступков против немцев наказание определялось немцами⁵⁸.

В районах действий партизан старосты получали пистолет, винтовку или охотничье ружье и снабжались удостоверением сроком на один-три месяца, по истечении которого удостоверение продлевалось или менялось. Это делалось для того, чтобы предотвратить возможность их подделки представителями советского сопротивления.

Староста обычно назначался из местных жителей. За свою работу он получал жалование. Оно собиралось за счет самих односельчан.

Иногда немцы проводили «выборы» старост. К ним допускались только взрослые мужчины, являвшиеся «главами семей». Кандидатура в данном случае рекомендовалась немецким офицером, а сами выборы происходили в его присутствии открытым голосованием.

За неподчинение старостам, жалобы и тем более покушение на них виновники подвергались жестоким наказаниям, вплоть до расстрела или повешения⁵⁹.

К важной задаче, которую должны были выполнять сельские жители под руководством старост, относилось поддержание в порядке дорог, в особенности зимой. Так, на совещании 31 января 1942 года в Смоленске представитель немецкой полевой комендатуры особое внимание уделил вопросу об обязательной очистке от снежных заносов дорог, имеющих стратегическое значение, и подъездных путей к ним. Волости, на территории которых проходили трассы, большаки, шоссе, имевшие военное значение и являвшиеся путями передвижения воинских частей, должны были систематически очищаться населением от снега⁶⁰.

С целью максимального изъятия продуктов питания в управах появились так называемые «заготовители». Официально они занимались закупкой в деревнях продовольствия для городского населения. Расплачивались «заготовители» не деньгами, а специальными бонами на определенные суммы. Предполагалось, что лица, сдавшие продукты, смогут по этим бонам приобрести в городских магазинах военно-хозяйственной инспекции необходимые товары народного потребления: одежду, махорку, спички, стекло, женское и детское белье⁶¹. На практике это вылилось в очередной обман. Сельскохозяйственные продукты отправлялись в Германию, а в магазинах цены были выше рыночных. Затем товары в них вообще перестали продаваться русскому населению.

Такое положение сохранялось в сельских местностях оккупированных территорий до лета 1943 года, когда в условиях коренного перелома в Великой Отечественной войне оккупанты были вынуждены пойти на ряд уступок. В деревнях стали создаваться так называемые «Русские управления». Немецкая пропаганда теперь всячески внушала русскому населению мысль, что главная функция старосты как «хозяина» деревни, заключается в заботе о вверенном ему населении. Теперь он официально должен был заниматься «заботой о привлечении всех трудоспособных к работам по хозяйству и отвечать за его исправность». Оговаривалось, что староста несет особую ответственность за своевременную уборку всего урожая и целесообразную охрану запасов. Также он был ответственен за «справедливое» распределение продовольствия среди граждан, выполняющих различные виды работ⁶².

В условиях прямого ограбления крестьянства, которое в преддверии эвакуации никаким образом представителями немецкой армии не сдерживалось, от имени «Русского управления» нацисты издали указ «О воспрещении самочинства и самосудства отдельными солдатами и офицерами над мирным населением»⁶³. «Русские управления» на словах ведали всеми хозяйственными и социальными вопросами, но на практике их работа, широко разрекламированная на страницах коллаборационистской печати, делалась лишь на бумаге.

Однако оккупанты и их пособники могли хозяйничать далеко не на всей территории России, оказавшейся в тылу германских войск. В условиях быстрого продвижения линии фронта в 1941 году некоторые районы, особенно лежащие в стороне от железных и шоссейных дорог, оказались вне контроля вермахта. В этих условиях антифашистское сопротивление смогло восстановить органы советской власти в тылу врага. Так, в Первый партизанский край на Северо-Западе РСФСР, образовавшийся осенью 1941 года, входили территории Белебёлковского и большей части Дедовичского районов Ленинградской области.

Перед советскими партизанами встала задача создания органа, который смог бы взять на себя ответственность за боевую, политическую и административную деятельность в освобожденных деревнях. Эти функции осенью 1941 года были возложены на оргтройки — своеобразные органы советской власти, в силу специфики своей деятельности исполнявшие партийно-политические функции. Как правило, в нее входил партийный работник, работник райисполкома и военно-административный работник. Руководство Партизанского края в лице комиссара 2-й партизанской бригады С. А. Орлова рекомендовало оргтройкам «больше проявлять своей собственной инициативы»⁶⁴.

В связи с требованиями складывающейся обстановки в тылу врага создавались также межрайонные партийные центры и окружные комитеты, которые координировали работу партизан и подпольщиков в той или иной группе районов области. В их функции, кроме разведывательной, входили налаживание устной и печатной пропаганды и агитации среди населения и военнопленных, разъяснение правды о Советском Союзе, о борьбе Красной Армии и всего советского народа против захватчиков, срыв политических и экономических мероприятий оккупационных властей⁶⁵.

В условиях вражеской оккупации на территории России параллельно действовали как советские, так и коллаборационистские органы власти. Несмотря на активную поддержку нацистов так называемая «Новая русская администрация» не смогла взять под жесткий контроль значительную часть населения оккупированных районов России.

Оккупированные области Российской Федерации не получили единой системы управления. Нацисты изначально отвергали любые идеи о создании какого-либо подобия марионеточного русского государственного образования, пусть даже целиком зависящего от III Рейха.

В каждом районе захватчики действовали в зависимости от их потребностей. Они сводились к максимальной эксплуатации местных человеческих и материальных ресурсов.

Немецкая оккупационная политика варьировалась в разных районах в зависимости от возможности осуществления за ними тотального контроля. Там, где была высокая концентрация войск, в прифронтовых районах, она в основном проводилась репрессивными методами. В тех местах, где сил у захватчиков было меньше широко использовалась ширма «новой русской администрации». За ее декларативными заявлениями о заботе о нуждах мирного населения, скрывалась та же задача: максимальное содействие гитлеровцам в их войне против Советского Союза.

Понимая, что русская антикоммунистическая эмиграция плохо знает специфику жизни в Советской России после 1917 года, нацистами была сделана ставка на привлечение к сотрудничеству местных жителей, вставших на путь предательства своей Родины.

Примечания

1 Неизвестная Россия, XX век. М., 1993. Вып. 4. С. 249.

2 Нюрнбергский процесс. Т. 7. С. 122.

3 Война Германии против Советского Союза 1941–1945. Берлин, 1994. С. 83.

4 Речь. 1942.25 февраля.

5 Там же.

6 Там же.

7 Война Германии против Советского Союза 1941–1945. С. 80.

8 Цит. по: Загорулько М. М., ЮденковА. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 119.

9 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

10 ШГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 23.

11 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

12 ШГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 19.

13 Там же. Л. 20 об.

14 Неизвестная Россия, XX век. Вып. 4. С. 254.

15 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1.Д.8.Л. 19–21. 16АУФСБКО.Д.437.Л. 158. "ГАНО. Ф. Р-2113. Оп. 1. Д. 17. Л. 10. |8За Родину. 1943.28 марта.

19 АУФСБНО. Д. 43689. Л. 38.

20 Там же. Л. 83.

21 Там же.

22 Там же. Л. 86.

23 Там же. Л. 121.

24 Там же. Л. 220.

25 Там же. Л. 60–60 об.

26 Там же. Д. 42015. Л. 32.

27 Там же. Д. 1/7188. Л. 12. 28Там же. Л. 35. 29Тамже. Л. 181.

30 АУФСБСО. Д. 9856-С. Л. 20.

31 Там же. Л. 14 об.

32 Там же. Л. 16.

33 Там же. Л. 16 об.

34 Там же.

35 Там же. Л. 17.

36 Там же. Л. 15.

37 Там же. Д. 9910. Л. 18 об.

38 Там же. Л. 18.

39 Там же. Л. 18 об.

40 ГАОО. Ф. Р-1240. Оп. 1. Д. 206. Л. 23–24. Ф. 159. Оп. 1. Д. 8. Л. 1–5,21–22.

41 Там же. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 1.

42 АУФСБКО. Д.437. Л. 163 об.

43 АУФСБСО. Д. 2231-С. Л. 54 об.

44 ГАОО.Ф.Р-159.Оп. 1.Д.8.Л. 19 об.

45 Новый путь. 1942.12 апреля.

46 Там же.

47 Речь. 1943.25 апреля.

48 АУФСБПО. Д. 3514-С. Л. 43.

49 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1.Д.8.Л.З.

50 ГАСО. Ф. Р-2575. Оп. 1. Д. 1. Л. 8.

51 Там же.

52 Там же. Л. 9 об.

53 Там же.

54 Там же. Л. 10.

55 АУФСБСО. Д. 9910. Л. 8 об.

56 Новый путь. 1942.19 февраля.

57 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 24.

58 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ. «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

59 Там же.

60 Новый путь. 1942.5 февраля.

61 Там же.

62 ГАНО.Ф.Р-2113.Оп. 1.Д. 17.Л.43.

63 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 212. Л. 47.

64 Непокоренная земля Псковская. Л. 1969. С. 34.

65 ЦГАИПД.Ф.0-116.ОП.9.Д.153.Л.1.

Глава 2. Деятельность немецких разведывательных и контрразведывательных служб

В войне против СССР Германия делала ставку не только на свои вооруженные силы. Видное место отводилось и разведывательным службам. Служба разведки и контрразведки германских вооруженных сил была известна под общим названием die Abwehr («абвер», т. е. оборона, отражение, контрразведка).

1-й отдел абвера занимался сбором информации за границей о военно-экономическом потенциале возможного противника. 2-й отдел руководил организацией диверсионной деятельности за границей и в тылу войск противника. Также к задачам второго отдела относилось совершение террористических актов, создание «пятой колонны», дезинформация руководства и населения противника. В ведении 3-его отдела находились вопросы контрразведки.

Основными постулатами этой организации были сформулированные наци № 2 Рудольфом Гессом три заповеди: «Каждый может быть шпионом», «Каждый должен быть шпионом», «Нет такой тайны, которую нельзя было бы узнать»¹.

Еще задолго до нападения Германии на Советский Союз, 10 ноября 1938 года, было образовано 12-е управление Генерального штаба германских вооруженных сил, просуществовавшее вплоть до 1945 года. Оно носило название «Fremde Heere Ost» («Иностранные армии Востока») и отвечало за ведение военной разведки на Восточном фронте (т. е. на территории Советского Союза). 12-е управление вело разведку по самым различным направлениям, получая информацию из многих источников (агентура, радиоперехват и дешифрование сообщений, допросы военнопленных и перебежчиков, воздушная разведка, наблюдение с переднего края и так далее). Немецко-фашистская спецслужба сочетала в себе элементы разведывательного, контрразведывательного и пропагандистского органа. В третьем аспекте своей деятельности она активно сотрудничала с министерством пропаганды III Рейха.

С началом нападения на СССР против нашей страны действовало свыше 130 разведывательных, диверсионных и контрразведывательных команд и групп абвера и СД, а также 60 школ, в которых велась подготовка агентов, диверсантов и террористов².

Абверкоманды действовали при штабах армейских группировок вермахта — «Норд» («Север»), «Митте» («Центр») и «Зюд» («Юг»). В 1941 году насчитывалось Юабверкоманд и 45 подчиненных им абвергрупп, включавших в свой состав свыше 5 тыс. кадровых разведчиков³.

С началом войны расширяется аппарат Главного управления имперской безопасности. При армейских группировках «Север», «Центр» и «Юг» создаются четыре крупные оперативные группы полиции безопасности и СД, насчитывавшие около 3 тыс. сотрудников гестапо и политической разведки, и свыше 20 подчиненных им особых и оперативных команд, состоявшие из более 4 тыс. сотрудшжов.

Разведывательные команды и группы получили нумерацию от 101 — й и выше, диверсионные — от 201 — й и выше, контрразведывательные — от 301-й и выше, экономической разведки — от 150-й и выше. Каждой разведывательной абверкоманде подчинялись три-шесть абвергрупп⁴.

Задачи оперативных групп и команд были сформулированы в соглашении между РСХА и вермахтом, заключенном в мае 1941 года. В нем, в частности, говорилось: «В целях обеспечения безопасности сражающихся частей в предстоящем походе на Россию всеми силами следует защищать их тыл. Всякое сопротивление должно быть сломлено любыми средствами. Подразделения полиции безопасности и службы безопасности будут призваны помочь боевым соединениям армии в выполнении этой задачи»⁵.

Территориальные органы полиции безопасности и СД строились по принципу гражданской администрации. Вся оккупированная советская территория была разделена на 13 генеральных округов, в каждом из них был назначен начальник полиции безопасности и СД. Генеральный округ имел несколько округов, во главе которых стояли гебитскомиссары. Округа делились на районы, районы — на волости.

Высшим руководителям СС и полиции подчинялись полицейские и карательные формирования: оперативные команды и территориальные органы полиции, безопасности и СД; охранные батальоны для борьбы с партизанами и проведения карательных акций против местного населения; подвижные полицейские соединения и части для борьбы с партизанами и обеспечения полицейской охраны определенных районов; соединения так называемой «вспомогательной полиции»; местные постоянные полицейские части (охранная полиция, жандармерия, включавшая полицейских из местных жителей, сотрудничавших с оккупантами).

Быстрое продвижение вермахта вглубь советской территории позволило спецслужбам противника собрать ценную разведывательную информацию о положении дел в СССР. Немцами было захвачено большое количество различных документов и материалов войсковых штабов, партийных и советских органов, которые являлись важнейшим источником информации. Другим источником развединформации служили показания военнопленных и лиц, поверивших в близкую победу Германии и вставших на путь сотрудничества с ее спецслужбами. «В самом начале войны, — говорил один из руководителей абвера генерал Пиккенброк, — командование германской армии не проявляло должного интереса к сведениям агентурной разведки, так как в ее распоряжении имелось большое количество пленных и трофейных документов, которые достаточно характеризовали положение в России»⁶.

Каждое подразделение нацистских спецслужб формировалось из определенной категории населения. Так, например, в абвергруппе 111 в основном находились представители русской белой эмиграции, вставшие на путь активного сотрудничества с нацистами еще в 30-е годы. Абвергруппы 211 и 212 были сформированы из числа советских военнопленных.

В условиях наступления вермахта абвер активно выполнял разведывательные, террористические и пропагандистские задачи. В тыл советских войск засыпались специальные группы, которые совершали диверсии, помогали немецкой авиации и занимались дезориентацией мирного населения и бойцов Красной Армии. В каждой группе армий имелись команды, а в каждой армии — отряды абвера, в составе которых работали группы по разложению войск противника. В их функции входили подготовка и распространение листовок, а также обратный отпуск военнопленных. Попавших в плен красноармейцев, предназначенных для обратной засылки с пропагандистскими заданиями, тщательно подбирали офицеры абвера совместно с администрацией лагерей военнопленных. Как правило, это были перебежчики, недовольные советской властью. Их сразу же помещали в специальные учебные центры с хорошими условиями пребывания, где в течение нескольких недель проводились занятия, в первую очередь на политические темы. Примерно половина засылаемых за линию фронта потом обычно возвращалась к немцам. Часть из них, особенно в период наступления вермахта в 1941–1942 годах, приводила с собой других бойцов Красной Армии⁷.

В первые месяцы войны абвер активно использовал служащих батальона «Бранденбург-800», многие из которых в совершенстве владели русским языком и могли выдавать себя за бойцов Красной Армии. Они выполняли не только задания по сбору разведывательной информации, но и совершали террористические акты. Так, осенью 1941 года в тыл советских войск была заброшена большая группа агентов абвера для сбора информации о местоположении наиболее важных военных объектов (аэродромов, арсеналов, складов) и расположении военных частей. В конце 1941 года в лесном лагере под Раваыиеми (Финляндия) завершила подготовку к проведению спецопераций на северном участке Восточного фронта 15-я рота батальона. Перед диверсантами была поставлена задача организации диверсий на железнодорожной ветке Мурманск — Ленинград, главной коммуникационной артерии северной группировки советских войск. Успешное проведение этой акции значительно осложнило снабжение продовольствием блокадного города. Во время Демянской операции зимой 1942 года 200 диверсантов были десантированы на парашютах в район важного транспортного узла Бологое, «бранденбуржцы» подорвали участки железнодорожного пути на линиях Бологое — Торопец и Бологое — Старая Русса. Через двое суток частям НКВД удалось частично ликвидировать диверсионную абвергруппу⁸.

Наиболее активно сотрудники спецподразделений абвера использовались на южном участке фронта. Ими были проведены операции «Транскаспийские народности» (содействие в организации антисоветского повстанческого движения в районе Каспийского моря), «Шамиль» (попытка захвата грозненских и майкопских нефтеперегонных заводов при помощи настроенных профашистски чеченцев)⁹.

Кроме абвера, разведывательные и контрразведывательные функции исполняли и другие подразделения нацистского оккупационного режима: тайная полевая полиция, государственная тайная полиция — гестапо, полевая жандармерия, гражданская полиция¹⁰.

Что касается коллаборационистской «новой русской полиции», то ее сотрудники (как, впрочем, и бургомистры, и старосты) использовались немцами как осведомители.

Тайная полевая полиция — «Гехаймфельд-полицай» (ГФП) — была полицейским исполнительным органом военной контрразведки в действующей армии. В мирное время органы ГФП не действовали. Распоряжения по основным направлениям своей работы ГФП получала от Управления «Абвер — заграница».

Подразделения ГФП на советско-германском фронте были представлены группами под соответствующими номерами при штабах армейских группировок, армий и полевьк комендатурах, а также в виде комиссариатов и команд при корпусах, дивизиях и отдельных местных комендатурах.

Тайная полевая полиция исполняла функции гестапо в зоне боевых действий и в ближайших армейских и фронтовых тылах, осуществляя главным образом, производство арестов по указанию органов военной контрразведки, ведение следствия по делам о государственной измене, предательстве, шпионаже, саботаже, антинацистской пропаганде среди солдат вермахта, расправу с партизанами и другими советскими патриотами, боровшимся против оккупантов.

Кроме того, действующей инструкцией на подразделения ГФП возлагались следующие задачи:

— Организация контрразведывательных мероприятий по охране штабов обслуживаемых соединений. Личная охрана командующего соединением и представителей главного штаба.

— Наблюдение за находившимися при командных инстанциях военными корреспондентами, художниками, фотографами.

— Контроль за почтовой, телеграфной и телефонной связью гражданского населения.

— Содействие цензуре при надзоре за полевой почтовой связью.

— Контроль и наблюдение за прессой, собраниями, лекциями, докладами.

— Розыск оставшихся на оккупированной территории военнослужащих Красной Армии. Воспрепятствование уходу с оккупированной территории за линию фронта гражданского населения, в особенности лиц призывного возраста.

— Допросы и наблюдение за лицами, появившимися в зоне боевых действий¹¹.

Полевая жандармерия была военным полицейским органом, выполнявшим функции полиции порядка в зоне боевых действий и в ближнем армейском тылу. Каждой армейской группировке немецкой армии придавался один или несколько отрядов полевой жандармерии.

В ее задачи входило участие в борьбе с партизанами в районе расположения, регулирование движения войск во время марша, установление контрольно-пропускных пунктов, проверка документов, конвоирование военнопленных, приведение в исполнение приговоров военных судов, уборка трупов с поля боя. Кроме того, подразделения полевой жандармерии придавались военным комендатурам¹².

Тайная государственная полиция — гестапо — была особым агентурным, следственным и карательным органом, который занимался выявлением, подавлением и ликвидацией антифашистов и особенно коммунистов. Основанием для репрессий служили результаты проводившейся гестапо агентурной разработки и слежки, а также агентурные материалы органов СД и непосредственные указания руководителей III Рейха. Оно не ограничивало свою деятельность рамками Германии и засылало агентуру в другие государства.

Гестапо арестовывало и заключало людей в тюрьмы и концлагеря без каких-либо санкций суда и прокуратуры. Такие аресты официально именовались превентивными. Действия гестапо не подлежали опротестованию. Практически, органы гестапо не были ограничены никакими законами¹³.

Основные формы и методы работы гестапо на оккупированной территории России сводились к следующему:

1. Массовая агентурная сеть негласного наблюдения за населением по выявлению лиц, недовольных гитлеровским режимом и имеющих связь с партизанами.

2. Беспощадность и жестокость в расправе с гражданским населением, подозреваемым в связи с партизанами и советскими разведывательными органами. Так, летом 1942 года в зоне действий группы армий «Центр», и, в частности, в районе Смоленска гитлеровцами были организованы так называемые «трудовые лагеря». Они находились в ведении гестапо и преследовали двоякие цели. Во-первых, в них согласно немецкой инструкции интернировались лица, уличенные в антигерманской деятельности, «действия которых не требуют смертной казни». Во-вторых, здесь собирались содержать и использовать на тяжелой физической работе людей, уклоняющихся от исполнения трудовой повинности.

3. Насаждение контрразведывательных резидентур, действующих под видом антифашистских подпольных организаций, улавливающих провокационными методами нашу агентуру на оккупированной территории.

4. Переброска своей агентуры в советский тыл и в партизанские бригады с контрразведывательными и диверсионно-террористическими заданиями.

5. Жесточайший режим документации права жительства и передвижения в городах и сельской местности.

6. Дешифровка радиограмм органов советской разведки и штаба Партизанского движения.

7. Проведение радиоигр через рации провалившейся агентуры¹⁴.

С первых дней оккупации нацисты стали активно насаждать свою секретную агентуру среди русского населения. Так, например, начальник тылового района группы армий «Север» генерал Роквес предписал в директиве № 1198/41 от 14 сентября 1941 года «создать широкую сеть секретных агентов, хорошо проинструктированных и знающих ближайшие пункты явки», указав, что «создание этой организации является совместной задачей дивизий охраны и тайной полевой полиции»¹⁵.

Для вербовки агентов немцы использовали, в первую очередь, следующий контингент:

1. Антисоветски настроенных лиц из местного населения, бывших репрессированных советской властью.

2. Дезертиров из Красной Армии.

3. Подростков.

4. Финнов, немцев, эстонцев, украинцев, проживающих на данной территории.

Вербуемый нацистскими спецслужбами подвергался «политической обработке». Ему доказывалась непобедимость немецкой армии и неизбежное падение советской власти. Методы вербовки были весьма разнообразны: от угроз, пыток, подкупа продуктами до игры на национальных чувствах, внушения мысли о том, что только сотрудничая с немецкими спецслужбами, человек действительно сможет помочь своей родине¹⁶. В случае колебаний вербуемому угрожали, что его отправят в концентрационный лагерь, и он понесёт там тяжёлое наказание.

Секретной агентуре предписывалось устанавливать связи с населением, чтобы, в первую очередь, выявлять партизан и их союзников, убежища партизан и пункты снабжения продовольствием. Тайная полевая полиция должна была вести списки всех секретных агентов с их характеристиками, для того чтобы в случае перемены дислокации вновь прибывающие германские органы автоматически перенимали оправдавшую себя агентуру.

При вербовке с тайных осведомителей бралась подписка о том что они обязуются «давать сведения, направленные против германского командования и русского самоуправления, хранить в строжайшем секрете военную тайну, нести ответственность по законам военного времени».

В отношении практического использования лиц, завербованных нацистскими спецслужбами, специальная инструкция «Тактика борьбы с партизанами» рекомендовала следующие действия: «Наша разведка (агенты) должна вьщавать себя населению или партизанам лучше всего за военнопленных, пробирающихся к своему пункту из лагеря или фронта; или в крайнем случае, если это выгодно, представляться десантниками. При этом должна быть соответственно подобрана форма одежды…

Вид должны иметь разведчики запущенный (небритые, нестриженные и до некоторой степени грязные). Сигарет, сигар, табаку немецкого быть не может в употреблении на период работы. На глазах населения создавать вид постоянного опасения регулярных немецких частей или карательных отрядов…»¹⁷.

Провокация была одним из наиболее распространенных методов агентурной работы нацистских спецслужб. Так, агенты под видом советских разведчиков или лиц, переброшенных в тыл немецких войск командованием Красной Армии со спецзаданиями, поселялись у советских граждан, входили в их доверие, давали задания, направленные против немцев, организовывали группы для перехода на сторону советских войск. Затем все эти люди подвергались аресту.

С этой же целью из немецких агентов создавались лжепартизанские отряды, в которые вовлекались люди, искренне желавшие вести борьбу с захватчиками. Впоследствии их арестовывали. Кроме того, лжепартизанские отряды, созданные для дискредитации партизанского движения, организовывали налеты, грабили, убивали мирное население.

Для проведения карательных акций против советских партизан создавались специальные подразделения. Так, в районе Пскова действовал специальный антипартизанский орган «Референт-Н». Завербованные им агенты должны были выявлять коммунистов и комсомольцев, оставшихся в городе, лиц, поддерживающих связь с партизанами и подпольщиками или проявляющими недовольство оккупационным режимом¹⁸.

Отмечено много случаев, когда бывшие репрессированные, вернувшиеся в свои деревни после прихода туда немцев, выдавали оккупантам активных участников раскулачивания и коллективизации. В сентябре 1942 года ими был задержан скрывавшийся от оккупантов председатель колхоза «Новый труд» из деревни Бойково Ашевского района Ленинградской области Е. Алексеев и его жена. Немцы отрубили им обоим сначала руки, потом ноги, затем выкололи глаза и только после этого расстреляли¹⁹.

Немецкое «Наставление по борьбе с партизанами» рекомендовало вербовать секретную агентуру из числа «жителей пограничных районов или лиц, семьи которых пострадали от большевиков». Секретные агенты должны были контролироваться тайной полевой полицией²⁰.

Помимо использования добровольных осведомителей, немцы вербовали свою агентуру, действуя угрозой и подкупом. В приказе по 26-й пехотной дивизии № 575/41 от 11 сентября 1941 года разрешалось оплачивать доносы деньгами в размере до 25 марок в каждом отдельном случае. Вместо денежной оплаты выдавалось иногда продовольствие, спирт, табак, а также скот и имущество, принадлежавшее колхозам. Наиболее активных помощников в борьбе с партизанами оккупанты наделяли земельными участками²¹.

Кроме вновь создаваемой агентурной сети, «Наставление по борьбе с партизанами» рекомендовало использовать германскую резидентуру, существовавшую на советской территории до войны. Командование частей и комендатуры устанавливало связь с резидентами при посредстве тайной полевой полиции. Таким образом, резиденты и с приходом немецких войск оставались засекреченными²².

Органы гестапо, прибывавшие в оккупированные города, привозили с собой агентов которые носили штатскую одежду и хорошо знали русский язык. Обычно это были русские эмигранты и жители Прибалтийских государств. Агентам поручалось подслушивание разговоров на улицах, на рынках, т. е. в местах скопления населения²³.

Гестапо вело среди местных жителей вербовку агентов для заброски в советский тыл. Немцы стремились завербовать таких агентов из числа арестованных членов ВКП (б), ВЛКСМ, бывшего советского актива, а также среди военнопленных. С той же целью вербовалась молодежь и подростки 14–19 лет. Обучение завербованных проходило в специальных школах и продолжалось около месяца. Так, в одной из таких школ, которая функционировала около Пскова, курсанты разбивались на группы по 3–4 человека. Каждую группу обучал немецкий офицер, который затем перебрасывал ее в тыл Красной Армии по заранее определенному маршруту²⁴.

В спецшколах преподавалась техника сбора сведений о советских вооруженных силах, распознавание советского вооружения, обмундирования и знаки различия Красной Армии. Кроме того, учащиеся подвергались усиленной пропагандистской обработке. В частности, им показывали кинокартину «Разгром и отступление Красной Армии». Общение курсантов с внешним миром было категорически запрещено. Здания школ охранялись наружной и внутренней охраной²⁵.

С первого дня оккупации немцы требовали от мирного населения выдавать коммунистов, комсомольцев, партизан, всех сочувствующих советской власти. Во всех населенных пунктах были вывешены приказы немецкого командования, в которых указывалось, что лица, укрывающие партизан или содействующие им и частям Красной Армии, а равно противодействующие немецким оккупантам, будут расстреляны. За содействие в поимке просоветски и антифашистски настроенных граждан обещалась награда. Выявленных участников сопротивления немедленно вешали. Их трупы не разрешалось убирать по несколько недель. Так, почти на всех перекрестках города Пушкина Ленинградской области осенью 1941 года висели казненные с надписями: «Повешен как шпион», «За содействие партизанам», «Он был коммунист», «Это жид»²6.

Созданный в марте 1942 года в системе абвера специальный орган «Зондерштаб-Россия», поддерживавший тесную связь с карательными органами с помощью резидентур и агентов, занимался установлением мест расположения партизанских формирований, сбором информации об их руководящем составе, численности и партийной прослойке, районов действий партизан, способов их связи с центром, организацией, а также террористических актов над лицами командно-политического состава; выявлением подпольных патриотических организаций и советских разведчиков, заброшенных в немецкий тыл²⁷.

Весной 1943 года немецкая разведка подготовила план операции «Акция "Просвет"». Согласно ему красноармейцев должны были убеждать в том, что с ними воюют не только немцы, но и их «борющиеся за свободную Россию бывшие товарищи», а «при переходе на немецкую сторону их будут рассматривать не как военнопленных, а как равноправных соратников в рядах русской национальной армии»²⁸. В немецких пропагандистских радиопередачах и листовках всячески подчеркивалось, что «если раньше германское командование не придавало значения формированию русских добровольческих отрядов и смотрело на них скорей как на средство использования рабочей силы в прифронтовой полосе на предмет работ по укреплению позиций и полицейской службы, то теперь, когда численность добровольцев настолько возросла, возможность их использования на линии фронта стала напрашиваться сама по себе»²⁹.

Эту акцию нацисты собирались провести под Ленинградом, между Ораниенбаумом и Петергофом. Ставка делалась наличное участие в ней генерала Власова. Но при выступлениях перед мирным населением на оккупированных территориях России и военнопленными последний допустил ряд вольностей. Его заявления о будущей независимой России вызвали неудовольствие со стороны нацистской партийной верхушки. 17 апреля 1943 года вышел приказ фельдмаршала Кейтеля, адресованный командующим группами армий. В нем говорилось о том, что «ввиду неправомочных, наглых высказываний военнопленного генерала Власова… Фюрер не желает слышать имени Власова ни при каких обстоятельствах разве что в связи с операциями чисто пропагандного характера, при которых может понадобиться имя Власова»³⁰.

Это изменение в содержании фашистской пропаганды сразу же отметили советские спецслужбы. В обзоре «О структуре и деятельности "Русского комитета" и "Русской освободительной армии", возглавляемой Власовым», составленном ленинградскими чекистами в конце августа 1943 года отмечалось: «в течение июля-августа пропаганда "власовского движения" в антисоветских радиопередачах на русском языке сведена почти на нет. За исключением переданной 7 августа "программной речи" Власова перед представителями частей "Русской освободительной армии" о нем больше ничего не сообщалось»³¹.

В конце 1943 года, в условиях начавшейся передислокации немецких служб из прифронтовых районов Ленинградской области, командование вермахта, абвер и министерство пропаганды создали специальный орган «Норд», который сочетал в себе как разведывательные, так и пропагандистские функции. Размещенный в Риге, он взял под свой контроль пропагандистскую сеть Прибалтики, а также структуры, эвакуированные с территории Северо-Запада РСФСР.

В «Норд» входил отдел пропаганды — он занимался пропагандистской деятельностью в подразделениях РОА и среди депортированного советского населения.

Отдел 1-Ц — готовил агентуру из числа советских граждан для работы в СССР после войны, а также занимался контрразведывательной работой среди личного состава органа «Норд».

Этот отдел активно действовал на оккупированной территории РСФСР начиная с лета 1941 года. Его деятельность распространялась на северную группировку немецких войск. В начале его возглавлял полковник Кипп. Работники отдела располагали широкой сетью агентуры и проводили большую вербовочную работу среди мирного населения. Агенты готовились для переброски в тыл советских войск и внедрения в ряды советских партизан и сопротивления.

В подчинении отдела 1-Ц находились 104-я, 204-я и 304-я абверкоманды. Абверкоманда 104 располагалась во Пскове. Ее возглавляли вначале подполковник Гемприх, а затем подполковник Шиммель. В команду входили 311-я и 312-я абвергруппы. Они вели разведку на участке фронта 16-й и 18-й немецких армий и диверсионно-разведывательную работу против Ленинградского и Волховского фронтов³².

Отдел 1-А (подобный отделу 1-А при СД — следственный отдел. — Б. К.), расследовал полученный материал от отдела 1-Ц и отдела пропаганды и находился в тесном контакте с отделом 1-Ц.

Отдел 1-Д включал в себя фотолаборатории, где, кроме различных плакатов и фотографий пропагандистского характера, изготовляли подробные топографические карты, на которые заносились данные разведывательного характера.

Отдел 1-Б (считался наиболее засекреченным во всей службе. — Б. К.) готовил так называемых «агентов влияния», в задачи которых входило разложение изнутри советских и партийных органов.

Кроме перечисленных отделов, штабу органа «Норд» подчинялась типография, издававшая газету «За Родину». Формально она именовалась органом издательства «Русского комитета», но фактически издавалась отделом пропаганды.

В 1942–1943 годах абвер имел на участке 17-й и 18-й Армий свои абвергруппы, которые вели борьбу с партизанами, создавали агентуру среди местного населения и на железнодорожном транспорте.

Но противнику не удалось хорошо изучить партизанские разведывательные приемы. Как видно из документа «Особые распоряжения по борьбе с партизанским движением и шпионажем», подготовленного сотрудниками абвера 12 июля 1942 года, немцы в этом отношении не располагали какими-либо документами и стройными представлениями, а пользовались, в основном данными из откровений предателей, перешедших на их сторону либо допросов провалившихся советских разведчиков³³.

Наряду с Абвером контрразведывательную работу проводили зондеркоманды германской службы безопасности. Занимаясь зафронтовой деятельностью, а также выявлением нашей агентуры, партизан и просоветски настроенных людей среди местного населения, они создавали так называемые русские группы агентура, которых формировалась из числа изменников Родины. Широко использовался и личный состав созданных немцами гражданских учреждений: начальники районов, старшины, бургомистры, старосты и другие.

Решением агентурных задач по разведке и контрразведке занимались и органы тайной полевой полиции. В отличие от СД, они выполняли также следственные и судебные функции.

Основная работа велась по следующим направлениям:

а) насаждение массовой агентурной сети, в задачи которой входило негласное наблюдение за населением и выявление лиц, недовольных гитлеровским режимом и имеющих связь с партизанами; б) создание агентурной сети среди лесников, объездчиков и т. п. в районах наиболее вероятного появления и действия партизанских отрядов и советских разведывательных групп; в) переброска агентуры в советский тыл, в партизанские отряды с разведывательными и диверсионно-террористическими заданиями.

Немецкие карательные органы в агентурной работе широко применяли провокационные методы, рассчитанные на разоблачение просоветски настроенной части населения. Для этой цели немцы под видом подпольных, партийных, революционных и других комитетов создавали провокаторские организации. Участники этих организаций по заданию немецкой контрразведки путем провокаций выявляли антифашистски настроенных лиц, партизан, коммунистов, которые затем репрессировались³⁴.

Параллельно со всеми пропагандистскими службами III Рейха сотрудники абвера активно распространяли информацию, порочащую советские органы государственной безопасности. Сотрудники НКГБ противопоставлялись всему остальному населению СССР. Так, в листовке «Большевистская действительность» говорилось о том, что до начала этой войны «партийный актив и работники НКВД никаких лишений не чувствовали, получая всё из закрытых распределителей. В противоположность рядовому служащему, крестьянину и рабочему, обнищавшему и полуголодному, они одевались хорошо и жили сытно»³⁵.

История советских органов государственной безопасности преподносилась как цепь преступлений против своего же собственного народа. В статье «Московские палачи» (из истории ВЧК-ГПУ), помещенной 22 ноября 1942 года в орловской коллаборационистской газете «Речь» говорилось о том, что «с момента возникновения ВЧК в лона её стекались все преступные элементы большевистской революции. Всё это были люди, примкнувшие к большевизму исключительно в силу своих преступных наклонностей. Под личиной священных революционных идей трусам и палачам предоставлена была возможность безнаказанно пытать и убивать. Число жертв ВЧК достигло многих миллионов». Причина образования ВЧК объяснялась просто: «…в силу того, что и в среде самих самых отъявленных преступников проявляется стремление к известной организованности, у собравшейся своры растлителей, убийц и осквернителей даже появилась потребность в организации, узаконяющей их преступную деятельность».

Давая убийственные характеристики Дзержинскому («Личность его представляет как бы ступень, отделяющую преступника от психически больного. Подлинная находка для такого жидовского ученого, как Фрейд») и Менжинскому (слабохарактерный, болезненный субъект), немецкая пропаганда основной удар критики все же наносила по Генриху Ягоде: «Куда больше подходящим руководителем ГПУ, с точки зрения большевиков, был жид Гершиль Ягода. По приказу Сталина провёл ликвидацию «кулаков», ссылая их массами в лагеря. Это был единственный слой населения, который еще мог проявить серьезную оппозицию. В конце концов Ягода прибрал к рукам такую власть, что само ГПУ грозило стать государством в государстве. Ягоду арестовали и после фиктивного процесса в марте 1938 года он был устранен выстрелом в затылок»³⁶.

Что касается Ежова, то он описывался как «человек, рабски исполнявший все приказания Сталина и Кагановича. Этот насквозь пропитанный злобой палач отличался невероятной жестокостью. Первый и до сих пор единственный руководитель ГПУ, не являвшийся жидом и всё же женатый на жидовке».

Ежову пришлось тоже исчезнуть и уступить место старому школьному товарищу Сталина чекисту еврею Берии, тесно связанному с мировым кагалом³⁷.

Гласная работа немецких служб шла в тесной связи с негласной. Создавая на оккупированной территории России агентурную сеть, немцы ставили перед ней задачу как активной борьбы с советским сопротивлением, так и распространение компрометирующих слухов о формах, методах и задачах деятельности советских спецслужб.

В целом немецкая пропаганда была направлена на формирование в обществе представления о советских органах государственной безопасности как о некой силе, оторванной от своего народа, привилегированной и пользующейся благами жизни за счет всего трудового народа. Постоянно подчеркивалось, что руководство ЧК-ОГПУ-НКВД всегда состояло из инородцев, в первую очередь из евреев. Следовательно, те задачи, которые оно решает, являются воплощением в жизнь планов мирового еврейства, что полностью противоречит национальным интересам России и русского народа.

Тысячи чекистов погибли, выполняя задания командования на оккупированной врагом территории. Причиной провала многих из них были доносы местных жителей. После освобождения Красной Армией этих районов некоторые из предателей были арестованы. На допросах они показали, что причиной их действий было не только желание выслужиться перед захватчиками, получить от них награду, но и воздействие немецких средств массовой пропаганды.

Немецкие оккупационные власти пытались обеспечить себе влияние и поддержку среди населения в захваченных ими районах. Они создавали различные общества: Русское общество помощи немецкой армии, Русский комитет, Комитет народной помощи и другие. Деятельностью этих обществ и комитетов руководили органы СД, где вырабатывались уставы и программы данных организаций. Созданные немецким командованием организации, под каким бы названием они ни маскировались, ставили перед собой задачу распространения фашистской пропаганды и антисоветской литературы, призывая население к борьбе против СССР³⁸.

Большой интерес проявляли оккупанты к тем ценностям Российских музеев, которые удалось эвакуировать до их прихода. Не зная о том, что знаменитые Магдебургские врата из Софийского собора в Новгороде были вывезены в советский тыл, абвер образовал специальную группу под командованием своего опытного агента Зинина. Одной из основных задач, поставленных перед ним германским руководством, был поиск этого выдающегося средневекового произведения искусства³⁹.

Активно взаимодействовали немецкие спецслужбы со спецслужбами своих союзников.

Кроме гестапо и абвера, в Новгороде и под Ленинградом в 1941–1943 годах активно действовали разведывательные службы испанской «Голубой дивизии». Советская агентура, действовавшая на оккупированной территории, докладывала в Ленинград об этом следующее: «В военном городке вблизи деревни Григорово размещается штаб испанских разведывательных органов, руководителем которых является капитан Мартинес, родом из Барселоны. Его ближайший помощник и переводчик Гурский-Мухамедов Олег Константинович, бывший офицер царской армии… Кроме того, в Голубой дивизии в разведке находятся Константинов Константин Александрович, Старицкий Юрий Александрович — все эмигранты, бывшие офицеры, бывшие дворяне…»⁴⁰.

«Русские испанцы», выполняя задания франкистской разведки, активно контактировали с коллаборационистским руководством Новгорода, встречались с ним как в официальной, так и неофициальной обстановке.

Стремясь сломить сопротивление защитников Ленинграда, абвер засылал в блокадный город свою агентуру. Так, в журнале боевых действий абвера говорилось о заброске туда в 1943 году кадрового разведчика Штаркмана⁴¹.

В ходе боевых действий в России фашистские разведывательные службы несколько раз меняли свои приоритетные направления в кадровой политике. После Сталинградской битвы основной упор стал делаться на тотальный шпионаж. Предполагалось, что не профессионалы высокого класса будут играть первую скрипку, а тысячи и тысячи агентов, прошедших лишь базовую подготовку. «Я требую массовой засылки агентуры. Я создал вам столько школ, сколько нужно», — заявил адмирал Канарис на совещании руководства абвера в Риге в 1943 году. На нем обсуждались вопросы расширения шпионско-диверсионных действий в советском тылу и контрразведывательной и антипартизанской работы на занятой немцами территории России⁴².

Так, на Северо-Западе России разведывательные школы функционировали во многих населенных пунктах: Сольцах, Луге, Пскове, Дно. Изначально их основой являлись те подразделения немецких спецслужб, которые занимались выявлением неблагонадежных депортацией их в глубокий тыл, сбором информации о политических настроениях населения, допросом военнопленных и партизан. После реорганизации данные структуры несколько видоизменились: руководящий, преподавательский и инструкторский состав подбирался главным образом, из официальных сотрудников военно-разведывательных органов. Методы вербовки агентуры, так же как и программа обучения, легендирование агентов и экипировка, снаряжение и обеспечение фиктивными документами являлись идентичными для всех школ.

Практически, во всех местах, где находились советские солдаты и офицеры, оказавшиеся во вражеском плену, действовали работники нацистских спецслужб. Обычно на первом этапе вербовки отслеживалась реакция объекта на лекции власовских пропагандистов. Далее, через внутрилагерную агентуру, его подводили к мысли о необходимости подать заявление на имя коменданта лагеря о своем желании бороться с оружием в руках против советской власти.

После получения согласия вступить в РОА всеми добровольцами занимался специальный офицер из немецкой разведки. Он собирал показания об их политических убеждениях, известных им данных военного характера, а также по биографиям и связям в Советском Союзе. Все отобранные лица отделялись от общей массы военнопленных, причем, их обычно сразу же переправляли в другой лагерь.

После того как оккупанты убеждались в лояльности кандидата, начиналась проверка его интеллектуальных способностей. В ходе ее принималось решение о наиболее оптимальном варианте использования завербованного: в качестве пропагандиста РОА, осведомителя в лагере, агента непосредственно на оккупированной территории или как зафронтового разведчика. С помощью различных тестов определялись развитие, сообразительность, способность запоминания, находчивость. Если выявлялась относительная пригодность к разведывательной работе, обычно предлагалось заполнить специальную анкету, состоящую из 30-50-ти разнообразных вопросов по автобиографии, наклонностям, политическим убеждениям агента, о том, какие области СССР он хорошо знает, кого лично знает из руководящих работников партийных и правительственных органов СССР, национальных республик, областных и районных структур. Вместе с тем в этих анкетах встречались и такие вопросы: любит ли агент музыку и литературу, танцы, спорт, вино, женщин, какие у него взаимоотношения с женой, любит ли мать, владеет ли иностранными языками, любит ли вступать в споры и дискуссии?

На первых этапах вовлечения в германские разведывательные службы нацисты всячески подчеркивали, что они являются лишь помощниками нарождающихся структур Русской освободительной армии. Некоторая часть работы велась руками русских коллаборационистов. Они занимались выяснением следующих вопросов: почему вербуемый не вступал в коммунистическую партию, в чем он не согласен с мероприятиями советской власти, участвовал ли он в каких-либо антисоветских организациях, считает ли себя достойным вступить в армию Власова, верит ли в правоту дела РОА. После идеологической обработки, вербуемых переводили на усиленное питание, им предоставлялись различные льготы.

Любой разведчик, даже если он работает из-за денег, должен верить в какие-либо идеалы. Спецслужбы оккупантов отлично понимали это, и параллельно с созданием школ происходил процесс оформления их как подразделений «Северного рога Русской освободительной армии», а все курсанты становились членами Союза борьбы за освобождение России. Перед началом занятий все слушатели давали присягу на верность «новому русскому правительству». Принимал ее обычно человек, называвший себя представителем генерала Власова. Агентам внушалась мысль, что они являются не простыми разведчиками, а русскими патриотами, ведущими борьбу в союзе с Германией и Финляндией за освобождение России от большевизма.

В период обучения среди курсантов распространялись различные антисоветские газеты и журналы. В обязательном порядке они знакомились со всеми материалами «Добровольца», печатного органа РОА. Практически все школы получали коллаборационистские издания «Правда» и «За Родину». Вместе с тем разведчиков держали в курсе событий, происходящих в СССР. Это делалось для облегчения их работы при переброске на советскую сторону. В этих же целях им давалась возможность слушать радиопередачи из Советского Союза⁴³.

Проверка знаний слушателей периодически проводилась кадровыми немецкими разведчиками, если устанавливалось, что кто-либо плохо усвоил тот или иной предмет, то к нему прикрепляли преподавателя и заставляли снова повторить курс обучения, при подозрении на неблагонадежность заподозренных сразу передавали гестапо. Однако нацистам не удалось выявить всю советскую агентуру.

В 1942 году на советско-германском фронте были созданы специальные разведывательно-диверсионные пункты немецких войск «Цеппелин» (или «Цет»). «Цет-зюд» (юг) находился на территории Украины, в городах Ворошиловск, Бердянск и Николаев. «Цет-митте» (центр), располагался в Смоленске, «Цет-Норд» (север) — во Пскове.

В задачу «Цепеллина» входила военно-экономическая разведка тыла противника, совершение диверсий в промышленности и на железнодорожном транспорте, организация террористических актов, разложение тыла противника путем пропаганды, организация повстанческого движения.

Основной функцией «Цет» являлось содействие в создании различных антисоветских союзов, партий, организаций из числа военнопленных, гражданского населения оккупированных областей и белоэмигрантов и руководство их деятельностью. К ним относились: РОА, Боевой союз русских националистов, Русская народная трудовая партия, Политический центр борьбы с большевиками, Союз русских активистов, Российская народная партия реалистов и другие пронацистские коллаборационистские организации⁴⁴.

В подчинении «Цеппелина» находились так называемые ягд-команды, т. е. «охотничьи команды», специализировавшиеся на борьбе с подпольем и партизанским движением. Ягд-команды совершали массовые аресты и расстрелы мирных жителей, уничтожали в районах своей «деятельности» не только взрослых мужчин, которые были в состоянии оказать им хоть какое-то сопротивление, но и женщин, детей и стариков.

Вся агентура предварительно проходила обучение в деревне Печки Печерского района. В этом населенном пункте, который находился на берегу Псковского озера, была расположена диверсионно-разведывательная школа абвера. Она готовила агентов и диверсантов для последующей массовой заброски в советский тыл. Руководство школы считало явно недостаточным лишь идеологическую обработку слушателей в антисоветском духе. Для обеспечения тотального контроля действовал штат агентов-осведомителей из числа курсантов. Сотрудники абвера называли их внутренней агентурой, созданной для выявления благонадежности и действительных намерений курсантов после их заброски в советский тыл. Секретных доносчиков вербовали, как правило, из тех, кому все пути назад были отрезаны. Это были люди, совершившие различные тяжкие преступления против мирного населения и советского сопротивления.

«Внутренняя информация» собиралась достаточно простыми и традиционными способами — через подпаивание, «ночную подругу», слежку и подслушивание, «задушевную беседу», затеянную провокатором⁴⁵.

Однако режим жесточайшего контроля в разведывательно-диверсионной школе не принес желаемого результата. В последнюю ночь 1943 года она подверглась дерзкому нападению партизан. Были похищены секретные документы, захвачен немецкий офицер, исполнявший обязанности начальника. Эту операцию удалось осуществить благодаря внедрению в структуру данного заведения советского разведчика Александра Лазарева⁴⁶.

В тех местах, где деятельность советских патриотов была затруднена из-за большой концентрации вражеских войск, особыми отделами партизанских бригад проводились «агентурные комбинации». В ходе которых в целях компрометации антисоветских формирований оккупантам подбрасывались материалы, из которых следовало, что наиболее верно служащие немцам люди являются партизанами и советскими агентами. Каждый факт ареста или уничтожения фашистами руководителей «добровольцев» использовался народными мстителями в пропагандистских целях⁴⁷.

Неудачи заставляли немецкие спецслужбы по-иному использовать завербованных советских граждан. Так как многие агенты, заброшенные в тыл Красной Армии с заданием совершить террористический акт, добровольно сдавались чекистам, было решено перепрофилировать некоторые из немецких разведывательных подразделений. Так, при абвергруппе 211с начала 1943 года начали работать пропагандистские курсы со сроком обучения один месяц, готовившие кадры для проведения нацистской пропаганды в советском тылу и среди населения оккупированных районов. В конце сентября 1943 года вторая рота этого подразделения во главе с командиром Автуховым почти полностью перешла на сторону партизан в Порховском районе Ленинградской области. В связи с этим руководство группы было предано военно-полевому суду. Оставшийся личный состав направили во Францию, а абвергруппу переформировали⁴⁸.

Партизанская агентура в это же время совершила ряд террористических актов против сотрудников коллаборационистской печати.

Наиболее известный журналист, печатавшийся не только на оккупированной территории Ленинградской области, но и в Риге, Берлине, Игорь Свободин был выкраден из редакции во Пскове и повешен на шоссе Ленинград-Киев⁴⁹.

Летом 1943 года немецким военным командованием совместно с немецкими разведывательными службами была предпринята попытка разгрома партизанского движения на территории Смоленской и Витебской областей.

На южной окраине Смоленска, в усадьбе бывшей МТС, абверкоманда 202 создала школу диверсантов, где обучались лица, доказавшие свою преданность гитлеровцам. В июне 1943 года в этой школе был сформирован спецотряд РОА для осуществления операции по разгрому партизанских бригад.

По замыслу немецкого командования, спецотряд изображая из себя остатки партизанской бригады из Литвы, понесшей значительные потери в боях с немцами и литовскими националистами, под Смоленском должен был попытаться влиться в одно из действующих партизанских соединений на правах самостоятельного отряда. Для поднятия авторитета предполагалось провести несколько успешных стычек с полицейскими и напасть на немецкий обоз.

Отряд в количестве 76 человек прошел специальное обучение. Официально командовал им капитан РОА Цамлай, но фактическое руководство осуществлял немецкий офицер-разведчик, прекрасно говоривший по-русски и имевший опыт службы в 1941 году в спецподразделении «Бранденбург». О том, что он немец, знал лишь командный состав псевдопартизанского отряда.

Подразделение полностью имитировало боевую группу народных мстителей. Роль комиссара исполнял бывший командир Красной Армии Петр Голиков, ставший убежденным власовцем. Отряд был обмундирован в рваные шинели, отобранные у военнопленных, вооружен разномастным оружием.

Однако несмотря на всю тщательность, с которой нацисты формировали данное подразделение, советской разведке удалось завербовать нескольких человек, изъявивших желание порвать с власовцами и перейти на сторону партизан.

Первый этап операции абвера прошел успешно. Псевдопартизанам удалось внедриться в расположение отрядов советского сопротивления, но во время одной из встреч, советский агент сумел предупредить партизан о готовящейся провокации. Последние оперативно сформировали группу из 25 человек, которая захватила немецких разведчиков во время очередной встречи белорусских и «литовских» партизан. Центр получил подробную информацию о Смоленской диверсионной школе и ее выпускниках, многие из которых уже выполняли задания абвера в советском тылу⁵⁰.

Успешное наступление Красной Армии, подъём всенародной борьбы в тылу врага, явная подчинённость всех структур РОА гитлеровцам не позволила нацистам осуществить свой план тотальной шпионской войны. Практически во все разведывательные школы советское сопротивление смогло внедрить своих агентов, которые не только информировали наше командование о ситуации в них, но и успешно занимались разложением слушателей. Всё это привело к срыву далеко идущих планов немецко-фашистских оккупантов.

Немецкие спецслужбы действовали против Советского Союза агрессивно и с размахом. Разведка, контрразведка и пропаганда - таковы были основные направления их деятельности. Практиковались все методы борьбы с противником: от дезинформации до террористических актов. Наиболее широко удалось развернуть свою работу на оккупированных территориях. В школах, находившихся в ведении абвера, готовились агенты на все случаи жизни. В основном их вербовали из местных жителей и военнопленных. При этом, ставка делалась на лиц, так или иначе пострадавших от советской власти. Именно они, по замыслу немцев, должны были выполнять самые тяжелые и опасные задания, направленные на подрыв военной мощи СССР, разложения его граждан.

На оккупированной вермахтом территории насаждалась массовая агентурная сеть, которая выявляла людей, недовольных гитлеровским режимом и имеющих связь с партизанами.

Борясь с советской разведкой, нацисты занимались ее активной дискредитацией. Порочащие чекистов факты систематически публиковались в подконтрольных гитлеровцам средствах массовой информации.

Активную разведывательную работу против СССР немецко-фашистские разведывательные органы вели до последних дней Великой Отечественной войны, советским спецслужбам противостоял опытный, сильный и коварный враг. Часть западных областей России находилась под вражеской оккупацией с лета 1941 по лето 1944 года. Нацистской агентуре удалось пустить здесь глубокие корни. Ликвидировать ее пришлось уже послевоенному поколению советских чекистов.

Примечания

1 Лубянка 2. Из истории отечественной контрразведки. М, 1999. С. 235.

2 История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 6. С. 135.

3 История советских органов государственной безопасности. М., 1977. С. 326.

4 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Кн. 1. Начало. 22 июня-31 августа 1941 года. М., 2000. Т, 2. С. V.

5 Там же. С. 327.

6 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

7 Крысько В. Г. Секреты психологический войны (цели, задачи, методы, формы, опыт). Минск, 1999. С. 359.

8 Мадер Ю. Абвер: щит и меч третьего рейха. Ростов-на-Дону, 1999. С. 250–255.

9 Там же. С. 148.

!0 СРАФ УФСБ СПБЛО. Д. 19344. Материалы о немецких разрушениях и зверствах, о деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника в районах Ленинградской области, подвергавшихся оккупации. Л. 29.

11 Чернов С. В. Спецслужбы фашистской Германии в Великой Отечественной войне//Новый часовой. № 3.1995. С. 62.

12 Там же. С. 63.

13 Там же. С. 64.

14 О деятельности контрразведывательных органов противника на оккупированной территории Ленинградской области (докладная записка Кубаткина П. Н.) // Новый часовой. № 4.1996. С. 154.

15 АУФСБПО. Д. 41586. Л. 66.

16 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

17 О деятельности контрразведывательных органов противника на оккупированной территории Ленинградской области (докладная записка Кубаткина П. Н.) // Новый часовой. № 4. 1996. С. 154.

18 АУФСБПО. Д. 41586. Л. 68.

19 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

20 АУФСБПО. Д. 41586. Л. 71.

21 Там же. Л. 75.

22 Там же. Л. 67.

23 Тамже. Д.42255.Л. 14.

24 Там же. Д. 43623. Л. 43.

25 Там же. Л. 45.

26 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов,

27 История советских органов государственной безопасности. С. 335.

28 Штрик-Штржфелъдт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. М., 1993. С. 219–220. 29АУФСБПО.Д.41563.Л,9.

30 Штрик-Штрикфель. дт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. С. 222.

31 АУФСБПО. Д. 41563. Л. 35.

32 Псков в годы Великой Отечественной войны: Сб. ст. Л., 1981. С. 40–41.

33 А. Ю. Попов Партизанская разведка в годы Великой Отечественной войны // Исторические чтения на Лубянке. 2000 год. Отечественные спецслужбы накануне и в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг. М., Великий Новгород. 2000. С. 66.

34 СРАФ УФСБ СПБЛО. Д. 19344. Материалы о немецких разрушениях и зверствах, о деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника в районах Ленинградской области, подвергавшихся оккупации. Л. 31.

35 АУФСБНО. Д. 4327. Л. 89.

36 Речь. 1942.22 ноября.

37 Там же

38 СРАФ УФСБ СПБЛО. Д. 19344. Л. 3–4.

39 АУФСБНО. Д. 41586. Л. 62.

4 °CРАФ УФСБ СПБЛО. Д. 19344, Материалы о немецких разрушениях и зверствах, о деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника в районах Ленинградской области, подвергавшихся оккупации. Л. 107 об.

41 Мадер Ю. Абвер: щит и меч третьего рейха. С. 264.

42 Контрразведка. Псков, 1995. С. 31.

43 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов,

44 АУФСБПО. Д. 26 (л.). Л. 16,

45 Контрразведка. С. 40–42.

46 Там же. С. 6.

47 АУФСБНО. Д. 1/7187. Л. 56.

48 Чернов С. В. Спецслужбы фашистской Германии в Великой Отечественной войне// Новый часовой. № 3.1995. С. 60.

49 Из беседы с комиссаром 5 ПБ Сергуниным И. И. 10 марта 1993 года.

50 Центр документации новейшей истории Смоленской области. Ф. 8. Оп. 2. Д. 356, Л. 45–49.

Глава 3. Формирование антисоветских воинских частей I из местного населения и военнопленных

В некоторых работах, вышедших на Западе после Второй мировой войны (например, в книге А. Казанцева «Третья сила» (выпускалась издательством НТС «Посев» в 1952,1974 и 1994 годах), дается информация, что в борьбе со сталинизмом в 1941–1945 годах принимало участие до 10 миллионов советских граждан. Эта цифра явно завышена. В исследовании петербургского историка В. А. Ежова «Народ и война: некоторые проблемы и тенденции их изучения» говорится о том, что в гитлеровских формированиях находилось 100 тысяч бывших бойцов и командиров РККА ¹.

По современным немецким данным в начале 1943 года в вермахте действовало до 400 тыс. «добровольных помощников», от 60 тыс. до 70 тыс. находились в войсках службы по поддержанию порядка и 80 тыс. — в восточных батальонах; около 183 тыс. человек работало на железной дороге в Киеве и Минске².

При рассмотрении последних цифр следует учитывать, что в большинстве случаев речь шла не о политическом выборе, а о стратегии выживания. Никогда немецкое руководство (в отличие от своих пропагандистских заявлений) не считало эти силы своими политическими союзниками, никогда серьезно не рассматривало идеи воссоздания «Великой России без коммунистов».

Однако в современной российской исторической литературе появились авторы, которые пишут о том, что некоторые руководители фашистской Германии стремились создать жизнестойкое русское антисталинское движение. Генерал Власов ими сравнивается еде Голлем, а его движение называется общенациональным, имевшим поддержку большинства населения на занятых немцами территориях³.

Эти утверждения не выдерживают никакой критики. Нацистам и их пособникам на оккупированных территориях противостояло массовое народное сопротивление — партизаны и подпольщики. По советским оценкам в централизованном партизанском движении участвовало около 280 тыс. активных бойцов, а в общей сложности их насчитывалось от 700 тыс. до 1,3 млн. человек⁴.

Перед нападением на Советский Союз Гитлер скептически отнесся к предложению Геббельса (хотя оно и было принято) объявить войну против СССР «походом народов Новой Европы против ига большевизма». Фюрер Третьего рейха считал, что это до какой-то степени принизит славу Германии в ее неизбежной победе. Участие в войне представителей советских народов под какими-либо политическими лозунгами, будь то борьба за уничтожение большевизма или восстановление национальной независимости, выглядело в свете объявленных нацистским руководством целей просто немыслимым. «Никогда не должно быть позволено, чтобы оружие носил кто-либо иной, кроме немцев, — заявлял Гитлер, -  Даже если в ближайшее время нам казалось бы более легким привлечь какие-либо чужие, покоренные народы к вооруженной помощи, это было бы неправильным. Это в один прекрасный день непременно и неизбежно обернулось бы против нас самих. Только немец вправе носить оружие, а не славянин, не чех, не казак и не украинец»⁵.

Но уже с первых недель войны вместе с вермахтом сражались против Красной Армии солдаты Финляндии, Венгрии, Румынии, Италии, Словакии. Генерал Франко послал на северный участок советско-германского фронта испанскую «Голубую дивизию». В частях СС воевали добровольцы из Норвегии, Дании, Франции, Бельгии. Во многом это было связано с большими потерями вермахта в живой силе, которые он понес в первые месяцы войны.

Рассчитывая использовать в своих целях национальную вражду между народами СССР, немецкие власти уже в первые месяцы оккупации начали формировать различные антисоветские националистические отряды. В этом отношении наибольшую силу представляли украинские и прибалтийские вооруженные формирования.

25 августа 1941 года командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал фон Лееб официально разрешил принимать на службу в вермахт литовцев, латышей и эстонцев и создавать из них особые команды и добровольческие батальоны для антипартизанской борьбы. Зимой 1941–1942 годов были сформированы балтийские охранные батальоны — первоначально с целью заменить в тылу немецкие войска для использования последних на фронте, однако начиная с июля 1942 года эстонские батальоны наравне с немцами сражались на передовой линии^б.

С привлечением русских дело обстояло несколько сложнее. И проблема здесь заключалась не только в том, что арийская теория считала славян «недочеловеками». Изначально руководство III Рейха не хотело давать им в руки оружие даже в пропагандистских целях.

Срыв плана «блицкрига» заставил нацистов по-другому оценить потенциал русских, готовых сотрудничать с ними. Так что силам советского сопротивления противостояли не только войска немецко-фашистской Германии и ее союзников, но и различные коллаборационистские подразделения из числа местных жителей, часто созданные при участии сотрудников нацистских спецслужб: полицейские и карательные отряды, разведывательные и пропагандистские школы, Русская освободительная армия, Русская освободительная народная армия и другие.

Некоторые руководители партизанского движения в своих воспоминаниях относят к вооружённым коллаборационистским формированиям и вспомогательные отряды вермахта. Это не соответствует действительности: подразделения, сформированные из русских гражданских лиц, носившие старую немецкую форму без знаков различия, оружия не имели и использовались тыловыми службами германской армии для поддержания порядка на шоссейных и железных дорогах⁷.

Ещё в ходе Великой Отечественной войны историографы власовского движения предприняли ряд попыток начинать отсчёт своей деятельности с октября 1941 года. На страницах газеты «Доброволец» и журнала «Блокнот солдата РОА» приводились якобы имевшие место факты совместных боевых действий вермахта и «русских добровольческих ударных отрядов». С этого времени, по их утверждению, началось «возрождение русских боевых национальных противобольшевистских сил»⁸.

Газета «Голос народа» посвятила процессу становления «Русского освободительного движения» несколько своих номеров. Она писала: «Уже к осени 1941 года можно было встретить немало народных героев, плечом к плечу с германскими солдатами штурмующих жидовскую крепость. Со временем эти подразделения выросли в крупные боевые единицы, пользующиеся большим доверием у германского командования и не раз отличившиеся в боях с большевиками.

Так росла, крепла, завоевывала себе авторитет Русская народная армия, которая сейчас представляет собой грозную силу для сталинской банды»⁹.

Эти заявления не соответствуют действительности. В условиях успешного продвижения германских войск командование ставило перед ними задачу повсеместного разоружения населения. Офицеры вермахта, кроме права казнить или миловать, могли отпустить пленного красноармейца домой, если он производил впечатление «честного хлебороба», но при этом им строго указывалось, что «оружие в любом случае должно быть изъято или уничтожено»¹⁰.

О том, что тысячи русских людей уже летом 1941 года изъявили желание помогать нацистам, пишет в своей книге В. Штрик-Штрикфельд: «В первые несколько месяцев войны офицеры и солдаты Красной Армии, а также горожане и крестьяне, в большом количестве присоединялись к германским воинским частям…

Сперва в частях добровольцев называли "наши иваны", а затем за ними закрепилось обозначение «хиви» (Hilfswillige (Hiwis) — "желающие помогать", или добровольные помощники¹¹.

Но этот же автор признает, что использовались «добровольные помощники» на самых тяжелых работах: на постройке дорог, мостов и других объектов обеспечения тыла¹².

К концу 1942 года «хиви» имелись во многих подразделениях вермахта. Только в службе снабжения пехотной дивизии штатами было предусмотрено 700 должностей для «добровольных помощников». В соответствии с приказом командира 79-й пехотной дивизии, бывшие военнопленные должны были замещать половину личного состава ездовых и шоферов грузовых машин, все должности сапожников, портных, шорников и вторых поваров, половину должностей кузнецов. Кроме того, каждый пехотный полк формировал из военнопленных одну саперную роту численностью в 100 человек, включая 10 человек немецкого кадрового состава¹³.

В первые месяцы войны эти люди представителям советского сопротивления казались врагами гораздо более ненавистными и опасными, чем немцы. Что касается солдат вермахта, еще оставалась надежда, что одетые в военную форму рабочие и крестьяне одумаются и перестанут воевать против «братьев по классу» и «первого в мире социалистического государства».

Партизаны и подпольщики в 1941 году провели ряд успешных операций по физическому уничтожению пособников врага. Никаких пропагандистских акций, кроме извещения населения о том, что смерть ждёт каждого сотрудничающего с врагом, предпринято не было¹⁴.

Для начального этапа Великой Отечественной войны не характерно широкое использование оккупантами местного населения в военных целях, даже для борьбы с партизанами. Исключение составляли эстонцы, латыши и финны, некоторые из них вступали в карательные отряды, сформированные на территории Прибалтики¹⁵.

Победа советского народа под Москвой и, как следствие этого, срыв плана молниеносной войны против СССР заставили оккупантов пересмотреть свои взгляды на использование представителей народов Советского Союза в боевых действиях.

Весной 1942 года в оккупированных нацистами районах нашей страны появилось значительное количество различных «вспомогательных подразделений», не имевших, как правило, ни четкой организационной структуры, ни штатов, ни строгой системы подчинения и контроля со стороны немецкой администрации. Их функции заключались в охране железнодорожных станций, мостов, автомагистралей, лагерей военнопленных, где они должны были заменить немецкие войска, необходимые на фронте. В группе армий «Север» они назывались «местные боевые соединения» (Einwohnerkampfverbande), в группе армий «Центр» — «служба порядка» (Ordnungsdienst), а в группе армий «Юг» — «вспомогательные охранные части» (Hilfswachman-nschaften)¹⁶.

К концу лета 1942 года по мере значительного роста потребностей в охранных войсках германское командование наряду с набором добровольцев приступило к насильственной мобилизации годных к военной службе мужчин от 18 до 50 лет. Суть такой мобилизации состояла в том, что перед жителями оккупированных районов ставилась альтернатива: быть завербованными в «добровольческие» отряды или угнанными на принудительные работы в Германию.

На смену скрытой мобилизации пришло открытое принуждение с применением против уклоняющихся санкций — вплоть до привлечения к суду по законам военного времени, взятия из семей заложников, выселения из дома и прочих репрессий.

Под Брянском осенью 1942 года к охране железных дорог привлекались заложники. Они караулили под виселицами, на которых их должны были повесить в случае успешной партизанской акции¹⁷.

В начале 1942 года под Брянском началось формирование полка «Десна». Предполагалось, что в него вступят пленные украинцы-красноармейцы. Решение использовать именно украинцев было основано на издавна существующей, как считали немцы, вражды между ними и русскими.

Солдаты и офицеры этого подразделения носили немецкое обмундирование, а принадлежность к русскому полку обозначалась белой повязкой на рукаве¹⁸.

Отношения между немецкими офицерами полка и солдатами были плохими. Офицерам разрешалось бить солдат. До наступления Красной Армии немцы часто собирали солдат для агитационных бесед, при этом они не скупились на слова, рассказывая об успехах германской армии. После того как инициатива на фронте перешла к советской стороне, подобные мероприятия перестали практиковаться, а на вопросы солдат о положении на фронтах офицеры предпочитали отнекиваться или отмалчиваться¹⁹.

Батальоны полка «Десна» действовали на Брянщине до конца августа 1943 года, после этого они были выведены в Белоруссию, а затем, в конце года, переброшены в Западную Европу — Францию и Италию²⁰.

Никем не контролируемый рост числа «туземных» воинских частей весной 1942 года вызвал негативную реакцию у Гитлера, который 24 марта 1942 года запретил их дальнейшее формирование на том основании, что это могло оказаться с военной точки зрения невыгодным при последующем «окончательном решении русского вопроса», т. е. физическом уничтожении значительной части славянских народов. В то же время было приказано сохранить уже существующие части в необходимом количестве.

Но положение дел на советско-германском фронте внесло коррективы в эти планы. И уже в мае 1942 года главным командованием гитлеровской сухопутной армии и командованием армий запаса на оккупированной территории Советского Союза были учреждены четыре националистических легиона: туркестанский, кавказско-магометанский, грузинский и армянский. Они использовались руководством вермахта для борьбы с сопротивлением фашистскому режиму²¹.

С июня 1942 года на страницах оккупационной печати появились воззвания, призывающие «всех честных русских граждан вступать в добровольческие отряды»²².

Эти формирования по своему составу были крайне неоднородными. Кроме предателей, добровольно идущих на службу к оккупантам, там находились бывшие военнопленные и мирные жители. Последних принудили надеть вражескую форму при помощи системы террора, шантажа, подкупа, обмана и насильственной мобилизации. Пленным красноармейцам было обещано хорошее питание и возможность в скором будущем отбыть на Родину²³.

В некоторых случаях обращалось внимание на социальное происхождение вербуемых. В докладе штаба 5-й танковой дивизии об использовании «добровольческой роты» рекомендовалось отбирать в первую очередь крестьян и сельскохозяйственных рабочих, «поскольку в них таится непримиримая ненависть к коммунизму». О промышленных рабочих говорилось, что они «в большей степени заражены коммунизмом, и их вступление и согласие служить чаще всего объясняется желанием на какое-то время получить хорошее содержание, чтобы потом при первой возможности исчезнуть». Что же касается офицеров Красной Армии, то их предложения рекомендовалось отклонять в связи с тем, что «они находятся под коммунистическим влиянием и в большинстве являются шпионами. В подтверждение этому приводился факт, когда двое принятых в роту офицеров в первом же бою перебежали на сторону Красной Армии, прихватив с собой еще трех человек из числа «добровольцев»²4.

Фашистские вербовщики не учли тот факт, что для многих пленных форма добровольцев была единственной возможностью вырваться из лагеря. Всё это изначально делало невыполнимым немецкий план полного вывода на фронт тех частей, которые использовались в тылу для борьбы с партизанами и охраны коммуникаций.

Фашистское наступление на партизан на Северо-Западе России осенью 1942 года несколько потеснило силы сопротивления, но не смогло его уничтожить. Напряженное положение на фронтах не позволяло командованию вермахта постоянно держать у себя в тылу значительные воинские подразделения немецких войск. Было принято решение о переброске на оккупированную территорию Ленинградской области «национальных легионов». Все они комплектовались за счёт вербовки военнопленных. «Легионеры» носили красноармейскую форму, советские знаки отличия. Нацистские тайные агенты, используя это, получили задание распространять среди населения слухи о том, что все легионы состоят из бойцов РККА, добровольно перешедших на сторону германских вооружённых сил. Эта акция провалилась. Сразу же по прибытии на место дислокации несколько бывших военнопленных бежало к партизанам разоблачив этим инсинуации противника²⁵.

При подготовке очередного наступления на партизанские соединения оккупанты были вынуждены отозвать легионеров с линии их соприкосновения с народными мстителями и использовать в дальнейшем только на хозяйственных работах. Национальный состав карательных отрядов, пришедших им на смену, был представлен в основном немцами, латышами и эстонцами, а также русскими, уже совершившими различные преступления против своего народа²⁶.

Некоторые из этих отрядов, созданных нацистами в 1942 году, скрывали свою связь с германским командованием, но зато они открыто говорили о своей враждебности к советскому строю и партизанам, объявляя своей целью «борьбу за Новую Россию». На Брянщине и Смоленщине распространялись антисоветские брошюры и листовки от лица организации «русских фашистов»²⁷.

Особое внимание со стороны советского сопротивления и НКВД уделялось тем подразделениям, которые предназначались фашистами для разведывательно-диверсионной работы в советском тылу. 22 января 1942 года вышли указания НКВД СССР «О мероприятиях по борьбе с «добровольческими» отрядами». В них все коллаборационистские формирования назывались бандами. Предполагалось «по получении проверенных сведений о формировании банды подбирать и направлять через линию фронта в пункты формирования банды надёжную агентуру с задачей внедрения в состав банды». Чекисты должны были «вести разложенческую работу среди рядовых участников, склонять их к переходу к Красной Армии, насильно уводить с собой руководителей банд; осуществлять ликвидацию отдельных руководителей банд, вербовщиков в эти отряды и отдельных активных рядовых участников; вербовать старост с целью получения возможности вливать через них в банды нашу агентуру»²⁸.

В августе 1942 года начальник Ленинградского штаба партизанского движения М. Н. Никитин отправил начальнику опергруппы Северо-Западного фронта и командирам партизанских отрядов «Указания о способах разложения антисоветских отрядов и частей, формируемых немцами на оккупируемой территории» (аналогичные документы были направлены из Москвы брянским и смоленским партизанам)²⁹.

Впервые с начала войны в этом документе прямо писалось о том, что не все лица, служащие захватчикам, являются потенциальными врагами советской власти. Кроме вооружённой борьбы с полицейскими и карателями, партизанам предлагалось использовать все возможности для разложения этих формирований³⁰.

В соответствии с указаниями из центра, сопротивление организовало свою работу с коллаборационистскими подразделениями следующим образом: выявлялись дислокация, организация, численность и порядок комплектования тех антисоветских «добровольческих отрядов», которые действовали в районах, контролируемых народными мстителями. В подразделения «добровольцев» засылалась партизанская агентура, которая путём распространения листовок и устных бесед с «добровольными помощниками» склоняла их к переходу с оружием на сторону партизан. Там, где сочувствующих силам сопротивления было несколько, создавались подпольные группы для разложения отрядов изнутри.

Всем перебежчикам партизаны оставляли их оружие и форму. Под наблюдением комиссаров они получили возможность с оружием в руках искупить свою вину перед Родиной. Значительную поддержку советскому сопротивлению оказывало местное население, распространяя сведения о хорошем обращении с перешедшими на сторону партизан, расклеивая в населённых пунктах листовки, предупреждавшие всех находившихся в антисоветских формированиях о том, что их служба у немцев является изменой родине, русскому народу.

В Дедовичском и Дновском районах Ленинградской области группа учителей, не связанных с советским подпольем, по собственной инициативе, с риском для жизни выпустила и распространила ряд листовок на темы: «К добровольцам — что ждёт вас?», «Кто вы теперь?», «О тридцати колхозниках из деревни Херуха, замученных фашистами». Прокламации писались убедительно, доходчивым языком, некоторые из них даже в форме стихотворений³¹.

Подобные акции значительно ослабляли вражеский тыл и делали весьма затруднительным активное использование добровольческих соединений, набранных из местных жителей.

Но работа по разложению коллаборационистских формирований не всегда была успешной для советской стороны. В практике агентурной работы имелись случаи, показывающие наши недоработки. Так, 1 июля 1942 года Навлинским оперативным чекистским объединением (Орловская область) был завербован начальник штаба полицейского отряда Р. Вербовкой преследовалась цель добиться через него проведения агентурных мероприятий по разложению полицейского отряда. Связь с Р. систематически поддерживалась через агента-связника Н., контактировавшего с группой навлинских девушек, распространявших советские листовки, и в результате этого арестованных гестапо. Вместе с ними был схвачен и агент Н. В результате этого все мероприятия по вербовке Р. и разложению полицейского отряда были провалены³².

Поскольку немецкие пропагандистские службы поместили в печати ряд статей о зверской расправе, учинённой партизанами над перешедшими на их сторону коллаборационистами, стали практиковаться персональные письменные обращения групп и одиночек перебежчиков к личному составу тех антисоветских формирований, где их знали лично. Если отряды «добровольцев» переходили на сторону партизан в полном составе, то им выделялись специальные районы действий и ставились самостоятельные боевые задачи.

В тех местах, где деятельность советских агитаторов и пропагандистов была затруднена из-за большой концентрации вражеских войск, особыми отделами партизанских бригад и отрядов проводились операции по дискредитации отдельных коллаборационистов³³.

Кроме всего прочего оккупанты формировали «вспомогательные подразделения» путем насильственной мобилизации мирного населения. С этой целью предварительно проводилась обязательная регистрация мужчин в возрасте 18–60 лет. За уклонение от регистрации виновные подвергались репрессиям. В первый период оккупации прошедшим регистрацию предлагалось подавать заявления о добровольном желании служить в антисоветских формированиях. «Добровольцев» соблазняли высоким жалованием, хорошим питанием и обмундированием, обещали выдачу продовольственного пайка семьям, а после войны — предоставление больших земельных наделов, льгот при поступлении в учебные заведения и уравнение во всех правах с немцами³⁴.

18 декабря 1942 года состоялась конференция, организованная Альфредом Розенбергом. В ней приняли участие начальники оперативных тыловых районов Восточного фронта и представители центральных военных управлений, ответственные за проведение оккупационной политики и осуществление хозяйственной деятельности на захваченной территории Советского Союза. Обсуждая возможности привлечения советского населения к активному сотрудничеству, немецкие военные представители высказывали мнение, что вермахт нуждается в непосредственном использовании жителей оккупированных районов для ведения боевых действий и восполнения потерь личного состава войск, а также успешной борьбы со все усиливающимся партизанским движением. Поэтому было решено пойти на определенные уступки в обращении с населением. Вместе с тем открыто заявлялось, что речь идет лишь о мероприятиях временного характера, которые сразу же после окончания войны могут и будут подвергнуты любой ревизии³⁵.

Несмотря на свое согласие с некоторыми предложениями Розенберга Гитлер отказался до окончания войны вносить в проводимую политику какие-либо изменения.

Единственным официальным документом, получившим поддержку со стороны руководства III Рейха, стала инструкция министерства пропаганды, подписанная Геббельсом 15 февраля 1943 года В этом документе требовалось избегать в пропаганде, рассчитанной на народы Советского Союза, всех дискриминирующих их высказываний и ни в коем случае не упоминать о колонизаторских планах Германии³⁶.

В специальные лагеря военнопленных, где содержались политработники Красной Армии, были направлены немецкие вербовщики. Так, в сентябре 1942 года в лагерь под Борисовым прибыл немецкий офицер фон Рам, в совершенстве владевший русским языком. Целью его командировки являлся подбор из числа советских политработников пропагандистов идей национал-социализма.

На общем собрании он заявил следующее: «Мы, немцы, совершили много ошибок, не зная характера русского народа. Сами, без вашей помощи, мы никогда ничего на сможем сделать. Вы должны нам помочь. Мы не имеем никаких территориальных или иных претензий к России. Мы только против советской системы. У нас нет противоречий. Вы за социализм, и мы за социализм. Только мы за национальный социализм для своей страны, а в России интернациональный социализм. В интернационализме в России заинтересованы евреи, их господство нужно уничтожить»³⁷.

Всех согласившихся помогать нацистам немедленно освободили из лагеря и отправили на курсы пропагандистов. Бывшие военнопленные получали усиленное питание: молоко, мёд, мясо, хлеб. Три раза в неделю (в течение трех недель) они прослушивали лекции на темы: Что такое социализм», «Рабочий вопрос в Германии», «Крестьянский вопрос в Германии» и «Культура и просвещение в Германии», «Еврейский вопрос в России». Кроме того, слушателям раздавались для чтения различные нацистские брошюры. По окончании курсов пропагандисты использовались в лагерях военнопленных. Также они делали доклады на учительских конференциях, собраниях старост, на промышленных предприятиях и для крестьян. Темы выступлений не просто утверждались немцами, — лекции читались по конспектам, полученным из взвода пропаганды³⁸. Все они сводились к призывам оказывать всяческое содействие оккупантам «в борьбе против общего врага — жидо-большевизма». При этом тем людям, которые могли держать оружие в руках, рекомендовалось вступать «в боевые антибольшевистские соединения»³⁹.

Усиление сопротивления и коренной перелом в Великой Отечественной войне заставил нацистские оккупационные и пропагандистские службы разработать новый план по активному вовлечению в коллаборационистские подразделения русских граждан. В 1941 году немцы требовали от населения в основном экономической поддержки, с 1942 года командование вермахта пошло на создание вспомогательных отрядов из местных жителей. 1943 год был характерен «союзной инициативой» ведомства Геббельса. Согласно ей эта война велась самим русским народом против поработившего его большевизма, Германия же выступала в качестве союзника России.

По мере роста людских потерь вермахта, и особенно после Сталинградской битвы 1942–1943 годов, мобилизация местного населения приобрела еще более широкие масштабы. Так, в прифронтовой полосе немцы стали мобилизовать поголовно все мужское население, включая подростков и стариков, по тем или иным причинам не увезенным на работу в Германию. К скрывающимся от мобилизации применялись всяческие репрессии, вплоть до расстрела. В этих условиях многие русские мирные жители бежали в леса и пополнили ряды партизан.

В1943 году мелкие команды вспомогательной русской полиции в некоторых районах стали немецким командованием оформляться в роты и батальоны, которые получали армейское вооружение, проходили военную подготовку и переименовывались в подразделения РОА.

Как правило, «добровольческие части», независимо от их национального состава, получали форму немецкого военного образца, различались они шевронами на рукаве и использовались преимущественно для борьбы против партизан, для охраны железных дорог и военных объектов, в качестве различных вспомогательных и тыловых подразделений. Во время битвы на Курской дуге было отмечено участие РОНА в операциях непосредственно на фронте, хотя последнее было сделано в основном в пропагандистских целях. Иногда немецкое командование использовало «добровольческие части» в качестве прикрытия отступающих немецких войск⁴⁰.

Зимой 1942–1943 годов в глубине оккупированной территории России происходила замена некоторых немецких гарнизонов «добровольческими частями». Личный состав, помимо обмундирования и питания, получал денежное довольствие. Официально оно делилось на три разряда: по первому разряду получали 375, по второму — 450 и по третьему — 525 рублей⁴¹. Фактически выдаваемые суммы были меньше. Так, в одной из «русско-германских» частей солдатам платили по 240 рублей в месяц, а младшим командирам — по 465 рублей. В казачьих частях холостые солдаты получали по 250 рублей, а женатые по 300 рублей⁴². Питание, квартиры и медицинское обслуживание, как и для немецких военнослужащих, были бесплатные, причем они должны были проживать отдельно от немецких солдат и офицеров.

Для награждения «добровольцев», полицейских, старост и прочих коллаборационистов немцами был учрежден специальный знак «За храбрость и заслуги». Отличие имело два класса, которые, в свою очередь, подразделялись на ряд ступеней. Награжденный получал грамоту, дающую ему ряд привилегий. Награжденные отличием 1 — го класса могли рассчитывать на значительную денежную сумму или участок земли. Отдельные командиры «добровольческих» частей за участие в боевых действиях против партизан награждались «железным крестом»⁴³.

Морально-политическое состояние «добровольческих частей» было весьма неустойчивым. Имели место выступления против немцев и их пособников. Отдельные группы и подразделения после перехода на сторону советского сопротивления выполняли вместе с партизанами различные боевые задания. Поэтому оружие им выдавалось только для участия в операциях. «Русских добровольцев» запрещалось ставить на охрану складов оружия и боеприпасов. Чтобы затруднить побеги, утром и вечером устраивались переклички. Перебежчики из Красной Армии должны были подвергаться проверке на протяжении двух месяцев. Широко практиковалась засылка в подразделения тайных агентов, чтобы препятствовать появлению там антифашистских организаций и установлению военнослужащими связей с советским сопротивлением.

Под влиянием поражений вермахта и его союзников, а также в связи с пополнением коллаборационистских вооруженных формирований принудительно мобилизованными лицами, антинемецкие настроения стали проявляться еще активнее. Участились случаи отказа от выполнения боевых приказов и перехода на сторону партизан. Особенное возмущение вызывало требование немцев о принесении присяги «на верность фюреру Великой Германии — Адольфу Гитлеру».

Наибольшие надежды фашисты возлагали на полицейских и карателей, которые в свое время были репрессированы советской властью. В работе с ними партизанские агенты признавали незаконность вынесенных им приговоров, но отмечали, что обида на конкретных представителей советской власти и НКВД ещё не повод к активному сотрудничеству со злейшими врагами русского народа⁴⁴.

В условиях нестабильности своего тыла германское командование издало ряд постановлений, приказов, распоряжений, из которых следовало, что «каждый честный русский гражданин должен доносить в ближайшую воинскую часть и учреждение всё, что он знает о большевистских агентах, которые грабят русских крестьян». Любая форма сотрудничества с немцами и их союзниками поощрялась выплатой денег, выдачей табачных изделий, водки, сельхозинвентаря и скота. При этом утайка подобных сведений каралась смертной казнью⁴⁵.

Определенную поддержку нацисты смогли получить во время своего наступления на Северном Кавказе. В 20-30-е годы Сталин проводил там политику расказачивания, что вызвало сопротивление местного населения.

По политическому и экономическому состоянию и по географическому положению казаки делились на две группы: одну из них составляли солдаты и офицеры белой армии и эмигранты 20-х годов, проживавшие в разных странах Европы; другую — солдаты и офицеры Красной Армии, оказавшиеся в немецком плену, а также те, кто проживал на родине в период оккупации и, предложив свои услуги противнику, стал коллаборационистом. Они приветствовали немецкие войска как своих освободителей, создавали вооруженные легионы в рамках вермахта, сотрудничали с оккупационными властями.

К сентябрю 1942 года практически вся территория проживания казаков на Северном Кавказе оказалась захвачена вермахтом. В этих условиях командование группы армий «Юг» стало формировать казачьи воинские части. На протяжении сентября этой акцией занимался полковник фон Панквиц. Через месяц его назначили командующим всеми казачьими частями. Атаманами казачьих войск были избраны: полковник Духопельников — донских, полковник Белый — кубанских и есаул Кулаков — терских⁴⁶. Для идеологического обоснования своих действий нацистами была разработана теория, согласно которой казаки являлись потомками остготов, владевших причерноморским краем во II–IV веках нашей эры и, следовательно, не славянами, а народом германского корня, «сохраняющим прочные кровные связи со своей германской прародиной».

Эта теория нелепая и фантастическая очень понравилась Гитлеру⁴⁷.

К сентябрю 1942 года в Краснодаре началось формирование 7-й добровольческой казачьей дивизии, которая вскоре в районе Майкопа приняла участие в боях против Красной Армии. Ее название «добровольческая» весьма условно, ибо значительная часть казаков вступила в нее, польстившись на различные льготы. Их семьям выдавалось вознаграждение в 500 рублей, некоторым из них предоставлялись дополнительные земельные наделы в один га на человека и по две лошади на хозяйство. Налоги им уменьшались в два раза.

На помощь немецким властям в формировании коллаборационистских казачьих войск на Северный Кавказ прибыли атаманы времен гражданской войны П. Краснов и А. Шкуро, и представитель «Казачьего национального движения» Р. Алидзаев.

Генерал Краснов обратился к «родным казакам и братьям иногородным и пришлым из советчины русским, с кем довелось прожить казакам вместе и перестрадать 23 года тяжелой неволи под жидовской советской пятой на кровью залитом Тихом Дону, на вольнолюбивой Кубани и бурном Тереке» с призывом вступать в германскую армию.

На Кубани формированием воинской казачьей части «Свободная Кубань» занимался бывший полковник Красной Армии М. М. Шаповалов. В Адыгею прибыл бывший командир «дикой дивизии» генерал Султан-Гирей Клыч.

Альфред Розенберг, как было вскрыто на Нюрнбергском процессе, предлагал энергичнее использовать «исторически закоренелую ненависть между кавказскими народностями, развивая ее, идя навстречу гордости и тщеславию тех или других», обострять национальные противоречия с целью господства в районе⁴⁸.

В дополнение к этому рейхсминистр Восточных областей «позаботился» и о послевоенной судьбе кавказских национальных формирований, которые, по его мнению, необходимо было использовать в дальнейшем как особые охранные части, «так как этого потребует местная сложная обстановка». Определять места дислокации национальных частей следовало с расчетом на углубление противоречий между разными народами. Розенберг цинично заявлял, что «формирования кубанцев будут дислоцироваться в Азербайджане, или азербайджанские — на Тереке, или грузинские — среди горных народностей». Для достижения целей нацистской оккупационной политики он считал необходимым соблюдение следующих требований: «…во-первых… чтобы офицерские должности во всех воинских частях занимали только немцы, во-вторых… чтобы воинские подразделения путем вербовки на 10–20 лет могли бы обеспечить себе замену выбывающих, в-третьих… численность формирований должна быть такой, чтобы они ни в коем случае не смогли оказывать давление на немецкие оккупационные власти»⁴⁹.

Для осуществления своих политических устремлений в данном районе оккупационные власти создавали батальоны легионеров-добровольцев. Во второй половине 1942 года в составе немецкой группировки, наступавшей на Кавказе, их насчитывалось 25 таких батальонов, а к 5 мая 1943 года было сформировано уже 90, в том числе 9 северокавказских. Как считает историк Р. Г. Трахо, на стороне вермахта воевало 28 тысяч представителей народов Северного Кавказа⁵⁰.

Таким образом, немецкое командование выделяло следующие категории советских граждан, использовавшихся вермахтом в своих целях:

1. Представители тюркских народностей и казаки, которые рассматривались как равноправные союзники, сражающиеся вместе с германскими солдатами против большевизма в составе особых боевых частей, таких как туркестанские батальоны, казачьи части и крымско-татарские формирования.

2. Местные охранные части из добровольцев, включая освобожденных военнопленных из числа эстонцев, латышей, литовцев, финнов, украинцев, белорусов и этнических немцев, используемых для обеспечения порядка и борьбы с окруженными группами Красной Армии и партизанами.

3. Части из местных добровольцев и освобожденных военнопленных, привлеченные для несения полицейской службы.

4. Добровольцы из гражданского населения и освобожденных военнопленных, действующие при германских частях в качестве вспомогательного персонала.

5. Советские граждане, помогающие германской армии на дорожно-строительных, фортификационных и других работах.

6. Советские военнопленные, использовавшиеся для нужд германской армии на хозяйственных работах⁵¹.

По инициативе немецких разведывательных служб и министерства пропаганды рейха в середине 1943 года была создана Русская освободительная армия (РОА), во главе которой был поставлен бывший генерал-лейтенант РККА А. А. Власов.

Первыми частями, являвшимися прообразом будущей Русской освободительной армии, стала бригада под командованием Станислава Каминского (район Брянск — Локоть) и бригада полковника Гиль-Родионова (Белоруссия). Вместе с немецкими карателями они воевали против советского сопротивления. Но в 1943 году бригада Гиль-Родионова почти в полном составе перешла на сторону партизан, а ее командир через некоторое время погиб в бою с карателями.

В районах, переданных немцами в состав «самоуправляющегося округа» с центром в поселке Локоть (западные районы Орловской области), отряды местной самообороны были объединены в бригаду во главе с локотским обер-бургомистром Б. В. Каминским. К концу 1942 года в составе бригады, которая стала наименоваться Русской освободительной народной армией (РОНА), имелось 14 стрелковых батальонов, бронедивизион и моторизированная истребительная рота общей численностью около 10 тысяч человек. В их распоряжение немецкие власти передали трофейное советское вооружение, включая артиллерию, бронемашины и танки.

Личный состав был представлен перебежчиками из партизанских отрядов, окруженцами, а также местными жителями (в основном, молодежь 17–20 лет), набиравшимися в порядке общей мобилизации. Командование бригады было русским (за исключением Каминского, поляка по национальности), уровень его был весьма низким, так как из-за недостатка кадровых командиров РККА, на командные должности часто назначались сержанты и старшины, а то и рядовые красноармейцы. Соответствовала уровню комсостава военная подготовка личного состава и его дисциплина⁵². По своему поведению «каминцы» напоминали банду уголовников. Немцы использовали их для выполнения самой грязной работы. Грабежи и насилие над мирным населением — таков бьш почерк этих «борцов за Новую Россию».

Несколько иначе процесс формирования РОНА освещался на страницах прессы. Так, в статье «Место русских — в Народной армии», опубликованной в локотьской газете «Голос народа», писалось: Мы — сыны русского народа, наша мать — Россия, мы любим её, как может любить свою Родину истинный патриот. Ради этой любви, ради спасения наших отцов, матерей, жён, детей от варварства большевиков, мы взяли в руки оружие и пошли в бой плечо к плечу с германским солдатом…

Мы были рабами большевиков и евреев. Больше не бывать этому! Германия доверила нам оружие, которое мы не выпустим из рук до окончательной победы. Мы будем храбро биться до последней капли крови, храбро и мужественно — как боролись наши предки».

Автор статьи патетически восклицал: «Сегодня в наших рядах борются тысячи — завтра будут миллионы»⁵³.

Но этого, конечно, не произошло. В результате успешного наступления частей Красной Армии летом 1943 года Локотьский район бьш освобожден. Бригаду Каминского немцы перебросили в Витебскую область Белоруссии. Здесь сотни солдат РОНА перешли на сторону партизан. Оставались те, кто совершил военные преступления и не мог рассчитывать на снисхождение со стороны советского сопротивления. В августе 1944 года каминцы приняли участие в подавлении Варшавского восстания. Грабежи перемежались с убийствами. По утверждению польского историка А. Пшигоньского они только за один день — 5 августа уничтожили более 15 тысяч мирных жителей польской столицы⁵⁴.

Эта кровавая вакханалия возмутила даже нацистов. Каминский бьш вызван в Лодзь, где располагался штаб обергруппенфюрера СС фон дем Бах-Зелевского, ответственного за подавление восстания. Там командующего РОНА предали суду военного трибунала, на котором в качестве доказательства фигурировал конфискованный немцами грузовик, доверху набитый ценностями. Вынесенный трибуналом смертный приговор бьш приведен в исполнение 19 августа в обстановке полной секретности. Солдатам же РОНА объявили, что их командир погиб в стычке с партизанами. После этого их влили в состав РОА.

С весны 1943 года деятельность РОА, характеристика ее целей и задач широко освещали в коллаборационистской печати. Таким образом осуществлялась эта крупномасштабная пропагандистская акция: «Русские воюют против русских». Пропагандистское воздействие по подсчетам генерала Гелена охватывало до 80 миллионов человек⁵⁵.

Населению объявлялось, что в частях РОА для солдат и офицеров вводится документ единого образца — «книжка военнослужащего». В нем, рядом с графами, удостоверяющими личность, были вписаны слова из военной присяги: «Я вступил в ряды "Русской Освободительной Армии" для борьбы против Сталина и его клики, за светлое будущее русского народа.

Русский народ в союзе с Германией свергнет ненавистный большевизм и установит на своей Родине справедливый порядок»⁵⁶.

Появление этого нового документа преподносилось как факт окончательной организации разрозненных групп антибольшевистских добровольцев в «единые сплоченные вооруженные силы русского народа»⁵⁷.

Для подготовки квалифицированных кадров, занятых работой в коллаборационистских подразделениях, была создана сеть специальных школ. Наиболее известной из них была школа пропагандистов и подготовки офицерского состава в Дабендорфе (под Берлином). К преподаванию в этих школах привлекались эмигранты и политработники РККА из военнопленных, согласившиеся сотрудничать с врагом. Курсантам читались лекции по истории России и Советского Союза. На занятиях анализировалась внутрипартийная борьба в ВКП (б) с 1903 года, жизнь в СССР противопоставлялась системе власти в фашистской Германии. Слушателей знакомили с основными аспектами нацистского национального социализма и темпами роста промышленности и сельского хозяйства рейха за 10 лет, с 1933 по 1943 годы.

К основной задаче РОА преподаватели школ относили совместную борьбу с германской армией против большевизма и построение после войны Новой России без евреев и коммунистов⁵⁸.

Интересна в связи с этим статья под названием «Воин Русской Освободительной Армии», опубликованная в газете «Заря». В ней говорилось: «Германская армия не борется против русского народа. Война русского народа против большевизма священна, борьба русского народа против Германии бессмысленна. Германские вооружённые силы, освобождая русский народ на территории России, не посягают на суверенные права русского народа…

Разгром большевизма создаёт основу заключения почётного мира с Германией, причём это будет не мир в обычном представлении этого слова, а договор о нерушимой дружбе между германским и русским народами, связавшими свою судьбу в боях против общего врага и смешавшими свою кровь в борьбе против жидо-большевизма»⁵⁹.

Активизация деятельности немецко-фашистских оккупационных и разведывательных служб, направленная на вовлечение в коллаборационистские формирования русского населения, создание в Смоленске так называемого Русского национального комитета не могли быть проигнорированы советскими органами государственной безопасности. 1 мая 1943 года начальник управления НКВД СССР по Ленинградской области, комиссар госбезопасности 3-го ранга Кубаткин утвердил план агентурно-оперативных мероприятий 4-го отдела УНКВД ЛО по разработке Русского национального комитета и разложенческой работы в частях Русской Национальной Армии⁶⁰.

Согласно данным советской разведки, нацисты предполагали через смоленский комитет консолидировать все профашистские силы на временно оккупированной территории, активизировать подготовку кадров шпионов, диверсантов и террористов для организации в советском тылу терактов, создать военную организацию для борьбы с антифашистским подпольем и партизанским движением, а также для участия в военных действиях против частей Красной Армии.

Среди населения оккупированных районов стала проводиться большая агитационно-пропагандистская работа как силами самих немцев, так и представителями коллаборационистской «новой русской администрации».

Помимо этого, распространялось большое количество литературы, листовок и различного рода плакатов, призывающих население поддерживать генерала Власова и его движение.

Несмотря на крупномасштабную пропагандистскую работу, оккупанты и их пособники не смогли достичь поставленной цели. В этих условиях они вынуждены были перейти от политики вербовки добровольцев к насильственной мобилизации молодежи и широкому привлечению в РОА военнопленных.

Советской агентурой были зарегистрированы отряды коллаборационистов численностью от 200 до 600 солдат в ряде районов Ленинградской и Смоленской областей^б1.

Первоочередной задачей советских органов государственной безопасности стало проведение ряда агентурно-оперативных мероприятий, парализующих деятельность «Русского национального комитета», а именно:

1. Внедрение квалифицированной агентуры в Русский национальный комитет с целью перехвата линий связи РНК с антисоветскими формированиями на нашей территории и использование их в наших интересах.

2. Уничтожение активных деятелей РНК.

3. Разложение частей и отрядов Русской освободительной армии.

4. Разработка командного состава РОА, родственных и иных связей, находящихся на нашей территории.⁶²

В связи с этим руководством было принято решение о внедрении в Русский национальный комитет агентуры НКВД и подготовке специальных групп для проведения терактов. Предполагалось заслать в тыл противника агентуру в лагеря военнопленных с целью внедрения в РОА и вербовки агентов для ведения разложенческой работы, а также:

1. Использовать партизанские отряды и бригады для внедрения нашей агентуры в РОА под видом сдавшихся в плен немцам партизан.

2. Направить имеющуюся проверенную агентуру на оккупированной территории для внедрения в отряды РОА с целью разложения и разработки связей командного состава.

3. Сформировать ряд групп с разработанной легендой для сдачи в плен и проникновения в места формирований отрядов РОА.

4. Организовать работу среди пленных солдат РОА с целью отбора и перевербовки для внедрения в националистические организации и отряды РОА⁶³.

Не все из этих задач были решены органами государственной безопасности, но в целом задание советского командования было выполнено. Большинство коллаборационистских формирований, созданных немецко-фашистскими захватчиками, в 1943–1944 годах являлись не боеспособными.

Успешное наступление Красной Армии, подъём всенародной борьбы в тылу врага, явная подчинённость всех структур РОА гитлеровцам не позволили нацистам осуществить свой план тотальной шпионской войны. Практически во все разведывательные школы советская разведка смогла внедрить своих агентов, которые не только информировали наше командование о ситуации в них, но и успешно занимались разложением слушателей. Всё это привело к срыву далеко идущих планов немецко-фашистских оккупантов.

Работу, направленную на разложение коллаборационистских формирований, сотрудники органов государственной безопасности вели в тесном контакте с политработниками партизанских соединений.

Так, в 5-й партизанской бригаде ЛШПД решили отказаться от тиражирования листовки «К русским людям, обманутым немцами» и в ответ на «Открытое письмо генерала Власова» было сочинено «Открытое письмо рабочих и крестьян оккупированных районов Ленинградской области генералу Власову». В нём анализировались все аргументы бывшего командующего 2-й ударной армии. Его спрашивали: «ты называешь себя честным русским солдатом, а скажи, кто из подлинных сынов русского народа когда-либо перебегал в стан врага?» Признав сам факт участия Власова в битве под Москвой, представители сопротивления отвергли утверждения прокламаций РОА, где Власов назывался «отцом Московской победы Красной Армии». Народные мстители в своей листовке писали: «Не ты разгромил немцев под Москвой, а русские воины… под руководством генерала Жукова и других советских полководцев». Основной упор в критике власовцев делался на положение «О Новой России»: а что будет нового в ней, если она будет находиться под пятой злейшего врага русского народа — немецких оккупантов?»⁶⁴.

Эта листовка оказалась одной из первых в комплексе пропагандистской литературы, выпущенной сопротивлением для солдат РОА.

За ней последовали: «Власову», «Кто такие добровольцы», «К лицам, состоящим на службе у немцев»⁶⁵.

Некоторые прокламации были составлены в форме вопросов и ответов. Вопросы задавались следующие: почему гитлеровцы не помышляли о создании русской добровольческой армии в начале войны против Советского Союза? Почему немцы сейчас любыми путями вербуют волонтёров в РОА? Ответы на них давались такие: «В начале войны фашисты надеялись на блицкриг, сейчас же им не хватает своих солдат, и они сгоняют в свою армию русских людей»⁶⁶.

В листовках «Что такое РОА?» партизанские пропагандисты анализировали основные аргументы идеологов власовского движения, которыми те прикрывали необходимость создания единого с Германией антибольшевистского фронта. Тех солдат РОА, которых вражеская пропаганда на время дезориентировала, спрашивали: «Что может быть русского в армии, которую формируют и обучают немцы, которая действует по наставлениям и приказам немцев, призвана служить фашистам против своих же русских братьев?» Призывая солдат РОА переходить на свою сторону, партизаны объясняли им, что не может называться армией «разношёрстная кучка людей, которых немцы согнали из лагерей военнопленных и других мест путём насилий, угроз и обмана» для того, чтобы под флагом «освобождения» завоевать Россию. Кроме этого, в пропагандистских материалах народные мстители обыгрывали тот факт, что в РОА присяга приносилась «Адольфу Гитлеру как вождю и главнокомандующему освободительными армиями», а не Власову и, тем более, не русскому народу⁶⁷.

Роль слова в борьбе с врагом значительно возросла. Это может подтвердить такой факт, как просьба партизанских бригад в ЛШПД присылать не продовольствие и боеприпасы, а «побольше бумаги и хорошего журналиста»⁶⁸.

Чекисты проводили беседы практически с каждым полицейским и солдатом РОА, оказавшимся в рядах партизан. Кроме дислокации и степени вооружённости тех районов, из которых они бежали, узнавались имена, место рождения, деятельность перед войной, привычки их бывших сослуживцев. Эта информация использовалась в том числе и при написании листовок, адресованных конкретным адресатам и подписанных бывшими власовцами⁶⁹.

В ходе разложения вооружённых формирований РОА и национальных легионов в задачи советских пропагандистов входило: разоблачение вражеских средств массовой информации, говорящих о зверствах партизан по отношению к перебежчикам; анализ причин, заставивших немцев на третьем году войны пойти на создание русской армии; вскрытие подлинных целей, стоящих перед коллаборационистскими соединениями.

Мероприятия, направленные на подрыв боеспособности вражеских формирований, осуществлялись партизанскими разведчиками и пропагандистами, а также добровольцами из мирного населения. Так, силам сопротивления в процессе подготовки вооружённого восстания в тылу врага летом-осенью 1943 года на оккупированной территории Ленинградской области удалось внедрить своих агентов практически во все сферы деятельности коллаборационистов. Только в сентябре 1943 года ими успешно была проведена пропагандистская работа более чем в десяти крупных власовских гарнизонах. С оружием в руках к партизанам перешло около 1300 человек⁷⁰.

Ввиду усиления боевой и политической деятельности партизан противник предпринял против них несколько больших карательных экспедиций летом-осенью 1943 года в составе регулярных и жандармских войск, а также частей РОА, придав им танки, артиллерию и авиацию. В ходе этих операций Русская освободительная армия показала свою низкую боеспособность, несколько десятков человек перешло на сторону сопротивления. Это заставило нацистов воздерживаться от активного использования коллаборационистских частей⁷¹.

13 сентября 1943 года из-за неустойчивости частей РОА и национальных формирований сорвалась попытка немцев воспрепятствовать выходу советских войск к Днепру в районе Оболони, а действовавший на этом участке фронта туркестанский батальон перебил немецких офицеров и в составе трех рот с оружием в руках перешел на сторону Красной Армии. Узнав об этом, Гитлер собирался разоружить восточные части, а их личный состав отправить на работу в угольные шахты. Однако представители командования сумели убедить его отказаться от столь жестких мер, указав на их катастрофические последствия для немецкой стороны. Вместо этого они предложили перебросить «восточные формирования» на второстепенные театры военных действий, что дало бы возможность использовать на советско-германском фронте освободившиеся немецкие войска и ограничиться разоружением лишь тех частей, надежность и верность которых действительно вызывает сомнение. Решение о замене немецких батальонов на Западе (во Франции, Италии и на Балканах) «восточными частями» было принято 23 сентября 1943 года⁷².

Массовая передислокация гарнизонов РОА осенью 1943 года на некоторое время прервала контакты с ними сил сопротивления. Но последовавшая за этим подготовка к эвакуации населения создала благоприятные условия к их активизации. Главными союзниками партизанских агитаторов, о которых они говорили во время встреч с населением, были следующие события: крупные победы Красной Армии в 1943 году, подъём оборонной экономики СССР и крепкий союз с Великобританией и США, постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР о неотложных мерах по восстановлению хозяйства в освобождённых районах⁷³.

Среди тысяч коллаборационистов, оказавшихся в рядах сопротивления, были как бывшие уголовники, так и вражеские агенты. Их деятельность могла нанести ущерб и дискредитировать партизанское движение. Для того, чтобы это предотвратить, на всех бывших полицейских, армейцев РОА и военнопленных особые отделы партизанских бригад заводили досье для наблюдения. В районах, взятых под контроль сопротивления, ещё до прихода Красной Армии прошли открытые народные суды над изменниками и активными пособниками фашистов.

Успехи СССР на фронтах Отечественной войны, крупномасштабные наступления РККА, немецкая оккупационная политика, направленная на ограбление мирного населения, изменили настроение народа в пользу партизан. К концу 1943 года фашистская система по привлечению русского населения на службу III Рейху была полностью дискредитирована.

Вот уже на протяжении многих лет идет дискуссия о том, как правильно рассматривать создание «власовской армии»: в качестве детища германского руководства в условиях близкого поражения Германии, пропагандистского трюка ведомства Геббельса или же как автономную акцию Власова и его сподвижников при поддержке некоторой части антифашистски настроенных германских офицеров. Любому непредвзятому исследователю совершенно ясно, что без заинтересованности германских военных властей (неважно, верховного командования или фронтовых командиров) любые иностранные воинские формирования были бы немыслимы. Другое дело, что в 1941–1942 годах Гитлер был в этих формированиях менее заинтересован, чем в последний период войны. Недаром боевое столкновение собственно частей РОА и Красной Армии произошло только 13 апреля 1945 года на подступах к Берлину⁷⁴.

Антисоветские воинские формирования, с оружием в руках, оказывающие содействие вермахту, никогда не были массовым движением. Оккупанты использовали их на начальном периоде войны в качестве карателей, воюющих против партизан и мирного населения. Позднее, сам факт их существования, стал крупномасштабной пропагандистской акцией ведомства Геббельса.

Можно согласиться с утверждением ряда российских и западных ученых и публицистов, что деятельность власовцев в годы войны была опасным вызовом сталинскому режиму. Но как совершенно правильно пишет М. И. Семиряга: «Трудно понять, почему в силу этого (РОА. — Б. К.), как сейчас приходится слышать, вполне достойна занять почетное место в истории России. Полагаю, что речь может идти скорее не о «почетном», а о трагическом месте в нашей истории»⁷⁵.

Несмотря на то зло, которое принес советским людям сталинский террор, в период борьбы против нацизма перед лицом опаснейшего врага, почти весь народ был настроен против немецких захватчиков и сплочен в единое целое.

Ни при каких условиях не мог вызвать сочувствия или симпатии тот, кто помогал противнику, вторгшемуся в нашу страну с целью ее завоевания. Наши люди были абсолютно убеждены в том, что любой человек, одетый в униформу вермахта, является личным врагом всякого русского, сообщником убийц и насильников.

Поэтому расстрелы или казни через повешенье задержанных в период наступления коллаборационистов воспринимались населением как совершенно справедливое наказание.

Примечания

1 Народ и война. 50 лет Великой Победы. СПб., 1995. С. 325.

2 Война Германии против Советского Союза. Берлин, 1994. С. 140.

3 Дробязко С. И. Вторая мировая война. Русская освободительная армия. М., 1998; Материалы по истории Русского освободительного движения (статьи, документы, воспоминания). Архив РОА. М., 1998–1999. Вып. 1–4.

4 Великая Отечественная война. 1941–1945. Энциклопедия. М., 1985. С. 530.

5 Преступные цели-преступные средства. М., 1985. С. 48–49.

6 Hoffmann J. Die Ostlegionen 1941–1943. Freiburg, 1976. S. 26–27.

7 Из личного архива комиссара 5 ПБ Сергунина И. И.

8 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1278. Л. 2.

9 Голос народа. 1942.1 декабря.

10 Из личного архива комиссара 5 ПБ Сергунина И. И.

11 Д Штрик-Штрикфельд. Против Сталина и Гитлера. С. 57–58.

12 Там же.

13 Окороков А. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. М., 2000. С. 34.

14 ГАНПИНО.Ф.260.Оп. 1.Д. 191.Л.37.

15 Там же. Д. 193. Л. 85.

16 Thomas N. Partisan warfare 1941–1945. London, 1983. Р. 14.

17 Дробязко С. И. Локотьский автономный округи Русская освободительная армия // Материалы по истории Русского освободительного движения. Вып. 1. С. 33.

|8 ГАБО. Ф. 1650. Оп. 1. Д. 190. Л. 22.

19 Дробязко С, Ермолов И. Добровольческий полк «Десна» и другие военные формирования из советских граждан на территории Орловской области. М., 2001. С. 16.

20 Там же. С. 20.

21 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1695. Л. 1. 22ГАНПИНО.Ф. 260. Оп. 1. Д. 138. Л. 65.

23 Там же. Л. 66.

24 Окороков А. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. С. 42.

25 ГАНПИНО.Ф.260.Оп. 1. Д. 193. Л. 63. 26 Там же. Л. 85. 27АУФСББО.Д.21314. Л. 14.

28 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

29 ГАНПИНО.Ф.260.Оп.1.Д.138.Л.65.

30 Там же.

31 Там же. Д. 192. Л. 28.

32 АУФСБОО. Ф. 11. Оп. 1, портфель 2. Д. 23. Л. 27. 33АУФСБНО. Д. 1/7187. Л. 56. 34АУФСБСО. Д. 14432 С. Л. 34.

35 Мюллер Н. Вермахт и оккупация. М., 1974. С. 260–261.

36 Окороков А. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. С. 46.

37 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 49956. Л. 12.

38 Там же. Л. 14–16.

39 Там же. Л. 17.

4 °CББО. Д. 21314. Л. 42.

41 иряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., 2000. С. 461.

42 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

43 Там же.

44 ПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 121. Л. 127–128.

45 Там же. Д. 192.Л.22.

46 Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы второй мировой войны. С. 461–462.

47 Dallin A. GermanruleinRussia 1941–1945: А stadyofoccupationpolisies. P. 301.

48 Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. С. 462.

49 Нюрнбергский процесс. М., 1966. Т. 2. С. 211–216.

5 °Cемиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. С. 462.

52 lNewhnd S. Cossaks in German army 1941–1945. London, 1991. P. 58.

53 Дробязко С. И. Восточные войска и Русская освободительная армия // Материалы по истории Русского освободительного движения. 1941–1945 гг. Вып. 1.С.27.

53 Голос народа. 1943.20 февраля.

54 Цит по: Дробязко С. И. Локотьский автономный округ и Русская освободитель «ная армия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения. Вып. 2. М., 1998. С. 207.

55 Гелен Р. Служба. М„1997. С. 85.

56 За Родину. 1943.26 мая.

57 Там же. 58ГАНПИНО.Ф.260.Оп. 1. Д. 138. Л. 102.

59 Речь. 1943.26 января.

60 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

61 Там же.

62 Там же.

63 Там же.

64 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1235. Л. 6.

65 Там же. Л. 7–8,12,16–17,22,27.

66 Тамже. Л.21.

67 Там же. Д. 287. Л. 62.

68 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 198. Л. 73.

69 АУФСБПО. Д. 43689. Л. 45.

70 Там же. Л. 47.

71 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 195. Л. 14.

72 Окороков А. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. С. 50.

73 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 197. Л. 109.

74 Дробязко С. И. Восточные войска и Русская Освободительная Армия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения 1941–1945 гг. Вып. 1. С. 83.

75 Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. С. 483.

Глава 4. Организация и деятельность полицейской службы

На оккупированной территории России действовали многочисленные сыскные, полицейские и карательные органы: гестапо, части СС, полицейские батальоны, дивизии охраны тыла, полевая жандармерия, тайная полевая полиция, охранная полиция. Все эти немецкие органы активно использовали местную «русскую вспомогательную полицию». Формально вспомогательная полиция подчинялась сельскому старосте или бургомистру, а в городах и крупных населенных пунктах — городской управе. Фактически же вспомогательная полиция работала по заданиям и под контролем германских комендатур, гестапо и т. д.

Вспомогательная полиция называлась в некоторых областях «стража порядка», «служба порядка» или «организация самозащиты». Она занималась наведением внешнего порядка, надзором за выполнением различных запрещений, ограничений и приказов, слежкой за антинемецкими элементами, участвовала в борьбе против партизан, в проведении репрессий и погромов. Немецко-фашистские захватчики отлично осознавали, что только при активном взаимодействии с людьми, вставшими на путь измены родине, можно максимально использовать потенциал оккупированных территорий.

Развязав войну против Советского Союза, Германия не планировала использовать его население в качестве военного союзника. Отработанная система пропагандистских мероприятий под общим лозунгом «Гитлер-освободитель» изначально носила декларативный характер.

Однако полностью отказаться от привлечения мирного населения и некоторых военнопленных к полицейским функциям оккупанты были не в состоянии. Это объясняется, с одной стороны, недостаточным знанием немцами местных условий, а с другой — относительной слабостью тыловых гарнизонов, их удаленностью друг от друга.

Так, для контроля над захваченной территорей уже с августа 1941 года на Северо-Западе РСФСР германские вооруженные силы начали создавать «службу порядка». В её задачи, как следует из устава службы, входило «поддержание общественного порядка и безопасности среди местного населения, содействие [оккупантам] при выполнении уголовно-полицейских поручений, в особенности информирование СД и полиции безопасности, о всех фактах противогосударственной деятельности»¹.

Городское полицейское управление имело следующие отделы порядка, пожарное. В городах, имеющих районное деление, городскому полицейскому управлению подчинялись районные полицейские управления. Последним подчинялись полицейские участки, имеющие в своем составе квартальных полицейских. Полицейские функции возлагались также на домоуправов, комендантов домов или домовых уполномоченных. Так, в Смоленске домовые уполномоченные выполняли следующие обязанности: сбор квартплаты, наблюдение за приходом и уходом квартиросъемщиков, за выявлением новых лиц в квартирах, за пропиской жильцов, сбор и сдача властям советских листовок, сброшенных с самолетов.

Кроме чисто контрольных функций, полицаи (так сразу же стало называть представителей «службы порядка» мирное население) были обязаны оказывать содействие старостам и волостным старшинам в доставке, расклейке и распространении немецких приказов, листовок, газет и плакатов².

Для выполнения отдельных полицейских функций в принудительном порядке привлекались и мирные жители, не состоящие на постоянной службе в полиции. Так, например, велосипедисты мобилизовывались для сбора листовок, сброшенных с советских самолетов. Сельские жители привлекались для охраны железнодорожных путей и т. д.

Численность вспомогательной полиции определялась в размере 1 % от населения данного пункта, а в небольших селах и деревнях — по усмотрению немецких властей.

Изначально представители «службы порядка» не имели права носить оружие (вооружались деревянными палками), форму (знаком отличия была повязка на рукаве) и производить аресты без санкции германских властей³. На все просьбы немцам об их вооружении им было отвечено категорическим отказом⁴.

В различных регионах оккупированной вермахтом России полицейские подразделения формировались по-разному. Были города, где они создавались по инициативе местного населения (например, Локоть Орловской области). Но в большинстве случаев их образование было связано с деятельностью нацистов. Так, в Старой Руссе немецкий комендант города Мосбах предложил бургомистру Невскому «подобрать на должность начальника городской полиции надежного человека не только в политическом отношении, но и нерусской национальности, например, из латышей или эстонцев»⁵. Последнее было вызвано тем, что «русский стал бы сводить счеты со своими недругами»⁶.

Было решено использовать для этой работы местного эстонца Кютт Александра Карловича. В1949 году, арестованный советскими органами государственной безопасности, он так описал процесс вербовки его в полицию: «При беседе интересовались моими политическими убеждениями, национальностью, моим отношением к немцам. Я говорил, что к советской власти и большевикам отношусь враждебно, что я будучи эстонцем советской властью притеснялся и к приходу немцев отношусь как к освобождению.

После этого Мосбах вручил мне анкету, которую я должен был заполнить и заверить двумя поручителями, пострадавшими от советской власти. Кроме этого, я должен был написать подробную автобиографию»⁷.

После предъявления анкеты, заверенной двумя поручателями, каждый поступавший на службу в полицию давал специальную подписку: обязательство честно служить фашистской Германии и бороться против советской власти⁸.

Кютт и его помощники составили два списка: один — на евреев и другой, общий список, в котором значилось более 100 человек политически неблагонадежных — для немцев.

Старорусская уездная полиция строилась следующим образом: при каждом волостном правлении был урядник, во всех деревнях, входивших в волость было по одному полицейскому. Урядникам назначался оклад в размере 300 рублей в месяц, а рядовые полицейские, работая бесплатно, пользовались большими льготами у немецких властей, в частности, с них не брали никаких налогов, им выдавалась лучшая земля, вместе со старостами они являлись фактическими хозяевами в своих деревнях⁹.

К концу декабря 1941 года в аппарате уездной полиции работало около 60–70 урядников и полицейских¹⁰.

Во главе полицейской службы, соседнего со Старой Руссой Новгорода, был поставлен Никита Яковлевич Расторгуев, до революции служивший полицейским в Санкт-Петербурге. Задержанный советскими органами государственной безопасности на допросе 16 ноября 1947 года он показал: «Отправившись в городскую управу я предложил свои услуги для работы там. Тут же я предъявил им свою справку о том, что я был при советской власти репрессирован, осуждён и отбывал наказание на 10 лет. Заявил, что я был обижен советской властью. Меня тут же назначили начальником охраны города Новгорода передав мне в моё непосредственное подчинение 10 человек полицейских»¹¹.

К октябрю 1941 года оккупантам стало очевидно, что собственными силами осуществлять тотальный контроль за населением, эффективно бороться с силами сопротивления они не в состоянии. В начале ноября 1941 года в горуправе состоялось собрание, на котором выступил с речью немецкий городской комендант и предложил реорганизовать полицию, подчинив её непосредственно оккупационным властям. После этого собрания всем полицейским были выданы немецкой комендатурой специальные удостоверения за подписью коменданта.

Полицейские должны были усилить несение службы по обеспечению безопасности германских войск, расположенных в городе, т. е. вести борьбу с нежелательными немцам лицами. Для этой цели Расторгуев получил девять боевых винтовок. Горуправа стала постоянно охраняться, а всех полицейских вооружили наганами. На рукаве они обязательно носили повязки с надписью «полицейский».

В новые функции «охраны города» вошли следующие: несение охраны города и поддержание порядка, установленного немцами, аресты коммунистов и советского актива, обыски на квартирах, изъятие у населения продовольствия, вещей и ценностей¹².

Сразу по назначении на должность начальника полиции, Расторгуева приступил к созданию полицейского аппарата. Им было подобрано 20 человек полицейских и штат тюрьмы. Начальником последней был назначен Барташевич, до августа 1941 года отбывавший наказание на торфоразработках около Новгорода. Первое время полиция располагалась в подвалах городской управы, а потом переехала в Дом культуры, и там же была образована тюрьма.

В тюрьме находились арестованные советские граждане — бывшие партийцы и советский актив, кроме того, там сидели люди, уличенные в воровстве, а также отказывавшиеся работать на немцев. Начальник полиции имел право санкции на обыск и арест, и без нее никого нельзя было арестовывать и отправлять в тюрьму. При допросах полицейские систематически применяли физическую силу и избивали арестованных¹³.

Будучи допрошенной в качестве свидетеля о преступной деятельности своего мужа, второго бургомистра Новгорода Морозова, убитого испанским солдатом в ноябре 1941 года, Раиса Морозова 15 ноября 1947 года показала: «В октябре 1941 года, числа 11–12, Расторгуев пришёл к нам на квартиру и говорит: "Нужно организовать арест Силантьева Василия". На второй день после этого Силантьев был арестован и в деревне Григорово расстрелян. Кроме того, Расторгуев при немцах был резко антисоветски настроен. Он заявлял, что, наконец, он дожил до времени, когда можно жить по-настоящему и есть возможность лично, собственными руками отомстить большевикам-паразитам. Мне также известно, что он обирал советских граждан и их вещи обращал в личное пользование»¹⁴.

Первым помощником Расторгуева являлся Иван Сергеевич Обтемперанский. Он сам пришел в городскую управу, где отрекомендовался как бывший штабс-капитан, имеющий награды (георгиевское золотое оружие и офицерские ордена), а также высшее образование. В подтверждение этих слов им были предъявлены дореволюционные фотографии. «И я», — сказал он, — «очень хочу устроиться на службу в полицию для более активной борьбы с большевиками и их пособниками»¹⁵.

Полицейские работали в тесном сотрудничестве с гестапо. Русским сотрудником данной организации с сентября 1941 года стал Борис Филистинский. Предполагалось, Что все лица, заподозренные в связях с советским подпольем, относятся к ведению только тайной государственной полиции рейха. При выявлении полицейскими таких людей о них докладывалось Филистинскому. Последний выделял нескольких вооруженных немецких солдат, и люди, выражавшие недовольство нацистским оккупационным режимом, арестовывались и доставлялись в немецкую комендатуру для разбирательства. Многие арестованные после этого бесследно исчезали.

Наибольшее рвение в борьбе с просоветскими настроениями проявлял Обтемперанский. Выступая перед полицейскими и дворниками он неоднократно говорил о том, «что нужно активизировать выявление коммунистов и передавать их на расправу немцам. Нечего их жалеть»¹⁶.

Рядовых полицейских мог принимать на работу как городской голова, так и представитель гестапо. Брали только тех, кто мог доказать, что у него есть причины ненавидеть советскую власть: был репрессирован, пострадал после революции или во время коллективизации и др.

Полиция, получая указания от немецкой комендатуры или Филистинского, занималась не только арестами советско-партийного актива и лиц еврейской национальности, но и собирала веши, оставшиеся без хозяев в городе. Собирались они в один склад, после чего распределялись между сотрудниками управы и полицейскими. Частично вещи отправляли в Германию¹⁷.

В сентябре 1941 года в городе начались восстановительные работы. Они были направлены, в первую очередь, на обустройство германских частей. Кроме этого, к первоочередным объектам были отнесены тюрьма и Софийский собор. Работы эти проводились силами советских граждан, насильно согнанными полицейскими. Использовались здесь также и арестованные¹⁸.

Полиция в Новгороде делилась на городскую, состоящую из семи участков, во главе которых стояли участковые «стражи порядка», и на районную полицию, состоящую из двух участков: Панковского и Ракомского. На этих участках было по два-три полицейских во главе с начальником. Вначале они подчинялись начальнику полиции, а затем непосредственно немецкой полицейской комендатуре¹⁹.

В самом городе русская полиция функционировала только на Софийской стороне. На Торговую сторону их деятельность не распространялась, так как она полностью находилась в управлении немцев. Во главе каждого участка стоял участковый полицейский и надзиратель, который имел в своем ведении контору с вывеской и штат дворников, обычно три-четыре человека. За свое официальное сотрудничество с полицией дворники получали жалование. Предполагалось, что они смогут оперативно выявлять лиц без документов или людей, заподозренных в связях с подпольем или партизанами²⁰.

Немалое содействие полиции оказывали добровольные помощники из числа обывателей. Многие из них, обиженные советской властью или желавшие выслужиться перед оккупантами, добровольно приходили в городскую управу, гестапо или полицию и доносили на членов ВКП (б) и комсомола, не успевших эвакуироваться, а также на лиц еврейской национальности²¹.

Все полицейские ежедневно в 9 часов являлись на доклад к начальнику полиции и сообщали о всех происшествиях на их участках за ночь, и тот давал им указания, полученные от немецкой комендатуры. После получения информации о положении в городе начальник полиции отчитывался перед немецким военным комендантом.

Номинально предполагалось, что полиция находится в двойном подчинении: как член управы Расторгуев подчинялся городскому голове, а как начальник полиции — военному коменданту. Но на практике реальная власть была лишь в руках германских оккупационных служб. Так, пропуски на право круглосуточного хождения по городу сами полицейские и члены управы получали в немецкой комендатуре²².

Всего в Новгородской городской полиции к ноябрю 1941 года числилось свыше 30 человек.

В сельской местности, удаленной от линии фронта, представители русской коллаборационистской администрации пользовались большими правами, чем в городе. Они обеспечивали порядок, собирали налоги, выступали посредниками между гражданским населением и немецкими оккупационными службами. Так, в Новгородском районе для свободного передвижения между деревнями требовалось наличие справки, подписанной старостой или полицейским. За единовременный пропуск взималась плата 3 рубля советскими деньгами²³.

Места заключения создавались в самих деревнях. Повсеместно они получили название «бункер». В бункера забирались люди за невыполнение распоряжений немецкой и русской администраций, за грубое обращение со старостой, за несвоевременную поставку продуктов²⁴.

Так, в приказе № 185 по Локотьскому управлению (Орловская область) от 23 июня 1942 года говорилось о том, что при распределении бывшего колхозного имущества его должны отдавать «в первую очередь… работникам полиции, раскулаченным, пострадавшим от партизан, сотрудникам (управы)..»²⁵.

Несмотря на все эти льготы, не во всех сельских районах оккупантам удалось оперативно создать полицейскую службу. Иногда вербовка в полицию проводилась обманными путями. В некоторых населенных пунктах к несению охраны привлекались все крестьяне по очереди. Через некоторое время «добровольной охране» давались одна-две винтовки на населенный пункт, как гово^ рилось, «для порядка». Далее намечались полицейские, занимавшие эту должность в порядке очереди.

Вскоре временных полицейских «в условиях военного времени» делали постоянными. Затем полицейских внезапно забирали для участия в различных акциях: облавах на партизан, расстрел лах евреев и коммунистов. Последнее проходило публично. «Крещение кровью» подкреплялось продуктовыми пайками, самогоном, вещами, награбленными во время арестов.

Пленных красноармейцев принуждали вступать в полицию, угрожая отправкой в концлагеря и расстрелом²⁶.

Следует отметить, что практически везде оккупанты стремились переложить расходы на содержание полиции на мирных жителей. Так, командование группы армий «Центр» обязывало русскую администрацию в каждой деревне до 50 семей иметь, как минимум, одного полицейского. Каждый полицейский получал рубль в месяц с каждого дома²⁷.

Руководство и контроль за деятельностью полицейских участков возлагались на городскую полицию. По указанию немецкого коменданта городская полиция должна была иметь: начальника городской полиции; двух его заместителей — один заместитель по политической части, другой — по хозяйственным вопросам; следственный и паспортный отдел²⁸.

Предполагалось, что после двух-трех месяцев работы, хорошо зарекомендовавшие себя полицейские, будут отправлены учиться на специальные курсы по повышению квалификации²⁹. Наиболее крупный «центр по подготовке стражей порядка» действовал в Смоленске. Обучение там в течение трех месяцев проходили полицейские города и округа³⁰.

Повсеместно наибольшие надежды фашисты возлагали на ту часть полицейских, которые были репрессированы советской властью. Кроме бывших уголовников, среди них были люди, пострадавшие во время коллективизации и репрессий 1937–1938 годов³¹. Так, заместителем начальника полиции в Таганроге был бывший полковник царской армии Степанов, в г. Феодосии в полиции служил грузинский меньшевик Барамидзе, начальником полиции в Белгороде стал бывший инженер маслозавода Белых, пострадавший в конце 30-х годов от советской власти³².

Функции полиции были весьма разнообразны — от поддержания порядка на улицах и выявления уголовных преступников до борьбы с «подрывными элементами». На начальников участков возлагался систематический контроль за санитарным состоянием города, чистотой улиц, благоустройством дорог, фасадов домов, заборов и т. д. Но все-таки главная задача полиции заключалась в том, чтобы выявлять всех коммунистов, комсомольцев, активистов, просоветски настроенных людей и арестовывать их, вести беспощадную борьбу со всеми нарушителями режима, установленного немецким военным комендантом в городе и уезде, и обеспечивать условия, исключающие всякую возможность проникновения в расположение немецких войск партизан, советских разведчиков и других подозрительных оккупантам лиц³³.

В каждом населенном пункте немцы поручали сельскому старосте или бургомистру через полицейских составить два списка местных жителей. В первый список заносились лица, прибывшие после начала войны (беженцы, сезонные рабочие и т. п.). При этом туда вносились только те люди, которые имели исправные личные документы и за благонадежность которых бургомистр или его ближайшее окружение могло поручиться.

Выявленных среди пришлого населения командиров и красноармейцев, отставших от своих частей, партизан и их помощников, советских разведчиков и парашютистов немцы отправляли в лагеря военнопленных или расстреливали. Прочих людей, которые не вызвали у них доверия, оккупанты отправляли в лагеря или в рабочие колонны.

Во втором списке полицией регистрировались постоянные жители данной местности. В него вносились только те лица, которые не вызывали у бургомистра и немецкой комендатуры каких-либо подозрений. Но были и исключения. Так, после взятия Севастополя все оставшееся в городе гражданское население было объявлено военнопленными.

Жители, занесенные в списки, получали удостоверения личности сроком на два-три месяца, после чего удостоверение могло быть продлено только в том населенном пункте, где оно выдавалось. За несвоевременный обмен удостоверения виновные штрафовались. Удостоверения составлялись на русском и немецком языках, имели фотокарточку владельца и немецкую печать; вторая фотокарточка оставалась у бургомистра или у начальника полиции. В удостоверении отмечались внешние данные владельца: телосложение, рост, цвет волос, глаз, особые приметы.

На удостоверениях лиц, прибывших в данный пункт после начала войны, ставилась буква «F» («Fremdling») или русская буква «Ч» («Чужой»).

Вместо выдачи удостоверений иногда производилась вклейка в советский паспорт дополнительного листка с описанием примет владельца документа; эти данные также заверялись подписью коллаборационистского чиновника или немецкого офицера и печатью. В некоторых сельских местностях немецкие власти присваивали каждому жителю номер и обязывали носить на шее бирку с этим номером. При выезде из деревни на лошади этот же номер писался на дуге. Кроме того, список жителей с указанием присвоенных им номеров должен был быть вывешен на воротах каждого дома.

В городах вводились домовые книги и обязательная прописка вновь прибывающих. Повсеместно запрещалось предоставление кому бы то ни было ночлега без разрешения бургомистра. За нарушение накладывались денежные штрафы до 500 рублей. Чтобы выявить людей, поддерживающих связь с партизанскими отрядами и снабжающих их продовольствием, одеждой и т. п., немцы систематически проводили обыски и облавы. В тех районах, где партизаны действовали наиболее активно, подобные мероприятия проводились регулярно, каждый раз в иное время суток. Во Пскове, например, летом 1943 года облавы проводились 10–12 раз вдень.

Немецкая пропаганда всячески подчеркивала, что «уголовники-урки» являются лучшими друзьями большевиков, поэтому борьба с ними есть «выжигание каленым железом еще одного порочного пятна большевистского прошлого»³⁴.

При этом полицейская служба также занималась и вопросами злоупотреблений в приобретении объектов недвижимости. В первые недели оккупации нашлись предприимчивые люди, которые решили, что заявления немцев о возрождении «Новой России без жидов и коммунистов», а также частной инициативы соответствуют действительности. Начался процесс «приватизации», в котором активное участие приняли сотрудники «новой русской администрации» и их ближайшее окружение. Через некоторое время встал вопрос о переделе собственности. К его решению были привлечены следователи полиции.

Так, всего за месяц (с 3 сентября до 11 октября 1941 года) городской управой города Старая Русса были проданы частным лицам городские строения, имеющие производственное значение, всего — 36 строений на общую сумму 18 тыс. 400 рублей. Строения продавались в большинстве случаев без осмотра и, соответственно, без составления технических рассчетов по приблизительной оценке ряда работников управы. В результате этих действий некая госпожа Аксенова стала владелицей электростанции со всем оборудованием, а господин Васильев получил во владение гончарный завод³⁵.

Следственная комиссия, куда вошли представитель полиции и контролер городской управы, проверила правильность оценки 25-ти строений. Их осмотрели и установили действительную стоимость, с учетом размера износа и сохранности отдельных элементов зданий, по техническим нормам и ценникам 1932-40 годов. При этом оказалось, что действительная стоимость этих объектов исчислялась в сумме 75 400 рублей.

Следствие установило случаи прямого злоупотребления со стороны должностных лиц, участвующих в совершении сделок. Выяснилось, что инженеры Дробницкий и Захаров произвели продажу городского имущества не по его действительной стоимости, а по приблизительной, явно заниженной. Все это стало возможным при активном участии городского головы Быкова, его заместителя Чурилова и завотделом снабжения Жуковского. Все они к началу этого разбирательства были освобождены от занимаемых должностей как несправившиеся с работой. Новоявленными капиталистами стали в большинстве случаев их родственники или друзья. Новый состав управы такое положение дел не устраивало.

По представлению полиции были признаны надлежащими аннулированию шесть сделок, 21 сделка оставлена в силе как неподдающаяся проверке из-за уничтожения объектов, по семи сделкам предлагалось потребовать доплату от покупателей по действительной стоимости незаконно приобретенных новыми русскими предпринимателями объектов³6.

Но заключение по этому делу было следующим: «Учитывая сложную обстановку военного времени, при которой протекала работа управы в первые месяцы после реорганизации и принимая во внимание объяснение выше перечисленных работников, о том, что они руководствовались стремлением предотвратить расхищение построек населением, полагаю нецелесообразным применять суровые меры взыскания. Оставляю данный вопрос на рассмотрение начальника округа. Вместе с тем нахожу, что, во всяком случае, материальный ущерб должен быть возмещен лицами, причинившими вред интересам города»³⁷.

К 1942 году оккупанты наладили поставку в полицейские участки бланков, отпечатанных в типографии. Это облегчало ведение их практической деятельности. Так, в бланке протокола допроса имелись следующие графы: фамилия, имя, отчество, национальность, пол, возраст, образование, партийность, отношение к воинской службе, репрессировался ли советской властью, словесный портрет, особые приметы³⁸.

Активизация партизанского движения заставила оккупантов искать новые формы организации полицейской службы, в первую очередь, в деревнях. Весной 1942 года в центральных областях России публикуется «Положение о работе сельских дружин мира и порядка».

В «дружину мира и порядка» призывали вступать всех мужчин старше 18 лет, коренных жителей села. Основной целью данной организации называлось содействие тому, «чтобы каждая крестьянская семья добросовестно и с наилучшим результатом трудилась на своём земельном наделе, так как только упорный и разумный труд является основой благосостояния каждого семейства. Дружинники укрепляют в русских людях уверенность в будущем и сплачивают крестьян в их совместной работе под германским управлением»³⁹.

Достичь этой цели, по мнению оккупантов, можно было, оказывая активное содействие «доблестной германской армии», борясь с «подлыми сторонниками сталинской колхозной системы» партизанами, охраняя свои села от проникновения в них «жидо-большевистских агентов» и «осуществляя общественный контроль за тем, чтобы все распоряжения германского управления и местных гражданских властей выполнялись точно, добросовестно и к сроку»⁴⁰.

В дружину не могли приниматься «пьяницы, лентяи, взяточники, а также члены и кандидаты коммунистической партии и комсомола»⁴¹.

Одной из основных задач, поставленных оккупационными властями перед русской полицией, была поголовная паспортизация населения. Военный комендант Старой Руссы указывал, что «путем проведения поголовной паспортизации и регистрации населения будут дополнительно выявлены нежелательные элементы немцам, а также это облегчит работу полиции и жандармерии по розыску подозрительных лиц — партизан и советских разведчиков»⁴².

В октябре 1942 года население Новгородского района получило от немцев годичные паспорта, называвшиеся Временным удостоверением. Выдача проводилась согласно спискам, предоставляемым старостами деревень. Паспорта имели параллельные русские и немецкие тексты. Советские паспорта было приказано сдать. За выполнением этого приказа следили полицейские, и за его нарушение налагалось наказание в семь месяцев принудительных работ.

Начальники полицейских участков получили указание в кратчайшие сроки создать сеть доверительных людей, с помощью которых они должны были выявлять лиц, враждебно настроенных против немецких оккупантов. Для этой работы рекомендовалось привлекать родственников и знакомых⁴³.

В целом, контроль за настроением населения и проведение различных пропагандистских акций осуществлялись немецкой администрацией по двум направлениям: через официальных служащих — полицейских, старост, агрономов, волостных старшин, учителей, сочувствующих им священнослужителей — и через тайных агентов-осведомителей⁴⁴. Последние официально не занимали никаких постов, и в их функции входил сбор информации о наличии и деятельности партизан и подпольщиков, а также «пропаганда шепотом»⁴⁵.

Тайные агенты, становясь секретными сотрудниками полиции, давали специальную подписку о своей будущей работе. Текст ее гласил: «Я… даю подписку русской полиции в том, что я добровольно обязуюсь давать сведения, направленные против германского командования и русского самоуправления, хранить в строжайшем секрете военную тайну, нести ответственность по законам военного времени»⁴⁶.

После выявления лиц, заподозренных в нелояльности нацистскому оккупационному режиму, полицейские производили их аресты и обыски и препровождали в жандармерию и военную комендатуру, предварительно проводя расследования по поступившим материалам. Для этих целей был создан следственный отдел горполиции. Комендатура и жандармерия, получив арестованного и материалы на него, решали его судьбу: его или расстреливали, или отправляли в лагерь, или освобождали⁴⁷.

О своей текущей работе руководство полиции ежедневно отчитывалось перед военной комендатурой, гестапо, и бургомистром.

Гитлеровцы организовывали и другие вспомогательные полицейские силы под различными кодовыми названиями. На оккупированной территории Северного Кавказа существовали полицейские группы: «Гиви» (добровольная помощь), «Оди» (внутренняя служба), «Шума» (полицейские). Задача этих групп состояла в оказании содействия оккупационным органам. «Гиви» следовали вместе с войсковыми частями, «Оди» использовались для охраны объектов на местах, «Шума» — для охраны хозяйственных объектов. Солдаты и офицеры вермахта не любили русских полицейских, чинили им всевозможные препятствия. Германское командование вынуждено было издать 8 февраля 1942 года специальный приказ, где указывалось: «Служащие регулярных германских вооруженных сил, виновные в проявлении несправедливых действий против «Гиви», «Оди» и «Шума», будут строго наказаны»⁴⁸.

Все эти группы были небольшими по численности и носили временный характер. На службу сюда никто не шел, задачи, поставленные перед полицейскими, выполнялись плохо. Гитлеровцы были вынуждены эти подразделения распустить.

В 1943 году, в условиях коренного перелома в Великой Отечественной войне, нацисты решили создать новую форму организации полицейских служб на оккупированной территории России. Согласно «Особому постановлению по полицейскому делу» структура и организационная работа полищш теперь должна была строиться следующим образом:

1. Gemaind politcai (волостная полиция).

2. Ordnungedinst (стража).

3. Hifsordnngasdinst (деревенская стража)⁴⁹.

К функциям волостной полиции было отнесено проведение в жизнь распоряжений районного начальника либо бургомистров, например: взыскание установленных ими административных штрафов, надзор по делу регистрации и явки в волостях и прочее. В ее личный состав входили один или два полицейских на каждую волость.

На городскую и сельскую стражу (службу охраны порядка) оккупанты возлагали следующие задачи:

а) Уголовно-полицейские — пресечение и преследование всех уголовных проступков, а также охрана производственных объектов и складов.

б) Государственно-полицейские — раскрытие и преследование всех действий и замыслов, направленных против германских интересов.

в) По охране общественного порядка — надзор за дисциплиной дорожного и уличного движений, охрана от пожаров, охрана дорог и населённых пунктов от нападений партизан, обеспечение проведения в жизнь хозяйственных задач, надзор за содержанием в чистоте улиц, в пределах более крупных населённых пунктов, караульная служба.

г) Особые задачи — содействие войскам охранения, либо непосредственная активная борьба против бандитов, воздушно-десантных войск и парашютистов под руководством местной комендатуры⁵⁰.

По мере расширения партизанского движения использование полицейских в борьбе с ними становилось все более неэффективным. Из-за участившихся случаев переходов на сторону советского сопротивления и низкого боевого духа «полицаев» в 1943 году использовали в основном для проведения различных реквизиций у мирного населения. Так, 26 сотрудников Солецкой гражданской полиции (Ленинградская область) за июль месяц выполнили следующую работу: «Произведено санитарных обходов дворов и улиц 2, изъято крупного рогатого скота от населения по распоряжению хозкомендатуры 67 голов. Рассмотрено различных заявлений 27, по мелким кражам, спорам об имуществе, подвергнуто аресту от 3 до 10 дней за кражи и драки 5 человек»⁵¹.

Оккупанты перекладывали на русских полицейских выполнение самой грязной работы, в частности, насильственных реквизиций у мирного населения. На выражение протеста представители тыловых служб вермахта «невинно» и возмущенно отвечали: «Вам нечего обижаться на немцев. Мы ничего не берем, а если у вас что забирают, так это ваши же русские»⁵².

Городская полиция состояла из нескольких отделов с различными сферами деятельности. Так, во время оккупации города Орла в русскую полицию входило четыре отдела.

Отдел «А» курировал полицейские участки, полицию при театре, при ремесленных производствах, следил за санитарным состоянием в городе, наблюдал за ценами на рынках.

В ведении отдела «Б» находились уголовные дела, проверка политической благонадёжности. Он вёл следствия по делам о растратах городскими служащими или рабочими.

Паспортно-адресный стол носил название «Отдел "В"». К области его работы относилось составление списков жителей, выдача временных удостоверений личности, свидетельств о поведении, паспортизация, контроль за приезжими и иногородними.

Отдел «Г» занимался вопросами пожарной охраны⁵³. Первым полицмейстером города Орла был назначен 19 декабря 1941 года Хопёрсков Фёдор Никифорович, затем его сменил Головко Василий Иванович⁵⁴.

Каждый день полицмейстер подавал рапорт о проделанной работе в военную комендатуру, гестапо и бургомистру. Так, например, согласно отчету за 15 февраля 1942 года, городская полиция Орла проделала следующую работу:

«1. Отправлено на трудовые работы 527 мужчин и 1010 женщин.

2. Выявление безработных мужчин и женщин и вручение повесток на штрафы за невыход на работы по снегоочистке.

3. Производился учёт и регистрация телег и экипажей на колёсах.

4. Общее наблюдение за соответствующим содержанием в чистоте улиц и домов.

5. Наблюдение за вывозкой мусора и разных нечистот с берега реки Оки.

6. Разбор жалоб граждан г. Орла по имущественно-бытовым вопросам.

7. Производилось дознание по делу Евсеева, обвиняемого в выписке заведомо неверных нарядов на работы в магазины №№ 1 и 2. По делу допрошены свидетели — Романов М. А., проживающий по Георгиевской улице, д. 43 и Савин И. В., проживающий по Ширококузнечной улице, д. 26.

8. Направлены в комендатуру 6 женщин, уклоняющихся от работ по снегоочистке.

9. Обычная утренняя регистрация работающих по снегоочистке.

10. Общее несение постовой службы»⁵⁵.

По распоряжению нацистов, в полицейские органы в 1943 году принимались «в политическом смысле надёжные добровольцы из числа мужчин коренного местного населения, либо из числа отпущенных военнопленных. Набираются по возможности более молодые и холостые мужчины не моложе 17 лет». Практически во всех положениях о приёме на службу в полицию говорилось о том, что «бывшие комсомольцы и члены коммунистической партии не могут с оружием в руках защищать Россию в рядах русской полиции»⁵⁶.

При вовлечении в полицейские формирования делалась ставка на тех людей, которые на протяжении длительного времени демонстрировали свою лояльность к немцам. Так, в характеристике, данной старшиной деревни Соловьевым гражданину Мечтанову, поступающему на работу в полицию, писалось: «Мечтанов Алексей, бывший военнопленный, два года работал кучером в немецкой части, нареканий не имел, в порочащих связях не замечен, и поэтому считаю, что может работать в Волотовской жандармерии, и любое поручение им будет выполнено»⁵⁷.

Полицейские формирования действовали на протяжении всего времени оккупации западных районов нашей страны. Их функции были весьма разноплановыми, но основой их деятельности являлась активная помощь вермахту и гестапо.

Советское сопротивление отлично понимало, что вооруженный полицейский, пользующийся доверием со стороны оккупационных властей, является серьезной силой. Поэтому делалось все, чтобы наиболее активных пособников врага физически уничтожить или дискредитировать в глазах нацистов. Кроме этого, чекисты внедряли свою агентуру в полицейские аппараты, а также способствовали продвижению наших разведчиков к руководству в этих органах⁵⁸.

Среди работников полиции (особенно в 1943 году) широко распространялись листовки, отпечатанные типографским способом, с призывами переходить на сторону партизан. И под Псковом, и под Орлом текст их почти одинаков: «Полицейские! Красная Армия скоро будет здесь. Смывайте с себя позорное пятно, искупайте вину перед Родиной, не бойтесь партизан, а бойтесь немцев. Они вас обманут. Не давайте немцам угонять ваш народ в Германию и увозить добро, срывайте мобилизацию, помогайте населению укрываться от неё, организуйте население — вы вооружены, защищайте население от расправ немецких, перебейте немецких холуев, вместе с населением и обозами приходите к нам, к партизанам. Если не сможете связаться с нами, действуйте самостоятельно. Смелее на подвиги во имя советской Родины!»⁵⁹.

Материалы, адресованные конкретным представителям «службы порядка», часто писались от руки, они обычно были обращены к жителям конкретных деревень и районов. В их написании принимали участие бывшие полицейские, перешедшие на сторону партизан. Их результативность была очень высока. Содержание данных прокламаций наиболее характерно выражено в воззвании «К молодёжи Уторгошского района, поступившей в немецкую полицию». В начале ее полицаям напоминали о том, что и они когда-то были советскими людьми: «…Только поэтому мы в последний раз обращаемся к тебе». Далее писалось о том, что настоящий русский человек и патриот не может помогать грабить свою землю чужеземным захватчикам. Но «если тебе это нравится, то радуйся каждому прожитому тобой дню: их осталось немного. Красная Армия и партизаны не щадят предателей!»⁶⁰.

Все листовки, обращенные к полицейским, обычно заканчивались словами: «Иди же к партизанам! Иди смело! Принеси оружие. Родина простит тебя, если сам придёшь к ней!». Кроме этого, в конце прокламаций народные мстители часто публиковали списки казнённых ими полицейских, активно сотрудничавших с фашистами⁶¹.

Как позднее вспоминал комиссар пятой партизанской бригады, Герой Советского Союза И. И. Сергунин, «с этими листовками к нам пришли сотни юношей, чтобы с оружием в руках вместе с нами бить фашистских извергов»⁶².

По мере активизации всенародной борьбы в тылу врага и побед Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны личный состав русской полиции оказался расколот. Часть сотрудников с оружием в руках перешла на сторону партизан, убеждённые же противники советской власти вошли в состав РОА.

Оккупанты возлагали на создававшиеся полицейские службы весьма широкий круг задач. На первый взгляд, некоторые из них: борьба с уголовными преступлениями, надзор за дисциплиной дорожного и уличного движений, обеспечение пожарной безопасности и некоторые другие, отвечали интересам мирного русского населения. Именно об этом писали многие члены «службы порядка» в последнее десятилетие XX века, объявляя себя «жертвами сталинского режима», добиваясь своей реабилитации.

Но нельзя забывать о том, что все эти функции, с одной стороны, являлись второстепенными в их деятельности, а с другой, в них были так же заинтересованы и нацистские оккупационные службы.

При этом главным в работе полиции признавалось раскрытие и преследование всех действий и замыслов, направленных против германских интересов.

Сотрудники полиции с оружием в руках принимали непосредственное участие в борьбе с советским Сопротивлением, помогали немецким военным комендатурам а охране производственных объектов и складов.

Большинство полицейских никак нельзя назвать идейными противниками советской власти. Некоторые люди были вовлечены обманом, но многие согласились одеть полицейские знаки отличия из-за сиюминутных, корыстных побуждений. Именно поэтому, как только наметился перелом в войне в пользу Советского Союза, они стали в массовом порядке переходить на сторону партизан, пытаясь таким образом искупить свою вину перед Родиной.

Примечания

1 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 34–35.

2 АУФСБНО. Д. 1/7187. Л. 41.

3 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 36–38.

4 АУФСБНО. Д. № 43689. Л. 85.

5 Там же. Д. 1/6995, Т. 1.Л.23.

6 Там же.

7 Там же.

8 Там же. Л. 26.

9 Там же. Л., 56. 10Тамже. Л.,46.

11 Там же. Д. 43689. Л. 3.

12 Там же. Л. 30.

13 Там же. Л. 86.

14 Там же. Л.87.

15 Там же.

16 Там же. Л. 20.

17 Там же. Л. 37 об.

18 Там же. Л. 39 об.

19 Там же. Л. 57 об.

20 Там же. Л. 71.

21 Там же. Л. 75.

22 Там же. Л. 146 об.

23 СРАФ УФСБ СПбЛО. Арх. № 19344. Материалы о немецких разрушениях и зверствах, о деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника в районах Ленинградской области, подвергавшихся оккупации. Л. 107 об.

24 Там же. Л. ПО.

25 ГАБО.Ф.2521.Оп. 1.Д.З.Л.ЗО.

26 ГАСО.Ф.8.Оп.8.Д. 13. Л. 13.

27 ГАБО.Ф.2521.Оп. 1.Д.З.Л.30.

28 ГАОО.Ф.Р-159.Оп. 1.Д.25.Л.2.

29 Там же.

30 АУФСБСО. Д. 17665. Л. 87.

31 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 121. Л. 127–128.

32 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов

33 АУФСБНО. Д. 1/6995, Т. 1. Л. 2.

34 АУФСБСО. Д. 14565. Л. 127.

35 ГАНО.Ф.Р-2112.Оп.1.Д.4.Л.5.

36 Там же. Л. 6.

37 Там же. Л. 7.

38 Там же. Л. 4.

39 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 25. Л. 2.

40 Там же. Л. 3.

41 Там же.

42 АУФСБНО. Д. 1/6995. Т. 1. Л. 42.

43 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 47.

44 Там же. С. 48.

45 АУФСБНО.Д. 1/6995. Т. 1.Л.З.

46 АУФСБОО. Ф. 11. Оп. 1, портфель 2. Об особенностях немецкого военно-административного режима и возможностях нашей агентурной работы в оккупированных районах Орловской области и некоторых районах других областей: Справка. Л. 29.

47 АУФСБНО.Д. 1/6995. Т. 1.Л.47.

48 Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики (1941–1944). С. 85.

49 ГАОО.Ф.Р-158.Оп. 1.Д.Зд. Л.2.

50 Там же.

51 ГАНО. Ф. Р-2113. Оп. 1. Д. 17. Л. 11.

52 ГАСО. Ф. 8. Оп. 8. Д. 13. Л. 13.

53 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 14 об.

54 Там же. Ф. Р-3681. Оп. 1. Д. 25. Л. 3.

55 Там же. Ф. 159.0п. 1.Д. 1.Л.36.

56 Там же. Ф. Р-158. Оп. 1. Д. Зд. Л. 2.

57 ГАНО. Ф. Р-2110. Оп. 1. Д. 35. Л. 1.

58 ГАСО. Ф. 8. Оп. 2. Д. 356. Л. 30.

59 ГАОО. Ф. 1283. Оп. 1а. Д, 33а. Л. 16.

60 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 602. Л. 25.

61 ГАНПИПО. Ф. 9952. Оп. 1. Д. 4. Л. 5.

62 Сергунин И. И. Давали клятву партизаны. С. 307.

Глава 5. Судебная система

Следует отметить, что в первые месяцы войны, рассчитывая на то, что план молниеносной войны с Советским Союзом будет в ближайшее время успешно доведен до конца, немецкие оккупанты не особо считались с мирным населением. Но если в прифронтовой полосе расправы над ним совершались без какого-либо юридического оформления, то в более глубоком тылу оккупанты создали судебную систему. Гитлеровские суды носили чисто формальный характер, так как ими выносились приговоры, заранее намеченные нацистами ¹.

В августе 1941 года рейхсминистр Восточных областей Альфред Розенберг издал указ о вынесении приговоров о смертной казни лицам, не повинующимся оккупационным властям. В этом указе, в частности, говорилось: «Местное население обязано вести себя в соответствии с немецкими законами и приказами, изданными для них немецкими властями. Поскольку местные жители не являются немецкими подданными или лицами немецкой национальности, они подлежат… особому положению о наказаниях», причем наказанием могла быть либо смерть, либо каторга.

Указом устанавливалось, что «дела» советских граждан рассматривают специальные суды. Если же такой «суд» не мог в короткий срок прибыть на место, то «дело» решалось немедленно в военно-полевом суде. В состав последнего согласно указу входили: председатель (командир батальона или командир отряда охранной полиции и выше) и два полицейских или эсэсовца. Военно-полевой суд практически выносил только два вида наказаний: смерть или заключение в концлагерь (вместо каторжной тюрьмы) ².

Уже в первые дни оккупации нацисты выработали свой стиль общения с русским населением. Он был весьма жестким. Военнообязанные, не вставшие на учет, объявлялись партизанами и подлежали расстрелу. Жителей сел и городов обязывали сдавать все оружие, а также «…имущество Красной Армии, поскольку оно является военным трофеем, кто похитит военное или чужое имущество, будет как грабитель, тяжело наказан». В случае необнаружения виновных, отвечали перед оккупантами все жители данной местности³.

За хищение продовольствия и имущества, принадлежащего германской армии, обвиняемые присуждались к каторжным работам или к смертной казни. За прослушивание советских или английских радиопередач виновные приговаривались к трем-пяти годам каторги. За хранение оружия или боеприпасов «особые германские суды» приговаривали к казни и лишь в отдельных случаях — к каторжным работам.

В своих приказах и распоряжениях, обращенных к русскому населению в первые дни оккупации, нацисты прямо указывали, что за отсутствием судебных органов все споры решают представители «русской администрации» — старосты и бургомистры. Они должны были решать все дела, опираясь на свои собственные представления о справедливости. Но при совершении опасных преступлений, староста вместе с понятыми был обязан доставлять виновного на расправу немецким властям⁴.

Размах советского сопротивления, неожиданный для агрессоров, а также неудача их попытки в первые месяцы сломить его жестоким массовым террором сделались для фашистских оккупационных органов, особенно после провала молниеносной войны, предметом величайшей заботы.

Некоторые представители немецких военных сил стали требовать изменения политико-пропагандистской тактики в отношении советского населения. Уже 13 декабря 1941 года начальник тыла сухопутных войск писал Розенбергу о том, что военное положение требует активного привлечения населения оккупированных советских областей на немецкую сторону⁵.

С этим был полностью согласен рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс. В своем дневнике в середине 1942 года он сделал запись о том, что «в отдельных областях России целесообразно образовать марионеточные правительства, которые стали бы проводить в жизнь наиболее неприятные и непопулярные мероприятия. Тем самым был бы создан фасад, за которым стало бы легче маскировать свою политику»⁶.

В этих условиях командование ряда частей вермахта, заинтересованное в стабильности своего тыла, зачастую стало проводить свою собственную оккупационную политику под ширмой «новых русских судов». При этом в распоряжениях Розенберга специально оговаривалось, что действительное руководство во всех вопросах должно находиться только в руках немцев.

Судьи, прокуроры, следователи, адвокаты и нотариусы допускались к работе исключительно после утверждения их кандидатур немецким командованием. Все они давали подписку о том, что «повинуются установленному порядку управления». Местный суд не вправе был судить немцев и не мог разбирать дела «по преступлениям, затрагивающим интересы германской империи».

Гражданские иски, в которых хотя бы одной из сторон являлся немец, местные суды могли рассматривать только при условии, что он давал на это согласие.

В крупных населенных пунктах суды находились в ведении городской управы. К функциям ее общего отдела, согласно немецкой инструкции, относились: «право, суд, адвокатура, нотариат, подданство, загс, снабжение населения продуктами питания…»⁷.

Бургомистр, возглавлявший ее, являлся должностным и административным руководителем всех подчиненных ему чиновников, организаций и учреждений. Он имел право накладывать административные взыскания на население подведомственного ему района. На допросе в НКГБ бургомистр Пскова Василий Максимович Черепенькин заявил: «Да, я был председателем суда, председателем общества взаимопомощи, директором музея. Но на все эти работы я шел только из любви к русскому народу.

Занимая все эти должности, я был только русским для русских. Законы наши русские распространялись только на русских, немцы, проживавшие до этого в России, под эти законы не подпадали, и их судить мы не имели права. Председателем суда меня никто не избирал, я сам был назначен на эту должность согласно выпущенному немцами положению о судах. В суде рассматривались дела, за которые полагалось не более 3000 рублей штрафа. О принудительных работах, тюремном заключении наш суд не имел права выносить решения»⁸.

Слова Черепенькина не соответствуют действительности. Уже в конце 1941 года в его распоряжение были предоставлены бланки «Распоряжений о наложении административного наказания». Заполнялись они на двух языках: немецком и русском. В них имелись следующие графы, касающиеся лиц, привлеченных к административной ответственности: фамилия и имя, профессия, адрес проживания, год и место рождения. Налагал административное наказание, согласно этим документам, городской голова (бургомистр) или волостной староста. Утверждал его местный военный комендант.

В качестве возможных наказаний указывались денежный штраф, арест и принудительные работы. Из сохранившихся «распоряжений», заверенных подписью Черепенькина, видно, что он налагал все возможные и разрешенные оккупантами наказания⁹.

В соответствии с распоряжениями о наложении административных наказаний, штрафы налагались по очень широкому кругу дел: за кражи, драки, нарушение комендантского часа, нарушение светомаскировки, задержку в выплате налогов, опоздание на совещание или собрание, проводившееся немцами и их пособниками, и за многое другое¹⁰. Но что считалось наиболее опасным?

Так, Павлова Ефросинья, рабочая, 26 февраля 1942 года была наказана денежным штрафом в размере 2000 рублей и принудительными работами на срок в четыре недели за то, что «дала своей сестре для продажи военные брюки-галифе немецкого производства»¹¹. Домохозяйка Поташова Анна отправилась на 10 дней в тюрьму, предварительно заплатив штраф в 200 рублей за то, что без разрешения пользовалась электричеством¹². Предприниматель Панков Михаил выложил 3000 рублей за торговлю сахарином, а швея Фомина Екатерина — 300 за покупку на рынке немецкого одеяла. Штрафы в 100 рублей полагались за «Нарушение постановления городского управления об очистке», «Продажу в небазарный день молока» и даже за «Нарушение постановления комендатуры о пребывании в чужих квартирах в запрещенные часы»¹³. В качестве доказательства вины обычно выступало собственное признание. Как видно, наиболее сурово нацисты и их пособники наказывали за административные правонарушения, связанные со сделками по продаже немецкого военного имущества.

Следует отметить, что немцы, устанавливая в оккупированных ими городах и селах свой режим, особое внимание уделяли осуществлению контроля за населением.

Одной из функций Общего отдела являлась перепись населения. Здесь его чиновники работали в тесном и постоянном контакте с полицией как русской, так и немецкой. Так, в Феодосии был вывешен приказ за подписью руководства городской управы, в котором говорилось о том, что «за сокрытие и уничтожение домовых книг с целью сокрытия военнослужащих, работников органов НКВД и милиции виновные будут привлекаться к ответственности гестапо»¹⁴.

Согласно инструкции № 184, изданной немецкой военной комендатурой г. Брянска, во всех оккупированных населённых пунктах вводился порядок, при котором:

«1) Местные органы власти обязаны доводить до сведения немецких комендатур списки всех лиц, не проживавших до 22 июня 1941 года в данной общине, о всех приезжих и обо всех, кто будет прибывать.

2) Городской голова, волостные старшины назначают в каждом доме доверенное лицо, в обязанности которого входит следить, чтобы в доме не проживали бы лица, о которых не заявлено.

3) Жители, желающие дать приют приезжающим, обязаны заявлять об этом городскому голове, а в сёлах — волостному старшине, указывая причины приезда.

4) Лица, дающие приют причастным к Красной Армии, или лицам, являющимся агентами советской разведки, подлежат расстрелу.

5) Все жители, до сведения которых дошли вести о заговорах против немецкой армии и распоряжениях, издаваемых немецкими властями о вредительских актах, саботаже, в особенности, и о всякого рода покушениях, обязаны немедленно заявлять об этом в ближайшую немецкую воинскую часть. Упущение такого заявления карается смертной казнью. Имущество таких жителей уничтожается. Тем, кто сообщает о таких случаях, обещается вознаграждение в размере 5000 рублей»¹⁵.

Таким образом, все действия, связанные с сопротивлением нацистскому оккупационному режиму, особо тяжкие уголовные преступления находились в ведении немецких военных властей и наказывались самым жесточайшим образом.

Следовательно, к ведению судов, находящихся под контролем русской коллаборационистской администрации, относились гражданские и маловажные уголовные дела. Как говорилось в положении о суде г. Орла (1941), «суд призван служить интересам населения, защищать имущество и личность от всяких незаконных посягательств и гарантировать правопорядок в общении и бытовых отношениях»¹⁶. Так, Смоленский городской суд, начавший свою деятельность 29 октября 1941 года, за два месяца своей работы провел 12 судебных заседаний. За это время в суд поступило 39 дел. В процентном отношении эти дела разделялись следующим образом: об установлении отцовства и алиментах — 31 %, о возвращении расхищенных вещей — 25,2 %, о выселении из квартир - 12,4 %, о праве на спорное имущество — 7,6 %, о взыскании квартирной платы — 7,6 %, о заработной плате -  5%¹⁷.

Для помощи населению в юридических вопросах образовывалась адвокатура. Особое предпочтение здесь отдавалось людям, получившим юридическое образование до революции.

Создавая новый суд, коллаборационисты всячески подчеркивали его гуманность по сравнению с советским судом. Как писала газета «Речь», выходившая в оккупированном немцами Орле, «этот суд резко отличается от судебной системы большевиков, имевшей целью создание многомиллионной армии заключённых в лагерях бесплатных рабов, которыми жиды и коммунисты пользовались, как им хотелось… Санкция же статей, выработанных для нашего суда, имеет пределом 6 месяцев тюрьмы и 1000 рублей штрафа… Дела об убийствах, разбоях и ряд других политических дел неподсудны суду и регулируются положением военного времени»¹⁸.

Ряд дел рассматривался одновременно в порядке и гражданского, и уголовного судопроизводства.

Материалы о работе судов широко и регулярно публиковались в коллаборационистской печати. Практически в каждом номере газеты имелась рубрика «Из зала суда». Так, например, в № 4 «Смоленского вестника» за 1941 год в корреспонденции «Получили по заслугам» сообщалось о супругах Варфоломеевых, укравших чужие вещи и понесших за это со стороны охраны города наказание в виде принудительных работ. По искам пострадавших было рассмотрено дело в порядке гражданского судопроизводства. Смоленский городской суд обязал Варфоломеевых похищенные вещи вернуть, а при невозможности возвращения их в натуре, уплатить пострадавшим стоимость этих вещей с возмещением понесенных последними судебных расходов¹⁹.

Наиболее сурово наказывались деяния, прямо или косвенно связанные с невыполнением распоряжений немецких властей и их пособников. Так, в смоленской газете «Новый путь» за 7 декабря 1941 года в рубрике «Происшествия» сообщалось о том, что два гражданина были приговорены к 14 дням принудительных работ за самовольное оставление работы, на которую они были определены биржей труда. Здесь же давался материал о штрафе в 100 рублей (минимальная сумма для штрафа) за продажу мяса лошади, скончавшейся от болезни²⁰.

В прифронтовых районах, где была высокая концентрация войск противника, все без исключения уголовные дела находились в ведении германской военной администрации. Что касается гражданских дел, то, например, в городе Гатчине и Гатчинском районе (Ленинградская область) были созданы суды и примирительные камеры при городском голове и старшине волости. Судьи назначались военным комендантом, членов суда назначало городское военное управление. Постановления судебной коллегии по наиболее серьёзным делам утверждались комендатурой, некоторые из них решением суда передавались для разбора в СД²¹.

В условиях активизации партизанского движения нацисты стали широко привлекать к борьбе с народными мстителями различные коллаборационистские вооруженные подразделения. Не доверяя «русским полицейским» и желая держать их под жестким контролем, в мае 1942 года немецкие оккупационные власти издали приказ по группе армий «Центр», согласно которому «верховное командование германских вооружённых сил решило, чтобы всё местное население, выступившее на борьбу против большевиков с оружием, рассматривалось как войско, и в целях поддержания дисциплины было подчинено подсудности германскому военному суду. Одновременно подлежит подсудности военного суда германского командования и вся полиция. При совершении ими каких-либо преступлений, судиться они будут по германским военным законам»²².

Что касается законодательной базы, то в ряде местностей в судах использовались советские законы (если они не противоречили распоряжениям немецких властей). Те управы, которые имели штат юристов (или людей себя таковыми считавшими), издавали собственные кодексы. На оккупированной территории Северо-Запада РСФСР действовал «Псковский гражданский кодекс», сочиненный бургомистром Пскова Черепенькиным в 1942 году²³. Заместитель начальника Смоленского окружного управления Н. Г. Никитин, выступая на торжественном собрании, посвященном «двухлетию освобождения Смоленского округа от большевиков», 15 июля 1943 года заявил: «…у нас уже утверждено положение о семейном праве. Утверждается уголовный кодекс»²⁴.

Некоторые коллаборационисты выдвигали предложения о возрождении российских дореволюционных законов²⁵.

В 1943 году, в условиях коренного перелома в войне и актиг визации советского сопротивления на оккупированных территориях России, нацисты предприняли попытку представить себя защитниками «Великих судебных уставов 1864 года». Жесточайшей критике с их стороны подверглась советская судебная система. При этом жителей запугивали тем, что в случае прихода Красной Армии все население, «видевшее свободу», будет репрессировано. Служащие геббельсовского министерства пропаганды писали, что «большевистская система, система террора и насилия в области судопроизводства, создала ряд законов и положений, направленных исключительно на укрепление жидо-большевистского режима, на укрепление власти кучки преступников, засевших в Кремле и распоряжающихся судьбами миллионов людей.

Большевистская юриспруденция ни в коей мере не защищает интересов народа. Наоборот, она направлена против них. Советский суд представляет собой учреждение насилия над человеческой личностью…»²⁶.Рассматривая и анализируя организацию политических процессов в СССР в предвоенные годы, они напоминали русскому населению напоминалось о том, что в «СССР вопрос по обвинению в так называемой измене, контрреволюции и т. д. решался не в суде, а в управлениях НКВД или в партийных органах.

Если в этих случаях и допускался разбор дела в суде, то суд выносил заранее приготовленный и санкционированный соответствующими инстанциями приговор.

Многие дела решались за закрытыми дверьми, без соблюдения судебно-процессуальных правил и положений.

Роль адвоката была фальсифицирована, и адвокат на суде из защитника превращался в обвинителя. Большая часть дел решалась вообще без адвоката»²⁷.

Основной целью в деле реформы суда нацисты и русские коллаборационисты провозгласили «истинное привлечение всех честных граждан к суду»²⁸. Во многом это делалось для расширения социальной базы противников советской власти. В конце 1941 года в Смоленске немецкое командование издало распоряжение об организации в городах и районах мирового посредничества или мировых судов.

Однако, как признавали сами оккупанты, «посредническое разбирательство имущественных споров граждан было организовано только в небольшой части районов. В большинстве же районов имущественные споры граждан разрешал начальник района или даже волостной старшина в административном порядке, т. е. без всяких гарантий, обеспечивающих интересы спорящих сторон. Без затребования достаточных доказательств, без вызова другой стороны, нередко наспех и т. д.

Результатом такого разбирательства были часто необоснованность, а иногда даже несправедливость в разрешении спора, что вызывало законное недовольство населения»²⁹.

Предполагалось, что мировые суды будут разбирать все имущественные споры граждан, а именно: споры, вытекающие из семейных отношений (кроме разводов, которые на время войны запрещались), из договоров найма, купли-продажи, жилищные споры и т. д.³⁰.

Коллаборационисты признавали, что «.. разработанных гражданских законов мы сейчас не имеем, но в состав посреднического управления, кроме квалифицированного и опытного юриста, входят два солидных и благонадежных представителя местного населения. Им ставится в обязанность судить, руководствуясь их народным представлением о праве и справедливости»³¹.

Заявления в мировой суд подавались в управление начальника района лично или через волостную почту. На разбирательство дела обе стороны вызывались повестками. Дела разбирались публично и устно. На заседании необходимо было представлять необходимые документы или свидетелей. Размер пошлины определялся председателем при вынесении решения. Жалобы на решения мировых судей могли подаваться в немецкую военную комендатуру³².

Каждый претендующий на должность мирового судьи был обязан заручиться рекомендациями от русских коллаборационистских, а лучше немецких оккупационных властей и заполнить анкету. В последней должны были быть представлены следующие данные о нем:

1) фамилия, имя, отчество;

2) год и место рождения;

3) полученное образование;

4) характер работы до войны;

5) занимаемые должности после войны.

Кандидат должен был «являться благонадежным, иметь достаточное образование и возраст не моложе 30 лет». Особое предпочтение отдавалось учителям, как людям «хорошо знающим местную жизнь»³³. Так, в Солецком районе Ленинградской область на эту должность был назначен 77-летний педагог (1865 года рождения), при нем числилось два заседателя, 66 и 68 лет³⁴.

Судье устанавливался оклад содержания в 1000 рублей в месяц³⁵. С 1 января 1943 года начали свою деятельность местные суды. Они создавались в каждом районе. Суд состоял из председач теля и двух заседателей. Предполагалось, что председатель должен быть юристом по образованию. В роли заседателей выступали доверенные лица из населения. Рекомендовалось, чтобы заседателям было более 50 лет, так как «люди старшего поколения сформировались до 1917 года и знают, что такое настоящая справедливость»³⁶.

Разбору и решению в местных судах подлежали гражданские дела, касающиеся трудовых взаимоотношений граждан, споров, вытекающих из различных договоров, наследственные и семейные дела. Там же рассматривались и мелкие уголовные преступления, но при условии, что они не направлены против интересов германской армии.

Специально оговаривалось, что ведению судов не подлежало рассмотрение претензий лиц, у которых советскими властями было конфисковано какое-либо имущество. Обычно подобные проблемы возникали у эмигрантов, которые требовали вернуть имущество, конфискованное у них после 1917 года, в первую очередь земли. Эти вопросы подлежали рассмотрению германских военных властей, «поскольку речь здесь идёт не о правовых спорах, а об административных действиях большевистского правительства»³⁷.

Судебные сборы по гражданским делам составляли при всякой цене иска 5 % от исковой суммы. За каждую выданную гражданам копию с документов, находящихся в судебных делах, бралось по 2 рубля³⁸.

Особое место в немецкой оккупационной политике играл Локотьский автономный округ, объединявший 8 районов Орловской и Курской областей с общим населением 581 тыс. человек. Созданный по инициативе командующего 2-й танковой армии вермахта генерал-полковника Рудольфа Шмидта, он обладал определенным «суверенитетом». Вся полнота исполнительной власти в округе была целиком возложена на русское самоуправление, а все немецкие войска были выведены за его пределы.

Данную политику немецкого генераламожно объяснить тем, что в этом районе активно действовали советские партизаны. Против них вермахтом использовались силы коллаборационистской РОНА под командованием Бронислава Каминского. Последний был в Локотьском округе фактически диктатором. Амбициозно мечтая о своей особой роли в будущей «Новой России», он провел ряд реформ, в том числе и судебную.

Судебная система Локотьского округа была двухступенчатой. В качестве первой ступени выступали мировые суды. Они функционировали при волостных управах. К сфере их деятельности относились мелкие дела, связанные со взаимными тяжбами, самогоноварением и хулиганством. Выносимые судом наказания обычно предусматривали лишение свободы с исправительными работами сроком до 6 месяцев и денежные штрафы до 1000 рублей. В качестве суда второй инстанции выступали уездные (районные) суды³⁹.

Судебные дела были открытыми, а нормативную базу составляли приказы обер-бургомистра Каминского и инструкции окружного юридического отдела.

Политические преступления находились в ведении военной коллегии Локотьского округа. К ним относились любые формы борьбы с оккупационным режимом, а также дезертирство из рядов РОНА.

Применялись следующие виды наказаний: смертная казнь через повешенье или расстрел для партизан, от 3 до 10 лет тюрьмы — для лиц, оказывавших содействие народным мстителям, 3 года тюрьмы с конфискацией имущества или без нее — для дезертиров. Приговоренные к срокам заключения отбывали наказание в Локотьской окружной тюрьме. Особенно много было там отказавшихся служить в РОНА и «народной милиции». К ним так же применялись и внесудебные репрессии — выселение из дома, взятие из семьи заложников и др.

К особо опасным преступлениям относилось и самогоноварение. Так, согласно приказу у Б. Каминского «О борьбе с пьянством» (1942) полагалось:

1. Все дела по пьянкам и самогонокурению рассматривать в трехдневный срок.

2. Лиц, виновных в изготовлении самогона, и лиц, употребляющих его при исполнении служебных обязанностей, судить по статье 45, через военно-полевые суды, вплоть до расстрела виновных⁴⁰.

Пытаясь удержать население округа в повиновении и вместе с тем показать всем свою приверженность закону, каминцы провели несколько открытых судебных процессов над партизанами и подпольщиками. Так, в марте 1943 года были арестованы члены антифашистской организации Брасовского района Орловской области «За Родину». До июня 1943 года шло следствие. По некоторым архивным данным для этого судебного процесса были подобраны двенадцать присяжных заседателей (естественно, из числа наиболее антисоветски настроенных граждан). На протяжении всех дней, пока шел процесс, коллаборационистская газета «Голос Народа» публиковала отчеты о нем.

В газетах, а также партизанских донесениях в штаб партизанского движения сообщалось, что «…все подсудимые вели себя на суде исключительно гордо и достойно. Никто из них не просил пощады. Тон для всех подсудимых задал подпольной командир группы С. В. Васильев. В своём выступлении он говорил: "Русский народ до глубины души возмущает та обстановка, которую создали здесь немцы. Они покрыли всю Европу и оккупированные районы нашей страны концлагерями и виселицами. Мы боролись за свободу и независимость, мы боролись за свой народ и не просим у вас пощады. Героически вёл себя на суде также Фирсов Анатолий Андреевич, которому Каминский задал вопрос: "За что вы боролись". Фирсов ответил: "За русский народ, за нашу Родину". Тогда Каминский в ярости закричал: "Дурак, твоя Родина село Заловкино, вот иди туда и борись!" Товарищ Фирсов на это громогласно объявил: "Сам ты ни черта не разбираешься, что такое Родина. Твоя родина — Польша. Вот туда иди сам и борись, а здесь нечего околачиваться!" Через некоторое время задал ещё вопрос. Фирсов, не оборачиваясь, начал на него отвечать членам суда. Судья сделал замечание, говоря, чтобы Фирсов отвечал и обернулся в зал к Каминскому. Фирсов махнул рукой в сторону зала и говорит: "Подумаешь, всякие тут будут задавать вопросы, а я им должен отвечать. Я подсудимый и отвечаю суду"»⁴¹.

Всего по делу подпольной организации «За Родину» было арестовано около 200 человек. Многих из них каминцы расстреляли. Но их мужественное поведение на суде оказало огромное влияние на настроение мирного населения, солдат «русско-немецких войск» округа⁴².

Создавая судебную систему при «новой русской администрации», оккупанты преследовали в немалой степени пропагандистские цели. Нацисты рассчитывали таким образом добиться стабильности в своем тылу, переложив часть репрессивных функций непосредственно на само русское население. Рассуждения о негуманности советских правоохранительных органов противопоставлялись «немецкому порядку».

Но попытки представить гитлеровцев наследниками «Великих судебных Уставов 1864 года» были изначально обречены на провал. Население на оккупированной территории России отлично видело, что наказания за наиболее серьезные, с нацистской точки зрения, преступления целиком и полностью находятся в компетенции захватчиков.

В ведении судов, формально подчинявшихся коллаборационистской администрации находились лишь маловажные преступления и роступки.

Там же, где предпринимались попытки изобразить полную независимость «русских судей» (и даже «судов присяжных») от немецкой администрации, приговоры представителям советского Сопротивления были предопределены изначально. Мирное население не верило в справедливость этих судебных учреждений, считая их марионетками нацистских оккупационных властей.

Примечания

1 Немецко-фашистский оккупационный режим. М., 1965. С. 293.

2 Там же. I

3 АУФСБСО. Д. 14236. Л. 45.

4 Там же. Л. 25.

5 Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). М., 1974. С. 255.

6 Там же. С. 256.

7 ГАОО. Ф. Р-1240. Оп. 1. Д. 206. Л. 23–24. Ф. 159. Оп. 1. Д. 8. Л. 1–5,21–22.,

8 АУФСБПО. Д. 2367. Л. 31.

9 Там же. Л. 135–141.

10 АУФСБСО. Д. 10345. Л. 24.

11 АУФСБПО. Д. 2367. Л. 135.

12 Там же. Л. 140.

13 Там же. Л. 137–141.

14 АУФСБКО.Д.437.Л. 183.

15 АУФСБОО. Ф. 11. Оп. 1, портфель 2. «Об особенностях немецкого военно-административного режима и возможностях нашей агентурной работы в оккупирсй ванных районах Орловской области и некоторых районах других областей»: Справка. Л. 23.

16 Речь. 1941.10 декабря

17 Новый путь. 1942.11 января

18 Речь. 1941.10 декабря

19 Смоленский вестник. 1941.12 декабря.

20 Новый путь. 1941.7 декабря.

21 СРАФ УФСБСПбЛО. Арх. № 19344: Материалы о немецких разрушениях и зверствах, деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника в районах Ленинградской области, подвергавшихся оккупации. Л. 30.

22 АУФСББО. Д. 1/1242. Л. 56.

23 АУФСБПО. Д. 2367. Л. 14. Г

24 АУФСБСО. Д. 10345. Л. 46.

25 АУФСБПО. Д. 2343. Л. 24.

26 Речь. 1943.12 марта.

27 Там же.

28 АУФСБПО. Д. 2343. Л. 53.

29 Новый путь. 1942.7 июня.

30 Там же.

31 Там же.

32 Там же.

33 ГАСО. Ф. Р-2576. Оп. 1. Д. 1. Л. 49.

34 ГАНО.Ф.Р-2113.Оп. 1. Д. 34. Л. 23.

35 Новый путь. 1942.7 июня.

36 ГАНО.Ф.2111.Оп. 1.Д. 18.Л.35.

37 Речь. 1943.12 марта.

38 ГАСО. Ф. Р-2576. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

39 ГАБО.Ф.2521.Оп. 1.Д.З.Л. 18.

40 Там же. Л. 58.

41 ГАОО. Ф. 52. Оп. 1. Д. 633. Л. 6–8.

42 Там же. Л. 8.

Часть II. Замыслы нацистского руководства и их осуществление в социально-экономической сфере

Глава 1. Нацистская оккупационная политика в сфере экономики и промышленности

Нацистские лозунги, вроде «пушки вместо масла», могли пользоваться определенной поддержкой со стороны населения III Рейха только при одном условии: если они носили временный характер. Далее подразумевалось, что полученные пушки смогут принести Германии не только реванш за поражение в Первой мировой войне, но и много дешевого масла и прочих продуктов питания.

Немецкая печать пропагандировала программу, согласно которой население Германии должно было стремиться к покрытию ущерба, причиненного ей как Первой, так и Второй мировыми войнами. Дальнейшее обогащение Рейха, говорилось в средствах массовой пропаганды, будет происходить, в первую очередь, за счет интенсивной эксплуатации неисчерпаемых русских естественных богатств и рабочей силы. Обильный поток дешевого русского хлеба и продовольствия коренным образом обеспечит снабжение населения Германии, а обладание сырьевыми ресурсами оккупированных областей сведет к минимуму зависимость германской промышленности от импортных поставок. С другой стороны, немецкое население убеждали в том, что Восточные колонии явятся весьма емким и монопольным рынком сбыта германской промышленной продукции.

Исходя из этих установок, экономический профиль, намечавшийся немецкими специалистами для оккупированных областей СССР, характеризовался резким преобладанием сельского хозяйства и добывающей промышленности над всеми видами обрабатывающей индустрии. Предполагалось частичное перемещение населения России из города в деревню, а также вывоз рабочей силы в Германию. «Мы заставим работать на нас всех, до последнего человека», — заявил Гитлер в ноябре 1941 года. Его поддержал Герниг: «Русские рабочие доказали свою работоспособность при построении мощной русской индустрии. Теперь их следует использовать для Германии»¹.

Предполагалось, что капиталы, накопленные за время войны крупными германскими фирмами, а в будущем и мелкие массовые сбережения немецкого населения, найдут при посредстве банков и акционерных обществ выгодное применение в освоении и эксплуатации «восточного пространства» на благо граждан III Рейха.

Нацистам виделось, что основными типами хозяйственных единиц на Востоке станут частновладельческие поместья и предприятия, а также различные акционерные общества, действующие под наблюдением государственных регулирующих органов. Частная предпринимательская инициатива в немецкой пропаганде принципиально противопоставлялась советскому экономическому строю и рассматривалась как основная движущая сила хозяйственной жизни.

В пронацистских средствах массовой информации богатства России, с целью привлечения к войне против СССР стран-сателлитов, объявлялись общеевропейским достоянием. Экономистами III Рейха рассматривались варианты использования в интересах Германии денежных, материальных и людских ресурсов этих государств.

В немецкой публицистике активно муссировался тезис о том, что само существование Германии как мировой державы и будущее благосостояние немецкого народа в основном зависят от удержания и освоения оккупированных областей на Востоке.

Директивы об использовании территории Советского Союза были разработаны еще до начала боевых действий. Этим вопросом занимался Восточный штаб экономического руководства. Он находился под руководством Геринга и его заместителя в Ведомстве четырехлетного плана статс-секретаря Кернера.

От этого штаба исходили общие директивы по экономической эксплуатации захваченных германской армией советских областей. Они были изданы под условным названием «Зеленая папка». В директивах Восточного штаба указывалось, что вплоть до окончания войны все экономические ресурсы оккупированных областей должны целиком и полностью использоваться для единственной цели — снабжения вермахта и военной промышленности. «Зеленая папка» предусматривала полную реквизицию хлебных и продовольственных запасов, нефтепродуктов, цветных металлов, транспортных средств и всех видов промышленного сырья, полуфабрикатов и готовой продукции.

Также в «Зеленой папке» предписывалось обеспечить сохранность скота, построек, машин и сельскохозяйственного инвентаря с тем, чтобы советское сельское хозяйство могло быть на полном ходу переключено на обслуживание всех подразделений действующей германской армии.

Далее предусматривалась массовая и оперативная мобилизация местного населения для восстановления и строительства военных дорог, укреплений, казарм и т. п.

На оккупированной территории СССР намечалось провести своего рода деиндустриализацию, которая помимо всего прочего имела социальную направленность. Она должна была привести к ликвидации крупных промышленных центров. «Политически нежелательное скопление туземного населения в индустриальных центрах будет избегнуто» — говорилось в одном из секретных приказов ведомства Розенберга².

Из числа промышленных предприятий должны были бьгп> сохранены или восстановлены только те, которые способны будут удовлетворять неотложные запросы германской армии. Все остальные виды производства предполагалось законсервировать. Появляющиеся в связи с этим безработные должны были использоваться в сельскохозяйственных и дорожно-строительных колонн нах. Предполагалось в короткие строки построить несколько автобанов, которые должны были связать новые немецкие поселения на востоке, а также перевести железнодорожную колею на европейский стандарт.

Работающие на военных и коммунальных предприятиях, на восстановительных работах, в сельском хозяйстве и на военном строительстве должны были принуждаться к выполнению своих обязанностей силой оружия. Прежних руководителей промышленных предприятий и специалистов предполагалось временно оставлять на их должностях и принуждать к работе угрозами и репрессиями.

В «Зеленой папке» предусматривалось создание государственных монопольных обществ, которым в будущем будет поручена эксплуатация отдельных отраслей хозяйства.

Выполнение первоочередных задач, изложенных в «Зеленой папке», поручалось непосредственно самой армии. Для этой цели был создан военно-экономический аппарат. Во главе его стояло Управление военной экономики и снаряжения главного штаба вооруженных сил (Wehr Wirtschafts und Rustungsamt im OKW).

В штабе каждой армии имелся экономический отдел или группа. Начальник этого отдела подчинялся командующему данной армией и вместе с тем получал специальные директивы и задания непосредственно от Управления военной экономики или от Восточного штаба экономического руководства.

Как видно, в значительно большей степени, чем в предыдущих войнах нацистской Германии, меры экономического ограбления СССР базировались на активном участии вермахта.

Военно-экономический аппарат еще до начала войны против СССР начал накапливать разведывательный материал о точном размещении, характере продукции и мощности промышленных предприятий и сельскохозяйственных районов на предполагаемом театре военных действий³.

Кроме штабного аппарата, в непосредственном подчинении у начальника экономического отдела штаба армии находились отряд экономической разведки (Erkundungstrupp) и технический батальон. Перед данными службами стояли следующие задачи:

а) выявление наличия и состояния складов, а также промышленных и сельскохозяйственных предприятий;

б) обеспечение первоначальной охраны важнейших хозяйственных объектов;

в) организация быстрого восстановления и пуск промышленных, транспортных и коммунальных предприятий;

г) обеспечение уборки урожая и проведение неотложных сельскохозяйственных работ;

д) экономическая характеристика занятого района.

По мере перемещения фронта экономическая эксплуатация занятых районов переходила в ведение хозяйственных инспекций (Wirtschaftsinspektion), которые функционировали при каждой группе армий. Хозяйственные инспекции осуществляли следующие функции:

а) продовольственное, фуражное и вещевое снабжение действующих частей за счет захваченных, конфискованных и всех других местных запасов;

б) охрана, использование и отправка в тыл ценного имущества для нужд армии и военной промышленности;

в) налаживание военного производства;

г) мобилизация местной рабочей силы для военных надобностей;

д) регулирование снабжения населения предметами питания и первой необходимости.

Инспекции имели в своем подчинении в качестве постоянно работающих исполнительных органов хозяйственные управления (Wirtschaftskommando). Каждый такой орган, в зависимости от местных условий, ведал либо определенным территориальным районом, либо какой-нибудь отраслью хозяйства, не считаясь в последнем случае с административными границами данной территории⁴.

После сформирования гражданской администрации, хозяйственная инспекция свертывала свою деятельность в данном хозяйственном районе. Общее руководство принимала на себя немецкая гражданская администрация каждого конкретного района.

Так, все промышленные структуры, (заводы, фабрики и pef монтные мастерские в городах, технические службы железных дорог, машино-тракторные станции) в оккупированных районах Ленинградской области с августа 1941 года официально переходили под контроль и в руки немецких властей⁵.

Хозяйственные управления и команды, а также управления и команды по снаряжению не охватывали все населенные пункты на оккупированной территории нашей страны. В некоторых сельскохозяйственных районах функции этих органов выполняли местные военные комендатуры, которые организовывались непосредственно штабами действующих частей. Местные комендатуры в первый период оккупации осуществляли административное управление, организовывали борьбу с советским сопротивлением, выявляли коммунистов и евреев, назначали сельских старост и бургомистров, организовывали вспомогательную полицию и гражданские административные управления.

Комендатуры в городах возглавлялись старшими офицерами, а в наиболее крупных из них — генералами. Например, комендантом города Орел был назначен генерал Гаманн.

Комендатура поддерживала тесную связь с гестапо и имела в своем составе агентурную сеть, помещение для арестованных и команду по охране, а также отделы: военный, полиции и карательных отрядов, сельскохозяйственный, транспортный, регистрации и прописки населения, по делам военнопленных и финчасть.

В небольших населенных пунктах комендатуры имели меньший личный состав и упрощенную организацию.

Уже в первые дни оккупации, в соответствии с директивами Восточного штаба экономического руководства, германские военные службы полностью реквизировали на всех фабриках, заводах и складах различные виды жидкого топлива, смазочные вещества, сырье, полуфабрикаты и готовую продукцию.

В марте и апреле 1942 года проводилась конфискация растительных, животных и искусственных жиров, маслокислот, олифы, глицерина, стеарина, нефти, мазута, авиационного бензина, минеральных масел и смол. На предприятиях были даже изъяты кожаные приводные ремни. Стремясь захватить полностью все запасы дефицитного сырья, немцы запретили производство товаров первой необходимости для снабжения местного населения. К ним относились мыло, обувь, кожевенные изделия. Ремесленники в этих условиях наладили выпуск обуви из дерева. Широкое распространение получило плетение лаптей⁷.

Конфискованное сырье в первый период оккупации отправлялось в Германию. Позднее оно стало передаваться местным предприятиям, выполнявшим военные заказы. Не ограничиваясь реквизицией сырья и промышленной продукции, немцы вывозили и оборудование. Так, например, в начале 1942 года были отправлены в Германию оборудование и различные материалы со сланцевых рудников Ленинградской области.

Зимою 1942–1943 годов в связи с наступлением Красной Армии немцы начали эвакуировать целые предприятия. Из Орджоникидзеграда (Брянск) вывозилось оборудование завода «Красный Профинтерн». При отступлении немцы, как правило, разрушали все уцелевшие промышленные сооружения. Кроме того, оккупанты вывозили трамвайные рельсы, электрические и телефонные провода, металлические ограды и т. п. Это имущество предназначалось для использования в качестве металлического лома⁸.

Война, принявшая после поражения немцев под Москвой затяжной характер, все более настоятельно требовала продовольствия, металла, угля, нефти и другого стратегического материала. Необходимость ремонта боевой техники и транспортных средств, а также обмундирования заставляла нацистов организовывать на оккупированных территориях работу различных предприятий. В январе 1942 года гитлеровское руководство приняло «обязательное постановление о восстановлении промышленного хозяйства занятых восточных областей», где перечислялись отрасли и предприятия, подлежащие первоочередному восстановлению. К ним относились энергетическое и угольно-рудное хозяйство, добыча марганцевой руды, литейные, сталелитейные, железопрокатные заводы, транспортные предприятия⁹.

В ближайшем фронтовом тылу восстановление промышленных и коммунальных предприятий производилось техническими батальонами и отрядами технической помощи. Для руководства предприятиями назначались управляющие, действовавшие как уполномоченные германского государства. Кроме того, в 1941–1942 годах на оккупированной территории России было создано около 50 обществ и компаний по эксплуатации отдельных отраслей промышленности.

С июля 1941 года в Германии стали образовываться так называемые «восточные компании». Обычно они являлись филиалами крупных акционерных обществ и фирм, при помощи которых крупный германский капитал стремился к непосредственному осуществлению собственных экономических целей.

В этих условиях возникла целая система «подшефных фирм» и «опекунов», через которые крупнейшие немецкие монополии попытались взять под контроль наиболее ценные отрасли и предприятия советской промышленности. Так, например, металлургический завод в Таганроге стал опекаться фирмой «Маннесман — Рёренверке»¹⁰.

Уже в указаниях Геринга от 27 июля 1941 года относительно управления экономикой в оккупированных советских областях в связи с образованием восточных компаний говорилось, что первоначальное использование немецких предприятий в качестве отдельных опекунов следует рассматривать лишь как временную переходную меру. Рекомендовалось как можно быстрее организовать «сдачу восточных объектов в аренду» этим немецким предприятиям¹¹.

При восстановлении предприятий немцы встречали серьезные препятствия. Большинство заводов и фабрик были полностью разрушены, так что их быстрое возрождение оказалось для оккупантов нерентабельным или даже невозможным. Так, в мае 1942 года в месячном отчете хозяйственного штаба «Восток» с раздражением констатировался факт, что из-за отсутствия приводных ремней, запасных частей для машин, достаточного количества электроэнергии большие кирпичные заводы, например в Смоленске, производительностью в несколько миллионов штук кирпича в год не могут быть пущены¹².

Для восстановления менее поврежденных промышленных объектов не хватало инженерно-технического персонала, квалифицированных рабочих, инструментов, оборудования и строительных материалов. По этим же причинам тормозилась эксплуатация пущенных предприятий; кроме того, сказывалось отсутствие сырья, недостаток транспорта и крайнее сужение энергетической базы, вследствие нехватки топлива и выхода из строя электростанций. Ряд восстановленных оккупантами предприятий был вновь выведен из строя в результате диверсий и саботажа со стороны представителей советского сопротивления. Так, например, в районе Майкопа были сорваны восстановительные работы на буровых скважинах Майкопнефтекомбината. Последний представлял собой комплексную организацию, обеспечивавшую полный цикл производства, начиная от поисков и разведки нефти до ее переработки и выпуска готовых товарных нефтепродуктов. На территории Майкопского нефтяного района немцы приступили к восстановлению копрессорных станций № 2 и 3, нефтескважин № 81 Апшероннефти и № 40 Хадыжнефти. Чтобы сорвать восстановительные работы, краснодарские партизаны начали проводить систематические налеты и осуществлять диверсионные акты. Немецким службам пришлось прекратить здесь восстановительные работы, а привезенное оборудование демонтировать¹³.

В связи с этими обстоятельствами оккупанты были вынуждены ограничиться пуском сравнительно немногих предприятий, которые в весьма малой степени могли удовлетворять неотложные нужды действующих войск и разгрузить транспорт от крупномасштабной перевозки военных грузов из Германии.

Уже в первые недели оккупации в городах и крупных населенных пунктах восстанавливались объекты, обеспечивавшие их нормальную жизнедеятельность. В первую очередь восстанавливались некоторые коммунальные предприятия в городах, где размещались большие гарнизоны, штабы и военные учреждения. На начало 1942 года имеются сведения о пуске следующих коммунальных предприятий в крупных русских городах: Смоленск — электростанция «Смолэнерго», водопровод; Орел - электростанция, водопровод, баня. Брянская ГЭС снабжала током города Брянск и Карачев. При этом электрический ток подавался только в дома, занятые немцами, а также на оборонные предприятия¹⁴.

Оккупанты стремились пустить в ход предприятия по производству строительных материалов, продукция которых использовалась для постройки полевых укреплений, мостов, дорог, казарм и т. д. Так, к 1942 году начали успешно функционировать лесопильные заводы в Лисино, Луге (Ленинградская область) и в Карачеве (Орловская область). На них широко применялся труд военнопленных. В Смоленске предприниматель С. Б. Владимиров организовал «литейно-механический завод». Об этом патетически писал в статье «Создатели капитальных ценностей», опубликованной в газете «Новый путь», журналист В. Александров. В ней говорилось о том, что «частная инициатива, освобожденная из-под семи замков ненавистной большевистской опеки, бьет живительным ключом, создавая фундамент новой жизни»¹⁵. Но на практике этот «завод» являлся небольшой ремонтной мастерской, работавшей на немецком оборудовании и в основном по заказам вермахта¹⁶.

Машиностроительные, металлообрабатывающие и химические заводы и мастерские приспосабливались немцами, главным образом, для среднего и капитального ремонта автомашин, танков, артиллерийского вооружения и самолетов. Иногда ремонтные базы оборудовались в уцелевших промышленных зданиях независимо от того, какое производство размещалось здесь прежде. Недостающие станки, инструменты, оборудование, технические кадры и часть рабочих доставлялись из Германии, а также из стран, находившихся под нацистской оккупацией. На базе некоторых советских заводов немцы организовали производство авиабомб, боеприпасов и боевых химических веществ. Так, в районе Смоленска летом 1942 года действовало шесть мастерских по ремонту танков¹⁷.

На отдельных металлообрабатывающих заводах немцы организовали ремонт тракторов и производство граблей, серпов, вил и т. п. Кроме экономической выгоды, подобные предприятия по замыслу оккупантов должны были приносить и определенные пропагандистские результаты. В коллаборационистских газетах регулярно публиковались материалы «об успешной помощи возрождающейся русской промышленности, возрождающемуся русскому сельскому хозяйству и крестьянству»¹⁸.

Наибольшее количество промышленных предприятий на оккупированной территории России успешно функционировало в городе Орле. Здесь достаточно стабильно работали два авторемонтных завода, танкоремонтные мастерские и завод боеприпасов. Газета «Речь» неоднократно писала о том, что «скромные и честные орловские труженики находятся на переднем крае борьбы с проклятым жидо-большевизмом»¹⁹.

На юге, в Таганроге, в 1942 г®ду начал работу завод по производству мотоциклов для нужд германской армии. Выпускалось по 15–20 машин в день²⁰.

На уцелевших предприятиях пищевой промышленности перерабатывались сельскохозяйственные продукты, полученные в результате реквизиций и обязательных поставок. В связи с нерегулярным и недостаточным поступлением сырья все эти предприятия работали с перебоями. В основном полученные продукты использовались для снабжения германских войск и военных госпиталей. Наибольшее количество продукции выдавали в центральной России завод фруктовых вод в Карачеве и маслозавод в Трубчевске (Орловская область)²¹.

Восстановленные предприятия легкой промышленности обслуживали исключительно германскую армию. Функционировало достаточно большое количество заводов по первичной переработке льна в оккупированных районах Смоленской, Калининской и Ленинградской областей. Во Пскове и Порхове работали овчинно-тулупные предприятия, выделывавшие тулупы, шубы, жилеты, теплые одеяла и перчатки из захваченных немцами значительных запасов овчин и кож. В течение нескольких месяцев 1942 года в Таганроге действовала обувная фабрика, прекратившая работу из-за нехватки сырья.

Отсутствие каменного угля и нефти, а также разрушение электростанций тормозили работу восстановленных предприятий. В связи с этим немецкие власти предпринимали различные меры по использованию местного топлива: повсеместно оккупанты стремились развернуть добычу торфа и других видов топлива.

Как показалось руководству III Рейха летом — осенью 1942 года, ситуация для них в энергетической сфере стала складываться более успешно. В своей речи 18 октября Геббельс торжествующе заявил, что немцы вскоре будут располагать богатейшими нефтяными районами Европы.

В 1942 году в городе Лейпциге для немецких войск, направляемых на южный участок фронта, на Кавказ, был издан подробный справочник-путеводитель. В приложении к нему разъяснялись цели наступления: Баку — нефть, Грозный — лучший в мире бензин, Кабарда — молибден, Осетия — цинк, Зангезур — медь²².

Задача возобновления добычи нефти на Северном Кавказе была возложена на специально созданную для этой цели экономическую инспекцию «А», во главе которой был поставлен генерал-лейтенант Нидендорф. Ей подчинялись экономические управления Ростова-на-Дону, Краснодара, Майкопа, Пятигорска и Нальчика. Цель ее работы заключалась в подготовке к активной эксплуатации северокавказских нефтепромыслов «Континентальным нефтяным акционерным обществом», которое еще в начале 1942 года создало дочернее «Восточное нефтяное общество с ограниченной ответственностью»²³.

Однако несмотря на значительные усилия и посылку туда большого количества экспертов, немцам до начала декабря 1942 года не удалось добыть даже такого количества нефти, которое покрыло бы их незначительные расходы горючего, затраченного на восстановительные работы. Вскоре после этого вся деятельность «Восточного нефтяного общества» была свернута в связи с поспешным отходом немецких войск. При отступлении техническая бригада по добыче нефти была сильно потрепана и растеряла почти всю свою материальную часть.

Уже в первые месяцы Второй мировой войны в III Рейхе в связи с увеличением численности вермахта стал ощущаться недостаток рабочих рук, занятых в промышленности и сельском хозяйстве. С1939 до середины 1941 года количество рабочих и служащих уменьшилось здесь примерно на 2,7 миллионов человек²⁴.

Поэтому, захватив ту или иную страну, нацисты наряду с ограблением ее сырьевых ресурсов, максимальным использованием местной промышленности проводили непрерывные депортации в Германию физически крепких людей.

5 августа 1941 года рейхсминистр восточных областей Альфред Розенберг издал приказ об обязательной трудовой повинности для населения этих территорий, уклонение от нее каралось тюрьмой.

Но при этом гитлеровцы отлично понимали, что для относительно полного использования экономического потенциала оккупированных районов нужно добиться хотя бы минимальной поддержки со стороны местного населения. В документах командования немецко-фашистской армии разъяснялось: «Чтобы добиться здесь наивысшей производительности, необходимы добрая воля и готовность к труду самого населения как помощника в деле восстановления страны».²⁵

Существовавшие при советской власти артели и союзы кустарей были объявлены ликвидированными. Провозглашалось восстановление частных кустарных предприятий. Кустари, не получившие права иметь самостоятельное предприятие, могли объединиться в артели или товарищества. Для их организации требовалось разрешение оккупационных властей. Вступление евреев в артели было запрещено.

Перед кустарной промышленностью была поставлена задача выполнять для воинских частей ремонт обуви и обмундирования, изготовлять различный военно-хозяйственный инвентарь. Помимо военных заказов кустари должны были снабжать местный рынок товарами широкого потребления, используя местное сырье и остатки военных материалов, иногда, в исключительных случаях, выделяемых германскими властями. Последнее делалось по настоятельной инициативе нацистских пропагандистских служб, а также некоторых представителей оккупационной администрации. Этим путем оккупанты предполагали хотя бы отчасти удовлетворить спрос крестьян на предметы повседневного обихода, повысить покупательную способность денег и стимулировать добровольную продажу русскими крестьянами сельскохозяйственных продуктов.

Восстановлению кустарной промышленности в «освобожденных от большевиков областях» было посвящено немало материалов в коллаборационистской прессе. Так, в журнале «На переломе» писалось о «непрерывном росте ремесленных мастерских». В качестве образца приводился Симферополь, где «96 промышленных предприятий работают на германское военное командование и население, вырабатывая ежемесячно продукции на 1 300 000 рублей»²⁶.

В Орле функционировали мастерские по обработке металла, хозяевами которых являлись новоявленные капиталисты Сиротский, Васильев и Ноздрунов. Они изготавливали по заказам германского командования ведра, тазы, кастрюли, кофейники, железные печи²⁷.

Однако из-за отсутствия сырья, топлива, недостатка квалифицированных кадров кустарная промышленность не оправдала надежд германских властей. Те кустарные предприятия, которые не получали германских заказов, находились в жалком состоянии или полностью бездействовали. Характерно, что в качестве образцового кустарного предприятия, ориентированного исключительно на «культурные запросы русского населения», коллаборационистская газета «Речь» превозносила в восторженных тонах «небольшую конвертную мастерскую А. А. Кожиной». По случаю годовщины этого «предприятия» вышла большая статья. Очевидно, коллаборационистские журналисты этой газеты не смогли найти более внушительного примера восстановительной работы в сфере кустарной промышленности²⁸.

Не лучше дело обстояло и во Пскове. В своем развернутом докладе 22 марта 1943 года, посвященном году работы Псковского районного управления, начальник района Горожанский, говоря о развитии промышленности, смог отметить только такой факт: «Организуем выработку гонта, деревянного кровельного материала, в котором ощущается большая нужда как в городе, так и деревне. Гонторезный станок уже приобретен»²⁹.

Систематические заявления в пронацистской прессе о том, что на подконтрольной немцам территории России создан благоприятный климат для предпринимательской деятельности, не соответствовали действительности. На практике, в первые недели и месяцы оккупации многие предприятия городскими управами были проданы или переданы в частные руки. Так, в Феодосии заместитель директора хлебозавода Нестеренко стал его хозяином. Новый владелец феодосийской табачной фабрики, ее бывший главный бухгалтер Булатович, стал налаживать там выпуск махорки и папирос. В частные руки также перешел Дом крестьянина, где начал свою работу ресторан.

Но после того, как на этих предприятиях начался успешный производственный процесс, все они оказались под полным немецким контролем. Всех русских рабочих с хлебокомбината уволили и заменили их на немецких солдат, которые стали снабжать хлебом исключительно вермахт. Табачная фабрика, имевшая значительный запас сырья, оставшегося с довоенного времени, тоже стала использоваться для нужд германской армии. Ресторан получил вывеску с надписью: «Только для немцев». В этих условиях новоявленным хозяевам было объявлено, что «частная собственность, безусловно, незыблема… Но русские предприниматели смогут полностью воспользоваться плодами своих трудов только после победы над большевизмом»³⁰.

В Германии и Голландии с начала 1942 года производилась вербовка ремесленников, под руководством которых предполагалось открыть в оккупированных районах СССР «образцовые предприятия». С этой целью Голландская экономическая делегация, приезжавшая в оккупированные области СССР в мае — июне 1942 года, обследовала «возможности переселения ремесленников из Голландии и перевода оттуда больших кустарных предприятий». Однако этим все и ограничилось³¹.

Гораздо большее количество коллаборационистов из стран Западной Европы стремилось просто поучаствовать в ограблении России. Официально это трактовалось как форма «крестового похода цивилизованных народов против жидо-большевизма». Дня осуществления этой цели были образованы, например, «Нидерландская восточная компания», «Бельгийское восточное общество», «Датский восточный комитет», норвежское общество «Аустрвег» и «Французское восточное товарищество»³².

Главная причина этого явления заключалась во все более ощущавшемся недостатке непосредственно германских сил и производственных мощностей.

Уже во второй месяц войны, 28 июля 1941 года, вышел приказ рейхсминистра Тодта об использовании труда советских граждан на самых тяжелых физических работах. В нем, в частности, писалось: «На русской территории действуют другие правила использования рабочей силы, чем в Западной Европе. Использование рабочей силы нужно главным образом осуществлять в порядке трудовой и гужевой повинности без какого-либо вознаграждения»³³.

Гитлеровцы разработали особо жестокий метод эксплуатации населения захваченной советской территории. В циркуляре хозяйственного штаба германского командования от 4 декабря 1941 года говорилось: «Немецкие квалифицированные рабочие должны трудиться в военной промышленности; они не должны копать землю и разбивать камни, для этого существуют русские»³⁴.

тот циркуляр предписывал использовать труд «унтерменшей» в горном деле, на строительстве дорог, различных подземных сооружений, шахтах, вредном производстве. По распоряжению Германа Геринга создавались «трудовые колонны» из местного населения. Когда эти колонны использовались в оперативном тылу вермахта, на них в принудительном порядке возлагалось строительство железных и автомобильных дорог, обезвреживание минных полей и т. д.

Для выполнения трудоемких физических работ по постройке и расчистке дорог, строительству мостов, укреплений, противотанковых сооружений и т. п. немецкие военные власти мобилизовали местное население, как мужчин, так и женщин, в возрасте от 14 до 60 лет, а иногда и старше. От работ не освобождались даже многодетные матери, высококвалифицированные специалисты, если они не были в данный момент использованы на производстве, больные и т. п. Продолжительность рабочего дня иногда доходила до 14 часов. Работы осуществлялись под постоянным надзором русских полицейских и солдат. Медленно или неаккуратно работающие подвергались различным наказаниям, вплоть до расстрела. Все это в назидание другим работающим делалось публично. Снабжение работающих продуктами не обеспечивало даже полуголодного существования. В связи с этим в рабочих колоннах и лагерях имела место большая смертность. Например, жители Оредежского и Тосненского районов Ленинградской области работали на ремонте дорог, на торфоразработках и лесозаготовках с 6 часов утра до наступления темноты и получали за это только по 200 граммов хлеба в день³⁵.

На предприятиях ряда оккупированных городов РСФСР (Брянск, Орел, Смоленск) каждому рабочему присваивался номер; фамилия и имя, как правило, при обращении к ним со стороны представителей оккупантов уже не упоминались³⁶. Населению подобные правила объяснялись стремлением немецких властей к порядку и нежеланием немецких мастеров «неправильно произносить русские имена и фамилии»³⁷.

Режим, существовавший на предприятиях, естественно, исключал создание каких-либо легальных рабочих организаций или подобия профсоюза. Они запрещались. Нацистская пропаганда демагогически заявляла, что их роль берет на себя немецкое руководство предприятия. Рассуждая об особом отношении к рабочему человеку в «истинно народном немецком государстве», русских оповещали о том, что «на работу принимаются только политически безупречные люди, т. е. те, которые не вели никакой активной политической работы, а также не занимали никаких руководящих политических постов. Убежденные сторонники коммунизма не могут быть приняты на работу. Каждый член заводского коллектива, который заметит какую-либо коммунистическую деятельность, подпольную работу или саботаж членов заводского коллектива, должен немедленно сообщить об этом руководству завода, в противном случае следует наказание… Акты саботажа или намерение к этому будут караться смертью»³⁸. Естественно, любое проявление предательства своих товарищей всячески поощрялось как морально, так и материально.

Несмотря на все широкомасштабные репрессии со стороны оккупантов на многих промышленных предприятиях успешно действовало советское сопротивление, всячески вредившее врагу. Люди, вставшие на путь борьбы с нацизмом, становились бойцами единого антифашистского фронта. Например, в Лужском районе Ленинградской области шерстеваляльный завод выпускал вполне добротные на вид валенки, которые через две-три недели расползались³⁹.

Рабочие Думиничского чугуно-литейного завода, узнав о намерениях немцев пустить их предприятие, под видом получения заработной платы, разобрали с заводских складов всё имеющееся там оборудование. Таким образом, планы оккупантов были сорваны⁴⁰.

В Ростове-на-Дону группа подпольщиков, работавших на шорно-обувной фабрике, испортила 6 тыс. штук свиных кож, 480 кавалерийских седел, предназначенных для немецкой армии, и 13 бочек красителей для обработки кож. Подпольщики Ялты сожгли лесопилку, готовившую материал для строительства военных укреплений. В одной из автоколонн было уничтожено 83 автомашины⁴¹.

И таких примеров проявления патриотизма и ненависти к врагу можно привести сотни.

В тыловых районах оккупантами вводилась всеобщая трудовая повинность. В порядке отбытия трудовой повинности гражданские власти широко привлекали население на сельскохозяйственные, дорожные, строительные работы, на торфоразработки, дровозаготовки и т. п.

В качестве характерного примера можно сослаться на приказ по 20-й пехотной дивизии вермахта от 17 сентября 1941 года, содержавший обращение к жителям Шлиссельбурга. В нем было сказано, что все мужчины в возрасте от 15 до 55 лет должны собраться у комендатуры к 13.00 для направления на работы⁴².

Жителям, уклонявшимся от работ, объявлялось о том, что тот, «…кто отказывается от работы, считается врагом германского государства и будет расстрелян»⁴³.

При этом населению постоянно внушалась мысль, что все эти трудности являются временными, поскольку все они вызваны войной.

Но к лету 1942 года даже многие немецкие чиновники признавали исключительно тяжелое положение, в котором находились русские рабочие. В одном из докладов, адресованных в генеральный штаб, говорилось: «Растущие рыночные цены находятся в резком контрасте с получаемой рабочими зарплатой. Недельного заработка не хватает, чтобы удовлетворить самые необходимые потребности в продуктах питания. И если глава семьи еще кое-что получает, то остальные члены семьи буквально голодают. Они вынуждены обменивать на продукты питания последнюю одежду и домашнюю утварь». Даже те рабочие, которые регулярно получали продовольственный паек, постепенно приходили в состояние крайнего истощения. В апреле 1942 года в одном из докладов в Берлин сообщалось: «часто бывает, что рабочие должны бросать тяжелые работы вследствие истощения от недоедания. Производительность рабочих, которые применяют физическую силу, сильно падает»⁴⁴.

Говоря о будущем государственном устройстве России как независимого, союзного Германии государства, нацистская и коллаборационистская пропаганда утверждала, что «возрождение национальной жизни России будет, безусловно, сопровождаться и быстрым возрождением экономической жизни. Народы России обретут благосостояние, вообще немыслимое при большевиках. Каждый человек получит право пользоваться правами своих трудов, повышать, если он будет честно работать, материальный уровень своей жизни»⁴⁵.

Обычно уже в первые дни оккупации в каждом населенном пункте проводился тщательный учет рабочей силы по профессиям, стажу, возрастам и т. д. В сельских местностях учет проводили волостные старшины, старосты и писари, а в городах — биржи труда. Они, как и различные «отделы по трудоустройству» и «управления труда», занимались отнюдь не свободным наймом на работу. В обязанности этих организаций входило налаживание системы принудительного труда.

Немецкое командование требовало от коллаборационистской администрации регулярных отчетов о количестве работоспособного населения в подконтрольных им районах. Так, начальник Солецкого района Ленинградской области с раздражением писал своим подчиненным в ноябре 1942 года: «числится работоспособных 12 600 человек, кроме того, женщин и с детьми 4100 человек, работающих для германской армии 6000 человек, а дома на сельхозработах 6600 человек, дома сидят с детьми 3500 человек. Итого: трудоспособных дома 10 000 человек. Обозначенные цифры говорят, что волостные старшины неправы, когда говорят, что нет рабочих для нужд германского командования»⁴⁶.

По требованию оккупантов все зарегистрированные работоспособные граждане, проживавшие в городах, обязывались ежедневно утром приходить на биржу труда, уведомлять о смене места жительства, не оставлять и не менять работу без разрешения⁴⁷.

При регистрации на бирже труда каждому явившемуся выдавалась трудовая книжка. Не имеющие трудовой книжки лишались права на получение продовольственных карточек. Таким образом регистрация на бирже труда являлась фактически принудительной. Через биржи труда проходило привлечение рабочих и служащих в учреждения и предприятия, а также мобилизация в порядке всеобщей трудовой повинности на сельскохозяйственные, дорожные, строительные работы, на торфоразработки, дровозаготовки и т. п. В качестве самого легкого наказания за уклонение от трудовой повинности одним из указов Розенберга предусматривалось заключение в трудовой лагерь⁴⁸.

Так, после того, как в Армавире, несмотря на все приказы, не явилась большая часть работоспособного населения, немцы произвели массовые облавы и вывезли арестованных под станицу Новокубанскую, где их всех расстреляли. За отказ выйти на лесоразработки были уничтожены 207 жителей краснодарского рабочего поселка Михизеева Поляна⁴⁹.

Репрессии за уклонение от работы стали повседневной практикой на всей оккупированной территории России.

Кроме организации работ на оккупированной территории, биржи труда производили совместно с прибывающими из Германии вербовочными комиссиями отбор и отправку русских рабочих в III Рейх. Всего из СССР оккупационные власти отправили 4 млн. 978 тыс. советских граждан⁵⁰.

Массовая насильственная депортация советских граждан была отнесена Международным военным трибуналом в Нюрнберге к разряду военных преступлений и преступлений против человечества.

Угон граждан СССР нацисты рассматривали не как временную кампанию, а как одну из важных функций и неотъемлемое условие деятельности оккупационных властей. При этом полностью игнорировалось международное право. Массовый угон людей на положение рабов в III Рейхе противоречил международным конвенциям, в частности, 46-й и 52-й статьям Гаагской конвенции, общим принципам уголовного права всех цивилизованных стран и внутреннему уголовному праву стран, на территориях которых совершались эти преступления⁵¹.

В течение зимы 1942–1943 годов, особенно после объявления в Германии «тотальной мобилизации», в оккупированных областях прошел переучет всего трудоспособного населения и массовая принудительная отправка рабочей силы в Германию. От отправки освобождались лица, мобилизованные или вступившие добровольно в антисоветские воинские части, в полицию или в «рабочие батальоны», которые использовались на строительстве: укреплений и других военных объектов.

Из некоторых волостей оккупационные власти отправляли в Германию поголовно все население, не считаясь с возрастом, состоянием здоровья, семейными обстоятельствами.

О способах набора рабочих, применявшихся в оккупированных районах РСФСР, дают представление следующие примеры. В Таганроге и его окрестностях была проведена регистрация мужского населения в возрасте от 16 до 60 лет под предлогом выдачи хлебных карточек. Фактически регистрация имела целью выявить квалифицированных рабочих, которые и были отправлены на работу в Германию. Остальные жители были увезены в Донбасс и на правобережье Днепра на строительство различных военных сооружений, а также для восстановления разрушенных при отступлении Красной Армии предприятий⁵².

Летом и осенью 1942 года на территории Смоленской области захватчики развернули широкую кампанию по вербовке населения якобы для поездки на полевые работы на Украину. Особенно усиленно вербовали девушек и одиноких женщин. Всех, изъявивших желание поехать на Украину, отправили на принудительные работы как «добровольцев» в Германию⁵³.

В Гдовском и Сланцевском районах Ленинградской области германские комендатуры издали приказы, согласно которым каждый сельский староста должен был назначить определенное число физически здоровых мужчин и женщин для отправки в Германию. Ответственность за явку людей на железнодорожную станцию возлагалась на сельских старост и волостных старшин. За уклонение от поездки в Германию виновные арестовывались и отправлялись в концентрационные лагеря. Из Красногвардейска, Пушкина, Слуцка и других оккупированных городов Ленинградской области немцы вывезли до 60 тысяч человек, при этом некоторым было объявлено, что они переселяются на «родину», так как они будто бы являются потомками немцев, переселившихся в окрестности Петербурга при Екатерине II. При этом им обещались особые льготы в «фатерлянде»⁵⁴.

Волостные старшины и деревенские старосты Солецкого района получили от немецкого командования распоряжение, в котором говорилось о том, что из-за наличия большого количества беженцев запасы продовольствия быстро уменьшаются. С целью решения этой проблемы приказывалось выселить 800 семей из Солецкого района в Прибалтику или в Германию. Обещалось, что «эти семьи будут устроены на сельхозработах и получат хорошую зарплату и достаточное продовольствие». При этом специально оговаривалось: «Выселение этих семей так разложить по деревням, чтобы очистка дорог и заготовка и вывозка лесного материала в Солецком районе не замедлялась. Предназначенные для выселения люди должны: а) иметь знания в сельхозработах, б) быть совершенно здоровыми, в) во всех отношениях политически благонадежными. Члены коммунистической партии и ее подразделений, комсомольцы, и все политически неблагонадежные люди к высылке не допускаются»⁵⁵.

Из-за частых побегов эшелоны с рабочими первоначально охранялись в пути вооруженными полицейскими. Так как их сил оказалось явно недостаточно, оккупационные власти были вынуждены привлекать немецких военнослужащих. Так, комендант тылового армейского района 580, находившегося в районе Курска, 16 мая 1942 года издал распоряжение, из которого следовало, что «…на 1 тысячу перевозимых русских рабочих должна выделяться охрана. Численность ее: 1 офицер, 20 унтер-офицеров и караульных. Для выделения охраны в комендатуры регулярно поступают находящиеся в их районах воинские подразделения»⁵⁶.

Тяжелые условия работы и жизни в Германии скрывались от населения оккупированных областей. Объявления немецких вербовочных комиссий всячески рекламировали работу в Германии. Так, молодым людям обещалось, что они смогут получить любую, интересующую их профессию, на германских предприятиях и даже в будущем поступить в университет⁵⁷.

Добровольно записавшимся обещали заботиться об остающихся семьях, обеспечить питание по существующим в Германии нормам, отдельную комнату, медицинское и культурное обслуживание. Орловская газета «Речь», поместила 9 сентября 1942 года объявление том, что семьям рабочих, уехавших в Германию, будет выдаваться пенсия и талоны на получение три раза в месяц молока⁵⁸.

Практически все газеты, издаваемые немцами в оккупированных областях, публиковали письма, якобы написанные находящимися в Германии рабочими, которые призывали своих земляков следовать их примеру и ехать в Германию.

Однако до населения доходили известия о непосильном труде, голоде и издевательствах, которым подвергались советские люди в Германии. Вот что говорилось в одном из немецких отчетов о секретной перлюстрации: «Особенно отрицательно воспринимется то, что в результате принудительных вербовок женщин отрывают от маленьких детей, а детей школьного возраста — от семей. Те, кого пытаются завербовать, всеми способами стараются уклониться от вывоза в Германию»⁵⁹.

Для того чтобы усилить контроль за контактами между людьми, отправленными в Германию, и их родственниками, на территории России массовыми тиражами стали выходить брошюры «Как писать письма в Германию». «Восточным рабочим» в Рейхе предоставлялись уже готовые бланки с текстами писем на Родину, куда предлагалось вписать только имена тех, кому они будут адресованы60.

Весной 1942 года немецкие газеты сообщали, что недостаток рабочей силы ставит под угрозу срыва весенний сев и уборку урожая в Германии. В марте 1942 года в Берлине было принято решение «срочно и в увеличенных масштабах использовать в сельском хозяйстве советских военнопленных и рабочих из оккупированных восточных областей».

Генеральный уполномоченный Рейха по использованию рабочей силы Заукель подчеркнул необходимость «мобилизации всей без остатка рабочей силы». Он установил следующую очередность удовлетворения заявок на рабочую силу, исходя из степени важности различных отраслей деятельности:

1. Германская промышленность и сельское хозяйство.

2. Военно-строительные работы на оккупированной терриг тории.

3. Работы по обслуживанию армии.

4. Различные работы, организуемые германскими гражданскими властями на оккупированной территории.

5. Сельскохозяйственные работы в оккупированных областях⁶¹.

Для контроля за использованием рабочей силы и организации отправки рабочих в Германию при рейхскомиссарах, и германских комиссарах всех низших степеней были созданы специальные отделы. Непосредственно на местах набор производили вербовочные комиссии при содействии бирж труда, административных и полицейских органов. Каждая вербовочная комиссия комплектовалась из представителей определенной германской провинции, для которой производился набор рабочей силы. Определенных результатов им удалось достичь летом-осенью 1942 года на Северном Кавказе. Однако причины готовности некоторой части местных жителей оказывать содействие немцам крылись не столько в успехах немецкой пропаганды, сколько в успехах вермахта и до какой-то степени в советской национальной политике. Из прифронтовой полосы глубиною в 150–300 км было угнано в немецкий тыл или увезено на работу в Германию все трудоспособное население. Исключение делалось только для вступавших в полицию и мобилизованных в антисоветские воинские части. Одновременно немцы реквизировали весь хлеб, продовольствие, скот и личное имущество населения вплоть до мелкой домашней утвари. Спасаясь от террора, тысячи жителей скрывались в лесах. В разграбленных районах оккупанты сжигали дотла все постройки, минировали местность, отравляли колодцы и водоемы, создавая так называемую «зону пустыни».

Сопротивление вербовке и угону в немецкий тыл для использования в качестве рабочей силы в III Рейхе было в России гораздо более активным, чем на других оккупированных территориях. Вопрос о том, что больше содействовало этому — политическая зрелость, вера в советские идеалы или же осознание той горькой истины, что немцы пришли в качестве колониальных господ, обращавшихся с русскими, согласно одному образному выражению, «как с белыми неграми», остается дискуссионным. Но можно сказать, что все эти факторы в большей или меньшей степени сыграли свою роль.

Анализ как немецких, так и советских документов позволяет сделать вывод о том, что изменившаяся политика не принесла оккупантам желаемого результата. Несмотря на все акции фашистов, как карательные, так и пропагандистские, начался активный рост партизанского движения. Он был связан, во-первых, с победой Красной Армии под Сталинградом и на Курской дуге, во-вторых, с грабительской политикой оккупантов и, в-третьих, с активизацией и изменением форм и методов идеологического воздействия народных мстителей на население.

Партизаны и подпольщики делали все, чтобы не допустить крупномасштабной эвакуации мирного населения и промышленного оборудования в немецкий тыл. Во многом им это удалось. Только ленинградские партизаны сорвали отправку в Германию более четырехсот тысяч советских граждан⁶².

Таким образом, советское сопротивление в тылу врага уменьшало возможности оккупантов по мобилизации людей на работу в Германию и на различные оборонные объекты, лишало их работоспособной части населения. Кроме того, тем самым усиливался мобилизационный потенциал Красной Армии на освобожденных территориях.

Немецкие оккупанты и их союзники делали все, чтобы успешно решить одну их основных своих задач: превращение захваченных областей России в сырьевой придаток III Рейха, а местное население в рабов на немецких промышленных предприятиях.

Солдат вермахта убеждали в том, что само существование их родины как мировой державы, во многом зависит от удержания и освоения областей на Востоке.

Везде, где это было возможно, гитлеровцы стремились использовать захваченные советские предприятия для нужд своей армии. Также ими широко практиковались различные формы изъятия, как промышленного обрудования, так и лома черных и цветных металлов.

Для успешного осуществления нацистской оккупационной политики в сфере экономики и промышленности был создан специальный административный аппарат с широкими полномочиями. Немецкие фирмы, а так же фирмы стран-сателлитов Германии, создавали здесь свои филиалы.

Многочисленные публикации в коллаборационистской прессе

0 «возрождающемся русском хозяине промышленности» не соответствовали истине. Даже когда во главе предприятия номинально находился местный житель, фактически оно находилось в полной зависимости от немецких тыловых служб.

Ни о каком «свободном труде», базирующемся на «материальной заинтересованности работника», о чем так же утверждали немецкие пропагандисты, говорить не приходится. Занятое на промышленных объектах русское население сгонялось туда под страхом многочисленных репрессий, вплоть до смертной казни.

Обещания нацистов показать населению Советского Союза «как нужно жить и работать на примере III Рейха» вылились в насильственные депортации трудоспособных лиц для использования их на наиболее тяжелых и вредных производствах Германии.

Советское Сопротивление делало все, чтобы сорвать экономические планы гитлеровцев. Саботаж и диверсии, нежелание работать на оккупантов — являлись проявлением патриотизма и ненависти к врагу.

Примечания

1 Цит по: Немецко-фашистский оккупационный режим. С. 161.

2 Цит по: Загорулько М. М., ЮдепковА. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 52.

3 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

4 Там же.

5 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.135.Л.8.

6 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

7 Там же.

8 Там же.

9 Земское В. Н. Ведущая сила всенародной борьбы. Борьба советского рабочего класса на временно оккупированной фашистами территории СССР (1941–1944 гг.). М, 1986. С. 24.

10 Загорулько М. М., Юдеиков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 156.

11 Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). С. 126.

12 Загорулъко М. М., Юденков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 218.

13 Там же. С. 228.

14 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

15 Новый путь. 1943.15 июля.

16 АУФСБСО. Д. 17214. Л. 56–56 об.

17 ГАСО-П.Ф.8.Оп.8.Д.13.Л. 14.

18 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов. "Речь. 1942.20 апреля.

20 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

21 Там же.

22 Загорулъко М. М., ЮдепковА. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 153.

23 Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). С. 194.

24 Промышленность Германии в период войны. 1939–1945 гг. М., 1956. С. 50.

25 Цит по: Загорулъко М. М., ЮдепковА. Ф. Крах плана «Ольденбург». С.163.

26 На переломе. 1943. № 3. С. 99.

27 Там же. Л. 100.

28 Речь. 1942.5 октября.

29 За Родину. 1942.28 марта.

30 АУФСБКО. Д. 437. Л. 182–182 об.

31 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

32 Мюлчер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). С. 187.

33 Цит. по: Преступные цели — преступные средства. С. 191.

34 Нюрнбергский процесс. М., 1957. Т. 1. С. 493.

35 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

36 История советского рабочего класса. Т. 3. С. 270.

37 АУФСБСО. Д. 22325. Л. 68.

38 Цит. по: Земское В. Н. Ведущая сила всенародной борьбы. Борьба советского рабочего класса на временно оккупированной фашистами территории СССР (1941–1944). С. 30.

39 Дмитриев И. Д. Записки товарища Д. Л., 1969. С. 275–276.

40 ГАСО-П.Ф.8.Оп.8.Д. 13.Л.22 об.

41 Советские партизаны. С. 434–435.

42 Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). С. 238.

43 ГАНПИНО.Ф.260.Оп.1.Д. 102.Л.16.

44 Цит по: Загорулъко М. М., ЮдепковА. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 176.

45 Речь. 1942.6 марта.

46 ГАНО.Ф.Р-2113.Оп.1.Д.7.Л.9.

47 Земское В. Н. Ведущая сила всенародной борьбы. Борьба советского рабочего класса на временно оккупированной фашистами территории СССР (1941–1944) С. 27.

48 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

49 Герои подполья. М., 1970. Вып. 1. С. 512–513,

50 Немецко-фашистский оккупационный режим. С. 161.

51 Земское В. Н. Ведущая сила всенародной борьбы. Борьба советского рабочего класса на временно оккупированной фашистами территории СССР(1941–1944). С. 179.

52 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

53 Загорулько М. М., Юденков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 326.

54 СРАФУФСБСПбиЛО. Материалы к литерному делу№ 118. Л. 146.

55 ГАНО.Ф.Р-2113.Оп.1.Д.7.Л.21.

56 Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). С. 376.

57 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

58 Речь. 1942.9 сентября.

59 Мюллер Р. Д. Насильственное рекрутирование «восточных рабочих» (1941–1944). // Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. М., 1996. С. 612.

60 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 109.

61 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

62 Советские партизаны. С. 79.

Глава 2. Аграрная политика оккупантов

В основополагающей книге германского националсоциализма «Mein Kampf» Адольфа Гитлера слова «Родина», «свобода», «жизненное пространство» и «земля» часто употребляются как синонимы. Будущий фюрер III Рейха так формулировал основную задачу германской внешней политики: «Позаботьтесь о том, чтобы наш народ завоевал себе новые земли здесь, в Европе, а не видел основы своего существования в колониях. Пока нашему государству не удалось обеспечить каждого своего сына на столетия вперед достаточным количеством земли, вы не должны считать, что положение ваше прочно. Никогда не забывайте, что самым священным правом является право владеть достаточным количеством земли, которую мы сами будем обрабатывать…»¹.

Вскоре после прихода Гитлера к власти, 29 сентября 1933 года, национал-социалистами был принят закон «О наследственных дворах». В его основе лежала идея создания прослойки «крестьянской аристократии». Дробление «наследственного двора» запрещалось, он передавался по наследству лишь одному человеку, преимущественно старшему сыну².

Эта политика привела к практическому отрыву от земли значительной части немецкого крестьянства. Назначенный 29 июня 1933 года имперским министром продовольствия и сельского хозяйства Вальтер Дарре заявил, что «на всём восточном пространстве только немцы имеют право быть владельцами крупных поместий. Страна, населённая чужой расой, должна стать страной рабов, сельскохозяйственных слуг и промышленных работников»³. Под «чужой расой» понимались славяне.

Одним из центральных пунктов фашистской экономической и политической программы являлся тезис об «избыточном населении» Германии. Предполагалось, что немцы получат на Востоке в собственность земельные наделы и непритязательных славянских сельскохозяйственных рабочих. В первую очередь землей в оккупированных областях предполагалось наделять немцев, переселенных перед войной из СССР в Германию, затем участников войны и активистов национал-социалистической партии. Таким образом, создавался слой земледельцев-колонизаторов, который должен был стать опорой нацистского режима в России. Эта первоочередная категория в общем контингенте колонистов должна была, по расчетам гитлеровцев, составлять не менее одной трети; приблизительно такую же долю должны были составлять ремесленники, до 15 % — торговцы и до 20 % — различные германские руководители и чиновники.

Таким образом, различные категории немецких граждан должны были составить, по замыслу нацистского руководства, основу для будущей колонизации на Востоке. Некоторые территории России, в частности ее Северо-Западные области, должны были войти непосредственно в состав III Рейха. Что касается остальных районов нашей страны, то там предполагалось создать несколько марионеточных государств, целиком и полностью зависящих от «Великой Германии». Им отводилась роль аграрно-сырьевого придатка «Новой Европы».

Еще до нападения Германии на Советский Союз, 2 мая 1941 года, в секретариате Адольфа Гитлера были разработаны рекомендации для Альфреда Розенберга как будущего верховного правителя оккупированных Восточных областей:

«1. Войну следует продолжать только в том случае, если на третьем году ее ведения весь вермахт будет снабжаться продовольствием из России.

2. При этом, несомненно, десятки миллионов человек умрут от голода, если мы будем вывозить из страны все крайне необходимое нам»⁴.

Руководство Германии стремилось юридически оправдать запланированное массовое убийство. Еще в феврале 1941 года верховное командование вермахта (ОКБ) заявило, что не существует никаких обязательств по обеспечению продовольствием населения в занятых областях⁵.

Также перед самым началом ведения активных боевых действий против СССР, 15 мая 1941 года, шеф СС Генрих Гиммлер пишет «Некоторые мысли по поводу обращения с инородцами на Востоке». В своём выступлении перед высшими чинами охранных отрядов, в котором излагались основные положения этого документа, он поставил задачу перед своими подчиненными: «дать людям землю! Мы должны германизировать и заселить в течение 20 лет Белоруссию, Эстонию, Латвию, Литву, Ингерманландию (германизированное название Ленинградской области) и Крым»⁶.

Единое руководство по эксплуатации предполагаемых к захвату областей должен был осуществлять Восточный штаб экономического руководства. Он делился на ряд групп: руководства, использования рабочей силы, сельскохозяйственную. Последняя занималась продовольственным снабжением войск и управляла вывозом сельскохозяйственной продукции в Германию.

При каждом штабе армии имелась хозяйственная группа во главе с офицером — представителем управления военного хозяйства и вооружения. Хозяйственная группа непосредственно подчинялась начальнику штаба армии и являлась связующим звеном между армией и хозяйственными организациями.

Каждой дивизии, несущей охрану района, подчинялись хозяйственные команды. Одна из этих команд являлась головной и осуществляла общее руководство остальными хозяйственными командами в районе дислокации дивизии. Хозяйственную команду возглавлял офицер, в подчинении которого находились специалисты-консультанты по размещению рабочей силы, сельскому хозяйству, промышленности, экономике.

Хозяйственные команды с помощью полевых комендатур должны были осуществить захват продовольственных запасов. Используя имеющиеся средства транспорта, они и комендатуры были обязаны собрать все продовольственные запасы и товары в один склад и обеспечить его охрану. Зерно, оказавшееся в районе боевых действий, предлагалось использовать для снабжения войсковых частей. Запасы же зерна, которые находились рядом с путями сообщений, намечалось срочно вывезти в Германию. Скот предписывалось захватывать и забивать, в первую очередь, для снабжения вермахта. Избыток мясной продукции подлежал срочной отправке в Германию⁷.

Совершенно другое заявлялось русскому населению районов, оказавшемуся под немецкой оккупацией. Немецкая пропаганда твердила о том, что «германский солдат несёт в Россию землю и волю»⁸.

Пропагандистский натиск принёс свои результаты: в ряде деревень немцев встречали хлебом-солью, как освободителей от колхозов, налогов и репрессий⁹.

«В целом, общество оказалось расколото. Часть населения, как обиженное советской властью, так и растерявшееся, разуверившееся в успехах Красной Армии, поверила в победу фашистской Германии и надеялась получить всё то, что немцы обещали в своих прокламациях. Большинство заняло выжидательную позицию, но и оно, согласно партизанским разведовательным сводкам, считало, что лучше всё-таки, если бы было единоличное хозяйство»¹⁰,  -  писали в своих донесениях в центр советские партизаны в начале осени 1941 года.

Но заблуждение об истинных намерениях оккупантов недолго дезориентировало некоторую часть российского крестьянства. Именно в сельском хозяйстве раньше, чем в других областях экономики, реально проявилось подлинное лицо нацистской оккупационной политики. Безудержное ограбление русского населения со стороны германских солдат началось с первых дней войны, что было засвидетельствовано даже в немецких официальных документах. Например, этому вопросу был посвящен приказ по 112-й пехотной дивизии от 5 августа 1941 года, в котором, в частности, указывалось: «Сельские бригадиры заявили серьезные и обоснованные жалобы на поведение солдат, которое в перспективе может привести к катастрофическому голоду. Имеется в виду следующее:

1. Увод скота и лошадей без всякой оплаты, причем, к хозяевам применяются угрозы оружием.

2. Бессмысленное уничтожение картофеля на грядах, хотя легко можно было бы убедиться в том, что картофель еще совершенно непригоден в пищу.

3. Увоз с полей необмолоченных снопов, видимо, для использования в качестве подстилки.

4. Увоз сельскохозяйственного инвентаря (кос, серпов), чем осложняется уборка урожая.

5. Взлом запертых дверей и унос домашних вещей у крестьян.

Часть жителей не решается уходить на полевые работы, опасаясь, что во время отсутствия хозяев исчезнет их последнее имущество»¹¹.

Запрещая в своих приказах самовольное единоличное мародерство, германское командование на самом деле не наказывало своих солдат за нарушение этих запрещений.

Подобные приказы не имели никакого практического значения, и они были нужны германскому командованию только для того, чтобы с их помощью доказать соблюдение вермахтом международных правил ведения войны и, самое главное, мародеры мешали организации государственной системы ограбления захваченных территорий.

Вместе с тем германское руководство издавало множество приказов о снабжении своих войск из местных ресурсов через организацию захвата сельскохозяйственных продуктов. Чтобы обеспечить бесперебойное снабжение армии за счет мирных жителей, немцы требовали сохранять уцелевшие после военных действий сельскохозяйственные машины, постройки, инвентарь, рабочий скот, горючее.

Захват элеваторов, продовольственных складов, совхозных усадеб МТС и т. п. выполняли отряды экономической разведки, технические батальоны или непосредственно действующие части. В дивизиях, полках и батальонах выделялись специальные офицеры — уполномоченные по сельскому хозяйству.

Советские организационные формы в сельском хозяйстве в первый период оккупации сохранялись, но руководители совхозов, колхозов, МТС, противодействующие оккупантам, немедленно заменялись немецкими ставленниками. Действуя с их помощью, офицеры — уполномоченные по сельскому хозяйству выполняли следующие задачи:

1. Выявляли запасы хлеба, картофеля, овощей и других продуктов, наличие скота, мельниц, пекарен, молочных ферм и т. п. Обеспечивали охрану обнаруженных запасов и объектов и доносили о них в штаб дивизии.

2. Организовывали снабжение своей части картофелем, мясом, овощами, молоком и молочными продуктами до полного удовлетворения потребности.

3. Обеспечивали бесперебойное выполнение полевых и огородных работ, заготовку сена. Проводили репрессии в случае, если крестьяне саботировали сельскохозяйственные работы.

4. Вели учет лошадей и рабочий скот, оставшийся после эвакуации их владельцев¹².

В начальный период войны нацистские экономисты считали сохранение колхозов и совхозов совершенно необходимым. Они отлично понимали, что производственный процесс в крупных хозяйствах легче держать под контролем, проще изымать произведенную продукцию. Восточный штаб экономического руководства предупреждал своих чиновников, что при разделении колхозов и совхозов на несколько миллионов крестьянских хозяйств влияние немцев на производство сводится к утопии: «Поэтому со всякой попыткой ликвидировать крупные предприятия надлежит бороться самыми жестокими мерами»¹³.

Как видно, колхозно-совхозная система полностью устраивала оккупантов как наиболее оптимальный аграрный придаток тыловых служб вермахта. Именно на ее базе и предполагалось в будущем проводить политику германской колонизации¹⁴. Все промышленные структуры, имевшиеся в наличии (заводы в городах, технические службы железных дорог, машинно-тракторные станции) с августа 1941 года официально переходили под контроль и в руки немецких властей¹⁵.

В качестве руководящей установки офицеры — уполномоченные по сельскому хозяйству уже с конца лета 1941 года получили указание о том, чтобы «все излишки хлеба и картофеля (сверх потребности армии) в возможно большем количестве отправлять в Германию, так как в этих продуктах там ощущается крайняя нужда»¹⁶.

Сохранение старой системы землепользования летом 1941 года объяснялось немцами тем, что массовое перераспределение земли может привести к голоду, а также привычкой русского крестьянина к колхозу или общине¹⁷.27 августа 1941 года это состояние дел было законодательно закреплено в «Положении об общем дворе». Кроме утверждения о том, что «немцы признают исключительно частное имущество, а колхозы придуманы коммунистами, чтобы погубить русское крестьянство», из него следовало, что:

«1) возвращение царской реакции и помещиков не состоится;

2) приусадебный участок и дом остаются в личной собственности владельцев;

3) право на собственное хозяйство приобретает тот, кто своей работой доказывает способность к сельскому хозяйству;

4) тот, кто самовольно присвоит себе чужую землю, будет строго наказан, а сверх того, он будет лишён своего личного хозяйства;

5) за порядок в колхозе (а не в общем дворе. — Б. К.) отвечает не только председатель, а и всякий его член;

6) объём сданной сельхозпродукции должен быть по всем показателям не ниже прошлогоднего»¹⁸.

Из кого же предполагалось подбирать кадры для оккупационных органов в русских деревнях? На этот вопрос отвечает инструкция, подготовленная перед началом нападения на Советский Союз трудовым штабом особого назначения. Для работы в центральных хозяйственных управлениях были призваны чиновники германского министерства продовольствия и сельского хозяйства, а также подчиненных ему управлений и организаций. На должности окружных и районных «сельскохозяйственных вождей», местч ных помещиков-латифундистов, намечались зажиточные немецкие крестьяне. Предполагалось привлекать на эту работу не только немцев, живших когда-либо в России и знающих «славянский характер», советских граждан немецкого происхождения, но и сельских жителей из Голландии, Бельгии, Дании и Норвегии.

В целом, руководство общими дворами обычно возлагалось на лиц, имевших немецкое происхождение, «обиженных советской властью» и прежних председателей при условии, что они не допустят падения производства сельхозпродукции. Иногда на эти должности оккупанты назначали местных агрономов. К осени 1941 года немцы не смогли подобрать нужного им количества управляющих. На одного управляющего приходилось иногда по нескольку тысяч га земли. В некоторых местах руководство сельскохозяйственными делами осуществлялось непосредственно воинскими частями и комендатурами¹⁹.

Наиболее крупные хозяйства возглавляли представители тыловых служб вермахта. По мере продвижения германской армии на восток офицеров-уполномоченных по сельскому хозяйству заменяли в тыловых районах немецкие управляющие при колхозах, совхозах и машинно-тракторных станциях. Они подчинялись хозяйственным управлениям и командам. Сельскохозяйственными руководителями и управляющими в отдельных случаях назначались, в том числе, и бывшие помещики (если они были по национальности немцы). Так, в Лужском районе Ленинградской облас^ ти немецкими управляющими оказались бывшие здешние землевладельцы: барон Бильдерлинг и барон фон-Розен²⁰.

Составив представление о положении дел в веренном ему хозяйстве, новый руководитель должен был обратиться к подведомственному русскому населению с такой речью: «Люди! С сегодняшнего дня вы находитесь под защитой немецкого военного управления. Мы пришли к вам не как враги. Мы принесли вам порядок и безопасность. В течение двух десятилетий вас угнетали и эксплуатировали, теперь вы снова являетесь свободными людьми. Вы снова будете получать вашу законную заработную плату, которой вы были обманным путем лишены в течение десятилетий. Для того, чтобы быстро и прочно улучшить свое положение, вы должны точно выполнять наши постановления и распоряжения. Больше не должно быть бездельников. Если вы не будете продолжать работать, вы вынуждены будете голодать. Кто будет сопротивляться, тот, несмотря на его положение, будет предан самому строгому военному суду»²¹.

В первых опубликованных приказах немецкие военные власти регулярно подчеркивали, что в деревне «теперешняя форма хозяйства не должна быть заменена». Затем последовали специальные приказы на этот счет. Из них следовало, что:

«1. Во всех колхозах необходимо строго соблюдать трудовую дисциплину, ранее учрежденные общими собраниями правила внутреннего распорядка и нормы выработки. Все без исключения члены сельхозартели должны беспрекословно выполнять приказания председателей и бригадиров, направленные на пользу работы в колхозах.

2. На работу выходить всем безоговорочно, в том числе, служащим, единоличникам и беженцам, работать добросовестно.

3. Бригадирам и счетоводам строго ежедневно учитывать работу каждого в отдельности лица и записывать выработанные трудодни.

4. Подготовку почвы к осеннему севу и проведение осеннего сева производить строго коллективно.

5. Распределение всего собранного урожая 1941 года производить только по выработанным трудодням, о чем будет дано отдельное распоряжение.

6. Строго соблюдать неприкосновенность от посягательства к расхищению государственного колхозного (т. е. принадлежащее III Рейху. — Б. К.) и личного имущества частных лиц»²².

Практически во всех оккупированных районах России захватчики запрещали русским сельским жителям использовать земельные угодья в своих интересах, приказывали им оберегать животноводческие фермы от разрушения и повреждений, оказывать содействие войскам вермахта, предоставляя транспорт, фураж и продовольствие.

Немцы испытывали недостаток в тягловой силе, так как большая часть рабочего скота, тракторов, а также сельскохозяйственных машин была эвакуирована в советский тыл или разрушена. Немецкие управляющие старались организовать ремонт тракторов и сельскохозяйственных машин на местах, но из-за отсутствия запасных частей, разрушений ремонтных мастерских и нехватки технического персонала успехов не достигли. Даже отремонтированные тракторы зачастую бездействовали из-за отсутствия горючего. В связи с этим немцы привезли из Германии небольшое количество газогенераторных тракторов и привлекали в некоторых случаях на сельскохозяйственные работы солдат с лошадьми и техникой из воинских частей.

Главная роль в организации сбора урожая отводилась окружным «сельскохозяйственным фюрерам». Они подчинялись непосредственно хозяйственной команде. От ее начальника окружной «сельскохозяйственный фюрер» получал все указания и приказы. Связь между ними поддерживалась через полевую или местную комендатуру. Полученные приказания он был обязан передавать районным «сельскохозяйственным фюрерам» и руководителям сельскохозяйственных предприятий. В обязанности окружного «сельскохозяйственного фюрера» также входило составление донесений, предназначенных для хозяйственных команд. Всю свою работу он проводил совместно с местными комендатурами и специалистами по сельскому хозяйству при полевой комендатуре.

В период боевых действий резиденция окружного «сельскохозяйственного фюрера» должна была располагаться в месте дислокации хозяйственной команды. Там же должны были находиться районные «сельскохозяйственные фюреры» и руководители сельскохозяйственных предприятий.

Подобные предосторожности не являлись случайными. Русское крестьянство и советское сопротивление активно боролись с нацистским ограблением российской деревни и теми, кто осуществлял эту политику на практике. В августе 1942 года на совещании у Геринга было доложено, что в России уже убито более 1500 старост²³.

Полных сведений о количестве хлеба, собранного в 1941 году на оккупированной территории, нет. По оценке английского министерства экономической войны, «урожай 1941 года в оккупированных областях СССР был на 40 % ниже нормального… В Прибалтийских странах он составлял около 80–90 % нормального»²⁴.

Оккупанты использовали все средства для того, чтобы побудить крестьян сдавать крупный рогатый скот, лошадей, свиней, кур. Так, в Смоленской области 18 ноября 1941 года немецкие хозяйственные организации приказали русскому населению сдавать скот на «объединенные скотные дворы», мотивируя это необходимостью сохранить поголовье. Им обещали выдать охранные расписки и возместить полную стоимость павшего на «объединенном скотном дворе» скота. В противном случае оккупационные власти снимали с себя всякую ответственность за реквизицию воинскими частями скота, не сданного на «объединенные скотные дворы»²⁵.

Зимой 1941–1942 годов начали свою работу случные пункты. За случку с быками-производителями, жеребцами-производителями взымалось деньгами от 25 до 50 рублей, в зависимости от производителя, и 5 кг фуража-концентрата. Населению в коллаборационистской прессе объявлялось, что на этих пунктах представлены элитные производители из Германии, которые значительно улучшат различные породы скота в России²⁶.

На этих пунктах оккупанты несколько раз произвели у крестьян конфискацию коров и свиней, мотивируя свои действия тем, что животные, якобы больны заразными болезнями и подлежат уничтожению.

Рогатый скот и телят на племя разрешалось продавать только внутри района и при наличии разрешения немецкого начальника сельхозуправления. Забой телят и их продажа на мясо разрешались оккупантами только в исключительных случаях²⁷.

Немецкие тыловые службы стремились взять под свой контроль все без исключения виды сельскохозяйственной продукции. Так, плодовоягодные насаждения, такие как яблони, смородина, малина, делились между трудоспособными жителями деревни. При этом оговаривалось, что «земляника остается общественной». Хозяйства, которые отказывались от обработки полевой земли, плодовоягодными насаждениями не наделялись.

Для сохранения урожая ягод и прочей продукции, которая предназначалась для немецких госпиталей, для наблюдения за проведением правильного и своевременного ухода за ягодниками и садами староста деревни должен был организовать охрану²⁸.

Изъятие продовольствия сопровождалось на всей оккупированной территории насилиями. Пропаганда в печати и по радио требовала от населения «благодарности к немцам-освободителям» и «совместных жертв в борьбе против большевизма». Подавляющая часть собранного хлеба и продовольствия использовалась немецкой армией или отправлялась в Германию и лишь незначительная часть выдавалась городским жителям, работающим на немцев. Большинство городских жителей вынуждено было искать продукты питания в деревнях, пытаясь получить продовольствие в обмен на одежду, имущество, остатки промтоваров и т. п. Делать это было не только очень сложно, но и опасно. Немцы под угрозой самых строгих репрессий и наказаний запрещали крестьянам обменивать или продавать продукты, ибо все продовольственные излишки должны, были быть сданы немецким органам. Кроме того, немецкие патрули арестовывали горожан, не имеющих пропусков на хождение между населенными пунктами. Арестованных немцы зачастую расстреливали, считая их партизанами, ведущими разведку. Попавшие в руки к русским полицаям обычно отделывались гораздо легче — у них просто отбирались все вещи и продукты.

В этих условиях процветала подпольная торговля продовольствием по чрезвычайно высоким спекулятивным ценам, что, в свою очередь, обесценивало зарплату, получаемую рабочими и служащими.

Начальник хозяйственной инспекции группы армий «Центр» генераллейтенант Вейгант для снабжения крестьян предлагал отправлять в оккупированные области третьесортную и бракованную продукцию европейской промышленности, поскольку не было возможности посылать товары нормального качества. Кроме того, он считал необходимым развивать на месте кустарное производство.

В некоторых оккупированных областях немцы ввели карточную систему снабжения продовольствием. В различных областях были установлены различные нормы, но даже самые высокие из них не обеспечивали нормального существования. К тому же и по установленным голодным нормам продовольствие выдавалась не полностью и не всем жителям. Лишались права на получение продуктовых карточек лица, не зарегистрированные на бирже труда, семьи коммунистов, семьи военнослужащих Красной Армии, евреи и другие элементы, не угодные оккупантам. Во многих оккупированных немцами областях России продукты вьщавались только работающим на предприятиях или в учреждениях оккупационной и коллаборационистской администрации.

Так, в захваченных районах Ленинградской области рабочим и служащим выдавалось по 200 г хлеба в день и изредка продавалась соль, являвшаяся большим дефицитом, по 100 руб. за кг. В Смоленске жителям, работающим на предприятиях и в учреждениях, выдавалось лишь по 200 г хлеба. Правда, основной доход последних составляли не эти жалкие крохи, а многочисленные взятки и поборы с населения, которые практиковались самым широким образом и иногда вполне легально, с прямого попустительства немецкой администрации²⁹.

Зимой 1942 года в некоторых городах прифронтовой полосы выдача хлеба была полностью прекращена. Пока у некоторых жителей оставались коровы и куры, им можно было иногда выменивать у немецких солдат хлеб на молоко и яйца. На втором году оккупации ни скота, ни домашней птицы ни у кого не осталось. Пытаясь спастись от голода, часть жителей стала разводить кроликов, заниматься огородничеством. Многие люди питались отбросами, подбираемыми около немецких кухонь, древесной корой, листьями. Смерть от голода стала заурядным явлением³⁰.

Провал плана молниеносной войны заставил оккупантов уже с ноября 1941 года изменить свой подход к решению аграрного вопроса. Газеты и листовки, адресованные населению, заостряли внимание на двух основных блоках:

1) Ещё более жёсткое осуждение колхозных порядков в СССР. Противопоставление города и деревни. Анализ трат Советского Союза на содержание коммунистических партий в Европе и Америке. Превращение коммунистов в новый слой эксплуататоров³¹.

2) Критика системы «общих дворов». Она началась с публикаций в коллаборационистской печати писем русских граждан о том, что «если колхозы будут существовать дальше, то этим Германия разобьёт все надежды крестьян по эту и ту сторону фронта… Крестьяне надеются на то, что Германия уничтожит колхозное хозяйство и частная собственность будет снова восстановлена». Выражались пожелания, что если это невозможно сделать в данный момент, то желательно претворить это в жизнь в 1942 году. В тех же номерах газет печатался ответ германской администрации. В нём говорилось, что Адольф Гитлер, узнав о бедах колхозников, заявил: «Существующее до сих пор положение (т. е. колхозы) немецким правительством будет постепенно изменено так, что русский снова станет хозяином своего куска земли». Но процесс переустройства хозяйства, по заявлению оккупантов, нельзя было начинать, не подготовив тщательно новое. Беспорядок — это голод народа³².

Катастрофическое положение дел в сельском хозяйстве открыто признавалось даже пронацистскими газетами. Так описывалась жизнь крестьян под Смоленском: «Около сараев, навесов беспризорно валяется различный сельскохозяйственный инвентарь: сбруя, сено и прочее. Где остался скот, он утопает в грязи, мерзнет в полуразрушенных сараях». Правда, все эти факты объяснялись тем, что за годы «владычества большевиков» у населения выработалась привычка к бесхозяйственности и разгильдяйству, «от которого немцы с таким трудом русских отучают»³³.

Учитывая провал уборочных и осенних посевных работ в 1941 году, немцы заблаговременно начали готовиться к весеннему севу 1942 года. В качестве главного организационно-политического мероприятия в новых условиях затянувшейся войны рассматривалось введение так называемого «нового аграрного порядка».

В январе 1942 года нацистские отделы агитации и пропаганды оповестили граждан о том, что при распределении земли лучшие участки должны получить те, кто активно участвует в построении «Новой Европы», т. е. волостные руководители, старосты, полицейские, представители «групп самообороны», активисты.

Одним из главных пунктов фашистской пропаганды стало обещание ликвидировать колхозы. «Старательным и прилежным» крестьянам было обещано сохранить за ними их усадьбы, скот и постройки на правах частной собственности, без уплаты каких-либо налогов. Однако немецкие власти и их ставленники наталкивались почти повсеместно на пассивное сопротивление или активные выступления крестьянства, имевшие целью сорвать снабжение германских войск хлебом и продовольствием. Немецким управляющим пришлось применять всяческое принуждение и репрессии, чтобы заставить крестьян выходить на различные работы.

27 февраля 1942 года «рейхминистерством освобождённых областей» Альфреда Розенберга было опубликовано постановление о новом порядке землепользования. Коллаборационистская пресса восторженно нарекла его «Дар Адольфа Гитлера русскому крестьянству». Он распространялся на оккупированную Германией территорию Советского Союза к востоку от государственной границы СССР 1939 года.

В первой его части отменялись все декреты, законы и постановления советской власти о коллективных хозяйствах. «Примерный устав сельскохозяйственной артели» объявлялся отмененным и колхозный строй ликвидированным.

Конечной целью нового аграрного порядка объявлялась замена колхозов частнособственническими крестьянскими хозяйствами. Однако этот переход предполагалось провести постепенно. На первом этапе реформы колхоз превращался в общинное хозяйство, к которому целиком переходит вся земля, скот и имущество колхоза. Крестьяне не получали индивидуальных земельных наделов и были обязаны обрабатывать земли общинного хозяйства под надзором управляющего, назначаемого немецкими властями и действовавшего по их директивам.

Весь урожай должен был поступать в распоряжение немецких властей, а крестьяне за свою работу получали плату. Размеры и формы оплаты при опубликовании данного распоряжения объявлены не были. Постановление Розенберга объявляло частной собственностью крестьян только приусадебные участки. Они могли быть увеличены по усмотрению германских властей. В своем приусадебном хозяйстве крестьянам разрешалось без каких-либо ограничений разводить скот. Земля приусадебного участка освобождалась от налогов, но при этом налогами облагался разводимый на приусадебных участках скот, постройки, домашние промыслы и т. п.

На втором этапе реформы общинные хозяйства предполагалось преобразоввывать в сельскохозяйственные кооперативы. Пахота и посев там должны были производиться всеми членами кооператива на едином земельном массиве, но уход за посевами и уборка урожая должны были осуществляться каждым двором на своем закрепленном участке, который предоставлялся данному двору из года в год.

Все крестьянские дворы должны были получить одинаковые по размеру участки, независимо от числа едоков или трудоспособных членов. Каждый двор нес ответственность за выполнение агрономических мероприятий, за уборку урожая, за обмолот и хранение хлеба. Правление сельскохозяйственного кооператива составляло планы севооборота, проводило агрономические и хозяйственные мероприятия по указанию или с разрешения германской администрации.

Было объявлено, что при переходе от общинного хозяйства к кооперативу рабочий скот и сельскохозяйственные орудия будут распределены между группами крестьян или отдельными членами кооператива. С кооператива будет взыскиваться натуральный налог, исчисляемый с общей земельной площади. Правление будет распределять налог между членами кооператива, которые несут коллективную ответственность за взнос всего налога. Размеры налога в указе не определялись. Членам сельскохозяйственного кооператива никакой зарплаты не полагалось, но предполагалось, что им будут принадлежать сельскохозяйственные продукты, оставшиеся у них после взноса натурального налога. Приусадебные участки членов кооператива, как и при общинном хозяйстве, не облагались налогами, скотоводство не ограничивалось.

Переход от общинного хозяйства к сельскохозяйственному кооперативу мог произойти только с разрешения немецких властей. Разрешение давалось лишь тем общинным хозяйствам, которые аккуратно выполняли все обязательства по поставкам, правильно (с немецкой точки зрения) вели хозяйство и исполняли распоряжения оккупационной администрации. Политически неблагонадежным членам общинного хозяйства, а также тем, кто не зарекомендовал себя способным к индивидуальному землепользованию, запрещалось вступать в сельскохозяйственный кооператив.

Третьим и конечным этапом аграрной реформы должно было быть расчленение сельскохозяйственных кооперативов на единоличные крестьянские хозяйства. Осуществление этой стадии переносилось на неопределенный срок.

Вслед за «Новым аграрным порядком» 17 марта 1942 года последовало «Распоряжение № 1 об организации, управлении и ведении хозяйства в крестьянских общинных хозяйствах».

Первый раздел «Распоряжения № 1» включал основные положения по созданию общинных хозяйств. Все сельские населенные пункты с их земельными угодьями, животноводческой базой и сельхозинвентарем объявлялись «общинными хозяйствами». С этого момента крестьяне считались наделенными приусадебными участками. Селяне получали звание «хозяева-крестьяне», а члены их семей — «участников общинного хозяйства».

«Распоряжение» обязывало крестьян осуществлять обработку приусадебных участков собственными силами, но общинные земли крестьяне должны были обрабатывать коллективно, с использованием орудий производства, находившихся как в их личном пользовании, так и принадлежащих общине. Во главе общины стояло правление, состоявшее из старшего общинного хозяйства и его заместителя. При правлении вводилась должность бухгалтера или счетовода, отвечавших за состояние бухгалтерского учета.

В порядке исключения «Распоряжение № 1» допускало создание единоличных хозяйств. Но этот процесс был весьма сложным и запутанным и допускался лишь там, где нацисты считали это нужным для себя.

Во втором разделе «Распоряжения № 1» разъяснялось, что пашни и другие основные угодья бывших колхозов относились к «общей земле». Сельскохозяйственный инвентарь делился на «общий инвентарь» (бывшая колхозная усадьба с помещениями и постройками, скот и машины) и «крестьянский инвентарь» (крестьянские дворы, личный скот, мелкий сельхозинвентарь).

Одновременно был опубликован и «Приказ № 2», который потребовал от крестьян в течение семи дней проведения во всех бывших колхозах собраний и создания «общинных хозяйств». Собрания были обязаны проводить бывшие председатели колхозов (где они сохранили свои посты) или сельские старосты. На собрании обязаны были присутствовать представители от каждого двора — главы семей. Крестьяне должны были познакомиться с «новым порядком землепользования», распоряжениями германского командования по этому вопросу, а также выбрать правление и дать новое название «общинному хозяйству», если оно до этого носило советское название.

Выборы правления «общинного хозяйства» проводились открытым голосованием. Кандидатуры в члены правления заранее подбирались из числа тех людей, которые за что-либо могли ненавидеть советскую власть или по своим личным качествам заслуживали доверия оккупантов. Правление приступало к исполнению своих обязанностей только после утверждения решения собрания земельным районным управлением.

Выполнение своих приказов оккупационные власти пытались ускорить с помощью приказа № 3 германского главного земельного управления, опубликованного, как и два предыдущих, 23 марта 1942 года На основании этого приказа осуществлялся раздел колхозной земли и колхозного сельскохозяйственного инвентаря по «общинным хозяйствам».

Согласно приказу, «общинные хозяйства» создавались в пределах старых границ деревни и принадлежащих ей земель. Колхозные постройки и инвентарь на время переходили в собственность «общинного двора», который нес ответственность за его сохранность до того времени, пока земельное управление не примет приказа о его разделе.

Стремясь придать характер равного распределения инвентаря между «общинными хозяйствами», оккупанты разрешали передавать часть инвентаря из более обеспеченных сел менее обеспеченным. Часто это делалось без учета желаний законных владельцев.

Приказом № 4 от 23 марта 1942 года германское главное земельное управление запретило крестьянам проводить самовольный раздел пастбищ, пустырей, садов, питомников и огородов крупного размера. Разделу также не подлежали школьные участки и леса. Уход и контроль за этими сельскохозяйственными угодьями и их обработку приказывалось проводить сообща.

Приказом № 5 от того же 23 марта 1942 года вводилась единая система сельскохозяйственных поставок так называемый «натуральный военный сбор». Его крестьяне должны были выполнять с 1 апреля 1942 года по 31 марта 1943 года. Размер поставок для общинных хозяйств устанавливался земельным управлением, «общины», в свою очередь, распределяли общую сумму сбора по крестьянским дворам.

В этом приказе нормы сдачи сельскохозяйственной продукции и их цены не были точно установлены. Крестьянам только обещали оставить для собственного потребления или продажи все, что они произведут сверх «военного сбора». Поскольку не был известен размер и формы оплаты за работу в общинном хозяйстве, единственным определенным источником существования крестьянина оставался приусадебный участок и немногочисленный скот, который мог быть прокормлен на этом участке. Но и этот источник существования фактически ничем не был защищен от конфискации и поборов. С марта 1942 года началось официальное преобразование колхозов в общинные хозяйства, массовое назначение немецких управляющих и торжественное вручение грамот о передаче приусадебных участков в единоличную собственность. К лету 1942 года эти мероприятия на Северо-Западе и в Центральной России были в основном закончены.

Весь этот комплекс документов трактовался как «конец колхозной системы, начало свободного и здорового сельского хозяйства». Населению разъяснялось: «почему государство ждёт от каждого своего крестьянина, прежде всего, крайне высокой требовательности к самому же себе? Требовательность к себе, личная инициатива, прилежание, необходимы нам для того, чтобы получить в будущем времени от государства право на землю. Кто трудится с прилежанием, тот сам доказывает, что он может достигнуть большего, т. е. что его можно наделить большим имуществом и облечь большей ответственностью»³⁴.

Весной 1942 года активизировалась нацистская пропаганда, направленная на сельское население. Стало выходить гораздо больше наименований печатной продукции. В разнообразных «сельскохозяйственных календарях» портреты Адольфа Гитлера и биографии национал-социалистических бонз соседствовали с рекомендациями по повышению урожайности различных агрокультур.

С 22 марта начала выходить газета для крестьян оккупированных областей России. Новая газета «Колокол» простым и примитивным, псевдорусским языком рассказывала сельским жителям о событиях на фронтах и во всём мире, а также о «строительстве новой жизни в освобождённых областях России».

Поскольку хвалебные материалы о «героях вермахта» мало интересовали жителей русской глубинки, объявлялось, что «опытные агрономы, привлечённые к участию в газете, будут помогать крестьянам советами по сельскому хозяйству».

«Звучи, как колокол, правдивое слово» — так заканчивалось обращение к читателям, помещённое в первом номере этой газеты. «Колокол» выходил в течение 1942 года два раза в месяц тиражом в первое время 150 000 экземпляров³⁵.

Можно сделать вывод, что основной упор аграрной политики нацистов делался на расслоение русского крестьянства, его разложение. Как следует из фашистских газет и листовок, а также из партизанских донесений, те жители, которые лояльно и сочувственно относились к захватчикам, пользовались рядом льгот и преимуществ. Во-первых, было объявлено, что они раньше других перейдут на единоличное хозяйство, они же получали права на торговлю в городах и возможность закупок земельных, сенокосных и лесных участков. Во-вторых, им оказывалась помощь со стороны немецкой администрации путём предоставления лошадей, сельхозинвентаря и зерна во время посевной. В третьих, им снижались или вообще отменялись некоторые виды налогов. Активно поощрялась и рекламировалась тенденция обогащения этого слоя населения — строительство ими мельниц и новых домов, возращение имущества, изъятого органами советской власти³⁶.

Во всех захваченных областях немцы награждали земельными наделами местных жителей, участвующих в борьбе против партизан. Предателям давали наделы земли от 11 га (в Орловской области) до 25 га (в Псковском уезде). В отдельных случаях немцы обещали еще более высокие земельные награды. Так, например, за поимку командиров партизанских отрядов, действовавших в Обоянском и Кривцовском районах Курской области, в марте 1942 года было обещано по 4000 марок и до 100 га земли. Отдельно оплачивалась любая информация о народных мстителях³⁷.

В оккупированных районах РСФСР порядок землепользования, размеры полевых и приусадебных участков, распределения урожая отличался большой пестротой. Поскольку на этой территории не было единой гражданской администрации, каждая местная комендатура вводила свои произвольные порядки.

В феврале 1942 года газеты и листовки, которые выходили в оккупированном нацистами Орле, призывали сельское население повышать производительность труда, серьезно, ответственно и с пониманием относиться ко всем требованиям германского командования. Лишь при неукоснительном соблюдении всех этих условий, писали коллаборационистские журналисты, русские крестьяне в недалеком будущем смогут получить право на частное обладание землей. Крестьян призывали соревноваться друг с другом: кто сможет больше произвести сельхозпродуктов. «Передовикам» обещалось предоставить больший надел и дать определенные льготы³⁸.

В Центральной России оккупанты предложили создать два вида крестьянского землепользования: единоличное землепользование и общинное землевладение. Предусматривалось, что «каждый крестьянский двор был бы обеспечен, исключительно в зависимости от трудолюбия и способности своих владельцев, плодами своей индивидуальной работы».

Единоличное землепользование предусматривало общую обработку земли и общий сев на больших объединённых земельных участках. Уход за этими участками, сбор урожая и реализация его передавались в руки отдельных семейств. Для этой цели производилось разделение участков на отдельные полосы. Предполагалось, что эти полосы из года в год будут выделяться одним и тем же семействам. После совместной обработки и посева семья должна была брать на себя ответственность за выделенный участок земли.

Немецкие пропагандистские службы утверждали, что переход от общинных землевладений к единоличному землепользованию может совершиться только постепенно, «так как коммунистический период в России привёл очень многие колхозы в такое состояние, что немедленный переход всех дворов невозможен. В таких случаях община обрабатывает свои земли совместно, всеми своими трудоспособными членами».

Возможность получения русскими крестьянами права частной собственности на землю оккупантами не отрицалась. Но она оговаривалась множеством условий:

1. Подача соответствующего заявления германскому управлению от конкретного крестьянина.

2. Согласие могло быть получено только в тех случаях, когда вся община добросовестно исполнила свои обязательства по отношению к германскому управлению.

3. Политически неблагонадёжные и неспособные члены общины не могли получить право на земельный надел³⁹.

При этом все налоги и сборы определялись исключительно немецкой стороной.

Осуществляя свою политику в сельском хозяйстве, оккупанты стремились создать такую систему, которая позволила бы накормить как солдат вермахта, так и значительную часть гражданского населения в Германии, а также создать стратегические запасы продовольсвия.

Для осуществления этих планов во Псковском уезде каждому двору передавались в единоличную собственность полосы размером от 0,75 до 2,5 га в зависимости от числа едоков.

Во Всходском районе Смоленской области весь урожай был ссыпан в общие амбары якобы с целью спасения его «от разбазаривания», а крестьянам выдавалось лишь по 3,5 кг зерна в месяц на едока.

В оккупированных районах Ленинградской области была введена индивидуальная форма землепользования, но в одних районах земля нарезалась по числу едоков (Сланцевский район), а в других — на все дворы выделялись одинаковые участки (Гдовский район). Незначительная часть колхозного инвентаря и скота раздавалась в этих районах крестьянам, но большая часть реквизировалась воинскими частями. На Северном Кавказе (в Майкопском, Гиагинском, Пашковском и других районах) немцы создавали так называемые «десятидворки» для совместной обработки земли. На каждую десятидворку они оставляли одну-две лошади, на каждую семью — по 1 пуду муки и зерна, а весь остальной скот и продовольствие конфисковывались.

В Белгородском и Ивнянском районах Курской области было выделено по 0,25 га на каждый двор в качестве приусадебного участка и полевые наделы по 0,08 га на каждого трудоспособного члена семьи. Остальная земля оставалась за общинным хозяйством, которое именовалось здесь «экономией». Крестьяне обязаны были три дня в неделю работать на земле экономии, а остальное время могли использовать для обработки своих наделов. Хлеб на землях экономии был поделен на корню пропорционально числу трудоспособных членов каждой семьи. В других районах Курской и Орловской областей хлеб также делился на корню, но всем дворам выделялись равные доли, независимо от числа трудоспособных членов. Наконец, в отдельных селах Курской области крестьянам было выдано по 20 кг зерна, а весь остальной хлеб предназначался для сдачи немцам. Семьям красноармейцев и членов ВКП (б) хлеб не выдавался⁴⁰.

Кулаки же, вернувшиеся после оккупации на старое местожительство, получали повышенный продовольственный паек. Кроме того, немцы вернули, где это было возможно, лицам, пострадавшим от советской власти, их прежние усадьбы или обязывали односельчан строить для них новые дома. Наиболее радикально этот вопрос был решен в Локотьском округе. 23 июня 1942 года Бронислав Каминский издал специальный приказ. В нем говорилось о том, что при раскулачивании у крестьян советской властью с нечеловеческой жестокостью производилось изъятие построек, скота, сельхозинвентаря и другого имущества. «В целях восстановления справедливости» всем категориям репрессированных (к ним относились раскулаченные, твёрдозаданцы и другие обиженные советской властью) безвозмездно возвращались принадлежавшие им ранее постройки всех видов: жилые дома, сараи, риги и прочее, а также сельхозинвентарь: молотилки, веялки, жатки, сеялки и подсобно-промышленные предприятия: мельницы всех видов, шерстобойки, крупорушки, просорушки и прочее. Если ранее отобранные постройки были уничтожены, то репрессированным советской властью предоставлялись взамен равноценные из бывших колхозных строений в целом виде или частично. Если же дома были проданы, перестроены или использованы для общественно-полезных нужд: на постройку школ, больниц, нужных для общества складов и бань, то им отпускался бесплатно лесоматериал с вырубкой и вывозкой за общественный счёт⁴¹.

Особо жестоким преследованиям подвергались семьи красноармейцев, партизан, коммунистов, советских активистов. Немецкая пропаганда объясняла это тем, что «любой грех, совершенный против своего народа, должен быть наказан»⁴².

Машинно-тракторные станции и совхозы объявлялись на всей оккупированной территории России собственностью германского государства. МТС перестраивались в опорные пункты или базы, возглавляемые немецкими управляющими. К каждой базе прикреплялось до 15 общинных хозяйств. Базы должны были обрабатывать уцелевшими тракторами и машинами земли общинных хозяйств, осуществлять агрономический надзор, внедрять улучшенные методы хозяйства, заготовлять посевное зерно, разводить племенной скот и вести образцовое хозяйство на собственных полевых участках. Базам поручалось также агрономическое обучение крестьян и политическая пропаганда. Совхозы переименовывались в государственные имения. Некоторые из них прикреплялись для обслуживания определенных немецких тыловых гарнизонов.

Несмотря на все усилия к весне 1942 года нацистам и их союзникам не удалось восстановить материальную базу сельского хозяйства оккупированных областей. Немногочисленный и разрушенный тракторный парк, доставшийся немцам, был отремонтирован за зиму, по сообщениям немецких газет, значительно приукрашавших действительность, лишь на 60 %.

Из-за недостатка тракторов и горючего не использовались даже те немногочисленные комбайны, которые остались на оккупированной территории. В отдельных случаях в комбайны запрягали лошадей и быков.

Вместе с тем в русской пронацистской прессе писалось о том, что «правительство Германии не остается в стороне от посевной. Оно оказывает усиленную помощь, завозятся семена даже из Европы… Из Германской армии отпускается много лошадей для сельского хозяйства. Поступила большая партия горючего для эксплуатации тракторов в посевной компании: бензин, дизельные масла, заменяющие керосин, а также запасные части»⁴³.

Нельзя сказать, что это была чисто пропагандистская акция. Немецкие тыловые службы делали все, чтобы обеспечить вермахт необходимым объемом продовольствия. Часть скота, конфискованная у крестьян, передавалась в «государственные имения». В качестве рабочей силы туда привлекались крестьяне окрестных деревень. Прием, учет и хранение сельскохозяйственных продуктов, поступающих по обязательным поставкам и в результате реквизиций, а также доведение этого продовольствия до военных и гражданских органов снабжения, находящихся как в Германии, так и на оккупированной территории, было возложено на Центральное торговое общество «Восток». Этому же обществу поручался ввоз в оккупированные области сельскохозяйственных машин, инвентаря и товаров широкого потребления для сельского рынка. Общество тесно сотрудничало с Восточным штабом экономического руководства. Правление общества находилось в Берлине; во всех оккупированных областях имелись его представительства и конторы, которых насчитывалось на захваченной нацистами территории нашей страны более четырехсот.

Немецкая пропаганда весной 1942 года выдвинула на оккупированной территории России лозунг: «Судьба этого года войны находится в Ваших руках — русские крестьяне!»

Так как активная идеологическая обработка сельского населения не принесла тех результатов, на которые рассчитывали немецкие пропагандисты, решающую роль стал играть силовой фактор. Как мобилизованные, так и местные жители работали в сельском хозяйстве под надзором полиции и немецких управляющих. Последних к лету 1942 года во всех оккупированных областях насчитывалось от 13 до 16 тысяч человек⁴⁴.

Для надзора за проведением уборочных работ на места регулярно выезжали окружные генеральные комиссары и все чиновники их аппарата. Так, в Курской области рабочий день в поле продолжался с 5–6 часов утра до 6–7 часов вечера. Для обработки приусадебных участков отводилось два дня в неделю, остальное время каждый должен был трудиться на земле общинного хозяйства. За невыход на работу в первый раз накладывался штраф — до 500 рублей, во второй раз виновный отправлялся в лагерь военнопленных, и у него конфисковалось все его имущество. Там, где уклонение от работ принимало регулярный и организованный характер, применялись телесные наказания и расстрелы. Между русскими крестьянами и немецкими управляющими неоднократно происходили кровавые столкновения. По сообщениям немецких газет, «многие сельскохозяйственные руководители, честно исполнявшие свой долг, погибли на своем посту»⁴⁵.

Во многих районах хлеб в счет обязательных поставок увозился немцами на свои склады прямо с полей. За утайку хлеба, несвоевременную его сдачу, за всякое сопротивление германским солдатам и чиновникам при насильственном изъятии хлеба население подвергалось штрафам, физическим наказаниям, заключению в тюрьмы и смертным казням. Так, например, в оккупированных районах Ленинградской области за несвоевременную сдачу хлеба накладывался штраф от 500 до 1000 руб., а если это не давало результата, виновный подвергался телесному наказанию. В Смоленской области немцы объявили крестьян, уклоняющихся от сдачи хлеба, саботажниками, отбирали у них коров и кур, подвергали крестьян порке и другим физическим наказаниям, вплоть до расстрела.

Гитлеровцы иногда применяли и такой способ «заготовки» продуктов: оцепляли рынок и изымали все сельскохозяйственные продукты и вещи, а трудоспособное население отправляли в Германию на работы. Такой случай произошел, в частности, в Курске. 4 декабря об этом сообщалось в Берлин следующее: «Большое недовольство вызвало последнее официальное мероприятие по конфискации всех продуктов, которые сельское население привезло в Курск на рынок»⁴⁶.

Особенно жестокие формы приняли реквизиции в прифронтовой полосе, превращаемой немцами в «зону пустыни». Угоняя из этой зоны население, немцы реквизировали весь хлеб, скот, фураж и другие сельскохозяйственные продукты, абсолютно не считаясь с ранее установленными нормами и выполнением обязательных поставок. Реквизиции сопровождались сжиганием дотла деревень и массовым уничтожением мирного населения.

Но в глубине оккупированной территории немцы стремились расширять посевные площади, всячески понуждали крестьян к качественному проведению полевых работ и т. п. В тыловых районах, где не ощущалось непосредственного влияния военных действий, некоторая часть крестьянства, обработанная фашистской пропагандой и обещаниями, запуганная террором и угрозой голода, несколько интенсивнее участвовала в сельскохозяйственных работах. Стремясь гарантированно обеспечить хлебом армию, германские власти поручали уборку урожая в некоторых тыловых районах непосредственно воинским частям.

В Голландии, Дании и Бельгии, как в странах наиболее приближенных к Германии в расовом плане, проводилась вербовка крестьян, желающих переселиться на Восток и вести там самостоятельное хозяйство, либо работать в качестве управляющих. В этих же странах, а также в Норвегии, велась вербовка молодежи на временную сельскохозяйственную работу и для подготовки к постоянной руководящей работе в оккупированных советских районах. Для организации германо-голландского экономического сотрудничества на Востоке, и, в частности, для содействия переселению голландцев, была создана Нидерландская восточная компания, пользующаяся поддержкой государства и голландского государственного банка.

Как сообщала 28 июня 1942 года швейцарская газета «Курье де Женев», немцы предполагали переселить в оккупированные области СССР 3 млн. голландских крестьян. В действительности к концу 1942 года в оккупированные области России прибыло только несколько десятков переселенцев⁴⁷.

За ходом введения «нового аграрного порядка» следили не только тыловые службы вермахта, но и СД. Нацистские спецслужбы интересовали многие вопросы, связанные с реакцией русского населения на «Закон Розенберга». Они требовали от различных оккупационных чиновников и своей агентуры предоставления им подробной информации, не реже двух раз в месяц, о ходе аграрной реформы, а также сведений о положительной и отрицательной реакции русского населения на этот комплекс мероприятий. Обя* зательным в отчетах было наличие цифрового материала и сравнение его с прежними показателями⁴⁸.

Представители советского сопротивления, находившиеся на временно оккупированных территориях, подвергли немецкий закон «О твёрдом и трудолюбивом крестьянине» жесточайшей критике. Согласно этому закону, любой хозяин, систематически не выплачивающий налоги, мог лишиться всего своего имущества. Партизаны писали: «в этом году у тебя выйдет, но будет случай, когда тебе не под силу будет выплатить налог, и твоё имущество с землёй будет отобрано. Ты станешь батраком. Таким образом будут создаваться кадры для будущих немецких помещиков»⁴⁹.

Анализ документов позволяет согласиться с партизанским донесением о том, что к лету 1942 года «крестьяне поняли, что немцы — не друзья им. Они ждали родную Красную Армию, ждали советскую власть». Но при этом отмечалось, что «частнособственническую психологию крестьянина немцы разбудили. При оккупации она несколько проснулась. Население нам постоянно говорило: "Как бы что другое, а не колхоз"»⁵⁰. Уже с лета 1942 года упоминания о колхозах и их восстановлении в партизанских заявлениях встречаются всё реже и реже. Форма обращения к населению меняется, вместо «колхозник» обычно используется «крестьянин». Основное содержание листовок этого периода: «Граждане, не работайте на немцев, саботируйте их приказы, прячьте имущество!» Партизанские агитаторы давали советы мирным жителям, как лучше уклониться от уплаты налогов. Некоторые пропагандисты по собственной инициативе говорили о том, что «после войны колхозов не будет, если разобьём немца, народу послабление выйдет»⁵¹.

Боевые действия на фронтах Великой Отечественной войны и обострение ситуации в тылу у вермахта заставили германскую администрацию к концу 1942 года приступить ко «второй степени реформы». В ней предполагалось перейти к иной форме землепользования — единоличное хозяйство на основе земледельческого товарищества. Закон предусматривал раздел между группами крестьян или отдельными крестьянскими хозяйствами производственного и тяглового скота и сельскохозяйственных машин и давал право единоличной обработки и сбора урожая. Было предусмотрено, что животноводство при этом порядке землепользования ведётся исключительно единолично и не подлежит никаким ограничениям.

С1943 года начинается третий этап аграрной политики оккупантов. В этот период нацисты намеревались осуществить переход от «общинных хозяйств» к «товариществам по обработке земли», а в северо-западных районах РСФСР ввести отрубную и хуторскую систему и сделать попытку перехода на единоличное владение землей.

Ведомства А. Розенберга и Й. Геббельса подготовили специальный секретный документ для хозяйственных и военных организаций, получивший название «Пропагандистское толкование аграрного порядка». В разделе документа «Общее рассмотрение аграрного порядка с точки зрения пропаганды» исследовались основные направления пропагандистской работы оккупационных органов, рассматривались допущенные ошибки и давались директивные указания по дальнейшему проведению нацистской аграрной политики в оккупированных районах Советского Союза. Немецкие пропагандисты отнесли к ошибкам 1942 года то, что «в пропаганде не были выделены основные вопросы». К главным проблемам, которые волновали крестьян, они теперь относили следующее: «Коллективное или единоличное хозяйство? Будут ли распущены колхозы? Произойдет ли раздел колхозной земли между крестьянами?»⁵².

В условиях коренного перелома в Великой Отечественной войне 3 июня 1943 года немцами была была обнародована декларация «О частной собственности на землю». Объявлялось о том, что «в освобождённых областях начался переход на хутора и отруба. Отруб и хутор — это та форма землепользования и землевладения, которая займёт преимущественное место в сельском хозяйстве будущей новой свободной России»⁵³. Нацисты рассчитывав ли, что этот закон сможет повернуть ход войны. Для этого готовились крупномасштабные акции по распространению информации о нем по обе стороны линии фронта.

Указ о формах землепользования на востоке, подписанный Альфредом Розенбергом, декларировал «поощрение и защиту частной собственности». Объявлялось, что земля переходит в личное пользование крестьян. При этом отмечалось, что «право на землю имеют все, кто обрабатывает её своим трудом… в том числе лица, временно отсутствующие: находящиеся на военной службе как в вермахте, РОА, так и в Красной Армии, эвакуированные или увезённые большевиками, а также занятые в настоящий момент на работах в Германии или находящиеся в плену…»⁵⁴.

Намеченные оккупантами пропагандистские мероприятия и директивные указания на 1943 году были направлены на дальнейшую эксплуатацию сельского населения, получение бесплатной сельскохозяйственной продукции для вермахта и населения Германии. Но значительно изменился тон, которым нацисты говорили с русским крестьянином. На смену приказам, угрозам и презрительным рассуждениям о «миссионерской роли немцев среди славян» пришло заигрывание и призывы «стать верным союзником в борьбе с жидо-большевизмом». Теперь в декларациях, обращенных к сельскому населению, появились такие выражения: «крестьянство как передовой слой населения», «русский крестьянин должен быть достоин великой чести — работать на собственной земле». Жителей деревень запугивали не только тем, что «большевики возродят колхозы», но и ссылкой в Сибирь и сталинскими лагерями.

Провал этой хорошо задуманной акции можно объяснить тем, что в 1943 году за немецкими словами и делами не было никакой реальной основы. На практике захватчики стремились всячески увеличить все виды поборов с крестьян. Так, в приказе по Смоленской области от 28 апреля 1943 года оккупационные власти писали: «Если в 1943 году военный сбор по птицеводству исчислялся в зависимости от поголовья птицы в хозяйстве, то с 1 сентября 1943 года сдача птицы и яиц будет производиться каждым крестьянским двором независимо от того, имеется ли птица в хозяйстве или нет»⁵⁵. В другом приказе отмечалось: «План мясопоставок с 1 сентября 1943 года по 31 августа 1944 года будет доведен до каждого двора, таким образом, участвовать в нем будут не отдельные лица, а все члены общин независимо от того, имеют ли они животных или нет»⁵⁶. В этих условиях все шире практиковалась коллективная ответственность деревенских жителей при сдаче оккупационным властям различных продуктов питания.

Однако несмотря на все усилия оккупантов объем сельскохозяйственных заготовок продолжал сокращаться.

Указ «О трудовой повинности и назначении трудящихся на работу в оперативной зоне занятых восточных областей» заставил население более активно приступить к созданию «лесных лагерей», о необходимости которых говорили и писали партизаны.

Последним этапом в противостоянии советской и немецкой сторон в социально-экономической сфере была эвакуация населения из прифронтовой полосы.

Так, в конце 1943 года в районе действий группы армий «Север», оккупанты заявили, что хотя уходить и не собираются, обеспечить полную защиту крестьян от «бандитов» они не в состоянии. Для «спасения» личного имущества было издано постановление конференции северных комендатур от 23 декабря 1943 года. По нему весь скот и сельхозинвентарь изымался под защиту германской армии. Предполагалось повесить бирки и весной всё вернуть владельцам⁵⁷.

Начавшаяся депортация гражданских лиц и реквизиции в пользу вермахта заставили последних сомневающихся последовать советам сопротивления. Как писалось в партизанских донесениях: «Грабёж немцев-солдат был при наступлении, затем немецкое командование начало с этим бороться. 1942 год — самый благоприятный в этом отношении. Фашисты играли с нашим населением до движения фронтов. Как стало ясно, что территорию придётся оставлять, начался ничем не прикрытый разбой»⁵⁸. Это было явным симптомом провала нацистской оккупационной политики в сельском хозяйстве.

Следует признать, что немецко-фашистская аграрная политика в начальный период войны дезориентировала значительную часть населения. Во многом это связано с перегибами в проведении коллективизации сельского хозяйства в СССР, которые были характерны насильственным вовлечением крестьян в коллективные хозяйства. Но несмотря на все это, гитлеровские захватчики не смогли добиться главного — ритмичного и всевозрастающего поступления продуктов питания из российской деревни, ни солдатам вермахта, ни гражданскому населению Германии.

Примечания

1 Гитлер А. Моя борьба. С. 565.

2 Галкин А. А. Германский фашизм. М., 1967. С. 259.

3 Цит. по: Залесский А. И. В партизанских краях и зонах. М., 1962. С. 90.

4 Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории. С. 84.

5 Там же.

6 Цит. по: ЗалесскийА, И. В партизанских краях и зонах. М., 1962. С. 334.

7 Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики (1941–1944). С. 56.

8 АУФСБНО. Д. 1/7187. Л. 14.

9 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 225. Л. 7.

10 Тамже. Д.201.Л.91.

11 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

12 Там же.

13 Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики (1941–1944). С. 63.

14 БезымепскийЛ. А. Разгаданные тайны третьего рейха. М., 1984. Т. 1. С. 346.

15 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 135. Л. 8.

16 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

17 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 135. Л. 15.

18 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 135. Л. 8-15.

19 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 102. Л. 16.

20 Там же.

21 Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики (1941–1944). С. 64.

22 Там же. С. 109.

23 БезымепскийЛ. А. Гитлеровские генералы - с Гитлером и без него. М., 1964. С. 276.

24 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

25 Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики (1941–1944). С. 90.

26 Речь. 1942.18 апреля.

27 ГАНО.Ф.2113.Оп. 1.Д.6.Л.34.

28 Там же.

29 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

30 Там же.

31 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.131.Л.14.

32 Там же. Л. 10.

33 Новый путь. 1942.2 января.

34 Речь. 1942.25 февраля.

35 Речь. 1942.10 апреля.

36 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 212. Л. 2.

37 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

38 ГАОО. Ф. Р-3681. Оп. 1. Д. 1. Л. 48.

39 Там же. Л. 112.

40 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

41 ГАБО. Ф 2521. Оп. 1. Д. 3. Л. 30.

42 ГАОО. Ф. Р-3681. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

43 Речь. 1942. 8 мая.

44 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

45 Там же.

46 Загорулько М. М., ЮдеиковА. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 183.

47 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

48 ГАСО.Ф.2573.Оп. З. Д. 118. Л. 17.

49 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 201. Л. 84.

50 Там же.

51 АУФСБНО.Д. 1/7221. Л. 3.

52 Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики (1941–1944). С. 143.

53 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1721. Л. 18.

54 тТам же.

55 ГАСО. Ф. 2573. Оп. 3. Д. 30. Л. 48.

56 Там же. Л. 52.

57 Псковский областной центр архивных документов партий и общественных движений (далее — ПОЦАДПОД). Ф. 9952. Оп. 1. Д. 4. Л. 25–29. ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 201. Л. 84.

58 ГАНПИНО. Ф. 185. Оп. 3. Д. 12. Л. 1.

Глава 3. Налоги и сборы, заработная плата, банковская система

Победа национал-социалистов в Германии в начале 30-х годов XX столетия во многом была вызвана сложной экономической и политической обстановкой в стране. Поражение в Первой мировой войне, унизительный Версальский мирный договор, огромные репарации, гиперинфляция, неверие населения в демократические ценности — все это способствовало усилению таких крайних идеологических течений, как коммунизм и фашизм.

Используя демагогическую пропаганду, а также значительную финансовую поддержку со стороны крупного капитала, играя на национальных и националистических чувствах, национал-социалистическая немецкая рабочая партия смогла уничтожить своих политических оппонентов, монополизировать власть.

Обещание «новой земли на Востоке» гражданам III Рейха было нераздельно с рассказами о богатстве славянских земель, которые обеспечат немцам безбедную и сытую жизнь.

В первые недели войны германские воинские части, реквизируя у крестьян сельскохозяйственные продукты, в отдельных случаях «расплачивались» занумерованными расписками с гербовой печатью, имевшей надпись «германские вооруженные силы». Бланки расписок были изготовлены типографским способом, на простой бумаге и могли быть заполнены и подписаны любым офицером. В расписках было указано, что реквизированные продукты будут в ближайшее время оплачены командованием вермахта. Фактически же никакой оплаты так и не было произведено.

Позднее на всей оккупированной территории платежным средством были объявлены билеты германских кредитных касс (Reichskreditkassenschein - оккупационные марки). По внешности они имели вид денежных знаков, но по существу являлись денежным суррогатом, не имеющим никакого реального обеспечения. Расчеты же в рейхсмарках, имевших золотое обеспечение, были на оккупированной советской территории категорически запрещены. Это делалось, чтобы избежать их накопления в руках местного населения. С этой целью даже жалование солдатам на восточном фронте выплачивалось не в рейхмарках, а в имперских кредитных банковских билетах.

Между тем в первые дни оккупации рыночные торговцы в чисто спекулятивных целях использовали германские марки как единственные законные платежные знаки, отказываясь от приема русских денег. В крупных городах даже возникали «черные валютные биржи», где покупались и продавались немецкие марки, золото и дефицитные лекарства.

Самый широкий размах приобрел бартер: натуральный обмен продуктов и предметов первой необходимости.

В этих условиях немецкие власти выпустили распоряжение, в которм говорилось, что советские рубли являются законным платежным средством. Официальный курс обмена между немецкой маркой и рублем был установлен 1:10.

Альфред Розенберг первоначально намеревался сохранить рубли как единицу валюты для «Московии». Немецкие марки должны были иметь хождение в Прибалтике и на Северо-Западе России, т. е. на тех территориях, которые предполагалось включить в состав III Рейха. На юге России, как и на Украине, имел хождение «карбованец». Так же как и рубль, он составлял одну десятую от марки¹. В 1941–1942 годах нацистами рассматривался вопрос об особом денежном обращении на Северном Кавказе.

Немецкие финансисты делали все, чтобы не допустить хождение рейхсмарок среди населения оккупированных территорий Советского Союза. Так, военно-хозяйственные инспекции для «организации торговли на здоровых началах денежного обращения» открывали в городах магазины, имеющие в ассортименте товары для городского и сельского потребителя. Торговля в этих магазинах велась только на рубли. Предвидя, что товары в этих торговых точках очень быстро закончатся, немцы издали дополнительное распоряжение: «Открывать магазины для отдельных товаров не следует. Такие магазины в связи со слабой возможностью пополнения товарами очень быстро опустошились бы, в то время, как универсальные магазины все же имеют возможность предлагать какой-либо товар»².

Для осуществления тотального экономического контроля за населением захваченных областей был создан специальный штаб «Восток». Его директивы касались всех областей деятельности аппарата разграбления. Нацистскому государственно-монополистическому аппарату предстояло непосредственно в период ведения боевых действий организовать грабеж важных экономических ресурсов на оккупированной советской территории и подготовить их к дальнейшей эксплуатации. В связи с этим он был сформирован как военная организация, однако в нем имелись и гражданские специалисты, в том числе и из налоговых органов.

Однако в условиях начавшейся войны с Советским Союзом, руководители вермахта отлично осознавали, что одним из факторов, способствующих победе, является стабильность в тыловых районах. Для достижения этой цели они всячески пытались заигрывать с местными гражданами. На мирное население обрушился поток прогерманской и антисоветской пропаганды. Немецкие пропагандистские службы всячески критиковали порядки в Советском Союзе. Тяжесть налогового бремени в СССР объяснялась тем, что «Советская Россия уже с 1922 года начала готовиться к войне, подчинив всё хозяйство страны интересам этой подготовки. Отсюда увеличение внутренних займов, налогов, отсутствие товаров народного потребления. Несмотря на эту подготовку, большевистская армия была разбита Германией за 4 месяца войны»³.

В первые дни оккупации нацисты использовали такой приём, как демонстративное, широко разрекламированное освобождение крестьян от налогов, роспуск отдельных колхозов и бесплатная раздача населению товаров из магазинов. (Правда, через несколько месяцев в «условиях труднейшего военного времени» налоги обычно восстанавливались в прежнем масштабе)⁴.

В немецких прокламациях для русского населения сообщалось о том, что «германская армия вступает на территорию Советского Союза для освобождения всех трудящихся от большевистского ига. Германское управление будет, по мере возможности, вводить образцовые порядки»⁵.

Все действия оккупантов, безусловно, подпадали под категорию пропагандистских трюков. Но эти действия являлись составной частью программы молниеносной войны. К концу лета 1941 года нацистское руководство решило, что разгром Советского Союза неизбежен, а следовательно, от политики заигрывания с русским населением можно перейти к политике его ограбления. Но все это должно было осуществляться по строго оговоренной в Берлине схеме. 28 октября 1941 года начальник группы абвер II при командующем группы армий «Юг» оповещал своих подчиненных о том, что: «Реквизиция последней курицы является… таким же неумным действием, как и забой близкой к опоросу свиньи и последнего теленка… Здесь мы саботируем меры нашей собственной сельскохозяйственной администрации. Никто не думает о том, что и без того сильно разрушенное хозяйство этой страны является нашим хозяйством, которое обязательно нужно восстановить, и со всеми вспомогательными средствами и запасами которого необходимо обращаться экономно, если мы хотим, чтобы это хозяйство в следующем году кормило армию и отправляло значительные излишки на нашу Родину»⁶.

Жители оккупированных районов России были поставлены в известность немецкой администрацией о том, что «во избежание голода каждый должен оставаться при своей работе… Кто запустит свою работу, будет наказан. Налоги временно не будут взыматься, но старосты для выполнения своих задач могут потребовать налоги от местных жителей, в первую очередь от жидов»⁷. Последнее утверждение полностью не соответствовало действительности. Созданная «новая русская администрация» должна была представить немцам довоенные данные об уровне сбора налогов на подконтрольной им территории. Именно в таком объеме предполагалось обложить поборами русское население и в 1941 году.

В конце октября командование вермахта издало «Временное распоряжение о взымании налогов и сборах», согласованное с гражданскими оккупационными органами, которое явилось для населения тяжелым финансовым бременем.

Количество налогов с различных категорий хозяйств было разным. Оккупанты не скрывали, более того, они постоянно подчеркивали, что к налогообложению местного населения они подходят дифференцированно.

Льготами пользовались лица, активно сотрудничавшие с нацистами, пострадавшие от советской власти, и некоторые национальные группы (в первую очередь, из Прибалтики). В Орловской области от всех видов налогов и сборов были освобождены православные храмы.

В 1941–1942 годах наиболее активные коллаборационисты поощрялись как морально (грамота от оккупационных властей, статья в профашистской прессе «Они помогают строить Новую Европу», благодарность), так и материально (снижение налогов, выдача скота или сельхозинвентаря).

Весной 1942 года в зоне действий группы армий «Север» оккупационной администрацией было издано распоряжение, согласно которому лица, находящиеся на службе у германского командования и в русских учреждениях (волостные старшины, писари, агрономы, учителя, землемеры и врачи), лица, добровольно поступившие на службу в русскую полицию, освобождались от всех государственных натуральных налогов на 50 % по отношению к остальному населению. В тех случаях, если хозяйства вышеперечисленных лиц пострадали от нападения партизан, они освобождались от натуральных государственных налогов полностью⁸.

Особыми льготами пользовались лица, с оружием в руках боровшиеся с советским сопротивлением — каратели и бойцы так называемых «сил самообороны». Не только они, но и члены их семей освобождались от всех видов налогов и сборов.

Массовое возвращение на родину из Синявинских поселений под Ленинградом кулаков, выселенных туда в 1931–1934 годах, с одной стороны, способствовало расширению и укреплению пронемецки настроенного слоя граждан, но, с другой — ухудшало положение их односельчан, так как все расходы по обустройству «пострадавших от жидо-большевистской власти» на местах были возложены на последних⁹.

В условиях срыва плана молниеносной войны нацисты, не доверяя русскому населению, вынуждены были искать потенциальных союзников. На Северо-Западе РСФСР эту роль играли жители Прибалтики — эстонцы и латыши, а также финны, на юге — крымские татары и чеченцы.

В Крыму во многих горных татарских деревнях немецким командованием были созданы из татарских добровольцев отряды по борьбе с партизанами во главе с немецкими и румынскими инструкторами. Все лица, входящие в отряды, получали зарплату, продовольствие, лучшие наделы садов, виноградников, табачных плантаций, полностью или частично освобождались от налогов. При наделении татарских «дружинников» участками садов, виноградников и другим имуществом немцы обычно отбирали его у нетатарского населения, в первую очередь, у русских и греков¹⁰.

С1942 года на оккупированной территории России взымались следующие налоги с населения: а) подушный, б) земельный, в) с построек, г) с собак. Изначально они собирались как деньгами, так и продуктами питания¹¹.

Особое внимание уделялось сельскохозяйственной продукции. Так, сбор земельного налога проводился непосредственно немецкой комендатурой через земельное военное управление и старшин волостей, минуя самоуправление района.

Основным налогом в сельской местности являлся подушный. Его сумма была фиксированной - 120 рублей в год с человека. Лица, использовавшиеся немцами на вспомогательных работах для нужд германской армии, выплачивали более высокую сумму - 180 рублей в год. Он собирался в конце календарного года. Налогом облагались все граждане от 18 до 60 лет. От этого налога могли быть освобождены инвалиды, имеющие соответствующее заключение медицинской комиссии (согласно немецкой инструкции для получения льгот ее нужно было проходить ежегодно), беженцы, не имеющие никаких источников дохода, и безработные. От этого налога освобождались также и фольксдойчи — лица немецкого происхождения. Все собранные налоги сдавались в районную кассу. За их неуплату несли уголовную ответственность как сами налогоплательщики, так и старосты.

С 1943 года количество налогоплательщиков было расширено, и подушный налог стал взыматься с лиц с 14 до 65 лет. По представлению волостных старшин начальник района мог освободить от налога неплатежеспособных граждан, но это решение вступало в законную силу только с письменного разрешения немецкого коменданта¹².

Каждое хозяйство облагалось налогом в 100 рублей в год. Волостным старшинам предоставлялось право по согласованию с сельскими старостами увеличивать или уменьшать размер налога в зависимости от рентабельности хозяйства. 10 % от суммы собранного налога поступало в распоряжение волости¹³.

С 1942 года немцы предоставили право «новой русской администрации» вводить дополнительные налоги, которые предназначались для нужд коллаборационистов. Однако это разрешалось лишь при условии полной сдачи всех налогов и сборов для нужд германской армии.

В условиях, когда план молниеносной войны Германии против Советского Союза был сорван, основной упор в налоговой политике стал делаться на различные натуральные сборы, в первую очередь продуктов питания. Это было гораздо ценнее, чем быстро обесценивающиеся деньги. В партизанском донесении в Центральный штаб партизанского движения осенью 1942 года говорилось о следующих налогах на русское население Смоленщины за год:

1. Хлебопоставки — 3 центнера с гектара.

2. Подушный налог - 120 рублей со взрослого, 60 рублей с ребенка (до 16 лет).

3. Поставка молока — 360 литров молока с коровы.

4. Поставка яиц — 30 яиц с одной курицы.

5. Поставка шерсти — 475 граммов с овцы.

6. Налог на собак — 200 рублей с собаки¹⁴.

В некоторых тыловых районах все взрослое население ежемесячно облагалось налогом «за обеспечение безопасности». Оккупационные власти взымали в ряде случаев даже особые налоги за окна, двери и «излишнюю» мебель.

Кроме официальных налогов, существовали и различные виды замаскированных поборов. Так, в Смоленской области оккупантами через средства массовой информации было объявлено о том, что на всех мельницах отменяется взымание денег за помол. Но при этом было издано ведомственное распоряжение об обязательной бесплатной сдаче 10 процентов полученной муки в фонд германской армии¹⁵.

По предписаниям немецких властей население было обязано сдавать мясо или скот, причем количество в каждом конкретном случае указывалось немцами. Пригоняя скот иногда за десятки километров, крестьяне были обязаны доставлять и фураж. Например, в Невельском районе Калининской области было приказано доставлять до 30 кг сена на одну корову¹⁶.

В конце 1941 года оккупанты начали кампанию по сбору теплых вещей для германской армии. У мирных жителей зачастую отбиралась последняя одежда. При этом в некоторых городах, например, в Орле, население оповещалось о том, что собранная теплая одежда предназначается для пленных красноармейцев. Сбор одежды проводился следующим образом: городская управа по приказу германской комендатуры устанавливала, сколько теплых вещей должно быть собрано в каждом доме. Управдомы доводили эти сведения до жильцов, а затем путем поквартирного обхода собирали «добровольные пожертвования»¹⁷.

Во всех оккупированных областях немецкие власти при помощи русской полиции проводили реквизицию кроватей, постельных принадлежностей, посуды и мебели для военных госпиталей. В некоторых городах, например в Таганроге, населению было объявлено о том, что эти вещи собираются для детских приютов и инвалидных домов, разрушенных Красной Армией и восстанавливаемых немцами.

Летом 1942 года немцы начали повсеместное изъятие домашней утвари и посуды из цветных металлов. В Курске был издан приказ о том, что за сокрытие цветных металлов виновные подлежат публичной казни через повешение, а сдавшие наибольшее число медных вещей получат особые справки «об активном участии в борьбе против большевизма»¹⁸.

Сбор цветных металлов в оккупированных областях СССР являлся составной частью немецкого плана, согласно которому предполагалось получить к 1943 году во всех оккупированных странах Европы 200 тыс. тонн медного лома¹⁹.

Другим средством разграбления на оккупированной территории явилось установление чрезвычайно низких цен на подлежащие обязательной сдаче сельскохозяйственные продукты. С помощью соответствующей наценки для дальнейшей продажи в Германию общество торговли с Востоком создавало особую категорию цен — «шлюзовые цены» — еще один путь для того, чтобы свалить на население России часть военных и особенно оккупационных расходов. При обязательной «продаже» русскими крестьянами собранных сельскохозяйственных продуктов хозяйственная инспекция центральной группы армий установила в 1942 году следующие расценки (за 1 кг.): рожь и овес - 2 руб. 50 коп., пшеница -  3 руб. 40 коп., ячмень - 2 руб 30 коп. - 2 руб. 70 коп., горох — 3 руб., картофель — 60 коп.²⁰.

К лету 1942 года в большинстве оккупированных областей были введены нормы обязательных поставок, объявлены заготовительные цены, за выполнение норм были обещаны боны на закупку промтоваров. Однако согласно донесениям советской зафронтовой агентуры «нормы назаначаются в каждой области по произволу местных властей, а плата настолько низка, что не имеет накакого значения. Во многих же областях ни деньги, ни боны вообще не выдаются»²¹.

Если за взятую корову оккупанты иногда и платили, то это была сумма, значительно отличающаяся от рыночной стоимости. Например, за корову представители тыловых служб выплачивали 400–500 рублей. В то же время на рынке она стоила около 25 тыс. рублей²².

В партизанских донесениях имеются следующие сведения о нормах обязательных поставок:

Сланцевский район Лениградской области: ржи — 200 кг с га; ячменя  - 300 кг с га; пшеницы и овса — весь урожай полностью; картофеля — 300 кг с га; молока — 350 л с коровы или 13 кг сливочного масла; шерсти — 300 г с овцы; яиц — 35 штук с курицы; сена - 50 % собранного количества.

Дновский район Ленинградской области: зерновых — 360 центнеров с га; картофеля — 960 центнеров с га; яиц — 35 штук с курицы; молока — 365 л с коровы.

Псковский уезд: молока — 94 л с коровы; льна  - 165 кг трепаного льна или 720 кг тресты с га; льняного семени — 75 кг с га.

Смоленская область: 60 % урожая всех сельскохозяйственных продуктов; молока — 500 л с коровы; яиц — 35 штук с курицы; мяса — 50 кг с каждого двора, независимо от количества скота»²³.

В отдельных районах устанавливались налоги по сдаче «даров леса». Так, в Ельнинском районе Смоленской области оккупанты требовали, чтобы каждое крестьянское хозяйство сдало по килограмму сушеных грибов, земляники и малины. Кроме того, сельские жители должны были сдавать бруснику, липовый цвет и т. д.²⁴

В феврале 1942 года русскому населению было объявлено о том, что все приусадебные участки крестьян полностью освобождаются от налогов. Но через шесть месяцев было принято другое решение: «В связи с войной и тем, что крестьяне не выполнили план весеннего сева, по согласованию с германскими военными властями, районными хозяйственными комендатурами отдельных местностей разрешено временно облагать налогами и приусадебные участки»²⁵. Хотя решение стало выполняться по всей оккупированной немцами территории России, оккупационная пресса об этом ничего не писала.

Очень часто налоги на крестьянские хозяйства устанавливались без всякой связи с их материальным состоянием. Летом 1942 года германское земельное управление потребовало от крестьян Смоленского района сдать 500 тыс. кур, хотя было хорошо известно, что в районе имелось всего 27 тыс. кур. Когда об этом было доложено немецкому представителю, он ответил, что военный налог все равно нужно выполнить²⁶.

Во время оккупации Северного Кавказа летом-осенью 1942 года оккупанты практиковали обязательные сборы с граждан, занимающихся торговлей на рынках²⁷.

В 1941–1942 годах большинство налогов и сборов собирались руками представителей «новой русской администрации». Но с 1943 года оккупанты перешли к политике ничем не прикрытого ограбления населения. Предвидя, что наступление Красной Армии может быть успешным, они стали изымать у сельского населения практически все продукты, которые производились в хозяйствах. Так, согласно партизанским донесениям «в западных районах Орловской области весь урожай с яровых посевов целиком сдавался в военный сбор, а озимых культур брали от 12 до 16 пудов с души. В Стрелецкой волости в 1943 году военный сбор вообще не сдавался в волость (то есть оккупанты уже не маскировались, а изымали продовольствие сами, минуя ширму «новой русской администрации». — Б. К.). Молока брали 2,5 литра в день с коровы. Очень большое количество собиралось яиц. Например, с Карачевской волости весной 1943 года было взято 23 тыс. штук яиц»²⁸. Летом этого же года оккупантами было принято решение, согласно которому употребление в пищу сельским населением растительного и животного масла, лука, картофеля, птицы, молока запрещалось. Эти продукты подлежали обязательной 100-процентной сдаче.

В начале войны русскому населению давались обещания, что налоги будут меньше, чем при советской власти, а в дальнейшем они еще больше сократятся. При этом оговаривалось, что в условиях военного времени за неуплату предусматривается штраф или тюрьма. В некоторых районах широко практиковалось изъятие скота и домашней птицы у лиц, не выплативших в срок налоги и сборы²⁹.

На втором году войны за несвоевременную уплату налогов или уклонение от них русское население подвергалось штрафам, физическим наказаниям, заключению в тюрьму. Так, например, в оккупированных районах Ленинградской области за несвоевременную сдачу налогов накладывался штраф от 500 до 1000 рублей, а если это не давало результата, виновный подвергался телесному наказанию. В Смоленской области немцы объявляли крестьян, уклонявшихся от уплаты налогов и сборов, саботажниками, отбирали у них коров и кур, подвергали порке и другим физическим наказаниям вплоть до расстрела³⁰.

В1943 году жителям, которые уклонялись от выплаты налогов или платили их с опозданием, объявлялось, что «злостные неплательщики могут быть объявлены врагом германского государства и расстреляны»³¹. И это не было пустой угрозой. Арестованный в мае 1945 года ленинградскими чекистами за активное пособничество врагу Н. И. Степанов на допросе показал: «В 1943 году я был полицейским. Меня вызвали в немецкую комендатуру и спросили, кто является злостным неплательщиком налогов… Их было 15 человек, среди которых были и женщины. После чего немцы всех 15 человек расстреляли»³².

Основную часть собранной сельхозпродукции получал вермахт. В рассматриваемый период его снабжение обеспечивалось в значительной мере Центральным торговым товариществом «Восток» по спросу и сбыту сельскохозяйственной продукции. Деятельность товарищества контролировалась во всей прифронтовой полосе военно-экономическими штабами, от которых оно получало конкретные указания.

Непосредственный сбор большинства налогов с населения осуществляла коллаборационистская «новая русская администрация». Но все это делалось под жестким контролем немецких оккупационных служб различного уровня. Приоритетные направления по сборам, как писалось выше, определялись в Берлине. На местах этим занимались военная и хозяйственная комендатуры. Районные комендатуры имели специальный отдел, который назывался «Гражданское управление». Он ведал регистрацией, учётом населения, сбором налогов, Последние раскладывались по волостям, и за их выполнение отвечали русские старшины районов и старосты.

Советское сопротивление делало все, чтобы сорвать сбор налогов с русского населения. Основной упор в пропаганде народных мстителей, как устной, так и письменной, делался на положение немецкого закона «О твёрдом и трудолюбивом крестьянине». По нему любой хозяин, систематически не выплачивающий налоги, мог лишиться всего своего имущества. Партизанские агитаторы давали советы мирным жителям, как лучше уклониться от уплаты налогов. В этих условиях главным средством борьбы крестьянского населения стал саботаж поставок сельскохозяйственных продуктов для вермахта и вывоза их в Германию³³.

Сами партизаны делали все, чтобы оккупанты не смогли воспользоваться собранным продовольствием.

Во многих оккупированных районах сбор налогов стал возможен только при проведении различных карательных акций³⁴. Так, в одном из приказов по оперативному тылу группы армий «Центр» говорилось о том, что при проведении операций по «умиротворению» солдаты вермахта и «русские добровольцы» (каратели) должны выявлять запасы, собирать в полном объеме (т. е. грабить. — Б. К.) налоги, а также отбирать рабочую силу для направления ее в Германию³⁵.

Количество взысканных налогов с сельского населения на Северо-Западе России составило 90 % от плана сборов в 1941 году, 50 % от плана в 1942 году и всего 30 % в 1943 году³⁶. При этом следует отметить, что к 1943 году оккупанты перешли к политике открытого ограбления русского крестьянства. В этих условиях тысячи сельских жителей бежали в леса, где были созданы специальные убежища, пополнили ряды советского сопротивления.

Кроме налогов, за различные проступки и нарушение распоряжений немцев и коллаборационистов население выплачивало штрафы. Их назначала и собирала русская гражданская полиция. Так, например, в июле 1943 года в Солецком районе Ленинградской области штрафы составили более половины суммы, полученной с населения. В полицейской сводке говорилось о том, что за отчетный период «взыскано с населения налогов, сборов и штрафов в пользу городского управления 5171 рубль, в том числе штрафов за несвоевременную регистрацию велосипедов — с шести человек (600 руб), за лесонарушения — с одного человека (396 руб), за утрату личного документа — с семи человек (625 руб), за самогоноварение — с двух человек (1000 руб), за хулиганство — с двух человек (150 руб), за нарушение уличного движения — с одного человека (100 руб), за кражи с 5 человек (2300 руб)»³⁷.

Одним из структурных подразделений городских управ был Главный отдел — финансовый и налоговый. Он, в свою очередь, состоял из:

— бюджетного отдела (область работы — составление сметы и ведение балансового учёта);

— налогового отдела (область работы - определение налогов, налоги и сборы, налоговые извещения, рассмотрение жалоб налогоплательщиков, назначение денежных штрафов при просрочке уплаты налога);

— городской и налоговой кассы (область работы — принятие и выплата денег для всех отделов управления, напоминание о плате налогов);

— ревизионного отдела (область работы — контроль старост финансового и кассового отделов, ревизия кассы, контроль и проверка бюджетных счетов)³⁸.

В городах местные управления определяли различные виды налогов и сборов с населения. Необходимость объяснялась потребностью «покрывать расходы при восстановлении разрушенного большевиками хозяйства». К коммунальным сборам относились плата за воду (канализацию, колонку или водопровод) и за электроэнергию. При этом для граждан и промышленных предприятий устанавливались различные расценки. Так, во Пскове с сентября 1941 года за киловат/час частные квартиры платили 40 копеек, учреждения, индустриальные и ремесленные предприятия — 80 копеек, а торговые предприятия  - 1 рубль 20 копеек.

Плата за воду принималась в кассе городского управления, за электроэнергию — в кассе электростанции.

Подробно регламентировалась квартирная плата. Все жилье было разделено на четыре категории: квартиры в хорошо оборудованных домах в центре города с водопроводом и канализацией;

дома без водопровода и канализации; квартиры, находящиеся в предместьях города; квартиры в подвальных и полуподвальных помещениях. Оплата варьировалась от трех рублей до 50 копеек в месяц за 1 квадратный метр.

Однако основные платежи приходились на подоходный налог, промысловый налог (патенты) и плату за аренду промышленных помещений.

Подоходный налог взымался с рабочих и служащих, а также лиц, занимающихся предпринимательской деятельностью. Он принимался в городской кассе, и его сумма зависела от месячного заработка. Так, доход до 100 рублей в месяц данным видом налога не облагался. Со 101 по 300 рублей он составлял 6 %, с 301 по 600 рублей — 8 %, а свыше 600 рублей — 10 % от суммы заработной платы.

Что касается промыслового налога, то плательщиками являлись торговцы, ремесленники, портные, сапожники, часовщики, столяры, жестянщики, хозяева промышленных предприятий. Его сумма зависела от прибыльности того или иного вида профессиональной деятельности.

Недвижимость делилась на три основные категории: торговые предприятия; фабрики и ремесленные предприятия; склады. С магазинов в центре города ежемесячно взымалось 15 рублей налога и плюс 3 рубля за каждый квадратный метр, на окраинах — ежемесячно 10 рублей и плюс 2 руб. 50 коп. за каждый квадратный метр. Владельцы ларьков, вне зависимости от их нахождения, выплачивали 25 рублей в месяц. Владельцы фабрик и складов платили от одного до двух рублей за каждый квадратный метр своих производственных площадей³⁹.

Также в отдельных районах были введены еще и местные налоги: с торгового оборота, налог на здания в размере 1 % от их стоимости.

Роспись всех видов налогов на русское население вносилась бургомистром на утверждение немецким комендантом.

Об общем размере денежных налогов, которые взымались с городского населения, можно судить по официальному отчету Псковского финансового отдела. С1 августа 1941 года по 1 марта 1942 года с населения было получено свыше 1 миллиона рублей⁴⁰.

Для того чтобы понять насколько эти налоги были обременительны для русского населения, можно привести следующие факты. Как уже указывалось, одна германская марка бьша приравнена к 10 советским рублям. Но и в оккупационных марках, и в советских рублях практически все товары народного потребления абсолютному большинству русского населения были недоступны из-за их цен. Так, стоимость буханки хлеба доходила до 300 рублей.

Иногда городские управы вводили на рынках фиксированные цены. Так, в Курске, согласно распоряжению коллаборационистской администрации, они должны были быть такими: 1 кг ржаной муки — 55 руб., пшеничной (в зависимости от сорта) — 70-100, 1 кг масла — 300, сахара — 200, пачка махорки (самый ходовой товар. — Б. К.) — 30, дамские туфли — до 3 тыс., мужские сапоги — до 4 тыс. руб⁴¹. Но фактически эти товары продавали гораздо дороже.

В частных столовых и ресторанах можно было что-то поесть. Чай без сахара в таких заведениях стоил 2 рубля, второе блюдо, приготовленное из 50 г мяса - 12 рублей.

Наибольшую зарплату среди «новой русской администрации» получал бургомистр. Его месячное содержание равнялось 1500 рублям. Заработная плата мелких служащих варьировалась от 300 до 700 рублей. Но небольшая официальная заработная плата коллаборационистов с лихвой компенсировалась взятками и поборами с населения. Что же касается рядовых граждан, то для них выплата этих налогов являлась непосильным бременем. Для русского населения, привлеченного оккупантами для выполнения различных работ, с конца 1942 года практиковалась выдача продовольственных пайков в форме производственного питания. Ни о каких денежных выплатах здесь речь не шла, более того, за невыполнение заданий в качестве наказания люди могли лишиться и этого продовольствия.

Согласно официальной установки немецких властей, заработная плата на производстве и рыночные цены должны были сохраняться на уровне, существовавшем до оккупации. Исходя из этого оплата квалифицированных рабочих в оккупированных районах РСФСР была установлена в размере 1 руб. 70 коп. в час, неквалифицированных - 1 руб. в час. В результате целого ряда удержаний фактическая зарплата квалифицированного рабочего не превышала 300 рублей в месяц, неквалифицированного - 150 рублей. Продолжительность рабочего дня не регулировалась. Никаких доплат за сверхурочные часы, за работу в ночное время или в воскресные дни рабочие не получали. Женщины получали равную зарплату с мужчинами, если у них была такая же производительность труда.

Указанные ставки были действительны для рабочих старше 21 года. Рабочие в возрасте от 18 до 21 года получали 80 %, от 16 до 18–60 %, моложе 16 лет — 50 % от этих ставок⁴².

Деньги, получаемые населением, быстро обесценивались. Вследствие недостатка товарных масс, на оккупированной территории господствовала инфляция. Так, по данным Смоленской городской управы за год, с лета 1942 по лето 1943 года, цены на рынках Смоленска выросли на хлеб в четыре раза, на сало — в два с половиной раза, на туфли дамские — в два раза, на мужское пальто — в пять раз⁴³.

Производительность труда рабочих не удовлетворяла немецкую администрацию. Она повышалась, в первую очередь, не материальным стимулированием, а при помощи различных репрессивных мер. Так, например, в Ивановском районе Курской области за невыход на работу были расстреляны рабочие Звягинцев и Дорохов. Немцы повесили их трупы на столбы и прикрепили надписи: «Расстреляны за невыход на работу». Трупы было запрещено снимать в течение трех дней. В Смоленске в апреле 1942 года на пивоваренном заводе были подвергнуты порке пять рабочих за то, что они самовольно выпили по кружке пива.

Служащие предприятий получали следующее жалование (в месяц): машинистки, чертежники, завхозы и т. п. — 400 руб., бухгалтеры — 500 руб., служащие на ответственных должностях — 650 руб., служащие на руководящих должностях и специалисты — 900 руб., руководители предприятий - 1200-1500 руб⁴⁴.

В сельской местности денежное содержание старост зависело от количества дворов в их деревнях. Так, в селе до 10 хозяйств оно составляло 30 рублей в месяц, от 11 до 20–50 рублей, от 21 — до 30–80 рублей, от 31 до 40-100 рублей, от 41 до 60-150 рублей, от 60-ти дворов и выше — 180 рублей. Деньги сельские старосты получали от своих односельчан. Зарплата волостных старшин составляла 400 рублей, писарей — 250, полицейских — 250 рублей в месяц. Волостные старшины получали зарплату из бюджета управления, писари и полицейские — из бюджета волости за счет 10 % отчисления из собранных налогов с населения⁴⁵.

До середины 1942 года расчеты между германскими органами и местными предприятиями и учреждениями производились через германские кредитные кассы, которые открывались в городах и имели филиалы в сельских местностях. С лета 1942 года вся инкассация средств налоговых и коммунальных органов проходила только через кассы так называемых «государственных банков», отделения которых открывались во всех крупных населенных пунктах на захваченной немцами территории России. Они принимали участие в общем регулировании финансового бюджета оккупационных органов, а также в кредитовании различных мероприятий по экономическому ограблению оккупированных районов. Наиболее крупным из банков был Эмиссионный банк восточных областей.

Первые банки на захваченной территории России стали открываться по инициативе и при непосредственном участии оккупантов в начале 1942 года. Так, с 1 января начал функционировать Государственный банк в Смоленске. «Заботу» о его быстрейшей организации взяли на себя немецкие чиновники фон Тапфейц, доктор Роннер и Мертенс. По заявлению управляющего А. А. Обрядина, задача банка заключалась в «содействии скорейшему восстановлению экономики города и области». Предполагалось, что в кассе госбанка будут накапливаться свободные средства предприятий, учреждений и граждан. Населению обещалось, что «собственник вклада будет гарантирован в полной мере всеми средствами банка и сможет распоряжаться своими деньгами без всяких ограничений»⁴⁶.

В перспективе, как обещал управляющий банком, коллаборационисты собирались вводить коммерческое краткосрочное кредитование промышленных предприятий и торговых организаций путем учета векселей и выдачи подтоварных ссуд, а также распространить кредитование и на другие виды хозяйств: городское  хозяйство, сельскую предпринимательскую деятельность и т. д.

К февралю 1942 года основной капитал банка составил солидную сумму: 825 893 рубля, или 47 % к балансу. Этого накопления удалось достичь, в первую очередь, за счет налогов и различных сборов с населения⁴⁷.

Банк города Орла, открывший свои двери для клиентов 17 мая 1942 года, производил выдачу различного рода ссуд под 4,5 % в год. Официально «ссуды выдавались на ремонт, покупку и постройку домов, оборудования, расширение всякого рода предприятий, восстановление разрушенных большевиками промышленных объектов, а также ремесленникам»⁴⁸. Объявлялось, что «выдача ссуд производится немедленно и без ограничений, а организациии и предприятия обязаны открыть текущие счета в банке для быстрейшего восстановления разрушенного большевиками хозяйства». Но на практике получить их без знакомств и связей среди оккупантов или сотрудников коллаборационистской администрации было практически невозможно. В качестве «лиц, пострадавших от большевистских бомбардировок и крайне нуждающихся в строительстве нового дома» обычно выступали ближайшие родственники и приятели бургомистра или его заместителей⁴⁹.

У населения вклады принимались под 2,5 % годовых. Поскольку большинство работников, получали заработную плату, которая не обеспечивала даже прожиточного минимума, мало кто добровольно нес свои деньги в банк. Спекулянтам это было делать невыгодно из-за инфляции. Однако профашистская печать с возмущением писала о том, что недоверие к банкам есть «пережиток темного большевистского прошлого, страх за свои вклады, которые при Сталине регулярно прикарманивались коммунистическим режимом»⁵⁰.

В целом, работа «русских банков» весьма широко освещалась в пронацистских средствах массовой информации. Только за первую половину 1942 года на страницах смоленсокй газеты «Новый путь» появились материалы: «Об открытии банка в Смоленс ке», «Сберегательная касса», «Отчетные данные по операциям банка», «Режим экономии», «Об ограблении большевиками ценностей в Смоленске» и др.»⁵¹

С 1943 года банки стали открывать специальные счета, на которые бургомистры и старосты были обязаны переводить деньги за различные немецкие пропагандистские материалы: книги, плакаты, листовки и газеты. До этого они распротсранялись по районным библиотекам бесплатно⁵².

При первой угрозе советского наступления сберкассы и банки оперативно закрывались, а их фонды вывозились на Запад.

Для точного определения количества налогоплательщиков в течение 1942–1943 годов оккупанты предприняли попытку провести перепись населения. Она была проведена в виде обязательной паспортизации всех категорий населения с 14 лет.

При замене документов взымался особый денежный налог. С лиц моложе 18 лет он составлял 3 рубля, с опекаемых и малоимущих — 3 рубля, с остальных категорий граждан 18 рублей. Неисполнение приказа об обязательной паспортизации влекло за собой строгое наказание, вплоть до расстрела человека, предъявляющего при проверке документы старого образца⁵³.

Налоговая политика была одной из важнейших составных частей нацистского оккупационного режима в России. Следует признать, что вначале она дезориентировала некоторую часть населения. Обещания об отмене или значительном сокращении поборов с населения после окончания боевых действий позволили захватчикам собрать значительное количество налогов с минимальными затратами. В своей политике нацисты делали ставку на разжигание частнособственнических интересов среди мирных жителей, их разложение по социальному и национальному признаху. Но срыв плана молниеносной войны заставил немецко-фашистстких захватчиков перейти к политике открытого ограбления оккупированной территории России. И если в первый период оккупации сбором налогов в основном занимались представители «новой русской администрации», то впоследствии оккупанты отказались и от этой ширмы. Все это делалось для достижения главной цели — превращения России в аграрно-сырьевой придаток III Рейха.

Немецкая политика, направленная на разложение русского населения путём запугивания или предоставления ему каких-либо экономических подачек при сборе налогов, провалилась. Советское сопротивление при поддержке большинства жителей оккупированных областей России сорвало эти планы захватчиков.

Примечания

1 Daliin А. German Rule in Russia (1941–1945). A Study of Occupation Policies. P. 402.

2 Цит. по: Загорулько М. М, Юденков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 173.

3 Речь. 1941. 7 декабря.

4 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 102. Л. 14–15.

5 АУФСБСО. Д. 41586. Л. 32.

6 Мюллер Н. Вермахт и оккупация… С. 129.

7 АУФСБСО. Д. 41586. Л. 36.

8 ГАНО.Ф.2113.Оп. 1.Д.6.Л.11.

9 ГАНПИНО.Ф.260.Оп.1.Д.102.Л. 16.

10 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов,

11 Там же.

12 Там же.

13 Там же.

14 ГАСО. Ф. 8. Оп. 8. Д. 13. Л. 15.

15 Там же. Л. 17 об.

16 ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 49. Д. 53. Л. 46.

17 Там же. Л. 87.

18 Там же. Л. 92.

19 Там же. Л. 84.

20 ГАСО. Ф. 8. Оп. 8. Д. 13. Л. 21.

21 ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 49. Д. 53. Л. 102.

22 Загорулько М. М., Юденков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 181.

23 ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 49. Д. 53. Л. 102.

24 Загорулько М. М., Юденков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 180.

25 ГАНО.Ф.2113.Оп.1,Д.Л.31.

26 Загорулько М. М., Юденков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 181.

27 Беликов Г. Оккупация. С. 93.

28 ГАОО. Ф. П-52. Оп. 6. Д. 623. Л. 28 об. 29АУФСБПО.Д.2134. Л. 123.

30 ГАСО. Ф. 8. Оп. 8. Д. 13. Л. 18.

31 Там же. Л. 21.

32 СРАФ УФСБ СПбЛО. Д. 46-597. Л. 2.

33 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 103. Л. 46.

34 Мюллер Н. Вермахт и оккупация… С. 210. 35Тамже. С.2П.

36 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

37 ГАНО.Ф.Р-2113.Оп.1.Д.17.Л.П.

38 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 15.

39 АУФСБПО.Д.2134.Л.216.

40 Загорулько М. М. Юденков А. Ф. Крах плана «Ольденбург». С. 180.

41 Там же. С. 183.

42 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

43 ГАСО. Ф. 2573. Оп. 3. Д. 35. Л. 76.

44 Там же.

45 ГАНО.Ф.Р-2113.Оп. 1.Д.6.Л.75.

46 Новыйпуть. 1942.15 января.

47 Новый путь. 1942.22 февраля.

48 Речь. 1942.5 июня.

49 АУФСБСО. Д. 9910. Л. 10 об.

50 Там же. Л. 8.

51 Там же. Л. 10.

52 ГАБО.Ф2608.Оп1.Д.14.Л.269.

53 ГАСО. Ф. 8. Оп. 8. Д. 13. Л. 27.

Часть III. Формы и методы осуществления нацистской национальной политики

Глава 1. Национальная политика оккупантов

Проблемам расовой чистоты и необходимости бороться за нее была посвящена одиннадцатая глава первой части «Mein Kampf» Адольфа Гитлера. Она называлась «Народ и раса». «Вершина человеческой культуры» — арийцы противопоставлялись «стае голодных крыс» — евреям. Все остальные народы занимали в этой расистской пирамиде различное место. В зависимости от него кого-то предполагалось ассимилировать, а кто-то подлежал частичному или полному уничтожению.

20 июня 1941 года Альфред Розенберг заявил: «Россия никогда не была национальным государством, а всегда являлась государством многонациональным… Все народы оставались враждебными русским… Задача нашей внешней политики представляется мне следующей: в разумном и целенаправленном виде учесть стремление к свободе все этих народов и облечь их в определенную форму государственности. Это значит: на огромной территории Советского Союза органически нарезать государственные образования и настроить их против Москвы, чтобы на ближайшие столетия освободить германский рейх от дурного давления с Востока»¹. Однако большинство нацистских бонз отрицательно относились к идеям о каких-либо независимых национальных государствах на территории покоренного III Рейхом Советского Союза.

Многонациональный характер населения Советского Союза в предвоенных планах нацистов оценивался чаще всего лишь с той точки зрения, что межнациональные противоречия в СССР настолько велики, что он представляет собой «колосс на глиняных ногах». В условиях подготовки плана молниеносной войны никакой серьезной и продуманной политики по отношению к различным народам России не планировалось. Если и готовились какие-либо планы, то они касались полного или частичного уничтожения «недочеловеков», в первую очередь евреев и цыган.

Одной из форм деятельности немецко-фашистской оккупационной политики было разделение населения по национальному признаку. Исходя из теории расового превосходства немцев над другими народами в Третьем рейхе сформировалась своего рода школа «чистоты нации». Но она не была постоянной. По мере изменения военной и политической конъюнктуры ту или иную нацию могли признать «расово чистой» и наоборот. В целом, эта политика была подчинена успешному исполнению планов германского командования на каком-либо конкретном этапе войны. Деятельность пропагандистских служб осложнялась тем, что интересы народов Европы, с одной стороны, расходились с интересами Германии, а с другой — с интересами жителей определённых государств². Ведомство Геббельса на протяжении всей войны пыталось использовать малейший повод для разъединения борющихся с нацизмом сил по «национальным квартирам».

Общеизвестно, что в национал-социалистической идеологии многие народы относились к категории «Untermensch» (недочеловек). Впервые в Германии этот термин употребил 6 августа 1941 года Густав Херберт в нацистском официозе «Volkischer Beobachter». Пропагандистская машина рейха описывала «недочеловеков» как «ненавидящих европейскую цивилизацию славяно-монгольскую смесь народов».

Вершиной этого «Крестового похода цивилизованной Европы за чистоту нации» стало издание образовательным отделом СС в 1942 году иллкхггрированной брошюры «Унтерменш». Эта расистская брошюра была направлена на разжигание ненависти ко всем народам на востоке. Рассуждения о «славяно-татарской гидре с еврейскими головами», о «гуннских ордах», о «раскосых глазах, которые горят жаждой убийства» вызывали негативную реакцию не только среди прагматично настроенных немецких пропагандистов (последние возмущались, что после ознакомления русских с подобной печатной продукцией, результат их работы сводится к нулю), но и у крупнейшего азиатского союзника Рейха — Японии.

Шеф имперской безопасности Гейдрих 17 июля 1941 года подписал так называемый «Оперативный приказ № 8», в предусматривались «чистки от нежелательного элемента», их должны были проводить «айнзатцкоманды» — группы из 4–6 человек, состоящие из представителей службы безопасности и гестапо. Под «нежелательным элементом» имелись в виду евреи, политические и административные работники.

На специальных построениях в лагерях военнопленных спрашивали об их национальности. Русских выстраивали в одну колонну, украинцев — в другую, татар и кавказцев — в третью и т. д. Евреи в первые же дни были отделены от основной массы пленных и уничтожены — расстреляны, замучены³.

В сентябре 1941 года на одном из совещаний военного руководства, которое рассматривало вопросы обращения с военнопленными, Отто Бройтигам, офицер связи Восточного министерства при Верховном главнокомандовании вермахта, жаловался, что <<айнзатцкомандь1» часто уничтожали всех «обрезанных» военнопленных, принимая их за евреев. Присутствующий при этом небезызвестный шеф гестапо Генрих Мюллер заявил, что он впервые слышит, что мусульмане практикуют обычай обрезания⁴.

С лета 1941 года на оккупированной территории России начался процесс создания немецких структур управления. Из местного населения предполагалось использовать в первую очередь тех, «чьи семьи пострадали от большевиков», но при этом предпочтение отдавалось «жителям окраинных государств», то есть Прибалтики и Украины⁵. Немецкие пропагандистские службы отмечали, что люди со стороны, не имеющие никаких связей в данном регионе, смогут более успешно проводить политику установления «нового порядка». Кадры обычно набирались путём освобождения военнопленных из национальных меньшинств⁶. Предварительно все они подвергались тщательной проверке на лояльность нацистам⁷.

Официально нацистское руководство в качестве «союзного населения» в 1941 году рассматривало только граждан бывших Прибалтийских государств: эстонцев, латышей и литовцев. Немецкие спецслужбы уже с 1940 года наладили тесные связи с различными националистическими организациями Балтии, находившимися после присоединения Эстонии, Латвии и Литвы к СССР в подполье. В донесении командира оперативной группы А бригаденфюрера СС Штальекера о деятельности группы в прифронтовой зоне Северо-Западной России и прибалтийских республиках говорилось: «Мы с самого начала стремились к привлечению надежного населения к борьбе против вредителей, в первую очередь, евреев и коммунистов»⁸.

Любимой идеей Альфреда Розенберга в 1941 году было удвоение территорий Балтийских республик (которые после войны стали бы составной частью Рейха) за счет России и Белоруссии и депортация подавляющей части балтийцев во вновь захваченные области. Предполагалось переселить около 50 % эстонцев, всех латгальцев, свыше 50 % латышей и 85 % литовцев⁹.

Но эти планы держались в строжайшем секрете, так как население Балтии рассматривалось в качестве потенциального союзника, поддержка которого в антибольшевистской борьбе являлось весьма желательной для немецких властей. Представители германского командования в «неофициальных» беседах заявляли, что они приветствуют идею создания «Великой Эстонии» или «Великой Латвии» с включением в них части территории России.

После поражения вермахта под Москвой оккупанты начали открыто заигрывать с прибалтийскими народами. «Новая национальная политика» нацистов объяснялась их небеспочвенной надеждой использовать местные человеческие ресурсы в военных целях, т. е. в качестве «пушечного мяса». Поддерживая и всячески насаждая антирусские настроения, уже с лета 1941 года немцы формировали различные карательные отряды для борьбы с советским сопротивлением на территории России.

Несмотря на достаточно высокую мононациональность сельских районов Северо-Запада РСФСР все без исключения старосты и коменданты в августе-сентябре 1941 года получили распоряжение, из которого следовало, что они обязаны в кратчайший срок известить германское командование о наличии в районах их проживания «иностранцев и жидов»¹⁰.

Задачу по очищению территории от «нежелательного национального элемента» офицеры вермахта возложили на карательные отряды, находящиеся при военных комендантах¹¹. Все они были сформированы из жителей Эстонии и Латвии. Привлечение к данным акциям граждан прибалтийских республик захватчики объясняли тем, что они не хотят допустить повторения 1937–1938 годов, когда «сосед сводил счёты с соседом из корыстных побуждений»¹².

Одна из трагических страниц Великой Отечественной войны — судьба еврейского населения.

Адольф Гитлер, у которого ненависть к евреям носила патологический характер, видел в евреях особый класс, который фактически господствует в СССР. Он утверждал, что коммунистическая идеология и Советский Союз как объект реализации данной идеологии являются лишь орудием в руках евреев, готовящихся к захвату всего мира.

30 января 1939 года, за полгода до начала Второй мировой войны, Гитлер в одной из своих речей говорил: «Если международные еврейские финансисты в Европе и за ее пределами сумеют еще раз втянуть народы в мировую войну, то результатом войны будет не большевизация мира и, следовательно, триумф еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе»¹³. Здесь — основа взглядов Гитлера: большевизм и еврейство есть одно целое. И то, и другое является врагом Германии и подлежит уничтожению.

В условиях подготовки и начального этапа войны против СССР командование вермахта издало в мае-июне 1941 года три приказа, дающих юридическое обоснование нацистскому террору на захваченных территориях: первый - от 13 мая 1941 года о военной юрисдикции в зоне осуществления плана «Барбаросса», второй — от 19 мая 1941 года о принятии на территории Советского Союза строгих и решительных мер против большевистских агитаторов, партизан, саботажников и евреев; третий — от 6 июня 1941 года, известный как «приказ о комиссарах». В этих документах подчеркивалось, что как гражданские, так и военные лица, подозреваемые во враждебных действиях, (в первую очередь коммунисты, политкомиссары и евреи), подлежат расстрелу без суда и следствия.

Летне-осенняя военная кампания 1941 года не внесла каких-либо серьёзных изменений в формулировки оккупационных средств массовой информации по национальному вопросу. Перспектива «возрождения» как России, так и русского народа связывалась лишь с победой Германии в этой войне¹⁴.

Советская сторона оказалась не готова противостоять фашистской пропаганде в данном вопросе. Завесь 1941 год практически не было предпринято ни одной акции партизан и подпольщиков, направленной на борьбу с национал-шовинизмом.

Одним из лозунгов 1941 года, обращенных нацистами и к населению занятых областей России, захватчики провозгласили следующее заявление: «Жиды — это наше несчастье!»¹⁵.

Еврейскую нацию обвиняли в том, что:

1) эта война была развязана по её инициативе;

2) она является нацией-паразитом, живущей за счёт других;

3) евреи, захватив власть в России, создали советскую тюрьму народов¹⁶.

Вывод из всего этого делался следующий: «Конец жидам — это будет конец войне»¹⁷.

Геноцид против евреев нацисты могли осуществлять лишь при содействии или хотя бы при сочувственном отношении к этим акциям со стороны местного населения. Поэтому не было ни одного направления в идеологическом воздействии на жителей России, оказавшихся под немецкой оккупацией, в котором бы не присутствовали антисемитские сюжеты. Основная задача этой политики заключалась в том, чтобы доказать: у немцев и русских есть общий враг — евреи. В Псковской газете «За Родину» в течение всех лет оккупации существовала рубрика «Беседы с Домной Евстигнеевной», где носителем исконной народной мудрости выступала деревенская богобоязненная старушка. Из номера в номер в ее уста коллаборационистскими журналистами вкладывались следующие мысли: «Потерял народ наш разум, когда жидовских вшей себе за шиворот пустил. Вот они его и объели. Ну, да война выучит, жидовскую храбрость мы знаем. Немец ему в печенку въелся, вот он русский народ и гонит на убой за свои жидовские интересы»¹⁸.

Истребление еврейского населения на оккупированной территории России началось с первого дня прихода немцев и не прекращалось вплоть до их изгнания. Эти акции делились на три периода: 1) С начала оккупации до зимы 1941–1942 года. (Уничтожались коммунисты, комсомольцы и активисты. Все еврейское население бралось на учет и сгонялось в гетто.)

2) С весны 1942 года до конца 1942 года. (Массовое уничтожение еврейского населения.)

3) С начала 1943 года до отступления нацистов с оккупированных территорий. (В этот период уничтожали всех оставшихся евреев, в том числе и тех, кто выполнял оборонные работы для нужд вермахта.)

Для «окончательного решения еврейского вопроса» нацисты создали четыре оперативные группы — айнзацгруппы СС (Einsatzgruppen), подчиненные непосредственно второму человеку в иерархии СС — Гейдриху. Каждая из них насчитывала от 500 до 900 солдат — всего 3000 человек.

В начале июня 1941 года Гейдрих собрал командиров айнзац-групп и сообщил им, что Гитлер приказал уничтожить на территории Советского Союза всех евреев и руководящий состав коммунистической партии и что их задачей является выполнение данного приказа¹⁹.

Немецкая армия и военная администрация, созданная на захваченных территориях, согласно приказам верховного командования, проводили антисемитскую политику и оказывали помощь оперативным группам СС в их действиях. В некоторых местах приказы о явке евреев на определенные пункты (якобы для высылки или направления на работу, а на самом деле для поголовной ликвидации) издавались немецкой городской или районной военной администрацией. Имели место случаи, когда военная администрация требовала от айнзацгрупп ускорить уничтожение евреев, ибо рассматривала их как элемент, угрожающий безопасности, и как лишнюю экономическую нагрузку. Так было в Симферополе, Джанкое в Крыму и во многих других местах²⁰.

В некоторых городах военная администрация какое-то время сохраняла небольшие группы евреев — иногда десятки, иногда сотни специалистов, выполнявших для немцев определенные работы. Их содержали в трудовых лагерях и тюрьмах, где они подвергались издевательствам, страдали от голода и болезней. Рассматривая «еврейский вопрос» с немецкой пунктуальностью, нацисты выработали целый комплекс различных законов, распространив их действие с территории III Рейха на все оккупированные вермахтом территории.

До начала XX века в большинстве европейских стран евреем считался человек, исповедовавший иудаизм. Такое правило было и в Российской империи. При крещении иудеи приобретали все права, которыми обладали христиане. Против такого положения в «Mein Kampf» гневно выступил Гитлер: «Еврей охотно пойдет на это. Представители церкви будут радоваться по поводу нового завоеванного сына церкви, а сам этот «сын» — об удавшемся гешефте»²¹.

В первые дни оккупации для населения вышло специальное распоряжение, согласно которому евреем считался тот, кто происходил, по меньшей мере, от трех дедушек или бабушек, которые в расовом отношении являлись чистокровными евреями. К евреям относились и те, кто происходил от одного или двух дедушек или бабушек, чистокровных евреев, а также тот, кто а) принадлежал к еврейской религиозной общине; б) на ²² июня 1941 года или позже состоял в зарегистрированном или незарегистрированном браке с евреем или еврейкой.

В случае сомнения нацисты сами решали по своему усмотрению, кто является евреем, опираясь на эти директивы.

Немецкое военное командование, при участии коллаборационистов, должно было немедленно обеспечить следующее:

«а) евреи в соответствии с приказом должны зарегистрироваться: сообщить фамилию, пол, возраст и адрес. Источником сведений для регистрации могут служить записи еврейской общины, а также сообщения надежных местных жителей;

б) должно быть издано распоряжение о ношении евреями постоянных и ясно различимых опознавательных знаков — желтых шестиконечных звезд, по меньшей мере 10 см в поперечнике, на левой стороне груди и на середине спины;

в) евреям запрещается:

1. Выезжать из своей местности или менять место жительства без разрешения гебитскомиссара или штадтскомиссара.

2. Пользоваться тротуарами, общественным транспортом, автомобилями.

3. Пользоваться местами и заведениями отдыха (курорты и плавательные бассейны, парки и парковые зоны, игровые и спортивные площадки).

4. Посещать театры, кинотеатры, библиотеки и музеи.

5. Посещать школы любого типа.

6. Владеть автомобилями и радиоприемниками.

7. Производить кошерный забой скота»22.

Согласно новым распоряжениям, еврейские врачи и дантисты могли лечить или консультировать только еврейских пациентов. Еврейским аптекарям разрешалось заниматься своей профессией только в гетто и в лагерях в той мере, в какой в них ощущалась потребность. Еврейским ветеринарам запрещалось заниматься своей профессией.

Также был издан список «запрета на профессии для лиц еврейской национальности». К ним относились:

1. Адвокатура.

2. Банковская деятельность и обменные операции, ростовщичество.

3. Посредничество и организация агентств.

4. Торговля недвижимостью.

5. Торговля вразнос.

Имущество, принадлежащее евреям, подлежало конфискации. В первую очередь изымались:

а) местные денежные знаки и иностранная валюта;

б) ценные бумаги;

в) ценности всякого рода (монеты, золотые и серебряные слитки, другие драгоценные металлы, ювелирные изделия, драгоценные камни и т. п.)²³.

Для поддержания своего существования еврейское население могло сохранить предметы домашнего обихода для удовлетворения минимальных потребностей (мебель, одежда, постельное белье); сумму денег из расчета 0,2 рейхсмарки (2 рубля) на каждого еврея — члена семьи в день.

Для обеспечения жесткого контроля за еврейским населением в директивах германского командования выдвигались следующие требования:

а) сельская местность должна быть очищена от евреев;

б) евреи должны быть удалены из всех видов торговли, особенно из торговли сельскохозяйственными продуктами и продовольствием;

в) евреям должно быть запрещено проживание в местностях, имеющих экономическое, военное или идеологическое значение, а также в курортных местностях;

г) насколько возможно, евреи должны быть сконцентрированы в городах или в районах больших городов, население которых и прежде было преимущественно еврейским. В них должны быть созданы гетто, и евреям должно быть запрещено покидать эти гетто²⁴.

На оккупированной территории России наиболее крупное гетто было образовано в Смоленске. В некоторых городах, например, в Орле, евреев поселяли в дома, находящиеся в разных районах города. Но во всех случаях они находились под постоянным контролем со стороны нацистов и их пособников.

Находившиеся в гетто люди могли получать лишь столько продуктов, сколько могло им выделить остальное население, но не более, чем было необходимо для поддержания их существования. Жители гетто улаживали свои внутренние дела при помощи собственных органов управления. Всякий, желавший пройти на территорию гетто, предварительно получал на это разрешение от германских властей.

В первое время трудоспособные евреи привлекались к принудительным работам. При этом специально оговаривалось, что «оплата труда не должна соответствовать выработке, но лишь поддерживать существование работника и нетрудоспособных членов его семьи с учетом и других средств, имеющихся в его распоряжении».

Полная изоляция гетто обеспечивалась русской полицией, набранной из местного населения. Часто именно полицейские по приказу нацистов выполняли самую грязную работу. Так как город Старая Русса в 1941 года находился в прифронтовой зоне, «окончательное решение еврейского вопроса» было решено провести в самые сжатые сроки. Евреи, жители города Старая Русса, в октябре были все одновременно арестованы. Аресты проводила немецкая жандармерия при активном участии русской полиции. В декабре все арестованные были расстреляны. Все их вещи конфисковывались в пользу оккупантов, однако часть из них была позднее передана городской управе для поощрения наиболее активных работников²⁵.

Помня слова фюрера о том, что «евреи являются крысами», в некоторых местах их уничтожали под видом «дезинфекции». Так, в сентябре 1941 года в гетто Невеля немецкие врачи установили вспышку чесотки. Во избежание дальнейшего заражения были расстреляны 640 евреев и сожжены их дома²⁶.

О трагической судьбе Смоленского гетто известно очень мало — до нас дошло относительно небольшое количество документов — хотя оно являлось одним из самых крупных на территории России. Так, в фундаментальном сборнике документов и материалов «Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944)», изданном в Яд Ва-Шем (Национальный Институт Памяти жертв нацизма и героев Сопротивления, Иерусалим), рассказ о Смоленском гетто имеет следующий заголовок: «Из показаний неизвестного, отрывок без начала»²⁷. Но автору данной работы удалось обнаружить в архиве Смоленского Управления ФСБ полный рукописный текст этого материала. Он принадлежит профессору Борису Васильевичу Базилевскому²⁸.

Согласно вышеуказанному документу в Смоленске в конце июля 1941 года комендант города фон Швец издал распоряжение о создании гетто. Для этого выделялся район «Садки». Все русское население, проживавшее там, должно было переселиться в другие части города. На их место под конвоем немецких жандармов пригоняли евреев. Люди при этом подвергались всяческим оскорблениям и унижениям. Им не давали транспорта, и они должны были перевозить на ручных тележках и переносить на руках свой скарб. На переселение выделялся только один день — 3 августа 1941 года²⁹.

Старостой (или старшиной гетто) комендатура назначила известного в Смоленске дантиста доктора Пайсона. В беседах с русскими людьми, которые хоть как-то пытались помочь попавшим в беду землякам, он неоднократно жаловался на то, что осознает маловероятность благополучного исхода для узников гетто³⁰.

Но не все смоляне сочувственно относились к узникам гетто. Так, главный врач при Смоленском городском управлении К. Е. Ефимов издал приказ. Согласно ему все медицинские работники при осмотре больных должны были указывать в карточках: «наличествует крайняя плоть» или «отсутствует крайняя плоть». Второй диагноз означал, что обследуемый человек является евреем. Об этом факте следовало немедленно сообщать в соответствующие немецкие органы³¹.

Доносили и рядовые граждане. Так, доктор В. С. Раевский рассказывал своим знакомым: «Видя, что от меня может ускользнуть перспективная должность врача-венеролога, я, будучи у штабного врача немецкой комендатуры Дезе, проинформировал его о своих познаниях в области венерологии и тогда же отрицательно отозвался о заведующей кожно-венерологическим диспансером Анне Захаревич, сказал Дезе, что она еврейка»³². Врача А. И. Захаревич после этого отстранили от работы и отправили в гетто, где она вскоре была расстреляна. Арестованный летом 1944 года советскими органами государственной безопасности Раевский заявил на допросе: «Рассказав Дезе о Захаревич как о еврейке, я цели предательства Захаревич не преследовал. В данном случае я просто хотел обеспечить себе работу по специальности»³³.

На гетто нацисты наложили специальные налоги. По ним еврейское население должно было снабжать солдат вермахта теплой, в особенности меховой одеждой. Поборы велись немецким жандармами и русскими полицейскими с неописуемой грубостью. Очень часто одежда срывалась прямо с людей, которых избивали. Причем фашистов и их пособников нисколько не интересовало, кто перед ними — женщина, старик или ребенок.

Ни один из узников гетто не имел права на продовольственный паек. На вопрос доктора Пайсона: «Как нам кормить наши семьи?» — комендант города ответил, что подобные мелочи его не интересуют³⁴.

Что касается работоспособных, то они, занятые на разборке и уборке улиц, с ноября 1941 года стали получать скудный хлебный паек — 200 граммов хлеба. Иногда им давали баланду. Все евреи носили на рукавах желтые звезды Давида. За разговоры с русскими их жестоко избивали. В июне 1942 года бургомистр города Меньшагин приказал евреям принести в городскую управу 7000 рублей золотом³⁵.

15 июля 1942 года Смоленское гетто было ликвидировано. Этой акцией руководил заместитель бургомистра Гандзюк (член партии НТСНП) 1200 человек (по другим данным 2000)³⁶ были уничтожены различными способами — расстреляны, забиты насмерть, отравлены газами. Детей сажали в автомашины отдельно от родителей и увозили, применяя к ним газы. Взрослых отвозили в деревню Магдаленщина Смоленского района, где заранее были вырыты ямы. Людей в них толкали живыми там их и пристреливали. Наибольшую активность при этом проявлял полицейский Тимофей Тищенко. Он возил узников гетто на расстрел, снимал с них одежду и распределял ее среди своих работников. За одежду, снятую с убитых, получал водку и продукты. Через месяц газета «Новый путь» поместила о нем материал «Образцовый страж порядка»³⁷.

Всех жителей города потрясло это варварство. Многие из тех, кто относился к немцам без ненависти и изначально поддался антисемитской пропаганде, сделались убежденными противниками фашистских порядков.

Как уже отмечалось, на советской территории оккупационные немецкие власти считали евреем и уничтожали тех, у кого один из родителей был евреем. Детей, родившихся от смешанных браков, силой отбирали у матерей и уничтожали. В Смоленском округе в марте-апреле 1943 года была проведена акция против детей, родившихся от смешанных браков. Русских матерей уничтожали вместе с детьми. Местному населению объяснялось, что смешение славянской и еврейской крови дает «самые ядовитые и опасные всходы»³⁸.

В1942 году немецкая армия, захватив территории на юге России и в Крыму, немедленно уничтожила местных евреев, а также беженцев из западных районов, не успевших эвакуироваться. Приказом военного коменданта города Кисловодска от 9 сентября 1942 года 2000 евреев были вывезены поездом на станцию Минеральные Воды и расстреляны. Там же ликвидировали доставленных поездами евреев из Пятигорска и Ессентуков. Всего в Минеральных Водах было убито 6000 евреев. В Ростове-на-Дону, захваченном немцами вторично в конце июля 1942 года, уже 11 августа 1942 года было уничтожено все еврейское население города. По данным горсовета, за время оккупации, по 13 февраля 1943 года, в Ростове-на-Дону было убито 15 000-16 000 евреев. После 11 августа 1942 года немцы при ликвидации ростовских евреев иногда применяли душегубки. Евреи Ставрополя были убиты 15 августа 1942 года. Керчь была оккупирована 15 мая 1942 года, и спустя несколько дней было расстреляно около 2000 евреев. В Крыму немцы убивали не только евреев, но и крымчаков, которых отождествляли с евреями, однако не трогали караимов, полагая, что по расовому происхождению они не евреи. На Северном Кавказе пострадали лишь немногие из проживавших там горских евреев, ибо оккупация продолжалась считанные месяцы. Немцы колебались, считать ли горских евреев с расовой точки зрения евреями, но прежде чем пришли к решению, были изгнаны из этого района советской армией.

В Феодосии евреев в морозную погоду вывезли в поле, приказали всем раздеться догола и несколько десятков человек заставили лечь на дно земляного рва. Затем их расстреляли, засыпали трупы слоем земли, поверх него вновь уложили голых людей и вновь открыли огонь из автоматов. Так продолжалось до тех пор, пока ров не был заполнен. В Курске евреев расстреливали немецкие солдаты, переодетые в красноармейское обмундирование. Расстрелы фотографировались офицерами. 10 января 1942 года в Ивне Курской области немцы публично расстреляли 36 еврейских женщин и детей³⁹.

Развивая в 1942 году свой тезис о том, что евреи являются виновниками данной войны, фашисты повсеместно развернули погромную антисемитскую агитацию и пропаганду. Евреи обязаны были носить на одежде особые знаки: во Пскове и Острове на спине и груди жёлтые и белые кресты, в других местах — повязки на рукавах. По решению военных властей в гетто выдавалось по сто граммов хлеба в день на человека, при этом за малейшую провинность изымалось и это. Во Пскове, Дно и Острове были полностью уничтожены (расстреляны и повешены) все мужчины, юноши и мальчики еврейской национальности⁴⁰.

В Порхове весной 1942 года было забито насмерть палкой больше 20 человек из местного гетто карателем «Васей-скобарем». Под этой кличкой скрывался Василий Васильевич Васильев. После войны он смог эмигрировать в Канаду, в Торонто. Там успешно занимался бизнесом. Не исключено, что его первоначальный капитал составили вещи, которые он награбил у мирных советских граждан. Скончался преуспевающий предприниматель в 1989 году⁴¹.

Лишь незначительное число из узников гетто удалось спасти советским подпольщикам путём отправления их в партизанские отряды⁴².

Такому же массовому истреблению, согласно установкам нацистского руководства, подлежали и цыгане. Уже с конца лета 1941 года на них начинается охота. Зондеркомандам рекомендовалось уничтожать их сразу, «не засоряя тюрьмы»⁴³.

Эта политика велась целенаправленно. На протяжении всего периода оккупации районные управления получали распоряжения от немецких оккупационных властей, в которых писалось о том, что «если на территории вашей волости будут обнаружены кочующие цыгане, то вы обязаны лошадей отобрать и передать их гражданам селений, нуждающимся в лошадях, а цыган направить в ближайшую комендатуру для привлечения их к работе»⁴⁴. Но в комендатуре арестованные цыгане долго не задерживались. Их уничтожение мотивировалось нежеланием и неспособностью последних выполнять любую работу⁴⁵.

Подобные античеловеческие акции оккупантов позволили силам сопротивления развернуть активную деятельность по вопросу освещения мирного и братского сосуществования различных народов в Советском Союзе. Населению убедительно показывалось на примере отношения нацистов к евреям, что то же самое ждёт после войны и русский народ, если он не даст решительный отпор захватчикам уже сейчас⁴⁶.

После выявления евреев, коммунистов и комиссаров к концу осени 1941 года немцы на некоторое время прекратили разделять попавших в плен красноармейцев на отдельные национальные группы.

В декабре 1941 года нацисты вновь активизировали работу по усилению национальной розни среди пленных. Ю. В. Галь вспоминал: «Украинцев стали размещать в отдельном бараке, их не гоняли на работу и обещали, что из них будут вскоре комплектовать отряды полиции для оккупированных городов, в частности для Пскова. Казаки в лагере имели привилегированную работу — на бойне. Они были сыты, а излишками мяса спекулировали в лагере. Балтийские народы также получили привилегии. Они употреблялись только на внутрилагерных работах, а весной 1942 года их отпустили домой — в Эстонию, Латвию и Литву. Русских использовали на самых тяжелых работах: погрузка снарядов на железной дороге, рытье канав, строительство укреплений»⁴⁷.

Стабилизация советско-германского фронта на севере и в центре весной 1942 года и последовавший за этим отвод немецких частей в тыл на отдых и переформирование на некоторое время ослабили силы сопротивления. Нацисты, в свою очередь, не доверяя во многом русскому населению, вынуждены были искать потенциальных союзников как в жителях Прибалтики, так и в финских и эстонских деревнях на территории Северо-Запада РСФСР. Оккупационная администрация издала распоряжение, из которого следовало, что представители национальных меньшинств, пострадавшие от коммунистов, облагаются сниженным налогом. На сараях эстонских и финских дворов вывешивались объявления на немецком языке: «Реквизировать следующим отрядам строго воспрещается!»⁴⁸. Поскольку план поставок обычно распределялся по районам, вся тяжесть дополнительных реквизиций перекладывалась на соседние русские хозяйства⁴⁹.

С весны 1942 года начался процесс вербовки немцами бывших репрессированных и особенно из финского, латышского и эстонского населения Ленинградской области агентов для борьбы с подпольщиками⁵⁰. В ряде районов захватчики пошли на вооружение групп эстонской молодёжи для борьбы с партизанским двиением. Подобные «силы самообороны» были обязаны задерживать подразделения народных мстителей до подхода немецких подкреплений⁵¹.

В 1942 году Гитлер был решительно против призыва в армию жителей Прибалтики для использования их на Восточном фронте. В феврале из Берлина в Ригу пришла депеша следующего содержания: «Фюрер не желает никаких воинских соединений из Прибалтики для использования их на фронте, так как после войны это привело бы к политическим требованиям с их стороны. Кроме этого, для этих целей нет оружия. Однако следует формировать возможно большее количество охранных батальонов для несения службы на оккупированной русской территории»⁵².

После неудачной попытки создать карательные отряды из русского населения для очистки лесов от партизан, немцы для этой цели стали использовать финнов и эстонцев, которые оказывали им активное содействие. Как признавали представители советского сопротивления, «партизанам появляться в деревнях, где есть хоть один финн или эстонец, рискованно»⁵³.

В некоторые населенные пункты немцы приезжали со списком, составленном эстонцами из данной деревни, в который были включены все ушедшие в партизаны и коммунисты. В 1942 году в Кингисеппском районе Ленинградской области действовал специальный карательный отряд эстонцев — кайтселитовцев из Нарвы численностью до двух тысяч человек. Отряды из местных эстонцев были меньше, в них входило 69–80 человек. Они обычно действовали в районе своего постоянного проживания⁵⁴.

Работая с финно-угорским населением, представители фашистских пропагандистских служб разъясняли, что видят в нём потенциального союзника. Эстонцам было обещано, что после войны Кингисеппский и Псковский районы войдут в состав «Великой Эстонии»⁵⁵.

Конечно, далеко не все представители прибалтийских национальностей встали на путь активного сотрудничества с нацистами. Но сам факт, что именно их гитлеровцы рассматривали в качестве «союзного населения» на Северо-Западе России, можно объяснить рядом причин.

Во-первых, необоснованными массовыми репрессиями по национальному признаку, которые проводились в Советском Союзе в 30-е годы.

Во-вторых, Эстония, Латвия и Литва вошли в состав СССР только в 1940 г. Многие граждане этих государств в потере своей национальной независимости обвиняли Сталина. Поэтому немецкие войска встречались ими как освободители.

В-третьих, немецкие разведывательные и пропагандистские службы имели здесь хорошо подготовленную агентурную сеть из местного населения.

В городах имели место факты предоставления преимуществ украинцам перед русскими. В основном они выражались в обещаниях и подачках во время вербовки в карательные отряды. Нацисты усиленно распускали слух о том, что на Украине создаётся национальное украинское правительство и что в скором времени все желающие будут отправлены домой для «установления жизни по-новому»⁵⁶. При этом заявлялось, что «первым долгом каждого честного украинца является беспощадная борьба с жидо-большевизмом и московским империализмом — главными врагами независимого украинского государства»⁵⁷. Эта «борьба» часто сводилась к участию в самых жестоких карательных акциях. Иногда даже члены СС брезговали выполнять ту «работу» (например, уничтожение женщин и детей в гетто), которую проделывали «украинские шуцманы»⁵⁸.

20 июня 1942 года, выступая перед своими подчиненными, рейхсляйтер Альфред Розенберг заявил: «Надо прилагать все усилия, чтобы вызвать национальное сознание украинцев. Надо способствовать появлению литературы о борьбе украинцев. Также следует поддерживать культ их вождей — гетмана Хмельницкого, Мазепы. И, наконец, на более позднее время можно иметь в виду и организацию политического движения, что-нибудь вроде «Свободного украинского казачества»⁵9.

Немецкая пропаганда, вовлекая украинцев для участия в карательных акциях на территории России, не скупилась на обещания, описывая будущие границы независимого Украинского государства. В него должны были войти Крым, Курск, Воронеж, Тамбов и Саратов⁶⁰.

В марте 1942 года в Берлине под покровительством министерства Розенберга состоялась конференция «Задачи науки на Востоке». На этой конференции с большим докладом на тему «Проблемы народностей Востока» выступил профессор Герхард фон Менде. Он заявил, что война против Советского Союза поставила перед германской наукой совершенно новые задачи, поскольку армия и германские гражданские власти на оккупированной территории столкнулись с населением, которое до войны оценивалось как абстрактный противник, и можно было отвлеченно судить о его военном или экономическом потенциале, а не о национальном составе. Он также отметил следующую общегерманскую тенденцию: как до войны, так и в ее первые месяцы, в Германии господствовали весьма смутные представления о народах Советского Союза, который виделся страной с единым русским населением или же напротив страной с глубокими национальными противоречиями⁶¹.

В том же 1942 году в Германии начала издаваться книжная серия «Библиотека восточных территорий», в которой выходили не только брошюры, посвященные отдельным районам и областям СССР, но и отдельным народам, в частности, книга «Народы восточных территорий» под редакцией Г. Ляйббрандта.

С1942 года восточные и тюркские народы в национал-социалистической пропаганде постепенно «реабилитируются». А. Даллин считает, что все началось с того, что Гитлер в своей речи от 26 апреля 1942 года причислил восточные народы к борющимся с мировым врагом — большевизмом⁶². Подобный ход нацистского руководства можно объяснить, с одной стороны, стремлением найти новых союзников в затянувшейся войне с Советским Союзом, а с другой — планами наступления вермахта весной-летом 1942 года на его южной территории.

Германское командование по мере продвижения вермахта к Кавказу летом 1942 года, стремясь внести раскол в советское общество по национальному признаку, издало ряд распоряжений и инструкций по общению немцев с местным нерусским населением. В одном из приказов командования группы армий «Юг» предписывалось следующее:

1. Уважать собственность горских народов. Изъятия проводить только за плату.

2. Все мероприятия, обусловленные войной и касающиеся горцев, следует обосновывать.

3. Уважать честь кавказских женщин.

По всему Северному Кавказу нацисты распространяли листовки, обращенные к черкесам, ингушам, карачаевцам, чеченцам. В одной из этих прокламаций, обращенных к «свободолюбивым народам Кавказа», говорилось: «Горец! У тебя теперь есть своя власть. Твои права охраняет доблестная германская армия. Люби эту власть, люби германского воина, который, как орел, перелетел снеговые горы, чтобы освободить тебя и твоих братьев. Живи счастливо, хозяин гор! Пусть благословен будет твой труд и твоя сакля»⁶³.

Параллельно началось формирование вспомогательных войск из лиц татарского и кавказского происхождения. Кроме военной, важное место занимала идеологическая работа с новобранцами. На учебных курсах обсуждались следующие темы:

1. Национал-социализм рассматривает нацию как творение Бога, а большевики стремятся к национальной неразберихе.

2. Германия обеспечит татарскому (или чеченскому, или карачаевскому — в отличие от национальной принадлежности немецких союзников — Б. К.) народу свободное развитие собственной культуры, не посягает на старинные обычаи и привычки.

3. Германия обеспечивает полную религиозную свободу.

4. Советская система за время своего существования постоянно лишала татарский народ лучших его сил.

5. С Турцией Германию связывает старое братство по оружию со времён мировой войны. И сегодня Турция своими политическими и хозяйственными интересами привязана к Германии⁶⁷.

Пропагандистские службы вермахта получили из Берлина специальное указание, в котором говорилось: «Бессмысленно обращаться с пропагандой ко многим племенам сразу. Смешанный добровольческий корпус тогда не будет боеспособным. Нужно сформировать отдельные подразделения грузин, армян, черкесов, кабардинцев и т. д.»⁶⁵.

В Крыму во всех горных деревнях немецким командованием создавались из татарских добровольцев отряды по борьбе с партизанами во главе с немецкими и румынскими инструкторами. Все, состоящие в этих отрядах, получали румынскую и немецкую форму и оружие, захваченные немцами при отходе Красной Армии.

Орган крымско-татарских националистов газета «Азат Крым» («Освобождённый Крым»), выходившая два раза в неделю в Симферополе, призывала местное население активизировать борьбу с большевиками и евреями, которые «разрушили нашу прекрасную родину, растоптали всю нашу культуру, резали и вешали наши национальные кадры..»⁶⁶.

Нацисты не возражали против тезиса о том, что первоочередной задачей крымских татар является возрождение их нации. При содействии немецкого командования стали организовываться мусульманские комитеты в городах и районных центрах Крыма.

На собраниях населения ставились вопросы о создании добровольческих дружин для борьбы с партизанами, а также о помощи бедноте, старикам и семьям красноармейцев, многодетным семьям. Газета «Азат Крым» называла эти собрания «проявлением симпатии крымско-татарского народа к новому порядку»⁶⁷.

Еще в феврале 1942 года рейхсминистерство по делам восточных оккупированных территорий разработало проект организации Национального союза за свободу Отчизны с отделениями в наиболее крупных городах центральной России: Орле, Смоленске и Брянске⁶⁸. Но нацистское руководство в тех условиях не посчитало необходимым использование русского населения в качестве вооруженного союзника. Оно пока еще рассчитывало в основном на свои собственные силы. Даже на пропагандистских курсах для коллаборационистов лекторам не рекомендовалось употреблять слово «Россия». Дело касалось и мелочей. Мотивируя тот факт, что на берегах Волги проживают многие народы, в песне «Волга, Волга, мать родная, Волга — русская река», слово «русская» в песеннике, изданном для населения оккупированных районов, было заменено на «мощная»⁶⁹.

С весны 1943 года, в условиях коренного перелома в войне, изменился национальный состав сил, используемых нацистами в борьбе против партизан. В ходе вербовки в добровольческие вспомогательные отряды и Русскую освободительную армию в рядах карателей стали доминировать русские и украинцы при офицерском составе из немцев⁷⁰.

В условиях, когда нацисты предприняли попытку развязать на оккупированной территории гражданскую войну, особое значение приобрело сплочение всех наций в борьбе против фашизма и его идеологии.

Основную тяжесть в противостоянии оккупационных служб и сил сопротивления нацисты в 1943 году переложили на власовцев. В апреле генерал А. А. Власов сделал «Заявление по национальному вопросу»⁷¹. Оно послужило основой для всех выступлений коллаборационистских пропагандистов по проблеме межнациональных отношений в России. Ostpropzug, курирующий соответствующие структуры в РОА, разработал основные тезисы, на которых должна была базироваться «новая русская национальная политика»⁷². Она содержала следующие утверждения:

1) Дореволюционная царская Россия строилась по принципу угнетения национальностей и была тюрьмой народов.

2) Власть в СССР ничем не отличается от своего предшественника, более того, главным угнетённым теперь стал сам русский народ.

3) Новая Россия, союзная Германии, уничтожит любые проявления национального гнёта над населяющими страну народами.

4) Каждый народ получит национальную свободу, вплоть до права самоопределения⁷³.

Осуществление этих планов связывалось с победой Германии и уничтожением власти Сталина, «без чего немыслимо счастье любого из народов страны»74.

Движение РОА было построено, согласно заявлениям её функционеров, на принципах интернационализма и антибольшевизма⁷⁵. В условиях активизации партизанского движения и успешных наступательных операций Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны подобная политика легко разоблачалась силами сопротивления, которые резонно отмечали невозможность сосуществования фашизма и интернационализма⁷⁶.

Летом 1943 года на оккупированной территории Ленинградской области появились листовки и воззвания РОДа — Русского освободительного движения. В отличие от РОА оно объявило себя «носителем национализма и русского национального сознания»⁷⁷. РОД ставило перед собой следующие задачи:

1) возрождение мононационального русского государства;

2) борьба с интернационалистскими элементами внутри народа⁷⁸.

В связи с тем, что после победы советских войск под Курском и Белгородом на Северо-Западе РСФСР началась подготовка к всенародному вооружённому восстанию в тылу врага, пропагандисты РОА, и тем более РОДа, не смогли вести свою подрывную деятельность на значительной части территории. Все их попытки выйти за пределы крупных фашистских гарнизонов пресекались партизанами в самом начале⁷⁹.

Дефицит сил заставил службы вермахта активно привлекать к борьбе с сопротивлением так называемые «национальные подразделения». Против народных мстителей были выставлены, кроме немцев и РОА, части, сформированные в Прибалтике, а также из бывших военнопленных — украинцев, азербайджанцев, армян и др.⁸⁰.

Коллаборационистские воинские формирования строились, как правило, по национальному признаку. Хотя Украинский легион, который находился в деревне Старь Орловской области и городе Рославль Смоленской области состоял из русских. Но их фамилии переделывались на украинский лад. Так, легионеры Иванов и Васильев, перешедшие на сторону партизан, сообщили, что находясь на немецкой службе они носили фамилии Иваненко и Василенко⁸¹.

К этому периоду практически все партизанские бригады обладали полиграфической базой. Это позволило им оперативно начать выпуск листовок к представителям тех национальностей, вооружённые формирования которых находились в сфере их деятельности. Посильную помощь в работе над ними оказали перебежчики. В сентябре-декабре были выпущены воззвания как на русском языке, так и на языках легионеров (в том числе написанные от руки из-за отсутствия подходящего шрифта): «К братьям-латышам», «К армянам в легионе «Армения», «К азербайджанцам, состоящим на службе у немецких захватчиков», «К русским, украинцам, белорусам, казахам, татарам, азербайджанцам, состоящим на службе у немецких разбойников»⁸².

Работа по разложению союзных вермахту формирований на Северо-Западе РСФСР курировались Ленинградским штабом партизанского движения и ей придавалось большое значение.

В октябре в бригадных типографиях был отпечатан приказ штаба партизанского движения «Всем русским, украинцам, белорусам, латышам, эстонцам, литовцам, азербайджанцам и другим, состоящим на службе в немецкой армии». Он призывал: «Перебить немецких офицеров, разгромить военные объекты Пскова, Луги, Порхова, вывести из строя промышленные предприятия и средства транспорта, захватить оружие и, выполняя это задание, перейти к партизанам»⁸³.

За осень 1943 года только в партизанские бригады Ленинградской области явилось с оружием более 4 тыс. бойцов и офицеров из национальных легионов⁸⁴.

Реальный успех советской пропаганды можно объяснить рядом причин:

а) военными успехами Красной Армии и партизан;

б) неверием в мощь фашистской Германии;

в) разоблачением самими же перебежчиками нацистского утверждения о том, что «всех предателей партизаны уничтожают»;

г) тем, что большинство легионеров были набраны в лагерях военнопленных, и служба Гитлеру виделась им тогда как единственная альтернатива голодной смерти;

д) показом в советских прокламациях интернационального характера борьбы народов СССР против общего врага с подобными призывами: «Гитлер думал посеять вражду между народами и проглотить их поодиночке. В дружбе народов нашей страны наша непобедимость!»⁸⁵

Национальный вопрос с самого начала занял видное место в идеологии германского фашизма. Крайний национализм, согласно положениям которого исключительными правами обладает лишь немецкая нация, способствовал циничному подходу нацистов к решению проблемы межнациональных отношений на оккупированной территории. Если антиеврейская кампания фашистов имела первоначально преимущественно внутригерманский адрес, то антиславянская струя в фашистском расизме была ориентирована на «внешние объекты».

Оккупировав часть территории СССР, нацисты стремились посеять раздор между представителями различных наций. Это делалось, с одной стороны, для ослабления сопротивления захватчикам, а с другой — с целью физического уничтожению части местного населения. Всё это, по замыслу фашистов, должно было способствовать освобождению жизненного пространства «Великой Германии» от нежелательного национального элемента.

Однако оккупантам за время своего хозяйничанья в западных областях РСФСР не удалось разыграть национальную карту в том объеме, на который они рассчитывали. Их запоздалая ставка на русский национализм провалилась. Советский народ в экстремальных условиях войны показал свою жизнеспособность.

Примечания

1 Цит по: Гилязов И. А. На другой стороне (Коллаборационисты из поволжско-приуральских татар в годы второй мировой войны). Казань, 1998. С. 18.

2 Пфеффер К. Немцы и другие народы во второй мировой войне // Итоги второй мировой войны: Сб.: М., 1957. С. 505.

3 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 46436. Л. 15.

4 Датнер Ш. Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во второй мировой войне. М., 1963. С. 147.

5 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 11.

6 Там же. Л. 11.

7 Там же. Л. 19.

8 Палачи. Из тайных архивов спецслужб рейха// Военно-исторический журнал. 1990. № 6. С. 30.

9 Рутковский М. А. Тень свастики над Балтией. Ярославль, 1993. С. 33.

10 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 50.

11 Там же. Д. 102. Л. 30.

12 АУФСБНО. Д. 2 А/1084. Л. 9.

13 Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944). Иерусалим, 1992. С. 3

14 ЦГИ АПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 133. Л. 9.

15 Там же. Д. 131.Л.З.

16 Там же. Д. 133.Л.9.

17 Там же. Д. 131. Л. 14.

18 За Родину (Псков). 1942.12 апреля.

19 Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944). С. 5.

20 Там же. Л. 15.

21 Гитлер А. Mein Kampf. С. 260.

22 Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944). С. 47–48.

23 Там же.

24 Там же. С. 49.

25 АУФСБНО. Д. 1/6995, Т. 1. Л. 9.

26 Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944). С. 102.

27 Там же. С. 231.

28 АУФСБСО. Д. 9856-С. Л. 20–27.

29 Там же. С. 27.

30 Там же.

31 АУФСБСО. Д. 17567-С. Л. 260.

32 Там же. Л.263.

33 Там же.

34 АУФСБСО. Д. 9856-С. Л. 22.

35 Там же. Л. 23.

36 Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944). С. 19.

37 АУФСБСО. Д. 15342-С. Л. 5.

38 Там же. Д. 9856-С. Л. 23.

39 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

40 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 28.

41 АУФСБНО. Д. 19094, Т. 6. С. 141.

42 Из беседы с комиссаром 5 ПБ Сергуниным И. И. 12 марта 1993 г.

43 National-Socialist extermination policies: contemporary German perspectives and controversies. N. Y., 2000. P. 197.

44 ГАНО.Ф. гИЗ.Оп. 1. Д. 6. Л. 13.

45 АУФСБНО. Д. 16234. Л. 62.

46 Из беседы с комиссаром 5 ПБ Сергуниным И. И, 12 марта 1993 г.

47 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 46436. Л. 15.

48 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 102. Л. 25.

49 Там же.

50 Там же. С. 23.

51 Там же. Д. 201. С. 81.

52 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

53 Там же.

54 Там же.

55 ГАНПИНО. Ф. 1667. Оп. 2. Д. 412. Л. 57–58.

56 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 40.

57 Там же.

58 См.: Dean M. Collaboration in the Holocaust. Crimes of the Local Polise in Belorussia and Ukraine. 1941–1944. N. Y. 2000.

59 Архивная группа Академии ФСБ РФ Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Материалы // Коллекция документов.

61 Гилязов И. А. На другой стороне (коллаборационисты из поволжско-приуральских татар в годы второй мировой войны). СИ.

62 DallinA. GermanRuleinRussia 1941–1945: А stady in occupation Policies. L., 1957,

63 Беликов Г. Оккупация. С. 90.

64 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

65 Там же.

66 Там же.

67 Там же.

68 Kosyk W. The Third Reich and Ukraine. N. Y., 1993. P. 202.

69 Штрик-Штрикфельд В. К. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское освободительное движение. С. 175.

70 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 196. Л. 55–57.

71 ЦГИАПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1278. Л. 23.

72 АУФСБНО. Д. 1/7239. Л. 52.

73 ЦГИАПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1278. Л. 2.

74 Там же.

75 АУФСБНО. Д. 1/7241. Л. 64.

76 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 201. Л. 16–17.

77 ЦГИАПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1278. Л. 18.

78 Из беседы с комиссаром 5 ПБ Сергуниным И. И. 12 марта 1993 г.

79 ГАНПИНО. Ф. 250. Оп. 1. Д. 198. Л. 73.

80 ГАСО. Ф. 8. Оп. 2. Д. 160. Л. 12.

81 ЦГИАПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1743. Л. 11. Д. 1695. Л. 1–3.

82 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп.1. Д. 201. Л. 17.

83 Там же.

84 ЦГИАПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1232. Л. 36.

Глава 2. Обеспечение контроля за населением. Регулирование брачно-семейных отношений

В 1924 году, отбывая пятилетнее заключение (фактически он провел за решеткой всего 8 месяцев. — Б. К.) в крепости Ландсберг за участие в «пивном путче», Адольф Гитлер писал свой основной труд, которому предстояло стать библией национал-социализма — «Mein Kampf». Рассматривая вопросы брака и семьи, он утверждал следующее: «Грехи против крови и расы являются самыми страшными грехами на этом свете. Нация, которая предается этим грехам, обречена…»

…Необходимо понять, что брак не является самоцелью, что он должен служить более высокой цели: размножению и сохранению вида и расы. Только в этом заключается действительный смысл брака. Только в этом его великая задача»¹. Однако вступать в брак и иметь потомство, по мнению национал-социалистов, могли только представители высшей расы.

После прихода нацистов к власти в Германии официальной поддержкой стала пользоваться евгеника — «наука» о расовой гигиене. Она развивалась по двум направлениям: выбраковка «неполноценных арийцев» (умалишенных; лиц, страдающих некоторыми видами хронических заболеваний; преступников-рецедивистов) и определение оптимального количества «унтерменшей», т. е. недочеловеков. К последним относились евреи, цыгане и славяне.

В фокусе мероприятий по «практической заботе о наследственности» находился «Закон о недопущении наследственно больного потомства», принятый 14 июля 1933 года. В порядке резюме авторы закона указали, «что главное содержание данного закона составляют примат и авторитет, которые государство окончательно обеспечило себе в сфере жизни, брака и семьи»².

В этот же день был принят «Закон о борьбе с опасными преступниками-рецедивистами», который предполагал насильственную стерилизацию лиц, совершивших несколько преступлений³.

Если у евгеников центр тяжести учения приходился на наследственно-биологическую «выбраковку», а экономический фактор носил лишь вспомогательный характер, то у «специалистов» института по исследованию проблем труда при Германском трудовом фронте или института по изучению проблем труда на Востоке дело обстояло иначе. При определении «максимально возможной производительности труда на восточном пространстве» назывались цифры «излишнего славянского населения». Они варьировались от 4,5 до нескольких десятков миллионов человек⁴. Окончательно этот вопрос предполагалось решить после того, как Германия установит свой «новый порядок» в Европе.

Однако в условиях начавшихся боевых действий против Советского Союза нацистская пропаганда стремилась внушить мирному населению России, что немецкий солдат несет им не только «освобождение от проклятого ига жидо-большевизма», но и является защитником «исконных русских ценностей, к которым, в первую очередь, относится семья»⁵.

Критикуя семейные устои в СССР в предвоенные годы, оккупационная пресса писала: «Что происходило в Советском Союзе? Вырастало поколение, развращенное с малых лет, привыкшее с пеленок к шпионажу и лишенное всего святого. Недаром идеалом советского молодого поколения был гнусный и омерзительный тип — пионер Павлик Морозов, донесший на родного отца»⁶.

Населению оккупированных областей России внушалось, что «иудо-большевистским властям были наруку такие развращенные семьи: управлять павликами Морозовыми было несравненно легче, чем сильными духом крепкими людьми, выросшими в твердых семейных правилах и устоях. Ликвидируя духовное сословие и разрушая крестьянство, большевики уничтожали тем самым биологическую крепость народа»⁷.

В условиях ведения активной антисемитской пропаганды выдвигался тезис о том, что «одновременно с разрушением русской семьи в Советском Союзе происходило невероятное укрепление еврейских семей. Очень часто евреи женились на русских девушках, а еврейки выходили замуж за русских, но дети, рожденные от этих смешанных браков, не только не были русскими по духу и по культуре, но, наоборот, типичными евреями…

Если бы германская армия не пришла на помощь русскому народу и не освободила его от страшного жидо-большевистского ига, можно с полной уверенностью сказать, что через несколько поколений русский народ окончательно и биологически выродился бы, а его место занял бы выросший на соках славянской крови паразитический Израиль»⁸.

Официально вопросы брачно-семейного права находились в ведении коллаборационистской «новой русской администрации». На словах именно от представителей русского населения выдвигались различные предложения, касающиеся брачно-семейных отношений. Но фактически все эти проблемы находились под жестким контролем нацистских оккупационных служб.

При русских городских управлениях создавались юридические отделы. При них действовали столы записи актов гражданского состояния. К функциям последних относились регистрация браков, рождений и смертей.

В своих действиях они руководствовались различными инструкциями и указаниями, исходившими как от немецких, так и коллаборационистских органов власти. В средствах массовой пропаганды эти документы характеризовались как «правила, упорядочившие брачные отношения и ликвидирующие хаос, вызванный в этой области большевизмом». Они были приняты практически во всех крупных русских городах, оказавшихся под немецко-фашистской оккупацией. Так, во Пскове в начале 1942 года отдел записей актов гражданского состояния получил от городской управы подробную инструкцию о совершении бракосочетания. В ней писалось о том, что «брак не есть обыкновенный договор или просто заявление должностному лицу в обыкновенном смысле. Своим заявлением вступающие в брак обязуются не только жить вместе и поддерживать друг друга, но и основывают совместную жизнь и в духовном отношении. В благоустроенном государстве такая связь не может возникнуть без ведома и содействия государственной власти. А потому здесь необходимо вмешательство государственного учреждения, в данном случае — стола записей актов гражданского состояния»⁹.

Отмечалось, что стол загса должен был охватывать все изменения в гражданском состоянии каждого лица в отдельности. Одна из основных целей стола загса формулировалась следующим образом: «В некоторых случаях брак может быть не разрешен, нежелателен или недопустим в интересах отдельных лиц. Поэтому до заключения брака следует точно установить, может ли быть в данном случае совершено бракосочетание. Если, таким образом, в настоящее время брак является актом выдающегося значения, то и оформление его должно быть совершено соответственно этому значению»¹⁰.

По новым правилам брак признавался действительным только тогда, когда он регистрировался по всем правилам в отделе записей актов гражданского состояния.

Процесс заключения брака предполагал несколько этапов. Прежде всего, желающие вступить в брак подавали соответствующее ходатайство. При этом производилась проверка удостоверения личности. Заведующий столом загса должен был получить точные доказательства правильности показаний брачующихся. Брак не мог быть надлежащим образом заключен, если брачующиеся не могли удостоверить свою личность и происхождение. Таким образом, беженцы, лица, не проживавшие постоянно в данной местности до начала военных действий, граждане, не имеющие документов, не имели права вступать в брак. В одной из инструкций Смоленской городской управы говорилось о том что «данная мера не позволит советским агентам растворяться среди мирного населения нашего округа…»¹¹.

Воспрещались браки:

— Между евреями и лицами других групп населения. К евреям относились лица, исповедующие иудаизм или имеющие в своем роду евреев среди родственников до третьего колена.

— Между единокровными по прямой линии; родными и полуродными братьями и сестрами брачного или внебрачного происхождения.

— Мужчинам до достижения 18 лет и женщинам до достижения 16 лет.

— Лицам, уже состоящим в законном браке.

Если вышеперечисленные причины вскрывались уже после заключения брака, то незаконно зарегистрированный брак объявлялся недействительным, а запись об этом уничтожалась.

Если у чиновников не имелось никаких сомнений в законности оформления брака, то бракосочетающимся назначалось время для «совершения таинства бракосечетания». Оно должно было состояться не раньше двух и не позже трех недель после возбуждения ходатайства о разрешении заключить брак. В течение этого срока делалось так называемое «оглашение», которое помещалось в специальном разделе газеты и на специальной доске, вывешенной при городском управлении. Завизированное бургомистром, оно включало в себя следующую информацию как о женихе, так и о невесте: данные о месте рождения, месте проживания и профессии.

Если за эти дни не поступало никакой информации, противоречащей той, которую сообщили о себе граждане, собирающиеся вступить в брак, назначался день «венчания». Брачующиеся и их свидетели были обязаны явиться в определенный час в стол загса в опрятных одеждах.

Инструкция предписывала, чтобы бракосочетание проходило в особой комнате. Она должна была быть празднично обставлена: «необходимо позаботиться о цветах и корзинах…» В инструкции содержались подробные указания о порядке бракосочетания: «Заведующий столом загса должен сидеть за красивым столом. Перед ним сидят брачующиеся, по обеим сторонам находятся места для свидетелей. Зав. загсом оглашает вначале имена: явились сегодня (зачитываются полностью имена, фамилии, место и дата рождения брачующихся и свидетелей). Они по обоюдному согласию заявили о своем желании вступить в брак. Затем все присутствующие приглашаются встать. Чиновник загса также встает и продолжает следующим образом: "Я спрашиваю тебя (следует имя жениха), согласна ли здесь присутствующая (следует имя невесты) вступить в брак". После «Да» — жениха и невесты заведующий столом загса объявляет брачующимся, что согласно гражданскому праву их брак является заключенным»¹².

При браке невесте присваивалась фамилия мужа. Официально это объяснялось желанием «ликвидировать тот бедлам, который царил при советской власти, когда муж носил одну фамилию, жена другую, а дети зачастую третью, т. е. фамилию первого мужа жены»¹³. Однако на практике это было направлено на то, чтобы воспрепятствовать евреям или людям, носящим похожие на еврейские фамилии, изменять их.

Предполагалось, что молодые супруги после этого должны были получить от городской управы небольшой подарок. Редактор крупной коллаборационистской газеты «Речь», издававшейся в Орле, Михаил Октан, выдвинул предложение, чтобы «молодожены получали, как и в Германии, бессмертную книгу Адольфа Гитлера "Моя борьба". Однако такая идея была с возмущением отвергнута представителями нацистских оккупационных служб. Они посчитали недопустимым распространение Библии национал-социализма среди «унтермешией» (недочеловеков)¹⁴.

Пойти в церковь и обвенчаться там по религиозному обряду можно было только после регистрации брака в отделе записи актов гражданского состояния. Так, в распоряжению орловской управы священникам орловской епархии следующее: «Согласно распоряжения германского командования церковное венчание допускается лишь после оформления брака в загсе. Священнослужители, совершившие венчание без предварительного оформления брака в загсе, подлежат наказанию лишением свободы или денежным штрафом»¹⁵. Во Пскове совершение церковного обряда могло было быть осуществлено лишь после регистрации брака в городском управлении. Силу документа имели лишь записи в метрических книгах городского управления. Священнослужителей и мирян предупреждали о том, что «засвидетельствование браков, совершенных в церкви, не заменяют собой указанных записей в столе загса»¹⁶.

Расторжение браков на оккупированной немцами территории России было воспрещено. Так, 28 апреля 1943 года Смоленское окружное управление разослало в районные управы бумагу, в которой говорилось о том, что «в настоящее время распоряжением Германского командования разводы запрещены, в исключительных случаях можно только допускать раздел имущества, но без права разошедшихся супругов вступать в новый брак. Неизвестное отсутствие жены или мужа, а также и эвакуация НЕ ДАЮТ ПРАВА (выделено в документе. — Б. К.) оставшемуся здесь супругу вступать в новый брак»¹⁷. Подобные действия можно объяснить желанием оккупантов осуществлять жесткий контроль за населением. Так, в инструкции для мировых судов Смоленского округа от 2 июля 1943 года отмечалось, что в исключительных случаях при разрешении бракоразводных дел необходимо иметь в виду следующее: «Обоюдное желание супругов не является законным поводом для развода». Предполагалось, что «при разрешении имущественных разделов разводящихся супругов суд должен стоять на стороне интересов правого супруга». Новый брак того супруга, по вине которого был произведен развод (как это определял мировой суд), был воспрещен. Поэтому решение суда направлялось в стол загса, где в удостоверение личности ставился штамп о расторжении брака со словами «без вины» или «по вине»¹⁸.

В случаях изменения гражданского состояния, занесенных в метрические книги, заинтересованным лицам выдавались свидетельства в виде выписки из этих книг. Каждое свидетельство облагалось сбором в сумме 20 рублей. Регистрация брака оплачивалась сбором в сумме 100 рублей.

Любой отход от правил, связанных с регистрацией брака, наказывался денежным штрафом до 1000 рублей и принудительными работами. В распоряжении Смоленской управы «О временных правилах в отношении регистрации актов гражданского состояния» от 3 апреля 1943 года специально оговаривались следующие нарушения: совершение духовным лицом, принадлежащим к духовному сообществу, церковного венчания или удостоверение брака прежде того, как факт заключения брака внесен в реестр браков; умышленное внесение в реестр браков ложных сведений о брачующихся; недостаточно полный сбор информации о женихе и невесте; заключение брака людьми, которым было запрещено регистрироваться¹⁹.

Большое количество детей в годы войны потеряли своих родителей. Детских домов и приютов не хватало. Это сделало очень актуальным вопрос об усыновлении. В этих условиях Смоленское окружное управление, руководствуясь распоряжением немецких оккупационных служб, приказало придерживаться следующих правил:

1) Усыновление производится постановлением суда и подлежит регистрации в общем порядке в органах регистрации актов гражданского состояния.

2) При усыновлении усыновляемому присваивается фамилия и отчество усыновителя.

3) При наличии родителей усыновляемого или в случае нахождения его под опекой или под попечительством для усыновления требуется согласие на лишение родительских прав родителей, опекунов или попечителей.

4) При усыновлении кого-либо лицом, состоящим в браке, требуется согласие другого супруга.

5) Усыновление детей, достигших 10-летнего возраста, без их согласия не допускается.

6) Усыновленные и их потомство по отношению к усыновителям и усыновители по отношению к усыновленным и их потомству в личных и имущественных правах и обязанностях приравниваются к родственникам по происхождению.

7) В судебном порядке может быть возбужден любым лицом или учреждением иск об отмене усыновления, если этого требуют интересы ребенка²⁰.

Однако при этом строго следили за тем, чтобы среди усыновленных детей не оказалось евреев. Попытки их спасти таким образом часто заканчивались трагически. Оккупанты расстреливали как детей, так и тех русских усыновителей, которые пытались перевести их на свою фамилию²¹.

При анализе различных инструкций и распоряжений коллаборационистских администраций, касающихся вопросов брака и семьи в различных городах на оккупированной территории России, видно, что все они весьма похожи друг на друга. Следовательно, данные документы исходили из одного центра, в данном случае — из Берлина. Рассматривая основные черты брачно-семейного права на оккупированной территории России, можно отметить, что все инструкции, указы и распоряжения как немецких оккупационных служб, так и марионеточной «новой русской администрации» были направлены на решение одной глобальной задачи — тотальному контролю за населением.

Примечания

1 Hitler А. Mein Kampf. P. 208–210.

2 Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. С. 637.

3 Там же.

4 Там же. С. 642.

5 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

6 Новый путь (Смоленск). 1942.5 июля.

7 Там же.

8 Там же.

9 АУФСБПО. Д. 5234. Л. 216.

10 Там же. Л.217.

11 АУФСБСО. Д. 7634. Л. 47.

12 АУФСБПО. Д. 5234. Л. 218.

13 Там же.

14 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

15 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 29. Л. 13.

16 Там же.

17 ГАСО. Ф. Р-2576. Оп. 1. Д. 1. С. 57.

18 Там же.

19 ГАСО. Ф. Р-2575. Оп. 1. Д. 1, СС. 58–61.

20 Там же. Ф. Р-2576. Оп. 1. Д. 1. Л. 58.

21 АУФСБСО. Д. 7865. Л. 49–50.

Часть IV. Формы и методы осуществления идеологической обработки населения

Глава 1. Содержание и организация нацистской пропаганды

В преддвеии Второй мировой войны в Советском Союзе сложилось двоякое отношение к фашистской идеологии и её формам воздействия на население. Выступая перед делегатами VII Конгресса Коминтерна (1935), Георгий Димитров в своём докладе «Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма» отметил, что «фашизм не только разжигает глубоко укоренившиеся в массах предрассудки, но и играет на лучших чувствах масс, на их чувстве справедливости и иногда даже на их революционных традициях». Вывод, который сделал выдающийся болгарский антифашист, заключался в том, что «силу идеологической заразы фашизма мы ни в коем случае не должны недооценивать»¹.

Тем не менее в практической деятельности значение идеологических акций против фашизма нередко недооценивалось, а само их содержание примитивизировалось и упрощалось. Во многом это связано с той атмосферой шпиономании, которая установилась в СССР в конце 30-х годов. Ряд видных работников ВКП (б) и Коминтерна, имевших практический опыт борьбы с национал-социализмом, был репрессирован. Советские пропагандисты нового поколения обычно затрагивали лишь внешние проявления гитлеровской Германии — униформу и атрибутику, антикоммунизм и антисемитизм. Зачастую и это подавалось в крайне примитивных формах, причём не только в средствах массовой пропаганды, но и в военных академиях, высших партийных школах.

Советская военная доктрина выдвигала тезисы о том, что в будущей войне Красная Армия будет воевать на чужой территории не только благодаря военному, но и идеологическому превосходству. Личный состав западных армий, в большинстве своём состоявший из промышленных рабочих, утверждала она, не захочет сражаться против первого в мире социалистического государства. Что касается конкретно Германии, то после подписания пакта о ненападении Сталин и его окружение начали вести крайне осторожную политику, чтобы не дать немцам повод начать войну.

Ряд немецких коммунистов, эмигрировавших в СССР, был депортирован в рейх. В печати и по радио прекратились какие-либо антигерманские выступления. События начавшейся Второй мировой войны трактовались средствами массовой пропаганды в пользу Германии. И хотя высшее советское военное руководство осознавало неизбежность вооружённого столкновения Советского Союза и фашистской Германии, подобная политика в значительной степени дезориентировала гражданское население СССР.

Процесс становления фашистской идеологии в Германии шёл параллельно со становлением геббельсовской системы манипулирования сознанием масс.

Важной чертой нацистской идеологии была её особая приверженность к примитивизации, рассчитанной на эффектное воздействие на пассивные, политически неопытные и малообразованные слои населения. С этим было связано и характерное для идеологии фашизма подразделение на идеологию масс и идеологию элиты. Подобная градация изначально закладывала в неё систему двойной морали — для рабов и для господ².

Немцам внушалась мысль, что они, являясь представителями высшей расы, несут в себе все человеческие добродетели, в то время как низшие расы, которыми были объявлены все «цветные народы», евреи, славяне изображались носителями всевозможных пороков. Нацистские военные и пропагандистские службы, разрабатывая план нападения на Советский Союз, руководствовались иезуитским принципом «Цель оправдывает средства». В области идеологического воздействия руководство НСДАП (национал-социалистической рабочей партии Германии) сформулировало главную задачу пропаганды на востоке как «тотальное воздействие на народ, обеспечение единой реакции на события»³.

Накануне Великой Отечественной войны органы пропаганды в фашистской Германии являлись одними из самых эффективных в мире. Сотрудники министерства пропаганды до 1939 года оттачивали свое мастерство на жителях Ш Рейха. Во многом благодаря их усилиям Германия к началу Второй мировой войны имела весьма консолидированное общество. За два года боевых действий в Европе немецкие пропагандисты накопили богатый опыт работы не только с солдатами противника, но и с гражданским населением, проживавшем на оккупированных нацистами территориях.

Уже весной-летом 1941 года нацистская военная машина стала активно перестраиваться для войны против СССР. Немецкие пропагандисты в своей работе пользовались большой свободой и могли оперативно реагировать на любые действия противника. Так, согласно инструкции Геббельса от 5 июня 1941 года пропаганда на Россию должна была заключаться в следующем: «…никакого антисоциализма, никакого возвращения царизма; не говорить о расчленении русского государства (иначе озлобим настроенную великорусски армию); против Сталина и его еврейских приспешников; земля — крестьянам, но колхозы пока сохранять, чтобы спасти урожай. Резко обвинять большевизм, разоблачать его неудачи во всех областях. В остальном ориентироваться на ход событий…»⁴.

Следовательно, основные тезисы, на которых базировалась немецко-фашистская пропаганда после 22 июня 1941 года, были разработаны ещё до начала военных действий против Советского Союза. На протяжении второй половины 1941 года немецкие пропагандисты вносили лишь незначительные коррективы в эти положения. Они заключались в следующем: представлять населению занятых территорий и бойцам РККА начавшуюся войну как освободительную миссию Германии, борющейся против большевизма. Средства массовой пропаганды оккупантов внушали жителям Советского Союза, что Гитлер и его соратники не в состоянии были больше спокойно смотреть на варварство Сталина и коммунистов в отношении своего народа. Успехи вермахта неизбежны не только потому, что он является сильнейшим в мире, но и потому, что Красная Армия не хочет и не может воевать за интересы англо-американских капиталистов и ВКП (б).

За несколько дней до нападения на СССР в директиве, обращенной к вермахту, Альфред Розенберг заявил о том, что «применение всех средств активной пропаганды в борьбе против Красной Армии обещает больший успех, чем в борьбе со всеми прежними противниками Германии»⁵.

Кроме материалов, распространяемых от лица германского командования и коллаборационистской «новой русской администрации», нацисты также выпускали и фальшивки: обращения от лица политорганов РККА и руководства ВКП (б).

С первых дней войны на бойцов и командиров Красной Армии, мирных жителей обрушился поток фашистской пропагандистской продукции. В своём стремлении расколоть советское общество фашисты не останавливались ни перед чем — в ход шла оголтелая пропаганда успехов Германии и её вооружённых сил, делались попытки разжигания национальной розни, критике подвергался сам ход истории России после 1917 года.

Начало военных действий против Советского Союза ими объяснялось следующими причинами:

1) у немецкой стороны появились неопровержимые доказательства того, что Москва собиралась атаковать европейские государства;

2) СССР и Германия имели договор, по которому Балтийские страны останутся независимыми, но СССР присоединил не только их, но и Буковину;

3) Германия была всегда противником демонического варварства большевиков, поэтому Гитлер является освободителем России⁶.

Для обоснования тезиса «Гитлер — освободитель» значительная часть газетных статей, листовок, радиопередач строилась на следующих положениях:

а) что имел русский народ до большевиков;

б) что ему дала советская власть;

в) что ему дадут немцы;

г) чем он должен заниматься сейчас.

Нисколько не идеализируя жизнь русской деревни до 1917 года (захватчики даже пугали население тем, что англо-американские капиталисты везут в своём обозе представителей династии Романовых и А. Ф. Керенского для занятия ими ключевых постов в государстве)⁷, прокламации отмечали преимущества свободного ведения единоличного хозяйства до революции. В условиях, когда оккупанты собирались в основном сохранить колхозную систему, в их листовках писалось «о хорошей жизни до коммунистов, когда любой человек за час мог бесплатно достать себе не менее пуда хлеба»⁸.

О дальнейшей судьбе России в периодической печати оккупантов в начальный период войны ничего не говорилось. В ходе осуществления плана молниеносной войны нацисты требовали от населения лишь спокойствия и экономической поддержки. «Оружием германцы борются за Вас на фронте. Вы же должны быть не борцами, а помощниками, представляющими свою рабочую силу… Не штыками, своей работой помогите нам на службе за вашу Родину и будущее ваших детей!» — писалось в обращении командования, группы армий «Север» к жителям «освобождённых районов»⁹.

На страницах оккупационной печати помещались рассказы о примерах добросовестного отношения русских крестьян к своему труду. Население призывали брать с них пример. В прокламациях оккупантов постоянно проводилась мысль о том, что активная работа сельских жителей косвенно приближает конец войны, и немцы вернутся обратно в Германию, полностью выполнив свою задачу — освобождение России от большевиков.

В понятие «патриотизм» оккупационные средства массовой агитации вкладывали следующий смысл: «Русский патриот — это тот, кто осознаёт свою большую благодарность немецким солдатам. Честно работая в тылу под защитой германских войск, он понимает, что если в этой войне окончательно не избавиться от жидо-коммунистической власти, то она, как бич божий, навеки повиснет над его Родиной»¹⁰.

Важной задачей всех подразделений нацистских пропагандистских служб летом-осенью 1941 года было внушение населению уверенности в непобедимости германского оружия и скорое окончание войны. Для этого использовались радиорепродукторы, установленные во всех крупных населённых пунктах, газеты, листовки и карты СССР, на которых был отмечен «крестовый поход против ига жидо-коммунистической власти»¹¹.

Как отмечали позднее представители советского сопротивления, фашисты пытались убить в людях — жителях оккупированных районов веру в возможность победы Красной Армии и парализовать волю к борьбе с фашизмом.

Для этого нацистская пропаганда стремилась показать лавинообразный характер победного шествия вермахта по Советскому Союзу.

Вплоть до начала битвы под Москвой коллаборационистская печать публиковала материалы, подтверждающие тезис о непобедимости германской армии и её успехах на Восточном фронте. Издававшаяся в Риге «Правда» свои материалы главным образом заимствовала из фашистской периодической печати, предназначенной для жителей рейха. Это можно объяснить тем, что редакция была представлена в основном русскоговорящими сотрудниками Геббельса. Статьи в подобных изданиях носили описательно-аналитический характер:

11 сентября — «Германская армия под Петербургом», «Красный Балтийский флот без моря».

18 сентября — «Бои в вооружённой зоне Ленинграда», «Советское правительство взывает о помощи», «Боевые трофеи финской армии».

18 октября — «Разгром красных сил на путях к Москве и у Азовского моря», «Уже более трёх миллионов красноармейцев взято в плен», «Дни Москвы сочтены».

25 октября — «65 миллионов русского населения освобождены за четыре месяца военных действий»¹².

Успешное продвижение немецких войск позволило работникам Геббельса достаточно точно показывать ход военных действий. Но при этом они использовали и некоторые формы дезинформации. Так, в середине октября 1941 года во всех крупных населённых пунктах Ленинградской области нацистами были вывешены плакаты: «Немецкие войска освободили Москву». Данный текст был набран крупным шрифтом. Под ним очень мелко было напечатано о том, что фашистские солдаты вошли в деревню с таким названием. Эта акция вызвала среди населения упорные слухи о падении столицы нашей Родины¹³.

Самохарактфистики оккупантов ограничивались рассказами о благородстве и гуманности немецких солдат. Население извещалось о том, что немецкие солдаты пришли в Россию на время, лишь для того, чтобы бороться с большевизмом. Подчёркивалось, что для русского народа они гораздо ближе, чем коммунисты. В сентябре 1941 года средствами массовой агитации была предпринята пропагандистская акция, из которой следовало, что «большевики хотели сжечь святые для каждого русского человека пушкинские места. Германские офицеры, предотвратившие это, оставили свои имена в книге почетных посетителей»¹⁴.

Сотрудниками Геббельса всячески распространялась информация о разброде и беспорядках в рядах Красной Армии.

Анализируя ход военных действий, немецкая пропаганда подчёркивала не только бессмысленность, но и преступность какой-либо борьбы с Германией. Фотографии пленных или сдающихся в плен предварялись надписью: «В плену у освободителей»¹⁵.

Нацисты пытались использовать в этих целях и внешний вид красноармейцев, при этом вся вина перекладывалась на советскую сторону. В статье «Несчастные и счастливые» писалось о том, что «с каждым днём увеличивается число русских военнопленных. Большими партиями проходят они по городу под охраной немецких солдат. Жалко смотреть на них…Что сделали с русским народом большевики?»¹⁶.

Подобные акции должны были, по замыслу авторов, нейтрализовать негативные эмоции мирного населения по вопросу отношения захватчиков к бойцам и командирам РККА, попавшим к ним в плен.

Особое внимание уделялось деморализации Красной Армии. Из номера в номер публиковалась информация об ошибках советского командования, например: «Как взяли в плен советского генерала», «Советские бомбовозы против своих же частей»¹⁷.

Специально анализировалась политика репрессий как предвоенных, так и в начале Великой Отечественной войны. Она объяснялась тем, что «Сталину нужно показать народу, мол, не вся система гнилая, а есть какие-то вредители, виновные в отступлении армии»¹⁸.

Как в периодической печати, так и на плакатах печатались карикатуры на советских полководцев. В них оккупанты пытались отобразить бесперспективность и аморальность любой борьбы с фашизмом. Наиболее характерными можно назвать следующие: «Тень Суворова» (Суворов возвышался над Тимошенко, Будённым и Ворошиловым и говорил им: «А вы, друзья, как ни садитесь, всё в полководцы не годитесь» и «Последний поход красных маршалов» (Тимошенко и Будённый у ворот тюрьмы. Смерть с надписью на косе «НКВД» говорит: «Добро пожаловать, товарищи!» На колючей проволоке фуражки на них написано: Егоров, Блюхер, Тухачевский¹⁹.

С осени 1941 года нацистские пропагандистские службы были вьшуждены обратить внимание на зарождающееся партизанское движение. Русскому населению внушалась мысль: те, кто называет себя партизанами, на самом деле таковыми не являются. «Партизаны — это те, кто вооружается против армии, враждебной народу, а не освобождающей его»²⁰.

Следовательно, делался вывод: это не народные мстители, а обыкновенные бандиты. Бороться с ними нужно путём своевременного оповещения об их появлении германской администрации. Жестокость, с которой оккупанты расправлялись с любым проявлением недовольства «новой политикой» объяснялась тем, что «партизанская борьба — это борьба за большевизм, и, следовательно, она не является народным движением… Поэтому правильно действует тот, кто наносит по ним удар безоговорочно и беспощадно»²¹.

Начинать борьбу с нацистским оккупационным режимом советскому сопротивлению приходилось в исключительно тяжёлых условиях. Отсутствие информации о положении на фронтах, засилье немецких газет и листовок привело к тому, что некоторые районы (например, Лядский в Ленинградской области) стали называться «братской партизанской могилой»²².

В них часть населения повторяла то, что было написано фашистскими пропагандистами. Они называли партизан «сталинские бандиты». Отсутствие заранее подготовленных баз с продовольствием заставляло силы сопротивления на начальном этапе войны заниматься насильственными реквизициями. Оккупанты использовали каждый факт подобных изъятий для своих пропагандистских целей. Была подготовлена серия радиопередач о том, как немецкие солдаты помогли русским крестьянам вернуть им имущество (скот, хлеб, картофель), отнятое у них «красными бандитами»²³.

Нацистские пропагандистские службы рассчитывали на то, что им удастся легко внести раскол в советское общество не только благодаря своим успехам на фронтах, умелой пропаганде, но и из-за событий предвоенных лет: насильственной коллективизации, необоснованных массовых репрессий, конфликту государства с церковью.

В этих условиях для людей, связанных с советским подпольем, ситуация осложнялась еще и тем, что они почти не имели никакой информации о состоянии дел на фронтах. Часто для них единственным средством информации была та же оккупационная печать²⁴.

В июне 1941 года Геббельс писал в своем дневнике: «Мы работаем на Россию при помощи трех тайных радиопередатчиков. Тенденция первого — троцкистская, второго — сепаратистская и третьего — националистически русская. Все три — резко против сталинского режима… Около 50 млн. листовок для Красной Армии уже отпечатано, разослано и будет разбросано нашей авиацией… Нас упрекают в Москве в том, что мы будто бы снова хотим ввести царизм. Этой лжи мы отрубим башку очень быстро»²⁵.

Первая радиостанция называлась «Старая гвардия Ленина». В ее передачах часто приводились выдержки из знаменитого ленинского «Письма к съезду», в которых осуждался Сталин.

В работе этих радиопередатчиков принимали участие известные в СССР люди. Среди них были Эрнст Торглер (в прошлом один из руководящих деятелей Коммунистической партии Германии, председатель ее фракции в рейхстаге. Он был ложно обвинен нацистами в поджоге рейхстага 27 февраля 1933 года. Но на Лейпцигском процессе вел линию исключительно своей личной, а не политической защиты. После оправдания Имперским судом стал активно сотрудничать с гитлеровцами) и Карл Альбрехт (бывший коммунист, в начале 30-х годов возглавлял наркомат лесной промышленности СССР. В середине 30-х годов был репрессирован. Смог перебраться в Германию в конце 1939 года, автор книги «В подвалах ГПУ»). Последний подробно рассказывал «о всех кругах ада», которые он прошел в застенках НКВД, при этом он акцентировал внимание слушателей на том, что его соседями по нарам часто были сами старые чекисты, еще знавшие Ленина и Дзержинского, или «следователи, которые только вчера допрашивали людей, с которыми сегодня они оказались в одной камере»²⁶.

Поскольку радиоприемники у большинства советских граждан были изъяты в первые дни войны, можно предположить, что эти передачи были направлены на адресного слушателя. К ним сотрудники ведомства Геббельса относили сотрудников органов государственной безопасности и партийно-советскую верхушку.

Предполагалось, что немецкая пропаганда, ведущаяся от лица антисталинской оппозиции, вызовет новый вал репрессий в Советском Союзе, в том числе и в органах государственной безопасности. Также не исключалась возможность спровоцирования в советском тылу антиправительственных выступлений.

Деятельность сталинского руководства в 20-30-х годах предоставила богатый материал для критики советских порядков. Невозможность дальнейшего существования советской власти наиболее полно обосновывалась в письме Генеральному секретарю ВКП (б) «Советы русского крестьянина Сталину». В нём анализировалась вероятность победы СССР и Сталина в этой войне. Автор признавал возможность этого только при претворении в жизнь ряда условий, в том числе изначально невыполнимых и фантастических: воскрешении всех убитых после 1917 года, освобождения заключённых из тюрем и лагерей, ликвидации колхозов, примирении с церковью, покаянии всех коммунистов²⁷.

Специфическим средством разложения населения России являлись немецкие листовки-провокации, писавшиеся в виде обращений командиров и комиссаров РККА к своим бойцам и мирному населению. Некоторые из них были построены на подлинных цитатах вождей Коммунистической партии и советского государства²⁸. Обычно они адресовались тем людям, которые, искренне сражаясь за идеи социализма, не могли не видеть порочные черты сталинского режима. В них говорилось: «сам Ленин не желал, чтобы Сталин стал его преемником. Ленин не доверял Сталину и чувствовал, что при нём Советский Союз погибнет… Но мы унаследовали храбрость и отвагу Александра Невского, Петра Великого и М. Кутузова… В наших руках оружие, и мы сбросим проклятое сталинское иго!»²⁹.

Согласно партизанским донесениям, подобные акции способствовали расколу в некоторых группах, оставленных для подпольной работы³⁰.

Другой формой провокаций являлась доведённая до абсурда лексика Главного политического управления Красной Армии. Листовки данной группы сообщали населению о том, что война была начата по инициативе СССР для экспорта мировой революции, вестись она будет до последней капли крови, а «в крайнем случае наши вожди с нашим имуществом могут уйти за границу»³¹.

Основной поток информационного воздействия нацистской пропаганды был направлен на слушателя, находившегося на оккупированных территориях. В первые месяцы войны советская сторона не смогла организовать сколь-либо существенного противодействия пропаганде противника.

Деятельность нацистских пропагандистских служб осуществлялась по нескольким направлениям: через печать (газеты и листовки); аудиовыступления (передачи проводного радио, налаженные во многих населенных пунктах уже через несколько недель оккупации, и через репродукторы и рупоры); активные акции (экскурсии для населения в тюрьмы и торжественные похороны «жертв НКВД»); передвижные выставки «Кровавые злодеяния ЧК-ГПУ-НКВД» «Красный «рай», «Так живут рабочие и крестьяне в Германии (обычно для нее использовался специально оформленный автобус, который в воскресные дни парковался на базарных площадях областных и районных центров); кино (все художественные фильмы в обязательном порядке начинались просмотром немецкой хроники о положении в Германии, на Восточном фронте и в «освобожденных областях); театральные и художественные постановки; адресно-тематическая, для определенных категорий населения (занятия для функционеров коллаборационистской администрации, учителей школ, полицейских, карателей и пр.).

Наиболее активно сотрудники ведомства Геббельса занимались печатной пропагандой. В первые месяцы оккупации газеты русскому населению раздавались бесплатно. Тематика номеров утверждалась министерством пропаганды III Рейха. Массовые тиражи изданий позволяли распространять их практически во всех населенных пунктах.

При составлении листовок и прокламаций за основу брался конкретный материал, который мог быть известен местным жителям, и из других источников информации. Это могла быть партизанская акция, связанная с реквизициями, с человеческими жертвами, или факт какого-либо «благодеяния» со стороны оккупантов (открытие церкви, школы или кинотеатра, освобождение военнопленных из числа «честных хлеборобов»).

Следует признать, что в первые, самые тяжелые месяцы войны, для советской стороны была характерна недооценка органов пропаганды противника.

Главную цель своей работы среди населения оккупированных районов советские политорганы видели в том, чтобы поднять народные массы на всенародную борьбу против фашистских захватчиков. Для этого предполагалось постоянно и своевременно информировать население о ходе Великой Отечественной войны, о действиях РККА, о героизме бойцов и командиров, партизан, тружеников советского тыла, укреплять в людях веру в неизбежность полного разгрома фашистской Германии.

При этом недооценивалась такая форма борьбы с врагом, как контрпропаганда. Так, в ноябре 1941 года начальник Политического управления Северо-Западного фронта писал в Главное политическое управление РККА: «В провокационном и авантюристическом характере, в лживости враждебной пропаганды — её главная слабость… Поэтому-то фашистская пропаганда и не доходит до населения, на которое рассчитана. Поэтому-то в нашей пропаганде нет необходимости даже опровергать содержание вражеских газет и листовок, ибо их опровергают сами фашисты своими делами: убийствами, грабежами, насилием, которые они чинят в оккупированных районах»³². Это была явная попытка выдать желаемое за действительное.

К этому времени фашистам удалось полностью развернуть свои пропагандистские подразделения на оккупированной территории. Недооценка их деятельности негативно отражалась на всём комплексе советских пропагандистских акций: распространении советских газет и листовок, прокламаций, обращенных к солдатам противника, беседах и встречах с мирным населением.

Партизаны и подпольщики в первые месяцы войны оказались совершенно не готовы к активной контрпропагандистской деятельности. В большинстве своём приёмники, способные принимать радиопередачи с большого расстояния, были изъяты у населения советскими органами ещё в конце июня 1941 года. В условиях начавшейся вражеской оккупации возможность организовать сопротивление врагу с помощью радиопередач из Москвы и Ленинграда сократилась до минимума. Находясь в информационной блокаде, народные мстители опасались самостоятельно начинать пропагандистскую работу, так как изначально предполагалось, что все материалы будут доставляться из центра³³.

Однако 1941 год принёс и позитивные результаты: Советский Союз сорвал планы молниеносной войны, и поэтому оккупанты были вынуждены перестраивать свою пропагандистскую работу. Партизаны и подпольщики получили первоначальный опыт в проведении идеологических акций.

Реально начало всесторонней борьбы с немецко-фашистской идеологией можно отнести к концу осени 1941 года. Оно связано, в первую очередь, с партизанскими рейдами из-за линии фронта. Народные мстители обнаружили, что советской литературы: газет, листовок - поступает явно недостаточно. Жители некоторых деревень не видели её с начала оккупации. Население высказывало жалобы, что ограниченное количество советской прессы разбрасывалось самолётами в прифронтовой зоне, откуда местные жители обычно были выселены³⁴.

Первые месяцы войны вскрыли важнейшие недостатки советской пропаганды: её абстрактность и неоперативность. Они были связаны с отсутствием у пропагандистов практического опыта ведения аргументированной дискуссии с идеологическим противником в предвоенные годы, а также страхом допустить при самостоятельной работе политическую ошибку. Партизаны и подпольщики не имели опыта практической контрпропагандистской работы, а предвоенные наработки и штампы оказались не только ненужными, но и нанесли заметный вред в процессе организации пропагандистской деятельности. Отсутствие у народных мстителей постоянной связи с центром мешало им организовывать акции по разоблачению деятельности нацистских служб.

Кроме этого, эффективность и успехи нацистской пропаганды на первом этапе войны зависели в основном от трёх условий:

1) дезориентации значительной части населения на оккупированной территории;

2) обеспечения относительной монополии в области информации;

3) подкрепления пропагандистских акций практическими успехами на фронтах.

Как видно, немецко-фашистская пропаганда на начальном этапе была неразрывно связана с осуществлением плана молниеносной войны. Хотя ей удалось через местную администрацию и свои подразделения охватить значительную часть населения оккупированных областей России (разовый тираж коллаборационистских газет насчитывал сотни тысяч экземпляров), оно стало быстро разочаровываться в формах и методах проведения оккупационной политики. Изменившийся характер войны требовал от нацистов перестройки их деятельности. Зима 1941–1942 годов, стабилизация линии фронта и, как следствие этого, частичный отвод подразделений вермахта в тыл значительно усложнили положение сил сопротивления.

К весне 1942 года оккупантами разрабатывается новая программа пропагандистского воздействия на население. Она предусматривала следующие направления. Предполагалось внушить населению мысль, что русский народ сможет получить свободу и благосостояние только после победы Германии, которая предрешена — это только вопрос времени. Резко активизировалась реклама жизненного уровня в Германии. В ней обещалось, что после войны русские крестьяне и рабочие будут жить не хуже. Жителей предупреждали, что поскольку бандиты-партизаны продлевают войну и являются врагами мирного труда, любая связь с ними приведёт к расстрелу виновных и сожжению их домов³⁵.

Новые задачи требовали расширения пропагандистской и осведомительной сети, в первую очередь, за счёт привлечения коренного населения. На него оккупанты собирались переложить как пропагандистские, так и полицейско-карательные функции. Патриотизм в 1942 году провозглашался коллаборационистской печатью как противостояние русского народа «Сталину, развалившему страну, армию репрессиями, а теперь призывающему бороться с немцами, которые помогают крестьянам семенами, инвентарём и т. д., когда комиссары при отступлении поджигали поля… Патриотизм — это славная борьба с большевизмом»³⁶.

По-прежнему из номера в номер шли публикации о непобедимости немецкой армии и её союзников. Затянувшуюся войну объясняли тем, что коммунисты, не жалея свой народ, без конца бросают его в эту бессмысленную мясорубку³⁷.

Министерство пропаганды подготовило «Цредложения по составлению листовок для войск противника» в которых говорилось о том, что «пропаганда разложения — грязное дело, не имеющая ничего общего с верой или мировоззрением. В этом деле решающим является только сам результат. Если нам удастся завоевать доверие противника тем, что мы обольем грязью своего фюрера, свои методы и свое мировоззрение, и если нам удастся проникнуть в души солдат противника, заронить в них разлагающие их лозунги, — совершенно безразлично, будут ли это марксистские, еврейские или интеллигентские лозунги, лишь бы они были действенны!»³⁸

Безусловно, эти рекомендации нельзя воспринимать буквально. Геббельс просто напоминал своим подчиненным, что для пропагандиста в его работе подходят все методы, если они способствуют достижению цели. В своих прокламациях нацисты писали о Гитлере, национал-социализме и Германии в восторженных тонах.

Несмотря на возросшее качество, немецко-фашистские пропагандистские акции во многом нейтрализовывались деятельностью партизан и подпольщиков.

Вести свою работу народные мстители реально могли лишь вдали от крупных населённых пунктов и расположенных там вражеских гарнизонов. В тех местах, где их появление было невозможно, пропагандистские функции перекладывались на патриотически настроенную сельскую интеллигенцию и старост, сочувствующих народной борьбе с фашизмом. Ими расклеивались рукописные листовки о положении дел на фронтах, о том, что Красная Армия не разбита и о том, что не надо верить фашистской пропаганде.

Подобное положение вещей заставило нацистов решить задачу, которая заключалась в том, чтобы лишить пропаганду противника всякой почвы раньше, чем его сообщения смогут достичь слушателей или читателей. Для этого оккупационная печать стала ссылаться не только на сводки германского командования, но и на Совинформбюро. При этом советские материалы подавались только с критической точки зрения. Их обвиняли в предвзятости и неоперативности в освещении хода военных действий. Коллаборационистские журналисты насмехались над «бессмысленно-лживым описанием несуществующих немецких зверств», убожеством описаний «героических» подвигов красноармейцев, единолично уничтожающих целые колонны немецких танков»³⁹.

Анализируя заявления советской стороны об «экономической депрессии Германии и её союзников», оккупационные средства массовой информации не только опровергали это, но и утверждали, что «Все случаи краха экономики явно списаны с каких-нибудь предприятий на Урале или Средней Азии»⁴⁰.

Но поскольку все же советские листовки стали реальной силой, с которой нацистским пропагандистам приходилось считаться, они организовали выпуск поддельных «Вестей с советской Родины». Сделаны они были исключительно качественно: бумага, шрифты, лексика, выходные данные полностью соответствовали советскому оригиналу. В тексте отсутствовали малейшие проявления антикоммунизма и антисемитизма. Приводились подлинные цитаты из сводок Совинформбюро, выступлений И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова. Разница заключалась лишь в публикации завышенного числа советских потерь. Предполагалось, что «эти факты (потерь) должны распространять главным образом члены партии, а то разочарование в том, что Красная Армия не продвигается вперёд, будет слишком велико»⁴¹.

Советская власть, сопротивление нацистскому режиму, коммунистическая партия и ее руководство подвергались уничижающей критике. Во многих российских проблемах обвинялись евреи. Но к одним из наиболее опасных противников нацисты относили сотрудников советских органов государственной безопасности. Советские чекисты противопоставлялись всему остальному населению СССР⁴². Главный редактор газеты «Речь» Михаил Октан пошел еще дальше. В своей брошюре «Евреи и большевики», которая была выпущена ко дню рождения Адольфа Гитлера 20 апреля 1942 года, он утверждал, что «так называемое ГПУ-НКВД на самом деле является марионеткой в руках мировой закулисы — еврейского заговора, цель которого — порабощение народов Европы»⁴³.

Одним из направлений нацистской пропаганды было использование советских литературных произведений или советских литературных штампов. Когда говорилось об арестах и репрессиях против неповинных граждан, всячески подчеркивалось, что совершались и совершаются они «карающим мечом пролетарской революции — НКВД»⁴⁴.

Некоторые пропагандистские документы оформлялись нацистами в виде трофейных документов НКВД. Причем имели место как фальшивки, так и подлинные документы. Так, широко распространялось «Дело № 18», построенное на трофейных докладных записках и спецсообщениях по особому отделу НКВД 4-го стрелкового корпуса Красной Армии.

Это «Дело» было оформлено как подлинный документ НКВД. Во введении рассказывалось, каким образом оно оказалось в руках нацистских пропагандистов: «Дребезжали стекла от грохота орудий. Чекисты с посеревшими лицами, трясущимися руками вытаскивали из шкафов кипы дел, тащили во двор, где среди грязи полыхал костер… Чекисты бежали. Папка осталась. На ней следы шипов от сапога немецкого солдата. Должно быть, он ногой гасил тлеющую бумагу»⁴⁵.

Для немецкой пропаганды были характерны так называемые «лозунги дня», помещавшиеся на первых страницах всех газет. В них резюмировались основные тактические цели и задачи, стоящие перед III Рейхом. «Дело № 18» рассматривалось как «капля, но в этой капле отражается весь злобный мир большевизма с его террором, слежкой, доносами и предательством»⁴⁶.

Определяя место органов государственной безопасности в советском обществе, нацисты писали: «За советскую родину идут бесславно умирать гонимые под огонь немецких пулеметов толпы красноармейцев. Они знают, что где-то там, в тылу, притаились с пулеметами чекисты из "заградительных отрядов", что в Красной Армии есть уполномоченные НКВД и это, пожалуй, все, что им известно о кровавой сталинской охранке… Но они не знают, какой густой чекистской паутиной опутан каждый из них…»⁴⁷

Чекистская же сеть нужна для того, чтобы вылавливать красноармейцев и командиров, которые после этого исчезают из части, «пропадают в тюрьмах, концлагерях, либо в ямах, наспех вырытых на месте торопливого расстрела»⁴⁸.

У многих людей, оказавшихся на оккупированных немцами территориях, родственники и знакомые служили в Красной Армии. Им необходимо было внушить мысль, что красноармейцы продолжают вооруженную борьбу с вермахтом только потому, что они оболванены советской пропагандой, и за каждым их шагом и словом следят сотни и тысячи доносчиков. Что касается штатных сотрудников НКВД, то их задача «не только руководить сворой доносчиков, но и следить за следящими, доносить на доносчиков, предавать предателей». На вершине же этой лестницы, согласно немецкой пропаганде, стояли «жирные и звероподобные майоры и капитаны госбезопасности иудейского происхождения»⁴⁹.

Немецко-фашистская печатная пропаганда в качестве примера абсолютного зла рассматривала верхушку большевистской партии, евреев и сотрудников органов государственной безопасности. Все они, как утверждали немцы, патологически ненавидят русский народ и являются абсолютно чужеродной силой для России: «Каждый, опутанный тенетами доносов, погубленный русский человек — это возможность чекисту получить награду, повышение в чине, быть отмеченным в приказе. На муках сосланных в концлагеря, на крови расстрелянных зиждется шкурное благополучие и карьера любого чекиста»⁵⁰.

Одной из форм печатной пропаганды была публикация выдержек из советских газет (иногда и из довоенных). Все они сопровождались соответствующим комментарием. Так, информация о награждении ряда сотрудников органов государственной безопасности орденами СССР завершалась следующими словами: «Социалистический рай» Сталина — это единственное в мире государство, где доносчики, тюремщики, шпики и палачи перед лицом всего народа украшаются наивысшими наградами и орденами за свои «мокрые» дела. С каждого "ордена Ленина", повешенного на грудь лейтенанта госбезопасности, сочится кровь расстрелянных рабочих и крестьян»⁵¹.

При подборе лексического ряда для своих материалов сотрудники пропагандистских служб рейха стремились выбрать слова, которые могли бы вызвать подсознательную негативную реакцию у русского населения. Очень часто это были слова и штампы использовавшиеся в советской довоенной пропаганде. Так, серия статей, опубликованная в 1942–1943 годах в ряде коллаборационистских изданий получила название «В кольце шпиков». При этом использовалась терминология, которая активно употреблялась в советских фильмах о Ленине. НКВД очень часто именовалась «Сталинская охранка», а чекисты — «сталинские жандармы».

К антисоветской борьбе в довоенные годы у нацистов в их пропаганде было двоякое отношение. С одной стороны, усиленно прославлялись люди, павшие «в борьбе с проклятым жидо-большевизмом», с другой — утверждалось, что «из кровавой истории ОГПУ мы хорошо знаем, что организаторами и, вероятно, вдохновителями многих антисоветских групп и заговоров чаще всего бывали сами чекисты»⁵².

Практически все немецкие газеты и листовки заканчивались выводом о том, что благодаря немецкому солдату рушатся застенки «Всесоюзной тюрьмы народов», кончается власть шпиков и агентов НКВД, которые почти четверть века держали вас днем и ночью в страхе»⁵³.

Кроме газетных публикаций, на оккупированной территории России распространялось огромное количество книг о советских органах государственной безопасности. Это были как «научные исследования», так и воспоминания бывших узников ГУЛАГа. В 1942 году берлинское издательство Бера опубликовало на нескольких языках, в том числе и на русском, книгу, ужаснувшую всех дикими подробностями о содержании заключенных в трудовых лагерях системы ГПУ-НКВД. Книга была написана Кайтаном Клюгом и называлась «Самое величайшее рабство в мировой истории». Издатели пообещали, что это произведение будет продаваться во всех магазинах и станет сенсацией во всем мире. Тираж достиг нескольких миллионов экземпляров. Как вспоминали участники советского сопротивления, большой популярностью данная литература пользовалась в немецкой контрразведке. Она являлась необходимой составляющей в обработке задержанных с целью привлечения их к сотрудничеству с немецкими спецслужбами⁵⁴.

Особо можно отметить акции, с помощью которых нацисты апеллировали к международному общественному мнению и привлекали к сотрудничеству граждан нейтральных стран. Так, весьма активно освещались события, связанные с Катынским делом. Члены международной комиссии в мае 1943 года ознакомились с «преступлениями цепного пса жидо-большевистского режима НКВД»⁵⁵. «Останки 12 тысяч польских офицеров, попавших в плен к советским войскам в 1939 году и позднее расстрелянных войсками НКВД», демонстрировались в кинохронике, этому трагическому событию посвящались книги и международные конференции. Широко распространялась книга «Массовые казни в Катынском лесу: документальный отчет». Наибольшее значение в этой книге имел протокол, подписанный европейскими экспертами из двенадцати европейских стран. В конце апреля 1943 года они посетили место, где производились расстрелы, и их доклад подтвердил обоснованность немецких обвинений в адрес органов НКВД. Нацисты со злорадством повествовали о евреях, сотрудниках НКВД, которые «с садистским удовольствием приканчивали польских патриотов своим излюбленным приемом — выстрелом в затылок»⁵⁶.

На протяжении всей войны нацисты критиковали союз СССР с Великобританией и США. Одним из утверждений гитлеровской пропаганды было то, что эта война для русского народа является войной за чужие интересы. Газетные «лозунги дня» регулярно провозглашали, что «англо-американские плутократы и жидовствующие капиталисты — это злейшие враги всех трудящихся!»⁵⁷.

Все мероприятия союзников, как утверждали немцы, были направлены на расчленение России и превращение её в англоамериканскую колонию. Публиковались документы, из которых следовало, что Великобритания и США уже пытаются сделать из Владивостока второй Сингапур, что «Англия как вредитель Европы уже в 1917 году работала для распада России». При этом коллаборационистская пресса писала о том, что СССР не получает от союзников военные материалы и боеприпасы не потому, что они не в состоянии это сделать, а «по утверждению Черчилля, США не думают помогать Советам». Подобное двуличие объясняли тем, что «президент США, бывший торговец валютой, связан с капиталистами, грабит американский народ. Нельзя удивляться, что и сейчас он всячески старается подкрепить буржуев и ненавидит борющийся с ним германский национальный социализм»⁵⁸.

Одной из причин, породившей дефицит ряда товаров, корреспонденты профашистских изданий называли убыточную для СССР торговлю со странами антигитлеровской коалиции. Все факты якобы имевшей место антинациональной политики объяснялись тем, что «вот уже 23 года интернациональная банда преступников, именующая себя III Интернационалом, при посредстве жидов-капиталистов эксплуатирует русский народ»⁵⁹.

Население целенаправленно подводили к мысли о том, что коммунистическое руководство является наднациональным и надгосударственным образованием, для которого его личные интересы и интересы его капиталистических союзников неизмеримо важней нужд и проблем русского народа.

Критиковались и спецслужбы стран-союзников. Так, в материале «Английское ГПУ» говорилось: «Подобно советской системе, английская имеет нечто вроде собственного ГПУ. Разница заключается лишь в том, что английское ГПУ, именуемое Сикрет Сервис, не служит для внутригосударственного потребления, но систематически работает вне пределов Британских островов всякий раз, как появляется опасность разрушения устоев Британской империи». Далее в материале шло перечисление многочисленных преступлений против национально-освободительного движения в колониях Англии этой «верной подруги НКВД» и делался вывод: «Все эти инциденты доказывают, что между гнилой английской плутократией и кровавыми диктаторами, засевшими в Кремле, существует несомненное внутреннее сходство. Не будь ГПУ, Ленину и Сталину не удалось бы так долго удержаться у власти в "советском раю". И лондонские империалисты держали и держат в подчинении свои народы во всех частях света, главным образом, при помощи Сикрет Сервис»⁶⁰.

Вопросом взаимоотношений СССР с западными демократиями немецкие пропагандистские службы занимались до конца войны, хотя количество публикаций к 1943 году несколько сократилось. Это можно объяснить, с одной стороны, провалом акций, которые вызвали недоверие (желание союзников по антигитлеровской коалиции расчленить СССР, полное отсутствие с их стороны какой-либо помощи), а с другой — обострением отношений на оккупированной территории. Но при этом после освобождения, согласно донесениям агентуры в райотделы НКГБ, некоторые граждане все-таки считали союз СССР с США и Великобританией временной и вынужденной мерой. По их мнению, союз мог быть расторгнут:

а) войной СССР со своими вчерашними союзниками за мировое господство;

б) оккупацией СССР западными демократиями, ликвидацией коммунистического режима⁶¹.

Подобные слухи усилились в послевоенные годы, в условиях начавшейся «холодной войны».

С середины 1942 года нацисты усиленно подчёркивали, что так называемая «свободная русская пресса в освобождённых областях» полностью независима в своих суждениях. Коллаборационистские выступления строились на противопоставлении русского народа и коммунистов. Население пытались подвести к выводу, что большевики, призывающие народ к защите национальных завоеваний, на самом деле стремятся лишь к сохранению своего господства⁶².

Все публикации в пронацистских средствах массовой пропаганды преследовали одну цель — не допустить развертывания советского вооруженного и пассивного сопротивления нацистскому режиму в западных областях России.

Для ведения пропаганды среди населения временно оккупированных районов фашисты создали специальный аппарат. Общее руководство идеологической пропагандой осуществляло министерство пропаганды, во главе которого стоял И. Геббельс. При министерстве были созданы два отдела: отдел борьбы против Коминтерна и Восточный отдел («Винета»). Восточный отдел имел подотделы активной пропаганды (в нем были отделения по выпуску брошюр и листовок, газет, плакатов, по организации выставок, по использованию передвижных громкоговорителей), кино-, радиопропаганды, культуры, книжной связи, комиссаров по особым поручениям. Параллельно действовала система организации пропаганды в аппарате А. Розенберга, имперского министра восточных территорий. При генеральном штабе фашистской армии работало специальное управление по ведению пропаганды среди населения оккупированных областей.

В каждой армии имелись взводы и роты пропаганды. В крупных городах и населённых пунктах при военно-полевых комендатурах, в городских управах действовали отделы пропаганды (иногда они назывались отделами культуры и просвещения)⁶³.

К моменту нападения на СССР в войсках, предназначенных к войне на советско-германском фронте, было 19 рот пропаганды (12 в сухопутных войсках, 4 в военно-воздушных силах, 3 в военно-морских силах) и, кроме того, насчитывалось 6 взводов военных корреспондентов СС. В их состав входили военные журналисты, фото, кино- и радиорепортёры, персонал по обслуживанию пропагандистских радиоавтомобилей и киноустановок, специалисты по изданию и распространению антисоветской литературы, плакатов, листовок, сотрудники фронтовых газет, переводчики.

Помимо этих сил, для работы с местным советским населением каждая из трех групп армий («Север», «Центр», «Юг») имела специальный батальон пропаганды, который занимался изданиями газет на языках оккупированных народов.

К апрелю 1943 года численность подразделений пропаганды вермахта достигла 15 тысяч человек⁶⁴.

На начальном этапе войны роты пропаганды в основном занимались идейной обработкой своих войск, по мере же развития событий на Восточном фронте в их деятельности всё больше начала преобладать пропаганда, нацеленная на войска и население Советского Союза.

Роте пропаганды непосредственно подчинялся ostpropzug — «взвод пропаганды на востоке». Его сотрудники, занимаясь пропагандистской и контрпропагандистской деятельностью, активно создавали школы пропагандистов, предназначенные для русского населения.

Так, на Северо-Западе России в 1941–1942 годах они открылись в Дно, Порхове, Пскове, Луге. Данные школы, имевшие штат из 5–6 преподавателей и 10–20 слушателей, занимались решением следующей первоочередной задачи оккупантов: вербовкой и подготовкой пропагандистских кадров из числа интеллигенции или хотя бы идеологической обработкой её в фашистском духе.

Эти «специальные образовательные учреждения» функционировали круглый год. Для обеспечения учебного процесса имелись специальные помещения с оборудованными залами, комнаты для занятий, библиотеки. Посещение лекций считалось обязательным для учителей, врачей, служащих оккупационной администрации. На лекциях, единый цикл которых читался от одной до трёх недель, слушателей (в зависимости от их профессиональной принадлежности) знакомили с организацией здравоохранения, системы народного образования, управления и т. д. в Германии. На остальных занятиях критиковались ВКП (б) и государственный и политический строй России после 1917 года, советская культура, быт, наука и искусство. Порядки в Советском Союзе противопоставлялись «счастливой жизни простых тружеников в третьем рейхе»⁶⁵.

Школами руководили офицеры-пропагандисты вермахта. К чтению лекций, кроме русскоговорящих немцев, привлекались и русские послереволюционные эмигранты, проживающие в Германии (местные, наиболее проверенные пропагандисты стали использоваться в этой роли только с середины 1943 года)⁶⁶.

Во время обучения слушатели жили на казарменном положении. Их бесплатно кормили, им выдавали книги, а с 1943 года — форму РОА⁶⁷.

В 1941–1942 годах интеллигенция составляла от 20 до 30 % от общего числа обучавшихся в пропагандистских школах. С1943 года школы практически полностью формировались за счёт русских сотрудников «взвода пропаганды на Востоке» и добровольцев, из числа полицейских, старост, а также военнопленных и перемещённых лиц, согласившихся сотрудничать с оккупантами⁶⁸.

Методика обучения сводилась к записи под диктовку основных положений лекций. Предполагалось, что эти конспекты смогут помочь в работе с населением. В конце курса учащийся был обязан выбрать какую-либо рекомендованную тему, разработать её при помощи преподавателя и выступить с ней перед своей группой⁶⁹.

С 1943 года школы стали специализироваться по различным направлениям — отдельно готовились пропагандисты для личного состава РОА, для работы на линии фронта, с эвакуированными, женщинами, молодёжью. Для лучшего решения этой задачи с 1943 года обучение мужчин и женщин стало производиться раздельно⁷⁰.

В1941-1942 годах для районных и волостных пропагандистов читались лекции по истории национал-социализма, изучалась биографии Адольфа Гитлера и его соратников. Значительное место в процессе обучения занимала обработка слушателей в антисоветском, пронемецком и антисемитском духе. По окончании курса в их обязанности входило проведение нацистской агитации и пропаганды, распространение полученной в школе литературы среди населения волости или района. Все они были должны доносить вышестоящему начальству (обычно из немцев) о настроении жителей вверенных им районов, о коммунистах, комсомольцах и просоветски настроенных гражданах⁷¹.

В 1941–1942 гг. наиболее активные пропагандисты поощрялись как морально (грамота от оккупационных властей, статья в коллаборационистской прессе «Они помогают строить Новую Европу», благодарность), так и материально (снижение налогов, выдача скота или сельхозинвентаря). С1943 года каждое выступление перед населением стало оплачиваться — пропагандист получал по 25 оккупационных марок⁷². Материальное поощрение было связано с усилением партизанского движения и участившимися фактами физического уничтожения коллаборационистов.

Руководство пропагандистских школ рекомендовало своим выпускникам сравнивать положение населения при оккупантах и в предвоенные годы. Темы докладов утверждались следующие: «Пороки колхозной системы и достоинства ведения хозяйства единолично»; «Налоги в Советском Союзе и при немцах»; «Почему Русская освободительная армия борется с большевизмом»; «Кто победит в этой войне». Населению зачитывались вьщержки из коллаборационистской прессы и объяснялась необходимость эвакуации в немецкий тыл⁷³.

Женские школы обучали пропагандисток работе с личным составом РОА и эвакуируемыми. При поступлении требовалось высшее или среднее образование, общая развитость, верность идеям национал-социализма. Возраст курсанток варьировался от 16 до 40 лет⁷⁴. На занятиях которые продолжались одну-две недели, освещались следующие вопросы: что такое национал-социализм, расовая теория, советская и немецкая женщины, манифесты генерала Власова. Ещё в ходе обучения слушательницы были обязаны ходить на железнодорожные станции и пункты сбора эвакуируемых: среди направлявшихся в немецкий тыл советских граждан распространялась нацистская литература на русском языке, насильственно эвакуированным внушалась мысль, что все остающиеся будут уничтожены Красной Армией и её комиссарами, потому что они «видели свободу»⁷⁵.

При посещении госпиталей для солдат РОА и карателей с ранеными и больными, кроме распространения среди них газет и листовок, разучивались популярные советские музыкальные произведения с новыми словами. Так теперь «три танкиста, три весёлых друга» служили в РОА, а смысл песни «Легко на сердце от песни весёлой» сводился к благодарности русского крестьянства немцам и Гитлеру за то, что оно стало хозяином на своей земле⁷⁶.

Молодёжные школы (туда принимались юноши 16–20 лет), кроме общепропагандистских задач, занимались подготовкой вербовщиков в РОА. Им читались лекции по методикам вербовки, о воспитании молодёжи в Германии, о задачах РОА и о роли пропаганды среди советского гражданского населения, находящегося в тылу у немецких войск⁷⁷.

Во время учёбы в школе курсанты по заданию немцев ходили на железнодорожные станции, к эвакуируемым. Посещали лагеря военнопленных (для этого им выдавался специальный пропуск) и организовывали встречи с молодёжью. В ходе этих мероприятий распространялись газеты «Доброволец», «Заря», журнал «Блокнот солдата РОА», различные антисоветские плакаты, прокламации с выступлениями генерала Власова и о нём самом. Основной целью, которая ставилась перед курсантами фашистским руководством, было вовлечение в РОА добровольцев и обеспечение очередного набора в пропагандистские школы⁷⁸.

В 1943–1944 году по мере успешного наступления Красной Армии все школы были эвакуированы на территорию Прибалтики, а затем в Германию. Занятия в школах постепенно сворачивались из-за отсутствия базы и контингента учащихся. Все выпускники стали использоваться в качестве штатных сотрудников РОА⁷⁹.

К преподаванию в этих школах привлекались эмигранты и политработники РККА из военнопленных, согласившиеся сотрудничать с врагом. Курсантам читались лекции по истории России и Советского Союза, на которых анализировалась внутрипартийная борьба в ВКП (б) с 1903 года, жизнь в СССР противопоставлялась жизни в фашистской Германии. Слушателей знакомили с основными аспектами нацистского национального социализма и темпами роста промышленности и сельского хозяйства рейха за 10 лет, с 1933 по 1943 годы⁸⁰.

К основным задачам РОА преподаватели школ относили совместную борьбу с германской армией против большевизма и построение после войны Новой России — без евреев и коммунистов⁸¹.

Поступавший на курсы пропагандистов заполнял анкеты, где должен был ответить на ряд вопросов: что привело его в ряды РОА, был ли он обижен советской властью и, если обижен, то как. На этот вопрос положительно ответило 60 % опрошенных. В большинстве своём они писали о том, что были осуждены в 1937–1938 годах и в начале войны (но при анализе этих анкет следует учитывать тот факт, что некоторые курсанты могли специально объявить себя репрессированными для того, чтобы немецкая администрация им больше доверяла).

Значительную часть будущих пропагандистов составляли лица, всеми путями стремившиеся вырваться из фашистского плена. Некоторые из них заняли выжидательную позицию, но были и попытки создания в школах подпольных большевистских организаций. За первые два месяца деятельности этих школ (март-апрель 1943) гестапо было арестовано 90 человек из 450⁸².

Ужесточив требования к поступающим, руководство курсов оказалось не в состоянии обеспечить выпуск, требуемый «взводом пропаганды на Востоке». Несмотря на расширение сети школ в августе 1943 года удостоверение пропагандистов получили вместо 1500 всего 300 человек⁸³.

Даже среди той группы, которая искренне шла на сотрудничество с нацистами, не было единодушия. Многие не верили, что Германия в случае своего военного успеха пойдёт на создание независимой русской администрации⁸⁴.

Ход боевых действий в 1943 году внёс коррективы в основную задачу, которую ставили перед выпускниками школ. Если в начале года это была консолидация всех русских в борьбе против советской власти, то со второй половины года основным объектом стали эвакуируемые, которым внушалась мысль, что сдача немцами части территории СССР является временной мерой и проводится для выравнивания линии фронта.

По замыслу оккупантов пропагандисты низшего звена: волостные пропагандисты, старосты, письмоносцы — должны были обеспечить тотальное идеологическое воздействие на гражданское население в условиях неудач вермахта на фронтах Великой Отечественной войны.

В инструкциях ostpropzug'a по работе с населением предполагалось, что представители русской администрации, кроме распространения печатной продукции, будут выступать перед населением с докладами на следующие темы: «Победа Германии обеспечена, поражение большевиков предрешено», «Положение дел на фронтах», «Германия для России — пример для подражания», «Партизаны — это бандиты», «Поддержка банд - это предательство, которое будет жестоко наказано»⁸⁵.

«Пропаганда шёпотом», проводимая тайными агентами, включала в себя рассказы о конкретных фактах гуманности немцев, тяжёлой жизни в предвоенных колхозах. В инструкции специально оговаривалась важность использования в разговорах с людьми, подозреваемыми в сотрудничестве с партизанами и подпольщиками, разногласий между Сталиным и оппозицией внутри коммунистической партии, которая в 20-х годах упрекала его в измене ленинизму⁸⁶.

Все выступления как функционеров, так и агентов, предлагалось заканчивать выводом о том, что «Сталин, коммунисты и евреи являются виновниками этой войны, а Германия выступает как освободительница от их режима. Все трудности краткосрочны и временны, и после войны русское население сможет в полной мере оценить те блага, которые принёс ему немецкий солдат»⁸⁷.

Вторым подразделением «взвода пропаганды на Востоке» являлся отдел печати. Его основные структуры сформировались ещё до нападения Германии на Советский Союз. Кроме газет, листовок и брошюр для русского населения, там издавался и солдатский боевой листок для служащих вермахта. Общее руководство отделом обеспечивал немецкий офицер, обязательно в совершенстве владевший русским языком⁸⁸. В его ведении также находились все типографии подведомственного ему района⁸⁹.

На оккупированной территории России нацистами распространялись газеты и листовки как отпечатанные в Германии (особенно в 1941 году, до развёртывания ими полиграфической базы) и Прибалтике, так и непосредственно на местах, в местных типографиях. Восстановление типографий считалось одной из первоочередных задач.

Наиболее крупными региональными газетами для Северо-Запада РСФСР были издававшиеся в Риге «Правда», в Ревеле «Северное слово» и во Пскове «За Родину». В центральной России широко распространялась смоленская газета «Новый путь». Наибольший тираж на всей оккупированной территории имела выходившая в Орле «Речь»⁹⁰.

В штате редакций обязательно были представлены профессиональные немецкие пропагандисты, а также русские эмигранты, имевшие довоенный стаж сотрудничества с ведомством Геббельса⁹¹. Но ставка все же делалась на бывших сотрудников советских газет, изъявивших желание сотрудничать с оккупантами, т. е. на людей, которые на практике знали все советские реалии и могли их успешно критиковать.

При этом особым доверием оккупантов пользовались те люди, которые могли доказать, что у них есть повод ненавидеть советскую власть. Именно они в первую очередь привлекались к пропагандистской работе. Очень часто эти авторы публиковали на страницах газет свои воспоминания о сталинских лагерях, ужасах коллективизации и прочие «разоблачительные материалы».

Кроме журналистов и писателей, на особом контроле находились печатники. В условиях наступления гитлеровских войск летом-осенью 1941 года советская сторона не успела вывезти или уничтожить значительные материальные ценности, и они достались в качестве трофея врагу. Это касалось, в том числе, и полиграфического оборудования. Так, в Смоленске типография, которая находилась в ведении городской управы, начала свою работу 12 августа 1941 года. Работающие там получали достаточно большое для оккупированной территории жалование: от 450 до 1200 рублей в месяц. Первоначально она обслуживала нужды коллаборационистской администрации. В ней печатались различные бланки, квитанции, распоряжения, объявления. В типографии на различных должностях работало свыше 200 русских сотрудников⁹².

По инициативе немецких властей в начале октября начался выпуск газеты «Смоленский вестник», в конце 1941 года она была переименована в «Новый путь». Ее главным редактором стал профессиональный журналист К. А. Долгоненков. При редакции функционировало издательство, выпускавшее книги, календари и брошюры.

В феврале 1942 года типография перешла в ведение отдела пропаганды немецкой армии. Теперь она обеспечивала коллаборационистской прессой почти всю территорию оккупированных областей центральной России. Массовыми тиражами выходили многополосные газеты «Новый путь», «Колокол», «Речь», «Возрождение», «Доброволец», журналы «Школьник», «Школа и воспитание» и листовки⁹³.

Вся деятельность смоленской типографии контролировалась немецким отделом пропаганды. Возглавляли ее исключительно представители германских оккупационных служб. За время работы типографии (1⁹⁴1–1943) на посту ее руководителя последовательно сменились лейтенант Шулле, лейтенант Кордес, унтер-офицер Зелькомлен, унтер-офицер Фелипс, а так же белоэмигрант, долго проживший в Берлине, князь Тарковский.

Каждый сотрудник смоленского отдела пропаганды курировал какой-то определенный вопрос. Практически все они свободно владели русским языком. Начальником отдела был майор Кост, который в этой должности находился с августа 1941 года. Лейтенант Ремпе редактировал листовки для мирного населения, обер-лейтенант Эбенгю являлся цензором всех гражданских газет. Всего в этом отделе числилось 20 сотрудников94. Они (как и их коллеги в других русских городах) занимались проведением антисоветской пропаганды среди мирного населения и в лагерях военнопленных, распространяли нацистскую литературу, а с лета 1943 года издавали газеты и брошюры от имени «Русской Освободительной Армии». Одновременно пропагандисты принимали участие в вербовке русского населения в РОА, систематически выезжали на передний край обороны, где через микрофон обращались к красноармейцам с предложениями переходить на сторону вермахта, а также занимались разведывательной и контрразведывательной деятельностью в пользу немцев. Работа оккупационных органов тесно переплеталась с деятельностью коллаборационистского «Русского комитета» и эмигрантского НТС⁹⁵.

На Северо-Западе России наиболее крупный отдел германской пропаганды размещался во Пскове. Первоначально его возглавлял капитан Мореншильд, а затем, с начала 1943 года, капитан Кельбрант. В состав отдела входили «группа культуры», «группа активной пропаганды», «группа прессы» и «группа фильм», с подчиненными ей киномастерскими. Группе активной пропаганды, в свою очередь, были подчинены ансамбль «РОА» (с лета 1943 года), группа цензуры, подотдел по оформлению фотовитрин и склад антисоветской литературы. На службе в группе активной пропаганды состояло более 20 русских агентов-пропагандистов, окончивших пропагандистские школы в Германии (Дабендорф и Вустрау). Эти пропагандисты имели специально отработанные лекции, с которыми выступали перед мирным населением. Также они готовились для ведения пропаганды, направленной на бойцов Красной Армии и партизан⁹⁶.

В контакте с отделом пропаганды работало местное отделение «Остланд-Прессе-фертриб» (Восточное производство печати), занимавшееся распространением антикоммунистической и антисемитской литературы, газет и журналов через сеть киосков и магазинов⁹⁷.

По своему оформлению и манере подачи материала коллаборационистские издания изначально являлись копиями с газет фашистской Германии. Все номера обязательно начинались «лозунгом дня» — кратко сформулированной информацией о характере подачи материала на текущий день. Подобная практика была введена в 1940 году заместителем Йозефа Геббельса Отто Дитрихом и неукоснительно соблюдалась журналистами коллаборационистских газет⁹⁸.

Первое время работа редакции зачастую сводилась к компиляции немецких газет и адаптации статей из них для русского читателя⁹⁹. Но после срыва плана «молниеносной войны» этого стало явно недостаточно. Для успешной организации пропагандистской и контрпропагандистской работы возникла необходимость в принципиально новом подходе к работе с читателями. От редакций коллаборационистских газет оккупанты потребовали «наличие собственного стиля в подаче материалов, который вызывает доверие у русского населения»¹⁰⁰.

Привлекая к сотрудничеству представителей местного населения, оккупационная администрация провозглашала необходимость возрождения местной печати. К работе по её организации привлекались добровольцы из числа антисоветски настроенной интеллигенции. Практически во всех крупных населённых пунктах, оккупированных нацистами, был начат выпуск газет. Так, только на Северо-Западе России выходили: во Пскове — «Псковские известия», «Псковский вестник», «За Родину» и «Доброволец» (с 1943 года), в Дно — «За Родину», в Луге — «Лужский вестник», в Острове — «Островской вестник», «Труд и отдых» в Гатчине, «Порховский вестник» в Порхове и др. Периодичность изданий была от одного до пяти номеров в неделю, тираж от нескольких сот до нескольких десятков тысяч экземпляров¹⁰¹. Такое явление наблюдалось и в других регионах нашей страны, оказавшихся под немецкой оккупацией.

Как уже отмечалось, многие журналисты данных газет имели опыт или навыки работы в советской периодической печати, и это наложило определённый отпечаток на манеру подачи материалов в них: они во многом напоминали предвоенные, только с противоположным знаком¹⁰².

Одной из задач редакций было поддержание связи со своими корреспондентами на местах. В роли поставщиков информации выступали полицейские, старосты и, в первую очередь, районные и волостные пропагандисты. Для них с 1942 года при редакторах стали функционировать краткосрочные курсы «Что и как писать в газету». Сотрудники газеты читали для сельских пропагандистов лекции: «Критика основ марксизма», «Что такое Родина и наше отношение к ней», «Русская поэзия до и после революции», «Русская литература», «Для чего нужна газета», «Как нужно готовить материал для газеты»¹⁰³.

В 1941 году на титульном листе обычно указывалось, что газеты выходят «для рабочих и крестьян», в 1942 году формулировка несколько изменилась: «газета рабочих и крестьян». С конца 1943 года к ним прибавились газеты и журналы, издаваемые от лица РОА¹⁰⁴. Но поскольку и редакции, и типографии находились в ведении «взвода пропаганды на Востоке», все попытки оккупантов изобразить «новую русскую прессу» как некое самостоятельное и независимое образование являлись чисто пропагандистскими демаршами105.

До 1942 года большинство газет распространялось бесплатно. В конце августа 1941 года вышло распоряжение германского командования, согласно которому все находящиеся на оккупированной территории письмоносцы должны были приступить к исполнению своих обязанностей. В тех деревнях, где их не было, эти функции перекладывались на старост. В обязанности почтальонов входило получение в комендатурах или управах свежих номеров газет или листовок и расклейка их на специальных стендах, установленных в каждой деревне. Кроме пропагандистского материала — газет, листовок, плакатов — там вывешивались распоряжения и приказы оккупационных властей¹⁰⁶.

В городах, кроме расклейки на стендах, газеты распространяли через специальные ящики, где их мог взять каждый желающий. Редакция на страницах газеты объявляла, в какие дни недели можно получить свежий номер. Читателей просили брать только по одному экземпляру («ваш сосед тоже хочет читать»), а прочитанную газету не выбрасывать или уничтожать, а передать друзьям или знакомым¹⁰⁷.

С 1942 года получение газет стало платным (хотя они по-прежнему регулярно вывешивались на стендах). Представители оккупационной администрации требовали, чтобы все русские служащие, как аппарата управления, так и врачи, учителя, агрономы, в обязательном порядке оформили подписку хотя бы на одно издание. Старостам и письмоносцам «Домов просветителей» спускался план, согласно которому они должны были охватить подпиской определённое количество лиц в своих районах¹⁰⁸.

В конце 1942 года при райуправлениях стали создаваться газетно-журнальные киоски, в которых ежедневно продавались газеты, журналы, брошюры, а также художественная литература¹⁰⁹.

До 1943 года немецко-фашистская печатная продукция играла важную роль в системе идеологического воздействия на население. Активизация партизанского движения значительно ослабила возможности распространителей коллаборационистской печати, а в ряде районов полностью изолировала местное население от их проникновения (за исключением тех населённых пунктов, где стояли фашистские гарнизоны)¹¹⁰. Представители сопротивления через сеть своих агентов забирали у письмоносцев коллаборационистские издания и заменяли их на свои. Изъятый материал уничтожался (кроме номеров, доставлявшихся в политические и особые отделы партизанских соединений)¹¹¹.

Распространение нацистской печатной продукции, включавшей в себя издание региональных и местных газет, листовок, обращений и плакатов, являлось одной из основных задач, стоящих перед структурами фашистских пропагандистских служб. Наибольшее влияние на население оккупированных территорий они оказывали на начальном этапе войны, когда успехи вермахта на фронте и отсутствие реального противодействия со стороны сил сопротивления, популистские обещания фашистской прессы дезориентировали значительную часть мирных жителей. В 1942 году, после срыва плана молниеносной войны, сотрудники оккупационной печати делали всё, чтобы закрепить свои первоначальные успехи, изолировать ширящееся народное сопротивление врагу. В течение 1943 года советские партизаны и подпольщики при поддержке большинства населения смогли сорвать практически все фашистские акции, связанные с распространением коллаборационистской печати.

Общий контроль за осуществлением пропагандистских функций на местах ostpropzug осуществлял через сеть Домов просветителей. Дом просветителей являлся центром идеологической работы в районе. В его задачи входили контроль за работой школ и за штатными пропагандистами, организация киносеансов, пропаганда посредством громкоговорителей и радиопередач¹¹².

В августе 1941 года оккупантами было заявлено, что, кроме выполнения административных функций, старосты обязаны доводить до населения все распоряжения нацистской администрации, способствовать активному распространению среди односельчан идей «Великой Германии и национал-социалистического учения»¹¹³.

Поскольку не все старосты вызывали у захватчиков полное доверие своими политическими взглядами или образовательным уровнем, на базе советских культурных учреждений ostpropzug развернул свою структуру для контроля за ними Дом просветителей. По мере деятельности фашистских пропагандистских школ идеологическая работа с населением постепенно перекладывалась на штатных районных пропагандистов¹¹⁴.

Слета 1943 года сфера деятельности фашистских пропагандистских служб была ограничена лишь крупными населёнными пунктами. Часть Домов просветителей в районных центрах была ликвидирована, а их кадры рассредоточены по тем населенным пунктам, где стояли крупные немецкие гарнизоны¹¹⁵.

В процессе создания структур Русской освободительной армии оккупанты всячески подчёркивали, что её организация идёт исключительно по инициативе «русского национального антибольшевистского движения»¹¹⁶. Для придания ему большего авторитета в глазах населения оставшиеся Дома просветителей были слиты с четвёртым и пятым подразделением ostpropzug'a — библиотекой при Доме просветителей и театральным отделом (исполнявшим до этого не только пропагандистские, но и культурно-просветительские функции).

Новая служба получила название «отдел пропаганды и просвещения». Коллаборационистские журналисты приступили к выпуску печатного органа отдела, журнала «Блокнот солдата РОА»¹¹⁷. В функции отдела пропаганды и просвещения входила организация антисоветских и антипартизанских выступлений пропагандистов перед населением. Предполагалось создать на местах (в том числе и там, где ранее существовали Дома просветителей) «уголки просвещения», снабжённые нацистскими газетами, брошюрами и плакатами. По замыслу организаторов, уголки должны были сплотить вокруг себя «всех лиц, разделяющих идеи русского освободительного движения»¹¹⁸. Кроме проведения пропагандистских и культурных мероприятий, отдел активно занимался вербовкой волонтёров в РОА и помогал семьям «добровольцев»¹¹⁹.

Из Прибалтики, а также из союзной фашистской Германии Финляндии, при помощи разветвленной сети радиостанций на территорию, освобожденную Красной Армией, было организовано радиовещание¹²⁰.

На Россию были ориентированы следующие радиостанции противника, находившиеся на территории Германии и ее союзников: «Висла-Варшава», «Голос Народа», «Старая гвардия Ленина», «Лахти»¹²¹.

Наиболее активно среди них работала «Лахти» (Финляндия), чьи передатчики ориентировались как на население советской Карелии, так и Ленинграда. В течение 1943 года она приняла участие в крупномасштабной операции нацистских спецслужб «Акция — Власов». В антисоветских передачах на русском языке регулярно сообщалось о Русской освободительной армии, созданной якобы весной 1942 года (хотя первые упоминания о данной структуре появляются в немецкой пропаганде весной 1943 года. — Б. К.). При этом бывший генерал-лейтенант Красной Армии А. А. Власов, вставший на путь предательства и сотрудничества с нацистами, именовался «вождем русского освободительного движения» и «руководителем Русской Освободительной Армии»¹²².

После Сталинградской битвы руководство Германии стало осознавать, что оно может и не выиграть эту войну. Министерство пропаганды предприняло так называемую «союзную инициативу». Теперь немецкие пропагандистские службы получили указания в своей деятельности представлять эту войну для русского населения как гражданскую, т. е. утверждать, что «Россия объявила войну СССР», а Германия лишь выступает в качестве союзницы первой¹²³.

На встрече представителей немецких комендатур во Пскове в апреле 1943 года было заявлено, что их работа должна учитывать реальность того, что «Сталину удалось превратить войну за сохранение своей системы в священную Отечественную войну и тем самым вызвать патриотическое и религиозное самопожертвование, способность к которому издавна была одним из самых сильных свойств русского человека». В итоговом документе отмечалась возросшая роль задачи привлечения населения на свою сторону. Делался вывод, что «военной оккупацией нельзя покорить революционный народ, напротив, этим только начинается его покорение»¹²⁴.

Причины неудач на идеологическом фронте нацисты объясняли тем, что некоторая часть их солдат и офицеров не понимает значения пропаганды и даже противодействует проведению пропагандистских акций. К ошибкам и просчётам делегаты отнесли:

1) болтовню о колониальном народе;

2) перегибы в национальном вопросе;

3) плохое обращение с пленными¹²⁵.

Сознавая крах своей политики, немецкие пропагандистские службы предприняли попытку её анализа. Успех партизанского движения они объясняли:

1) победами Красной Армии;

2) ухудшением для Германии международного положения, в частности выход из войны Италии;

3) отсутствие у коллаборационистов регулярных занятий по международному положению («а в партизанском районе ежедневно слушают радиопередачи, которые комментируются комиссарами»);

4) ошибками при проведении вербовки на работу в Германию;

5) пораженческими разговорами немецких солдат;

6) неумением немцев пить водку и, как следствие этого, неуважение к ним со стороны населения¹²⁶.

Поскольку оккупанты признавались, что «мы имеем в России только две возможности: или уничтожить всех русских, или включить их, связать с политикой Бисмарка», было принято решение, что официально акции будут проводиться «через Власова и новейшую русскую пропаганду»¹²⁷.

12 апреля 1943 года состоялась первая антибольшевистская конференция бывших бойцов и командиров Красной Армии. На ней была провозглашена необходимость создания боевых подразделений РОА. Объявлялось, что «РОА — армия ни красная, ни белая. Просто русская армия»¹²⁸.

Участниками этого совещания было декларировано, что перед русским народом сейчас стоят три главных задачи: уничтожение большевизма, заключение почётного мира с Германией, строительство Новой России без большевиков и капиталистов¹²⁹.

В апреле-мае на оккупированной территории РСФСР было распространено открытое письмо Власова «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом?» В нём бывший командующий 2-й ударной армии рассказывал о своём жизненном пути. Специально оговаривая, что советская власть его лично ничем не обидела, первой причиной, заставившей его пойти на сотрудничество с немцами, Власов назвал несовпадение тех идеалов, за которые он воевал на стороне красных в гражданской войне, с результатами первых десятилетий правления большевиков: коллективизацией, репрессиями 1937–1938 годов.

В ходе войны с Германией он, по его словам, честно исполнял свой долг солдата и верного сына Родины. Причины поражений 1941 года виделись ему в нежелании русского народа защищать большевистскую власть, в системе насилия и безответственном руководстве армией со стороны больших и малых комиссаров.

Всё это заставило его задуматься: «Да полно, Родину ли я защищаю, за Родину ли я посылаю на смерть людей. Не за большевизм ли, маскирующийся святым именем Родины, проливает кровь русский народ?»

Выводы «открытого письма» были следующие: задачи, стоящие перед русским народом, могут быть разрешены в союзе и сотрудничестве с Германией. Дело русских, их долг — борьба против Сталина, за мир, за новую Россию в рядах антибольшевистского движения¹³⁰.

«Открытое письмо генерала Власова» было крупномасштабной пропагандистской акцией нацистов, направленной как на население оккупированных районов, так и на бойцов и командиров РККА, жителей тыловых районов Советского Союза.

Акция «Власов» была направлена не только на создание активного русского коллаборационистского движения в зоне немецкой оккупации, но и на то, чтобы вызвать в советском тылу рецидив массовых репрессий образца 1937–1938 годов. С этой целью Власов (или более точно, немецкая пропаганда, использовавшая предателя как ширму) заявлял о том, что в Советском Союзе всегда была активная антикоммунистическая оппозиция: «В Красной Армии, в ее высших кругах, были русские люди, истинные борцы за русский народ. Они не хотели большевизма, и мы, представители этих людей, хотели эту власть уничтожить и создать русскую власть. Но… в 1937 году лучший цвет комсостава Красной Армии был уничтожен». Выступая перед сотрудниками псковской коллаборационистской газеты «За Родину», Власов сообщил о том, что «сейчас по ту сторону фронта людям живется тяжело. Там трудно организовать восстание против сталинской клики. Но все же наши люди по ту сторону фронта не дремлют. Они соединяются между собой и готовятся к свержению ненавистного ига жидо-большевизма»¹³¹.

Власовым весной 1943 года была совершена поездка по оккупированным районам Ленинградской области. Он посетил города Псков, Лугу, станцию Толмачево. Его выступления сводились к пропаганде так называемой «национальной идеи» и «задач русского народа», которые он противопоставлял борьбе советского народа с германским фашизмом. «Русская национальная идея» трактовалась им как «идея, поднявшая весь русский народ на борьбу против большевизма. Сталин по требованию обстоятельств схватился за русскую национальную идею. Он использует ее для того, чтобы отсрочить свою гибель, а затем уничтожить русскую национальную идею, заставляя ее служить целям большевистской пропаганды»¹³².

«Задачи» мирного русского населения оккупированных немцами областей определялись следующим образом: «Сейчас мы, мирное население освобожденных областей, ведем эту борьбу против большевизма засевая поля, открывая магазины, приступая к ремеслам, службе в учреждениях. Мы включаемся в тотальную войну против жидовско-сталинской банды и тем создаем новую жизнь. Это идея русских. Русские идут в Русскую Освободительную Армию и ради нее несут трудности тотальной войны»¹³³.

Для каждой категории граждан дополнительно готовились специальные листовки и прокламации. Для «русских в освобождённых германскими войсками областях» это были воззвания, призывающие записываться добровольцами в РОА генерала Власова в ближайшей местной комендатуре¹³⁴.

В одном из первых приказов Власова заявлялось, что священный долг каждого честного человека — стать добровольцем и участвовать в общей русско-германской борьбе против большевиков¹³⁵.

Хотя власовцы пытались создать иллюзию, что их организация имеет широкоразветвлённую боевую и пропагандистскую сеть на всей территории Советского Союза, реально она могла действовать лишь на оккупированной территории, проводя свои акции в отношении мирное население и особенно партизан. На силы сопротивления пытались воздействовать по двум направлениям пропаганды: экономическому и нравственно-политическому.

Народных мстителей коллаборационистская печать убеждала в том, что пока они воюют за якобы правое дело, их жёны и дети голодают. При этом «завмаги и политруки имеют положительно всё, вдобавок ваших жён». Им также пытались доказать, что «весь русский народ, кроме замкнутой частицы в районе ваших боевых действий, уже объединился с германской армией и победа будет за ним». Поэтому, говорилось во власовских прокламациях, «нужно понять, что так называемая партизанская борьба велась и ведется не задело русского народа, а против него»¹³⁶.

Партизанам внушалась мысль о том, что когда они воевали с иностранными солдатами, у советского руководства как будто было основание говорить им, что они ведут борьбу против захватчиков русской земли. Теперь же сопротивление сталкивается с подразделениями Русской освободительной армии, которая является защитницей интересов русского народа, а не одних евреев и коммунистов. Народных мстителей призывали переходить на сторону РОА, в противном же случае «они будут прокляты всем народом за те страдания, которые принёс России Сталин и его большевизм»¹³⁷.

Реакция советской стороны на этот комплекс пропагандистских материалов была весьма болезненной. Только этим можно объяснить опубликование листовки «К русским людям, обманутым немцами». (По некоторым источникам её текст был написан И. В. Сталиным и Л. 3. Мехлисом.)¹³⁸В ней Власов обвинялся в том, что он в 1937–1938 годах был активным участником контрреволюционных троцкистских организаций и вместе с другими врагами народа пытался загубить нашу Родину. Далее из текста следует, что его неоднократно прощали и даже повышали в должности. Летом 1941 года под Киевом он сдался немцам в плен и завербовался к ним «как шпион и провокатор». После этого он вернулся в расположение Красной Армии и получил возможность со стороны советского командования «доказать свою невиновность».

Власов последовательно сдал немцам свои армии под Киевом, Москвой и Ленинградом, после чего окончательно перебежал к своим хозяевам летом 1942 года¹³⁹.

Подобные публикации вызывали недоумение и скепсис среди русского населения на оккупированных территориях. Фашистские и власовские пропагандисты предприняли ряд шагов для закрепления этой реакции. Были отпечатаны листовки, факсимильно воспроизводившие те номера советской «Правды» и «Красной звезды» за 1941–1942 годы, где генерал Власов в числе других назывался одним из героев Московской битвы¹⁴⁰.

Усиленная пропаганда «власовского движения» осуществлялась для привлечения на его сторону как можно большего числа людей. При этом средства немецкой пропаганды пытались убедить общественное мнение в том, что в течение нескольких месяцев к Власову пришло более миллиона человек. Так, радиостанция «Лахти» в своей программе от 21 мая 1943 года сообщила, что численность РОА достигает 750 тысяч человек, а уже 10 июля этого же года прошла информация о том, что «на территории освобожденной от большевиков России создана миллионная Русская Освободительная Армия»141.

К сожалению, последняя цифра и по сей день время от времени приводится в работах некоторых недобросовестных историков.

Но в целом, идеологическая атака фашистов и их союзников несмотря на определенные ошибки в советской пропаганде не достигла своей цели. В 1943 году вся инициатива была в руках у советской стороны.

Активная боевая и массово-разъяснительная работа среди населения убеждала людей в том, что Советский Союз ведёт справедливую борьбу, и советский народ победит в этой войне. Разоблачались заверения немецких пропагандистов в непобедимости вермахта, прочности его завоеваний. Жителям убедительно доказывали, что немецкая оккупация — явление временное и что Красная Армия скоро освободит всю территорию страны.

Процесс реорганизации нацистских пропагандистских служб совпал с завершением коренного перелома в Великой Отечественной войне — успешным наступлением Красной Армии под Орлом и Белгородом. В сентябре 1943 года был освобожден Смоленск. Параллельно с этим партизанские соединения Северо-Запада РСФСР под руководством Ленинградского штаба партизанского движения летом-осенью 1943 года приступили к подготовке всенародного вооружённого восстания в тылу врага. В этих условиях работа нацистских пропагандистов, которые теперь пытались внушить населению, что они являются подразделением Русской освободительной армии, могла вестись лишь в самых крупных населённых пунктах: Пскове, Луге, Дно. Юго-Восточные районы области, где силы советского сопротивления были наиболее сильны, оказались полностью очищены от оккупационных пропагандистских служб¹⁴².

Во второй половине 1943 года коллаборационистская печать оказалась доступной лишь для жителей тех населённых пунктов, где находились фашистские гарнизоны. Недостаток информации с мест газеты компенсировали перепечатками сводок германского командования, своими комментариями этих сводок, а также регулярными публикациями русской классики. Иногда рассказы А. П. Чехова, И. С. Тургенева, стихотворения А. С. Пушкина занимали до двух полос из четырёх¹⁴³.

Подобную подборку можно объяснить не только декларированной любовью власовцев к национальному наследию, но и катастрофическим положением фашистов на фронте и в тылу. Кроме этого, нужно учитывать тот факт, что партизаны полностью разрушили связь редакций этих изданий со своими корреспондентами на местах. Вместо какой-либо информации, интересующей коллаборационистов, им присылались из районов партизанские листовки и письма нецензурного содержания¹⁴⁴.

Уже к концу 1942 года советской пропаганде удалось наладить работу на оккупированной территории России. Большой резонанс среди населения имели листовки, подписанные иерархами Русской Православной Церкви, известными деятелями культуры, находившимися до войны в определенной оппозиции к советской власти. Эти факты стали подтверждением того, что война с немецко-фашистскими захватчиками является Отечественной для всех русских людей.

В 1943 году большинство областей РСФСР были освобождены от немецко-фашистских захватчиков. В условиях успешного наступления Красной Армии под Новгородом и Ленинградом зимой-весной 1944 года все нацистские службы, занимающиеся пропагандой на Северо-Запад РСФСР и Прибалтику, были эвакуированы в немецкий тыл и стали одним из отделов военно-разведывательного органа «Цеппелин»¹⁴⁵.

Основные направления в деятельности нацистской пропаганды были отработаны заранее. Это позволило на первом этапе захватить инициативу. Работа облегчалась отсутствием у советского сопротивления возможности оперативно противодействовать вражеским акциям. Первые успехи вермахта на Восточном фронте подорвали у части населения веру в возможность победы над Германией. Разгром фашистов под Москвой, срыв планов «молниеносной войны», оккупационная политика по отношению к населению позволили партизанам и подпольщикам развернуть активную боевую и политическую деятельность. С1943 года наступил коренной перелом в идеологической борьбе противоборствующих сторон — сопротивлению удалось не только захватить инициативу в свои руки, но и полностью сорвать план по массовому вовлечению советских граждан в коллаборационистские формирования.

Содержание и размах фашистской пропаганды на временно оккупированной территории наряду с другими факторами потребовали от советского сопротивления не только усиления, но и поиска новых форм политической работы с населением и личным составом партизанских отрядов.

Советская пропаганда лишь тогда смогла наилучшим образом выполнить свою роль, когда в своей деятельности она стала сочетать объективность, учёт местных условий, наступательность и честность. Защищаясь от идеологического давления противника, она создала мировоззренческие и психологические барьеры на пути восприятия пропаганды врага жителями оккупированных территорий. Фашистские пропагандистские акции, тщательно подготовленные и направленные на разложение населения, умело и систематически разоблачались советской стороной, вскрывалась вся система нацистских лжедоводов, методов и средств.

Антифашистское сопротивление не сразу пришло к этому. Опыт идеологической работы накапливался в ходе самой войны. Партизанам и подпольщикам пришлось отказаться от таких представлений в области пропаганды, как преувеличение классового фактора, отказ от контрпропаганды, недооценка идеологического противника, возможность жёсткой централизации всей работы, отсутствие инициативы снизу. И это принесло свои результаты. В тяжелейших условиях нацистской оккупации была одержана победа над опытным и коварным врагом — немецкими пропагандистскими службами.

Примечания

1 Димитров Г. Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма. М., 1935. С. 80.

2 Галкин A.A. Германский фашизм. С. 271.

3 Там же. С. 340.

4 Ржевская Е. М. Геббельс. Портрет на фоне дневника. М., 1994. С. 13.

5 История второй мировой войны 1939–1945. Т. З.М., 1974.С.318. 6ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 191. Л. 17.

7 Там же. Д. 133.Л. 18.

8 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 133. Л. 15.

9 Там же. Д. 139. Л. 39.

10 Там же. Л. 29.

11 ГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д. 191. Л. 17.

12 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 44.

13 Из беседы с комиссаром 5-ой партизанской бригады Сергуниным И. И. 10 марта 1993 г.

14 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 133. Л. 22.

15 Там же. Д. 131.Л. 11.

16 Та мже. Д. 133.Л, 12.

17 Там же. Д. 131, Л. 1,6.

18 Тамже. Л. 1.

19 Там же. Д. 133, Л. 14,24.

20 Там же. Д. 131. Л. 16.

21 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 7.

22 Там же. Д.201.Л.62.

23 Там же. Ф. 225. Оп. 5. Д. 6. Л. 8.

24 Там же. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 83.

25 Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне «третьего рейха» против СССР: Секретные речи. Дневники. Воспоминания. М, 1996. С. 290.

26 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 311, Л. 12–13.

27 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 131.Л. 14.

28 АУФСБНО. Д. 1/7258, Л. 56–57.

29 ЦГАИПД. Ф.0-116. Оп. 9. Д. 135. Л. 19.

30 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 138. Л. 13–14.

31 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 135. Л. 9.

32 ЮденковА. Ф. Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории (1941–1944). С. 85.

33 АУФСБНО. Д. 1/7088. Л. 8.

34 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 212. Л. 18.

35 Там же. Д. 139. Л. 57–58.

36 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 648. Л. 3.

37 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 194. Л. 20.

38. КрыськоВ. Г. Секреты психологический войны (цели, задачи, методы, формы, опыт). Минск. 1999. С. 356.

39 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 195. Л. 11.

40 Там же.

41 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 667. Л. 18.

42 АУФСБНО. Д. 4327. Л. 89.

43 ГАОО. Ф. Р-3681. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.

44 АУФСБНО. Д. 4327. Л. 91.

45 ГАНО. Ф. Р-807. Оп. 1. Д. 5. Л. 1.

46 Там же. Л. 3 об.

47 Там же. Л. 2.

48 Там же. Л. 4.

49 Там же. Л. 7.

50 АУФСБНО, Исторический фонд. Д. 54. Л. 54.

51 Там же. Л. 47.

52 Речь. 1942.25 марта.

53 За Родину. 1942.2 сентября.

54 ГАНПИНО. Ф. 1667. Оп. 2. Д. 416. Л. 30.

55 Речь. 1943.2 июня.

56 Герцениапейн Р. Э. Война, которую выиграл Гитлер. С. 445.

57 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 131. Л. 5.

58 Там же. Л. 1–3.

59 Там же.

60 Речь. 1942. 5 апреля.

61 ГАНПИНО. Ф. 185. Оп. 3. Д. 12. Л. 9.

62 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 658. Л. 18.

63 Прудников М. С. Неуловимые. М., 1961. С. 160.

64 Крысько В. Г. Секреты психологической войны (цели, задачи, методы, формы, опыт). С. 351.

65 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 38.

66 Там же. Д. 1/3986. Л. 37.

67 Там же. Д. 1/7240. Л. 65,

68 Там же. Д. 2А/1084. Л. 12.

69 Там же. Д. 1/7256. Л. 38.

70 Там же. Д. 1/7255. Л. 25.

71 Там же. Д. 1/7256. Л. 94.

72 Там же. Д. 1/7223. Л. 15.

73 Там же. Д. 1/7174, Л. 62,98.

74 Там же.

75 Там же. Д. 1/7258. Л. 48–49.

76 Там же Л. 56–57.

77 Там же. Д. 1/7276. Л. 35.

78 Там же. Д. 1/7271. Л. 3.

79 Там же. Д. 1/7255. Л. 70.

80 ГАНПИНО.Ф.260.Оп.9.Д. 138.Л.101.

81 Там же. Л. 102.

82 Там же.

83 АУФСБНО.Д. 1/3986. Л. 18.

84 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 138. Л. 104.

85 Там же. Д. 139. Л. 57.

86 Там же.

87 Там же.

88 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 24.

89 Тамже. Л. 104.

90 АУФСБСО. Д. 22431. Л. 64.

91 АУФСБНО. Д. 1/7096. Л. 68.

92 АУФСБСО. Д. 7876. Л. 6 об.

93 Там же. Л. 6.

94 Там же.

95 АУФСБПО.Д.41586.Л.21.

96 Там же. Д. 42255. Л. 26.

97 Там же. Л. 27 об.

98 Галкин А. А. Германский фашизм. С. 347.

99 АУФСБНО. Д. 1/7096. Л. 46.

10 °CРАФУФСБСПбЛО. Д. 14321. Л. 68.

101 Меже И. А., Юденков А. Ф. Оружием контрпропаганды. С. 266–276.

102 АУФСБНО. Д. 1/7098. Л. 132.

103 Там же. Д. 1/3986. Л. 66.

104 Там же. Л. 14.

105 Там же. Л. 18.

106 Там же. Д. 1/7236. Л. 14.

107 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д. 131.Л.5.

108 АУФСБНО. Д. 2А/1086. Л. 73.

109 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1297. Л. 76.

110 Из беседы с комиссаром 5 ПБ Сергуниным И. И. 10 марта 1993 г.

111 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1.Д.71.Л. 12.

112 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 24.

113 Там же. Л. 3.

114 Там же. Д. 1/7256. Л. 42.

115 Там же. Д. 1/1075. Л. 32.

116 ЦГАИПД. Ф 0-116. Оп. 9. Д. 1278. Л. 2.

117 Там же. Д. 1297. Л. 74.

118 Там же.

119 Там же. Л.75.

120 АУФСБНО. Д. 2/1084. Л. 14–15.

121 АУФСБПО. Д. 42583. Л. 37.

122 Там же. Л. 39.

123 ПОЦАПОД. Ф. 9952. Оп. 1. Д. 4. Л. 10.

124 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 61.

125 Там же. Л. 62.

126 Там же.

127 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1297. Л. 6.

128 Там же. Д. 1721. Л. 17.

129 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 196. Л. 71.

130 ЦГАИПД. Д. 1297. Л. 18.

131 АУФСБПО. Д. 44362. Л. 21.

132 Там же. Л.24.

133 Там же. Л. 24 об.

134 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1297. Л. 6.

135 Там же. Д. 667. Л. 28.

136 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 199. Л. 7.

137 Там же. Д. 667. Л. 41.

138 Из беседы с комиссаром 5-й партизанской бригады Сергуниным И. И. 10 марта 1993 г.

139 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1235. Л. 6.

140 Из личного архива комиссара 5 ПБ Сергунина И. И.

141 АУФСБНО. Д. 42583. Л. 42.

142 Из личного архива комиссара 5 ПБ Сергунина И. И.

143 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1717. Л. 1-42.

144 См. ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1743. Л. 1.

145 АУФСБНО. Д. 2/1084. Л. 15.

Глава 2. Деятельность антикоммунистических и пронаиистских движений на оккупированной территории России

Приход Гитлера к власти в Германии в начале 30-х годов вызвал положительную реакцию среди представителей правого лагеря русской эмиграции. Они восприняли происходящие политические перемены как победу антикоммунистических сил: «целый ряд народов добился победы своей Белой Идеи — Италия, Португалия, Германия, Венгрия»¹.

Один из руководителей Российского национального и социального движения (РНСД), возникшего в 1935 году в Германии, барон А. В. Меллер-Закомельский говорил: «Мы преклоняемся перед личностью вождя германской нации Адольфа Гитлера и видим в нем… духовного вождя мировых сил света, спасающих человечество от кромешной тьмы большевизма»².

Однако в Третьем рейхе русское профашистское движение не сформировалось, так как Гитлер презирал как русские национальные устремления, так и русских как представителей неполноценной нации.

Отрицательное отношение к русской государственности и русскому национальному движению высказывали практически все руководители III Рейха. Так Геббельс писал в своем дневнике о том, что «одна из основных задач германского государственного управления заключается в том, чтобы навсегда прекратить всеми возможными средствами любое развитие славянских рас. Естественные инстинкты всех живых существ подсказывают нам необходимость не только побеждать своих врагов, но и уничтожать их»³.

Но подготовка нападения на Советский Союз заставила нацистское руководство максимально использовать все антикоммунистические силы.

Еще в начале 30-х годов начал активно действовать «Анти-комминтерн», созданный Эберхартом Таубертом, одним из помощников Геббельса. Заметную роль в нем играли «русские немцы» (т. е. бывшие подданные Российской империи) Адольф Эрт и Эвальд Амменде.

Издаваемый организацией журнал «Анти-Коминтерн» наряду с антисоветскими и антисемитскими статьями публиковал свидетельства «новых» эмигрантов и перебежчиков. В основном они касались «жестокости и произвола», царящих в СССР.

Мероприятия, проводившиеся этой организацией, ориентировались на европейскую аудиторию. При этом она была всегда готова к началу боевых действий против СССР.

До 1936 года «Антикоминтерну» была подконтрольна русскоязычная газета в Германии «Новое слово»⁴.

В годы Второй мировой войны «Антикоминтерн» преобразовался в движение, работающее исключительно в целях пропаганды. В министерстве пропаганды специалисты по Советскому Союзу определили группы населения, которые могли быть оппозиционны Сталину. К ним относились лица, так или иначе пострадавшие от советской власти, жители областей, присоединенных в конце 30-х — начале 40-х годов (Прибалтика, Бессарабия, Западная Украина и Западная Белоруссия), националисты, великорусские шовинисты, троцкисты и ленинцы, считающие, что Сталин предал идеи Октябрьской революции. В качестве экспертов привлекались как русские эмигранты и невозвращенцы, так и бывшие члены германской коммунистической партии, вставшие на путь сотрудничества с нацистами.

Кроме министерства пропаганды, идеологическое воздействие на Советский Союз осуществлял и отдел пропаганды верховного командования вермахта. Им была организована специальная испытательная лаборатория. Из числа военнопленных отбирались люди разных профессий, специальностей, возрастов, интеллектуального уровня и национальностей. Тексты радиопередач и листовок давались им на просмотр и критику⁵.

После поражения немецких войск под Москвой, с весны 1942 года, руководство частей вермахта, а также немецких разведывательных служб стало активно выступать за то, чтобы изменить представление о войне против Советского Союза исключительно как об акте насилия. Они предлагали максимально политизировать и идеологизировать ее цели, дабы способствовать переходу народов России на сторону Германии. Однако руководство III Рейха и сам Гитлер выступили категорически против таких идей⁶.

Но командование вермахта, особенно в тех районах, где активно развивалось партизанское движение, сквозь пальцы смотрело на различные политические потуги русских антикоммунистов.

25-26 ноября 1941 года в Локте К. П. Воскобойник опубликовал «Воззвание к населению Локотьской волости о начале новой жизни в освобождённой России» и «Манифест Народной социалистической партии — Викинг (Витязь)»⁷. Автор манифеста заявлял, что это движение возникло «в подполье в сибирских концлагерях». «Народная социалистическая партия» брала на себя «ответственность за судьбы России, а также обязательство создать правительство, которое обеспечит спокойствие, порядок и все условия, необходимые для процветания мирного труда в России»⁸. Кроме многочисленных обещаний русскому населению и объявлению амнистии для «комсомольцев, рядовых членов Коммунистической партии, Героев Советского Союза», в качестве одного из пунктов программы было заявлено «беспощадное уничтожение евреев, бывших комиссарами»⁹.

Воскобойник и его ближайшее окружение (Каминский и Мосин) с апломбом заявляли о том, что создающееся движение является всероссийским. Манифест распространялся в пределах Орловской, Курской, Смоленской и Черниговской областей. Провожая в рекламные поездки по этим регионам своих последователей, Воскобойник, никогда не страдавший от излишней скромности, напутствовал их: «Не забудьте, мы работаем уже не для одного Брасовского района, а в масштабах всей России. История нас не забудет»¹⁰.

Однако абсолютное большинство жителей оккупированных областей отнеслось к факту «наступления новой эпохи» и к призывам вступать в новую партию весьма равнодушно. Никакого значительного роста рядов НСПР не произошло.

В ночь на 8 января 1942 года сводный партизанский отряд на 120 подводах без выстрелов въехал в Локоть и атаковал казарму и дом бургомистра. Было уничтожено ⁵4 коллаборациониста и немецких солдат. Тяжело раненный партизанами «организатор новой власти» Воскобойник скончался на операционном столе. Его так и не удалось спасти несмотря на то, что из Орла прилетели немецкие врачи. Если верить партизанскому источнику, последними словами Воскобойника были следующие: «А я-то собирался играть роль в истории»¹¹.

Теперь в Локотьском районе роль безусловного лидера новой партии стала принадлежать Б. Каминскому. Последнему очень льстило, когда его сравнивали с Адольфом Гитлером.

В апреле 1942 года в газете «Голос Народа» была опубликована программа Русской народной национал-социалистической партии. Коллаборационистам очень хотелось, чтобы их движение стало равновеликим НСДАП. Во введении говорилось: «Наша партия уверена в дальнейшей помощи великого германского народа и ее испытанной в боях дружественной нам по духу и идеям германской Народной национал-социалистической партии с ее бессмертным руководителем Адольфом Гитлером»¹².

К любым политическим объединениям на оккупированной территории России, естественно, если они не появлялись при непосредственном участии нацистских разведывательных или пропагандистских органов, немецкое руководство относилось с большим недоверием и подозрением. Попытка Каминского и его соратников активизировать деятельность НСПР всячески тормозились. Лишь 22 марта 1943 года в приказе по Локотьскому окружному самоуправлению обер-бургомистр объявил о необходимости практического разрешения «вполне справедливого и давно назревшего вопроса» — об образовании Национал-социалистической партии России (в некоторых документах «Национал-социалистическая трудовая партия России. — Б. К.)¹³.

Манифест национал-социалистов России подписали Мосин, Бакшанский, Васюков, Вощило и Хомутов. В нем говорилось, что спасение Родины возможно только при объединении всех честных людей России в единую мощную организацию — партию. Вождем этой партии будет «руководитель Новой Власти Б. В. Каминский»¹⁴.

В качестве программных установок НСПР провозгласила следующее:

1. Свержение кровавого сталинского строя в России.

2. Создание суверенного государства, объединяющего народы России.

3. Признание за отдельными национальностями России, созревшими к самостоятельному государственному существованию, права на самоопределение.

4. Путем создания в Новой России справедливого социального трудового строя ликвидировать искусственно созданную большевиками классово-сословную рознь¹⁵.

В одном из пунктов программы говорилось, что «все имущественные права бывших помещиков и капиталистов (русских, а также иностранных) считать утерянными». На вопрос русских граждан: «Кто подразумевается под иностранцами?», активисты НСПР отвечали, что это немцы. Однако когда немецкое руководство задавало аналогичный вопрос, то ответ был другой: «Это англо-американские еврейские капиталисты, которым Сталин продал Россию»¹⁶.

Заканчивались прокламации обычно лозунгом: «Да здравствует свободная Россия без жидов и коммунистов!»¹⁷.

Существование Национал-социалистической партии России оставалось вне округа совершенно неизвестным фактом, и местные немецкие власти всячески умалчивали о нем в своих отчетах. В саму партию оказался вовлечен весьма узкий круг лиц — чиновники административного аппарата самоуправления и некоторые бойцы и командиры бригады Каминского.

Летом 1944 года, когда бригада Каминского находилась на территории Белоруссии, Гиммлер лично выразил ее командиру свою благодарность за участие в боях против партизан. Каминскому был присвоен чин бригаденфюрера СС и генерал-майора войск СС, а его подчиненные составили 29-ю гренадерскую дивизию войск СС (русская № 1) ¹⁸.

В это время газета «Боевой путь» в статье «Наш комбриг», посвященной 45-летию Каминского, писала, что «Б. В. Каминский подхватил и довел до конца идею К. П. Воскобойника о создании Российской национальной партии… Дружными усилиями разработан Манифест, Программа и устав партии, отражающие чаяния широчайших масс русского народа как по эту, так и по ту сторону фронта»¹⁹.

Интерес к детищу Воскобойника и Каминского проявили активисты Национально-Трудового Союза Нового Поколения (НТСНП). Ее члены стали играть заметную роль в «партийном строительстве» НСПР. В их числе был, в частности, Г. Е. Хомутов, создавший в Локотьском округе молодежную организацию. НТСНП считал себя той политической силой, которая сможет в условиях этой войны играть роль некой «третьей силы» в борьбе между нацизмом и коммунизмом. Эта политическая организация возникла в 1929 году в результате объединения Национального союза русской молодежи в Болгарии и Союза русской национальной молодежи в Югославии. За предвоенные годы она несколько раз меняла свое название, пока с 1936 г. не стала именоваться НТСНП.

Союз в своей деятельности изначально ориентировался на эмигрантскую молодежь, его отделения появились в тех городах Европы, где концентрировалась эмиграция.

В качестве альтернативы коммунистической идеологии солидаристы предлагали России новую философию — национально-трудовой солидаризм, в котором нация определялась как корпоративная общность с единой культурой, единым государством и экономическими интересами. НТС отвергал любые формы федерализма и политического либерализма. Фактически солидаристы пытались создать русский вариант германского национал-социализма. Их симпатии к Гитлеру оттолкнули от Союза значительную часть русской эмиграции. Членов НТС за желание всячески подражать нацистам даже называли «нацмальчиками»²⁰.

Многие члены НТС занимали ответственные должности в различных немецких учреждениях: в министерстве пропаганды, в министерстве Восточных территорий и в учебных лагерях, где готовились антисоветские воинские формирования. Так, например, известный солидарист А. С. Казанцев работал в отделе пропаганды Верховного командования вермахта²¹.

Немало активистов этой организации уже осенью 1941 года оказались в оккупированных районах России. Практически все они стремились занять какие-либо посты в «новой русской администрации», а также в разведывательных, контразведывательных и карательных органах немецких оккупационных служб. Так, в Смоленске эмигранты играли заметную роль в жизни города и округа. На территории области к концу 1941 года находилось более 100 активных членов этой партии, прибывших из-за рубежа²². Николай Алферчик работал начальником 2-го (секретно-политического) отдела окружной полиции. В его функции входила координация действий карательных отрядов. Также в полиции служили Дмитрий Каменецкий и Кирилл Калякин. Владимир Гацкевич являлся одним из создателей газеты «Новый путь», а Вячеслав Пелипец работал здесь переводчиком. Некоторые члены HTG устроились в различные нацистские оккупационные органы. Так, Юрий Герцог был личным секретарем руководителя зрелищных предприятий Смоленска при отделе немецкой пропаганды. Георгий Гандзюк являлся заместителем начальника города Менынагина.

Прибытие в Смоленск руководства НТС Околовича, Гандзюка, Брандта и других сделало его центром деятельности этого союза на всей территории центрального направления армейской группы немецких войск, куда входили Белоруссия, Смоленская, Воронежская, Орловская и Курская области. Конечной целью своей деятельности НТС провозгласил ликвидацию советской власти путем вооруженной борьбы и установления на территории СССР так называемой «национальной власти». Все они занимались активной пропагандой своих идей. Для этого организовывались встречи по обсуждению НТСовской литературы. На них эмиссары НТС проводили активную работу по вовлечению в партию новых членов. Эти собрания вызывали большой скепсис и подозрение как со стороны русского населения, так и немецких специальных служб. Большинство мирных жителей воспринимали их как провокацию, а немцы не могли допустить того, что хоть что-то проходит без их ведома²³.

По окончании собрания присутствовавшие пели гимн, в котором были слова: «Города вдали и огни вдали, дивный город вдали — Москва. Светлый час уж бьет, красный враг падет. Будет снова Россия жива»²⁴.

Во Пскове представителем НТС являлся К. А. Кирий. Он стремился вовлечь в организацию, в первую очередь, представителей интеллигенции. Им активно распространялась различная программная литература. К деятельности НТС проявило большой интерес немалое количество сотрудников «новой русской администрации», в том числе, и бывший «шеф Новгородского гестапо» Б. А. Филистинский²⁵.

Зная, что члены НТС являются убежденными противниками советской власти, нацисты активно привлекали их к работе в своих спецслужбах. Так, около 200 ее членов служили в зондеркоманде «Р» под командованием известного немецкого разведчика Б. Смысловского²⁶.

В специальном лагере «Сантйехен» проходила подготовка руководителей-диверсантов повстанческого движения для борьбы с советской властью в тыловых районах Советского Союза. Там изучалось партизанское дело, оружие, организация террористических актов²⁷.

В мае 1945 года были перечеркнуты все надежды энтээсовцев на изменение политического режима в России при помощи иностранного военного вмешательства. Но в отличие от других организаций, боровшихся с советским строем в годы Второй мировой войны, «Народно-трудовой союз» (так он стал называться после войны) нашел свое место в новых условиях. Переориентировавшись на бывших союзников СССР по антигитлеровской коалиции и, в первую очередь, на США, НТС сумел сохранить свои кадры и организационные структуры и продолжил политическую деятельность.

В целом, все антикоммунистические и националистические движения на оккупированной территории России находились под жестким контролем немецких спецслужб. Так, в Смоленске информацию о всех сторонах общественной жизни города и района собирала «Абверкоманда-303»²⁸. Некоторые «партии» изначально создавались по инициативе различных германских служб.

Русская трудовая народная партия (РТНП) была создана в сентябре 1941 года в лагере для военнопленных офицеров Красной Армии в Хаммельбурге. С немецкой стороны «партия» курировалась офицером абвера капитаном фон Зиверсом и зондерфюрером Кохом.

В ноябре 1941 года начальником военного отдела РТНП генерал-майором Ф. И. Трухиным было подготовлено «Положение о военном отделе РТНП». В нем говорилось, что основной целью данной организации является борьба с остатками коммунизма и скорейший военный разгром СССР для того, чтобы начать «строительство Новой России».

Трухин понимал полную зависимость РТНП от нацистов, поэтому в документе специально оговаривалось: «План работы военного отдела поквартально составляется его начальником и утверждается немецким командованием через президиум партии…»²⁹

Авторитет РТНП в глазах германского командования предлагалось ее активистами повышать следующими способами:

«1. По ускорению разложения Красной Армии и ее разгрома целесообразно выбросить в ее тыл отдельные группы из военнопленных для проведения политработы, диверсионных актов на железных дорогах, складах, нападений на штабы и пр. с целью нарушения подвоза и управления.

2. Необходимо всеми мерами усилить воинские части германской армии, ведущие войну на Восточном фронте; для этого целесообразно было бы приступить к формированию частей и соединений всех родов войск из военнопленных. Эти формирования использовать для смены германских соединений, находящихся во Франции, Бельгии, Голландии или на Балканах. Сменные соединения усилят Восточный фронт. Получив закалку и проведя курс боевой подготовки параллельно с несением службы, русские части и соединения с апреля 1942 года могут быть использованы по решению германского командования или для борьбы с англичанами в Африке и Азии, или для ведения боевых действий против Красной Армии, если к этому времени она не будет разбита»³⁰.

Эти предложения убедительно свидетельствуют о полном контроле над этой «партией» со стороны лагерного начальства, в первую очередь, разведотдела и гестапо. К середине 1942 года в ней значилось 120 человек. Ее некоторые члены впоследствии заняли ответственные посты в Комитете освобождения народов России генерала Власова.

Политический Центр борьбы с большевизмом (ПЦБ) был создан в июле 1942 года в городе Веймар под контролем VI управления РСХА (служба внешней разведки Главного управления имперской безопасности). Костяк этой организации составили пленные советские офицеры. Официально ее основателем выступил бывший командир 102 стрелковой дивизии И. Г. Бессонов. Еще в апреле 1942 года он вступил в переговоры с представителями нацистских спецслужб, предложив начать формирование числа из военнопленных специальные подразделения для борьбы с партизанами. Однако немцы предложили несколько другое: проведение борьбы с советской властью путем подготовки вооруженных групп и заброски их в тыловые районы Советского Союза для организации там повстанческих отрядов.

Антисоветское вооруженное сопротивление планировалось развернуть в районе от Северной Двины до Енисея и от Крайнего Севера до Транссибирской магистрали. Отряды ПЦБ должны были захватывать лагеря, освобождать и вооружать отряды заключенных и ссыльных и двигаться в южном направлении, расширяя район действий.

Одновременно разрабатывалась политическая программа Центра. В ней отмечалось, что в будущей России тяжелая промышленность, транспорт, почта и телеграф будут находиться в руках государства. Колхозы предполагалось ликвидировать при введении частной собственности на землю. После свержения советской власти до окончания всех боевых действий планировалось введение военной диктатуры, осуществляемой руководителями «Освободительных сил», а затем проведения всеобщих выборов³¹.

В июне 1943 года Бессонов и ряд его ближайших соратников были арестованы гестапо якобы за антинемецкую деятельность. Некоторые из них были вскоре освобождены. Сам Бессонов находился в качестве привилегированного заключенного в концлагере «Заксенхаузен», где занимался разработкой различных планов борьбы с партизанами. 15 мая 1945 года, из американской зоны оккупации Германии, он был передан советским властям³².

Боевой Союз Русских Националистов (БСРН) был создан осенью 1941 года из числа военнопленных солдат и офицеров РККА. Программные положения Союза были следующими:

1. Будущая Россия должна стать мононациональным государством. Украине, Белоруссии, Прибалтике и Закавказью будет предоставлено право на самоопределение под протекторатом Великой Германии.

2. Власть в России должна принадлежать правителю, назначенному Гитлером.

3. Для законодательной власти будет избираться государственный совет, который должен утверждаться правителем. Он же назначает министров.

4. Колхозы упраздняются, а вся земля, им принадлежащая, передается в частную собственность.

5. В области торговли поощряется частная инициатива. Мелкая промышленность передается частному капиталу, средняя — будет находиться в руках акционеров, а крупная подлежит ликвидации, поскольку Россия должна быть аграрной страной.

6. Религия отделяется от государства и от школы, но поддерживается правительством.

7. Образование в стране сохраняется только начальное³³. Членами Союза могли быть только мужчины, достигшие 18 лет, всех национальностей, за исключением евреев.

БСРН под руководством германского командования проводил работу по формированию специальных воинских подразделений для борьбы с партизанами, для несения охранной службы в тылу немецких войск, а также принял активное участие в работе немецких разведывательных школ по подготовке и заброске разведывательно-диверсионных групп на территорию Советского Союза.

В1942 году в Берлине была создана Национальная организация русской молодежи. Ее координатором стал сын белого эмигранта, проживавший до этого в Югославии, Георгий Львович Лукин. Подросткам из числа детей эмигрантов объявлялось, что они в будущем займут различные руководящие посты в «Новой России»³⁴.

28 февраля 1943 года радиостанция «Лахти» сообщила об образовании в Смоленске Русского комитета и передала за подписью председателя Комитета генерал-лейтенанта Власова и секретаря Комитета генерал-майора Малышкина обращение «К бойцам, командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза».

Это воззвание во многих миллионах экземплярах очень быстро было распространено по оккупированным районам, разбросано с самолетов над передовыми частями РККА и в советском тылу.

Русский комитет изложил свою программу в 13 пунктах. Из них основными являлись следующие:

1. Ликвидация принудительного труда и обеспечение рабочему действительного права на труд, создающий его материальное благосостояние.

2. Ликвидация колхозов и планомерная передача земли в частную собственность крестьянам.

3. Восстановление торговли, ремесла, кустарного производства.

4. Предоставление интеллигенции возможности свободно творить на благо своего народа…

7. Уничтожение режима террора и насилия, введение действительной свободы религии, совести, слова, собраний, печати. Гарантия неприкосновенности личности и жилища.

8. Освобождение политических узников большевизма и возвращение из тюрем и лагерей на родину всех, подвергшихся репрессиям за борьбу против большевизма…

10. Восстановление разрушенных во время войны городов и сел за счет государства…

13. Обеспечение прожиточного минимума инвалидам войны и их семьям³⁵.

В конце своего обращения Русский комитет призвал всех бойцов и командиров Красной Армии и всех русских людей переходить на сторону действующей на стороне Германии Русской освободительной армии. При этом, каждому перешедшему на сторону «борцов против большевизма» гарантировалась жизнь «вне зависимости от его прошлой деятельности и занимаемой должности»³⁶.

Характерно, что до опубликования «обращения» от лица Русского комитета, т. е. до 28 февраля 1943 года, ни одной из радиостанций противника, проводящих антисоветские передачи на русском языке, ориентированные на тыловые районы Советского Союза, («Висла — Варшава», «Голос народа», «Старая гвардия Ленина» — Германия, «Лахти» — Финляндия, «Бухарест» — Румыния, «Метрополь» — Югославия и др.), ничего не сообщалось об организованном «русском освободительном движении» и о том, что генерал Власов находится в немецком плену.

Из того же обращения следовало, что Русский комитет в Смоленске состоит, главным образом, из бывших офицеров РККА.

Анализируя воззвание Русского комитета, смоленская газета «Новый путь» писала в своей передовой статье 6 мая 1943 года: «Сейчас мы, мирное население освобожденных областей, ведем беспощадную борьбу против большевизма, засевая поля, открывая магазины, приступая к ремеслам, службе в учреждениях. Мы таким образом включаемся в тотальную борьбу против иудо-большевистской банды и тем создаем новую жизнь»³⁷.

Но появившиеся на страницах коллаборационистской прессы рассуждения о «славном будущем Новой России, свободной и сильной», вызвало резкое неприятие со стороны нацистского руководства. Появился приказ: «воззвание Смоленского Комитета предназначено только для сбрасывания на территории противника! Распространение его по эту сторону фронта строжайше воспрещено!»³⁸

Практически одновременно со Смоленским, в начале 1943 года, во Пскове начал свою работу так называемый Русский национальный комитет (в некоторых документах — Русский комитет. — Б. К.). В него вошли все наиболее заметные коллаборационисты и «новые предприниматели» (т. е. торговцы. — Б. К.) города и района. Свою деятельность они попытались развернуть на всей оккупированной территории Северо-Запада РСФСР. Ее возглавлял журналист выходившей во Пскове газеты «За Родину» Г. Я. Хроменко. От призывов к содействию всем мероприятиям немцев «комитетчики» перешли к попыткам создания «русских антибольшевистских сил». Было заявлено, что основными задачами РНК являются:

1) Оказание помощи немецким войскам в разгроме Красной Армии.

2) Вовлечение в состав Комитета молодежи и интеллигенции как основного резерва РОА.

3) Подготовка местных административных кадров будущего русского правительства, которое придет к власти после победы над большевиками.

4) Выявление лиц, тормозящих деятельность Русского комитета и изоляция их при помощи германского командования.

С целью вовлечения в Комитет новых участников инициативная группа опубликовала в коллаборационистской газете «За Родину» воззвание «Вечевой колокол зовет», в котором содержался призыв к населению вступать в ряды Русского национального комитета и оказывать всемерную помощь, как моральную, так и материальную, немецким захватчикам в построении новой России³⁹.

Эта организация (как, впрочем, и все подобные) возникла по инициативе нацистов. Как показал на допросе в НКГБ бывший бургомистр Пскова Черепенькин, его пригласили в отдел немецкой пропаганды, там немецкий чиновник приказал ему вьщелить из аппарата Псковского городского управления 10 человек, которые должны периодически, раз в неделю, посещать особые собрания, где будут обсуждаться вопросы политического характера⁴⁰.

По возвращении из отдела пропаганды бургомистр выбрал 10 человек, включая и самого себя, для создания «инициативной группы по организации русского национального движения»⁴¹. На первом собрании присутствовало около 50 человек. Как объявил Хроменко: «Сейчас обсуждается вопрос о создании русского правительства. В Смоленске уже создан такой комитет во главе с генералом Власовым. Мы должны создать такой же для решения во Пскове различных государственных дел»⁴². Все записавшиеся в РНК сразу же прикреплялись к различным учреждениям и мастерским для проведения там пропагандистской работы. В течение следующих двух недель немецким отделом пропаганды было проведено пять аналогичных собраний.

Особых требований к людям, изъявившим желание стать членами этой организации, не предъявлялось. Вся процедура приема ограничивалась записью у Хроменко кратких биографических данных. Официально членские взносы не собирались, но как уже указывалось, все «комитетчики» активно участвовали в различных мероприятиях оккупационных властей, в том числе, и по сбору пожертвований на различные нужды⁴³.

Весной 1943 года члены РНК обратились к германскому правительству и лично к Адольфу Гитлеру с просьбой о создании на оккупированной территории России единого русского правительства с одновременной мобилизацией в РОА всех совершеннолетних мужчин, способных нести военную службу⁴⁴. Одновременно с этим Черепенькин через русскоязычную газету «Новое слово», выходившую в Берлине, обратился с призывом к русским эмигрантам, проживающим в Европе, возвращаться на родину и помогать создавать здесь новое государство «без советов и коммунистов»⁴⁵.

В мае 1943 года активисты РНК выехали в трехнедельную экскурсию по территории Германии. Они посетили следующие города: Берлин, Галле, Герлиц, Зальцбург и Дрезден. В них проходили встречи с ответственными работниками отделов пропаганды, бургомистрами городов и гауляйтерами. В своих приветственных речах псковские коллаборационисты говорили о своей преданности III Рейху, идеям национал-социализма и лично фюреру Великой Германии Адольфу Гитлеру. Кроме этого, в этих выступлениях раздавались призывы к представителям немецких властей как можно быстрее признать Русский национальный комитет как организующий фактор борьбы против большевизма⁴⁶. На обратном пути участники экскурсии пожелали встретиться с генералом Власовым. Такая встреча для них была организована. Власов призвал членов РНК к активной борьбе против большевизма и всесторонней помощи немцам⁴⁷.

До конца лета 1943 года немецким отделом пропаганды было организовано еще несколько собраний РНК. На них в основном заслушивались доклады о положении дел на фронтах и объяснялись причины «временных» неудач германской армии. Идея создания «антибольшевистского правительства» во Пскове, видимо, не нашла сочувствия в Германии и поэтому больше на этих собраниях не обсуждалась. В августе 1943 года по приказу германского командования Черепенькин был снят с должности городского головы и после этого работа РНК замерла.

Такое положение в «партийном строительстве» сохранялось до конца 1944 года, когда войска СССР и его союзников вплотную подошли к границам Германии. В условиях надвигающегося краха III Рейха все средства были хороши. Значительное количество лиц, сотрудничавших с немецкими оккупантами на временно оккупированной территории России, к этому времени перебрались на территорию Рейха. В ноябре 1944 года в Прагу (как в последний крупный славянский город, находившийся под контролем нацистов) из Берлина был привезен так называемый «Комитет Освобождения Народов России», призвавший граждан СССР бороться с «плутократами Англии и США и кликой Сталина»⁴⁸.

1 марта 1945 года с Власовым встретился Геббельс. Власов заявил ему, что «Россия может быть спасена, только если она освободится, от большевистской идеологии и усвоит себе идеологию подобную той, которую имеет немецкий народ при национал-социализме». За два месяца до окончания войны руководитель немецкой пропагандистской машины с огорчением отметил в своем дневнике: «Мы бы достигли очень многого в своей восточной политике, если бы мы уже в 1941 и 1942 годах действовали на тех основаниях, которые отстаивал Власов»⁴⁹.

Готовность Геббельса согласиться с утверждением Власова проявилась только тогда, когда дни нацизма в Германии были уже сочтены.

Никакая конструктивная оппозиция сталинскому режиму, даже национал-социалистическая, как этого хотел Власов, нацистскому руководству не требовалась. В их планах любая российская государственность исключалась. Так называемая «третья сила», якобы боровшаяся во время Второй мировой войны за национальное возрождение России, находилась под полным контролем немецкой разведки и пропаганды.

Примечания

1 Назаров М. Миссия Русской эмиграции. М., 1994. Т. 1. С. 257.

2 Там же. С. 261.

3 Ржевская Е. М. Геббельс. Портрет на фоне дневника. М., 1994. С. 13.

4 Окороков А. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. М., 2000. С. 93–94.

5 Казанцев А. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. М., 1994. С. 67.

6 Гелен Р. Служба. М., 1997. С. 80.

7 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 58.

8 Там же. Л. 61.

9 Там же.

10 Дробязко С. И. Локотьский автономный округ и Русская освободительная армия // Материалы по истории Русского освободительного движения. Вып. 2. С. 196–197.

11 Там же. Л. 177.

12 Голос народа. 1942.15 апреля.

13 ЮденковА. Ф. Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории (1941–1944). М., 1971. С. 43.

14 АУФСББО.Д. 11231.Л. 70 об.

15 Там же. Л.71.

16 Там же. Л. 77.

17 Там же. Л. 81.

18 Дробязко С. И. Локотьский автономный округ и Русская Освободительная Армия// Материалы по истории Русского Освободительного Движения. Вып. 2. С. 205.

19 Боевой путь. 1944.16 июня.

20 Млечин Л. Русские националисты и немецкие национал-социалисты// Новое время. 1994. № 10. С. 53.

21 См.: Казанцев А. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. С. 62–81.

22 АУФСБСО.Д.21655.Л.41.

23 Там же. Д.31792.Л. 112.

24 Там же. 113.

25 АУФСБНО. Исторический фонд. Д. 54. Л. 87.

26 Дробязко С. И. Эпопея генерала Смысловского // Материалы по истории Русского освободительного движения. Вып. 4. М., 1999. С. 133.

27 АУФСБСО. 21665. Л. 44. 28 Там же. Д. 3792. Л. ПО.

28 Окороков А. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. М., 2000. С. 100–101.

30 Родина. 1992. № 8,9. С. 85–86.

31 Александров К. Комбриг Бессонов и десант в ГУЛАГ // Посев. 1997. № 5. С. 42.

32 ОкороковА. В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. С. 108.

33 Там же. С. 109.

34 Захаров В. В., Колунтаев С. А. Русская эмиграция в антисоветском, антисталинском движении (1930-е>-1945 гг.) // Материалы по истории Русского освободительного движения. Вып. 2. С. 61.

35 АУФСПО. Д. 15112-С. Л. 22.

36 Там же. Л. 23.

37 Новый путь. 1943.6 мая.

38 Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. М., 1993. С. 169–170.

39 СРАФ УФСБСПбЛО. Материалы к литерному делу 118// Чекисты на защите Ленинграда. Л. 120–121.

40 АУФСБПО. Д. 22114. Л. 287.

41 Там же.

42 Там же. Л.288.

43 АУФСБПО. Д. С-7014. Л. 128.

44 Там же. Л. 98.

45 Там же.

46 Там же. Л. 130.

47 Там же. Л. 131.

48 Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. С. 429.

49 Ржевская Е. Геббельс: портрет на фоне дневника. С. 343.

Глава 3. Культура и искусство

С начала Великой Отечественной войны оккупанты провозгласили себя спасителями русской культуры. Основной целью, стоящей перед ними, они называли очищение её от скверны коммунизма, большевизма, иудаизма и космополитизма¹.

В системе «взвода пропаганды на Востоке», кроме отдела печати, вопросами культуры и искусства непосредственно занимались ещё три отдела: Дом просветителей, библиотека при Доме просветителей и театральный отдел. Во всех крупных населённых пунктах стали функционировать Дома просветителей, в деревнях создавались «уголки просвещения». Коллектив Дома просветителей состоял из лекторов по вопросам политики, экономики, различных областей знаний. Сюда входили библиотекари, киномеха ники, художники, книгоноши, распространители газет и журналов. Обязательно присутствовала театральная труппа: актёры, музыканты, акробаты, танцоры. Общее количество сотрудников составляло в зависимости от количества населения в районе от 40 до 70 человек².

В работах А. Казанцева «Третья сила», В. Штрик-Штрикфельда «Против Сталина и Гитлера», В. Артемьева «Первая дивизия РОА», Е. Андреевой «Генерал Власов и Русское освободительное движение», В. Позднякова «Андрей Андреевич Власов» и «Рождение РОА» утверждается, что наиболее патриотично настроенная русская интеллигенция вначале встретила нацистское вторжение «как освобождение от ненавистного большевизма».

О планах нацистов по использованию интеллигенции писал американский историк Александр Даллин. Он сделал вывод, что часть теоретиков и практиков оккупационной администрации видели в активной или хотя бы пассивной поддержке русской интеллигенции необходимый фактор в обеспечении господства в России.

В работах немецкого исследователя Герхарта Хасса анализируется так называемая «мягкая линия» в проведении оккупационных мероприятий. Он, используя богатую источниковую базу немецких архивов, убедительно показывает, что представители российской интеллигенции, привлечённые нацистами для работы в школах, больницах, учреждениях культуры, административных структурах, практически не представляли собой сколь-либо ярко выраженной самостоятельной политической силы. За редким исключением нацисты считали сохранение интеллигенции в России временным явлением, до конца войны.

Но в своей пропагандистской работе оккупанты делали все, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше представителей различных творческих профессий. На страницах коллаборационистской печати регулярно появлялись статьи под характерными названиями «К интеллигенции!», «Освобождённому народу — народное искусство», «О месте русской интеллигенции в этой войне». В материалах известного коллаборационистского журналиста Михаила Ильинича (литературный псевдоним — Михаил Октан) патетически писалось о пришедшем на смену царизму, грубо захватившему власть в свои руки большевизме, который якобы видел в русской интеллигенции своего врага, не доверяя ей. Догмы коммунизма должны были убить всё то, что лелеялось веками в умах лучших людей. Интеллигенция не могла свободно продолжать свою работу. Её идеи, стремления и благие порывы стеснялись узкими рамками коммунистической пропаганды. «Усилиями непобедимой германской армии большевизм опрокинут, отогнан, — восторженно восклицал Октан, — наши территории очищены, и для сохранившейся интеллигенции снова открыто широкое поле деятельности. Интеллигенция, понявшая важность исторического момента, осознавшая свой долг перед своим народом, полная непреклонной воли к установлению новой жизни, уверенная в своих силах и, идя рука об руку со своим народом, принесёт ему счастье, заслужит его благодарность и найдёт полное удовлетворение в сознании выполненной ею своей исторической задачи»³.

Нацистская пропаганда требовала, чтобы русские литераторы и живописцы, театральные артисты и музыканты полностью пересмотрели те художественные позиции, которые «были насильно введены большевиками». Творческих работников призывали «…Очистить искусство от всех вредных наслоений, образовавшихся за годы жидовского засилья»⁴. При этом специально оговаривалось, что «пересмотру подлежит не одно советское искусство, продукт очевидной лжи, но и дореволюционное, которое служило тонким орудием разложения народа, сея смуты и недовольства, чем с успехом пользовалось еврейство в подготовке революционных взрывов и потрясений»⁵.

Практически во всех коллаборационистских изданиях, начиная с 1941 года, были «уголки культуры». В них печатались произведения русских классиков — А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Ф. М. Достоевского и др. Комментарии обращали внимание читателей на те аспекты их творчества, которые при советской власти замалчивались или принижались: религиозность, великорусский патриотизм, национализм⁶. Из номера в номер публиковались новые тексты к популярным советским песням. В них Катюша уговаривала «бойца на дальнем пограничье» срочно переходить к немцам, а «три танкиста — три весёлых друга», убив жида-комиссара, помогали немцам добивать подлинных врагов своей Родины — коммунистов-грабителей⁷. Песня «Широка страна моя родная» в новой интерпретации звучала теперь следующим образом:

Широки страны моей просторы, / Много в ней концлагерей везде, / Где советских граждан миллионы / Гибнут в злой неволе и нужде./ За столом веселья мы не слышим / И не видим счастья от трудов, /От законов сталинских чуть дышим, / От засилья мерзкого жидов. / Широка страна моя родная. / Миллионы в ней душой калек. / Я другой такой страны не знаю, / Где всегда так стонет человек⁸. Уже в 1942 году начинается выпуск специальных литературно-художественных журналов. В Берлине находилась редакция журнала «Мир» (ежемесячный журнал по вопросам политики, хозяйства и культуры, издавался с ноября 1942 года). Во Пскове выходил «Вольный пахарь» (ежеквартальный журнал по вопросам политики и «цивилизованного землепользования»). Еще большее количество периодических изданий было анонсировано на страницах коллаборационистской прессы.

Своеобразной литературной столицей оккупированной территории России стал Смоленск. Здесь выходили журналы «Бич» (сатирический, с антисоветским уклоном, с 1942 года, ежеквартальный), «На переломе» (художественно-публицистический, с 1942 года, ежеквартальный), «Школа и воспитание» (педагогический, с 1942 года, ежеквартальный), «Школьник» (детский, с 1942 года ежеквартальный), а также газеты: «Новый путь» (с 1941 года - 4 полосы, 3 раза в неделю, тираж 150–200 тыс. экз.), «Голос народа» (1941–1943), «За свободу» (1943), «Колокол» (выходил с 22 марта 1942 года два раза в месяц для крестьян оккупированных областей. Тираж -150 тыс. экз.)⁹. Это не было случайным. В городе на Днепре оказались сконцентрированы достаточно сильные творческие силы, в том числе и профессиональные журналисты, и члены Союза писателей СССР.

Практически все лица, сотрудничавшие с нацистами, оказавшись на Западе, скрыли этот период в своей жизни. В фундаментальном «Словаре поэтов Русского Зарубежья», вышедшем в 1999 году в Санкт-Петербурге, в разделе «Вторая волна» почти нет информации о сотрудничестве литераторов, перечисленных там, с нацистами. Многие биографии вызывают многочисленные вопросы из-за недосказанности или явной фальсификации фактов. Так, в статье «Березов Родион Михайлович» говорится о следующем: «Настоящая фамилия Акульшин (8.4.1894, д. Виловатое, Поволжье — 24.6.1988, Ашфорд, шт. Коннектикут)… До войны в России у писателя вышло 8 книг, особенным успехом пользовалась его «О чем шептала деревня» (1925). В 1941 году попал в немецкий плен и был отправлен в лагерь военнопленных. После войны остался в Германии и в 1949 г. эмигрировал в США»¹⁰.

При чтении журнала «На переломе» можно обнаружить несколько литературных произведений Акулынина, подписанных его литературным псевдонимом «Березов». Его повести описывали крестьянскую жизнь в конце XIX века. В аннотациях сообщалось, что известный русский писатель «с 1941 года является сотрудником редакции газеты "Новый путь"»¹¹. С1944 года Акульшин находился в Берлине, где работал в отделе пропаганды РОА. Писатель оказался в США с поддельными документами. В1951 году он сообщил властям свою настоящую фамилию, правда, утаил факт своего сотрудничества с нацистами. Американские иммиграционные власти приговорили его к департации. Это дело под названием «Березовская болезнь» (1952–1957) получило большую огласку в русских эмигрантских и американских политических кругах. В условиях холодной войны дело рассматривалось в сенате и было решено в пользу «березовцев», т. е. людей, скрывших или изменивших свою биографию перед американскими властями. Это позволило легализоваться многим военным преступникам, в том числе и бывшим карателям.

«Один из наиболее выдающихся литературоведов-русистов в США» Владимир Федорович Марков согласно биографической справке «…Родился 14 февраля 1920 г. в Петрограде… В 1941 пошел добровольцем в ополчение, был тяжело ранен и попал в плен. До окончания войны находился в немецких лагерях для военнопленных… В1949 году эмигрировал из Германии в США. С1957 г. — профессор русской литературы в Калифорнийском университете Лос-Анжелеса; в 1990 ушел на пенсию»¹².

Судя по всему, читая лекции перед американскими студентами В. Ф. Марков не вспоминал о своей работе в органах нацистской пропаганды и, в частности, в ансамбле РОА. Нигде после войны он не публиковал свой «Марш РОА»:

«Отступают небосводы, / Книзу клонится трава, / То идут за взводом взводы Добровольцев из «РОА. / Перед нами будь в ответе, / Кто народ в войну втравил! / Разнесем, как тучи ветер, / Большевистских заправил¹³.

Поэт Юрий Павлович Иваск(1(14).9.1907, Москва - 13.2.1986, Амхерст, США) в «Словаре поэтов Русского Зарубежья» предстает как «Литературовед, эссеист, критик, профессор-славист… В 1920 году семья переехала в Эстонию, где Иваск в 1926 году закончил русскую гимназию. Марина Цветаева называла его "стихолюб и архивист" и признавала его одним из лучших истолкователей ее творчества. Война была причиной его переезда в Германию в 1944 году»14. В этой статье нет ни слова о том, что во время нацистской оккупации Иваск активно сотрудничал с газетой «Северное слово», издававшейся на русском языке в Таллине, искал для нее новых авторов. Однако это являлось скорее его хобби. Основной работой была служба в эстонской полиции в чине вахмистра¹⁵.

Целую серию художественных статей, рассказывающих о трагедии русского народа и русской культуры, написал заместитель главного редактора газеты «За Родину» (Рига) Б. А. Филистинский. Этот автор, в 1941–1942 годах возглавлявший в Новгороде так называемое «русское гестапо» и лично повинный в гибели нескольких сот мирных граждан, пленных красноармейцев и пат циентов психиатрической больницы, в 1943-44 годах преуспел на журналистском поприще. В своих материалах Филистинский использовал как собственные воспоминания (с 1936 по февраль 1941 года он находился в местах заключения), так и материалы, которые ему предоставлялись немецкими пропагандистскими службами.

Так, в статье «Театр в «вольном» чекистском городе Чибью». говорилось о великолепном театре, который был создан из заключенных для чекистов и членов их семей. Упор в ней делался на то, что артисты и артистки были обязаны выполнять все сексуальные прихоти своих хозяев и хозяек. Тех, кто уклонялся от этого, физически уничтожали¹⁶.

В статье «Герои Соловков» с подзаголовком «Воспоминания бывшего лагерника» (кстати, сам автор статьи никогда на Соловках не был. — Б. К.) рассказывалось о том, что в начале 30-х годов чекист Петерсон создал из уголовников банду, которая грабила и убивала. Часть похищенного он присваивал себе, а часть прятал в условленном месте. Это позволяло ему быстро находить «преступников» и получать за это различные награды.

Кроме «общих» материалов, которые показывали жестокость, корысть, антинародную сущность ЧК-ГПУ-НКВД, некоторые статьи адресовались конкретному читателю. Так, для крестьян писалось о том, как в 30-е годы «вчерашний поощряемый земледелец или скотовод был объявлен «кулаком» и ограблен, его самого и всю его семью угнали на север гнить в лагерях НКВД. Генеральная линия партии вела Русь дальше и дальше от обмана к обману, через холод, займы и лагеря — на убой в войне за мировое господство интернационального кагала»¹⁷.

Интеллигенцию убеждали в том, что «все, что было сделано хорошего в так называемой "советской культуре", было плодом работы «недобитых», застрявших в зубах чекистской машины интеллигентов вместе с талантливыми представителями даровитого русского народа». В статье «Импровизированная выставка гениального самоучки» рассказывалось, как гениальный самоучка, поступивший в академию художеств, устроил выставку своих скульптурных работ, среди которых находилась кружка с надписью «помогите голодающему художнику». Это было воспринято как антисоветская агитация, за что его арестовало ГПУ и сослало на Соловки, где он и сгинул¹⁸.

Всего Филистинский опубликовал в газете «За Родину» несколько десятков статей, таких как «О Родине и большевизме», «Борьба молодёжи с марксизмом», «Поэты-жертвы большевизма». Писал он так: «На территории нашей страны идет небывалая еще в истории человечества война — война между созидательными силами новой жизни и силами смерти и косности — силами жидо-большевизма. Мы не сомневаемся в окончательной победе жизни над смертью, творческой инициативы над безликой стадностью… Хирургический нож вскрывает наше собственное тело. И мы должны эту операцию признать необходимой. Пусть территориальные утраты и другие испытания не смущают наш дух»¹⁹.

Проживая во Пскове, Филистинский являлся агентом абвер-команды 304 и поставлял сведения о советском сопротивлении немецкой контрразведке. Там же он вступил в известную антисоветскую организацию «Народно-трудовой союз нового поколения»²⁰.

В октябре 1944 года Филистинский с родственниками перебрался в Германию, где стал работать в отделе восточной прессы имперского правительства при министерстве народного просвещения и пропаганды. Согласно ходатайству работодателя на него не стало распространяться «положение о восточных рабочих», и ему с родственниками были выданы паспорта иностранных граждан. Подобный отход от законов III Рейха объяснялся тем, что «господин Филистинский является постоянным сотрудником на службе восточной прессы и используется в военно-важных пропагандистских целях»²¹.

В другом документе, оказавшемся после войны в руках чекистов, говорилось о том, что «Филистинский наилучшим образом оправдал надежды как на родине, так и теперь в Рейхе». Его рекомендовалось готовить для «особого использования»²².

В 1950 году Б. А. Филистинский переехал на постоянное местожительство в США. Судя по всему, его таланты оказались востребованы американскими спецслужбами. Он жил сначала в Нью-Йорке, а с 1954 года в Вашингтоне, преподавал в 1968–1978 годах русскую литературу в Американском университете (Вашингтон, округ Колумбия) и параллельно работал на радиостанции «Голос Америки», писал тексты для радиопередач, адресованных советским слушателям.

Филистинский не скрывал своего негативного отношения к советскому режиму, но при этом старался внушить окружающим его людям, что он эмигрант скорее первой, послереволюционной, а не второй, послевоенной, волны эмиграции. Очень боялся, что всплывут все его публикации периода войны. Нет, не антисоветские а антиамериканские и антисемитские: «Кровавыми слезами оплачем мы драгоценную, священную плоть культуры — разрушаемые англичанами, американцами и советчиками храмы, дворцы, театры, парки, целые города… Но не убьют они духа свободной личности, не убьют духа гордой народной личности, не убьют высокого идеализма строителей Новой Европы, свободной от жидов и коммунистов»²³.

С конца 40-х годов он начинает активно публиковаться в эмигрантских изданиях: «Грани», «Новое Русское слово», «Новый журнал», «Русская мысль» под псевдонимом Борис Филиппов. Всего до своей смерти в 1991 году им было опубликовано более 30 книг. Наиболее известные «Ветер свежеет» (стихи и проза — вышли в издательстве «Посев» в 1969 году), «Тусклое солнце» (рассказы, стихи, очерки — вышли в издательстве «Русская книга» в 1967 году), «Статьи о литературе» (вышли в Лондоне в 1981 году). Написал он и беллетризированные воспоминания о Новгороде периода немецкой оккупации. В повествовании, идущем от первого лица, Филистинский представлял себя как вечно голодного служащего больницы, находящего спасение от реалий суровой действительности в философских беседах и общении с друзьями.

В «Словаре поэтов Русского Зарубежья» о нем можно прочитать следующее: «Филиппов Борис Андреевич (наст, фамилия — Филистинский)… один из самых деятельных литераторов Зарубежья: он писал стихи, беллетристику, мемуары, литературные эссе, философские этюды, рецензии, дорожные очерки и публицистические статьи. Он был редактором или соредактором, составителем и автором вступительных статей и комментариев к книгам, в течение долгих лет бывшим подцензурными в Советском Союзе; при его непосредственном участии изданы многотомники Гумилева, Ахматовой, Мандельштама, Волошина, Замятина и многих других. Он также был долголетним автором ряда эмигрантских периодических изданий… Его любовная лирика психологически тонка и эмоционально напряжена»²⁴. Но нет в этой биографической справке о маститом профессоре Вашингтонского университета информации о десятках простых советских людей, мученически закончивших свою жизнь в результате его активной работы на посту руководителя «новгородского русского гестапо».

В августе 1942 года немецкое командование решило организовать выпуск русскоязычной газеты для гражданского населения на Северном Кавказе. Из трех претендентов на пост главного редактора газеты «Русская правда» (затем она была переименована в «Утро Кавказа»): бывшего корреспондента «Орджоникидзевской правды» Гайдаша, редактора армавирской газеты «Отклики Кавказа» Дороновича и писателя Бориса Ширяева — предпочтение было отдано последнему.

Борис Николаевич Ширяев (1889–1958) — гусарский офицер царской армии, литератор. В 1922 году был приговорен к десятилетнему сроку заключения. Наказание отбывал на Соловецких островах. Там он стал сотрудником лагерной газеты «Перековка», одновременно тайно работал над книгой о соловецкой каторге «Неугасимая лампада». После освобождения работал преподавателем литературы в Ворошиловском пединституте. Став главным редактором коллаборационистской газеты, начал активно публиковать на ее страницах свои литературные и публицистические произведения. Его рассказы и статьи «Серая скотинка», «Трагедия русской интеллигенции», «Социалистами не рождаются, социалистами становятся» посвящались трагедии русской интеллигенции в условиях большевистской диктатуры. Из номера в номер Ширяевым готовилась рубрика «Тайны кремлевских владык». Это были главы из книг Ивана Солоневича «Россия в концлагере» — о Беломорканале и «Измена социализму» бывшего немецкого коммуниста К. И. Альбрехта, которые в газете шли под названием «В подвалах ГПУ»²⁵.

Борис Ширяев с отступающими немцами ушел в Германию, затем обосновался в небольшом итальянском городке Сан-Ремо. В 1950 году в Нью-Йорке вышла его книга «Неугасимая лампада» — о Соловецком лагере особого назначения. В 1991 году эта книга была переиздана в издательстве «Столица» в Москве.

Один из сотрудников «Утра Кавказа», фельетонист А. Е. Капралов, писавший под псевдонимом «Аспид», специализировался на антисемитских и антисоветских произведениях. До революции он был одноклассником и другом М. А. Булгакова по киевской гимназии. В 1945 году А. Е. Капралов оказался в американской зоне оккупации Германии. Оттуда он выехал в США, где долгое время возглавлял один из отделов «Голоса Америки».

Корреспондентом «Утра Кавказа» являлся бывший сотрудник газеты «Молодой ленинец» Михаил Бойков. В 1937 году он арестовывался органами НКВД, и этому событию в его биографии посвящались его статьи. Бойков после войны так же, как и Капралов, оказался в Соединенных Штатах, где сотрудничал со многими американскими газетами и радиостанцией «Голос Америки»²⁶.

Литературные журналы, выходившие на оккупированной территории России, а также коллаборационистская пресса пытались доказать читателям, что все честные и талантливые русские писатели находились или находятся в оппозиции к большевизму. Вспоминались как репрессированные, так и здравствующие литераторы.

В очерке «Повесть непогашенной луны», опубликованном в газете «Речь», говорилось о том, что НКВД как оружие в руках Сталина, повинно в гибели М. В. Фрунзе и Бориса Пильняка — талантливого писателя, не побоявшегося в «Повести непогашенной луны» написать об этом²⁷.

Газета «Голос народа» 15 января 1943 года сообщала о Сталинских стотысячных премиях, которые по-прежнему и в 1942 году получают Лебедев-Кумач и «прочие еврейские патриоты», восхваляющие гениального вождя и дарованную им счастливую жизнь. В Советском Союзе, говорилось в этом издании, теперь замолчали даже некоторые писатели-коммунисты, как, например, Михаил Шолохов. Писателям, не потерявшим стыд и совесть, нечего сказать в защиту сталинского режима, сказать же что-либо против режима они, живя в Советском Союзе, конечно, не могут²⁸.

Немецкая пропаганда строилась на тезисе о том, что все эти писатели и поэты являются рядовыми заложниками в руках НКВД. Так, в статье «Как напечатали Анну Ахматову» утверждалось, что «под угрозой гибели сына в когтях НКВД Ахматова снова пишет — пишет надутые, фальшивые агитки…Чего не сделаешь для спасения своих детей! Скверно, но понятно»²⁹.

Уничижающей критике подвергались «официальные советские писаки»: Лебедев-Кумач, Исаковский. О последнем говорилось, что он «продал свой талант за кусок большевистской мацы»³⁰.

Но коллаборационистская пресса также давала материалы, соответствующие действительности. Так, в журнале «На переломе» писалось: «Стихи прославленного казахского народного поэта Джамбула, воспевавшего без конца Сталина, принадлежали вовсе не Джамбулу, они были написаны советским поэтом Константином Алтайским, даже не знавшим казахского языка. Былины о Сталине, Ленине, Ворошилове, приписываемые талантливой народной сказительнице Марфе Крюковой, были «созданы» ею под диктовку писателя Викторина Попова»³¹.

В 1942 году берлинские литераторы — доктор Курт Люк и Петр Велик — выпустили сборник антисоветских частушек, песен, поговорок и анекдотов. Во введении составители заявили о том, что все русское народное творчество дышит ненавистью к Сталину, евреям, коммунистам, колхозам и к законам фальшивого народного правительства³². Смоленским колхозникам, возмущенным «спровоцированной Сталиным войной» и радующимся приходу «немецких освободителей», приписывалась следующая частушка: Эх, яблочко, покатилося, / А советская власть — провалилася. / Чего ждали мы — возвратилося. Комментарий был следующий: «Вот оно, истинное отношение русского народа к этой войне!»³³. Это «творчество» трактовалось как проявление «неустанной борьбы двух пропаганд — официальной и народной»³⁴.

Немецкие пропагандисты отлично понимали, что меткое народное слово обладает большим воздействием на население. Некоторые тексты из их листовок стилизовались под народную речь, с широким использованием различных архаизмов. На Северо-Западе России этот жанр назывался «раек» или «раёшник» (рифмованный прозаический рассказ от первого лица). Героями его, как правило, являлись пожилые, умудрённые опытом люди. Среди населения широко распространяли как листовки, так и номера дновской и псковской газет «За Родину» с выступлениями «русского крестьянина» и «Деда Берендея». Их заметки посвящались анализу дел на фронтах, мероприятиям немецкой администрации, жизни в Советском Союзе³⁵.

В Смоленске в феврале 1942 года городская управа объявила конкурс по сбору устного народного творчества: анекдотов, частушек, песен. Его актуальность объяснялась тем, что «народный юмор, остроты русского народа, направленные против еврейского произвола, против руководителей большевиков, широко распространены в массах»³⁶.

В этом конкурсе приняло участие 42 человека, в основном сотрудники коллаборационистской администрации. Они подали 250 материалов, которые были «удостоены» различных денежных премий от немецкого военного коменданта. Вручая деньги, последний заявил: «Народный юмор — крепкое оружие против евреев и большевиков»³⁷.

С конца 1942 года, после поражения немцев и их союзников под Сталинградом, у коллаборационистов возросла потребность в бравурных и торжественных маршах и гимнах. Так, газета «Голос народа» объявила конкурс на национальный гимн «Новой России». Было объявлено, что «нашему освобождённому народу нужны новые песни, такие песни, с которыми народ мог бы жить, работать и бороться. Теперь особенно необходимы русскому народу песни борьбы — марши и гимны, с которыми он должен идти в бой, разить своих врагов и побеждать»³⁸. Для разбора присланных на конкурс произведений при редакции газеты «Голос народа» было создано жюри, куда вошло все руководство Локотьского самоуправления: Б. В. Каминский (председатель), С. В. Мосин, Н. Ф. Вощило, Г, Н. Смирнова, А. В. Воскобойник, Т. К. Чугуева. Лучшие произведения награждались премиями (от 100 до 10000 рублей).

В1943 году вся нацистская пропагандистская машина активно создавала иллюзию, что в районах, находящихся под германским контролем, растет и ширится «русское освободительное движение». Сотрудники ведомства Геббельса утверждали, что многие тысячи честных русских людей пополняют ряды Русской освободительной армии. Все это проходило под бравурные звуки сочиненных в Берлине «Песен солдат РОА».

Идеи «русского освободительного движения» отображались в словах «Гимна РОА»: «Мы побеждали голые, босые, когда-то в восемнадцатом году — одной лишь верой в Красную Россию, одной любовью к мирному труду. Мы русские, мы верили в судьбу, мы шли за жизнь под вражеские пули, народ наш честно выстрадал борьбу, большевики нас подло обманули… Мы русские, крепок наш союз, сплотим Россию в грозный час расплаты! Казах, узбек, татарин и тунгус — все добровольцы, храбрые солдаты!»³⁹. В этом произведении прослеживалась идея необходимости создания широкого антибольшевистского интернационала (за исключением, конечно, евреев). В «Марше добровольцев РОА» звучала надежда: «Скоро сломим красное насилье, / Боевой закончится поход! / Будет строить новую Россию / Закаленный в бедствиях народ»⁴⁰.

Подобные произведения нацистская пропаганда называла «проявлением расцвета русской национальной литературы и музыки»⁴¹. По мнению коллаборационистской прессы, это стало возможным только благодаря очистке музыкальных школ от евреев. Так, при выступлении учащихся смоленской музыкальной студии ведущий отмечал, что «до войны играть на скрипках Страдивариуса и Гварнери могли только Гольдштейн, Даня Шафран, Эмиль Гиллельс, Яша Фихтенгольц и множество других штейнов, франов, гольцев и ни одной русской фамилии, и ни одного русского мальчика и девочки, окончивших музыкальную школу и ставших лауреатами. Что же это такое, возмущался он, неужели русский народ, давший миру таких замечательных композиторов, как Чайковский, Глинка, Скрябин, Рахманинов и таких виртуозов-исполнителей как Юрий Брюшков, Гусейвицкий и другие вдруг выдохся, оказался неспособным выделять из своей среды выдающихся музыкантов и добровольно предоставил эту область искусства в монопольное пользование жидам… Конечно, это было не так. В русских семьях были очень талантливые дети, которые могли бы получить серьезное музыкальное образование, стать талантливыми музыкантами, выдающимися композиторами. Но вся беда была в том, что они не могли попасть в музыкальные школы».

Беда русских детей, по утверждению коллаборационистской прессы, заключалась в том, что во главе музыкальных школ советской России до войны стояли исключительно евреи, как, например, Столярский, Гоодонвейзер, Ямпольскии и другие. «Руководя приемом в музыкальные школы, они заботились о том, чтобы всяческими способами отсеять на экзаменах русских детей и набрать контингент учащихся исключительно из еврейчиков. Германская армия, освободившая русский народ от большевистского ига, широко открыла двери музыкальных школ русским детям. Впервые в музыкальных студиях замелькали русые головки русских детей»⁴². Естественно, в первую очередь, в музыкальных школах учащиеся знакомились с такими «вьщающимися» произведениями музыкальной культуры, как «Хорст Вессель»⁴³.

Вопросы о переименовании улиц обычно находились в ведении русской администрации. И если в некоторых населенных пунктах старые названия сохранялись достаточно длительный срок, то в других переименования произошли в первые недели оккупации. Обычно местные власти не отличались особой фантазией. Улица Ленина переименовывалась в проспект Гитлера и т. п. Часто улицам возвращались, например в Брянске, их старые, до 1917 года, названия. Определенную оригинальность проявил в подведомственном ему Локотьском округе Бронислав Каминский. 22 августа 1942 года он издал приказ «О полном искоренении из памяти населения нашего округа бывшего жидо-большевистского владычества». Согласно этому распоряжению все бывшие советские названия населённых пунктов в сельских местностях, а также установленные при советской власти названия улиц в городах, посёлках городского типа и крупных сёлах аннулировались. Временно восстанавливались их прежние дореволюционные наименования. Но в течение ближайшего времени предлагалось им «…Присвоить новые наименования в русском национальном духе, а ещё лучше установить эти названия по фамилиям местных жителей, павших смертью храбрых за укрепление новой власти»⁴⁴.

В результате военных действий пострадало немалое количество памятников. С одинаковым удовольствием немецкие солдаты использовали в качестве мишеней изображения Ленина и Сталина, Толстого и Пушкина. Но на полуразрушенные постаменты требовалось постазить «героев новой эпохи». Так, в передовой статье газеты «Речь» «Путь к расцвету» главный редактор Михаил Октан писал: «Нет сомнения, что художники и скульпторы покажут себя достойными сынами освобождённого народа и запечатлеют в своих произведениях бесконечную ненависть народа к большевизму, благодарность Германии и её армии и непоколебимую веру народа в своё будущее»⁴⁵.

Одним из канонизированных героев коллаборационистского движения в центральной России был К. П. Воскобойников, смертельно раненный партизанами в январе 1942 года. В его честь Каминский переименовал поселок Локоть в город Воскобойник. В годовщину его смерти рассматривался вопрос о сооружении на его могиле памятника «Битва народов» — по образцу «Битвы народов» в Лейпциге⁴⁶.

Этот грандиозный замысел осуществить не удалось, но в центре многих оккупированных русских городов на постаментах снесенных советских памятников стояли «символы благодарности русского народа Великой Германии и ее фюреру». Так, в Калинине на площади революции вместо памятника Ленину была установлена гигантская свастика⁴⁷. Почти такой же памятник оккупанты установили во Пскове. Весной 1942 года заведующий строительно-ремонтным отделом городской управы А. Ф. Сыроватский (член НТСНП) переделал монумент «Жертвам Революции». После установления на нем свастики он стал назывался «Освобождение города Пскова от большевизма»⁴⁸.

Оккупанты не возражали, если русское население отмечало различные религиозные праздники, в первую очередь, Рождество и Пасху. Обязательные торжественные заседания проводились в День рождения Гитлера, но два события считались особыми. 1 Мая — День освобожденного труда и «День освобождения от ига жидо-большевизма». В эти дни устраивались торжественные митинги и народные демонстрации.

С особой помпой «День освобождения» проходил в Орле. Нерабочими объявлялись два дня — 3 и 4 октября. В первый день на всех предприятиях города проводились торжественные собрания рабочих. В городском театре перед местным руководством и наиболее активными коллаборационистами выступал местный комендант генерал-майор Гаманн. После этого там же собирались служащие городской управы, учителя, врачи. На этом собрании опять выступал генерал-майор Гаманн и бургомистр города Старов. За речами ораторов следовали выступления симфонического оркестра, что ещё больше усиливало настроение торжественности. Каждый сотрудник городской управы находил особо теплые слова в адрес III Рейха и его фюрера. Жена бургомистра от имени женщин города благодарила немецких солдат за освобождение русских женщин от ужасов НКВД, начальник отдела искусств рассказывал о расцвете искусства в Орле после бегства из него большевиков, начальник полиции рапортовал о резком снижении преступности, поскольку большевики «всегда заигрывали с уголовниками, считали их социально близким элементом»⁴⁹. 4 октября проводилась демонстрация. Город украшался зеленью, цветами и, конечно, нацистскими знаменами и портретами Адольфа Гитлера. Впереди шествия располагался оркестр. За ним в украшенной пролетке ехал бургомистр Орла Старов со своей супругой. Они приветствовали народ. За ними шли дети, размахивавшие флажками со свастикой. Шествие должно было показать возрождение города и села при оккупантах. На повозках везли продукты нового урожая: овощи, яблоки, снопы ржи и пшеницы. На других повозках демонстрировалась «возрождающаяся промышленность и частная инициатива свободного города: пекарь у своей печи с дымящейся трубой, кузнец с молотом в руках у наковальни, сапожники, слесари и даже трубочисты»⁵⁰. После того как все население собиралось на площади, подъезжал на легковой автомашине военный комендант. Произносились речи на русском и немецком языках. Наиболее отличившиеся в «строительстве Новой Европы» жители получали ценные подарки.

В других районах области в этот день «пропагандистам, старостам, учителям рекомендовалось организовать разумные культурные развлечения, вечера, концерты, игры, танцы, физкультурные выступления и т. п.»⁵¹.

Силы советского сопротивления делали все, чтобы сорвать эти празднества. Разбрасывались и расклеивались листовки и партизанские газеты, а там, где это было возможно, устраивались террористические акции против немцев и их приспешников.

Одной из форм разложения власовских формирований были встречи сельской молодёжи с солдатами. Вначале они проходили как танцы, затем девушки начинали петь антифашистские частушки и читать наизусть листовку «К добровольцам — что ждёт вас?» Написанная в стихотворной форме, она производила силь* ное впечатление на военнослужащих, способствовала их перехог ду на сторону партизан⁵².

Народные мстители, в свою очередь, пытались там, где это было возможно, поддерживать советские традиции. Перед 8 марта, 1 мая, кроме докладов о текущем моменте и задачах партизанского движения, проводились концерты, в которых принимали участие самодеятельные партизанские артисты и дети колхозников. Последние обычно завершали выступления исполнением патриотических стихов и песен⁵³.

На оккупированной территории России существовало несколько видов театров: театральные группы при немецких пропагандистских органах, «народные театры», созданные при участии русской коллаборационистской администрации из состава профессиональных актеров, различные любительские труппы, организованные на базе самодеятельных кружков и художественных студий. Коллаборационистская пресса писала: «Даже в тех городах, где раньше не было постоянных театров, теперь они организуются или местными самодеятельными коллективами, или артистами, заброшенными туда обстоятельствами военного времени»⁵⁴.

Из театральных жанров наибольшее предпочтение отдавалось драме и комедии.

Любое открытие «театра для гражданского населения» соответствующим образом обставлялось. На торжество обязательно приглашались представители германского командования, которые выступали со специальными речами. В них весьма цинично заявлялось, что развлечения для русского населения должны способствовать повышению производительности труда в «освобожденных германскими войсками областях России: "Никто не может долгое время существовать без минут веселья и удовольствия и прежде всего без весёлого смеха, тем более целый народ, иначе он утрачивает своё духовное равновесие, радость труда и тем самым трудоспособность. Потому-то от всего этого сейчас, во время войны и предстоящей большой созидательной работы, мы никак не можем отказаться"»55.

В свою очередь, русские коллаборационисты рассматривали театральные подмостки как место, где будет возрождаться русская культура, «очищенная от скверны жидо-большевизма»⁵⁶.

Бургомистр Орла Старов заявлял о том, что работники театра смогут по мере своих сил «оказать помощь германской армии в искоренении партизанского бандитизма, содействовать ей во всех мероприятиях, направленных на скорейшее установление нормальной жизни и утверждение великих идей национал-социализма»⁵⁷.

Безусловно, этот чиновник не имел в виду борьбу с советским сопротивлением с оружием в руках. Для этого существовали другие подразделения. Театральное искусство должно было занять свою нишу в идеологическом противостоянии нацистской Германии и Советского Союза.

Крупные театральные труппы, артисты которых получали продовольственный паек и заработную плату, имелись в Орле, Смоленске, Пскове, Брянске, Ворошиловске, Пятигорске, Вязьме. В большинстве случаев за ними стояли немецкие пропагандистские службы.

Весьма типичным в этом ряду являлся театр города Гатчины. Для нацистов его работа была несомненным успехом. Во многом этого удалось достичь благодаря кадрам: в нем работал заслуженный артист РСФСР, солист Ленинградского государственного театра оперы и балета им. Кирова, советский орденоносец, бывший партнер Галины Улановой Михаил Андреевич Дудко. Так же тесно сотрудничал с этим коллективом один из самых популярных советских артистов 30-х годов, народный артист РСФСР, кавалер ордена Ленина Николай Константинович Печковский.

Этот театр был создан по инициативе начальника отдела пропаганды города зондерфюрера Шмидта. Он поручил Дудко с группой молодых людей подготовить несколько эстрадных номеров. Эксперимент удался, и все артисты после просмотра оказались принятыми на новую службу. Шмидт в короткий срок оборудовал и достал всё необходимое для театра: помещение, костюмы, парики, декорации и т. п. Дудко был назначен балетмейстером и художественным руководителем концертно-балетной группы. С этого момента работа вокруг театра стала разворачиваться. Принимали в театр всех, кто имел хотя бы небольшое театральное образование.

Через некоторое время театр уже имел несколько трупп разных квалификаций и направлений: две драматических, две просто концертных, одну деревенскую, специально для деревни. Концертно-балетная труппа состояла из пятнадцати человек: поэта, музыканта, акробатов, конферансье для русских, конферансье для немцев, немецкого фокусника и импровизатора для немцев. В программу входили русские, украинские, цыганские, классические танцы и другие номера: музыка, пение из классических русских опер и немецкие романсы, художественное чтение произведений Михаила Зощенко⁵⁸.

Согласно немецкой инструкции, этот коллектив обслуживал немецкие части, гражданское население и добровольческие части, военнопленных и русских рабочих как в городах, так и в деревнях, в тылу и в прифронтовой полосе⁵⁹.

Большинство эстрадных номеров не носило политического характера. Но отдел немецкой пропаганды, которому ансамбль подчинялся, максимально использовал его в своих целях. Арестованный советскими органами государственной безопасности Михаил Дудко показал, что, выступая неоднократно перед немецкими солдатами как в тыловой, так и в боевой обстановке, артисты его труппы тем самым оказывали желательное для германского командования воздействие на моральное состояние немецких солдат. Немцы неоднократно организовывали выступления руководимого им коллектива и перед так называемыми «добровольцами», (т. е. солдатами РОА), оказывая при этом воздействие на моральное состояние солдат, какое было желательно руководству вермахта и нацистским пропагандистским службам. Бывшая «звезда» Ленинградского балета признал: «Демонстрируя своё искусство перед гражданским населением, мы тем самым служили интересам немецкой пропаганды, т. к. создавали видимость того, будто немцы не препятствуют развитию русского искусства. Я сознаю и то, что немцы использовали факт моей службы в отделе пропаганды в своих агитационных целях. Они неоднократно подчёркивали то обстоятельство, что я, бывший советский ленинградский артист театра оперы и балета, заслуженный артист-орденоносец, перешёл к ним на службу»⁶⁰.

В1992 году в Санкт-Петербурге вышла книга мемуаров Н. К. Печковского «Воспоминания оперного артиста». В ней говорится о том, что «всенародная популярность великого артиста не спасла его от сталинской тирании, бросившей без вины виноватого певца в концлагерь»⁶¹.

Безусловно, Печковский не сражался с оружием в руках против Красной Армии или партизан. Во время выступлений на оккупированной территории в его репертуаре не было ничего антисоветского. Но дивиденты немецкой пропаганде он приносил огромные. Это видно из многочисленных материалов в коллаборационистской и немецкой прессе, освещавших его деятельность. Так, орловская газета «Речь» писала 16 октября 1942 года: «Артист Мариинского оперного театра Николай Константинович Печковский на днях дал во Пскове три концерта. Псковичи с нетерпением ждали знаменитого русского артиста и чрезвычайно были рады дорогому гостю, порадовавшему население своими прекрасными песнями. Печковский не пожелал следовать с красной ордой, вожди которой несомненно желали иметь при себе такого крупного деятеля искусства. "Я рад служить своему народу и его освободителям — германским воинам», — говорит Николай Константинович"»⁶².

Вместе с продовольственным пайком Печковский получал за каждое свое выступление крупные денежные гонорары, благосклонно принимал различные знаки внимания от немецких офицеров. Когда ему сообщили, что приставленный к нему нацистами для решения бытовых проблем часовой мастер Костюшко является агентом СД, он со смехом ответил: «Что мне оттого, что он из СД, благо поит и кормит, а до остального мне дела нет»⁶³. Кроме оккупированной территории России, нацистские пропагандистские службы организовали концерты Печковского в Риге, Таллине, Праге, Берлине и Вене⁶⁴4. Роль его импрессарио в Прибалтике исполнял редактор газеты «Северное слово» фон Медем⁶⁵.

В «Воспоминаниях оперного артиста» написано, что «певец вел себя независимо, бесстрашно. Однажды в Гатчине, придя на концерт, он увидел объявление: "Вход только для немцев". Печковский заявил, что в таком случае петь не станет. Никакие угрозы на него не подействовали, и начальству пришлось объявление снять. На концерте смогли присутствовать все желающие»⁶⁶. Многочисленные показания простых гатчинцев, которые они дали следователям Ленинградского УНКГБ после изгнания оккупантов, говорят об обратном. Нечастые конфликты Печковского с немцами были связаны с тем, что последний выражал недовольство по поводу «маленькой платы за выступления»⁶⁷.

В 1944 году он, находясь в Риге, вел себя растерянно и не знал, что предпринять. Вернуться на освобожденные от немцев территории он опасался. Ехать в Германию Печковский тоже не был склонен. Народный артист РСФСР хотел отправиться в Прагу и там, как он говорил, «делать европейскую карьеру»⁶⁸. Наступление Красной Армии помешало этим планам.

Ни Печковскому, ни Дудко, не нужно было лично заниматься профашистской пропагандой. За них это успешно делали их конферансье. Каждое выступление артистов начиналось с благодарственного слова вождю Германии Адольфу Гитлеру «за возрожденное исконно русское, национальное искусство»⁶⁹.

Из других известных ленинградских артистов в Гатчинском театре выступали баритон Иван Корнилов, сопрано Элеонора Богданова и аккордеонист Эдуард Сакс.

В конце лета 1943 года в Гатчине в помещении бывшего Дома Красной Армии выступал генерал-лейтенант А. А. Власов. После его речи был показан концерт, в котором Печковский и Дудко принимали участие: они выступали с сольными номерами. Концерт был торжественно обставлен, публика на него приглашалась по особым билетам. По окончании концерта Власов прошёл за кулисы, пожал всем артистам руки и заявил: «Желаю ещё больших успехов на пользу русского искусства»⁷⁰.

За свои выступления артисты Гатчинского театра получали зарплату. В зависимости от занимаемой должности она весьма разнилась. Так, Дудко за одно выступление получал до 1000 рублей. У Печковского, который в состав театра не входил, а выступал в большинстве случаев с сольными концертами, гонорары доходили до 2500 рублей за часовой концерт. Рядовые актеры имели по 300 рублей в месяц. Кроме того, они получали продукты питания как солдаты вермахта. В паек входило: в сутки хлеба — 400–500 граммов, мяса — 35 граммов, крупы — 50 граммов, сахара — 25 граммов, сигарет — 3 штуки; один раз в месяц — 0,25 литров водки⁷¹.

За время своего существования Гатчинский театр выезжал на гастроли в Ригу, Таллин, Остров, Псков, Лугу и в другие населенные пункты района оккупации группы армий «Север».

Одним из самых больших по численности артистического состава на оккупированной территории России был театр поселка Локоть, Орловской области, созданный по приказу Бронислава Каминского. Открытый 15 ноября 1942 года, он включал в себя драматическую труппу, состоящую из 38 человек, оркестр в составе 22 человек, хор в 20 человек, а также балетную и физкультурную труппы по 15 участников⁷².

В среднем он давал в месяц до 60 спектаклей как для гражданского населения, так и для немецких и венгерских частей. Для русских зрителей предназначались пьесы «Не всё коту масленница», «Праздничный сон до обеда» Островского, «Женитьба» Гоголя, «Два брата» Лермонтова и драма известного норвежского драматурга Генрика Ибсена «Привидение». Немецких солдат развлекали в основном русскими народными песнями и плясками⁷³.

Согласно приказу по Локотьскому окружному самоуправлению от 16 января 1943 года все культурно-просветительные учреждения округа, такие как театры, кинотеатры и клубы, официально передавались в ведение окружного и районных отделов агитации и пропаганды. При районных клубах, где отсутствовали театральные труппы, утверждался штат клубных работников в количестве 6 человек. Заведующий деревенским клубом одновременно назначался штатным пропагандистом по своей волости⁷⁴.

В Ставрополе летом 1942 года работал музыкальный театр терских казаков, театр «Варьете», театр кукол, музыкальный театр, цирк, открылось казино. В городе действовало специальное концертно-эстрадное бюро, где давали работу всем артистам и лицам, желающим попробовать себя на сцене. Подобный «расцвет» культуры в одном, конкретно взятом городе, объяснялся очень просто: немецкое командование считало увеселительные заведения одним из важнейших составляющих факторов, способствующих выздоровлению раненых немецких солдат. А в городе и в его окрестностях в это время находилось несколько десятков госпиталей и санаториев, которые эти художественные коллективы и должны были обслуживать в первую очередь.

В Смоленске по инициативе отдела пропаганды в мае 1942 года был создан драматический народный театр. Официально он числился в ведении городской управы. Его артисты, кроме участия в сценических подготовках, активно привлекались к работе в различных агитбригадах, к выступлению на радио. Режиссер этого театра В. В. Либеровская ставила русскую классику — Чехова, Гоголя и Островского, — но центральное место в репертуаре занимали пьесы антисоветского и антисемитского содержания, сочиненные журналистами газеты «Новый путь». Из последних наиболее известными считались пьесы «Волк» и «Голубое небо», которые были поставлены не только в Смоленске, но и в Орле, Пскове, Борисове, Минске, Локте⁷⁵.

«Волк», написанный смоленским журналистом С. С. Широковым, был направлен на дискредитацию советского сопротивления. В пьесе рассказывалось о бессмысленности и преступности партизанского движения.

Главный герой, молодой красноармеец Бывалов, волею судьбы попадает в лес и делается участником «бандитской шайки». Но угрызения совести терзают парня, его сердце болит по любимой девушке Наде, оставшейся в родном селе. И вот однажды ночью вместе с другим партизаном, бывшим секретарём райкома Ползунковым, Бывалов пробирается в родное село. Он встречается с Надей и окончательно решает остаться.

«Герой Новой России», безоружный староста, пытается проверить документы у переодетого Ползункова, но последний ранит его ножом в спину и пытается при этом скрыться. В это время появляется Бывалов. Он набрасывается внезапно на Ползункова, которого связывают и отправляют в тюрьму. Бывалов уже не партизан. Он на стороне новой власти, он вместе со своей невестой.

Бывший партизан переменил свои взгляды благодаря беседам со своей невестой и односельчанами, которые убедительно объяснили ему, что все беды и проблемы этой войны заключаются в том, что проклятые жидо-большевики мешают им спокойно жить и мирно трудиться.

В «Голубом небе» говорилось о «кровавой вакханалии НКВД, о жертвах русской интеллигенции, растоптанной в подвалах Лубянки». Кульминацией пьесы были слова главного героя Степанова о том, что он «не хочет такой родины, как Советский Союз, он не считает СССР родным домом. Его родина — свободная Россия, за которую он будет биться с проклятым большевизмом». Под «голубым небом» свободы подразумевалось нападение фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года. Премьера этой пьесы готовилась «ко второй годовщине начала освободительного похода свободных народов Европы против мирового большевизма»⁷⁶.

По «Волку» и «Голубому небу» были созданы радиопостановки. Руководитель передачи «Театр у микрофона» перед исполнением любой программы по радио был обязан явиться в отдел пропаганды для разрешения постановки. Комиссия, как минимум из трех сотрудников, выслушивала текст и давала свои рекомендации. Иногда в пьесы классического содержания вставлялись антисемитские пассажи или фразы, которые можно было расценить как антикоммунистические.

Широков публиковался в Смоленске под псевдонимом Пасхин. Кроме занятий драматургией, он активно работал в прессе и на радио. После эвакуации из Смоленска он проживал в Берлине и сотрудничал в отделе пропаганды власовской армии⁷⁷.

В Орловском театре летом 1943 года готовилась к постановке комедия днепропетровского писателя Константина Швейха «Советский калейдоскоп»⁷⁸. В ней высмеивалась процедура выборов в Верховный Совет СССР. Тогда же доброволец РОА Александр Топылев сочинил пьесу «Два брата». В аннотации к тексту отмечалось, что пьеса «может быть поставлена любым драматическим кружком». Ее содержание не отличалось особой сложностью: один из братьев служит в РОА, а второй — в Красной Армии. Служивший в Красной Армии перебрасывается с парашютным десантом на усиление партизанского отряда. Его захватывает в плен часть РОА, где служит его брат. Последний, встретившись с ним, доказавает свою правоту и склоняет к вступлению в РОА брата-парашютиста⁷⁹.

Успешное наступление Красной Армии на Курской дуге сорвало эти премьеры.

В ряде оккупированных городов Северо-Запада РСФСР — Пскове, Дно, Луге, Острове — при Домах просветителей работали так называемые «народные театры». Первоначально ставились лишь пьесы агитационного содержания: «Волк», «Голубое небо», «СССР — смерть Сталина спасёт Россию». Последняя, написанная пропагандистом из Дно Василием Ивановым, рассказывала об аресте Сталина солдатами РОА⁸⁰. Популярностью среди населения они не пользовались, поэтому было принято решение сделать все выступления бесплатными и как можно чаще выезжать в деревни. Кроме агиток, в концерте использовались произведения русской классики: Н. В. Гоголя и А. П. Чехова⁸¹.

Но даже русские пьесы XIX века должны были нести определенную идеологическую нагрузку. Так, любительский кружок города Острова (Ленинградская область) поставил старинный водевиль «Жена напрокат» и комедию Канаева «Бабье дело». Газета «За Родину» в своей статье «Спектакль любительского драматического кружка» акцентировала внимание читателей не на содержание этих произведении и не на качество игры артистов, а на факт, что «50 процентов сбора передано в кассу комитета взаимопомощи при островском районном управлении»⁸².

В своей борьбе с советским сопротивлением нацистская пропаганда всячески стремилась доказать населению того или иного города, что попытки бороться с нацистским оккупационным режимом, имеются не повсеместно, а только в их районе. Для подтверждения этого тезиса активно организовывались гастроли театральных трупп, которые должны были демонстрировать «быстрое возрождение и расцвет русской культуры в тех районах, где жидо-большевики не могут помешать строительству Новой России»83. Так, Смоленский эстрадный ансамбль под руководством Г. Гаро выезжал на гастроли в Витебск, Гомель, Борисов и Вязьму.

Помимо русской дореволюционной классики и пьес пропагандистского антисоветского характера, некоторые театральные коллективы пытались поставить произведения, запрещенные в Советском Союзе по морально-этическим соображениям, например, «Заза» Симона и Бертена⁸⁴.

В сентябре 1942 года в Орле открылся кукольный театр. На его первом представлении художественный руководитель С. Россоловский заявлял, что в отличие от советского театра, где «в сказку Шарля Перро "Красная шапочка" вводится милиционер, который убивает волка, затем зашивает ему брюхо и тащит его для расправы в НКВД», он будет воспитывать русских детей в духе любви к ближнему, уважения к своим родителям, к старшим⁸⁵.

Достигать этой цели предполагалось при помощи таких спектаклей, как «Конёк-горбунок» Ершова, «Сказка о рыбаке и рыбке» Пушкина, «Иван-царевич и серый волк» по Жуковскому, «Садко-богатый гость» (по русским былинам), «Морозко» (по русским сказкам)⁸⁶.

Германское командование оказало содействие в деле организации этого театра. Но в репертуаре для детей дошкольного и младшего школьного возраста появились такие произведения, как «Толстый жиденок» (злой еврейский мальчишка обижает русских детей, немецкий солдат наказывает наглеца), «Красные пряники» (хитрый коммунист обманывает Иванушку-дурачка), «Репка» (про колхозные порядки)⁸⁷.

Нацисты и их пособники пытались внушить населению, что «Тяга к культуре, к театральному искусству является верным признаком того, что дух русского народа жив и начинает возрождаться, что его не смогли умертвить ни двадцать пять лет большевистского господства, ни сегодняшняя война»⁸⁸. На практике театральные коллективы являлись одним из подразделений германских пропагандистских служб.

Отсутствие постановочных средств не помешало народным мстителям организовывать свои выступления среди партизан. Большой популярностью пользовался трюк с конём: ему скармливали немецкие листовки, в которые был завёрнут кусок хлеба. Животное сплёвывало бумажные лохмотья, а артист резюмировал: «Невкусно, что ли? Горько? Гляди, отравишься… Это такая гадость! Сами плюёмся, когда читаем!» — конь кивал головой, как бы подтверждая сказанное₈₉.

Министерство пропаганды III Рейха и его руководство с особым пиететом относились к кинематографу как к новой и весьма действенной форме активной пропаганды. Сам Геббельс лично занимался отбором тем, редактированием и прокатом «Германского еженедельного обозрения» — «Die Deutsche WocheMbchau» (DW). Эта серия документальных фильмов, достигшая высот технического и коммерческого успеха между 1940 и 1944 годами, была весьма эффективным средством нацистской пропаганды военного времени.

На всей подконтрольной нацистам территории, в том числе и в захваченных районах Советского Союза, во всех кинотеатрах любой кинофильм обязательно предварялся показом DW. Выпуски «Обозрения» военного времени различались по продолжительности. Если в 1941 году они шли более 40 минут, в 1942–1943 году — около получаса, то с 1944 года всего 15 минут.

Каждый выпуск строился по определенной схеме. Обязательно должны были присутствовать героические портреты вождей Германии и ее союзников, подробное освещение военных действий (в зависимости от успехов вермахта), несколько трогательных историй, напористые марши и несокрушимая вера в победу.

Документальные фильмы, в которых использовались материалы DW, создавались на многих языках, в том числе и на русском, и распространялись во всех оккупированных нацистами и их союзниками территориям. Выпуски «Зарубежного звукового обозрения» являлись регулярными и готовились на высоком профессиональном уровне.

В 1941 году, в первые месяцы Великой Отечественной войны, нацистские пропагандистские службы, снимали киносюжеты, рассчитанные, в первую очередь, на солдат вермахта и население Германии. С весны 1942 года начинается процесс открытия в городах и крупных населенных пунктах стационарных кинотеатров для русского населения. Для этого местные руководители, согласно распоряжению германского командования, предоставляли помещение, технический персонал, рабочих и необходимые стройматериалы. Киноаппаратура, фильмы и инструкции «О правильной организации кинопропаганды» поступали из Германии⁹⁰.

Эти мероприятия оккупантов представлялись как «.. Забота германского командования о культурных нуждах русского народа… Жизнерадостность, веселость, хороший здоровый отдых - факторы, способствующие труду. И, открывая зрелищные мероприятия, германское командование заботится именно об этой стороне жизни трудящихся»⁹¹.

При открытии кинотеатра в Смоленске в июле 1942 года было объявлено, что жители города смогут ознакомиться с тремя видами кинопродукции: художественными фильмами, культфильмами и военной хроникой.

В культфильмах, снимавшихся специально для населения оккупированной нацистами Европы, показывалась «жизнь и быт рабочих, крестьян и интеллигенции Германии, стран, освобожденных Германией⁹². Особенно много внимания уделялось в них уделялось новой гитлеровской молодежи».

В хронике с фронтов изображалась «героическая борьба германской армии с большевизмом и капитализмом: «И на необъятных просторах России, и в сожженной солнцем африканской пустыне, и в бушующих волнах Тихого, Антлантического, Ледовитого океанов, и в самолете над фабриками и заводами Англии — всюду сражается германский солдат»⁹³. Все фильмы были снабжены синхронным переводом на русский язык. На каждом сеансе демонстрировались по очереди три фильма: культфильм, хроника с фронта и художественный фильм.

В Орле открытие кинотеатра было приурочено к дню рождения Адольфа Гитлера. Главный редактор газеты «Речь» Михаил Октан заявил на этом мероприятиии: «Киноискусство для нас является одним из самых важных культурных средств нашей борьбы с большевиками»⁹⁴.

Для организации кинопросмотров каждая семья в обязательном порядке сдавала в городскую управу по одному стулу. Для посещения киносеансов выдавали специальные пригласительные билеты. Перед кинопоказом зрители могли посмотреть выступление художественного ансамбля театра «Пёстрая сцена», основу репертуара которого составляли антисоветские «злободневные куплеты», а также заслушать выступления штатных пропагандистов.

Художественные фильмы демонстрировались на немецком языке, но предварительно зрителям давались пояснения о содержании картины. Широко практиковались коллективные просмотры некоторых документальных и художественных кинофильмов. Они устраивались в первую очередь для сотрудников управы и учителей.

Почти все наиболее известные произведения кинематографистов III Рейха демонстрировались для русского зрителя. Немецкие художественные фильмы военных лет обычно были столь нашпигованы национал-социалистической идеологией, что назвать их чисто развлекательными, безусловно, нельзя. Вне зависимости от того, о чем шла речь в кинокартине, вне зависимости от жанра (музыкальный фильм, исторический фильм, комедия или мелодрама) главным являлась пропаганда нацистской идеологии.

В фильме-мелодраме «Возвращение» («Heimkehn>) рассказывалось о страданиях этнических немцев в Польше весной-летом 1939 года. Нападение Германии на своего восточного соседа трактовалось как «законное средство самообороны против агрессивной 300-тысячной армии польских унтерменшей»⁹⁵.

В представлении Геббельса выдающийся фильм должен был быть одновременно и серьезным, и развлекательным. Наиболее близко к этому стандарту подошел фильм «Концерт по заявкам», один из наиболее популярных «аполитичных» фильмов военных лет. Его широко показывали и на оккупированной территории России в 1942–1943 годах. За безобидной любовной интрижкой скрывалось главное, что хотели довести до зрителя создатели этого фильма — положительный образ немецкого солдата, солдата-героя, солдата-патриота, человека, несущего свободу всем народам Европы.

Особое место в кинопрокате занимали антисемитские фильмы. Дублированные версии кинокартин «Вечный жид» («Der Eweige Jude») и «Еврей Зюсс» («Jud Zuss») показывались в кинотеатрах на протяжении нескольких месяцев. На страницах газет «Речь» и «Новый путь» помещались хвалебные рецензии. Отделы просвещения настоятельно рекомендовали всем учащимся просмотреть эти фильмы и написать по этому поводу сочинение.

«Вечный жид» подавался зрителям как документальный фильм о роли евреев в мировой истории. Евреи изображались в нем как паразиты, существа, похожие на крыс, неопрятные, грязные, помешавшиеся на деньгах; лица, которым чужды все высшие духовные ценности; совратители мира. Сцены ритуальных убийств животных в кошерном стиле усиливали до гротеска впечатление от садизма еврейской «религии»⁹⁶.

Фильм не завершался прямыми призывами к уничтожению евреев, но его смысл был достаточно ясен: единственный путь к спасению мира лежит через ликвидацию евреев.

«Еврей Зюсс» (на оккупированной территории России он показывался под названием «Жид Зюсс») являлся одним из самых дорогих по затратам на его производство фильмом III Рейха. Исторический сюжет, изображавший жизнь Вюртенбергского герцогства в начале XVIII века, был круто замешан на антисемитизме. Вывод фильма очевиден: евреи — паразиты на теле общества, и их следует уничтожить.

В других фильмах: «Семь лет несчастья», «Шахматная деревня», «Нанетта», «Решающая игра», «Кельнерша Анна», «Ура, я стал отцом» — за кажущейся пустотой содержания и сюжета изображался образ нового Германского национального государства, являющегося образцом для всех остальных народов.

Почти каждый кинопоказ отмечался рецензиями в русской коллаборационистской прессе. Даже самые мещанские сюжеты позволяли делать глубокие антисоветские выводы. Так, в статье орловского журналиста А. Веснина рассматривался фильм Эриха Энгеля «Любовь математика», рассказывающий о жизни немецкой школы. После идиллического и восторженного описания жизни учащихся и учителей в Германии автор делал следующий вывод: «Какое колоссальное отличие от жизни советской школы: хулиганство, грубость, нежелание работать со стороны учеников. Очковтирательство, панибратство в самом худшем смысле этого слова или чванство со стороны учителей. Даже в фильме «Учитель» большевики при всём желании показать лучшие стороны советской школы не смогли этого сделать. И в этом явно искажённом изображении школьной жизни остались всё те же её порочные черты. Чего стоят, например, сцены ухаживания советского учителя за своей ученицей. Фильм "Любовь математика" полезен тем, что даёт нам представление о том, какой должна быть настоящая современная школа и показывает, что такая школа существует, что здоровый национальный организм создаёт и здоровую прогрессивную школу. Он делает это без малейшей тени принуждения и навязчивости. Этот фильм даёт прекрасный отдых зрителям»⁹⁷. Но некоторые кинопоказы заканчивались для немецких пропагандистских служб провалом. Так было с фильмом «Костомолка» («Die KnochenmuMe»), который изображал стахановскую систему труда в Советском Союзе. Русские зрители резко критиковали его за неправдоподобность содержания, фальшивое освещение советских условий жизни, неграмотность режиссера и автора сценария⁹⁸.

Русское население и немецкие солдаты ходили в разные кинотеатры. Так, в Ворошиловске (Ставрополь) два кинотеатра («Октябрь» и «Гигант») были переименованы в «Освобождение» и «Солдатское кино». Первый предназначался для гражданских лиц. Кроме немецких кинохроники и художественных фильмов, здесь показывались такие советские фильмы, как «Дети капитана Гранта», «Дубровский», «Волга-Волга». На каждом сеансе демонстрировался фильм «Одна ложь», который показывал зверства сталинского режима. Хотя он имел явно пропагандистский характер и в значительной степени был фальсифицирован, фильм достаточно сильно воздействовал на зрителей.⁹⁹

Широко была представлена немецкая кинохроника о водружении немецкими альпинистами под командованием капитана Грота 15–16 августа 1942 года нацистских штандартов на вершине Эльбруса. Этот факт комментировался следующим образом: «Покоренный Эльбрус венчает конец павшего Кавказа»¹⁰⁰. Гитлер наградил капитана Грота Рыцарским крестом, а его солдат — Железными крестами.

В «Солдатском кино», которое посещалось исключительно немецкими солдатами и офицерами, шли только немецкие фильмы. Нацистская пропаганда здесь была сведена к минимуму, зато каждый, получивший талоны на посещение «Солдатского кино», имел право сесть за один из многочисленных столиков, где ему подавали вино и пиво с закусками, кофе со сладостями, сигары или сигареты, а также свежие немецкие газеты. На эстраде выступали музыканты, певцы, жонглеры. Здесь перед высшими армейскими чинами пела специально прибывшая из Германии кинозвезда Марика Рокк, выступая перед фильмами со своим участием¹⁰¹.

К1943 году при Домах просветителей на оккупированной территории России стали повсеместно действовать так называемые «русские кинотеатры». Все более заметным становился «местный колорит» — сюжеты, связанные с Россией. Так, в июле 1943 года во Пскове демонстрировался кинофильм «Мы видели Германию» — о поездке бургомистров и начальников районов Северо-Запада России в Германию. В Орле шел псевдодокументальный фильм «Образцовый полицейский», о борьбе с партизанами и советскими парашютистами.

В Орле перед показом фильма «Мы видели Германию» выступали участники экскурсии, организованной немецкими пропагандистскими службами, в частности, бургомистр Старов. Разрушенная, разоренная Россия (в этом, конечно, фильм обвинял советское руководство), противопоставлялась жизни в III Рейхе. Как писала газета «Речь», «Орловцам любопытно следить за каждым шагом экскурсантов: едут ли они по улицам Берлина, посещают ли фабрики, школы, осматривают ли исторические памятники Германии, совершают ли восхождения в горах Силезии. Такие бытовые подробности путешествия по Германии, как обеденный стол в столичном или деревенском ресторане, встреча с завербовавшейся в Германию из Орла Галиной Иноземцевой, её домашняя работа в германской семье, прогулки экскурсантов по улицам с покупками в руках и прочее, приковывают к себе особое внимание орловского зрителя, получающего наглядное представление о путешествии орловцев-экскурсантов и о жизни Германии как она есть во всей её правде»¹⁰².

Одной из наиболее крупномасштабных акций министерства пропаганды рейха являлись съемки под Смоленском полнометражного художественного фильма «Наши друзья» об успехах нацистского «нового порядка» в оккупированных областях России. К съемкам в нем привлекались многие артисты смоленского театра. Гитлеровцы в нем выступали как спасающие русский народ от международного еврейского заговора¹⁰³.

В прифронтовых районах обычно использовались кинопередвижки. Так, в мае 1942 года в Невель прибыло специальное подразделение «Панцер-фауст» («Бронированный кулак»). Его сотрудники (в большинстве своем послереволюционные эмигранты) во время показа кинофильмов не только синхронно их переводили, но и комментировали соответствующим образом: прославляли нацистский режим, противопоставляли его порядкам в Советском Союзе¹⁰⁴.

После Сталинградской битвы влияние и качество немецкой кинопропаганды стало падать. Так, в «Германском еженедельном обозрении» зимой 1943 года ничего не говорилось об окружении германской армии на южном участке фронта. Вся информация ограничивалась сообщениями с северного, относительно стабильного театра военных действий. Для того, чтобы как-то заполнять образовавшуюся брешь, в кинотеатрах стали демонстрироваться советские довоенные комедии — «Антон Иванович сердится», «Музыкальная история» и другие¹⁰⁵.

С появлением киноаппаратуры у сил советского сопротивления возникла возможность приступить к показу художественных и документальных фильмов для партизан и мирного населения. Для просмотра предлагалась военная хроника и фильмы исторической и историко-революционной тематики: «Александр Невский», «Пугачёв», «Чапаев»¹⁰⁶.

Хотя на партизанских сеансах смогло побывать меньшее количество зрителей, чем в контролируемых немцами кинотеатрах, сила их воздействия была гораздо больше. Это можно объяснить выбором репертуара - советский был направлен на подъём патриотических чувств, а германский базировался на хронике, снятой в первую очередь для немцев, в которой подчёркивалась исключительная роль германской нации, что для русского населения было во многом оскорбительно. Даже безобидные советские комедии у большинства граждан будили тоску по мирной, предвоенной жизни, заставляли воспринимать её несколько идеализированно. К началу 1944 года работа «русских кинотеатров», выполнявших важный пропагандистский заказ оккупантов, была полностью свёрнута.

Гораздо больший контроль, чем над прессой и кино, ведомство Йозефа Геббельса осуществляло над средствами радиовещания. Причиной этого была уверенность, что радио — важнейшее средство пропаганды. Вскоре после прихода нацистов к власти Геббельс заявил: «То, чем пресса стала для века девятнадцатого, радио стало для двадцатого. Радио есть первейший и влиятельнейший посредник между движением и нацией, между идеей и человеком»¹⁰⁷.

Главный командный пункт радиосети III Рейха находился в отделе радио министерства пропаганды. Непосредственно германским радиовещанием руководило имперское радио. Его отдел по составлению программ контролировал все радиопередачи и осуществлял обмен между двадцатью шестью станциями, из которых складывалась сеть германского радио.

Радиопередачи периода войны содержали две ежедневные программы, транслировавшиеся на все территории, подконтрольные нацистам: военные сводки и подробные репортажи с фронта, которые создавались корреспондентами пропагандистских подразделений.

Самым драматичным моментом на радио в начальный период Второй мировой войны было специальное сообщение. Прерывались все программы. Сообщения предварялись коротким призывным звуком фанфар, после чего следовала бравурная «Прелюдия» Листа. Затем диктор читал военное коммюнике, содержащее сообщение об очередном германском триумфе. Завершалось специальное сообщение пением маршевой бравурной песни.

22 июня 1941 года нацистское радио начало антибольшевистский крестовый поход. Теперь маршевая музыка гремела на фоне артиллерийской канонады и рева пикирующих бомбардировщиков.

В Советском Союзе в первые дни войны все радиоприемники, способные принимать передачи с большого расстояния, были у населения изъяты. Эта акция предполагала исключить возможность прослушивания радиостанций противника. Однако в западных районах СССР, оказавшихся под нацистской оккупацией, она сыграла на руку противнику. Партизаны и подпольщики в первые месяцы войны оказались не готовы к активной контрпропагандистской деятельности. Возможность прослушивания радиопередач из Москвы и Ленинграда сократилась до минимума, хотя там были организованы специальные программы для населения оккупированных районов: «Говорит Москва» и «Говорит Ленинград». Кроме рубрик «Правда о мощи Красной Армии», «Правда о фашистской каторге», «О борьбе советских партизан», там были рубрики «Писатели у микрофона», «Музыка в эфире»108. К сожалению, из-за отсутствия радиоприёмников степень их воздействия на население была крайне невелика. Находясь в информационной блокаде, народные мстители опасались самостоятельно начинать пропагандистскую работу. Этим оперативно воспользовались нацистские пропагандистские службы.

Для организации радиовещания на население гитлеровцы при Домах просветителей создавали мощные радиоузлы, использовали радиотрансляционную сеть, громкоговорители. В «Указаниях о применении пропаганды по плану «Барбаросса» громкоговорители рекомендовалось использовать «для пропагандистского воздействия на население оккупированных местностей»¹⁰⁹.

Рупоры устанавливались в местах сосредоточения граждан: на рынках, площадях, у церквей. Через них велись передачи для жителей городов и районных центров. В деревнях оккупанты разрешали слушать радиоприёмники полицейским и старостам, которые затем в устных беседах с населением должны были пересказывать содержание передач¹¹⁰.

Радиоузлы и радиосети действовали во многих городах и населённых пунктах России. Так, во Пскове фашистам через месяц после взятия города удалось восстановить радиоузел и городскую трансляционную сеть, выведенную из строя при отступлении Красной Армии. Программа радиопередач строилась следующим образом: до шести раз в день передавались «последние и фронтовые известия», статьи из газеты «Псковский вестник» и рижской «Правды», до 3–4 раз в день транслировались концерты и записи на грампластинках, в репертуар включались русские народные песни, рассказы, музыка и т. п.¹¹¹ Иногда на мелодии советских песен исполнялись произведения фашистского содержания. С1942 года сотрудники псковского Дома просветителей стали организовывать по радио выступления лиц, «пострадавших от бандитов-партизан», и «раскаявшихся в своих преступлениях партизан»¹¹².

Основной задачей всех подразделений пропагандистских служб летом-осенью 1941 года было внушение населению уверенности в непобедимости германского оружия и скором окончании войны. Тематические радиопередачи строились на рассмотрении следующих вопросов: что имел русский народ до большевиков; что ему дала советская власть; что ему дадут немцы; что он должен делать в новых условиях. Вывод всех этих программ был один: Гитлер является освободителем русского народа. За свое освобождение русские должны отблагодарить немцев честным и усердным трудом на своем рабочем месте.

Крупный радиоузел был оборудован зимой 1941–1942 годов в Смоленске. Кроме рупоров, в общественных местах коллаборационистской администрации удалось организовать в городе 845 радиоточек. Их могли одновременно слушать несколько тысяч человек¹¹³.

Все передачи делились на несколько категорий: программы литературно-музыкальные, публицистические и политические. Регулярно шла информация с фронта, полученная от сотрудников нацистских пропагандистских органов, и городская хроника. При помощи и непосредственном участии смоленских артистов была организована регулярная передача «Театр у микрофона». Ею руководила В. В. Либеровская. Перед выходом любой постановки она обращалась за получением разрешения в отдел немецкой пропаганды, где все тексты проходили цензуру. Работавшим на радио артистам платили за каждое выступление от 6 до 10 марок, а режиссеру — 50 марок в месяц¹¹⁴.

В конце сентября 1941 года по инициативе немецкого отдела пропаганды была организована труппа «Гаро» (по фамилии руководителя Георгия Гаро, до войны актера одного из московских театров). Ее артисты выступали в немецких воинских частях и обслуживали ряд районов смоленской области. Факт гибели пяти русских артистов из этой труппы, в июле 1943 года в Краснинском районе во время перестрелки с партизанами, был использован немцами в качестве предлога для крупномасштабной пропагандистской антисоветской кампании. Торжественно прошли не только похороны, но и траурный концерт. Он транслировался по радио.

Концерт открылся выступлением начальника города Меньшагина. Бургомистр заявил, что «убийство мирных людей, творческих работников является диким зверством, а виноваты в нем — большевики. Только они могут нападать на беззащитных людей». После выступления Меныпагина каждый из принимавших участие в концерте артистов исполнял какое-либо любимое произведение одного из погибших, а потом в краткой речи рассказывал о его жизни. Закончился траурный концерт гневным выступлением Либеровской, которая, проклиная партизан и назьгоая их шайкой озверевших бандитов, призвала смолян «сплотиться в борьбе с общим врагом — большевизмом»¹¹⁵.

Особое внимание уделялось распространению классической немецкой культуры. Хотя в средствах массовой информации неоднократно говорилось о «приобщении русского народа к классической германской музыке», на практике это часто сводилось к исполнению солдатских песенок и военных маршей116.

Но все-таки абсолютное большинство времени занимали различные пропагандистские передачи. Это видно из типичной программы Орловского радиоузла с 19 по 25 июля 1942 года:

Воскресенье. 19 июля.

13.00 — Политинформация.

13.30 - Сказка для детей.

15.00 — Лекция по древней литературе, лекция 4. Лектор Д. И. Весновский.

18.00 — Передача из Орловского городского театра — «Поздняя любовь» Островского.

Понедельник, 20 июля.

13.00 — Политинформация.

17.00 — Концерт, цыганские романсы, колоратурное сопрано, солист-гармонист.

19.00 — Политинформация.

19.15 - Инсценировка рассказа А. П. Чехова «Хирургия».

Вторник, 21 июля.

13.00 — Политинформация.

19.00 — Политинформация.

19.15 - Политобозрение.

Среда, 22 июля.

13.00 — Политинформация.

17.00 - Концерт, меццо-сопрано, бас. балалайка.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Литературная передача. «Театр у микрофона». «Волк». Радиопьеса из современной жизни.

Четверг, 23 июля.

13.00 — Политинформация.

19.00 — Политинформация.

19.15- Рассказы Чехова и музыка. Граммофонная запись немецких композиторов.

Пятница, 24 июля.

13.00 — Политинформация.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Политобозрение.

Суббота, 25 июля.

13.00 — Политинформация.

17.00 -  Концерт: тенор, скрипка, виолончель, рояль, песенки. В промежутках трансляции передачи имперских радиостанций¹¹⁷.

После изгнания за пределы России, нацисты из Прибалтики при помощи разветвлённой сети радиостанций на территорию, освобождённую Красной Армией, организовали регулярное радиовещание¹¹⁸.

Все музеи, оказавшиеся на оккупированной нацистами территории нашей страны, находились в ведении Оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг». Изначально позиция нацистов в отношении восточных территорий состояла в том, что вывозить оттуда культурные ценности нежелательно, разве что в порядке исключения и лишь на время, до окончания войны, чтобы спасти их от повреждения или уничтожения. Руководство III Рейха планировало, что сокровища российских музеев украсят жизнь граждан восточных гау «Великой Германии».

Когда война стала принимать не тот оборот, на который первоначально рассчитывали в Берлине, планы блицкрига были сорваны, изменились и установки оперативного штаба. Теперь его сютрудники, «спасая» культурные ценности от наступающих «большевиков», стремились вывозить в западном направлении все, что только было возможно.

В1942 году ротмистр Зольмс в должности уполномоченного 18 армии, а позже и всей войсковой группы «Север» по «охране» художественно-культурных ценностей «спас» и вывез множество предметов с Северо-Запада России, из Пскова, Новгорода и дворцов под Ленинградом. Именно он демонтировал и отправил в Кенигсберг Янтарную комнату из Екатерининского дворца в Царском Селе.

Практически каждая немецкая оккупационная служба пыталась внести свой вклад в «спасение» культурных ценностей на оккупированной территории России. Ведомство Розенберга, считая себя монополистом в деле разграбления памятников культуры на Востоке, постоянно конфликтовало со своими конкурентами. Иногда это противостояние завершалось успехом для сотрудников оперативного штаба. Так, от СД особая команда «Смоленск» смогла получить так называемый «Могилевский серебряный клад», состоящий из 369 предметов¹¹⁹.

Куда сложнее было уследить за исчезновением ценных предметов в карманах и багаже десятков тысяч солдат и офицеров действующей армии. Оперативный штаб устроил крупный скандал в связи с деятельностью военного коменданта Пскова де Бари. В начале 1942 года экономический штаб «Ост» выразил готовность передать штабу Розенберга захваченные на Северо-Западе России и хранящиеся во Пскове в распоряжении полевой комендатуры ценности. Однако прибывшие во Псков сотрудники оперативного штаба обнаружили, что многие ценные предметы попросту растащены, причем с ведома комендатуры и даже при ее прямом пособничестве. Немецкие офицеры регулярно обзаводились музейными ценностями — порой даром, а порой за чисто символическую плату. Сохранился список имен 18 офицеров, купивших или «получивших в подарок» во Пскове в ноябре 1941 — январе 1942 года иконы, фарфор, бронзу и другие ценности культуры.

Комендант де Бари оправдывался и отвергал многие обвинения сотрудников оперативного штаба. Он утверждал, что вещи приобретались офицерами «после переговоров об их цене», а кое-что им дарили «русские власти города»¹²⁰. По мнению де Бари, раздувание этого скандала, проверка всяческих квитанций, выписанных офицерам, дискредитировала немецкие военные власти в глазах представителей русской городской управы.

Аналогичная история произошла в это же время в Смоленске. Там музейные ценности были собраны по приказу немецкого коменданта в одном месте. Перед Рождеством сотрудники отдела пропаганды устроили частичную распродажу предметов из музейных коллекций¹²¹.

Господин Великий Новгород, первая столица русского государства, с августа 1941 по январь 1944 года находилась в непосредственной близости от линии фронта. Город был разрушен почти до основания. Но безвозвратные потери этих лет можно объяснить не только бомбардировками и артилерийскими обстрелами, но и систематическим грабежом и вандализмом немецких и испанских солдат. Хотя многие экспонаты Новгородского музея удалось эвакуировать, значительная часть фондов оказалась все же захвачена гитлеровцами. Для их оценки был привлечен Василий Пономарев — первый бургомистр города, профессиональный историк и музейный работник. Местом его деятельности стал Софийский собор, пострадавший при немецких бомбежках летом 1941 года. Для его восстановления были сформированы бригады из местных жителей. Так как данная работа выполнялась бесплатно, то граждан приходилось сгонять насильно, при помощи полицейских. Руководили восстановительными работами Пономарев и инженер городской управы Иван Даль¹²².

Немецкие солдаты и русские полицейские несли в Софийский собор вещи новгородцев, как арестованных, так и эвакуировавшихся в советский тыл. Координацией их «работы» занимался1 Борис Филистинский. Здесь же, в соборе, собирались и различные музейные экспонаты, находившиеся до войны как на выставках, так и в запасниках. Изучая полученные предметы, Пономарев определял их ценность. Что-то объявлялось собственностью III Рейха, что-то шло для подарков «господам немецким офицерам», а что-то перепадало полицейским и работникам городской управы. Помощник Пономарева, кладовщик управы Матвеев» комплектовал специальные посылки «Сувенир из Новгорода» для немецких офицеров и наиболее отличившихся солдат¹²³.

Трудно оценить тот ущерб, который был нанесен тогда новгородским музеям, многие ценности (картины, изъятые из дворянских усадеб после 1917 года, нумизматическая коллекция, фототека и др.) пропали бесследно.

Эта «работа» продолжалась до середины 1942 года. Можно проследить судьбу ценностей, объявленных собственностью Германии. Первоначально (1941–1942) они переправлялись во Псков, а затем (1943) в Ригу. Последним пунктом выступала столица Восточной Пруссии — Кенигсберг (1944). Там они частично и были обнаружены после окончания войны. Пономареву удалось перебраться в англо-американскую зону оккупации Германии. В пятидесятые годы его видели в Италии, в шестидесятые — в США, в начале семидесятых — в ФРГ. Судя по имеющимся данным, материальных затруднений он не испытывал.

Филистинский специализировался на редких рукописных книгах из собрания новгородского музея. Его соседка по квартире Антонина Михайловна Протогенова рассказала: «Он приносил их пачками, но дома не держал, все уносил в управу. И говорил, что работает там теперь библиотекарем»¹²⁴. В апреле 1943 года он по предложению немцев вместе с матерью и теткой перебрался во Псков, а затем в Ригу. Его отъезд не остался незамеченным для жителей оккупированного города. Согласно показаниям свидетелей, для перевозки имущества Филистинского был выделен специальный железнодорожный вагон. Для его загрузки с близлежащих деревень было пригнано 12 подвод¹²⁵.

Но все же на путь предательства встали очень немногие. Хотелось бы рассказать об акте гражданского мужества, проявленного человеком, который видел от советской власти очень мало хорошего. Речь идет о Наталье Николаевне Гиппиус, родной сестре известной русской поэтессы Зинаиды Гиппиус. Допрошенная советскими органами государственной безопасности 5 февраля 1948 года, она рассказала о своей жизни в условиях нацистской оккупации. В период Отечественной войны она проживала с сестрой Татьяной Николаевной на оккупированной немцами территории. До января 1942 года в Новгороде занималась продажей вырезных изделий. Потом ее эвакуировали во Псков, где они жили с сестрой до февраля 1944 года и нигде не работали, хотя немцы и предлагали им работу в музее, по реставрации музейных ценностей, и даже давали для проживания две отдельные комнаты. Но сестры Гиппиус отказались. Затем их эвакуировали в Германию в лагерь Ингельштадт. После этого они работали у крестьян около Ганновера, где и были освобождены английскими солдатами.

На допросе Н. Гиппиус спросили: «Расскажите, кого вы знаете из лиц, работавших в Новгороде в управе при немцах? — она ответила, что — Городского голову Пономарёва Василия, он ше работал в музее. Городским головой Пономарёв был очень недолго, потом он стал снова работать в музее. Пономарев приехал в 1942 году во Псков, я его снова там видела, он работал в музее — проводил инвентаризацию музейных ценностей, привезённых из Новгорода. Пономарев в одно время с нами — в феврале 1944 года выехал в Ригу. Туда же были направлены музейные ценности, так часть этих ценностей я видела в рижском музее»₁₂₆.

Большой интерес проявляли оккупанты и к тем ценностям Новгородских музеев, которые удалось спасти. Немцы не знали о том, что знаменитые Магдебургские врата удалось вывезти в советский тыл. Абвером была образована специальная группа под руководством Зинина. Одной из ее основных задач был поиск этого выдающегося средневекового произведения искусства¹²⁷.

Немецко-фашистская оккупация — один из самых страшных периодов в истории Новгорода. Многие исторические памятники уже никогда не удастся возродить. С первого дня хозяйничанья немцев в городе советская разведка собирала данные о положении в нем. Многие из них вошли в «Материалы о немецких разрушениях и зверствах, деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника в районах Ленинградской области, подвергавшихся оккупации». Вот некоторые выдержки из этого документа: «Новгородский район. Новгородский район оккупирован немецко-фашистскими войсками 14 августа 1941 года, освобождён в январе-феврале 1944 года. Ценнейшая коллекция Новгородского музея по археологии и истории искусства Новгорода, хозяйстве края была похищена и уничтожена немцами…

Софийский собор. В результате обстрелов и оккупации Новгорода фашистами здание собора было разрушено, его внутреннее убранство разграблено, на главах собора сняты все кресты, со средней главы содраны золочёные листы кровли, уничтожена значительная часть других глав и самого здания, уничтожена часть росписи 1104 года в барабане главы, а в трёх изображения сильно повреждены…

Ветеринар немецкой авиа-полевой дивизии доктор Штирофгубер на допросе 21.3.1944 года показал: "В марте 1943 года я видел, что позолоченный купол на Софийском соборе в Кремле был частично разобран, однако часть покрывавших купол позолоченных листов оставалась ещё на месте, но примерно к июню месяцу все позолоченные листы этого купола были уже сняты. Я слышал, эти листы были просто растащены. В ограблении Софийского собора принимал участие сам командир 1 немецкой авиа-полевой дивизии генерал-майор Вильке".

Пленный старшина 10-ой роты 49 сапёрного полка штабс-фельдфебель Йоган Подер показал: "Проходя через Новгород в начале января 1944 года, я видел, что памятник 1000-летия России был разобран по частям. Каждая часть была занумерована. Кто снимал памятник, я не знаю, но слышал из разговоров солдат, что генерал-полковник Линдеман приказал разобрать памятник и перевезти его в Германию, мотивируя это тем, что этот памятник принадлежит Германии"»¹²⁸.

Новгородцы в 1944 году рассказывали членам комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков: «Эти воры (Филистинский и Пономарев. — Б. К.) разграбили в Софийском соборе иконы Большого и Малого иконостасов, царское и святительское места, уникальную люстру, подаренную Софии еще Борисом Годуновым. В их ящики легло около 34 тыс. томов бесценных книг, 500 рукописей XVI века. Коллекция фарфора, фаянса, хрусталя, стекла… Иконы из церкви Дмитрия Солунского и Бориса и Глеба, из Хутынского и Вяжищского монастырей»¹²⁹.

Отправились на Запад Айвазовский, Кипренский, Брюллов, Верещагин, Нестеров, Кустодиев… Из западной живописи Питер-Пауль Рубенс и Антуан Ватто. Нахождение многих произведений искусства, похищенных в годы Великой Отечественной войны из Новгорода, по сей день неизвестно.

Но «цивилизованные» арийцы и их союзники не только грабили. Часто за их действиями стоял ничем не прикрытый вандализм. Это признавали и сотрудники оперативного штаба «Рейхс-ляйтер Розенберг». Так, осматривая во Пскове погребения князей, нацистский чиновник Грисдорф констатировал факт, что они вскрыты и разграблены солдатами. При оценке же музейных коллекций написал: «Большевиками вывезено от 6-ти до 8-ми вагонов. То, что осталось на месте, отчасти переломано и разграблено солдатами»¹³⁰.

От немцев не отставали и их союзники. Так, в Новгородской церкви Федора Стратилата на Ручью иконостас был использован испанскими солдатами из «Голубой дивизии» в качестве топлива¹³¹.

Некоторым офицерам вермахта не повезло — их личные трофеи привлекли внимание начальства. Так, некий лейтенант Шмекель увез себе в Берлин из Петергофа много ценных произведений, в частности, икон. Только после многократных требований он передал командованию дивизии список того, что он забрал. На гражданского специалиста оперативного штаба археолога Ремоли удручающее впечатление произвело зрелище отправки в рейх огромных ящиков с личным багажом немецких военнослужащих. Четверо мужчин не могли поднять один такой ящик, а их в багаже отъезжающего офицера было несколько¹³².

Офицерский клуб при штабе 38 армии был украшен картинами, коврами, серебром из петергофского дворца.

При отступлении немецких войск сотрудники оперативного штаба вывозили и людей. В декабре 1943 года руководитель особой команды «Псков» Георг Фридрих фон Крузенштерн сообщил армейским властям о предстоящей, по распоряжению его начальства, эвакуации некоторых «ученых, техников, преподавателей и писателей» из Пскова и Гатчины в Ригу. Среди них значились Пономарев и Филистинский.

Вместе с тем нацистские пропагандистские службы и коллаборационистская пресса всеми способами внушали населению, что немцы являются спасителями русской культуры. Ими утверждалось, что разрушаются и уничтожаются только те музеи, которые являются порождением советской власти, т. е. посвященные революционному движению и различным успехам социалистического строительства. Что касается истинно русских музеев, то они благодаря немцам, практически, воссоздаются заново. Начальник отдела искусства Смоленской городской управы художник В. И. Мушкетов восторженно писал 21 декабря в газете «Новый Путь»: «Подбираются экспонаты и идет подготовка к организации нового исторического музея, где будет представлена история Смоленска с древних времен. Здесь уже имеются материалы для залов, посвященных архитектурным памятникам XVI–XVII веков, событиям 1812 года, путешественнику Пржевальскому и древнему периоду нашего города¹³³.

На самом же деле Мушкетов по собственной инициативе обратился в немецкую комендатуру с предложением открыть в городе художественный музей не для того, чтобы показать смолянам все этапы развития их родного города, а «для ознакомления солдат вермахта с произведениями русского искусства». Очень быстро и эта экспозиция превратилась в своего рода подарочный фонд, из которого отличившиеся офицеры могли получить ценные «сувениры»134.

Одним из наиболее крупных музеев, успешно функционировавших во время оккупации, был Орловский краеведческий. Он открылся в феврале 1942 года и за год его посетило более 50 тыс. человек¹³⁵. Успех орловских музейщиков можно объяснить как активной поддержкой со стороны городской управы, так и относительной бедностью фондов. Они мало интересовали немецких искусствоведов.

Часть музейного здания сгорела, поэтому экспозиция была устроена в семи сохранившихся комнатах. Директор музея Орлова писала: «1-я комната представляет животный и растительный мир степной части орловского края, а 2-я содержит представителей его лесов. В 3-й комнате, кроме экспонатов геологии, преимущественно окаменелые остатки вымерших животных, найденных на территории орловского края, находится отдел доисторической археологии, в котором представлены памятники материальной культуры: орудия, оружие, домашняя утварь, предметы украшений, остатки жилищ, произведения искусства, материальные памятники религиозных верований и т. д., относящиеся к палеолиту — древнему каменному веку, неолиту — новому каменному веку, бронзовому и железным векам. В 4-й, 5-й, 6-й и 7-й комнатах расположены экспонаты отдела истории. В 4-й комнате древнерусская утварь и оружие XI–XVII веков. В 5-й мебель, картины и посуда стиля от ренессанса до ампир XVI–XVII веков, в 6-й — мебель, картины и посуда стиля ампир, в 7-й — мебель, картины и посуда XIX в.»¹³⁶.

В марте 1942 года открылась мемориальная комната И. С. Тургенева. Здесь оказались собраны все экспонаты, оставшиеся от Орловского Тургеневского музея. Музей работал с 10 до 15 часов. С10 до 13 часов его посещали немецкие военнослужащие, а с 13 до 15 гражданское население. Судя по сохранившейся статистике, больше половины посетителей составили солдаты и офицеры вермахта¹³⁷. Для большинства из них он являлся одним из немногих мест развлечения. Это видно из замечаний в книге записей для почетных гостей¹³⁸.

В условиях немецкого наступления 1941 года сильно пострадали многие российские библиотеки. Очень мало книг удалось эвакуировать в советский тыл. Немалая часть фондов в этих условиях оказалась разграблена местным населением, которое использовало книги не только по их прямому назначению, но и в качестве топлива.

Наиболее ценные книги, которые удалось выявить в музеях и библиотеках, отправлялись сотрудниками оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг» в Германию. В первые месяцы оккупации нацистские чиновники энергично проводили «разбор» захваченных библиотек, в результате которого наиболее ценные фонды вывозились, а избыток «большевистской литературы» уничтожался. Книги требовались прежде всего для создания двух больших библиотек имперского значения — Восточной и библиотеки высшей школы НСДАЛ.

В специальном обосновании своей деятельности по вывозу книг оперативный штаб, разумеется, не нуждался, но все же он не упускал возможностей дополнительно подкрепить свою позицию. Так, вывоз библиотеки Воронежского университета мотивировался особыми правовыми соображениями: в Воронеж в 1916 году была эвакуирована библиотека Юрьевского (ныне Тартуского) университета. Сотрудники оперативного штаба декларативно заявили о том, что они, наконец, выполняют четвертый пункт 12-й статьи мирного договора между советской Россией и Эстонией 1920 года, согласно которому: «Правительство России возвращает Эстонии и передает правительству последней имущество, в том числе и библиотеки, архивы, учебные пособия, документы и прочие предметы… Юрьевского университета»¹³⁹.

Работа на местах по разборке захваченных библиотек проводилась в большой спешке, так что в Германию вагонами отправлялись даже и не очень нужные там книги. Но все-таки это было не характерным для пунктуальной и тщательной работы немецких оценщиков — профессиональных историков и искусствоведов. Трагично в этих условиях сложилась судьба книг из Новгорода.

В немецких документах под общим названием «Книги из Новгородского музея» подразумевалась библиотека Софийского собора, библиотека братства Святой Софии, библиотека архиепископа Арсения, библиотека архиерея Григория Любинского, библиотека Юрьева монастыря, а также мелкие книжные собрания из ряда церквей под Новгородом — всего более 34 000 единиц. В феврале 1942 года представитель оперативного штаба доктор Пауль Вааль вывез все наиболее ценные фолианты, в том числе и рукописные, в Ригу. Значительная часть из них имела большую, часто исключительную библиографическую ценность. Многие книги имели пометы «Редкость» или «Большая редкость»¹⁴⁰.

Впрочем, отсылка в Берлин — еще не самая худшая судьба, постигшая книги. Осенью 1942 года в Ростове-на-Дону, несмотря на то, что сотрудники оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг» посетили все библиотеки и пометили заинтересовавшие их книги, многие книжные фонды были выброшены солдатами вермахта во дворы, на улицы и в помойные ямы. В некоторых городах книгами из библиотек мостили улицы, чтобы автомобили не застревали в грязи»¹⁴¹.

Оставшиеся книги, которые не представляли для нацистов интереса и которые удалось сохранить, должны были выполнить определенные пропагандистские задачи. Для этого на оккупированной территории России вновь создавались публичные библиотеки. В «Локотьском окружном самоуправлении» 8 декабря 1942 года вышел приказ Б. Каминского, согласно которому все жители были обязаны в недельный срок все книги, похищенные и изъятые, взятые для чтения и не возвращённые при советской власти из бывших Локотьских библиотек — лесного, мелиоративного и техно-механического техникумов, школы-десятилетки и районной библиотеки — сдать в Локотьскую городскую библиотеку¹⁴². В случае невыполнения этого распоряжения полиция обязывалась граждан, которые в указанный срок книг не сдадут или сдадут их не полностью, за хищение государственного имущества привлечь к судебной ответственности, а книги у них изъять¹⁴³.

Всю собранную литературу сортировали на три основные группы: 1) политическая, 2) дореволюционные классики, 3) научная литература. Работы классиков марксизма и советских руководителей уничтожались. Такая же судьба была уготована произведениям писателей еврейской национальности. Прочая литература могла выдаваться населению.

За пользование художественной литературой читатели выплачивали по 2–3 рубля в месяц. Деньги шли на закупку новых книг¹⁴⁴.

Наиболее крупное собрание книг на оккупированной территории России имела Орловская областная библиотека. Она возобновила свою работу 29 июня 1942 года. Большая предварительная работа велась сотрудниками библиотеки всю зиму и весну, чтобы привести в порядок собранные из разных библиотек фонды. К лету 1942 года был открыт отдел художественной литературы, предполагалось открыть и другие отделы: техники, медицины, сельского хозяйства, истории, критики. Книгами могли пользоваться жители Орла по предъявлении паспорта¹⁴⁵.

Нацистские пропагандистские службы активно начали комплектовать библиотеки новыми книгами. Так, согласно акту передачи от 7 августа 1942 года библиотека города Сольцы (районный центр Ленинградской области) получила от Солецкой комендатуры и отдела агитации и пропаганды следующую литературу:

1. Иван Солоневич. «Потерянные» — 2 экземпляра.

2. Иван Солоневич. «Бегство из советского ада» — 2 экземпляра.

3. Иван Лукаш, «Дьявол»  - 1 экземпляр.

4. Шенцингер А., «Металл» — 2 экземпляра.

5. «Это английская социальная политика» - 1 экземпляр.

6. Ф. Шаляпин. «Маска и душа» - 1 экземпляр.

7. Л. Толстой. «Казаки» -1 экземпляр.

8. Р. Робикидзе. «Адольф Гитлер» - 1 экземпляр.

9. П. Краснов. «Белая свитка»  - 1 экземпляр.

10. Рахманова. «Студенты, любовь, ЧК и смерть» - 1 экземпляр.

11. Иван Солоневич. «Памир» - 1 экземпляр. Итого: 14 книг¹⁴⁶.

Как видно из этого списка абсолютное большинство новых поступлений составляла антисоветская, антисемитская и пронацистская литература.

Соответствующим образом оформлялись и библиотечные помещения. Читальные залы в Орле открывались городским отделом просвещения по согласованию с немецким военным командованием в наиболее оживленных местах города. В зале № 1, на углу Карачевской улицы и Воскресенского переулка, можно было увидеть на стенах различные нацистские плакаты и портреты Адольфа Гитлера. В большом и светлом помещении стояло 20 столов. Вниманию читателей предлагались журналы: «Новый путь», «Современная Германия», «Новая жизнь», «Бич». Газеты: «Речь», «Колокол», «Школьник» и брошюры: «Что будет после», «Дело № 18», «Как сталинская шайка угнетала народ», «Каждому трудолюбивому народу своя земля», «Евреи и большевизм», «Мы побывали в гостях у германских крестьян» и другие издания аналогичного характера¹⁴⁷.

В читальных залах регулярно устраивались читательские конференции. В Орле они обычно посвящались обсуждению очередного литературного труда главного редактора газеты «Речь» Михаила Октана.

Его работы: «Евреи и большевики», «Что такое национал-социализм» — в количестве нескольких десятков экземпляров обязательно присутствовали в каждой библиотеке.

В Брянске за 1942 год открылось четыре городских читальни. Газетная контора «Речь» выделяла для каждой из них 20 экземпляров газеты «Речь», 10 экземпляров «Нового пути», 10 экземпляров «Колокола». Кроме этого, читальни снабжались различными плакатами, брошюрами, журналами, изданными немецкими пропагандистскими службами¹⁴⁸.

Нацистские службы пропаганды в июне 1943 года приняли решение о создании при уголках просвещения на Северо-Западе России специальных библиотечек. Контролировала исполнение этого постановления библиотека при Доме просветителей. Каждый такой уголок снабжался:

а) 11 книгами художественной литературы;

б) 45–50 брошюрами пропагандистского содержания;

в) 35–40 плакатами и одним комплектом стереофотографии¹⁴⁹.

Расширялись и сами базовые библиотеки. Кроме этого, создавалась сеть книжной торговли. 25 мая в Дно состоялся съезд представителей почтовых агентств, книгонош и распространителей газет, посвященный второй годовщине «освобождения от жидо-большевизма».

Работников уголков просвещения обязывали проводить читки с последующим обсуждением брошюр. Основными темами являлись:

1. «Что скрывает советская власть от народа и что должен знать каждый»;

2. «Каторжный социализм»¹⁵⁰.

Также рекомендовалось учесть силы молодёжи на предмет их привлечения в кружки самодеятельности, проводить танцевальные вечера, организовывать духовые оркестры. Книжные киоски распространяли следующую литературу: «Каторжный социализм», «Борьба против большевиков», «В подвалах ГПУ», «Адольф Гитлер и трудящиеся», «Адольф Гитлер и крестьяне», «И мы помогаем строить новую жизнь», «Чем ты был, чем ты стал, что с тобой будет?», календари «Новая Европа» и открытки «Адольф Гитлер»¹⁵¹.

Подписка на периодические издания возлагалась на старшин волостей. Их обязывали распространять определенное количество экземпляров газет «За Родину» и «Правда». Списки подписчиков из каждой волости предоставлялись в районное сельхозуправление. Плата за газеты шла туда же¹⁵².

По данным «Блокнота солдата РОА» в среднем летом 1943 года в Лужском, Псковском и Дновском районах продавалось до 85 тыс. экземпляров книг и брошюр разного содержания¹⁵³.

В партизанских сводках информация диаметрально противоположная. Из нее следует, что нацистская печатная продукция не пользовалась у населения никаким спросом¹⁵⁴

Из допроса бывшего руководителя Дома просветителей в г. Дно, проведённого работниками НКВД в 1945 году, можно сделать вывод, что правду говорили обе стороны. Распространение многих тысяч экземпляров литературы объясняется развёрсткой, спущенной германским командованием на начальников районов, старост, учителей. Фашизация населения проводилась насильственными средствами¹⁵⁵.

Советское сопротивление не могло оставаться в стороне от подобных действий оккупантов. В ряде партизанских отрядов и бригад создавались свои библиотечки. Основной формой работы с личным составом являлась коллективная читка художественных или публицистических произведений. Читались вслух такие книги, как «Война и мир» Л. Н. Толстого, «Красное и чёрное» Стендаля и др., при этом многие бойцы проводили за книгой всё своё свободное время¹⁵⁶.

Когда в леса была эвакуирована значительная часть мирного населения, по инициативе комсомольцев-партизан с ними проводились вечера самодеятельности, на которых пели советские песни, играли на баяне и на струнных инструментах, пели частушки, сочинённые самими девушками-колхозницами, плясали¹⁵⁷. Подобные мероприятия способствовали поддержанию духа в экстремальных условиях проживания.

Быстрое продвижение немецко-фашистских войск в первые недели и месяцы Великой Отечественной войны привело к тому, что значительная часть архивных фондов, как районных, так и областных, не была эвакуирована в советский тыл. Нехватка транспорта и людей, недооценка имеющихся материалов — все эти факторы повлияли на то, что материалы псковских, новгородских, смоленских, орловских и многих других архивохранилищ оказались в руках нацистов. В Царском Селе в руки оккупантов попал почти полностью киноархив Ленинградской области.

При возможности эвакуации архивных материалов в тыл в первую очередь отправлялись документы советского периода. Так, при описании фондов Кубанского областного архива в Краснодаре немецкая комиссия констатировала факт, что бумаги до 1917 года представлены практически полностью, а «архивные материалы большевистского периода уничтожены или вывезены»¹⁵⁸.

Уже в первые дни оккупации, при создании коллаборационистской «новой русской администрации», при последней в обязательном порядке создавалась специальная архивная служба, или, как она иногда называлась, «архивное бюро».

Первая задача, которая ставилась перед архивистами оккупационными властями, заключалась в сборе и сортировке всех материалов, оставшихся после советской эвакуации. Следует признать, что значительная часть как государственных, так и ведомственных архивов, находившихся в западных районах России, не была отправлена в тыл Советского Союза.

Архивные фонды делились на несколько категорий, это были материалы:

1) имеющие военный и разведывательный характер (к ним относились трофейные документы НКВД);

2) имеющие историческое значение;

3) связанные с текущей жизнью данного региона (метрические свидетельства и т. п.);

4) подлежащие уничтожению (макулатура, сильно поврежденные документы).

В крупных городах (например, в Смоленске) заведующий архивным бюро был обязан отчитываться перед русскими и немецкими властями о своей работе два раза в месяц¹⁵⁹.

С 1941 года на оккупированной территории России начал свою деятельность «Штаб Розенберга» (полное название «Оперативный штаб "Рейхсляйтер Розенберг"»), отвечавший за учет и вывоз культурных ценностей из нашей страны в Германию. Его основная задача официально состояла в следующем: «Отстаивание интересов НСДАП в борьбе против мировоззренческих противников и, в особенности, в конфискации и перевозке в рейх книжного, архивного и рукописного материала». К работе данной организации были привлечены многие крупные ученые Германии, профессионально занимающиеся российской историей.

Специфические задачи оперативного штаба в оккупирован^ ных районах России были сформулированы в распоряжениях Розенберга от 20 августа и 3 октября 1941 года. Приказ Гитлера от 1 марта 1942 года завершил формирование той правовой базы, на которой действовал оперативный штаб. Фюрер призвал вести «планомерную духовную борьбу против евреев, масонов и связанных с ними мировоззренческих противников национал-социализма — поджигателей ведущейся ныне войны». В связи с этим предполагалось активизировать работу по обследованию библиотек, архивов и «прочих мировоззренческих и культурных учреждений всякого рода»¹⁶⁰.

Число сотрудников в группах и командах оперативного штаба было невелико. Так, рабочая группа «Крым» состояла в мае 1943 года только из пяти человек, включая шофера и переводчика. Когда в апреле 1942 года формировалась передовая команда «Петербург», которая должна была приступить к своей работе после падения Ленинграда, в нее включили только трех человек. Их первоочередная задача сводилась к тому, чтобы отметить нужные оперативному штабу объекты специальными трофейными метками.

В оккупированных районах создавались специальные группы: «Псков», «Новгород», «Смоленск», «Ростов», «Курск» и др. Гражданские специалисты объединялись в Берлине в «особые штабы» по направлениям: «Архивы», «История», «Изобразительное искусство», «Демография», «Наука» и др. Этим экспертам следовало только указывать сотрудникам рабочих групп на то, что заслуживало отправки в Германию, в частности, «особо ценные проявления народной культуры (к ним относились предметы, архивные документы)»¹⁶¹.

У «оперативного штаба» в работе по разграблению российских культурных ценностей были и конкуренты. Так, на Северо-Западе РСФСР активно действовал «Батальон Кюнсберга» под командованием штурмбанфюрера СС барона Эберхарда фон Кюнсберга. Он находился в непосредственном подчинении министерства иностранных дел. В его состав входили эксперты и свыше 300 солдат, использовавшихся как грузчики. Им также была придана специальная автоколонна. Именно это подразделение занималось вывозом в Германию фондов Новгородского архива¹⁶².

В 1941–1942 годах немалое количество документов из архивов и библиотек Новгорода, Пскова и царских дворцов под Ленинградом отправил в рейх бывший до войны директором исторического музея во Франкфурте-на-Майне граф Эрнстото цу Зольмс-Лаубах.

При осмотре фондов исторического архива в Смоленске 4 декабря 1941 года руководитель осмотра доктор Вейзе отметил, что «фонды и описи сохранились без изъятий, наличествуют акты, начиная с XVIII века, инвентаризировано 294 фондов, к архиву относится и большая служебная библиотека»¹⁶³.

Обширные фонды государственного архива Смоленской области включали в себя документы с начала XVIII века. Как констатировал руководитель осмотра доктор Шпеер: «В Смоленской области, насколько возможно судить, потери церковных книг в результате революции и войны незначительны, так что в отношении населения этой области имеются необычайно полные материалы»¹⁶⁴.

Арестованный советскими органами государственной безопасности заведующий архивным бюро г. Смоленска И. А. Морозов показал: «Часть наших сотрудников работала в непосредственном подчинении сотрудников штаба Розенберга»¹⁶⁵.

К оценке имевшихся трофейных материалов нацисты привлекали высококвалифицированных специалистов. Именно поэтому ущерб, нанесенный их «работой» оказался гораздо выше, чем если бы этой деятельностью занимались непосредственно солдаты и офицеры вермахта.

Оккупанты занимались вывозом наиболее ценных документов из смоленских архивов в течение всех двух лет оккупации… Так, в январе 1943 года в Прибалтику и Германию были отправлены архив канцелярии смоленского губернатора (40 погонных метров), акты смоленского губернского правления (570 п. м.), церковные книги (240 п. м.) и многое другие — всего 5 железнодорожных вагонов, набитых целиком. Оставшиеся материалы предполагалось вывести позднее. В сентябре 1943 года были приготовлены к отправке в немецкий тыл 38 грузовых автомашин с архивными документами. Однако успешное наступление Красной Армии сорвало эту акцию¹⁶⁶.

В Смоленске, в церкви Авраамиева монастыря, находился архив Октябрьской революции. Среди послевоенных советологов он, находящийся сейчас в США, известен как архив смоленской партийной организации. Согласно отчету сотрудников оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг» от 15 июня 1942 года, архив достался нацистам практически целиком. В советский тыл не был эвакуирован даже каталог. В Вильнюс, а затем в Германию отправились 1500 погонных метров документов, а также вагон русских рукописных книг XVI–XVII веков.

Те документы, которые по той или иной причине не заинтересовали оккупантов, использовались для так называемых «хозяйственных нужд». Так, в Ямбурге (Ленинградская область) большинство архивных документов было использовано немецкими солдатами в качестве топлива зимой 1941–1942 годов, в Брянске ими заваливали канавы на дорогах, чтобы не буксовали машины¹⁶⁷.

В Новгороде первый осмотр архива, находящегося в Духовской церкви, был проведен сотрудником «Штаба Розенберга» фон Крузенштерном 4 декабря 1941 года. От отметил, что «очень большой архив размещен в подвале и на четырех этажах церковного здания. Архивные дела аккуратно перевязаны, надписаны и расставлены на полках»¹⁶⁸. В этом архиве находились не только новгородские материалы, но и документы из Старой Руссы и Тихвина, а также почти полный архив из Пскова.

Повторное тщательное обследование новгородского архива было осуществлено 11–30 октября 1942 года доктором Моммзеном. Он оценил его полный объем в 5000 погонных метров, среди которых часть приходилась на исторический архив Ленинградской области. Наиболее ценная часть сохранившихся фондов объемом 150 кубических метров была вывезена в четырех полных вагонах в Ригу 10 ноября 1942 года. К их вывозу имели непосредственное отношение первый бургомистр Новгорода Василий Пономарев и шеф «русского гестапо» Борис Филистинский.

Наибольший ущерб Российским архивам был нанесен там, где с немецкой стороны их оценку проводили профессиональные архивисты. Так, в Таганроге старший лейтенант вермахта Озе, по образованию архивист, собрал в одном месте не только все архивные документы, но и книги из всех библиотек города — более 100 000 томов.

Однако коллаборационистская «новая русская администрация» всячески стремилась показать, что в условиях немецкой оккупации архивы функционируют также, и даже лучше, чем до войны, и выполняют возложенные на них задачи. Так, в смоленской газете «Новый путь» 7 декабря 1941 года вышла статья «Архивы города». В ней население извещалось о том, что «еще 26 августа управление города приняло меры к сохранению архива. В настоящее время они приведены в порядок и начали свою работу. По метрическому архиву выдано за сентябрь 58 справок, за октябрь - 107, а в ноябре - 117. Запросы населения на выдачу различного рода справок постепенно увеличиваются»¹⁶⁹. Но данная работа являлась лишь куцей маскировкой германской оккупационной политики, направленной на планомерное уничтожение и разграбление культурных ценностей нашей страны.

Судьба российских архивов, оказавшихся на оккупированных нацистами территориях, трагична. Многие документы оказались безвозвратно утерянными, уничтоженными. Часть из них и по сей день находится за рубежом, в том числе и в странах, которые были союзниками Советского Союза в годы Великой Отечественной войны. Вывезенные в Германию, они оказались боевыми трофеями Великобритании и США и не были возвращены в Россию. При решении вопросов о реституциях этот факт необходимо помнить и учитывать.

Сотрудники министерства пропаганды III Рейха и их руководитель Геббельс отлично осознавали ту роль, которую могут играть в идеологической обработке населения различные произведения культуры и искусства. К российской же интеллигенции отношение со стороны гитлеровцев было самое циничное и прагматичное. За редким исключением нацисты считали ее сохранение в России временным явлением, — до конца войны Германии против Советского Союза.

Те представители российской интеллигенции, которые были привлечены нацистами для работы в школах, учреждениях культуры, административных структурах не представляли самостоятельной политической силы. Под жестким контролем нацистских оккупационных властей они выполняли поставленные захватчиками задачи.

Нацистская оккупационная политика в области культуры и искусства осуществлялась по нескольким направлениям. Наиболее ценные памятники материальной культуры оценивались и вывозились на территорию Германии в качестве военного трофея; там, где это было сделать невозможно, они уничтожались; представители творческой интеллигенции России прямо или косвенно использовались в качестве пропагандистов идей национал-социализма и антикоммунизма. Советское сопротивление, используя доступные ему силы и средства, делало все, чтобы не допустить духовно-нравственного разложения русского населения.

Примечания

1 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 133. Л. 12.

2 АУФСБНО. Д. 1/7242. Л. 65.

3 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 6. Л. 10.

4 Речь. 1942. 15 марта.

5 Речь. 1942.17 мая.

6 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп. 1.Д. 131.Л. 17.

7 Там же.

8 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 1. Л. 8.

9 ИвлевИ. А., ЮденковА. Ф. Оружием контрпропаганды. С. 262–278.

1 °Cловарь поэтов Русского Зарубежья. СПб, 1999. С. 285.

11 АУФСБСО. Д. 3792. Л. 108.

12 Словарь поэтов Русского Зарубежья. С. 314.

13 АУФСБПО. Д. 4926. Л. 34.

14 Словарь поэтов Русского Зарубежья. С. 110.

15 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 46436. Л. 34 об.

16 За Родину (Псков). 1943.12 ноября.

17 За Родину (Псков). 1943.11 декабря.

18 За Родину (Псков). 1942.16 мая.

19 АУФСБНО. Исторический фонд. Д. 54. Л. 34.

2 °CРАФ УФСБ СПБЛО. Обзорная справка по архивному делу № 41-485, на Филистинского Бориса Андреевича, 1905 г. рождения, уроженца г. Ставрополя. Л. 220.

21 Там же. 22 АУФСБНО. Исторический фонд. Д. 54. Л. 134.

22 Там же.

23 Словарь поэтов Русского Зарубежья. С. 334–335.

24 Беликов Г. Оккупация. С. 118.

26 Там же. С. 119.

27 ГАОО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 99.

28 ГАБО.Ф.2521,Оп. 1.Д. 1.Л.7.

29 АУФСБНО. Исторический фонд. Д. 54. Л. 78.

30 АУФСБСО. Д. 14561. Л. 23.

31 Там же. Д. 14263. Л. 42.

32 Там же. Л. 44.

33 Там же. Л.45.

34 Там же.

35 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.131.Л.17.

36 Новый путь. 1942.22 марта.

37 Там же.

38 ГАБО Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 58.

39 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1278. Л. 4.

40 АУФСБПО. Д. 4926. Л. 144.

41 Там же.

42 Новый путь. 1942.30 сентября.

43 Там же.

44 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1.Д.1.Л.8.

45 АУФСБОО. Справки по фашистским газетам, издаваемым в оккупированной немцами территории. Л. 46.

46 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1.Д. 1.Л.8.

47 От ЧК до ФСБ. Документы и материалы по истории органов госбезопасности Тверского края. 1918–1998. С. 242.

48 АУФСБПО. Д. С-7014. Л. 32.

49 Речь. 1942.9 октября.

50 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 38.

51 Там же.

52 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 192. Л. 123.

53 Там же. Д. 191. Л. 60.

54 АУФСБСО. Д. 3792. Л. 12.

55 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 3.

56 Там же.

57 Там же.

58 СРАФУФСБСПбЛО. Д. 41-314. Л. 16–17.

59 Там же.

60 Там же. Л. 15.

61 Печковский Н. К. Воспоминания оперного артиста. СПб., 1992. С. 3.

62 Речь. 1942.16 октября.

63 СРАФУФСБСПбЛО. Д. 41-314, Л. 22.

64 Там же. Л. 25.

65 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 46436. Л. 34 об.

66 Печковский Н. К. Воспоминания оперного артиста. С. 342.

67 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 46436. Л. 34 об.

68 Там же.

69 Там же. Л.21. г

70 Там же. Л. 55.

71 Там же. Д. 38429. Л. 55.

72 АУФСББО.Д.41587.Л.43.

73 Там же. Л. 84.

74 ГАБО.Ф2521.Оп.1.Д.1.Л.4.

75 АУФСБСО. Д. 3792. Л. 71.

76 АУФСБСО. Д. 3792. Л. 111.

77 Там же. Л. 109.

78 АУФСББО.Д.3442.Л.14.

79 АУФСБ Самарской области. Д. 12098. Л. 83.

80 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 216.

81 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1297. Л. 65.

82 АУФСБПО. Д. 2116. Л. 43.

83 АУФСБСО. Д. 4324. Л. 34.

84 БочкаревА. А. Критка чистого чувства. С. 594.

85 Речь. 1942.4 сентября.

86 Там же.

87 АУФСБСО. Д. 1432. Л. 34–35 об.

88 Там же. Д. 3245. Л. 12.

89 Виноградов И. В. Строки, пропахшие порохом. Л., 1981. С. 55.

90 АУФСБПО. Д. 13954. Л. 56.

91 Новый путь. 1942.28 июня.

92 Там же.

93 Там же.

94 Речь. 1942.22 апреля.

95 АУФСБСО. Д. 14223. Л. 41.

96 Герценштейн Р. Э. Война, которую выиграл Гитлер. С. 375.

97 Речь. 1942.14 августа.

98 Штрик-Штрикфельд В. К. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. С. 158.

99 Беликов Г. Оккупация. С. 101. 100Тамже. С55.

101 Там же. С. 101.

102 Речь. 1943.12 марта.

103 АУФСБСО. Д. 3792. С. 73.

104 АУФСБПО. Д. 49274. Л. 51.

105 АУФСБНО. Д. 1/7242. Л. 14.

106 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 193. Л. 26.

107 Герщитейн Р. Э. Война, которую выиграл Гитлер. С. 331.

108 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 728. Л. 1.

109 Нюрнбергский процесс: Сб. материалов. М., 1958. Т. 2. С. 576.

111 ЮдетовА. Ф. Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории (1941–1944). С. 70. ЦГАИПД.Ф0-116.Оп.9.Д.177.Л.181.

112 АУФСБНО. Д. 1/1075. Л.23.

113 Новый путь. 1942.9 апреля.

114 АУФСБСО. Д. 3792. Л. 78.

115 Там же. Л. 105. "6Тамже. Л. ПО.

117 ГАОО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 3.

118 АУФСБНО. Д. 2А/1084. Л. 15.

119 Картотека «Z» Оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг. С. 24.

120 Там же.

121 Там же. С. 238. "АУФСБНО. Д. 43689. Л. 37 об.

123 Там же. Л. 135.

124 Там же. Исторический фонд. Д. 54. Л. 116.

125 Там же. Л. 142.

126 АУФСБНО. Д. 43689. Л. 243–245 об.

127 Там же. Д. 41586. Л. 62.

128 СРАФУФСБСПбЛО.Д. 19344. Л. 103–105.

129 Там же.

130 Картотека «Z» Оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг. С. 246.

131 Там же. С. 262.

132 Там же. С. 25.

133 Новый путь. 1941.21 декабря.

134 АУФСБСО. Д. 9856-С. Л. 17.

135 Речь. 1943. 5 марта.

136 Речь. 1942.13 февраля.

137 Речь. 1942.25 марта.

138 Там же.

139 Документы внешней политики СССР. М., 1958. Т. 2. С. 348.

140 Картотека «Z» оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг». С. 330.

141 Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: Сб.: материалов. В 7 т. М., 1958. Т. 3. С. 539.

142 ГАБО, Ф 2521. Оп. 1. Д. 3. Л. 68.

143 Там же.

144 Там же. Ф. 2608, Оп 1. Д. 6. Л. 7.

145 Речь. 1942.1 июля.

146 ГАНО. Ф. Р-2113 Оп. 1. Д. 34. Л. 12.

147 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 48.

148 Речь. 1943.20 января.

149 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 15.

150 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1297. Л. 74.

151 Там же. Л. 77.

152 ГАНО.Ф.2113.Оп.1.Д.6.Л.39.

153 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 21.

154 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 199. Л. 4.

155 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 165.

156 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 192. Л. 52.

157 Там же. Д. 105. Л. 7.

158 Картотека «Z» Оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг». С. 322.

159 АУФСБСО. Д. 2418. Л. 4.

160 Картотека «Z» Оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг». С. 15.

161 Там же. С. 17.

162 Там же. С. 23.

163 Там же. С. 219.

164 Там же. С. 228.

165 АУФСБСО. Д. 2418. Л. 23.

166 Там же. Л. 46.

167 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 2412. Л. 78.

168 Картотека «Z» Оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг». С. 254.

169 Новый путь. 1941.7 декабря.

Глава 4. Система образования

К началу Великой Отечественной войны поколение, выросшее при советской власти, представляло собой значительную силу. Разведуправление 61 пехотной дивизии вермахта признавало, что «в отношении молодёжи необходимо констатировать очень сильное влияние большевиков. Большевики сознательно уделяли много внимания молодёжи, воспитывали и продвигали её… Они сумели пробудить в ней сознание превосходства большевистской культуры и техники, а также вселили веру в лучшее будущее советского народа»¹.

Для разложения подрастающего поколения в крупных русских городах вводилась специальная должность «представителя министерства пропаганды по школам». Он непосредственно контролировал отдел просвещения городской управы. В качестве первоочередных задач, решаемых данным отделом, нацисты называли следующие:

1. Составление новых учебных планов и программ.

2. Подготовка зданий к учебным занятиям.

3. Регистрация педагогов.

4. Замена советских учебников новыми².

Отдел просвещения был обязан по запросам германского командования подготовить справки о школах и вузах на данной территории до июня 1941 года. Отдельно брались на учет все преподаватели высших учебных заведений, средних школ, работники дошкольных учреждений и дети школьного возраста.

Одной из главных проблем, которой должна была активно заниматься коллаборационистская администрация, немецкое командование назвало «дебольшевизацию населения и в первую очередь детей»³. Делать это предполагалось руками педагогов. В первые же недели оккупации в школах прошли чистки от «нежелательного элемента». Все преподаватели в обязательном порядке заполняли анкеты, где, кроме традиционных, были и следующие вопросы: вероисповедание, место рождения отца, национальность отца, девичья фамилия матери, место рождения матери, национальность матери, образование, профессия, где работал, какую занимал должность, был ли членом или кандидатом в ВКП (б), не было ли в роде жидов до деда, служил ли в армии, с какого времени проживает в данной местности, настоящий адрес⁴.

Заполнившие данную анкету предупреждались, что за ложные сведения они будут отвечать по законам военного времени. Оккупантов не интересовал уровень подготовки преподавателей, главное, на что обращалось внимание, это возможность использования их потенциала в интересах оккупационных властей.

Заработная плата для учителей средних и начальных школ устанавливалась из расчета проведения педагогами не менее 30 уроков в неделю. Это считалось нормативной нагрузкой. Сами оклады делились на шесть категорий:

а) группа окладов 1 (1200 руб.). Ее получали областные инспектора, заведующие высших профессиональных школ, заведующие технических профессиональных школ;

б) группа окладов 2 (950 руб.). Ее получали профессора школ и учительских семинарий.

в) группа окладов 3 (800 руб.). Ее получали заведующие народных школ, училищ, учителя средних школ.

г) группа окладов 4 (700 руб.). Ее получали заведующие начальных школ и сельских дополнительных школ, постоянные учителя народных училищ и школ.

д) группа окладов 5 (600 руб.). Ее получали постоянные учителя начальных школ и сельских дополнительных школ.

е) группа окладов 6 (500 руб.). Ее получали непостоянные учителя и совместители начальных школ.

Если преподаватель выполнял учебную нагрузку менее 30 часов в неделю, то вышеперечисленные оклады уменьшались в соответствии с уменьшением количества часов.

Кроме этого, определялась система надбавок к окладу. Они полагались за стаж работы (за пять лет - 10 %, за 10 лет — 20 %, за 15 лет — 30 %, за 20 лет — 40 %, за 25 лет и выше — 50 %), за управление школой (с 5–9 классами 10 %, с 10–15 классами 20 %, с 16 и более 25 %). Значительные прибавки к заработной плате (до 50 %) могли получать учителя, владевшие немецким языком, а так же фольксдойчи. В некоторых районах Северо-Запада РСФСР рассматривался вопрос об увеличении денежного содержания учителям, начавшим свою работу до 1917 года. Эти люди, по мнению оккупантов, были более пригодны для проведения в школах пронацистской политики, чем молодые педагоги.

В распоряжениях коллаборационистской администрации неоднократно писалось о том, что «полагается не полностью занятых учителей, а также педагогов, доказавших свою преданность идеям Новой Европы, кроме их деятельности учителя, за вознаграждение привлекать к управлению деревней и к другим соответствующим работам. Данное распоряжение является распоряжением немецких властей»⁵.

На оккупированной немцами территории России все учителя были обязаны встать на учет в районных отделах народного образования. Русское население извещалось о том, что согласно распоряжению германского командования в сельской местности открываются школы в объёме четырёх классов и семилетки в городе. Обучение планировалось бесплатное, за исключением сборов на уборщиц⁶. Но уже в 1942 году, при оккупации Северного Кавказа, образование объявлялось платным. Родители обязывались сдавать в местные управы от 20 до 60 рублей за обучение одного ребенка. На скидки в оплате могли рассчитывать только малоимущие и круглые отличники⁷.

Но декларированная любовь оккупантов к культуре и образованию часто шла вразрез с их повседневной деятельностью. Так, например, многие довоенные культурно-просветительные центры города Ворошиловска (Ставрополь) немецкие солдаты превратили в складские помещения, казармы для солдат или конюшни. В актовом зале бывшего Дома пионеров были устроены стойла для лошадей, а в кабинетах разместились немецкие конюхи и ездовые.

Большинство школьных зданий и вчерашних институтов города было приспособлено под военные госпитали, при этом на улицу выбрасывалось практически все. Один из свидетелей этого варварства позднее вспоминал, как гитлеровцы разоряли географический и геологический кабинеты Ставропольского педагогического института: «Коллекции минералов, собранных со всех концов земли, летели в грязное месиво двора вместе с экспонатами по палеозоологии и палеоботанике. Туда же вышвыривались наглядные пособия: картины, приборы, вплоть до оптических…»⁸

В своих «Застольных разговорах» 11 апреля 1942 года Гитлер, рассуждая о будущей судьбе России, заявил своим слушателям: «Ни один учитель не должен приходить к ним и тащить в школу их детей. Если русские, украинцы, киргизы и прочие научатся читать и писать, нам это только повредит…

Гораздо лучше установить в каждой деревне репродуктор и таким образом сообщать людям новости и развлекать их, чем предоставлять им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания. Только чтобы никому в голову не взбрело рассказывать покоренным народам об их истории…»⁹

Следовательно, можно сделать вывод, что вся политика оккупантов в сфере народного образования русского населения целиком и полностью относилась к пропагандистской акции и во многом курировалась соответствующими нацистскими службами. Нельзя забывать и о том, что оккупационные службы на местах нуждались в активном содействии их работе со стороны коллаборационистов. «Новая русская школа» должна была воспитывать людей пронемецки и пронацистски настроенных. В особенности это стало актуальным после срыва плана молниеносной войны Германии против Советского Союза. Для нацистов в этих условиях школа и ее работники стали бы той силой, которая позволила бы контролировать русскую молодежь, способствовала ослаблению на нее влияния со стороны представителей советского сопротивления. На это постоянно обращалось внимание руководителей «новой русской администрации». Так в «Наставлении бургомистрам» говорилось о необходимости устройства школ на открытом воздухе: «В населённых пунктах, в которых из-за размещения в них войсковых частей учебная работа не возможна, следует попытаться обеспечить школьную молодёжь воспитанием и обучением путём учебной работы в школах на открытом воздухе. Такого рода школы можно соорудить в садах, парках, скверах, под временно оборудованными для этой цели навесами и т. п. Прилагать все усилия к тому, чтобы школьная молодёжь находилась бы под присмотром»¹⁰. Этот документ, составленный на немецком языке с параллельным переводом на русский, широко распространялся в центральных и северных областях России.

Организация учебного процесса осложнялась отсутствием новых учебников. Временно было решено сохранить старые, довоенные, предварительно уничтожив в них все упоминания и высказывания вождей Коммунистической партии и советского государства. Данную операцию ученики проделывали под жёстким контролем учителей. Переживший оккупацию ставропольчанин М. А. Горькавый так вспоминал об этом: «В начале сентября нас, мальчишек, живущих на Подгорных улицах, заставили идти в школу, которую открыли в двухэтажном большом доме. На первом занятии дал напутствие немецкий офицер на достаточно чистом русском языке. Затем достали мы свои учебники и начали по команде заклеивать бумагой всех партийных вождей и военачальников. Потом появился батюшка в рясе и с крестом, и с того дня мы стали изучать Закон Божий»¹¹.

При «чистке» учебников не обошлось без курьезов. Нацистская инструкция требовала уничтожения любого упоминания о советской власти, Коммунистической партии и произведений еврейских авторов. Следовательно, программа по истории средних веков осталась без изменений. Но одна из ее тем звучала следующим образом: «Германия XII–XV веков» — 3 часа: 1. Немецкая агрессия на восток. Немецкие завоевания полабских и померанских земель, завоевание немцами Прибалтики. Тевтонский орден и захват новых земель. Борьба Литвы и Польши с Орденом. Грюнвальдская битва»¹². Эта программа в некоторых школах просуществовала до 1943 года, когда уроки истории были отменены.

В начальной школе рекомендовалось изучать следующие дисциплины: немецкий и русский языки, арифметику, краеведение, естествознание, гимнастику и пение. Основной упор делался на русский язык (по 8 часов в неделю в 1 и 2 классах, по 7 в 3 и 4 классах), арифметику (по 6 часов) и немецкий язык (по 3 часа в 3 и 4 классах). Количество часов в неделю составляло 18 часов в первом классе, 24 во втором и 30 в четвёртом¹³.

Закон Божий первоначально в программах отсутствовал, хотя к преподаванию из-за дефицита учителей активно привлекались не только священнослужители, но и пожилые люди, изучавшие этот предмет до Октябрьской революции.

В планах воспитательной работы отмечалась необходимость «принимать навыки духовной культуры». От учителей требовалось следить за тем, чтобы дети вежливо и почтительно относились к учителям, родителям, ко всем старшим, а особенно к полицейским, германскому командованию и германским солдатам.

С немецкой педантичностью оккупанты выпускали различные приказы и распоряжения, регламентирующие работу русских школ. Согласно их требованиям занятия в школе начинались в 8 часов.; Перед началом занятий читалась молитва «Царю Небесный», а после занятий — «Достойный есть». Все дети должны были являться в класс за 15 минут до звонка чистыми, в опрятной одежде. Мальчики с волосами, подстриженными под машинку, а девочки — с заплетенными косичками. В классе дети во время перемены не имели? права создавать беспорядка: шуметь, толкаться, бегать по партам. Все перемены проводились на воздухе. За порчу школьного имущества, инвентаря нес ответственность испортивший его. Продолжительность уроков — академический час -  45 минут. Перерыв между уроками составлял 10 минут. Работники школы, учителя, являлись на работу за 20 минут до начала занятий¹⁴.

Деревенские школы, по замыслу их организаторов, должны были давать лишь азы грамотности. Этим объясняется их относительно низкая идеологизация. Определенным исключением являлись учебные заведения, находившиеся в Локотьском самоуправлении. Коллаборационистам во главе с Брониславом Каминским, ведущим активную вооруженную борьбу с брянскими партизанами, необходимо было показывать заботу об образовании подрастающего поколения. Причем это делалось командно-административными методами. В приказе № 155 по Локотьскому окружному самоуправлению от 3 декабря 1942 года Каминский извещал старост, старшин и бургомистров о том, что несмотря на его приказ по округу № 108 от 25 октября 1942 года об обязательном семилетнем обучении занятия в 5–7 классах в целом ряде школ из-за низкой посещаемости учащихся срываются, а отдельные бургомистры районов, старшины волостей и старосты местных управлений совершенно самоустранились от необходимых мероприятий по поднятию посещаемости указанных классов.

В целях реального осуществления приказа № 108 «Об обязательном обучении детей в объёме 7 классов средней школы» он приказывал:

«1. Старостам местных управлений при неослабном контроле со стороны волостных старшин и бургомистров районов в недельный срок со дня опубликования данного приказа привлечь к ответственности в виде денежных штрафов до 500 рублей всех родителей, дети которых без уважительных причин не посещают школы, а также взыскать полностью все недоимки с тех граждан, которые были подвергнуты таким штрафам ранее, но не уплатили их.

2. Всех граждан, которые после уплаты денежного штрафа будут злостно удерживать детей от посещения школ, привлекать к уголовной ответственности.

3. Обязать инспектора государственного контроля усилить проверку на местах исполнения приказа № 108 и о всех нарушениях докладывать мне для принятия срочных мер необходимого порядка.

4. Бургомистрам районов, старшинам волостей, директорам школ и старостам местных управлений учесть, что если и в дальнейшем приказ № 108 и данный приказ не получат своего полного претворения в жизнь то к виновным лицам мною будут приняты строгие меры вплоть до снятия с работы и предания суду»¹⁵.

Силы советского сопротивления с первых дней нацистской оккупации пытались противодействовать немецкой политике в сфере образования. Наиболее успешно это осуществлялось в тех районах, где было сильно влияние партизан. Так, в районах, удаленных от крупных вражеских гарнизонов, влияние фашистской пропаганды на систему народного образования было сведено практически к нулю. Уже к началу 1942 года в 53 школах, находящихся на территории ряда южных районов Ленинградской области, подконтрольной партизанам, возобновились занятия по программе Наркомпроса. Непосредственный контроль за работой осуществляли два инспектора, выделенные оргтройкой. Посещаемость школ достигала 72 %. Учителя были переведены на натуральную оплату труда¹⁶. Им выделялось по 12 кг муки в месяц на себя и по 6 кг на каждого иждивенца¹⁷.

Однако работа партизан и подпольщиков в крупных населённых пунктах и на железнодорожных станциях значительно ослож «нялась. Это объяснялось не только наличием здесь вражеских гарнизонов и представителей нацистских пропагандистских служб, но и более жёстким контролем со стороны последних за работой школ. На посты директоров обычно назначались люди, пострадавшие от советской власти или из числа бывших белоэмигрантов. Ученики старших, 5–7 классов, должны были, по замыслу фашистов, составить в будущем руководящее звено «Новой сво* бодной от большевиков России»¹⁸.

Весной 1942 года в условиях стабилизации Ленинградского участка фронта и последовавшее за этим немецкое наступление на Первый партизанский край значительно ослабили силы сопротивления и, как следствие этого, их помощь школам. Со стороны же захватчиков подобная работа значительно активизировав лась. Провал плана молниеносной войны поставил перед службами министерства пропаганды новые задачи. В Риге и Берлине разрабатывались программы, учитывающие изменившиеся реалии. К этой работе активно привлекались русские эмигранты¹⁹.

Конец учебного года ознаменовался повышенным интересом немецкой администрации к школам. В большинстве районов Ленинградской области, находившихся под ее контролем, прошли встречи учителей и отличившихся учеников с местными комендантами. Детям говорилось о том, что их главная задача состоит «в изучении опыта строительства Новой Германии. Этот опыт пригодится всем нам в строительстве Новой Европы, свободной от жидов и большевиков»²⁰.

В Новгороде при отделе народного образования была создана методическая комиссия из учителей города и близлежащих деревень по корректированию программ и пересмотру учебников. Предполагалось, что они будут проводить работу «по очистке программ и учебников от всяческого коммунистического хлама и подбору более ценного материала»²¹.

Но этим работа отдела образования не ограничивалась. Начальник отдела Егунов посылал своих инспекторов по волостям района для чтения лекций и показа кинокартин о жизни в Германии, «процветающей под мудрым руководством вождя Адольфа Гитлера»²².

Одной из задач, которую немцы поставили перед Егуновым и его сотрудниками, был просмотр библиотечных фондов. Книги сортировались на три основные группы: 1) политические, 2) дореволюционные классики, 3) научная литература. Работы классиков марксизма и советских руководителей сразу уничтожались. Такая же судьба была уготована произведениям писателей еврейской национальности. Прочая литература могла выдаваться населению²³.

Первый учебный год был во многом импровизационным как для немецкой, так и для советской стороны. Первые никак не могли предполагать, что война не закончится их победой осенью 1941 года, вторые же до начала боевых действий даже не предполагали саму возможность оккупации. Именно этим объясняется тот факт, что в школах, работавших в зоне партизанского контроля зимой 1941–1942 годов, использовались лишь довоенные материалы.

Отсутствие новых учебных программ компенсировалось коллаборационистами многочисленными методическими указаниями в оккупационной печати. С её страниц учителей призывали к «живой реакции на все происходящие события», как на занятой немцами территории, так и в советском тылу²⁴. Так, в феврале 1942 года, вскоре после опубликования в коллаборационистской «Правде», выходившей в Риге, статьи «Марина Цветаева не выдержала советской жизни», по школам Пскова, Порхова, Дно прошли «уроки памяти повесившейся в Москве великой русской поэтессы»²⁵.

Целенаправленная школьная политика оккупантов началась с весны 1942 года, когда план блицкрига был окончательно сорван Красной Армией. В этих условиях предполагалось организовать на базе школ своего рода нацистские пропагандистские пункты.

Так, в сентябре 1942 года в Смоленске начали свою работу семилетние, так называемые «народные школы». Согласно немецким установкам, основная задача русской школы заключалась не в обучении школьников, не в овладении ими знаниями, а исключительно в воспитании дисциплины и послушания. Для достижения этого рекомендовалось использование телесных наказаний. Однако абсолютное большинство учителей всячески саботировало распоряжения немецкой администрации. Там, где это было возможно, сохранялась советская общеобразовательная программа (конечно, с некоторыми коррективами, например, введение Закона Божия). Заместитель бургомистра Б. В. Базилевский (агент советской разведки) после встречи учителей с представителем немецкой администрации доктором Цигастом, заявившем о допустимости и необходимости в школах телесных наказаний, предупредил педагогов о том, что при первой попытке ударить ученика они будут с позором уволены²⁶.

Роль связующего звена между русской и немецкой администрацией в сфере образования играл инспектор школ. В Смоленске на эту должность был назначен С. И. Блинов, который по мере сил старался ревностно проводить распоряжения германского отдела пропаганды. Он лично развешивал в школах портреты Гитлера, других вождей III Рейха и красно-белые полотнища со свастикой²⁷.

Иногда на должность инспекторов назначались известные учителя-новаторы. Это, по мнению оккупационных властей, должно было придать их мероприятиям определенную солидность. Так в Волосовском районе Ленинградской области инспектором школ в 1941–1943 годах работал В. С. Радченко. О его методических приемах в преподавании естествознания до войны в Ленинграде вышло несколько книг. Вызванный осенью 1941 года к начальнику района, он был поставлен перед дилеммой: сотрудничество с немцами или отправка на работу в Германию. Радченко согласился на должность помощника начальника района по вопросам образования. Его «помощь» заключалась в том, что он систематически ездил в школы, где учитывал учащихся, оборудование, инвентарь школ. Он разрабатывал методические указания по таким предметам, как русский язык, арифметика, география и естествознание для начальных школ. Как инспектор Радченко посещал уроки с целью контроля за учителями. Кроме того, по распоряжению немецкого коменданта Фрунка он говорил учителям, чтобы они в советских учебниках, используемых для преподавания, вычёркивали некоторые понятия. Так, «СССР» было заменено на «Россия», вместо «Ленинград» писалось «Петербург». На собраниях учителей «помощник начальника района» постоянно напоминал о том, что распоряжением немецкого командования преподавание истории и экономической географии в школах района отменяется, вместо них вводится Закон Божий. Рассуждая о воспитании детей, Радченко говорил: «Мы работаем не в советской школе, сейчас новая власть, новые порядки, и мы обязаны к этим порядкам приучать людей. Если вы не будете это делать, то пеняйте на себя»²⁸.

Рупором профашистских взглядов в вопросах воспитания молодежи стал журнал «Школа и воспитание», издававшийся в Смоленске профессором Д. П. Сошальским (судя по всему, звание «профессор» он присвоил себе сам, так как до войны являлся рядовым преподавателем латинского языка в одном из московских институтов)²⁹.

При школьных отделах окружных управ создавались методические комиссии из учителей города и села по корректированию программ и пересмотру учебников. Предполагалось, что они будут проводить работу «по очистке программ и учебников от всяческого коммунистического хлама и подбору более ценного материала»³⁰. Особое внимание обращалось на общественные дисциплины. Объявлялось, что «на уроках обществоведения будет использован материал газет, брошюр, плакатов, из которых учащиеся узнают о прекрасной жизни народов Германии и вскроют ту жидо-большевистскую ложь, которой отравляли учащихся». Жизнь немцев, после прихода Гитлера к власти, изображалась как «вечный праздник истинно национального духа»³¹.

Нападение на Советский Союз нацисты объясняли не только тем, что они «не в состоянии были больше терпеть демоническое варварство большевиков» по отношению к своему народу, но и стремлением принести в Россию европейскую культуру. В коллаборационистской прессе об этом писалось так: «Ещё не унялось зарево войны, ещё продолжается борьба с умирающим большевизмом, а германский народ, его вождь, Адольф Гитлер уже позаботились о том, чтобы помочь нам приобщиться к подлинной культуре и современной науке»³². Под «приобщением к культуре» захватчики понимали усиленное изучение немецкого языка и воспитание в русских детях чувства преклонения «перед великим германским народом, его победоносной армией и его вождём»³³.

Понимая роль народного учителя в воспитании подрастающего поколения, нацисты создали широкую сеть курсов по переподготовке педагогов, где с ними, силами как штатных пропагандистов вермахта, так и различных представителей русской коллаборационистской администрации и средств массовой информации, проводились специальные теоретические и практические занятия.

В Смоленске осенью 1941 года учителя не допускались к занятиям, пока они не прослушают обязательные лекции («Строительство германского государства», «Структура немецких школ», «Еврейский вопрос»)³⁴.

На педагогических конференциях и курсах переподготовки оккупанты всячески демонстрировали своё уважение к русской интеллигенции. Педагогов бесплатно размещали, кормили, обеспечивали их культурной программой, а также чисто пропагандистской продукцией: плакатами, фашистскими газетами, брошюрами и листовками³⁵.

Курсы по переподготовке русских учителей действовали от одной недели до месяца. Так, на двухнедельных курсах в Смоленске во второй половине июля 1942 года присутствовало 84 учителя из города и 48 учителей из районов.

Основной задачей этих курсов, по замыслу их организаторов, было «сообщение учителям принципиальных установок, касающихся общих вопросов педагогики, в частности, вопроса о воспитании учащихся в духе строгой и разумной дисциплины, об установках методического характера, учитывающих те особые условия, в каких придется вести преподавание в новой школе, создаваемой, по существу, с начала, х. к. совершенно новыми являются учебные планы и программы новой школы»³⁶.

На этих сборах учителя прослушивали как обязательные курсы, так и курсы по их выбору. К обязательным относились следущие:

1. Основные вопросы педагогики и задачи новой школы.

2. Задачи физического и художественного воспитания в школах.

3. Общие вопросы школьного дела.

4. Организация школьной работы в современных условиях.

5. Новая Европа под руководством Германии.

6. Новый порядок землепользования в освобожденных областях.

Специальными предметами считались методика преподавания отдельных учебных дисциплин, а также просмотр и критические разборки советских учебников по различным курсам. Последними продолжали пользоваться для преподавания. По окончании курсов учителям рекомендовалось создавать в своих учебных заведениях методические группы³⁷.

Учительские курсы в Орле функционировали на постоянной основе. Как заявлял бургомистр города Старов, переобучение должны были пройти все учителя города и округа. Одним из наиболее активных лекторов на них был главный редактор газеты «Речь» Михаил Октан. Если педагоги приезжали из близлежащих населенных пунктов, их размещали в общежитиях. Все слушатели обеспечивались при содействии немецкой комендатуры регулярным питанием. Лекции на этих курсах были рассчитаны на 10 дней и сопровождались показами кинофильмов. Методика преподавания конкретных учебных предметов здесь не рассматривалась. Учителей знакомили «с жизнью новой Германии, школами Германии, с проблемами организации Новой Европы и освобождённой России»³⁸.

Кроме курсов, учителей регулярно собирали на различные конференции и собрания. На них вместе с представителями отделов народного просвещения обычно присутствовали и немецкие офицеры, знающие русский язык. Преподавателей призывали к «плодотворной работе в деле обучения и воспитания молодого поколения, которое вместе с германским народом будет строить подлинно счастливую жизнь для всего человечества»³⁹.

Ожесточенной критике подвергалась советская школа, которая, по мнению коллаборационистов, готовила «совершенно безграмотных, грубых и некультурных людей»⁴⁰. После совещания педагоги получали памятку «Права и обязанности учителя в Новой России», книги, плакаты, журналы и просматривали пропагандистский кинофильм.

Основная цель таких мероприятий была не только в пропаганде идей национал-социализма среди учителей и их воспитанников, но и в активном привлечении их на свою сторону. Для этой цели при городских управах стали создаваться специальные отделы, занимающиеся только проблемами детей и молодёжи. Так, в функции Орловского отдела воспитания культуры и просвещения в 1942 году входило следующее: «образование и воспитание молодёжи, социальное обеспечение молодёжи, физкультура и спорт, область работы — воспитание и забота о молодёжи, охранение молодёжи, попечение сирот, организация детских домов и надзор за ними, спортивные площадки и площадки для игр, физкультура»⁴¹.

Какими хотели видеть русских детей оккупанты, лучше всего дает представление материал «Школьный праздник», опубликованный в Орловской газете «Речь» 29 июля 1942 года. В ней сообщалось о том, что 25 июля директором орловской начальной школы № 1 был устроен детский праздник, на котором присутствовал представитель германского командования генерал Гаманн, бургомистр Старов, завотделом просвещения г-н Ищенко и другие гости. «Праздник прошёл весьма оживлённо, — удовлетворенно сообщал автор статьи читателям. — Зал был украшен гирляндами и цветами. Под бодрящие звуки марша дети выстроились в зале, ожидая почётных гостей. Гости собрались точно к 3 часам дня. Под звуки оркестра гости направились в зал, где их радостно приветствовали поднятием руки (немецкое приветствие) дети, расположившиеся полукругом. Приятное впечатление производила передняя шеренга детей с букетами цветов в руках. Эта группа выделилась для приветствия г. генералу и другим гостям, проявившим большое внимание к школе».

Подчеркивая положительное отношение немцев к образовательному процессу в оккупированных областях России статья отмечала, что среди гостей дети видели и постоянных посетителей школы, с отеческой заботой относящихся к ним. «Гости заняли места. С приветственными словами на немецком языке выступала ученица 3-го класса Цыплакова. Держа огромный букет в руках, она передавала то, что чувствовали все дети: "Мы, ученики начальной школы № 1,  -  говорила она, — приветствуем германское командование и выражаем большую благодарность за открытие нашей школы, за постоянную заботу о нас. Мы обещаем быть достойными учениками новой школы". Она очень трогательно поднесла букет генералу, который встал и пожал её тоненькую ручку». Её слова были переведены на русский язык ученицей 1-го класса А. Журавлёвой.

Генерал Гаманн, как самый почетный гость, встал и передал привет от главнокомандующего, выразил благодарность директору школы и всем учителям за проделанную работу, поблагодарил всех детей и особенно Цыплакову, ученицу 3-го класса «а» и Журавлёву, ученицу 1-го класса «а». Генерал говорил об открытии двух новых школ в г. Орле и просил всех детей передать своим товарищам об этом. Генерал пожелал детям хорошо отдохнуть, набраться сил для работы с 1 — го сентября, а главное, быть всегда послушными и дисциплинированными.

После того все дети начали подносить букеты присутствующим гостям. Вступительная часть окончена, дети вернулись в ряды своих классов и перед гостями выступили шеренги мальчиков 3–4 классов, которые чётко, под музыку выполнили вольные упражнения. Появляются девочки 1-го класса в сарафанчиках и косынках, а часть одета бабочками и стрекозами. Они пляшут и поют народную песню "Как у наших у ворот". Легко разлетаются бабочки и стрекозы под польку Штрауса и выполняют танец бабочек. По окончании строем идут на свои места, на середину же выбегают мальчики 1–2 классов с пляской и песней «Земелюшка-чернозём», эту группу ребятишек сменила группа мальчиков того же класса, которые очень удачно в костюмах моряков выполнили народный танец "Яблочко".

Занимательно было смотреть на пляшущих и поющих детей, на быстроту движения ног, рук и грациозность плавных движений. Вот в белых платьях появились среди зала девочки 2-го класса, которые танцуют и поют "На горе, горе петухи поют", а потом очень грациозно выполняют танец лебедей под музыку Бетховена. Девочки, ученицы 3-го класса, в украинских костюмах задорно поют «Калинка-малинка» и пляшут. Пляска растёт и переходии без слов в украинский гопак. Как хороши и пластичны были в своих движениях девочки 4-х классов, которые создавали краси-? вые фигуры с гирляндами в руках под музыку Тома из оперы "Раймонда"».

Но, конечно, это мероприятие в котором принимали участие дети 7-10 лет, не должно было показывать любовь учащихся к русской, украинской и даже немецкой культуре. Преклонение перед идеями национал-социализма — такой была основная цель этого, на первый взгляд, безобидного мероприятия: «Утренник заканчивается построением фигур. Одна из них является немецкой эмблемой. Всё затихает на миг. Ученица 4-го класса Александрова выступает со словами: "Сегодня нам было очень весело. Большое спа^ сибо за устроенный праздник".

Гости направились в учительскую, а дети становились парами и непрерывным потоком шли в столовую где их ждал вкусный обед из 3-х блюд. Представители германского командования и здесь наблюдали за детьми, угощали их сластями. Глазки детей сверкали, слегка утомлённые, но зато сытые и довольные, они расходились по домам. Недостаток помещения помешал директору пригласить родителей, но ученики новой школы покажут свои достижения и родителям, для которых будет устроен праздник 31 июня.

Каждый родитель увидит, как организованно веселятся дети в новой школе. Они увидят большой труд, большую заботу о детях, которые проявили директор, учительство начальной школы, работая непрерывно под руководством германского командования и местного самоуправления»⁴².

Данный материал, подписанный директором начальной школы № 1 Домовой, был разослан по редакциям большинства коллаборационистских газет центральной России. Его рекомендовалось опубликовать как пример образцового функционирования «новой русской национальной школы под чутким контролем германского командования»⁴³.

В большинстве общеобразовательных школ занятия возобновились с октября 1942 года. Непосредственной подготовкой к учебному процессу занималась коллаборационистская русская администрация. Она готовила здания, запасала дрова, обеспечивала пайком учителей⁴⁴. Но все вопросы по открытию новых школ и даже количеству учащихся в них нужно было согласовывать с немецкой комендатурой. Так, военный комендант Орла генерал Гаманн требовал ежемесячные отчеты от отдела народного образования со следующей информацией:

1) Количество открытых школ с разрешением на 4-х классные школы, 7-летки, специальные школы, техникумы.

2) Количество восстановленных, но не открытых школ с указанием причины.

3) Число учителей.

4) Общее количество школьников.

5) Число детей школьного возраста, которые не посещают школы⁴⁵.

Особое внимание уделялось школьникам старших классов, в которых видели потенциальные кадры для отправки на работы в Германию.

Обучение в начальных школах по-прежнему оставалось бесплатным, на это в нацистской пропаганде постоянно обращалось внимание, хотя появились и частные школы для местной новоявленной «элиты» (например, в Дно) с углублённым изучением правил хорошего тона, немецкого языка и немецкой культуры⁴⁶.

Немецкий язык занимал особое место в учебном процессе. Некоторые нацистские партийные руководители на начальном этапе войны были категорически против его распространения среди населения России. Бытовало мнение, что для унтерменшей, как для скота, достаточно знать несколько десятков приказов, которые им будут отдаваться как собакам германскими хозяевами.

После поражения немецких войск под Москвой и срыва плана молниеносной войны особую важность приобрел фактор стабильности в тылу вермахта. В этих условиях, когда решение многих острых проблем было переложено на коллаборационистов, возникла значительная потребность в людях, хорошо владеющих немецким языком. При школах стали открываться различные курсы по его изучению. Населению объявлялось о том, что «великий германский народ протянул свою братскую руку, и мы, не медля ни одной минуты, должны приобщиться к подлинной современной западной культуре, восприняв от германского народа его аккуратность, чёткость и организованность в работе»⁴⁷. Для большинства руководителей различных коллаборационистских служб посещение таких курсов при слабом знании или незнании ими немецкого языка было обязательным. В школах немецкий язык стал одним из основных предметов. Так, в орловских средних учебных заведениях его изучали со второго класса до выпускного, седьмого, 4–5 часов в неделю.

Одним из направлений нацистской оккупационной политики было «Взятие под контроль свидетельств германо-немецкого влияния на культуры местных народов и выявление элементов индо-германского происхождения в духе того или иного народа»⁴⁸. На Северо-Западе России, на территории, которая должна была войти в состав III Рейха, немецкие чиновники оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг» опрашивали всех русских учителей, что они знают о наличии в их местности «германских следов». В конечном счете это привело к крупномасштабным археологическим раскопкам. Летом 1942 года под руководством немецких властей в местечке Над-Белье производились раскопки сопок под видом изучения исторических данных этой местности. На самом деле учительница Торковичской школы, Оредежского района Е. С. Булыго рассказала немцам, что в летописях упоминается о похоронах в этой местности князя Рюрика в золотом гробу. Раскопки, которые, естественно, никаких результатов не дали, продолжались свыше двух месяцев⁴⁹.

На 1942–1943 учебный год немцами были утверждены следующие праздники и каникулы для русских школьников: 24 декабря-9 января — зимние каникулы; 19 января — Крещение; 15 февраля — Сретенье; 7 апреля — Благовещание; 20 апреля — день рождения Вождя; 22–27 апреля — Пасха; 1 мая — национальный праздник; 3 июня — Вознесение; 12–15 июня — Троица. Учебный год должен был заканчиваться 31 июля, а начинаться 4 октября⁵⁰.

Но даже и во время отдыха школьники должны были подвергаться определенной идеологической обработке. Так, в дни каникул все учителя обязывались один или два раза в неделю в организованном порядке посетить с учениками ближайшую церковь. В дни каникул предполагалось проводить с учащимися «не только прогулки по окрестностям своей школы и всевозможные игры на свежем воздухе и в классном помещении, но и политические беседы о характере современной войны цивилизованного мира против жидо-большевизма»⁵¹.

Во всех школах обязательно вывешивались портреты Адольфа Гитлера. Занятия начинались с «благодарственного слова фюреру Великогермании»⁵². Все учебники были заменены. На Северо-Западе России для учеников 1–4 классов за основу брались учебные пособия, изданные в Риге на русском языке в начале тридцатых годов. Те, в свою очередь, во многом являлись перепечатками с дореволюционных изданий, особенно «Родное слово» для первого класса.

Элементы фашистской пропаганды возрастали по мере взросления учеников. В первом классе это были портрет фюрера и статья «Гитлер и дети». Кроме этого, Домом просветителей рекомендовалось перед Рождеством проводить утренник для детей 5–8 лет «Как детей чекист советский чудной ёлочки лишил, но затем солдат немецкий детям ёлку возвратил» (где в роли бабы-яги выступал работник НКВД)⁵³.

В учебнике для второго класса не было ни одного упоминания о Германии или национал-социализме. Учащимся предоставлялась возможность знакомиться с русскими народными сказками, произведениями А. Ахматовой, В. Бианки, А. Блока, А. П. Чехова, К. Чуковского и др. Основная тематика книги — ребёнок в семье, необходимость трудиться, красота природы, любовь к родному краю⁵⁴.

К третьему классу разница между «старыми» и «новыми» учебниками становилась все более заметной. Доминантой в использовании текстов русских писателей стало их отношение к Германии, к её культуре, искусству, политическим деятелям. Именно этому посвящались отрывки из Д. Мережковского, И. Шмелёва, В. Ключевского. Появились заметки о героях националчюциалистического движения — Шлагеттере, Хорсте Весселе, гитлерюгендах.

Учебник для четвёртого класса был разбит по авторам (А. Пушкин, М. Лермонтов, И. Тургенев, Н. Гоголь и др.) Он включал в себя рассказы о великих русских людях — Ломоносове, Репине, Глинке. По объёму учебник был несколько меньше предыдущего. Это можно объяснить заранее подготовленными программами, по которым ученикам 4–7 классов рекомендовалось знакомиться со специальной литературой. С пятого класса на неё отводились отдельные часы. Можно выделить три основных направления этих занятий — юдофобское, национал-социалистическое и антисоветское.

Уже на основе пособия для четвёртого класса у учеников складывалось впечатление, что все более или менее известные русские деятели науки, искусства и литературы были антисемитами и германофилами (в их числе были и здравствовавшие тогда Валентин Катаев, Михаил Шолохов и Михаил Зощенко).

Главное методическое указание сводилось к разъяснению учащимся всех классов, «кто является первым другом и злейшим врагом русского народа».

Биографии Адольфа Гитлера и истории национал-социализма посвятила страницы своей книги «Рассказы о германском вожде» Иоганна Гаарер. В ней подробно описывалась «жизнь и борьба честного и трудолюбивого народа», деяния «совести нации национал-социалистов». Всё негативное связывалось с «носатыми людьми с пейсами, картаво и с ошибками говорящими по-немецки»⁵⁵.

Следующим этапом, рассчитанным на учеников 6–7 классов, было ознакомление с «Протоколами сионских мудрецов» и книгой А. Мельского «У истоков великой ненависти (очерки по еврейскому вопросу)». По ним каждый учащийся должен был подготовить доклад. Наиболее распространёнными являлись темы: «Великий обман "отечественной войны"», «Еврейское засилье в современном мире», «Германский бунт и ответ мирового еврейства»⁵⁶. Поощрялось выступление учеников перед представителями как русской, так и немецкой администрации.

Летом 1943 года специально подготовленные учащиеся старших классов выступали перед земляками с лекцией на тему «Два года без большевиков вместе с германским народом строим новую Россию». В обязательном порядке при этом осуществлялась читка сводок верховного главнокомандования германской армии и обращение так называемого «Комитета народной помощи». Последний призывал русское население добровольно сдавать продовольствие и одежду для «могучей нарождающейся антибольшевистской силы — солдат Русской Освободительной Армии»⁵⁷.

Важное место в воспитании подрастающего поколения в духе «Новой Европы» занимало изучение истории России после 1917 года с антисоветских и антисемитских позиций. На уроках устраивались читка и обсуждение книг П. Краснова «Понять — простить», сборников «Россия на Голгофе», «В подвалах ГПУ». Все эти печатные издания подвергали ожесточеннейшей критике все действия и мероприятия со стороны советской власти и Коммунистической партии. Бездумному и бездуховному космополитическому жидо-большевизму противопоставлялся истинно народный «немецкий национальный социализм».

Летом 1943 года оккупантами было объявлено, что в районах, где для этого есть предпосылки, в городах будут открыты 8-10 классы. В Брянске для этого приступила к работе специальная комиссия. На нее возлагалась задача очистить программы и учебники от «всяческого коммунистического хлама» и подобрать более ценный материал. Учащимся и их родителям объявлялось, что «в следующем учебном году в курс преподавания войдут география, история, естествознание, обществоведение. На уроках обществоведения будут использованы материалы книг, газет, брошюр, плакатов, из которых учащиеся узнают о прекрасной жизни народов Германии и вскроют ту жидо-большевистскую ложь, которой отравляли учащихся»⁵⁸.

Но разговоры о полных средних школах и о гимназиях во многом являлись очередной пропагандистской уловкой нацистов. На страницах коллаборационистской прессы публиковались материалы доказывающие, что ни один честный русский юноша или девушка не сядут за парту, в «тяжелое для своей Родины время». В этих условиях общеобразовательные школы якобы по требованию самих учащихся предлагалось заменить на сельскохозяйственные и ремесленные⁵⁹.

Что касается высших учебных заведений, то их на оккупированной территории России практически не было. Единственным исключением являлось открытие в октябре 1942 года по инициативе Б. В. Базилевского в Смоленске учительской семинарии. Обучавшиеся там студенты не подлежали отправке в Германию.

Гораздо более сложная ситуация сложилась на Северном Кавказе в период нацистской оккупации летом-осенью 1942 года. Значительная часть профессоров и доцентов высших учебных заведений Ленинграда была эвакуирована в марте 1942 года на северокавказские курорты: Кисловодск, Ессентуки и Пятигорск. Всего в этот регион было эвакуировано 150 преподавателей и около 500 студентов. Здесь они должны были пройти реабилитацию после страшной блокадной зимы 1941–1942 годов. Многие оказавшиеся под немецкой оккупацией ученые являлись крупными специалистами в различных отраслях знаний, в том числе и в имеющих оборонное значение. Поэтому из Берлина была специально прислана комиссия по использованию их потенциала в интересах рейха. Но использовать их предполагалось не как преподавателей высшей школы, а именно как специалистов в различных военных и оборонных отраслях знаний.

В сентябре 1942 года в Ставрополе был открыт сельскохозяйственный институт, директором которого стал профессор Флоренс. В октябре начались занятия со студентами. Институт даже выпускал свою собственную газету, которую редактировал профессор С. А. Арамян. Преподаватели получали оклады и продовольственные карточки по высшей из возможных категорий. Подобное расположение оккупантов к данному учебному заведению можно объяснить тем, что его преподаватели, оперативно выполняя заказ тыловых служб вермахта, издали книгу «Краткое руководство по сельскому хозяйству Северного Кавказа», а также подготовили различные рекомендации по более эффективному использованию сельскохозяйственного потенциала этого региона⁶⁰.

Но несмотря ни на что на страницах русскоязычной коллаборационистской прессы регулярно появлялись материалы о расцвете университетов и институтов в «Новой Европе». В газете «Речь» прошла серия статей об Одесском университете. Но при этом ничего не писалось о том, что он находился в румынской зоне оккупации, в так называемом генерал-губернаторстве «Транснистрия» и считался в Бухаресте румынским учебным заведением. «Успехи» высшей школы на Украине (в частности, в Житомирском сельскохозяйственном институте) объяснялись «изгнанием из числа преподавателей большевистских и еврейских элементов, которые раньше составляли абсолютное большинство в вузах»⁶¹.

В условиях, когда немецкие войска стали терпеть систематические поражения на фронтах, а советское сопротивление все чаще использовало в своих листовках имена выдающихся деятелей русской истории Александра Невского, Дмитрия Донского, Петра I и Суворова, нацистские оккупационные власти приняли решение о запрещении уроков истории в учебных заведениях. Они заменялись «уроками текущих событий». Директоров школ ставили в известность, что «преподавание истории надо прекратить, так как для этого предмета в настоящее время не существуют материальные и духовные предпосылки». «Уроки текущих событий» назывались полноценным предметом. Его преподавание должно было проводиться не менее двух раз в неделю в 5–8 классах. «Уроки текущих событий» проводились по плану, выработанному немецкими пропагандистскими службами. Для подготовки предполагалось использовать различную коллаборационистскую прессу. Объявлялось, что все учителя истории в обязательном порядке должны будут пройти специальные курсы при «политической школе», где они получат специальные брошюры и книги. В библиотечку учителя-пропагандиста входили следующие издания: «Что такое национал-социализм», «Евреи и большевизм», «Является ли эта война отечественной для народов России», «Каторжный социализм», «Почему я враг советской власти», «К новой жизни», «Как сталинская шайка угнетала народ», «Что будет после войны», «Кто такой Адольф Гитлер», «Адольф Гитлер и дети», «Адольф Гитлер и трудящиеся», «Сталин говорит», «Всем женщинам и девушкам», «Мы побывали в гостях у германских крестьян», «Гадя Заславская едет на работу в Германию», «Привет из Германии», «Война и новый порядок», «Крестьянский календарь на 1943 года»⁶².

Тесное сотрудничество с оккупантами называлось «предпосылкой успешного преподавания этого предмета». Оно являлось обязательным для преподавателей. По «урокам текущих событий» предполагалось проводить устные и письменные испытания.

Темы уроков текущих событий сводились к следующей проблематике:

1. Настоящая война: причины этой войны, военные цели большевизма, Англии, США с одной — и держав Оси Германии, Италии, с другой стороны. Значение этой войны для Европы и, в частности, для России.

2. Большевистское учение: материализм, атеизм, интернационализм, коммунизм, коллективизм. Учение о классовой борьбе. Карл Маркс.

3. Национал-социалистическое учение: национальная и социальная формы жизни, связанные с прошлым, с верой и религией народа. Общее благо перед частным благом. Частная собственность, частная инициатива. Принцип фюрера (вождя) и принцип ответственности.

4. Большевистская революция 1917 года: ход событий и правильное изложение событий. Не героическая освободительная борьба, а ужасное, небывалое в истории человечества кровопролитие. Уничтожение лучших слоев населения, ликвидация классов, проповедь ненависти, гражданская война.

5. Национал-социалистическая революция 1933 года: ход событий, бескровный переход власти в руки национал-социалистической партии, устранение классовых противоречий, объединение народа и устранение безработицы, установление порядка и восстановительная работа.

6. Большевистские вожди. Характеристика вождей: Ленин, Сталин, Троцкий, Дзержинский, Зиновьев и др. Их национальное происхождение. Еврейский вопрос. Евреи до 1917 года, в 1917 году и при советской власти. Евреи в истории.

7. Национал-социалистические вожди. Адольф Гитлер как рабочий, солдат, художник и государственный деятель. Альфред Розенберг — биография, его борьба против еврейства и большевизма — министр восточных областей. Константин Гирдт и трудовая повинность — воспитательная школа народа. Фридрих Заукель — иностранные рабочие в Германии. Сотрудничество народов Европы.

8. Большевистская действительность. СССР - положение крестьян, разделение на 4 класса: батраки, бедняки, середняки, кулаки. Уничтожение кулаков как класса. Рабочие — стахановское движение, концентрационные лагеря. НКВД-ЧК-ГПУ. 1937 год. Голодовка в 1921-22 и в 1932-33 годах. Подготовка к войне. На той стороне советского фронта.

9. Национал-социалистическая действительность (Новая Германия) — крестьянство, рабочие (трудовой фронт), молодёжь, партия, народное движение. Картины из Германии.

10. Является ли эта война Отечественной для народов России.

Каждую из этих десяти тем нужно было прорабатывать в течение двух уроков. На третьем уроке, куда обычно приглашался сотрудник отдела пропаганды, разбирались вопросы учащихся. После этого учитель резюмировал содержание пройденного материала. Завершалось изучение каждой темы написанием письменной работы⁶³.

1942–1943 учебный год на оккупированной территории убедительно показал, какое внимание уделяли захватчики моральному разложению подрастающего поколения в духе фашистской идеологии. Их работа до какой-то степени облегчалась тем, что антинацистские силы не могли противопоставить им какие-либо акции в данной сфере, особенно в городах и крупных населённых пунктах.

В мае 1943 года большая группа учителей из Смоленской и Орловской областей отправилась на ознакомительную экскурсию в Германию. Ее возглавил сотрудник смоленского отдела пропаганды по работе со школами доктор Цигаст. Кроме посещения школ в городах Йена, Эрфурт, Вартбург, Зальцбург, для педагогов было организовано посещение Расового института в Веймаре. Профессора этого «научного» центра прочитали лекции о расовой теории и необходимости борьбы с мировым еврейством⁶⁴.0 том, что славяне являются «недочеловеками», во время этих встреч ничего сказано не было. Сотрудники отдела пропаганды внимательно следили за тем, чтобы никому из экскурсантов не попал в руки журнал «Унтерменш», издававшийся при содействии данного института.

В условиях провала плана молниеносной войны резко осложнилось положение немецкой экономики. Насильственное использование населения оккупированных районов на работах в Германии способствовало активизации антифашистского сопротивления. Для того, чтобы нейтрализовать его, нацисты попробовали через школьную сеть организовать пункты вербовки. Русских юношей и девушек 14-16-летнего возраста информировали о том, что им предоставлена широкая возможность поехать в Германию, для поступления в ремесленные училища, где они могут получить специальность по их желанию⁶⁵.

Директоров школ, средних и неполных средних, обязывали взять на учёт всю молодёжь указанного возраста, проживающую на территории той или иной школы, с указанием специальности, желающую поехать в Германию. Сведения предоставлялись районному инспектору народного просвещения, который, в свою очередь, докладывал эти сведения дальше по инстанции⁶⁶.

Пропагандистская работа среди юношей и девушек, возложенная на учителей, должна была вестись по следующим направлениям:

1. В Германии русская молодёжь сможет получить любую специальность по желанию.

2. Своей честной работой она будет защищать не только интересы германского государства, но и интересы населения «освобождённых областей России» и таким образом ускорит окончание войны.

3. Хорошо организованный труд, хорошее питание, культурное жилище, весёлый отдых — вот условия работы и жизни в Германии.

4. Каждый юноша, каждая девушка, побывав в Германии, получат практическое знакомство с порядками и культурой страны, узнают подлинную заботу о человеке, увидят настоящее искусство, воочию убедятся в правдивом социализме, приобретут ценный и полезный опыт в деле строительства новой жизни, в деле формирования нового общества.

5. Каждый русский, вернувшись из Германии, сможет проявить на практике полученные им знания, навыки и способности.

6. Вербовка русской молодёжи в Германию заложит крепкий фундамент в деле восстановления русской промышленности, торговли, ремёсел и сельского хозяйства. Вербовка русской молодёжи в Германию внесет новый вклад в русскую культуру, в русский быт⁶⁷.

С середины 1943 года на учительских курсах немаловажное место стала занимать пропаганда идей Русской освободительной армии. Главной задачей, стоящей перед оккупантами и «новой русской администрацией», являлось вовлечение молодых людей в различные коллаборационистские формирования. В первую очередь это была работа в полиции и служба в рядах РОА.

Кроме вербовки добровольцев в вооруженные коллаборационистские формирования, учителя по требованию бургомистров и старост должны были сдать определенное количество книг для того, чтобы «помочь членам РОА лучшим образом использовать свои свободные часы и минуты»⁶⁸.

Представители советского сопротивления, воспользовавшись этим, вклеивали в эти книги различные антифашистские листовки и воззвания, адресованные власовцам.

Воздействовать на подрастающее поколение нацисты пытались по-разному: через средства массовой информации, штатных пропагандистов и подпольную агентуру. Не ограничиваясь этим, оккупанты систематически стали устраивать для молодёжи гулянки. Все они обязательно предварялись выступлениями агитаторов, которые призывали юношей вступать в отряды самообороны, организуемые против партизан, а также в ряды Русской освободительной армии генерала Власова⁶⁹.

Летом 1943 года в период массового создания структур РОА на местах власовцами была предпринята попытка использования в своих целях групп из учителей и учеников. Было заявлено, что «воспитывать детей в национальном духе, в новой великой России — есть первейшая задача учительства»⁷⁰. Младших школьников привлекали для выступления перед гражданским населением с антисоветскими рассказами, частушками, песнями, стихами. Из старших учеников и учителей вербовали слушателей школ пропагандистов. Перед началом массовой депортации мирного населения из прифронтовой зоны осенью 1943 года все они были вывезены в Прибалтику и Германию.

Полагая, что молодые люди больше всего доверяют своим ровесникам власовцы начали активную вербовку в «молодёжные школы». В них принимались юноши и девушки 16–20 лет. Кроме общепропагандистских задач, данные «образовательные учреждения» занимались подготовкой вербовщиков в Русскую освободительную армию. Им читались лекции по методике вербовки, о воспитании молодёжи в Германии, о задачах РОА и о роли пропаганды среди советского гражданского населения, находящегося в тылу у немцев⁷¹.

Во время учёбы в школе курсанты по заданию немцев ходили на железнодорожные станции к эвакуируемым. Посещали лагеря военнопленных (для этого им выдавался специальный пропуск) и организовывали встречи с молодёжью. В ходе этих мероприятий распространялись газеты «Доброволец», «Заря», журнал «Блокнот солдата РОА», прокламации с выступлениями генерала Власова и о нём. Основная цель, которая ставилась перед курсантами фашистским руководством, было вовлечение в РОА добровольцев и обеспечение очередного набора в пропагандистские школы⁷².

К1944 году практически вся территория РСФСР была очищена от немецко-фашистских захватчиков. Но тысячи мирных жителей нацисты смогли насильственно эвакуировать в свой тыл. Германское командование приняло решение использовать учителей в качестве «лагерфюреров». Предполагалось, что они будут исполнять роль уполномоченных министерства по делам Восточных территорий в рабочих лагерях и лагерях военнопленных. На них возлагались обязанности посредников между администрацией промышленного предприятия и находящегося при нем рабочего лагеря. В то же время они являлись и штатными пропагандистами. На специальных двухнедельных курсах по подготовке «лагерфюреров» заслушивались следующие курсы:

1. Государственное устройство Германии.

2. Еврейский вопрос.

3. 0 психологии немцев.

4. Организация беседы с русскими военнопленными.

5. Организация беседы с лицами, находящимися в рабочих лагерях.

6. Немецкий язык.

По окончании занятий всем курсантам выдавалось удостоверение⁷³.

Быстро меняющееся положение на фронтах Великой Отечественной войны, успешное продвижение Красной Армии вынуждало фашистов отказываться от какой-либо политики заигрывания с мирным населением. Насильственные мобилизации, выселение и физическое уничтожение затронуло многих учителей. Жестокость по отношению к ним не была случайной. Значительные затраты оккупантов не оправдались. Несмотря на усиленную пропагандистскую работу тщательно подготовленные планы гитлеровцев по отношению к русской интеллигенции не принесли желаемых для них результатов. Учительство на оккупированной территории принимало участие не только в активной борьбе с оккупантами в рядах подпольщиков и партизан, но и всячески саботировало их распоряжения.

В современной западногерманской исторической науке в последнее время закрепился тезис о том, что нацисты во многом проиграли эту войну из-за излишней жестокости оккупационного режима, недальновидности Гитлера и полного игнорирования интересов местного населения, особенно в сфере образования⁷⁴.

Приведённые факты опровергают это. Война Советского Союза с фашистской Германией являлась борьбой двух систем, двух держав, двух народов. И ни одна социальная группа в нашей стране несмотря на хорошо организованную систему идеологической обработки не пошла на службу к врагу.

Активизация боевой деятельности партизан и подпольщиков позволила им осуществить более дифференцированный подход к пропагандистским акциям. Появились листовки, обращенные конкретно к учительству. В них говорилось о том, что «гитлеровцы пытаются вытравить из сознания нашего народа всё русское, опустошают его душу, заливают ядом фашистской пропаганды наших детей…»⁷⁵. Учителей призывали воспитывать в детях чувство любви к своей Родине, к своему народу, к русской национальной культуре. Кроме того, народные мстители помогали мирному населению скрываться от немцев в лесах, в специальных лагерях, и организовывали там школы.

Можно сделать вывод, что в молодежи нацисты видели одновременно и своих потенциальных союзников, и наиболее опасную силу для своего режима. С одной стороны, захватчики понимали, что люди, выросшие в России после 1917 года, испытали на себе сильнейшее влияние советской пропаганды, но при этом сотрудники ведомства Геббельса надеялись, что после определенной идеологической обработки, из подрастающего поколения на оккупированной территории удастся подготовить покорных проводников «новых порядков».

Именно поэтому все образовательные учреждения находились под жестким контролем различных нацистских оккупационных служб.

В условиях перелома в ходе боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны в пользу Советского Союза, во второй половине 1943 г., власовцы также попытались использовать в своих целях учителей и учеников русских школ.

Лишь незначительная часть педагогов и их воспитанников встала на путь предательства. Это объясняется не только победой Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны и, как следствие этого ещё большей степенью воздействия советской пропаганды, но и безусловным недоверием русского населения к политике оккупантов в сфере народного образования, хотя на протяжении всей своей деятельности коллаборационисты утверждали обратное⁷⁶.

Деревенским учителям часто удавалось организовывать учебный процесс на неподконтрольной немцам территории. В качестве учебных пособий использовались как старые советские учебники, так и партизанская печать: газеты и листовки.

После освобождения оккупированных территорий школы вновь вошли в общую систему Наркомпроса.

Примечания

1 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 62.

2 АУФСБСО. Д. 27112-С. Л. 13.

3 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 38.

4 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 28. Л. 16.

5 ГАНО. Ф. Р-808. Оп. 1. Д. 16. Л. 22.

6 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.131.Л.З,

7 Пятигорское эхо. 1942 г. 18 октября.

8 Беликов Г. Оккупация. С. 104.

9 Ликер Г. Застольные разговоры Гитлера. С. 198–199.

10 ГАБО. Ф 2608. Оп 1. Д. 14. Л. 192.

11 Г. Беликов. Оккупация. С. 104.

12 ГАОО. Ф. Р-345. Оп. 1. Д. 32. Л. 3.

13 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.681.Л. 1. *

14 ГАНО. Ф. Р-808. Оп. 1. Д. 16. Л. 16.

15 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1.Д.З.Л.61.

16 ГАНПИНО.Ф.260.Оп.1.Д.161.Л.59.

17 Там же. Ф. 1667. Оп. 2. Д. 416. Л. 27.

18 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 20.

19 Там же. Д. 1/7256. Л. 90.

20 Там же. Л. 64.

21 Там же. Д. 1 А/14519. Л. 48 об.

22 Там же. Л. 121.

23 Там же. Л. 46.

24 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 37.

25 Там же. Л. 39.

26 АУФСБСО. Д.9856-С. Л. 16 об.

27 Там же. Л. 17.

28 СРАФУФСБСПбЛО. Д. 43-508. Л. 56.

29 АУФСБСО. Д. 9856-С. Л. 17.

30 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 7.

31 Там же.

32 Там же. Д. 6. Л. 9. Z

33 Там же.

34 АУФСБСО. Д.27112-С. Л. 14 об.

35 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 2. t

36 Новый путь. 1942.13 августа.;

37 Там же.

38 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 109.

39 Там же. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 2.

40 Там же.

41 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 16.

42 Речь. 1942.29 июля.

43 ГАОО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 7.

44 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 131. Л. 7.

45 ГАОО.Ф.345.Оп. 1.Д. 15.Л.2.

46 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.131.Л.13.

47 ГАБО.Ф.2608.Оп. 1.Д.6.Л.9.

48 Картотека «Z» оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберп>. Ценности культуры на оккупированных территориях России, Украины и Белоруссии (1941–1942). С. 18. L

49 СРАФУФСБСПбЛО. Д. 1464. Л. 115.

50 ГАОО. Ф. 345. Оп. 1. Д. 15. Л. 5.

51 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 14. Л. 192.

52 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 212.

53 Там же. Л. 190.

54 См. ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 668.

55 См. ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1301.

56 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 168.

57 Там же. Л. 176.

58 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 7.

59 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 43-508. Л. 78.

6 °Cтавропольское слово. 1942.8 ноября.

61 Речь. 1942. 3 апреля.

62 ГАОО. Ф. 345. Оп. 1. Д. 15. Л. 15.

63 Там же. Л. 16.

64 АУФСБСО. Д. 27112-С. Л. 13 об.

65 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 53.

66 Там же.

67 Там же. Л. 59.

68 ГАОО. Ф. Р-345. Оп. 1. Д. 32. Л. 46.

69 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 36.

70 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 212.

71 Там же. Д. 1/7276. Л. 35.

72 Там же. Д. 1/7271. Л. 3.

73 АУФСБСО. Д. 27112. Л. 15.

74 ХассГ. О немецкой оккупационной политике в областях перед Ленинградом. 1941–1944 гг.: Доклад// Проблемы истории блокады и битвы за Ленинград. Международной конф. 18–19 января. СПб. 1994.

75 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1223. Л. 54.

76 ГАНПИНО. Ф. 1667. Оп. 2. Д. 136. Л. 88.

Глава 5. Положение религии и церкви

Своего негативного отношения к церкви и ее служителям большевики никогда не скрывали. На протяжении 20-30-х годов шел процесс насильственной атеизации населения. Хотя Конституция СССР 1936 года гарантировала свободу совести, на практике это практически никогда не соблюдалось. Борьба с «религиозными пережитками» проводилась самыми жескими и безнравственными способами. В стране осуществлялась планомерная политика физического и морального уничтожения как религиозных памятников, так и религиозного духа. Практически все российские города и села оказалась в числе пострадавших от беспощадной борьбы с «религиозными пережитками». Десятки церквей, костелов, кирх были взорваны, колокола с них отправлены на переплавку. Немногочисленные действующие храмы душились непосильными налогами. Советское и партийное начальство во всеуслышание заявляло, что водка и драки — это несоразмеримо меньшее зло, чем религия¹.

Нередко бывало так, что под одной крышей одновременно проходили религиозные службы и занятия союза воинствующих безбожников. В книге известного немецкого генерала Гейнца Гудерйана «Воспоминания солдата» так описывается Смоленский кафедральный собор в первые часы оккупации города нацистами: «При входе посетителю бросался в глаза антирелигиозный музей, размещенный в центральной части и левой половине собора… Во внутренней части помещения стояли восковые фигуры в натуральный человеческий рост, показывающие в утрированном виде, как буржуазия эксплуатирует и угнетает пролетариат. Правая половина церкви была отведена для богослужения»².

Перед войной во Пскове не осталось ни одного действующего храма. Последнее прибежище верующих, маленькую кладбищенскую Дмитриевскую церковь, располагавшуюся за городом, закрыли в апреле 1941 года и передали под склад³.

Всё это оскорбляло и унижало чувства тысяч верующих. Русское население, в особенности проживающее в сельской местности, к 1941 году оставалось в большинстве своем религиозным. Начавшаяся война ещё сильнее обострила это чувство.

Что касается руководства фашистской Германии и национал-социалистической партии, то еще в 1921 году Альфред Розенберг во время встречи с русскими монархистами обсуждал план создания кадров священников для будущей России⁴.

После того как национал-социалисты пришли к власти, они потребовали, чтобы во главе православной епархии в Германии стоял немец. Таковой нашелся в лице архиепископа Серафима (Ладе). После начала Второй мировой войны он был возведен в сан митрополита. Нацисты называли его «вождем всех православных в третьей империи и во всех контролируемых ею территориях». Но Серафим не смог сыграть сколь-либо активной роли в церковной жизни оккупированных районов Советского Союза. Во многом это можно объяснить позицией рейхсминистра Восточных территорий Розенберга. К этому времени он стал воинствующим атеистом, ненавидящим христианство. Его книга «Миф XX века» была в числе запрещенных католической церковью. Он презирал все русское и славянское до такой степени, что православие считал всего лишь «красочным этнографическим ритуалом». Поэтому, по его мнению, германская администрация должна была относиться к таким обрядам терпимо и даже поощрять их как средство, обеспечивающее повиновение покоренного славянского населения⁵.

Что касается других руководителей III Рейха, то у них отношение к христианской религии было двойственное. С одной стороны, на пряжках немецких солдат было выбито: «С нами Бог», существовал институт военных священников, но, с другой — в фашистской Германии предпринимались попытки определенной реанимации древних языческих культов. Рассуждая со своими приближенными о религии, Гитлер обычно заканчивал дискуссии следующим выводом: «В том-то и беда, что мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не перенять религию японцев, которые считают высшим благом жертву во славу отечества? Да и магометанская вера подошла бы нам куда больше, чем христианство с его тряпичной терпимостью»⁶.

В декабре 1941 года Гитлер в кругу подчиненных рассуждал о необходимости уничтожения христианства: «Война идет к концу. Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблему церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за свое будущее.

…Нужно подождать, пока церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать одни дураки, а слушать их будут одни старики…»⁷

Отношение к православию у Гитлера и его ближайших сподвижников было еще более агрессивным. Не отрицая необходимости активного использования в пропагандистских целях открытия храмов, он возражал против единой Православной Церкви в России. В одной из своих застольных бесед он заявил: «Церковь — это всегда государственная объединительная идея. В наших же интересах лучше всего было бы, если бы в каждой русской деревне была своя собственная секта со своим собственным представлением о Боге. Если у них там начнут возникать всякие колдовские или сатанинские культы, как у негров или у индейцев, то это будет заслуживать всяческой поддержки. Чем больше моментов, разрывающих на части СССР, тем лучше»⁸.

Будучи воинствующими антисемитами, Гитлер и национал-социалистическая идеология видели в евреях связующее звено между христианством и большевизмом. Оба движения, по мнению нацистов, отличаются уравнительным характером и направлены против исключительной расы и отдельных личностей. Они возбуждают в массах брожение и недовольство, уничтожают все великое и выдающееся именем жалости и равенства. «Самый тяжелый удар про грессу человечества нанесло христианство. Большевизм — это незаконнорожденное дитя христианства. У истоков обоих этих движений стояли евреи», — заявил Гитлер в июле 1941 года⁹.

Руководство пропагандистскими службами фашистской Германии признавало, что использование религиозных христианских лозунгов со стороны нацистов звучит несколько фальшиво. Так Йозеф Геббельс писал в своем дневнике 23 июня 1941 года: «В Европе распространяется нечто вроде атмосферы крестового похода. Мы сможем хорошо это использовать. Но не слишком напирая на лозунг: "За христианство". Это было бы все-таки чересчур лицемерно…»¹⁰ Летом 1941 года в вермахте были запрещены христианские издания для солдат. Геббельс по этому поводу заявил: «Это бесхребетное учение самым худшим образом может повлиять на наших солдат»¹¹.

Но при этом при нападении на СССР фашисты активно использовали религиозную пропаганду в своих целях. Они уже имели богатый опыт проведения подобной политики как в Германии, так и на оккупированных ими территориях. В системе Главного управления имперской безопасности (СД) имелся специальный церковный отдел. В его задачи входили контроль и наблюдение за деятельностью религиозных организаций всех конфессий, изучение настроений духовенства и прихожан, внедрение агентуры в церковные административно-управленческие структуры и вербовка агентов из среды священнослужителей. Практически во всех странах Европы действовала разветвленная агентурная сеть этого отдела. Он также обеспечивал продвижение «своих» людей на различные должности¹².

В циркуляре Главного управления имперской безопасности от 16 августа 1941 года «О церковном вопросе в оккупированных областях Советского Союза» перед нацистскими спецслужбами ставились три основные задачи: поддержка развития религиозного движения (как враждебного большевизму), дробление его на отдельные течения, во избежание возможной консолидации «руководящих элементов» для борьбы против Германии, и использование церковных организаций для помощи немецкой администрации на оккупированных территориях¹³.

Более долгосрочные цели религиозной политики фашистской Германии в случае поражения Советского Союза указывались в другой директиве Главного управления имперской безопасности от 31 октября 1941 года: «Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церкви или церквей, что в особенности относится к старшему поколению… Поэтому крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать населению свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение "избранного Богом народа" в гетто и искоренение этого народа не должно нарушаться духовенством»¹⁴.

Ничем не прикрытый расизм этой директивы откровенно характеризует подлинное отношение нацистов к православию, из которого они собирались выхолостить многие христианские догматы.

Большое внимание со стороны оккупационных властей уделялось использованию религиозной темы в своей идеологической и пропаганистской работе. В прессе всячески подчеркивалось, что новый режим несет религиозную свободу. Настойчиво рекомендовалось в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданические чувства к Гитлеру и III Рейху. Активно распространялась соответствующая литература, к примеру, такая листовка-молитва: «Адольф Гитлер, ты наш вождь, имя твое наводит трепет на врагов, да приидет третья империя твоя. И да осуществится воля твоя на земле…»¹⁵

Однако многие русские священники-эмигранты, проживавшие в Германии, с радостью восприняли сообщение о начале войны рейха против Советского Союза. Протоиерей Александр Киселев (будущий духовник генерала Власова и его окружения), вспоминая 1941 год писал: «Сколько новых страданий принесет эта война… и как встречная волна моего сознания: но ведь только этой кровью может прийти освобождение от того моря крови и мук, которые претерпевал народ наш под безбожной коммунистической властью»¹⁶.

Стихийное массовое открытие церквей на оккупированных территориях, иногда с финансовой поддержкой со стороны военных властей, религиозный подъем среди широких слоев русского населения, заставило Розенберга как министра Восточных областей пересмотреть свое отношение к Православной Церкви. Розенберг составил в июне 1942 года эдикт о терпимости, в котором определялась немецкая церковная политика в оккупированных областях. Из-за вмешательства Мартина Бормана этот эдикт в России так и не вышел, а Кох (Украина) и Лозе (Прибалтика) опубликовали его сокращенные версии. В опубликованных распоряжениях провозглашалась религиозная свобода и право верующих организовывать религиозные объединения. Но в то же время, как и в советском законодательстве, подчеркивалось, что отдельные религиозные объединения являются автономными, чем ограничивалась административная власть епископов. Это было направлено на недопущение возрождения сильной единой Русской Православной Церкви¹⁷.

В условиях подготовки к войне немецкие разведывательные и пропагандистские службы определили тот круг лиц, который, по их мнению, мог бы стать потенциальным союзником вермахта в условиях начавшихся боевых действий. К ним они, безусловно, относили верующих. В популярном немецком солдатском журнале «Сигнал» публиковались фотографии германских военных священников, совершающих обряд крещения русских женщин и детей. Капелланы, кроме совершения религиозных обрядов, раздавали населению нательные кресты и листовки с текстами православных молитв¹⁸.

Немецкие пропагандистские службы объясняли солдатам вермахта, что «православие — есть религия покорности властям», поэтому им со священниками нужно обращаться вежливо.

Немецкие плакаты и листовки на церковную тему, выпущенные в первые дни оккупации, строились в основном на контрасте, с активным использованием фотоматериалов. На одном листе изображались красноармейцы, «выносящие по приказу Е. Ярославского церковную утварь из храма», и «германские солдаты, помогающие жителям тушить их подожженные дома». На всех уровнях населению внушалась мысль, что религия, нравственность и советская власть — понятия несовместимые. Торжества по поводу открытия новых храмов начинались следующими словами священников: «Или есть Бог, тогда должны быть уничтожены злодеи-большевики, или есть большевики и будут уничтожены храмы»¹⁹. На всех мероприятиях такого рода обязательно присутствовали представители немецких пропагандистских служб.

Особенно сильное впечатление в этих условиях на русское население произвёл факт открытия Кафедрального собора в Псковском кремле, где до этого размещался музей безбожников. Если верить официальному сообщению немецких пропагандистских служб, солдаты германской армии во время трудного боя вынесли с риском для жизни из церкви Вознесения богоматери в Тихвинском монастыре знаменитую икону Тихвинской богородицы. 22 марта 1942 года эта икона при огромном стечении народа была торжественно (с вполне определенными пропагандистскими целями) передана во Пскове православной церкви. После этого основным местонахождением этой иконы стала хорошо охраняемая оружейная комната псковской военной комендатуры. Ежедневно в 9 часов икону отвозили в Троицкий собор, а в 18 часов возвращали оттуда назад²⁰.

Так, с первых дней своего пребывания на Ленинградской земле захватчики осуществляли свой план по возрождению религиозных культов. Только на территории Новгородчины было открыто 40 новых церквей, на территории Псковщины — более 60. В самом Пскове стали действовать 6 храмов²¹.

Практически в каждом городе и населенном пункте, где имелись церковные здания, население при помощи листовок и плакатов созывалось немцами «на открытие Божьего храма». Все проходило под контролем оккупантов. Под Брянском церковь, открытая местными жителями без согласования с немцами, была закрыта. Свои действия оккупанты объяснили тем, что «большевики в этом храме имели склад, а местные жители его разграбили. Нельзя начинать святое дело, возрождение храма, с тяжкого греха воровства!»²²

Данная политика проводилась по ряду причин. Во-первых, экономически она мало затрагивала интересы вермахта и Германии. Во-вторых, церковный амвон был идеальным местом для проведения пропаганды и, в-третьих, это была хорошо задуманная контрпропагандистская акция, ибо в первые месяцы войны советская сторона по инерции считала церковь своим злейшим врагом.

В сентябре 1941 года вышло распоряжение немецкого командования, по которому все материальные затраты на содержание культовых зданий ложились на плечи местного населения. Оккупанты ограничились лишь демонстративной передачей верующим некоторых церковных ценностей, как, например, иконы Тихвинской Божьей матери.

На Северо-Западе России была образована так называемая «Православная миссия в освобождённых областях России». В своём первом обращении к верующим она призвала всех «возрадоваться своему освобождению». Одной из первых задач данной пропагандистской структуры стала подготовка и рекомендация тем для проповедей церковнослужителей. Наиболее частыми летом 1941 года были выступления, посвященные «надругательству большевиков над церковью, о несправедливости коммунистического режима, о том, что теперь русский народ сможет спокойно жить, работать и молиться Богу»²³.

Одним из немногих православных монастырей России, никогда не прекращавших своей деятельности, является Псково-Печерский. Он находится на той территории, которая с 1920 по 1940 год входила в состав буржуазной Эстонской республики. Большинство монахов были настроены крайне антисоветски, и приход немецких войск в июле 1941 года ими был встречен с большой радостью и воодушевлением. Это объяснялось тем, что с первых дней восстановления советской власти в Печерском районе они почувствовали крайне негативное отношение к себе. Многие из них были арестованы советскими органами государственной безопасности.

Вскоре после прихода немцев настоятеля Печерского монастыря вызвали в военную полицию, где представитель абвера заявил ему о том, что монахи обязаны помогать Германии в борьбе против общего врага — большевизма. К врагам были отнесены коммунисты, партизаны и все недовольные «новым порядком». Сразу же немецкой разведке были предоставлены списки печерских коммунистов²⁴.

Настоятель монастыря имел широкую сеть осведомителей из числа наиболее активных прихожан. Во время одной из исповедей он узнал о том, что жители нескольких близлежащих деревень, недовольные немецкими порядками, ушли в лес, где устроили себе лагерь. Монахи стали агитировать родственников партизан, чтобы они призвали своих родных «вернуться к честному труду и подчиняться справедливым немецким законам»²⁵.

При Печерском монастыре с самого начала прихода немцев до дня их ухода, то есть до августа 1944 года, в киоске продавались журналы «Православный христианин» и календари, издаваемые Православной миссией, где печатались антисоветские статьи. Если эта литература «залеживалась», то её бесплатно распространяли среди прихожан. Она также отправлялась в трудовые лагеря, где содержалось русское население, мобилизованное оккупантами для строительства оборонительных сооружений и дорог.

В Печерском монастыре издавалась и своя газета для прихожан. В ней помещались материалы чисто религиозного содержания.

Советская разведка несколько раз пыталась использовать Псково-Печерский монастырь как свое прикрытие. Но все попытки внедрить туда свою агентуру под видом монахов оканчивались провалом. Настоятель монастыря П. М. Горшков (монашеское имя Павел) регулярно информировал германское командование о всех посторонних и подозрительных лицах. По его информации немцы несколько раз устраивали засады и аресты²⁶.

22 июня 1942 года гебитскомиссар Псковского округа получил из Печерского монастыря письмо следующего содержания: «Почтительнейше имею честь Вам доложить, что 21 сего июня было совершено молебствие о даровании нашим освободителям окончательной победы над богопротивным большевизмом.

Да поможет Господь Бог победоносной Великогерманской армии и ее великому вождю Адольфу Гитлеру в окончательном уничтожении безбожного коммунизма». Оно было подписано настоятелем монастыря. Так же монастырь торжественным богослужением и крестным ходом отмечал день захвата Печер германской армией²⁷.

Немецкие власти высоко ценили активное содействие в проведении своей политики со стороны монахов монастыря. Одна из многочисленных благодарностей была получена Печерским монастырем и от канцелярии фюрера за подарки Гитлеру ко дню его рождения.

Особое доверие оккупантам к Псково-Печерскому монастырю можно во многом объяснить особым отношением нацистов к православному духовенству прибалтийских республик, которые в 1940 году были присоединены к советскому Союзу. В январе 1941 года экзархом Прибалтики был назначен митрополит Сергий (Воскресенский), который до этого являлся полномочным представителем Московской патриархии в этом регионе. При приближении германских войск к Риге представителями советской власти ему было рекомендовано эвакуироваться. Вместо этого он скрылся. 12 сентября 1941 года экзарх Сергий обратился к германским властям с докладной запиской, в которой доказывал оккупантам, что Московская патриархия никогда не примирялась с безбожной властью, подчинившись ей только внешне, и что поэтому он, Сергий, имеет моральное право призвать русский народ к восстанию²⁸.

Но несмотря на все эти заявления к рижскому митрополиту Сергию немцы все же испытывали определенное недоверие. Так, настоятель Псково-Печерского монастыря П. М. Горшков несколько раз вызывался в гестапо, в Псков, где его подробно расспрашивали о политических настроениях экзарха. Немецкие власти не скрывали от настоятеля того, что они подозревают Сергия в том, что он советский агент. Всегда, когда Сергий приезжал в Печерский монастырь, немецкая полиция посылала туда своих тайных агентов, которые следили за ним и за теми людьми, с которыми он общался.

Создание и организация Православной миссии во многом связаны с инициативой православного духовенства из Прибалтики и, в частности, с деятельностью экзарха Сергия. Последний в начале июля 1941 года вступил в переговоры с германским командованием, предложив отправить миссионеров «в большевистские области России». Активное содействие ему оказало СД, и уже 18 августа первые посланники прибыли во Псков. Всего их было 14 человек, в основном священников. Изначально они не получали никакой поддержки ни со стороны немецкой, ни со стороны русской коллаборационистской администрации. Дело дошло до того, что вновь прибывшие священники даже не получили продовольственных карточек. Ситуация кардинально изменилась после вмешательства отдела пропаганды и СД. Последние увидели в миссии надежного проводника своей политики. По требованию немцев миссионеры должны были не только (и не столько) налаживать церковную жизнь, но и «объяснять и указывать населению преимущества и достоинства новой, открывающейся для него жизни»²⁹.

Все миссионеры, прибывшие из Прибалтики, стали считаться членами Православной миссии. Из их числа постепенно образовалось управление. Во главе её стоял начальник, имевший несколько заместителей, курировавших отдельные церковные дела, ревизора. Все решения, принятые миссией, утверждались экзархом.

Первым начальником псковской Православной миссии стал протоиерей Сергий Ефимов, в октябре 1941 года его сменил протоиерей Николай Коливерский, после смерти которого в октябре 1942 года новым начальником был назначен протопресвитер Кирилл Зайц. Его помощником стал священник И. Легкий, членами управления миссии — протоиерей Н. Шенрок, священник Г. Бенигсен, секретарем — священник Н. Жунда. Для связи с местами и наблюдения за духовенством в 1942 году был организован институт благочинных в округах: Псковском, Новгородском, Порховском, Гдовском, Дновском, Островском, Гатчинском, Славковичском, Солецком, Ушаковском, Карташевском. Миссия стремилась взять управление в свои руки, она не только наблюдала за храмами, но и назначала новых священников.

Территория, находившаяся в ведении миссии, включала в себя все районы Ленинградской области, оккупированные немцами (за исключением Ямбургского и Волосовского — они находились под церковной юрисдикцией эстонской Нарвы), а также северная часть Калининской области, на этой территории проживало в 1941 года свыше двух миллионов человек³⁰.

В условиях войны и, как следствие этого обострения религиозных чувств населения, церковь пользовалась огромным влиянием. Так, в январе 1942 года в крещенском крестном ходе участвовало 40 % (10 тыс. из 25 тыс.) оставшегося во Пскове населения³¹.

Для верующих создание Православной миссии объяснялось не только необходимостью быстрого возрождения в «освобожденных областях» церковной жизни, но и тем, что означенные области не имели епископа, ранее ими руководившего. Управление миссией официально учреждалось «до восстановления непосредственной связи с Патриаршьей церковью». В 1941 году было объявлено, что «Высшая церковная власть в Российской Православной Церкви принадлежит Местоблюстителю Патриаршего Престола Блаженнейшему Сергию и состоящему при нем архирейскому собранию. Но Экзархат, — говорилось далее, — в связи с ходом военных событий оказался по эту сторону фронта и поэтому управляется самостоятельно»³².

До 1943 года, до нормализации отношений между советской властью и Русской Православной Церковью, при богослужениях на оккупированной территории возносилось не только имя экзарха, но и Местоблюстителя Патриаршего престола. Потом упоминание Патриарха Московского Сергия было запрещено немцами, но в условиях коренного перелома в Великой Отечественной войне многие священники отказывались этот приказ выполнить³³.

К концу немецкой оккупации число священников на этой территории возросло до 175, а число приходов до 200. Так как большая часть этой территории принадлежала Ленинградской епархии, священники должны были возносить во время богослужения имя митрополита Ленинградского Алексия, находящегося по другую сторону фронта. Но когда с советских самолетов начали разбрасывать подписанные Алексием антифашистские листовки, оккупационные власти запретили любое положительное упоминание его имени в храмах³⁴.

В августе 1942 года священники оккупированных районов Северо-Запада РСФСР получили секретный циркуляр от Православной миссии, подписанный протоиреем Кириллом Зайцем. В нем давались следующие задания:

1) выявлять партизан и лиц, связанных с ними;

2) среди прихожан выявлять всех тех, кто настроен против немцев и высказывает недовольство немецкими порядками:

3) выявлять всех служителей культа, которые отправляют службы, не имея соответствующего образования, то есть священников-самозванцев;

4) выявлять в своем приходе всех лиц, кто ранее был репрессирован советской властью.

Здесь же указывалось, что все эти сведения должны ежемесячно пересылаться в Псков в Православную миссию. В этом же циркуляре были и задания по церковным делам, в том числе по сборам прихожан на бедных детей, ремонт храмов и т. д. 10 % от всех сборов должны были посылаться на содержание миссии и экзархата³⁵.

В других циркулярах, рассылаемых миссией за подписями ее руководителей — Зайца, Жунды и Шенрока, священникам разъяснялся порядок богослужения, предписывалось представлять сведения о количестве молящихся, мужчин, женщин и детей, о количестве крещеных и умерших.

Немецкие власти стремились максимально использовать работу миссии для своих целей. Ее руководство регулярно получало распоряжения от нацистов о содействии оккупационным властям. Они принимались к исполнению. Представители различных германских служб — военных, экономических, разведывательных рассчитывали на то, что через Православную миссию они смогут получать значительное количество информации.

Интересы немцев находились в различных областях, часто весьма далеких от религиозных проблем. Служащие тыловых подразделений вермахта хотели знать не только о всех категориях собранной сельскохозяйственной продукции, но и о возможностях русского населения увеличить поставки продовольствия для нужд германской армии. В инструкции по работе с русскими священниками, которая была подготовлена в районе действия группы армий «Север» летом 1942 года говорилось о том, что русские крестьяне могут лгать соседу, старосте. Они с недоверием относятся к немцам, как к пришельцам, но они никогда не рискнут обманывать своего местного священника.

Абвер рассчитывал на помощь Православной миссии при подготовке агентуры для работы как на оккупированной территории, так и для заброски в советский тыл.

В 1943 году Православная миссия получила задание от германского командования всячески популяризировать власовское движение. В циркуляре № 714 от 9 июня 1943 года управление миссии предписывало всем благочинным представить в управление миссии сведения следующего характера: «охарактеризовать популярность власовского движения, отношения к нему местного населения; сделать сопоставление отношения населения к власовскому движению и к партизанам; указать, на чьей стороне находятся симпатии населения, какое из них пользуется большим доверием и сочувствием»³⁶.

Финансовые ресурсы миссии пополнялись из двух основных источников: прибылей, поступавших из хозяйственного отдела миссии, и из десятипроцентных отчислений из приходов.

Хозяйственный отдел миссии включал в себя свечной завод, магазин церковных принадлежностей и иконописную мастерскую. В последней работало свыше двадцати человек: мастера-живописцы, золотошвейки, резчики по дереву и столяры. В мастерской создавались не только новые вещи, но и реставрировались старые, в том числе переданные из новгородских и псковских музеев.

Все подразделения хозяйственного отдела приносили среднемесячную чистую прибыль до 4000 рейхсмарок. Она расходовалась на выплату жалования сотрудникам, ремонт помещений и канцелярские расходы. Немалое количество средств тратилось и на содержание двухгодичных богословских курсов в Вильнюсе. Там готовились священники для всех оккупированных областей СССР. Все воспитанники курсов проживали, питались и обучались бесплатно³⁷.

Широкий масштаб приобрела и издательская деятельность миссии. Об этом свидетельствует тираж выпущенных изданий. Так, в 1942 году было издано 100 000 экземпляров молитвенников и два номера журнала «Православный христианин», каждый тиражом в 30 000 экземпляров. В 1943 году выходят в свет 30 000 экземпляров Православного календаря и четырнадцать номеров «Православного христианина», с тиражом каждого номера в 20 000 экземпляров³⁸.

Даже благие дела православной миссии носили определенный идеологический уклон. Так, во Пскове, при церкви Дмитрия Солунского, в 1942 году стал действовать приют для сирот на 15 человек. В него принимались дети от 8 до 15 лет. Для этой цели был отремонтирован дом, принадлежавший Дмитриевской церкви. Через прихожан собиралась вся необходимая обстановка — кровати, мебель, постельное белье, столовая и кухонная посуда. Продукты частично приобретались на средства, пожертвованные прихожанами, частично приютские дети сами выращивали овощи для себя. Предполагалось, что приютские дети будут воспитываться как христианские миссионеры для религиозно-нравственной работы среди своих сверстников³⁹. Псковский священник Георгий Бениксен по предложению псковского отдела пропаганды с сентября 1942 года стал заведовать отделом детских передач псковского радиоузла. В этих передачах принимали участие не только священники, но и воспитанники церковной школы. Что касается взрослых, то для них еженедельно выходил специальный «религиозный час». По средам шли серии передач «Ученые и религия» и «Святые русской земли»⁴⁰.

1 октября 1942 года во Пскове при церкви Дмитрия Солунского открылись церковный детский сад и церковная школа. В первый принимались дети дошкольного возраста, во вторую школьники, закончившие четыре класса начальной школы⁴¹. В Псковской художественной школе обучались 60 юношей и девушек в возрасте от 17 до 22 лет. Закон Божий являлся одним из основных предметов. Это можно объяснить тем, что учащихся готовили во многом для церковных мастерских.

Тесные связи наладились между профашистски настроенным русским духовенством и непосредственно самим генералом А. А. Власовым. Последний в мае 1943 года посетил Псково-Печерский монастырь. В своем выступлении перед монахами он заявил о том, что идет воевать за свободную Россию без большевиков и попросил настоятеля благословить его. Настоятель не только благословил его «на крестовый поход против жидо-большевизма», но и, земно поклонившись, подарил ему икону. После этого монастырь несколько раз посещали представители РОА. Перед власовцами, выстроенными возле Успенского собора, выступал настоятель. Он благославлял их «на бой с большевиками до победы»⁴².

При отступлении немецких войск из Печерского района офицер немецкой разведки Шифер пришел в монастырь и дал задание монахам всячески помогать Германии в условиях «временного отступления ее армии». Он попросил собирать сведения о передвижениях частей Красной Армии, о настроениях красноармейцев. Также им предлагалось проводить активную пропаганду о совершенстве немецкой техники и гуманизме нацистского оккупационного режима. Тогда же настоятель по собственной инициативе упаковал все ценности, находившиеся в монастыре, на сумму в 5 миллионов рублей золотом в четыре больших ящика и сдал их немецким властям на хранение⁴³.

Что касается деятельности рядовых приходов на Северо-Западе России, то оккупанты предполагали, что все они будут неукоснительно соблюдать все распоряжения миссии. Согласно специальному циркуляру № 5 от 10 февраля 1942 года структура церковных учреждений сводилась к следующей схеме:

1) Глава Русской Православной Церкви на «освобожденных» территориях России, патриарший экзарх митрополит Сергий Воскресенский.

2) Управление Православной миссией во Пскове.

3) Благочиния.

4) Приходы во главе с настоятелями⁴⁴.

Руководителем всей духовной и хозяйственной жизни прихода и лицом, ответственным за приходскую жизнь, являлся настоятель прихода.

Эта форма церковной организации была весьма удобной для оккупационных властей. Она исключала возможность конфликтов между настоятелем и приходом, обеспечивала в приходской жизни единство церковно-политической работы, упрощала надзор за настроениями прихода со стороны гражданских властей, позволяла в случае надобности свернуть приходскую деятельность или быстро развернуть ее в желаемом для этих властей направлении.

Назначение всех священников миссией производилось после их тщательной проверки и и, главным образом, из числа лиц, враждебно настроенных к советской власти и репрессированных за контрреволюционную деятельность. Допрошенный 25 февраля 1944 года по этому вопросу советскими органами государственной безопасности священник Заблоцкий показал, что духовенство брали в основном из приезжих. Это были священники, бежавшие из ссылки. Они подавали заявления, и им разрешалось благочинным района совершать службу с последующим оформлением в управлении Православной миссии⁴⁵.

По поводу необходимости тщательного отбора назначаемых настоятелей приходов и проверки всех претендентов в священнослужители, миссия издала целый ряд циркуляров. Так, циркуляр управления миссии от 6 февраля 1943 года за № 67 предписывал: «Согласно распоряжению высокопреосвященнийшего экзарха митрополита Сергия к проверке прав и прошлого местных священнослужителей (особенно прибывших из других областей) или оставивших служение при советской власти надлежит относиться с чрезвычайным вниманием. Ни в коем случае не оказывать им преждевременного доверия и отнюдь не торопиться с выдачей им разрешения на священнослужение».

Предполагалось, что при обнаружении не известного до той поры священнослужителя надо дать пройти некоторому времени, чтобы открылся его облик и поступили сведения о нем, и чтобы, насколько возможно, исследовать правильность сообщаемых им данных о себе. Таковые он должен был предъявить в виде послужного списка, и лишь тогда ему давалось назначение, в том числе и временное. Экзарх отмечал, что в условиях войны в деле проверки местных священнослужителей обнаруживается излишняя доверчивость и недостаточная бдительность⁴⁶.

Циркуляр № 694 гласил: «Настоящим доводится до вашего сведения, что экзархом Сергием дано категорическое распоряжение о недопущении служения в храмах, вверенных вам для обслуживания приходов, посторонних священнослужителей, не имеющих на то специального письменного распоряжения, выданного управлением Православной миссии»⁴⁷.

В своем интервью газете «Северное слово» благочинный гатчинского округа Амозов заявил: «По распоряжению экзарха митрополита Сергия в монастыри принимаются монахи, которые при большевиках находились в гонении»⁴⁸.

Подобную политику можно объяснить не только опасениями миссии, что среди служителей церкви могут оказаться советские агенты, но и тем большим количеством авантюристов, которые в условиях стихийного открытия церквей, выдавали себя за священников. Коллаборационистские газеты регулярно публиковали материалы о разоблачении лжесвященников. Последние, даже не зная молитв, безбедно жили за счет местного населения несколько недель, а то и месяцев. Некоторые из них смогли сытно просуществовать весь период оккупации. Так, благочинный гатчинского округа Иван Васильевич Амозов, бывший чекист и коммунист, смог сделать духовную карьеру при помощи своей справки об освобождении из заключения. Однако на Колыме в 1936 году он оказался не как «гонимый за веру», а за взяточничество, пьянство и двоеженство.

На деревенского священника оккупанты и коллаборационисты возлагали широкий круг задач. Многие из них никакого отношения к церкви и религии не имели.

По предложениям (фактически по приказам. — Б. К.) нацистов утверждались темы проповедей. Так, в июне 1942 года вышло распоряжение миссии, в котором говорилось: «…В ночь с 21 на 22 сего месяца исполняется год той освободительной борьбы, которую ведет победоносная германская армия с большевизмом во имя спасения человечества от сатанинской власти поработителей и насильников.

Христианский долг требует от нас искреннего сознания всей важности необходимости продолжающейся освободительной борьбы, а также соответствующего серьезного отношения и к великой дате современной истории, ознаменовавшей собой начало этой борьбы.

В связи с этим, предписываем всему духовенству 21 сего июня после божественной литургии и произнесения соответствующего слова совершить молебствование о даровании Господом сил и крепости Германской армии и ее вождю Адольфу Гитлеру для окончательной победы над проклятым жидо-большевизмом»⁴⁹.

Некоторые священнослужители сами проявляли инициативу. Примером антисоветских проповедей могут служить выступления с амвона Казанского собора в Луге Заблоцкого в 1941–1943 годах. В них он регулярно провозглашал: «Благоденственное мирное житие, здравие, во всем благое поспешение на враге, победу и одоление подай, Господи, вождю народа германского Адольфу Гитлеру, освободившему нас от тирании нечестивых людей. Всем начальникам армии германской и сохрани их на многие лета!»⁵⁰

Не ограничиваясь одними проповедями, миссия предлагала настоятелям приходов проводить беседы в свободное время по заранее разработанной программе. С этой целью в сентябре 1942 года благочинным была разослана за № 471 такая инструкция: «Согласно распоряжению владыки митрополита предписывается организовывать в благочинческих округах религиозные собеседования, особенно с молодежью и педагогами, чтобы привести ко Христу людей, которые в советских условиях ничего, кроме лжи о религии, не слышали. Им надо дать радость и свет истинной веры. Предметами собеседования должны быть: а) выяснение слабостей и несостоятельности материализма; б) гибельность для человечества материалистического учения; в) разъяснение тех оснований, на которые указывают большевики; г) выяснение несостоятельности их, ссылки на науку и научные открытия для опровержения религиозных основ жизни; д) согласованность науки с Библией в вопросе о происхождении жизни, мира⁵¹.

Германское командование пыталось использовать русских священников в оккупированных районах для сбора сведений разведывательного характера, а также информации о настроениях населения. В циркуляре миссии от 4 марта 1942 года прямо указывалось: «Предписуется всем согласно распоряжений соответствующих учреждений германской власти возможно часто, не реже чем раз в месяц, доставлять в управление миссии подробный отчет о положении в ваших приходах: о настроениях населения, о деятельности городских, волостных и сельских учреждений, о школьном деле, о нашей деятельности приходско-духовной, просветительской и благотворительной»⁵².

В циркуляре № 471 от 2 сентября 1942 года начальника миссии Зайца благочинным после проведения бесед с населением предлагалось о собеседованиях, характере их и о задаваемых слушателями вопросах и об отношении к собеседованиям и религии вообще давать сведения ежемесячные, а в особых случаях доносить немедленно⁵³.

Но «духовно-нравственное возрождение на освобожденной от ига жидо-большевизма территории России» меньше всего интересовало оккупантов. С середины 1942 года немецкие тыловые службы рассчитывали на помощь Православной миссии при определении количества налогов, которые должно было выплатить русское население. По требованию германского командования миссия издала 10 августа 1942 года циркуляр № 383, согласно которому священники на местах должны были в кратчайший срок и с соблюдением строжайшей конспирации собирать сведения о наличии зерна и овощей у населения. Данное распоряжение оккупантов маскировалось следующим образом: «Трудное материальное положение как городского населения, так и беженцев обязывает православную церковь исполнить свой христианский долг и всеми силами помочь германским учреждениям разрешить очень трудный вопрос обеспечения городского населения и беженцев продуктами питания на наступающую зиму.

Управление Православной миссией настоящим просит вас также исполнить свой христианский долг перед исстрадавшимся населением и дать объективные и правдивые сведения о нижеследующем: 1) каков в этом году урожай хлеба с одного гектара — плохой, средний или выше среднего, а также какое количество хлеба можно снять с 1 га при плохом урожае, среднем и выше среднего. Эти сведения нужно дать отдельно об урожае яровом и озимом; 2) сколько зерна надо оставить на семена для 1 гектара; 3) сколько хлеба надо оставить для прокормления одного человека на месяц; 4) сколько хлеба надо бы оставить с 1 га для продажи на свободном рынке; 5) сколько хлеба с 1 га можно сдать хозяйственным учреждениям по официальной цене.

Точно такие же сведения надо дать на все указанные 5 пунктов по картофелю и овощам (таким как капуста, огурцы, морковь, брюква, свекла).

Все эти сведения должны быть подробны и правдивы, чтобы было обеспечено городское население и беженцы и при этом оставались довольны крестьяне.

Все указанные сведения просим вас сообщить лично, никому не объясняя, для кого и для какой цели они собираются, и передать их нам в кратчайший срок через подателя сего письма»⁵⁴.

Благочинные округов, получив такие указания, передавали их настоятелям приходов, принимавших эти указания к неуклонному исполнению.

Как уже указывалось, пронацистская пропаганда активно велась через издаваемые на русском языке газеты и журналы. В частности, большую роль в этом играл журнал «Православный христианин», начавший выходить в июне 1942 года. На первой странице первого номера этого журнала была помещена редакционная статья под заголовком «С нами Бог». В этой статье можно было прочесть: «Год минуло с того момента, как над мечтавшим о мировом владычестве в течение 24 страшных лет, тяготевшим над измученным русским народом большевизмом был занесен грозный и карающий меч божьего правосудия. Мы все были очевидцами и свидетелями тому, как под первыми же ударами германского меча потряслась и распалась годами копившаяся, созидавшаяся за счет народных денег, народного пота и крови, загнанная в сталь и железо военная сила.

Освобожденная страна смогла быстро отряхнуться от кошмарного 24-летнего сна, встать на ноги и вступить в новую жизнь. При помощи освободителей она успешно стала залечивать нанесенные большевиками тяжелые раны»⁵⁵.

Все номера этого журнала предварительно проходили цензуру со стороны немецких пропагандистских служб. И если в них было «слишком много православия и слишком мало антибольшевистских материалов», их выпуск не разрешался⁵⁶.

На словах «новая русская администрация», безусловно, поддерживала церковь. Но на практике дело иногда доходило до абсурда. Так, в Пушкинском районе Ленинградской области родители были обязаны отправлять своих детей по воскресеньям в церковь. В случае неявки их туда по неуважительной причине начальник района Селезнев брал с родителей значительный денежный штраф⁵⁷.

Дновское городское управление, идя навстречу желаниям приходского совета, помогло последнему насильственно изъять из близлежащих деревенских церквей недостающие в Дно облачения и церковную утварь⁵⁸.

Православная миссия по последнему факту выпустила специальное постановление, в котором говорилось о том, что «при новом порядке роль городского управления в отношении церкви не должна идти дальше материальной помощи. В остальном же церковный приход руководится настоятелем церкви, утвержденным Православной миссией, совместно с церковным советом. В церковном совете должны быть люди не только истинно преданные религии и церкви, но и знающие свое право и умеющие его защитить, так как в переживаемый момент еще находятся вольнодумцы, воспитанные большевиками, видящие в церкви «народное» достояние»⁵⁹.

Православная миссия стремилась контролировать церковную жизнь на всей оккупированной территории Северо-Запада России. Она действовала в тесном контакте с различными службами вермахта и коллаборационистской «новой русской администрацией».

Но в глубинке, удаленной от крупных немецких гарнизонов, отнюдь не все священники выполняли распоряжения германского командования и Православной миссии. Так, священник села Рождественно Пушкинского района Ленинградской области Георгий Свиридов активно помогал советским военнопленным.

Высланный, как и все русские мужчины из Пушкина, он оказался в деревне. Там староста, узнав, что он до 1930 года являлся священнослужителем (11 лет Свиридов работал счетоводом), предложил служить в местной церкви. В октябре 1941 года на общем собрании жителей села он был избран священником⁶⁰.

Инструкции и наставления по службе от немцев и оккупационных властей он практически не выполнял. Как священник он по всем праздничным дням совершал богослужения, проводил крещение и погребение, а в будни четыре раза в неделю преподавал в школе Закон Божий в трёх деревнях.

Подобное игнорирование немецких интересов во многом было возможно из-за позиции волостного старосты (как выяснилось потом, связанного с партизанами). Так, после снятия урожая 1942 года он как священник организовывал все большие религиозные праздники, сбор помощи военнопленным и другим советским гражданам, находящимся в концлагере села Рождественно⁶¹.

После изгнания оккупантов за пределы России, в марте 1944 года, в Литве была учреждена так называемая «Внутренняя православная миссия» с центром в г. Шяуляй. Она продолжила деятельность, аналогичную функциям псковской Православной миссии. Объектом ее работы стало русское население, насильственно вывезенное немцами при их отступлении на территорию Прибалтики.

В районе действий группы немецких армий «Центр» религиозные вопросы официально относились к ведению коллаборационистской администрации, в первую очередь городских управ. Естественно, они работали в тесном сотрудничестве с немецкими пропагандистскими службами.

Сразу после оккупации Смоленска в июле 1941 года нацистами был открыт кафедральный собор. Немецкое командование собиралось использовать его в качестве своего рода религиозно-идеологического центра.

В Смоленске, где до войны было почти 170 тысяч жителей, функционировала всего лишь одна действующая православная церковь, в 1942 году, когда в городе оставалось менее 30 тыс. человек, действовало уже пять церквей и пасторские курсы, которые за первые семь месяцев своего существования выпустили 40 священников⁶².

В Смоленске подбором священников для храмов города занимался непосредственно сам бургомистр — Б. Г. Меныиагин. Именно он рекомендовал германскому командованию подходящие кандидатуры⁶³.

Немецкие власти не скрывали того, что они стремятся превратить церкви в трибуны немецкой пропаганды, а духовенство — в проповедников этой пропаганды.

В октябре 1941 года священникам, оказавшимся в оккупированном немцами Смоленске, было предписано явиться в военную комендатуру. Там они заполнили специальные анкеты, состоявшие из нескольких десятков вопросов, таких, как фамилия, имя и отчество, год и место рождения, кто были родители, как давно проживает в данной местности, как давно является священником, каким репрессиям подвергался со стороны советской власти.

После заполнения анкет комендант города через переводчика заявил присутствующим: «Вы, священники, выступая перед русским населением, должны всячески поддерживать мероприятия, проводимые немецким командованием. Германия идет навстречу русским и делает все для вашего благодеяния — мы открываем храмы, в которых будет можно свободно отправлять богослужения»⁶⁴.

Как видно, подбор служителей культа проводился за счет тех категорий населения, которые были в чем-либо ущемлены или обижены советской властью, а в связи с этим и недовольны ею. В этих людях оккупанты видели своих союзников, способных выполнять все их задания.

Далее перед священниками выступил представитель абвера. Он разъяснил собравшимся о том, что немцы пришли в Россию не как враги, а как друзья, с целью освобождения русского народа от ига большевизма. Поэтому русские священники обязаны не только вести пропаганду всех немецких мероприятий, но и всячески бороться со всеми коммунистическими проявлениями. Для этого, сказал представитель германской военной разведки: «…все истинно православные люди обязаны доносить германским властям о любых проявлениях неповиновения новым властям»⁶⁵.

Не останавливались немцы и перед инсценировками. Так, в ноябре 1941 года, когда Смоленский собор был закрыт для верующих, там прошло богослужение, транслировавшееся по радио. В пустом соборе находились несколько немецких офицеров, священник и хор. Провозглашались здравницы в честь «великой Германии и ее вождя — Адольфа Гитлера». Русское население на службу не допускалось «во избежание незапланированных действий»⁶⁶.

С первых дней оккупации Смоленска в коллаборационистской печати на русском языке, в развешанных по городам и деревням плакатах религиозного содержания, на всевозможных торжествах (первая и вторая годовщины нападения Германии на Советский Союз, годовщины вступления немцев в Смоленск, годовщины организации Смоленской горуправы и др.) священнослужители заявляли о том, что только с приходом немцев стало возможно свободно молиться⁶⁷.

Однако при этом служба в смоленских церквях могла начаться только с разрешения и по расписанию, утвержденному немецким комендантом города. Последнее делалось каждый месяц. Кроме этого, немецкая комендатура утвердила должность «немецкого представителя при Смоленском соборе». Ему около храма был выделен просторный дом. Этот представитель оккупационных властей имел ключи от всех помещений, и без его присутствия служба не могла начинаться.

Поздней осенью 1941 года в Смоленске немцами был восстановлен и пущен в ход пивной завод. По этому случаю было организовано его торжественное освящение. Священник поблагодарил немцев за то, что русские рабочие «смогли получить работу и улучшить свое материальное положение даже в условиях войны»⁶⁸.

Активно способствуя развитию коллаборационистской печати на занятых вермахтом территориях, нацисты настоятельно рекомендовали, чтобы каждая газета или журнал имели религиозную рубрику. В частности, в смоленской газете «Новый путь» ее вели протоиерей М. Шиловский, профессор смоленского пединститута А. М. Колесников и писательница Е. В. Домбровская. Для большей убедительности и усиления эффективности пропаганды материалы о «религиозном возрождении в освобожденной Германией России» часто сопровождались сериями фотографий. Открытие церквей, религиозные церемонии, фотографии священников широко публиковались не только на оккупированных территориях, но и в самом III Рейхе⁶⁹. Со страниц печати смоленские священники, сотрудничавшие с оккупантами, неоднократно выступали с призывами к населению о необходимости всячески содействовать германским властям. В 1943 году вышло несколько листовок к партизанам за подписью смоленского епископа Стефана. В них он призывал народных мстителей сложить оружие и перейти на сторону оккупантов. В противном случае, писалось в листовке, «Божья кара, которая скоро вас постигнет, будет страшной»⁷⁰. Кроме пропагандистских материалов, широко публиковалась и чисто церковная литература: молитвенники, православные календари, Священное Писание.

С начала 1942 года служба в Смоленском кафедральном соборе стала записываться и затем передаваться по радио во многих оккупированных нацистами районах России и Белоруссии.

По воскресным дням «для борьбы с атеистическим мракобесием» по радио, в газете «Новый путь» выступали как священники, сочувствовавшие немцам, так и представители «новой русской администрации». Профессора Колесников, Сошальский, Абрамович, протоиерей Смоленского собора Шиловский рассказывали не только о Священной истории, но и о безбожии советской власти.

В июле 1942 года, в день годовщины оккупации немцами Смоленска, двое священников Смоленского кафедрального собора Беляев и Глебов выступили по радио с обращением «Ко всем православным христианам». В нем духовенство и верующие России призывались к оказанию всемерной поддержки «наших освободителей — германской армии в ее борьбе с безбожными советами»⁷¹.

С лета 1942 года в оккупированных областях центральной России немцы стали использовать русских священников в лагерях военнопленных. После молебна священник обязательно выступал с проповедью. В ней говорилось о том, что эта война послана Богом за грехи большевиков. Пленных красноармейцев призывали молиться «за скорейшее окончание войны, разгром жидо-большевизма и скорейшее возвращение домой». Явка для военнопленных на подобные мероприятия была обязательной, а на проповеди обязательно присутствовали представители лагерной администрации. За каждую такую проповедь священник и псаломщик получали 2–3 буханки хлеба и банку повидла. Все темы для проповедей утверждались смоленским епископом Стефаном, поставленным на этот пост немцами⁷².

В конце 1942 года при активном участии немецких оккупационных служб была создана Смоленско-Брянская епархия. В ее состав входили Смоленская, Брянская, Витебская, Могилевская и часть Минской области. Во главе ее стоял епископ Стефан. 12–13 мая 1943 года в Смоленске прошел съезд духовенства и мирян этой епархии. На нем были представлены как священники, так и представители коллаборационистской «новой русской администрации». Всего приехало более 50 человек. Представителей он немецкого командования не было.

Заседание открылось в зале архиерейского дома на соборном дворе пением всеми делегами православных молитв. Председатель съезда епископ Стефан в своей речи поблагодарил немецкое командование за то, «что оно позволило провести этот съезд, на котором предстоит решить ряд серьезных проблем, связанных с церковной жизнью»⁷³.

На съезде обсуждались следующие вопросы:

1. Отчетный доклад епископа Стефана о состоянии и деятельности церковной жизни с момента установления немецкой власти в епархии.

2. Преподавание Закона Божия в школах.

3. 0 религиозно-нравственном воспитании юношества.

4. Пастырские курсы, их программы и организация.

5. Создание и выборы Смоленско-Брянского епархиального управления и смета расходов на его содержание.

6. Доклад протоиерея смоленского собора Шиловского о гонении Русской Православной Церкви советской властью.

7. Разные вопросы:

а) организация благочинии на местах;

б) подбор кадров священнослужителей.

Стефан в своем докладе говорил, что «с момента установления немецкой власти в епархии церковная жизнь стала быстро налаживаться, открываются новые храмы, но еще больше просьб из городов и деревень об открытии новых церквей». Одной из острых проблем он назвал нехватку людей с духовным образованием. Из-за этого приходилось назначать в храмы священников просто из числа верующих, сдавших специальный экзамен. Но, как отмечали многие выступавшие, «преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский не имели духовного образования, однако обладали большим влиянием в Русской Православной Церкви». Следовательно, делался вывод, возможно привлекать простых верующих, желающих стать священнослужителями к службам в храмах⁷⁴.

Германское командование всячески способствовало изучению Закона Божьего в русских школах. В их заявлениях понятия «антирелигиозная пропаганда» и «пропаганда большевистских идей» часто рассматривались как синонимы. Так, на Смоленском епархиальном съезде в мае 1943 года было принято решение об обязательности преподавания «Закона Божия» во всех школах. При каждом храме создавались воскресные школы для работы с детьми и взрослыми. Но не только священники, дьяконы и псаломщики обязывались заниматься религиозным воспитанием. Предполагалось для этой работы привлекать мирян: жен священников, бывших учительниц с дореволюционным образованием, монахинь. По этому поводу смоленский епископ Стефан говорил: «Нужно всячески воздействовать на подрастающее поколение. Наша задача -  вырвать его из большевистского плена, в котором оно находится уже 25 лет»⁷⁵.

Нацистские оккупационные службы использовали Православную Церковь для проповедования идеи шовинизма и антисемитизма. Так, протоиерей Смоленского собора Шиловский в серии радиопередач на религиозные темы доказывал, что, изучая церковную историю, можно сделать вывод о том, что «евреи — народ крайне вредный и ненавидимый во всех государствах»⁷⁶. Подобные заявления должны были, по мнению нацистов, объяснить русскому населению причины физического уничтожения узников Смоленского гетто: расправа над мирным еврейским населением произвела исключительно тягостное впечатление на жителей города.

Немецкая лагерная администрация приветствовала проведение молебнов с проповедями среди военнопленных красноармейцев и выражала желание, чтобы таких мероприятий проводилось как можно больше.

В день второй годовщины объявления немцами войны Советскому Союзу, 22 июня 1943 года, в Смоленском кафедральном соборе был организован торжественный молебен. Настоятель собора получил письменные указания о тексте проповеди от начальника Смоленского округа Алексеевского. Выступая перед верующими, священник П. П. Беляев заявил: «Вот уже два года идет война, в результате которой проливается кровь наших родных и близких. Война принесла нам страдания и муки. Но раньше храмы и верующие подвергались поруганию со стороны большевиков. Теперь же мы можем свободно молиться…»⁷⁷

Те священники, в лояльности которых у оккупантов не было никаких сомнений, привлекались к ведению «Закона Божия» в школах и училищах, а также к преподаванию на пасторских курсах. Последние должны были помочь в подготовке новых священников. В Смоленске курсы функционировали с мая по сентябрь 1943 года. Их возглавлял судья Смоленского окружного управления А. Н. Колесников. Обучавшиеся проживали на казарменном положении, явка на занятия была строго обязательной. К изучаемым дисциплинам относились следующие: учение о богослужении Русской Православной Церкви, священная история Ветхого и Нового завета, нравственное богословие, основное богословие, церковная история, общая и русская, славянский язык и церковное пение⁷⁸.

С1943 года в Смоленском округе деятельность священников стала открыто контролироваться отделом пропаганды вермахта. На проповедях стали обязательно присутствовать нацисты, хорошо владевшие русским языком. Часто во время выездов в деревни организовывались группы из пропагандистов, артистов и священника. Каждому давались конкретные рекомендации по их работе.

Многие из открытых церквей не могли нормально функционировать из-за отсутствия священника. Для решения этой проблемы из городов в деревни и села направлялись служители культа для проведения воскресных богослужений. Темы проповедей утверждались в местной русской администрации, при этом отмечалось, что последняя является лишь передаточным звеном немецких оккупационных служб.

В условиях развернувшегося народного сопротивления на временно оккупированной врагом территории России нацисты всячески стремились дискредитировать советских партизан и подпольщиков. Они изображались как уголовники, мешающие жить и спокойно трудиться. Немецкая пропаганда всячески пыталась доказать, что партизаны воюют не с немецкими солдатами, которых они панически боятся, а с простыми мирными людьми. В начале августа 1943 года в Смоленске с большой помпой прошли похороны пяти русских артистов из группы «Гарро», обслуживавших немецких солдат. Они попали в партизанскую засаду и были уничтожены. Германское командование решило использовать русских священников для широкомасштабной пропагандистской акции.

Гробы с телами убитых были выставлены на два дня в соборе «для всенародного прощания». Рабочих, служащих и учащихся для этого освобождали от работы и учебы. На второй день после обедни состоялось торжественное отпевание с участием всего духовенства. Перед отпеванием епископ Стефан выступил с речью, в которой проклинал партизан и советскую власть, «уничтожающую лучших и образованнейших представителей русского народа». Кроме этого, на кладбище произнесли речи представители «русской администрации» и немецких военных властей⁷⁹.

Все это действо было заснято нацистами на кинопленку. Вскоре после этого вышедший документальный фильм широко показывался в кинотеатрах на оккупированной территории России, Украины и Белоруссии.

Накануне освобождения Смоленска советскими войсками большинство священнослужителей, активно сотрудничавших с оккупантами, выехали из города на Запад.

В Орле в 1942–1943 годах вопросами культа со стороны «новой русской администрации» занимался так называемый «Главный отдел просвещения, культуры и культа». Во главе его стоял непосредственно сам бургомистр города Старов. В функции этого отдела согласно ведомственной инструкции входили «церковное и религиозное дело, национальные вопросы, область работы — церковные дела, преподавание религии, лица немецкого происхождения и другие национальности»⁸⁰.

За первые пять месяцев оккупации в Орле были открыты четыре храма: кафедральный Богоявленский собор, Афанасьевская кладбищенская церковь, Никитская церковь, Крестительская кладбищенская церковь⁸¹.

Особую роль в религиозной жизни Орловщины играла колллаборационистская пресса. В крупнейшей русскоязычной газете «Речь» регулярно публиковались различные материалы, написанные, в том числе, и главным редактором этого издания Михаилом Октаном.

Коллаборационистская пресса широко публиковала материалы о «церковно-духовном возрождении в освобожденных областях». Часто статьи посвящались событиям, происходящим в отдаленных районах (их достоверность было очень сложно проверить). Так, 23 октября 1942 года орловская газета «Речь» перепечатала материал смоленского «Нового пути» — «Первые монастыри в освобождённых областях» — об открытии мужского и женского монастыря в Вырице, около Ленинграда⁸².

Выход в Смоленске нового молитвенника рассматривался как «яркое доказательство того, что германская армия несёт с собой свободу русскому народу в делах веры». При этом отмечалось, что новый молитвенник будет продаваться не только во всех церквях Смоленского округа но и в школах⁸³.

Для привлечения новых прихожан организовывались концерты духовной музыки в кинотеатрах, школах, библиотеках.

Очень часто пропаганда христианских идей в газетах вплотную смыкалась с пропагандой антисемитизма. В Орле наиболее активно этим занимался главный редактор газеты «Речь» Михаил Октан. В своем выступлении перед учителями города в июне 1942 года он, подробно анализируя и пропагандируя «Протоколы Сионских мудрецов», заявил: «Евреи стремятся всячески дискредитировать христианскую религию, церковь, духовенство, ослабить его влияние на народ, до последней степени истребив само понятие о Боге. В «Протоколах» говорится, что крушение христианской религии — вопрос времени. Атеизм, как об этом сказано в «Протоколах», для иудаизма неопасен. Он является порождением евреев. Захватив власть во всём мире, иудаизм, говорится в «Протоколах», не допустит никакой другой религии, кроме иудейской»⁸⁴.

К священникам-самозванцам у коллаборационистской администрации в центральной России отношение было гораздо более терпимым, чем на Северо-Западе. Так, в Клинцовском районе Орловской области к концу 1941 года было открыто 45 из имевшихся 129 православных церквей. Священников на все церкви было всего 35, причем больше половины из них являлись самозванцами. Последних предполагалось высылать в районный центр к старшему священнику округа для сдачи экзамена. Если это испытание проходило успешно, то «в порядке исключения» все желающие работать получали приходы⁸⁵. Для того, чтобы хоть как-то смягчить дефицит священников в орловской епархии, широко организовывались различные ускоренные пасторские курсы и кружки по изучению Закона Божьего для подготовки преподавателей. Так, в феврале 1942 года их регулярно посещало свыше 200 слушателей, 25 человек из них сдали экзамен на звание школьного законоучителя.

Весной 1943 года коллаборационистская пресса сообщила населению оккупированных районов, что православные церкви освобождаются от всех видов налогов. Но на практике это постановление, изданное накануне крупномасштабного наступления Красной Армии на Курской дуге, выполнялось очень редко⁸⁶.

В газетах, издававшихся на русском языке в оккупированных областях РСФСР, регулярно публиковались материалы о том, что открытие церквей происходит по инициативе населения, за счет аселения, при его непосредственном участии. Так, в Брасовской газете «Голос народа» 15 ноября 1942 года была опубликована статья «Восстановлен храм». В ней говорилось, как в короткий срок в бывшем при большевиках зернохранилище, вновь возобновилась церковная служба: «Теперь каждый верующий человек может удовлетворять свои религиозные чувства свободно, без всякого притеснения»⁸⁷.

Пытаясь доказать доброе отношение вермахта к русским добровольцам, немецкие пропагандисты иногда допускали ошибки и нелепицы. В конце 1942 года были опубликованы плакаты, на которых изображались русские и немецкие солдаты, вместе отмечающие Рождество.

Их авторы не знали о том, что в России этот праздник отмечают на две недели позже, чем в Европе⁸⁸.

В условиях начавшегося коренного перелома в Великой Отечественной войне, деятельность церкви стала практически единолично контролироваться немецкими властями. «Русская администрация» все больше играла роль ничего незначащей ширмы. Так, в Орле в январе 1943 года для проведения концерта духовной музыки потребовалось согласование с военным комендантом по следующим вопросам: состав хора, репертуар, место и время проведения, предполагаемое количество слушателей⁸⁹.

В новых условиях разрешение требовалось и для проведения любых религиозных мероприятий. Оно давалось немецкий администрацией через посредничество русской. В январе 1943 года в Орле для разрешения крестного хода старшина церквей епархии обратился к бургомистру со следующим прошением: «19/6 января 1943 года в праздник Богоявления Господня по заранее установленному обычаю освящается вода на реке. Просим вашего ходатайства перед г-ном ортцкомендантом разрешить духовенству всех церквей г. Орла с крестным ходом прибыть в Богоявленский кафедральный собор к 11 часам дня для участия в общем крестном ходе на Иордань на реку Оку»⁹⁰. Подобные прошения подавались и перед другими церковными праздниками.

К некоторым религиозным обрядам оккупанты относились достаточно настороженно. К ним можно отнести и церковный брак.

В условиях отсутствия церковных метрических книг заключение подобных браков было очень сложно отследить, а нацисты стремились держать под контролем все стороны жизни населения. В этих условиях германское командование издало особое распоряжение, согласно которому церковное венчание допускалось лишь после оформления брака в загсе. Священнослужители, совершившие венчание без предварительного оформления брака в загсе, подлежали наказанию лишением свободы или значительным денежным штрафом⁹¹.

Представители немецкой военной администрации регулярно отчитывались перед вышестоящими инстанциями о состоянии церковных дел на вверенной им территории. В одной из инструкций германского командования группы армий «Центр» говорилось: «Препятствовать богослужению нельзя, но нужно знать, что там происходит».

Германское командование по мере продвижения группы армий «Юг» к Кавказу летом 1942 года стремилось внести раскол среди местных жителей как по национальному признаку, так и по религиозному. Оно издало ряд распоряжений и инструкций по поводу общения немцев с местным населением. В одном из приказов командования группы армий «Юг» говорилось следующее:

1. К кавказским народам следует относиться, как к друзьям немецкого народа.

2. Допускать свободу религии⁹².

Немецкие пропагандистские службы получили от Й. Геббельса указание насчет того, что в качестве религиозной программы достаточно обещания «свободы исповедания любой религии» и «защиты религиозных обрядов». «Это особенно важно, — отмечал рейхсминистр, — по отношению к исламским народам. При этом не надо ничего говорить об оставлении неприкосновенной современной церковной организации»⁹³.

В этих условиях в Крыму и на Северном Кавказе оккупанты активно заигрывали с представителями мусульманского духовенства. Так, в Симферополе было создано при националистическом татарском комитете центральное религиозное управление, которое ведало всеми городскими и сельскими мечетями. В начале 1943 года оно провело так называемую аттестацию служителей мусульманской церкви с выдачей им специальных удостоверений на право служения.

По всему Крыму была создана сеть религиозных школ. Руководство ими осуществляло центральное управление. Оно же вырабатывало для этих школ спецпрограммы. Кроме этого, в обычных школах было введено преподавание религии.

Татарские комитеты и управление города Бахчисарая в день рождения Гитлера организовали шествие к могилам погибших немецких солдат для приведения их в порядок и возложения цветов.

Также в день рождения Гитлера бахчисарайское духовенство в ханском дворце организовало большой намаз. Хатип мечети выступил с проповедью, в которой призывал всех усилить борьбу с большевиками. Город в этот день был чист и украшен. В Бахчисарае состоялось большое совещание духовенства, интеллигенции, кустарей и др., на котором с речью на татарском языке выступил немецкий офицер Брунс на тему «Наша победа — ваше освобождение»⁹⁴.

В ходе немецкого наступления на Северном Кавказе летом 1942 года, представители исламского духовенства этого региона провозгласили Гитлера «великим имамом» Кавказа. В ответ на это командующий 1-й танковой армией вермахта генерал Э. Макензен принял ислам⁹⁵.

20 августа 1942 года вышел немецкий военный приказ об организации на Северном Кавказе Временного епархиального церковного управления и о назначении его председателем священника О. Н. Польского. Это произошло через две недели после захвата немцами Ставрополя. Перед новой епархией ортскомендантура поставила следующие задачи: восстановление церквей в городе и крае, учреждение семи благочинных округов, создание 60 новых приходов, запрещение сект, взятие твердого курса на полное снятие раскола между «тихоновцами» и «обновленцами»⁹⁶.

При этом, поощряя сепаратизм, нацисты способствовали тому, что на Северном Кавказе активизировали свою работу украинские националисты. В 1942 году русские епископаты Таганрогский и Ростовский вошли в состав Украинской автономной церкви. В Ростове-на-Дону, где к началу войны оставалась только одна действующая церковь, теперь было открыто восемь церквей⁹⁷.

В Ворошиловске (ныне Ставрополь) до войны действовал всего один небольшой Успенский храм, находившийся на кладбище. В первые недели оккупации с согласия немецких властей городской управой были открыты еще две церкви — Крестовоздвиженская и Вознесенская, а затем и церковь Апостола Андрея Первозданного. Правда, последняя по настоянию румынских солдат православного вероисповедания. Из музея атеизма во вновь открывшиеся храмы были переданы иконы и церковные облачения.

В то же время ортскомендатуры вели тщательный подсчет наличных церковных ценностей и поступавших от населения средств на восстановление храмов. Нацисты собирали, систематизировали, составляли подробные картотеки на церкви, церковную утварь, вели досье на священнослужителей. В этих условиях, по воспоминаниям ставропольчан, переживших оккупацию, многие люди, ходившие в церкви, молили Бога изгнать оккупантов с русской земли, просили о заступничестве и помощи⁹⁸.

Заигрывая со всеми конфессиями, имевшими своих представителей на Северном Кавказе, нацисты провозгласили, что теперь каждый народ может вспомнить свою историческую религию. Для этого во всех без исключения учебных заведениях началось «углубленное изучение» христианского (православного), мусульманского и даже буддистского (в Калмыкии) учения⁹⁹.

Но серьезных результатов в церковном строительстве на юге России оккупанты не достигли. Это можно объяснить как относительно кратковременным периодом нацистской оккупации этих территорий, так и заметной активизацией в 1942 году патриотической, антифашистской деятельности Русской Православной Церкви.

Московский митрополит Сергий ещё 22 июня 1941 года призвал верующих встать на защиту своей Родины от немецких поработителей. В своем втором послании, датированном 14 октября 1941 года, он с возмущением писал о сотрудничестве русского духовенства на оккупированной территории с немцами и грозил подобным отступникам церковным судом¹⁰⁰.

Силы советского сопротивления в 1941 году хотя и признавали в своих донесениях в центр, что церковная политика оккупантов находит поддержку у большинства населения, боролись с ней в основном физическими методами. В ряде населённых пунктов священники, невзирая на степень их вины, были расстреляны¹⁰¹.

Советские органы государственной безопасности в первые месяцы войны также видели в священнослужителях таких же врагов, как и в немецко-фашистских захватчиках. Все церковные мероприятия находились в поле внимания нашей агентуры. Так, согласно Указанию НКВД СССР № 64 «О задачах и постановке оперативно-чекистской работы» от 18 февраля 1942 года требовалось выявить состав церковных и сектантских организаций, возникших при немцах, определить, в чем выражается их вражеская работа, установить, как оккупанты используют эти организации в интересах своей захватнической политики, какие мероприятия они проводят по этой линии (открытие церквей и молитвенных домов, принудительные церковные браки, крещение и т. д.), кто из местных жителей является проводником этих мероприятий.

В директиве НКВД СССР от 12 мая 1942 года констатировался факт усиления влияния церкви на оккупированной территории России. В этих условиях было предложено провести ряд мероприятий, таких, как:

1. Разработка плана мероприятий по установлению связи с проверенной агентурой по церковникам и сектантам, оставшейся на территории, временно занятой противником, а также по заброске в тыл противника имеющейся агентуры по церковной линии.

2. Использование агентуры для получения широкой информации о деятельности церковников и сектантов в оккупированных местностях, о месте нахождения церковных и сектантских центров, их персональном составе, методах и мероприятиях немцев по использованию церковников во враждебных нам целях.

3. Распространение в тылу врага листовок патриотического содержания, подписанных руководством Православной Церкви¹⁰².

4. Перед наиболее квалифицированной агентурой из духовенства была поставлена задача проникнуть в церковные центры и внутри их повести борьбу за руководство церковными организациями, склоняя духовенство к признанию церковной власти Московской патриархии.

Данная директива была подписана заместителем наркома внутренних дел СССР.

Хотя официальное примирение Русской Православной Церкви и советской власти произошло лишь в 1943 году, уже с начала 1942 года партизаны и подпольщики, отрезанные от центра, не имевшие с ним надёжной связи, пытались наладить связь со служителями культа. Первоначально через своих агентов определялся тот круг священников, который в своих проповедях занимал по отношению к немцам нейтральную или отрицательную позицию. Далее им рассылались письма с разъяснением того, что данная война является отечественной и для победы над злейшим врагом православного народа требуется объединение всех, кто любит Россию¹⁰³.

По воспоминаниям комиссара Пятой партизанской бригады И. И. Сергунина трагизм заключался в том, что многие священнослужители, не принимая фашистской идеологии, боялись партизан и не доверяли им. Считали их бандитами. Несмотря на это некоторые священники согласились в своих проповедях говорить о неизбежности победы русского оружия и служить молебны за здравие односельчан, находящихся в Красной Армии¹⁰⁴.

После избрания Сергия в патриархи всея Руси в 1943 году, немецкие власти пытались сделать все, чтобы его избрание в сфере их влияния было объявлено недействительным. В Берлине прошло церковное собрание, представленное в основном эмигрантами. «Архиерейское совещание иерархов Православной Русской Церкви», как оно себя официально назвало, приняло резолюцию и воззвание. В них утверждалась незаконность избрания патриарха Московского. Этот акт назывался не церковным, а политическим. Сергий и его сподвижники обвинялись в том, что они — простые марионетки безбожной власти, принимающие «дары от сатаны». Воззвание лживо утверждало, что совещание — это честный, правдивый голос «наиболее свободной части русской церкви», никакой внешней силой не продиктованный.

Совещание приняло решение добиваться следующего:

1. Свободного развития православия во всех оккупированных областях и объединения всех сил «под одним общим церковным возглавлением», т. е. под эмигрантским Карловацким синодом.

2. Активизации духовенства в борьбе против коммунизма.

3. Предоставления вывезенным в Германию русским рабочим «свободного удовлетворения всех церковных нужд».

4. Введения института военных священников при всех русских воинских подразделениях в германской армии с тем, чтобы ими ведал тот же Синод, который именовал себя здесь «Русским церковным центром».

7. Широкого издания духовной литературы для перевоспитания народа, подвергшегося «растлевающему действию большевистского влияния».

8. Создания миссионерского комитета по борьбе с большевистским безбожием.

9. Организации регулярных религиозных радиопередач.

10. Организации духовных библиотек.

11. Предоставления Церкви права открывать духовные школы, семинарии, пасторские курсы¹⁰⁵.

Однако экзарх Сергий убеждал немцев в том, что необходимо признать избрание патриарха и использовать его в антибольшевистской пропаганде: допущение патриарха, возрождение Церкви, мол, является доказательством полного банкротства коммунизма¹⁰⁶.

Приступить официально к исполнению своих патриотических обязанностей Русская Православная Церковь смогла лишь слета 1943 года (исключение составили проводившиеся с 1941 года сборы в фонд обороны).

Всё это позволило силам сопротивления ещё активнее идти на связь с честным духовенством. Его можно разделить на следующие категории:

1. Священнослужители, активно помогавшие партизанам. Используя свой сан и определённое доверие со стороны оккупантов, они осуществляли разведывательные и террористические акции.

2. Священнослужители, оказывавшие содействие в области агитации и пропаганды: распространяли в церквях советские листовки и газеты, вели патриотические проповеди.

3. Священнослужители, предоставившие свои средства в фонд обороны. Последних было более половины от общего числа служителей культа¹⁰⁷.

Практически одновременно с активизацией деятельности Православной Церкви в Советском Союзе на оккупированной территории России шёл процесс становления Русской освободительной армии под командованием генерал-лейтенанта А. А. Власова.

В конце 1942 года, во время своей поездки по оккупированным районам России, генерал А. А. Власов встретился с митрополитом Рижским Сергием. Последний выдвинул идею о необходимости создания в занятых немцами областях Святейшего Синода во главе с одним из иерархов Русской Православной Церкви. Сергий выражал опасения из-за активизации эмигрантов-карловчан (Русская зарубежная Православная Церковь). Он отмечал, что карловчане, давно оторвавшись от российской действительности, в работе с населением обнаружили свою полную непригодность и зависимость от немецких властей. Власов в беседе с экзархом Сергием заявил, что он считает: «Религия — личное дело каждого русского человека. Религия должна быть свободной. Верить — дело личной совести каждого»¹⁰⁸. Через несколько дней во Пскове во время выступления перед горожанами им было сказано: «Нет ничего прекраснее обрядов Православной Церкви. За две тысячи лет христианство сделало так много хорошего для нашего многострадального отечества»¹⁰⁹. В августе 1943 года во время встречи с клиром Стругокрасненского района Власов заявил о необходимости создания института полковых священников в РОА¹¹⁰.

Активная деятельность с двух сторон привела к расколу духовенства. Это наиболее ярко проявилось в вопросе отлучения от церкви и проклятии московского митрополита Сергия рижским митрополитом Сергием. Большая часть духовенства отказалась это делать, заявив, что «Митрополит Московский есть патриот Русской Православной Церкви. Помолимся Богу за его здоровье»¹¹¹.

Деятельность сторонников московского патриарха изображалась оккупационной прессой как предательство и подлое забвение того, что большевики сделали с церковью за годы своей власти. Сбор пожертвований в фонд обороны назывался «утончённым обиранием трудящихся». Несмотря на все это многие священники активно помогали советскому сопротивлению. Лишь в районе, где находилась 5 партизанская бригада, действовавшая на территории Ленинградской области в основном через церковь, население добровольно сдало 1200 тысяч рублей на танковую колонну для Красной Армии¹¹².

С лета 1943 года Ленинградский штаб партизанского движения наладил поставку литературы издательского отдела Русской Православной Церкви в тыл врага. Доставлялись первые номера журнала Московской патриархии и воззвания к населению, подписанные иерархами Православной Церкви, в том числе митрополита ленинградского Алексия¹¹³.

Все распространявшиеся печатные материалы можно разделить на две основные части.

В материалах первой категории верующие оккупированных районов призывались на борьбу с врагом. В посланиях к пастырям и пастве говорилось о благословении Русской Православной Церковью «подвига ратного» и «вере, что Господь сил с Вами в этой священной борьбе, что этому благородному порыву он подаёт свою дивную помощь и силу… Мир нельзя иметь без помощи военной. Этому подтверждение вся история России и её святителей». В листовках Ленинградской митрополии говорилось о том, что первейший долг каждого православного христианина всеми силами помогать партизанам бороться с врагом за веру, свободу, за честь Родины. Целью войны называлось благословленное Святым Александром Невским и Святым Сергием Радонежским избавление от впавшего в кровавое безумие насильника и ненавистника славянства¹¹⁴.

Во второй группе прокламаций говорилось об отлучении от церкви всех верующих и лишении сана епископов и клириков, сотрудничающих с фашистами. Особым грехом называлось предательство партизан и подпольщиков, жертвующих собой за Родину. За это преступление отступникам уготавливалась участь Искариота. «Как Иуда погубил свою душу — телом он понёс исключительное наказание ещё здесь, на земле»¹¹⁵.

С конца 1943 года материалы о патриотической деятельности Русской Православной Церкви появились на страницах периодической печати, в том числе и в центральном органе ЛШПД — газете «Ленинградский партизан». В них говорилось об участии священнослужителей в комиссиях по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и даже об их участии в партизанских судах и процессах над предателями¹¹⁶.

Подобные факты не могли быть проигнорированы нацистами. Вскоре после того как в Москве было заключено соглашение между Сталиным и руководством Русской Православной Церкви, германское руководство инспирировало совещание в Риге православных архиереев Латвии, Эстонии и Литвы. В совещании принимали участие Сергий, митрополит Литовский, экзарх Латвии и Эстонии, архиепископ Иаков Елгавский, Павел, епископ Нарвский и Даниил, епископ Ковенский.

Участники совещания с подачи оккупантов высказали своё мнение по поводу воззвания к русскому народу патриаршего местоблюстителя Сергия, митрополита Московского и Коломенского о сопротивлении германской армии. Они заявили о том, что «высокочтимый иерарх, глава Русской Православной Церкви, не мог составить или по крайней мере добровольно подписать это воззвание. Целый ряд обстоятельств доказывает, что это воззвание сфабриковано кремлёвскими властителями и распространяется от лица патриаршьего местоблюстителя».

Текст резолюции архирейского совещания был следующий: «Имея возможность свободно высказаться по церковным делам мы, участники первого совещания православных архиереев в Риге, считаем своим долгом сделать во всеуслышание следующее заявление:

«Советская власть подвергла Православную Церковь неслыханному гонению. Ныне на эту власть обрушилась кара Божия. Желая отвратить неотвратимую гибель и угодить своим лицемерным союзникам, большевики притворяются, будто бы изменили воё отношение к Православной Церкви, вернув ей свободу. Но этому обману никто не поверит. Он опровергается явными фактами, За подписью патриаршьего местоблюстителя блаженнейшего Сергия, митрополита Московского и Коломенского большевики распространяют нелепое воззвание, призывающее русский народ сопротивляться германским освободителям. Мы знаем, что блаженнейший Сергий, муж великой учёности и ревностной веры, не мог сам составить столь безграмотное и столь бессовестное воззвание. Либо он вовсе его не подписывал, либо подписал под страшными угрозами, желая спасти вверенное ему духовенство от полного истребления. Для нас это воззвание служит ярким доказательством того, что большевики по-прежнему держат Православную Церковь в своих тисках, удушая её и фальсифицируя её голос. Оплакивая участь патриаршьего местоблюстителя, мы решительно отмежовываемся от насильно навязанной ему политической установки и молимся Господу о полном и скором освобождении Православной Церкви от проклятого большевистского гнёта»¹¹⁷.

Но подобные декларации уже не имели особого влияния ни среди населения, ни среди рядовых священников.

В течение 1943 года оккупанты изменили свое отношение к Православной Церкви. От политики заигрывания они перешли к политике неприкрытого ограбления и осквернения храмов. Так, в бюллетене полиции безопасности от 5 февраля 1943 года писалось о том, что «Русские церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил»¹¹⁸.

Заслуживают особого внимания показания священника Ломакина о положении в Новгороде в конце 1943 года: «Чего только не устроили немцы и испанцы в домах Божьих, освященных вековыми молитвами, во что только не превращали наши святыни: казармы, уборные общего пользования, склады овощей, кабаре, в немногих случаях глазные лазареты, наблюдательные пункты, конюшни, гаражи, дзоты, штабы военных частей. Все что угодно — только не дома молитвы! А разбросанная в изобилии по храмам порнографическая литература немцев и испанцев, бесстыжие фотоснимки и беззастенчивые акварели на стенах храмов, исторических памятников и общественных зданий, устройство уборных, вонючих овощехранилищ и конюшен в святых алтарях дополняет жуткую картину морального разложения горе-победителей, недавних хозяев в городе.

Попирая чувства верующих, немцы дали распоряжение: «"В церковь ходить разрешается только по пропускам, которые даются на несколько человек"»¹¹⁹.

В целом можно согласиться с утверждением западных исследователей В. Алексеева и Ф. Ставру о том, что «германский фашизм был не менее враждебен христианству и особенно Русской Православной Церкви, чем советский коммунизм»¹²⁰.

Безусловно, с самого начала оккупации нацисты относились к русской духовной жизни неоднозначно и крайне непоследовательно. Церковью играли, церковь использовали. Но все же что заставляло русских священнослужителей активно сотрудничать с немецко-фашистскими оккупантами? Многие из них, арестованные советскими органами государственной безопасности, так отвечали на этот вопрос: «Во-первых, это материальная заинтересованность. Мы были обеспечены службой и получали за нее гораздо больше материальных благ, чем при советской власти. Во-вторых, нам нравилось, что мы вновь стали уважаемыми членами общества, ну а, в-третьих, практически все из нас подвергались репрессиям со стороны коммунистов»¹²¹.

Всего же в захваченных районах РСФСР в 1941–1943 гг., по подсчетам М. В. Шкаровского, открылось примерно 2150 храмов¹²².

Практически все церкви, открытые в 1941–1943 годах оккупантами, продолжали функционировать до начала шестидесятых годов, до очередного гонения на церковь.

К концу 1943 года Патриарх Московский и Всея Руси Сергий имел в рядах своих сторонников большинство клира оккупированных областей. Это можно объяснить не только активной патриотической деятельностью Русской Православной Церкви, усилением партизанской борьбы, но и саморазоблачением нацистского оккупационного режима и его приспешников. В большинстве случаев священнослужители были вместе со своими прихожанами, стойко перенося все тяготы и невзгоды войны.

После освобождения священнослужители, показавшие себя стойкими борцами с фашистами и их союзниками, были награждены как советскими, так и церковными наградами, вьщвинуты на руководящую работу в Русской Православной Церкви¹²³.

За многовековую историю нашего отечества православное духовенство не раз способствовало консолидации нации перед угрозой внешнего врага. Пользуясь тем, что церковь в предвоенные годы в СССР оказалась на грани уничтожения, нацисты всячески пытались использовать её в период оккупации для своих целей: духовного порабощения общества и изоляции Сил сопротивления. Церковь ими рассматривалась как филиал министерства пропаганды, а священнослужители как потенциальные агенты немецких спецслужб.

Пренебрежительное отношение к христианству вообще и к православию в частности скрывалось у нацистских идеологов за лозунгами об «освобождении русской церкви от ига большевизма». Каждый факт сотрудничества православных священников и нацистов широко освещался в коллаборационистской печати.

Советское Сопротивление не сразу преодолело свое негативное отношение к Русской Православной церкви: на первом этапе войны священники по инерции воспринимались как враги и потенциальные союзники фашистской Германии.

Потребовалось время, чтобы в условиях вражеского тыла партизаны, подпольщики и многие священники Русской Православной Церкви осознали важность объединения всех усилий русского народа для отпора иноземному врагу.

Примечания

1 ГАНО. Ф. Р-1244. Оп. 1. Д. 432. Л. 12.

2 Гудериан Г. Воспоминания солдата. Ростов-на-Дону. 1998. С. 160.

3 За Родину (Псков). 1942.7 ноября.

4 Fireside H. Icon and Swastika. Cambridge. 1971. Р. 59.

5 FiresideH.Op.cit.P.78.

6 ШпеерА. Воспоминания. Смоленск. 1998. С. 150.

7 Ликер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск. 1993. С. 50.

8 Там же. С. 198.

9 Герцштейн Р. Э. Война, которую выиграл Гитлер. Смоленск. 1996. С. 431.

10 Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне «третьего рейха» против СССР. М, 1996. С. 285.

11 Ржевская Е. Геббельс. Портрет на фоне дневника. М, 1994. С. 275.

12 Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999. С. 138–139.

13 Там же. С. 140.

14 Там же.

15 Там же. С. 143.

16 Киселев А. Облик генерала Власова. — Нью-Йорк, 1977. С. 63.

17 ПоспеловскийД. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М, 1995. С. 204–205.

18 СРАФ УФСБ СПб и ЛО. Материалы к литерному делу № 118. Л.216.

19 ЦГАИПДСПб. Ф.0-116.Оп.9.Д.131.Л.2.

20 Картотека «Z» Оперативного штаба «Рейхслейтер Розенберг». Ценности культуры на оккупированных территориях России, Украины и Белоруссии (1941–1942). М., 1998. С. 22.

21 ГАНПИНО.Ф.260.Оп. 1.Д. 191.Л.48.

22 АУФСББО. Д. 2614. Л. 16.

23 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 49.

24 АУФСБПО. Д. 2370. Л. 32.

25 Там же. Л. 34.

26 Там же. Л. 36.

27 Там же. Л. 145.

28 ПоспеловскийД. В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 206.

29 ГАПО. Ф. Р-1633. Оп. 1. Д. 3. Л. 18.

30 Там же. Л. 16.

31 Alexeev W., Stawrou Т. The Great Revival. Mineapolis, 1976. Р. 100.

32 ГАПО. Ф. Р-1633. Оп. 1. Д. 3. Л. 19.

33 Там же.

34 ПоспеловскийД. В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 207.

35 АУФСБПО. Д. 2370. Л. 140–141.

36 СРАФ УФСБ СПб и ЛО, Материалы к литерному делу № 118. Л. 233.

37 ГАПО. Ф. Р-1633. Оп. 1. Л. 18.

38 Там же. Д.З.Л.21.

39 Там же. Л. 14.

40 Там же. Л. 14 об.

41 Там же.

42 АУФСБПО. Д. 2370. Л. 48.

43 Там же. Л. 116.

44 СРАФ УФСБ СПб и ЛО. Материалы к литерному делу № 118. Л. 218.

45 Тамже. Л.22О. 46Тамже. Л.221.

47 Там же.

48 Там же.

49 Там же. Л. 223.

50 Та мже. Л.228.

51 Там же. Л. 229.

52 Там же. Л.233.

53 Там же.

54 Там же. Л. 235.

55 Там же. Л.231.

56 Там же. Л. 232.

57 Там же. Д. 38-846. Л. 3.

58 СРАФ УФСБ СПб и ЛО. Материалы к литерному делу № 118. Л. 218.

59 Там же.

60 Там же. Д.39-958.Л.59.

61 Там же. Л. 60.

62 ПоспеловскийД. В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 211.

63 АУФСБСО. Д. 9335. Л. 36 об.

64 Там же. Л. 19 об.

65 Там же. Л. 34.

67 Там же. Л. 18.

68 Там же. Л. 16 об.

69 Там же. Л. 58 об.

70 Там же.

71 Там же. Л. 25.

72 Там же. Л.20–21.

73 Там же. Л. 27 об.

74 Там же. Л.29.

75 Там же. Л.30–30 об.

76 Там же. Л. 29.

77 Там же. Л. 16.

78 Там же. Л. 22–24.

79 Там же. Л. 55 об.-56.

80 ГАОО. Ф. Р-3681. Оп. 1. Д. 43. Л. 27.

81 Речь. 1942.23 октября.

82 Речь. 1942.1 ноября.

83 Речь. 1942.10 июня.

84 ГАБО.Ф2608,оп1.Д.14.Л.170.

85 Там же. Ф.2521.Оп. 1.Д. 1.Л.54.

86 Там же. Д. 4. Л. 37.

87 Там же. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 66.

88 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 29. Л. 4.

89 Там же. Л. 7.

90 Там же. Л. 13.

91 ГАБО. Ф 2608. Оп. 1. Д. 14, Л. 170.

92 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

93 Там же.

94 Там же.

95 Ибрагимбейли X. М. Крах гитлеровского оккупационного режима на Кавказе // Народный подвиг в битве за Кавказ. М., 1981. С. 272.

96 Пятигорское эхо. 1942.15 августа.

97 Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 217.

98 Беликов Г. Оккупация. Ставрополь, 1998. С. ПО.

99 Бочкарев А. А. Критика чистого чувства. Ставрополь, 1996. С. 583.

100 ПоспеловскийД. В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 207.

101 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 56.

102 Материалы архивной группы Академии ФСБ РФ «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Коллекция документов.

103 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 201. Л. 67.

104 Там же. Л. 66.

105 ПоспеловскийД. В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 208–209.

106 Там же. С. 209.

107 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 201. Л. 67–68.

108 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д. 1278.Л. 11.

109 Там же.

110 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 32.

111 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 201. Л. 68.

112 Там же.

113 Там же. Д. 100. Л. 1.

114 Там же.

115 ПОАНПИ. Ф. 9952. Оп. 1. Д. 3. Л. 150.

116 Сергунин И. И. Давали клятву партизаны. Л. 1985. С. 339. 117АУФСБОО.Д. 1431.Л.62.

118 Третий рейх и Православная Церковь // Наука и религия. 1995. № 5. С. 25

119 СРАФ УФСБ СПб и ЛО. Материалы к литерному делу № 118. Л. 218.

120 Алексеев В. И., Ставру Ф. Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1980. № 11. С. 94.

121 АУФСБСО. Д. 9335. Л. 38 об.

122 Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. С.170.

123 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 201. Л. 67.

Заключение

Почти полвека минуло со дня окончания Второй мировой войны. За прошедшие десятилетия наш народ перенёс немало испытаний, но все они не могут сравниться с тем, что выпало на его долю в 1941–1945 годах. Уже нет той страны, за которую отдали свои жизни миллионы солдат, партизан и мирных жителей. Переоценивается и переосмысливается вся история Отечества. События той далёкой войны пока, в основном, вне сферы критики неоантикоммунистических исследователей. Хотя время от времени в средствах массовой информации появляются материалы о немецком оккупационном режиме, деятельности различных коллаборационистских организаций, трактующие последних как борцов со сталинским тоталитарным режимом. В них проводится мысль о том, что нацистам удалось расколоть советское общество.

Изображение коллаборационистов как русских патриотов, не видевших иного пути борьбы со сталинизмом как только в союзе с Германией, является продолжением той линии в историческом исследовании, которую заложили сами ветераны РОА, публиковавшие свои мемуары на Западе. Они изображали себя в них некой третьей силой, боровшейся в годы войны только за свободу России, против нацизма и коммунизма.

В этом исследовании автор предпринял попытку проследить процесс становления и развития различных нацистских оккупационных служб, в нашей стране, их деятельности на всех этапах войны, а также показал полную подчиненность им всех подразделений «новой русской администрации».

Изучение различных проблем взаимодействия немецких оккупационных служб и русских коллаборационистов в годы Великой Отечественной войны на оккупированной территории РСФСР позволяет сделать некоторые выводы.

1. В 1941–1945 гг. на оккупированной территории развернулась ожесточённая идеологическая борьба между немецко-фашистскими и советскими разведывательными и пропагандистскими службами. Захватчикам на первом этапе войны удалось захватить нициативу в свои руки благодаря более тщательной подготовке своих акций, успехам вермахта на фронтах и слабому противодействию советской стороны.

2. Военно-политическая работа оккупантов была направлена на дезориентацию мирного населения, ему внушалась мысль о неизбежности победы фашистской Германии, бесполезность и аморальность любого сопротивления нацистам. Немецкие пропагандисты утверждали в своих выступлениях, что война ведётся не против русского народа, а с коммунистическим режимом. Советская сторона, разоблачая фашистскую пропаганду, стремилась постоянно информировать население о всех событиях, происходящих на фронтах Великой Отечественной войны, в советском тылу, в тылу вражеских войск и на международной арене.

3. В национальном вопросе политика оккупантов строилась на пропаганде идей национализма, антисемитизма и германофильства. Попытка нацистских служб расколоть советское общество по национальному признаку не достигла своей цели. Идейно-политическая работа сил Сопротивления, построенная на принципах интернационализма, способствовала объединению всех наций и народностей Советского Союза для отпора общему врагу.

4. Следует признать, что наибольшие надежды оккупанты возлагали на свою социально-экономическую политику. Отказавшись от сохранения колхозов, они пошли на создание единоличных хозяйств. Это на время дезориентировало некоторую часть населения. В этих условиях партизаны и подпольщики смогли раскрыть причины стремления захватчиков к привлечению на свою сторону русского крестьянства на период войны. Народные мстители убедительно показали населению, что все демарши захватчиков по земельному вопросу являются лишь переходным этапом на пути полного закабаления русского народа.

5. В духовно-нравственной сфере нацисты стремились привлечь на свою сторону представителей народного образования, духовенства, культуры и искусства. Это было им необходимо для воспитания подрастающего поколения в духе преклонения перед фашистской Германией, использования в целях нейтрализации населения православия и русской культуры.

6. Широкомасштабное применение немецко-фашистскими захватчиками различных средств пропаганды практически явилось своеобразной информационной интервенцией, которой нацисты хотели закрепить интервенцию военную. Через сеть своих служб и агентов оккупанты стремились к охвату всех групп населения. В этих планах они встретили достойный отпор со стороны сил советского Сопротивления.

Немецко-фашистские оккупационные службы, столкнувшись с активным противодействием советского Сопротивления, в конечном счёте не смогли до конца реализовать ни одну свою акцию.

В своей работе нацисты опирались как на собственные пропагандистские организации, созданные на оккупированной территории СССР, так и на службы в рейхе: министерство пропаганды, министерство по делам оккупированных восточных территорий, гестапо и абвер. Значительное содействие им в выполнении этих задач оказали русские коллаборационисты.

7. В1941 году захватчики видели роль населения России лишь в экономической поддержке оккупантов, в 1942 году стали создаваться охранные отряды, национальные и добровольческие легионы, куда призывались мирные жители и военнопленные. В 1943 году гитлеровцы предприняли попытку развязать на территории России новую гражданскую войну, для этого ими противопоставлялись народ и его руководство. На всём протяжении оккупации захватчики доказывали, что война, которую ведут Красная Армия и партизаны, есть борьба не за свободу отечества, а за сохранение сталинского режима.

Советское Сопротивление в своей работе с мирным населением критикуя нарушение законности, имевшее место в 30-е годы, своей практической деятельностью убедительно доказывало, что партизанская война ведётся за освобождение страны от иноземных захватчиков.

8. В условиях провала плана молниеносной войны немецко-фашистские оккупанты сделали ставку на привлечение части населения на свою сторону. Начало коренного перелома в Великой Отечественной войне, наступившего после победы Красной Армии под Сталинградом, заставило их пойти на создание РОА. Кроме незначительного количества убеждённых противников советской власти, туда вошли лица, незаконно пострадавшие в 30-е годы, а также часть военнопленных, не видевших иного пути спастись от голодной смерти. Все структуры РОА отличались крайне невысокой боеспособностью. Эта организация изначально не могла быть массовой. Первые же пропагандистские акции советского Сопротивления, адресованные личному составу коллаборационистских формирований, способствовали массовому дезертирству из их рядов в партизанские соединения и отряды. Планы геббельсовского министерства пропаганды, направленные на создание вооружённых формирований из русского населения, были сорваны успешной пропагандистской деятельностью советских патриотов.

9. Коллаборационизм — это содействие в военное время агрессору со стороны граждан обороняющегося государства в ущерб своей Родине и народу. В условиях оккупации ряда районов нашей страны деятельность коллаборационистов должна быть охарактеризована как измена Родине, как в нравственном, так и в уголовно-правовом смысле этого понятия.

В 1941–1945 годах наш народ вел справедливую, освободительную войну во имя сохранения государственности и спасения нации от физического уничтожения. Оккупация немецко-фашистскими захватчиками значительной территории СССР не сломила боевого духа народа, не поколебала его уверенности в том, что гитлеровские захватчики будут неминуемо разбиты. Население, оказавшееся в зоне оккупации, на собственном опыте убедилось в том, что такое германский нацизм, какое несчастье он несёт людям, и поднялось на освободительную борьбу.

Большая заслуга сил советского Сопротивления заключается в том, что они в ходе боевых действий отказались от деления общества на «своих» и «чужих». Советская сторона отлично понимала, что лишь при консолидации всех сил возможна победа. У страны был один враг — иноземные захватчики, и их необходимо было уничтожить. Что касается остальных, с ними велась активная разъяснительная работа. Она велась как с мирным населением: рабочими, крестьянами, интеллигенцией, священнослужителями, так и с полицейскими, легионерами, власовцами. Многие из оказавшихся на стороне врага, раскаялись и присоединились к борьбе с захватчиками. Те же, кто оставался с нацистами до конца, полностью разделяют их ответственность за кровавые преступления против человечества.

Список аббревиатур

АУФСББО — Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Брянской области

АУФСБКО — Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Костромской области

АУФСБНО — Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Новгородской области

АУФСБОО — Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Орловской области

АУФСБПО — Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Псковской области

АУФСБ по Самарской области — Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Самарской области

АУФСБСО — Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Смоленской области

СРАФ УФСБ СПБЛО — Служба регистрации архивных фондов Управления Федеральной службы безопасности РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области

ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации ГАБО — Государственный архив Брянской области ГАКК — Государственный архив Краснодарского края ГАНО — Государственный архив Новгородской области ГАНПИНО — Государственный архив новейшей политической истории Новгородской области

ГАОО — Государственный архив Орловской области ГАПО — Государственный архив Псковской области ГАСО — Государственный архив Смоленской области

ЦДНИСО — Государственный архив Смоленской области.

Центр документации новейшей истории Смоленской области.

ПОАЦАПОД — Псковский областной центр архивных документов партий и общественных движений

ЦГАИПД — Центральный государственный архив историко-политических документов. Санкт-Петербург.

Оглавление