Атомный шпионаж

16 июля 1945 г. на американском полигоне в Аламогордо была взорвана первая в мире атомная бомба. Это событие, опрокинувшее старые представления о войне и мире, трудно переоценить. "17 июля пришло известие, потрясшее весь мир, — вспоминал У.Черчилль. — Днем ко мне заехал Стимсон и положил передо мною клочок бумаги, на котором было написано: "Младенцы родились благополучно". Я понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. "Это значит, — сказал Стимсон, — что опыт в пустыне Нью-Мексико удался. Атомная бомба создана ..."".

24 июля 1945 г. после окончания очередного заседания Потсдамской конференции президент США Г.Трумэн известил И.Сталина о создании нового оружия "необыкновенной разрушительной силы". Маршал Г.Жуков, присутствовавший при разговоре, вспоминал об этом эпизоде так:

"В ходе конференции после одного из заседаний глав правительств Г.Трумэн сообщил И.В.Сталину о наличии у США бомбы необычно большой силы, не назвав ее атомной.

В момент этой информации, как потом писали за рубежом, У.Черчилль впился глазами в лицо И.В.Сталина, наблюдая за его реакцией. Но тот ничем не выдал своих чувств, сделав вид, будто ничего не нашел в словах Г.Трумэна. У.Черчилль, как и многие другие англо-американские деятели, потом утверждал, что, вероятно, И.В.Сталин не понял значения сделанного ему сообщения.

На самом деле, вернувшись с заседания, И.В.Сталин в моем присутствии сказал В.М.Молотову о состоявшемся разговоре с Г.Трумэном. В.М.Молотов тут же сказал:

- Цену себе набивают.

И.В.Сталин рассмеялся:

- Пусть набивают. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.

Я понял, что речь шла о создании атомной бомбы"{1}.

Из этого видно, что И.Сталин и другие советские руководители были прекрасно осведомлены о разработке американцами атомной бомбы. И большая заслуга в этом принадлежала советской военной разведке.

Прежде чем начать рассказ, как военным разведчикам удалось проникнуть в тщательно оберегаемую контрразведкой США и Англии тайну атомной бомбы, необходимо подчеркнуть, что вопросы, связанные со спором о том, явились ли сведения разведки решающими в создании советского ядерного оружия и как это оружие изменило соотношение сил на мировой арене, рассматриваться здесь не будут. Речь пойдет лишь о том, каким образом сотрудники советской военной разведки получали материалы о разработке на Западе ядерного оружия.

Первыми, кто начал на государственном уровне работать над ядерным оружием, были немцы. Весной 1939 г. профессор Гамбургского университета П.Гартек написал письмо в военное министерство Германии, где обосновал возможность использования ядерного взрывчатого вещества в военных целях. И уже осенью 1939 г. в Германии открывается "Урановое общество", куда вошли выдающиеся ученые Гейзенберг, Гартек, Герц, Боте, Вайцзеккер и другие. Программа ядерных исследований была утверждена правительством и имела поддержку военного руководства.

После захвата Бельгии в руках немецких ученых оказалось свыше тысячи тонн уранового концентрата, что соответствовало примерно половине всех мировых запасов. Под руководством Гейзенберга фирма "Ац эргезелтшат" построила исследовательский реактор, эксперименты на котором показали возможность возникновения цепной реакции. В 1940 г. Вайцзеккер с помощью расчетов установил, что в реакторе из тяжелого изотопа урана получится новый элемент — плутоний, более подходящий в качестве начинки для бомбы, нежели уран-235. Таким образом Германия опередила все страны в разработке ядерного оружия.

Но к созданию атомной бомбы немцы так и не приступили. Дело в том, что в 1942 г. ядерная программа Германии была заморожена. О причинах такого решения А.Шпеер, министр вооружений Третьего рейха, вспоминал так:

"Осенью 1942 г. я еще раз спросил физиков-ядерщиков о возможных сроках создания атомной бомбы и, узнав, что потребуется три-четыре года, приказал прекратить все работы в этом направлении. Ведь тогда война или закончится, или ее исход будет уже окончательно предрешен. Зато я разрешил проводить разработку уранового реактора для выделения энергии определенного типа. Ее следовало использовать на оборудовании, предназначенном для военно-морских кораблей"{2}.

Данное решение Гитлер поддержал, но разрешил финансировать только те научные проекты, которые обещали немедленную отдачу, поэтому оно поставило крест на ядерной программе Германии, имевшей определенные перспективы. То, что немецкие ученые могли добиться успеха, подтверждает и рассекреченная в 1992 г. стенограмма тайного прослушивания разговоров немецких ученых, оказавшихся после войны в английском плену и содержавшихся в лагере Фарм-Холл под Кембриджем. Из нее следует, что когда они узнали о создании американской атомной бомбы, то в ходе бесед сделали предположение, что Германия могла сделать бомбу раньше союзников, если бы были выделены необходимые материальные ресурсы. Подобную точку зрения высказывает в свои мемуарах и А.Шпеер:

"Не исключено, однако, что к 1945 г. нам все же удалось бы изготовить определенное количество атомных бомб. Но тогда мы должны были бы своевременно направить на осуществление Уранового проекта все технические и финансовые средства, а также научные кадры и, значит, отказаться от любых разработок ракет с дальним радиусом действия. С этой точки зрения создание ракетного центра в Пенемюнде было величайшей ошибкой"{3}.

В отличие от немцев англичане и американцы хорошо понимали всю важность создания ядерного оружия. И поэтому они не только активно работали над его разработкой, но и всячески препятствовали немцам в осуществлении их уранового проекта. Так, в феврале 1943 г. диверсанты из английской Группы по особым операциям уничтожили завод по производству тяжелой воды, расположенный в Веморке, местечке к западу от Осло (Норвегия). Тщательно разработанное нападение стало абсолютно неожиданным для немецкой охраны, которая была нейтрализована еще до того, как прозвучал сигнал тревоги. В результате этой диверсии производство тяжелой воды остановилось как минимум на 12 месяцев. Помимо взрыва самого завода англичане уничтожили и паром с огромным количеством тяжелой воды, приготовленной к отправке из Норвегии в Германию.

Кроме того, англичане и американцы намеревались похитить или убить руководителя немецкого ядерного проекта Гейзенберга. В 1942 г. планировалась операция по его похищению. Гейзенберга предполагалось захватить в Германии, насильственно вывезти в Швейцарию, тайно посадить в американский самолет и сбросить на парашюте недалеко от присланной в Средиземное море подводной лодки. Абсурдность этого плана настолько бросалась в глаза, что от него в скором времени отказались. Однако в декабре 1944 г., когда данная операция уже не имела практического значения, американская разведка предприняла попытку ликвидации Гейзенберга. Американский агент Мо Берг приехал в Цюрих и пришел на лекцию Гейзенберга с пистолетом и должен был застрелить ученого. Но, замешкавшись, он упустил удобный момент, и Гейзенберг остался в живых.

В Англии возможности атомной бомбы первым оценил профессор Бирмингемского университета Р.Пайерлс. Он же первым в результате численных расчетов установил, что для бомбы нужен только легкий изотоп урана и что количество заряда будет измеряться не тоннами, а фунтами. В октябре 1940 г. вопрос о создании атомной бомбы обсуждался в Британском комитете по науке, возглавляемом лордом Хэнки. Был основан Урановый комитет, который на своем заседании 16 апреля 1941 г. пришел к выводу, что атомная бомба вполне может быть разработана в течение двух лет. 20 сентября 1941 г. Комитет начальников штабов на своем совещании принял решение о немедленном начале строительства завода по изготовлению урановых бомб. А 24 сентября доклад Уранового комитета рассмотрел Военный кабинет. В итоге в рамках проекта "Тьюб эллойз" началась работа по созданию атомной бомбы. Основным подрядчиком стал концерн "Империал Кемикал Индастриз", которому выделили крупные суммы. Кроме него к работам были подключены Вульвичский арсенал и фирма "Метро-Виккерс". Вскоре образованный осенью 1941 г. консультационный комитет "Тьюб эллойз" пришел к выводу, что к производству атомной бомбы следует привлечь Соединенные Штаты Америки.

В США над проблемами создания атомной бомбы работали в рамках так называемого Манхэттенского проекта (МАП). Именно такое кодовое название имел обширный комплекс НИОКР, начавший свою деятельность в 1941 г. Название было взято от Манхэттенского инженерного округа (Manhattan Engineering District) армии США, в ведение которого находидась организация строительных работ и материально-техническое обеспечение МАП. Общее руководство МАП осуществлял генерал Л.Гровс, обладавший незаурядными организаторскими способностями и опытом строительных работ. Под его руководством, например, построено здание Пентагона. "Генеральная задача МАП, — писал Гровс в своих мемуарах, — была двоякой: во-первых, создать оружие, способное обеспечить победу в войне, и, во-вторых, сделать это раньше наших противников. Чтобы справиться с этими задачами, мы должны были работать ускоренными темпами"{4}.

На осуществление программы МАП выделили огромные средства (общие затраты на его реализацию оцениваются в пределах 2-5 миллиардов долларов — по тем временам суммы колоссальные), а заказы, поступающие от МАП, по специальному распоряжению правительства США считались первоочередными. Структурно МАП представлял собой крайне обособленную организацию, включающую несколько строго засекреченных и изолированных друг от друга объектов. Они подчинялись только руководителю МАП, который в свою очередь отчитывался лишь перед президентом США.

Главным объектом МАП была научно-исследовательская лаборатория в Лос-Аламосе. Там разрабатывалась конструкция атомной бомбы и технология ее изготовления. Возглавлял лабораторию талантливый ученый Роберт Оппенгеймер. Кроме того, в научных исследованиях принимали участие такие научные звезды первой величины, как Альберт Эйнштейн, Лео Сциллард, Нильс Бор, Энрико Ферми, Клаус Фукс и другие ученые. В этом отношении США очень повезло, поскольку здесь в конце 30-х гг. оказались многие специалисты в области ядерной физики, бежавшие от преследований фашистских режимов в Европе. Численность сотрудников лаборатории и обслуживающего персонала составляла 45 тысяч человек, а в отдельных случаях лаборатория сотрудничала с рядом американских университетов, которые выполняли специальные задания МАП.

Позднее в составе МАП создается группа военных операций, на нее возлагается организация испытаний атомной бомбы и разработка оперативных планов первого применения атомных бомб. Кроме того, по настоянию генерала Гровса в составе МАП формируется собственная служба безопасности численностью 435 человек, возглавляемая Б.Пашем, сыном митрополита русской православной церкви в США, известным своими антисоветскими взглядами.

Служба безопасности МАП стала полностью автономной и действовала независимо от ФБР и военной контрразведки, которые также занимались контрразведывательным обслуживанием атомного проекта. Для обеспечения режима секретности МАП были приняты беспрецедентные меры. Для въезда в район Лос-Аламоса требовалось специальное разрешение, а всем проживающим там, как работающим, так и членам их семей, разрешалось выезжать с территории раз в месяц — в последнее воскресенье. Вся входящая и исходящая почтовая корреспонденция подлежала цензуре, а опускать письма за пределами Лос-Аламоса категорически запрещалось. Все жители города были обязаны сообщать администрации обо всех своих знакомых и всех контактах во время отпуска, а также о тех, кто вел с ними разговоры о МАП или пытался узнать их адрес. Более того, для всей остальной Америки Лос-Аламос вообще не существовал в природе. Так, его жители могли сколько угодно нарушать правила дорожного движения, поскольку извещения о штрафах немедленно уничтожались службой безопасности, а в их водительских правах вместо фамилии ставился только номер и имя владельца машины.

Главной целью принятых мер безопасности являлось сохранение в тайне конечной цели МАП. Из всего личного состава, занятого в проекте, лишь около 10 человек были в курсе поставленных задач и всего объема выполняемых работ. Даже госдепартамент до начала Ялтинской конференции не знал о МАП. А Г.Трумэна, хотя он занимал должность вице-президента США, не информировали о том, сколько средств тратится на МАП. Всю переписку между объектами МАП свели к минимуму и закодировали. Например, текст сообщения генералу Гровсу о пуске 2 декабря 1942 г. ядерного реактора в Чикаго выглядел следующим образом:

"Итальянский мореплаватель высадился в Новом Свете. Туземцы настроены дружелюбно" (Итальянский мореплаватель здесь — это создатель реактора Э.Ферми, а туземцы — специальная комиссия, созданная для проверки работы реактора. — авт.).

По признанию генерала Гровса, стратегия в области обеспечения безопасности сводилась к трем основным задачам: "предотвратить попадание в руки к немцам сведений о секретной программе; сделать все возможное для того, чтобы применение бомбы было полностью неожиданным для противника, и, насколько это возможно, сохранить в тайне от русских открытия и детали наших проектов и заводов"{5}.

А в 1943 г. в Квебеке (Канада) Англия и США заключают соглашение, по которому Рузвельт и Черчилль обязались не передавать третьей стороне информацию о МАП. В связи с этим интересно следующее высказывание Гровса:

"Спустя две недели после того, как я возглавил МАП, у меня не было никаких сомнений в том, что Россия наш враг, и что МАП осуществлялся на этой основе. Я вовсе не придерживался распространенного в стране мнения о России, как о доблестном союзнике"{6}.

Но все же, несмотря на столь беспрецедентные меры безопасности, принятые для сохранения в тайне МАП, советская разведка не только узнала о его целях и задачах, но и получила исчерпывающие материалы по атомной бомбе.

Первые оперативные материалы о начале работ над созданием атомной бомбы на Западе ГРУ получило осенью 1941 г. из Лондона. Именно тогда свои услуги советской разведке предложил ученый-физик Клаус Фукс.

Клаус Фукс родился 29 декабря 1911 г. в Германии в деревне Рюссельхайм под городом Дартштадт. Его отец был лютеранским священником, сторонником идеи так называемого христианского социализма, вступившим в 1912 г. в Социалистическую партию Германии. После окончания гимназии "Оденвальдшуле" в Айзенахе Фукс в 1928 г. поступил в Лейпцигский университет, где начал заниматься математикой и теоретической физикой. В мае 1931 г. семья Фуксов переехала в Киль, и Клаус продолжил свое образование в Кильском университете. Там он вступил в Социалистическую партию, а в 1932 г. — в компартию Германии.

В 1933 г., после прихода к власти Гитлера, Фукс был вынужден перейти на нелегальное положение, а в июле 1933 г. эмигрировать во Францию, где он принял активное участие в работе антифашистского комитета Анри Барбюса. 24 сентября 1933 г. Фукс по приглашению английского промышленника Р.Ганна, с которым был знаком его отец, выехал в Англию. Там его приняли на работу в лабораторию известного физика Н.Мотта в Бристольском университете, и он начал заниматься вопросами теоретической физики. В декабре 1936 г. Фукс защитил докторскую диссертацию на тему "Связующие силы металлической меди и эластические константы моновалентных металлов", а в феврале 1937 г. перебрался в Эдинбург, где стал работать под руководством Н.Бора. Все эти годы он продолжал оставаться нелегальным членом КПГ и не скрывал своих прокоммунистических взглядов.

После начала второй мировой войны Фукс, как "враждебный" иностранец предстал перед комиссией по проверке лояльности, но благодаря заступничеству Н.Бора получил так называемую льготную категорию "С", и ему следовало лишь периодически отмечаться в местном полицейском участке. Однако после оккупации Германией Дании, Бельгии, Голландии и Франции Фукс в мае 1940 г. был интернирован в лагерь для иностранцев на острове Мэн. В июле 1940 г.интернированных немцев и итальянских военнопленных из лагеря на острове Мэн отправили в Канаду, где разместили в пригороде Квебека Шербруке. Там Фукс находился до декабря 1940 г., пока благодаря усилиям Н.Бора и Р.Ганна его не освободили. Он вернулся в Англию и продолжил работу в Эдинбургском университете.

В начале 1941 г. Фукс принял английское гражданство, а в мае получил приглашение от Р.Пайерлса участвовать "в одном военном проекте". Фукс ответил согласием и с июня 1941 г. начал работать в Бирмингемской лаборатории в рамках проекта "Тьюб эллойз" по созданию английской атомной бомбы.

После нападения фашистской Германии на Советский Союз Фукс принимает решение помочь стране социализма. Осенью 1941 г., во время одной из поездок в Лондон он связался со своим знакомым, эмигрантом из Германии доктором Юргеном Кучински, работавшим в Бюро по стратегии бомбовых ударов США. По мнению Фукса, он мог помочь ему выйти на сотрудников советской разведки. Ю.Кучински, один из руководителей компартии Германии, был хорошо знаком с послом СССР в Лондоне И.М.Майским, ему он и сообщил о предложении Фукса. В свою очередь Майский, недолюбливавший резидента НКВД в Лондоне И.А.Чичаева, рассказал о Фуксе резиденту ГРУ и военному атташе И.А.Склярову, который поручил встретиться с Фуксом своему секретарю С.Кремеру.

О Семене Давыдовиче Кремере, человеке яркой судьбы, следует сказать несколько слов отдельно. Он родился 10 февраля 1900 г. в Гомеле. В 1917 г. вступил в гомельский отряд Красной гвардии, в ноябре 1918 г. — в Красную Армию, а в 1919 г. — в ВКП(б). В гражданскую войну Кремер воевал на Западном фронте, а после ее окончания занимался военно-политической работой. В 1934 г. Кремер окончил Военную академию им. Фрунзе, а в 1936 г. был направлен на работу в ГРУ. В 1937 г. по личному указанию начальника ГРУ С.Урицкого его командируют в Англию секретарем военного атташе.

Когда Кучински в следующий раз посетил советское посольство, Майский познакомил его с Кремером. И хотя Кремеру никто не поручал заниматься проблемами ядерной физики, он сразу же заинтересовался Фуксом и договорился с Кучински о способах связи с немецким физиком. Кучински во время очередного приезда Фукса в Лондон передал ему, что он может встретиться с советским представителем в один из ближайших вечеров на одной из улочек западного Лондона. Чтобы Фукс был твердо уверен, что встретился с нужным человеком, тот скажет ему пароль: "Привет от Кучинского".

Здесь надо сделать небольшое отступление. Почему-то считается, что в 1941 г. Фукс сам пришел в советское посольство и обратился к послу Майскому. Но это не соответствует действительности. Кремер, лично установивший в это время контакт с Фуксом, утверждал:

"Я хорошо помню, что в советское посольство Фукс никогда не приходил. О встрече мы договорились через доктора Кучински. Она состоялась на одной из улиц западного Лондона ночью. К этой встрече я готовился очень тщательно, постоянно проверялся ..."{7}.

Во время встречи Фукс рассказал Кремеру о начале работ по созданию атомной бомбы в Англии и США. А на вопрос Кремера: "Почему он решил передать эти сведения Советскому Союзу?" — ответил, что СССР необходимо иметь свою бомбу для обеспечения собственной безопасности. В сделанном им 27 января 1950 г. заявлении сотрудникам английской контрразведки он так объяснил мотивы своего поступка:

"В это время у меня не было ни малейших сомнений в правильности советской внешней политики, и я был уверен в том, что западные союзники сознательно способствуют тому, чтобы Советский Союз и Германия полностью истощили себя в смертельной схватке. Я не испытывал ни малейших колебаний, передавая советским представителям всю известную мне информацию, хотя я старался, по крайней мере, в начале, сообщать им только результаты моих собственных исследований"{8}.

Во время следующей встречи с Кремером, состоявшейся также на одной из улиц Лондона, Фукс передал ему большой блокнот с материалами об английском проекте "Тьюб эллойз". В основном это были собственные исследования, копии обзоров и докладов Фукса. Все полученные материалы Кремер отнес в резидентуру, откуда их дипломатической почтой направили в Москву. В ответ из Центра пришла телеграмма, приказывающая связи с Фуксом не прерывать.

Но весной 1942 г. контакт Фукса с лондонской резидентурой ГРУ по независящим от него причинам прекратился. Дело в том, что отношения между сотрудниками резидентур НКВД и ГРУ в Англии складывались сложно. Их разногласия и трения коснулись и Кремера, которому один из сотрудников резидентуры НКВД начал открыто угрожать. Не дожидаясь времени, когда угрозы станут реальностью, Кремер, воспользовавшись приездом в 1942 г. в Лондон начальника ГРУ Ф.Голикова, сумел добиться откомандирования в Москву{9}.

Потеряв связь с Кремером, Фукс снова обратился к Ю.Кучински. На этот раз Ю.Кучински связал его со своей сестрой — Урсулой Кучински (Гамбургер, Бёртон), давней сотрудницей ГРУ, работавшей под псевдонимом Соня. В начале 1941 г. она прибыла в Англию из Швейцарии с заданием организовать работу нелегальной резидентуры. Их первая встреча состоялась летом 1942 г. Оператором Фукса У.Кучински была до ноября 1943 г., и за это время она передала в Центр через своего связника, шофера военного атташе Н.Аптекаря (псевдоним Сергей), много важных сведений. Об объеме и характере информации от Фукса можно судить по следующей выдержке из секретного меморандума директора ФБР Э.Гувера специальному помощнику президента США контр-адмиралу С.Сауэрсу от 2 марта 1950 г.:

"В соответствии со своим намерением передавать Советскому Союзу только результаты своих собственных работ, Фукс передавал советскому агенту копии всех докладов, подготовленных им в Бирмингемском университете ...

Помимо копий документов, автором которых он был сам, Фукс действительно сообщил советскому агенту в общих чертах о научно-исследовательских работах в рамках программы "Тьюб эллойз" в Великобритании и о создании небольшой экспериментальной станции по изучению процессов диффузии урана на базе одного из заводов министерства снабжения в Северном Уэльсе (объект "Долина"). Он сказал, что никакой проектно-конструкторской информации по этой экспериментальной станции и используемому на ней инженерному оборудованию он советским агентам не передавал. Кроме того, он сообщил русским, что аналогичные исследования проводятся также в Соединенных Штатах и что между двумя странами существует сотрудничество в этой области"{10}.

Фукс успешно работал в Бирмингеме до ноября 1943 г. Но дальнейшую его судьбу определило соглашение, подписанное Черчиллем и Рузвельтом 19 августа 1943 г. в Квебеке, по которому Англия и США объединяли свои усилия в создании атомной бомбы. В результате Фукс получил приглашение от руководителя лаборатории в Лос-Аламосе Оппенгеймера продолжить свою работу в США. Фукс ответил согласием и уже 22 ноября 1943 г. получил въездную визу в США.

В этот же день Фукс встретился с У.Кучински и сообщил ей о предстоящей поездке в Америку. Во время следующей встречи Кучински передала ему инструкцию для установления контакта с американским связником по имени Раймонд. Встреча с ним должна была произойти в первую субботу февраля 1944 г. в Нью-Йорке. Обговорив условия связи, Фукс 28 ноября на американском корабле "Андрес" вместе с тридцатью другими английскими учеными отплыл из Ливерпуля в Норфолк, штат Вирджиния.

Фукс прибыл в США и начал в декабре 1943 г. работать в Колумбийском университете, где занимался разработкой математического аппарата газодиффузионного процесса и решением конкретных технологических проблем строящегося комплекса в Оук Ридже. Его связником и оператором стал агент НКВД Г.Голд (Раймонд). Таким образом Фукса передали из ГРУ в НКВД, где он проходил под псевдонимом Чарльз. Связано это было с тем, что по настоянию Л.Берия координацию деятельности советской разведки по сбору информации, относящейся к атомной проблематике, в 1942 г. возложили на НКВД.

Принятие советским руководством подобного решения вовсе не означало того, что военная разведка больше не занималась сбором информации о создании ядерного оружия. Наоборот, работу в этом направлении активизировали как в Англии, так в США и Канаде. Очень плодотворно "урановой проблемой" занимался, например, нелегал ГРУ Я.Черняк, работавший до 1943 г. в Европе, а потом перебравшийся в Канаду{11}. У него на связи находилось большое количество агентов, в том числе и ученый с мировым именем (ныне покойный). Информация, направляемая им в Москву, имела огромное значение. Находясь в Канаде, Черняк передал однажды в Центр следующие материалы:

- доклад о ходе работ по созданию атомной бомбы с указанием научно-исследовательских объектов США, исходных материалов для бомбы с описанием установок для отделения изотопа урана, процесса получения плутония, принципа создания и действия "изделия";

- образцы урана-235 и урана-233;

- доклад об устройстве и действии уранового котла с чертежами.

Не менее активно решала данную задачу и легальная резидентура ГРУ в США. Например, главный резидент ГРУ в США П.П.Мелкишев (Мольер), работавший там с 1941 по декабрь 1945 г. под фамилией Михайлов и официально занимавший должность вице-консула в Нью-Йорке, поддерживал контакты с А.Эйнштейном через М.И.Коненкову{12}.

История пребывания в США известного русского скульптора Сергея Тимофеевича Коненкова и его жены Маргариты Ивановны таит в себе немало загадок. Они прибыли в Нью-Йорк весной 1924 г. для организации выставки русского искусства и остались в Америке на долгие 20 лет. С Эйнштейном М.Коненкова познакомилась в 1935 г., когда он согласился позировать ее мужу. Тогда между ними завязался роман, ставший особенно бурным после смерти жены Эйнштейна Эльзы. Это обстоятельство не привлекло бы к себе особенного внимания, если бы не было известно, что М.Коненкову очень плотно опекали разведчики как ГРУ, так и НКВД, из чего можно сделать вывод, что супруги Коненковы эмигрировали в США не только по собственному желанию.

Мы не будем останавливаться на всех аспектах деятельности М.Коненковой в США как агента советской разведки, расскажем лишь о ее помощи резиденту ГРУ П.Мелкишеву в установлении контактов с Эйнштейном. В 1942 г. М.Коненкова становится секретарем Комитета помощи России получает возможность официально общаться с Эйнштейном и Оппенгеймером. И в августе 1945 г. она сумела уговорить Эйнштейна встретиться с советским консулом Михайловым. Эти встречи вскоре стали регулярными и происходили как в коттедже Эйнштейна на Саранак-Лейк, так и в нью-йоркской квартире Михайлова. В своих письмах к М.Коненковой Эйнштейн называл Михайлова не по фамилии, а "наш консул", упоминая при этом о его "советах" и "рекомендациях". В одном из них он сообщает, что "в соответствии с программой" сам нанес визит "консулу", а еще позднее пишет совершенно откровенно:

"Оттуда (из Нью-Йорка) смог вернуться только вчера вечером. Так тяжело задание, которое несет большие перемены для тебя... Хотя по прошествии времени ты, возможно, будешь с горечью воспринимать свою порочную связь со страной, где родилась ..."{13}.

Что конкретно передал Эйнштейн Мелкишеву неизвестно. Но именно он как и.о. генконсула помог Коненковым в сентябре 1945 г. без препятствий получить советские визы и в ноябре 1945 г. вернуться в СССР. Правда, и сам он в декабре 1945 г. после того, как его объявили персоной "нон грата", был вынужден покинуть Америку

Кроме легальной резидентуры ГРУ в США добыванием информации о создании атомной бомбы занимались и нелегалы военной разведки, действующие в Америке. Один из них — А.Адамс (Ахилл), чей вклад в области атомного шпионажа до сих пор не оценен по достоинству.

Артур Александрович Адамс родился 25 октября 1885 г. в шведском городе Эскильстуне. После смерти мужа мать Адамса, русская еврейка, вернулась в Россию, но в 1895 г. тоже умерла. Оставшийся сиротой Адамс до 1898 г. воспитывался у родственников матери, живших в Чудово под Петербургом. В 1899 г. он поступил в школу морских механиков, где познакомился с марксистским учением и вступил в социал-демократический кружок.

С этого времени судьба Адамса неразрывно связана с революционным движением. За участие в агитационной работе и забастовках он несколько раз арестовывался, однажды был жестоко избит в "охранке" (после этого у него всю жизнь болел позвоночник), приговаривался к ссылке и тюремному заключению. В 1907 г. он нелегально выехал в Финляндию, а оттуда — в эмиграцию. Долгое время он жил в Египте, Италии, Аргентине, США, Канаде, участвуя в левом студенческом социалистическом движении, и при этом Адамс постоянно учится. В 1920 г. он вступил в компартию США, и с того же времени ему начислялся партстаж в ВКП(б).

В 1919 г. Адамс начинает работать в качестве заведующего техническим отделом в неофициальном представительстве РСФСР в США, более известном как миссия Мартенса, а в 1921 г. выезжает в Советскую Россию. В РСФСР он работал на заводе "АМО" (будущий "ЗИЛ"), ЦУГАЗе, Ленинградском сталелитейном заводе. В 1925 г. его направляют в Авиатрест и вводят в состав его правления. В 1927 г. Адамс был отправлен в США для освоения опыта производства большегрузных автомобилей. Судя по всему, уже в это время он начал выполнять задания советской военной разведки. В 1932 г. он вновь уезжает в Америку — на этот раз для решения вопроса о закупке СССР американских истребителей.

В 1938 г. Адамс отправляется в длительную зарубежную командировку в Америку. В США он въехал как гражданин Канады, радиоинженер по специальности. Помог ему в этом прокоммунистически настроенный владелец нью-йоркской фирмы по производству радиооборудования Самуэль Новак, с которым он познакомился еще в 1932 г. и который снабдил его рекомендациями к американским иммиграционным властям. В Нью-Йорке Адамс зарегистрировался в отеле П.Купера как торговец химреактивами, что позволяло ему свободно разъезжать по всей стране. Кроме того, он, используя старые связи, устроился "частично занятым инженером" еще на целый ряд фирм и таким образом всегда мог доказать любому проверяющему, что не только имеет средства к существованию, но и востребован в США как специалист.

О работе Адамса в США можно рассказывать бесконечно. Но в данном случае разговор пойдет о том, как он получил доступ к атомным секретам. Заданий по получению информации об атомных исследованиях в США Адамс от Центра не получал, хотя и обратил внимание в 1940 г. на то, что в американских научных журналах исчезли публикации о работах по исследованию урана. Первую возможность выйти на ученых, занятых в "Манхэттенском проекте" он получил после очередной встречи со своим агентом Кларенсом Хискеем (Эскулап), химиком, работавшим в Чикагском университете в рамках "Манхэттенского проекта". 21 января 1944 г. Хискей сообщил Адамсу, что один из его друзей, ученый, имеет доступ к секретным документам, относящимся к производству атомной бомбы.

Эту ценную информацию Адамс немедленно передал в Центр и попросил разрешение на вербовку ученого, придерживающегося левых взглядов. Однако ответ из Москвы задерживался, и Адамс решил действовать самостоятельно. Его первая встреча с ученым (имя которого до сих пор точно не известно) произошла в конце января 1944 г. В публикации В.Лота ученый фигурирует под именем Мартина Кемпа, так же мы будем называть его и здесь{14}. Но вполне возможно, что это был Джон Х.Чепин, работавший в это время в Чикагском университете и занимавшийся проблемами атомной бомбы.

Следующая встреча Адамса с Кемпом состоялась 23 февраля 1944 г. На ней Кемп передал Адамсу около тысячи листов различных документов и образцы чистого урана и бериллия. Во время очередного сеанса радиосвязи с Москвой Адамс сообщил в Центр о содержании полученных материалов. Это были доклады о разработке нового оружия, инструкции по отдельным вопросам, отчеты различных отделов лаборатории, схемы опытных агрегатов, спецификации используемых материалов, описание методов получения металлов высокой чистоты, а также доклады по вопросам использования молекулярной физики, химии и металлургии применительно к требованиям атомного проекта. Все документы и материалы были отправлены в Москву с первым же курьером.

Кроме того, Адамс позволил себе направить два доклада на имя начальника ГРУ И.Ильичева. Они настолько интересны, что мы приводим некоторые выдержки из них:

"... Не знаю, в какой степени вы осведомлены о том, что здесь в США усиленно работают над проблемой использования энергии урания (не уверен, так ли по-русски называется этот элемент) для военных целей ... Могу доложить, что эта работа здесь находится в стадии технологического производства нового элемента — плутониума, который должен сыграть огромную роль в настоящей войне. Только физики уровня нашего академика Иоффе могут разобраться в направляемых Вам материалах. Для характеристики того, какое внимание уделяется этой проблеме в США, могу указать следующее:

- секретный фонд в один млрд долл., находящийся в личном распоряжении Президента США, уже почти израсходован на исследовательскую работу и работу по созданию технологии производства названных раньше элементов. Шесть ученых с мировым именем — Ферми, Аллисон, Комтон, Урей, Оппенгеймер и другие (большинство имеет Нобелевские премии) стоят во главе этого атомного проекта;

- тысячи инженеров и техников заняты в этой работе. Сотни высококвалифицированных врачей изучают влияние радиоактивного излучения на человеческий организм. В Чикагском и Колумбийском университетах, где ведутся эти исследования, построены и действуют особые лаборатории. Специальная комиссия, состоящая из наивысших военных чинов и ученых, руководит этой работой ...;

- мой источник сообщил, что уже проектируется снаряд, который будет сброшен на землю. Своим излучением и ударной волной этот взрыв уничтожит все живое в районе сотен миль. Он не желал бы, чтобы такой снаряд был сброшен на землю нашей страны. Это проектируется полное уничтожение Японии, но нет гарантий, что наши союзники не попытаются оказать влияние и на нас, когда в их распоряжении будет такое оружие. Никакие противосредства не известны всем исследователям, занятой в этой работе. Нам нужно также иметь такое оружие, и мы теперь имеем возможность получить достаточно данных, чтобы вести самим работы в этом направлении.

Прошу выразить Вашу реакцию на это предложение "проволкой" (по радиосвязи);

- посылаю образцы ураниума и бериллиума ..."{15}.

Интересна и резолюция, наложенная И.Ильичевым на доклад Адамса:

"Материал срочно обработать и направить тов. Первухину. Сообщить Ахиллу оценку по получению ее от тов. Первухина"{16}.

Во время следующей встречи Кемп передал Адамсу для перефотографирования еще 2500 страниц секретных материалов, а в период с мая по август 1944 г. он предоставил еще около 1500 страниц документов. О важности получаемой Адамсом информации говорит тот факт, что ему приказом начальника ГРУ было предоставлено право вербовать агентов, имеющих доступ к атомным секретам, без санкции Центра. Такое право предоставлялось в исключительных случаях и только тем разведчикам, которые пользовались полным доверием Москвы. При этом не надо забывать, что Адамсу к этому времени исполнилось 60 лет.

Впрочем, удача не всегда сопутствовала Адамсу. Весной 1944 г. К.Хискей как приверженец коммунизма и Советского Союза попал в поле зрения ФБР и военной контрразведки ("Джи-2"). Когда же выяснилось, что он имеет доступ к работам в рамках "Манхэттенского проекта", за ним установили наружное наблюдение, в ходе которого обнаружились контакты Хискея с Адамсом. В результате Хискея без лишнего шума отстранили от работы в Чикагском университете — в апреле 1944 г. его призвали в армию и отправили в качестве интенданта сначала на Аляску, а потом на Гавайские острова. Было установлено наблюдение и за Адамсом. Но оно ничего не дало, за исключением его единичного контакта в ноябре 1944 г. с советским вице-консулом Михайловым (Мелкишевым). Адамс, по целому ряду признаков понявший, что попал под наблюдение, прекратил активную деятельность.

Но в покое его не оставили. Вскоре его посетил один из бывших студентов Хискея якобы для консультации и во время беседы намекнул, что владеет некоторыми секретами разработки атомного оружия. Адамс, сразу же понявший, что перед ним провокатор, дал понять "студенту", что эти вопросы его не интересуют, что он серьезно болен и на днях уезжает домой в Канаду.

Тем временем на стол президента США Ф.Рузвельта легло досье, обвиняющее Адамса в шпионаже в пользу СССР. ФБР потребовало ордер на арест Адамса. Однако разрешение на возбуждение уголовного дела агенты ФБР не получили, так как никто не хотел обострять отношений с Советским Союзом. Пока длилась эта бюрократическая переписка, Адамс в конце 1946 г. исчез из США. Достоверные сведения о том, как ему удалось уйти из под наблюдения и пробраться на корабль, идущий в СССР, остаются тайной до сих пор{17}.

Так же активно, как легальные и нелегальные резидентуры ГРУ в США, действовала легальная резидентура ГРУ в Канаде. Канада участвовала во второй мировой войне на стороне союзников и согласно "Программе канадской помощи СССР" поставляла Советскому Союзу оружие, промышленное оборудование и продовольствие. Официальным советским инспектором на канадских предприятиях, выпускающих продукцию для СССР, был майор В.Соколов (Дэви), который одновременно выполнял обязанности резидента ГРУ.

В 1943 г. в Москве принято решение усилить канадскую резидентуру, и в июне 1943 г. в Оттаву в качестве советского военного атташе прибыл полковник Н.Заботин (Грант) и его помощники майор Романов и шифровальщик лейтенант И.Гузенко. Чуть позднее к ним присоединились подполковник П.Мотинов, майор В.Рогов, капитан Ю. Горшков, лейтенант П.Ангелов и другие. Официальным резидентом становится полковник Н.Заботин, его первым заместителем, отвечающим за оперативную работу, назначают подполковника Мотинова (Ламонт), окончившего, как и Заботин, спецфакультет Академии им. М.В.Фрунзе и работавшего по линии ГРУ в Китае.

К этому времени Москва уже знает, что Канада принимает участие в работах по созданию атомной бомбы. Поэтому перед резидентурой ГРУ в Оттаве ставится задача проникнуть в канадский Национальный исследовательский совет и исследовательский отдел Министерства обороны. В связи с этим в резидентуре создается оперативная группа "Бэк", занимавшаяся вопросами атомной бомбы. Вскоре к сотрудничеству с резидентурой привлекается ряд канадских ученых — Дэнфорт Смит (Бадо), Нэд Мазерал (Багли) и Израэль Гальперин (Бэкон). С марта 1945 г. от них начала поступать важная информация. Вот только некоторые сообщения, отправленные в это время из Оттавы в Москву:

"Бадо сообщает, что наиболее секретные работы ведутся по ядерной физике. Бадо полагает, что с этим связана покупка правительством завода по производству радия, он же передает доклад о работе Национального исследовательского совета".

Это сообщение вызвало живейший интерес Центра, и перед резидентурой была поставлена очередная задача:

"Уточните у Бадо, сможет ли он получить уран-235, и предупредите его об опасности. Попросите его представить детальное письменное сообщение о заводе по производству радия".

Через некоторое время в Москву ушла следующая телеграмма:

"В стадии строительства находится завод по производству урана. Инженерный персонал будет набираться из Макгильского университета. В результате экспериментов с ураном установлено, что он может стать начинкой для бомб. Американцы развертывают широкие исследовательские работы, вложив в это 660 миллионов долларов"{18}.

Справедливости ради необходимо отметить, что не все завербованные агенты работали активно. Например, Гальперин ("Бэкон") часто старался уклониться от получения и выполнения заданий, о чем свидетельствует следующая телеграмма резидентуры в Центр:

"... С ним стало трудно работать, особенно после того, как я попросил его достать уран-235. Он заявил, что это невозможно...Бэкон объяснил мне теорию атомной энергии, которая, возможно, известна вам. Он отказался представить в письменном виде информацию и дать фотографию. К моим запросам относится с большой неприязнью ..."{19}.

Однако самым большим успехом канадской резидентуры ГРУ стала вербовка английского ученого Аллана Нанна Мея, получившего в дальнейшем оперативный псевдоним Алек. В свое время А.Мей учился в Кембридже вместе с Д.Маклином. Он был серьезным и весьма замкнутым физиком-экспериментатором и при этом сочувствовал коммунистическому движению и Советскому Союзу. В апреле 1942 г. его пригласили участвовать в английской атомной программе "Тьюб эллойз", а вскоре после этого он вступил в контакт с представителем ГРУ в Англии. Правда, в отличие от К.Филби, Д.Маклина и других кембриджских агентов, он не испытывал ни малейшего удовольствия от сотрудничества с советской разведкой. Позднее он вспоминал об этом так:

"Вся эта история причиняла мне огромную боль, и я занимался этим лишь потому, что считал это своим долгом ... Это все равно, что быть привратником в туалете — воняет, но кто-то должен это делать"{20}.

В январе 1943 г. Мей прибыл в Канаду и присоединился к монреальской исследовательской группе Кокрофта. По неизвестным причинам он долгое время оставался без связи с представителями ГРУ, и только в конце 1944 г. Заботин получил приказ установить с ним контакт через Сэма Карра (Шмуль Коган). Карр, национальный секретарь компартии Канады, в 1924 г. был завербовал НКВД, а в 1943 г. его передали на связь канадской резидентуре ГРУ, где он проходил под псевдонимами Сэм и Фрэнк. Заботин, не желая, чтобы НКВД был в курсе оперативной деятельности его резидентуры, послал в Москву телеграмму, в которой просил разрешение установить связь с Меем при помощи своего сотрудника, и в конце концов добился того, что получил приказ действовать самостоятельно.

В начале 1945 г. сотрудник оттавской резидентуры П.Ангелов получил задание встретиться с Меем. Приехав в Монреаль, Ангелов установил адрес Мея и направился прямо к нему домой. Мей, явно не ожидавший, что и в Канаде ему придется сотрудничать с советской разведкой, сделал попытку уклониться от контакта, сославшись на то, что старая связь с Москвой оборвалась и что он находится под наблюдением контрразведки.

Но Ангелов был настойчив. "Довольно грубо, — вспоминал потом Ангелов, — я ему сказал, что не верю этому. Во-первых, пришло для него задание из Москвы, а во-вторых, если доктор Мей откажется, то у него самого возникнет повод для серьезного беспокойства". В результате Мей согласился на продолжение сотрудничества и получил указание подготовить доклад о проводимых в Канаде и США исследованиях по атомной бомбе{21}.

Здесь, как кажется, имеет смысл привести и воспоминания самого Мея относительно его контактов с сотрудниками ГРУ в Канаде:

"Когда я находился в Канаде, со мной вступил в контакт человек, личность которого я раскрывать воздержусь. Очевидно, он знал, что я работаю в Монреальской лаборатории, и хотел получить от меня информацию по атомной энергии.

Я тщательно проанализировал вопрос о правомерности того, что развитие атомной энергетики должно быть прерогативой лишь США. Я принял очень болезненное для себя решение о том, что следует предать общей гласности информацию по атомной энергии, и был серьезно уверен в том. По этой причине я решил принять предложение этого человека. После предварительной встречи я еще несколько раз виделся с ним в Канаде. Он потребовал от меня представить образцы урана и общую информацию.

На одной из встреч я передал ему микроскопические образцы урана-233 и урана-235. Уран-235 был немного обогащен, находился в небольшой стеклянной трубочке и представлял собой миллиграмм окиси. Уран-233 составлял десятую часть миллиграмма и был нанесен тончайшим слоем на платиновую фольгу.

Я также передал этому человеку письменный доклад о ядерных исследованиях — все, что было мне известно ...

Он передал мне сверток, где было некоторое количество долларов (я не помню — сколько), которые я принял вопреки моему желанию ...

Все мои действия были очень болезненны для меня, я стал на этот путь, руководствуясь соображениями внести добрый вклад в спасение и безопасность рода человеческого. Разумеется, во всем этом не было моей личной выгоды"{22}.

Доклад Мея был предельно четким и исчерпывающим. В нем описвалась конструкция бомбы, ее детали и отдельные узлы, а также технологические процессы их изготовления. Кроме того, он представил подробную схему организации атомного проекта в США и Канаде: структура проекта, фамилии ученых и военных и т.д., были перечислены сверхсекретные объекты и заводы в Оук Ридже, Чикаго, Лос-Аламосе, Хэнфорде, Чок Ривере, дано их четкое описание, назначение, состав выпускаемой продукции. Отдельно прилагался список ученых, через которых можно было установить контакт с участниками атомного проекта.

Получив доклад Мея, Заботин 9 июля 1945 г. послал в Центр телеграмму:

"Директору №241

Факты, переданные Алеком:

1. Испытания атомной бомбы были проведены в Нью-Мехико. Бомба, сброшенная на Японию, сделана из урана-235. Известно, что выход урана-235 на заводе магнитного разделения в Клинтоне составляет 400 граммов в день ... Планируются к публикации научно-исследовательские работы в этой области, но без технических подробностей. Американцы уже выпустили книгу об этом.

2. Алек передал нам пластину с 162 микрограммами урана в форме окиси на тонкой пленке ..."{23}.

Доклад Мея и образцы урана было решено отправить в Москву не с дипломатической почтой, посчитав ее ненадежной, а с Мотиновым, который должен был возвращался в СССР для получения нового назначения в США. Прилетевшего в Москву Мотинова на аэродроме лично встречал начальник ГРУ Ф.Ф.Кузнецов. Вот как вспоминает об этом сам Мотинов:

"На аэродроме меня встречал сам Директор (Ф.Кузнецов). С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу и вручил ее Директору. Он немедленно отправился к черной машине, которая стояла тут же, на аэродроме, и передал ампулу в машину.

- А кто там был? — спросил я потом Директора.

- Это Берия, — прошептал Директор.

А от ампулы с ураном у меня до сегодняшнего дня мучительная рана, и приходится менять кровь по нескольку раз в год"{24}.

Тем временем Заботин, узнав от Мея о строящемся в Чок Ривер урановом заводе, решил лично побывать в районе строительства. Воспользовавшись знакомством с одним канадцем, живущим поблизости, он съездил к нему "в гости" на моторной лодке. Во время прогулки по реке Заботин внимательно осмотрел завод и послал в обстоятельный доклад в Москву. В ответ из Москвы поступило указание:

"Гранту №11438

Телеграфируйте: как связан Ваш знакомый с заводом, где он сейчас работает и каковы ваши отношения? Если возможно, дайте более подробное описание внешнего вида завода. Директор. 14.08.45 г."{25}.

Выполнить задание Центра Заботин поручил Мею, которому удалось побывать не только на заводе в Чок Ривер, но и на Чикагском заводе, работавшем в рамках "Манхэттенского проекта". Собранная им информация была немедленно отправлена в Москву.

Однако вскоре Мей должен был покинуть Канаду и вернуться в Англию. В связи с этим Центр прислал Заботину следующие инструкции для встречи Мея со связником в Лондоне:

"1. Место — перед зданием Британского музея на улице Грейт Рассел, со стороны Тоттенхем Роуд.

2. Время — как указано вами, однако в 23 часа довольно темно, поэтому лучше в 20 часов, если это устроит Алека.

3. Опознавательные знаки — слева под мышкой у Алека газета "Таймс", связник в левой руке держит журнал "Пикчер Пост".

4. Пароль — связник: "Как пройти покороче до Странда?" Алек: "Пойдемте, я иду туда же".

В начале беседы Алек говорит: "Сердечный привет от Майкла ..."{26}.

К середине 1945 г. прекрасно отлаженная и отлично функционирующая агентурная сеть ГРУ, занимающаяся вопросами атомного шпионажа, позволила осветить все основные вопросы, касающиеся теоретических разработок и промышленных технологий создания атомной бомбы. Но в сентябре 1945 г. предательство шифровальщика канадской резидентуры ГРУ И.Гузенко поставило под удар всю дальнейшую работу в этом направлении.

Игорь Сергеевич Гузенко родился в 1920 г. Когда началась Великая Отечественная война он был призван в армию и направлен в спецшколу, где прошел курс обучения на шифровальщика и получил назначение в штаб одного из фронтов. Через год его перевели в главное шифровальное бюро ГРУ, а в 1943 г. командировали вместе с семьей в Канаду шифровальщиком резидентуры ГРУ в Оттаве. Гузенко сумел понравиться своему непосредственному начальнику полковнику Заботину, и поэтому пользовался рядом необоснованных льгот. Так, вопреки всем установленным правилам, он вместе с женой и сыном проживал не на территории посольства, а в городе, на частной квартире. И это при том, что шифровальщикам даже за пачкой сигарет разрешалось покидать посольство только в сопровождении двух человек.

Данный факт вскрылся после того, как первый заместитель начальника 1-го управления ГРУ полковник М.Мильштейн в мае-июне 1944 г. совершил инспекционную поездку по легальным резидентурам в США, Мексике и Канаде{27}. В ходе проверки Мильштейн установил, что Гузенко не только проживает вне посольства, но и имеет доступ к личному сейфу заместителя резидента подполковника Мотинова. Более того, у Мильштейна сложилось впечатление, что Гузенко находится на пути к предательству и готовится к побегу. Вот что он .вспоминал по этому поводу:

"Перед отъездом я еще раз сказал Заботину о необходимости переезда Гузенко и решил снова с ним встретиться. Я внимательно слушал его, задавал разные, часто несущественные вопросы — какое-то необъяснимое и тревожное предчувствие на протяжении всего разговора мучило меня. Мне все время виделась в нем какая-то неискренность. Внутренний голос подсказывал, что с ним неладно. Он решил что-то такое, чего очень боится, что оно может быть раскрыто. И вот тогда, в июне 1944 г., я пришел к выводу, что он готовится бежать. Готовится, но еще не решил окончательно"{28}.

По возвращении в Москву Мильштейн доложил о своих подозрениях начальнику ГРУ генерал-лейтенанту И.Ильичеву и начальнику отдела кадров ГРУ полковнику С.Егорову. И хотя доклад Мильштейна не приняли всерьез, в сентябре 1944 г. в Оттаву ушла телеграмма об отзыве Гузенко в Москву, а на его место был направлен его сменщик лейтенант Кулаков. Однако Заботин сумел настоять на отмене этого решения, и только в августе 1945 г. новый начальник ГРУ генерал-лейтенант Ф.Кузнецов отправил новую телеграмму о немедленном отзыве Гузенко и его семьи в СССР.

Узнав о предстоящем возвращении в Москву, Гузенко, прихватив из сейфа секретные документы, 5 сентября 1945 г. попросил политического убежища в Канаде. Последствия этого побега оказались катастрофическими. Образованная после побега Гузенко Канадская королевская комиссия по вопросам шпионажа выявила имена 19 агентов ГРУ в Канаде, из которых 9 были осуждены. Наибольшие потери понесла агентурная группа "Бэк", ориентированная на добывание материалов по атомной бомбе. Так, 4 марта 1946 г. в Англии арестовали А.Мея. На допросах он признался в том, что передавал материалы по атомной бомбе представителям Советского Союза. Его приговорили к 10 годам каторжных работ.

Тогда же, а точнее, немного раньше — в феврале 1946 г., арестовали и И.Гальперина. Однако на суде он держался твердо, категорически отрицал свое участие в выдаче атомных секретов, а обвинение не смогло представить убедительных доказательств его вины. В результате его оправдали, но во время ареста у него изъяли записную книжку, в которой сотрудники контрразведки обнаружили фамилию К.Фукса. Данные сведения были доведены до ФБР, что послужило поводом для начала расследования деятельности советской разведки в США. Первым следствием этого стало выдворение из США в декабре 1945 г. главного резидента ГРУ Мелкишева.

Из-за предательства Гузенко были провалены и нелегальные резиденты ГРУ. Так, в конце 1945 г. срочно пришлось покинуть Канаду нелегалу ГРУ Я.Черняку{29}, а в ноябре 1945 г., едва избежав ареста, был вынужден немедленно выехать из США другой нелегал ГРУ, действовавший в Лос-Анджелесе, — З.Литвин (Мулат){30}. Но на этом провалы советской разведки, произошедшие в результате предательства Гузенко, не закончились. 2 февраля 1950 г. в Англии арестовали К.Фукса. На допросах он признался в том, что работал на советскую разведку, и его осудили на 14 лет тюремного заключения.

Для разбора обстоятельств побега Гузенко по указанию И.Сталина была создана специальная комиссия под председательством Г.Маленкова. В состав комиссии вошли Л.Берия, В.Абакумов, Ф.Кузнецов, В.Меркулов, а ее секретарем назначен помощник Берия Мамулов. По результатам работы комиссии виновным в побеге Гузенко признали Заботина. Он, его жена и сын были арестованы и находились в лагерях до смерти Сталина{31}.

Что касается Гузенко, то он долгое время находился под охраной и на попечении канадской контрразведки, а в 1948 г. выпустил книгу о своей жизни под названием "Железный занавес". Позднее он начал сильно пить, очень скоро спился и умер в 1982 г.

Как известно, атомную бомбу применили, слава богу, единственный раз — в августе 1945 г. США сбросили ее на японские города Хиросиму и Нагасаки, которые были практически полностью разрушены. Эффект от применения нового оружия превзошел все ожидания.

Разумеется, советское руководство, ученые, занимающиеся разработкой ядерного оружия, военные были крайне заинтересованы в получении достоверных сведений о последствиях взрыва атомной бомбы. Поэтому неудивительно, что уже 6 августа 1945 г. начальник Генштаба Красной Армии маршал Антонов поставил перед ГРУ задачу взять всевозможные пробы в районе взрыва. Выполнение данного приказа поручили сотрудникам токийской резидентуры ГРУ М.Иванову и Г.Сергееву, которые находились в Японии как работники генконсульства СССР. Они прибыли в Нагасаки через день после взрыва. Вот как описывает свои впечатления от увиденного М.Иванов:

"Собирали, что требовалось, среди пепла, руин, обугленных трупов. Видели ли когда-нибудь отпечатанный миллионы лет назад на геологических отложениях папоротник? А вот когда от людей, еще сутки назад пребывавших в здравии, только след на камне ... Страшно вспоминать, но мы взяли с собой наполовину обугленную голову с плечом и рукой"{32}.

Чемодан со страшным грузом был благополучно доставлен в советское посольство, но исполнители этого, мягко говоря, необдуманного приказа заплатили за его выполнение дорогой ценой. Сергеев вскоре умер от лучевой болезни, а Иванову перелили в общей сложности 8 литров крови. При этом сами врачи удивлялись, как он остался жив{33}.

Впрочем, в истории атомной бомбардировки японских городов есть одна несколько необычная история, о которой впервые поведали московские журналисты С.Козырев и И.Морозов. По их мнению, американцы сбросили на Японию не две, а три атомные бомбы. Но одна из них не взорвалась и в конце концов была доставлена в СССР. При этом они ссылаются на письмо бывшего сотрудника ГРУ П.Титаренко начальнику ГРУ П.Ивашутину, написанное в 1970-х гг. В нем Титаренко, в 1945 г. находившийся в качестве переводчика при штабе маршала Р.Малиновского, рассказывает, в частности, следующее:

"... А теперь приступаю к рассказу о том, ради чего, собственно, и пишу Вам.

Как только началось разоружение Квантунской армии, в Чаньчунь из Токио 23-24 августа 1945 г. прилетел представитель императорской ставки. Его представил генералу Ковалеву начальник разведотдела Квантунской армии полковник Асада, сказав, что он прибыл в Чаньчунь в целях наблюдения за ходом выполнения приказа императора о безоговорочной капитуляции. Это был богатырского и роста и телосложения молодой офицер в чине полковника. (Он очень мало был в Чаньчуне, и фамилии его я не помню.) Как впоследствии выяснилось, действительной целью его прибытия в Чаньчунь было не наблюдение за ходом выполнения приказа императора, а передача Советскому Союзу третьей невзорвавшейся атомной бомбы, сброшенной на город Нагасаки в августе 1945 г., и он в одной из бесед со мной предложил мне взять у него эту бомбу. Я хочу подробно рассказать Вам содержание нашей беседы во время сделанного им предложения.

Как только полковник Асада и представитель ставки покинули штаб, Ковалев дал мне указание — принимать представителя ставки вне очереди. Дело в том, что в эти дни в штаб потоком шли различные японские делегации, считавшие своим долгом представиться советскому командованию, а поэтому в штабе с 10 до 14 часов всегда было многолюдно, и именно в это время в течение нескольких дней штаб посещал представитель ставки. Он, видимо, рассчитывал на нормальную работу штаба, которая позволит ему беспрепятственно встретиться с Ковалевым и выполнить свое секретное задание, но в эти дни у Ковалева и у меня в приемной были люди, и тогда, видя, что срок передачи атомной бомбы истекает, так как на 28 августа была назначена высадка американских войск в Японию, он изменил время посещения штаба и пришел к нам 27 августа 1945 г., уже после официального приема, примерно часов в 15-16. В это время в штабе никого из посторонних не было: я сидел один в приемной. А напротив, в кабинете генерала Ямады, находился только генерал Ковалев и генерал-лейтенант Феденко из ставки маршала Василевского — он возглавлял общее руководство разведкой на Дальнем Востоке. Вдруг появился представитель ставки. Я доложил о его приходе Ковалеву, который сказал мне: "Мы сейчас пишем одно срочное донесение, принять его не можем. Попроси, чтобы он подождал минут 30". Когда я уже выходил из кабинета, Ковалев крикнул мне вслед: "Ты займи его там разговорами, чтобы он не скучал".

Поскольку в то время в памяти были свежи атомные бомбардировки городов Хиросима и Нагасаки, то у меня возникла мысль поинтересоваться, как у них в ставке оценивают это новое американское оружие и какую роль сыграли бомбардировки японских городов в деле капитуляции Японии, а потому, когда мы остались с полковником наедине, я и задал ему эти два вопроса.

Отвечая на мой первый вопрос, он сказал, что атомные бомбы — действительно мощное оружие, тут ничего не скажешь, они обладают огромной разрушительной силой, он назвал число жертв и охарактеризовал масштабы разрушений. Что же касается причин нашей капитуляции, то основную роль в ней сыграли не атомные бомбардировки, а неожиданное и быстрое поражение Квантунской армии; это, сказал японец, лишило нас тыла и сделало дальнейшее сопротивление невозможным. Американцы, сбрасывая на нас бомбы, продолжал японец, не достигли той цели, какую они ставили перед собой: во-первых, это новое оружие пока еще является дорогостоящим даже для такой страны, как Америка, и во-вторых, нам хорошо известно, что в их распоряжении находится очень незначительное количество этих бомб — вот они сбросили на нас эти три бомбы и на этом полностью исчерпали все свои запасы. Я поправил его, сказав, что американцы сбросили на Японию две, а не три бомбы: одну на Хиросиму и другую на Нагасаки. "Нет, — ответил полковник, — они сбросили на нас три бомбы: одну на Хиросиму и две на Нагасаки, но одна у них не взорвалась". Это было неожиданным для меня, и я как-то сразу спросил его: "И что же вы сделали с этой бомбой?" "А что мы можем с ней сделать при нынешнем нашем положении? Лежит она у нас, придут американцы, возьмут ее, и на этом все будет закончено". Затем, сделав небольшую паузу и внимательно посмотрев на меня, добавил: "Знаете, мы бы с большим удовольствием передали ее вам". Это было так неожиданно, что я не принял всерьез его слова и с нескрываемой усмешкой сказал: "Это интересно знать, почему Япония вдруг решила передать нам американскую атомную бомбу, да еще с большим удовольствием?". "Видите ли, в чем дело, — начал пояснять полковник, — наши острова будут оккупировать американские войска, и если Америка будет обладать монополией на атомное оружие, то мы пропали: она поставит нас на колени, закабалит, превратит в свою колонию, и мы никогда не сможем вновь подняться. А если атомная бомба будет и у них и у вас, то мы глубоко уверены, что в самом недалеком будущем мы вновь поднимемся и займем подобающее нам место среди великих держав".

Мне эти доводы показались убедительными, и я спросил его: "А как вы практически мыслите осуществить передачу нам атомной бомбы?" "Да это очень просто сделать, — ответил полковник, — пока у нас с Токио есть прямая связь, пойдемте с вами к аппарату, вы получите подтверждение о передаче вам атомной бомбы, затем сядем, ну, хотя бы с вами, в самолет, полетим в Токио, там вы получите атомную бомбу и привезете ее сюда".

Участие в этом деле Токио вызвало некоторые сомнения, и я спросил его: "И вы думаете, что Токио даст свое согласие на передачу нам атомной бомбы?" "Я по этому поводу не думаю, — ответил полковник, — я знаю, что Токио даст его: я гарантирую вам это. Связь с Токио я устраиваю не для себя, а для вас, чтобы вы были уверены в вашем полете".

Но мне как-то все еще не верилось, что Япония передаст нам атомную бомбу, и я, стремясь получить еще какие-то подтверждения, задал ему каверзный вопрос: "А как вы будете отчитываться перед американцами, что вы им скажете, куда делась третья, невзорвавшаяся бомба?" Но полковник махнул рукой и сказал: "Это вы не беспокойтесь, перед американцами мы отчитаемся, мы найдем, что им сказать." Я почувствовал, что говорить нам больше не о чем: бомба передается, обо всех деталях передачи мы договорились, осталось действовать — идти к прямому проводу, получить подтверждение и лететь в Японию за получением атомной бомбы.

Я поблагодарил полковника за сделанное им предложение и сказал, что о нашем разговоре доложу своему командованию. "Доложите, — ответил полковник, — только имейте в виду, что для передачи вам атомной бомбы в нашем распоряжении остались уже не дни, а часы. И если только вы решите взять у нас атомную бомбу, то нам надо действовать как можно быстрее, пока еще не высадились на наших островах американцы и мы еще являемся на них полными хозяевами". Я заверил его, что с докладом своему командованию не задержусь.

Вскоре Ковалев пригласил его к себе. Сначала, поскольку полковник торопил меня с докладом, я хотел тут же, при нем, сообщить о его предложении, но в последний момент решил, что надо дать возможность нашим генералам наедине обсудить этот вопрос. И как только он ушел, я сразу рассказал, что сейчас, во время разговора с полковником мне удалось выяснить, что на Японию сброшено не две, а три атомные бомбы, но одна из них не взорвалась, и он предлагает нам взять у них эту бомбу.

Выслушав меня, генерал-лейтенант Феденко воскликнул: "Да этого не может быть, это невероятно, чтобы он предложил нам взять у них атомную бомбу! Не пошутил ли он?" Я ответил, что на шутку не похоже: он предлагает идти к прямому проводу и заверяет, что Токио подтвердит его предложение, и просит, если мы только решим взять у них атомную бомбу, действовать как можно быстрее, так как для передачи бомбы остались, по его словам, не дни, а часы, поэтому нам надо что-то срочно ему ответить: он ждет нашего ответа. После моих слов Феденко быстро встал и, направляясь к двери, повторил: "Это невероятно, это чудовищно, что Япония предлагает нам взять у нее атомную бомбу!". С этими словами он вышел из кабинета.

Дальнейшее мне неизвестно: у Феденко был свой переводчик, и он практическую сторону дела взял в свои руки. Но мне известно, что полковник сразу же после этого посещения штаба прекратил свои наблюдения за ходом выполнения приказа императора и исчез, причем так быстро, что даже не нанес Ковалеву прощального визита, который он должен был нанести ...

... Рассказал Вам это потому, что, возможно, я остался единственным живым свидетелем тех сверхсекретных переговоров, а подробности этих переговоров Вам могут в Вашей работе как-то пригодиться"{34}.

Кроме письма Титаренко Ивашутину авторы этой версии приводят две телеграммы, причем первая из них, направленная начальником штаба Квантунской армии генералом Хатой, сохранилась и в японских архивах:

"Радиограмма №1074

27 августа 1945 г.

Заместителю начальника Генштаба

от начальника штаба Квантунской армии

Неразорвавшуюся атомную бомбу, доставленную из Нагасаки в Токио, прошу срочно передать на сохранение в советское посольство. Жду ответа".

Вторая телеграмма была послана заместителю наркома иностранных дел С.Лозовскому из советского посольства в Токио:

"Товарищу Лозовскому

Следуя достигнутой с японской стороной договоренности, направляем неразорвавшуюся атомную бомбу и материалы к ней в распоряжение советского правительства"{35}.

По прочтении этих документов может создаться впечатление, что таинственную неразорвавшуюся атомная бомбу Япония действительно передала Советскому Союзу. Однако И.Морозов, проведя дальнейшее расследование, был вынужден признать, что так называемой третьей бомбой оказался американский радиозонд. А тайная миссия члена императорской семьи Мия Такэда и майора Сигэхару Асаэда (это он разговаривал с Титаренко), заключалась в том, чтобы заставить командующего Квантунской армией генерала Ямада применить против советских войск бактериологическое оружие{36}.

Впрочем, эта история показывает, какие проблемы стояли перед военными разведчиками, когда они работали по добыванию материалов по атомной бомбе.

29 августа 1949 г. была взорвана первая советская атомная бомба. А через месяц, 25 сентября, обнародовано следующее сообщение ТАСС:

"23 сентября президент США Трумэн объявил, что, по данным правительства США, в одну из последних недель в СССР произошел атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявление было сделано английским и канадским правительствами.

Вслед за опубликованием этих заявлений в американской, английской и канадской печати, а также в печати других стран появились многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах.

В связи с этим ТАСС уполномочен сообщить следующее:

В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов — строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, которое вызывает необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят очень часто в разных районах страны, то возможно, что эти работы могли привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза.

Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что еще 6 ноября 1946 г. министр иностранных дел СССР В.М.Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что "этого секрета давно уже не существует". Это заявление означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия и он имеет в своем распоряжении это оружие. Научные круги Соединенных Штатов Америки приняли это заявление В.М.Молотова как блеф, считая, что русские могут овладеть атомным оружием не ранее 1952 г. Однако они ошиблись, так как Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 г.

Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований ...".

Конечно, далеко не все в этом сообщении ТАСС соответствовало действительности. Но после него стало ясно, что Советский Союз действительно обладает ядерным оружием, и тем самым было полностью опровергнуто утверждение аналитиков из ЦРУ, считавших, что "существует чрезвычайно слабая вероятность того, что русские создадут свою первую атомную бомбу к середине 1950 г., но наиболее вероятная дата, по нашему мнению, — середина 1953 г."

Безусловно также, что роль разведки в создании советской атомной бомбы была велика. Но до сих пор главную заслугу в получении секретной информации об атомных проектах на Западе приписывали внешней разведки органов госбезопасности. Думается, что по прочтении этой главы станет ясно, что вклад военной разведки в дело создания советской атомной бомбы ничуть не меньше, если не больше.

{2} Шпеер А. Воспоминания. Смоленск, 1997. С.316-317.

{3} Там же. С.317.

{4} Гровс Л. Теперь об этом можно рассказать. М., 1973.

{5} Там же.

{6} Там же.

{7} Пестов Ст. Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней. СПб, 1995. С.33.

{8} Кулишов В. Конец атомному секрету: Сборник: Профессия: разведчик. М., 1992. С.132.

{9} Прибыв в Москву, Кремер стал добиваться перевода в действующую армию. Но по сложившейся в то время практике зарубежные работники на фронт не допускались. Тогда Кремер в августе 1942 г. добился назначения начальником западного факультета Военного института иностранных языков, а оттуда, в июле 1943 г. — в действующую армию. Он воевал на Брянском, Центральном, 1-м Украинском, 3-м Белорусском и 1-м Прибалтийском фронтах, командуя сначала танковой бригадой, а потом занимая должность зам. командира механизированного корпуса. Был удостоен звания Героя Советского Союза, награжден двумя орденами Ленина, орденами Отечественной войны I и II степеней, орденом Красной звезды и многими медалями. В 1956 г. уволился в запас в звании генерал-майор. Умер С.Д.Кремер в 1990 г.

{10} Кулишов В. Указ. соч. С.132.

{11} Ян Черняк родился 6 апреля 1906 г. в австро-венгерской провинции Буковина. В 1927 г. после окончания средней школы он поступает в Высшее техническое училище в Праге. Политические взгляда Черняка сформировались еще в школьные годы, когда он стал членом Социалистического Союза молодежи. Выехав для продолжения образования в Берлин, он вступает в компартию Германии. В 1930 г. на него обращают внимания сотрудники советской военной разведки, с которой он начинает активно сотрудничать. Будучи призванным в армию одного из европейских государств и служа делопроизводителем в штабе, он передавал в Центр военную и военно-техническую информацию по Германии. К 1934 г. он уже возглавляет самостоятельную резидентуру.

В 1935 г. после провала одного из знакомых Черняка его отзывают в Москву. Но уже очень скоро он отправляется в очередную командировку за рубеж. За очень короткий срок ему удается создать новую нелегальную резидентуру. Входившие в нее агенты добывали ценную информацию практически по всем важнейшим европейским системам оружия и военной техники. После начала второй мировой войны резидентура Я.Черняка не только не прекратила работу, но стала источником важнейшей информации по фашистской Германии. В Центр систематически поступали подробные данные о системах противовоздушной и противолодочной обороны Германии, боевых возможностях и конструктивных особенностях немецкой боевой техники, состоянии оборонных отраслей промышленности, запасах стратегического сырья и т.д. В 1943 г. Я.Черняк перебирается из Европы в Канаду, где заново налаживает работу нелегальной резидентуры.

{12} Павел Петрович Мелкишев родился в 1902 г. в Кронштадте в крестьянской семье. В Красной Армии с 1920 г. В 1927 г. окончил Артиллерийскую школу и вступил в ВКП(б). В 1936 г. после окончания факультета авиационного вооружения был направлен на работу в военную разведку и назначен начальником отделения бронетанковой техники и авиации в отделе военной техники. Перед войной, в 1940-1941 гг., — начальник отделения военно-техническго отдела (носившего в разное время 3-й, а затем 4-й номер) Разведывательного управления Генштаба. С 1941 по декабрь 1945 г. был главным резидентом ГРУ в США под прикрытием должности вице-консула, а потом исполняющего должность генконсула в Нью-Йорке. В 1950-1960 гг. работал в Европе под именем Федора Петровича Малина. Позднее являлся одним из руководителей ГРУ Генштаба.

{13} Одноколенко О. Любовь и бомба // Сегодня. 1998. 9 июня. С.3.

{14} Лота В. Военный разведчик по воле судьбы // Независимое военное обозрение. 1998. №41. С.7.

{15} Там же. С.7.

{16} В 1944 г. Михаил Григорьевич Первухин был заместителем Председателя СНК СССР и курировал работы по организации и деятельности Лаборатории №2 во главе с И.В.Курчатовым, занимающейся проблемами создания советского ядерного оружия.

{17} В конце 1946 г. Адамс прибыл в СССР, где встретился наконец с женой — Доротеей Леонтьевоной Кин, которую не видел много лет. Ему было предоставлено советское гражданство и присвоено воинское звание инженер-полковник. Умер А.А.Адамс в 1970 г. и был похоронен на Новодевичьем кладбище.

{18} Пестов Ст. Указ. соч. С.189-190.

{19} Там же. С.190.

{20} Эндрю К., Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М. 1992. С.329-330.

{21} Пестов Ст. Указ. соч. С.191.

{22} Там же. С.191-192.

{23} Там же. С.196-197.

{24} Пестов Ст. Канадская А-бомба // Совершенно секретно. 1994. №11. С.7.

{25} Там же.

{26} Там же.

{27} Михаил Абрамович Мильштейн родился в 1900 г.. В военной разведке с середины 1930-х г. До войны работал в Западной Европе. После начала Великой Отечественной войны занимался разведкой в тылу и прифронтовой полосе немецко-фашистских войск, занимая должность зам. начальника 2-го (агентурного) отделения разведотдела Западного фронта. В 1944 г. — первый заместитель 1-го (западного) управления ГРУ. С 1945 г. — зав. кафедрой разведки Академии Генерального штаба. Доктор исторических наук, профессор. Умер в 1992 г.

{28} Мильштейн М. Побег Гузенко // Совершенно секретно. 1995. №3. С.25.

{29} Нелегально покинув Канаду на советском судне под видом члена экипажа и прибыв в СССР, Я.Черняк получил в 1946 г. советское гражданство и некоторое время работал референтом в ГРУ. Результаты работы его резидентуры были высоко отмечены: два его агента награждены орденом Ленина, четверо — Трудового Красного Знамени, восемь — Красной Звезды, еще двое — орденом "Знак почета". Однако самого Я.Черняка не наградили, так как он имел смелость не согласиться с наказанием полковника Заботина и высказал свое негативное отношение к соперничеству ГРУ и НКГБ. Более того, его уволили из ГРУ и долгие годы он работал в ТАСС переводчиком. И только 14 декабря 1994 г. был подписан Указ о присвоении Яну Петровичу Черняку звания Героя Российской Федерации. Вручение награды состоялось 9 февраля 1995 г. в госпитале, куда Я.Черняк попал ввиду резкого ухудшения здоровья. А еще через десять дней он умер.

{30} Залман Вульфович Литвин родился в 1908 г. в городе Верхнеудинске. В 1926 г. окончил китайское отделение Восточного факультета Дальневосточного университета, после чего работал в системе Наркомата внешней торговли СССР. В 1929 г. началась его деятельность в Разведупре РККА. С 1934 по 1936 г. — зам. резидента Л.Боровича (Розенталя) в Шанхае. С 1937 г. на нелегальной работе в США под именем Игнатия Самуэля Витчака, выходца из Канады польского происхождения. Окончил Южно-Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и был оставлен там в качестве преподавателя. Создал обширную агентурную сеть, которая занималась сбором информации по США и Японии. После предательства Гузенко попал под наблюдение ФБР и бежал из страны. В дальнейшем до 1953 г. работал в Европе и преподавал в Военно-дипломатической академии. В ходе компании по "борьбе с космополитизмом" был уволен из ГРУ и Советской Армии. В 1956-1993 гг. — научный сотрудник ИМЭМО АН СССР — РАН. Умер в Москве в 1993 г.

{31} Выйдя на свободу, Н.Заботин развелся, женился на простой деревенской женщине и уехал из Москвы в провинцию, где вскоре умер.

{32} Иванов М. Чемодан с пеплом // Советская Россия. 1995. 2 авг.

{33} Михаил Иванович Иванов родился в 1912 г. В 1932 г. поступил в военное училище связи. В 1937 г. воевал в Испании, где был контужен. В 1938 г. поступил в Академию им. Фрунзе, по окончании которой его направили в Разведуправление РККА. С 1941 по 1945 г. находился в Японии под прикрытием должностей секретаря консульского отдела, вице-консула, консула. Осуществлял связь с нелегальной резидентурой ГРУ "Рамзай" во главе с Р.Зорге. В 1950-х гг. — в Турции, потом на преподавательской работе в Военно-дипломатической академии.

{34} Морозов И., Козырев С. Бомба для Нагасаки в России? // Совершенно секретно. 1992. №7. С.3-4.

{35} Там же. С.4.

{36} Морозов И. Тайная миссия принца Такэды // Лит. газ. 1997. №34. 20 авг.