Пуля уравняла всех
Широко известно, что в 1937-1938 гг. по приказу высшего руководства СССР советская военная разведка (IV Управление Штаба РККА, позднее — Разведывательное Управление народного комиссариата обороны) была подвергнута жестокому разгрому органами НКВД. Этот факт стал общим для всех многочисленных работ и публикаций, посвященных "сталинскому террору". Причем авторы ограничиваются только перечнем репрессированных руководителей военной разведки и причитаниями о несчастной Красной Армии, лишившейся своих "глаз" и "ушей" в преддверии второй мировой войны, не рассматривая при этом причин, вызвавших репрессии. Между тем даже весьма поверхностный анализ процессов, происходивших внутри Разведупра с начала 30-х гг., позволяет сделать вывод о том, что не все было так однозначно, как кажется на первый взгляд.
Итак, в 1932-1935 гг. советская военная разведка понесла большие потери. И не только от органов НКВД и умелых действий контрразведок враждебных государств. Провал следовал за провалом. Причины их в меньшей степени были случайными, они скрывались внутри самого IV управления. Ни Берзину, ни Артузову так и не удалось поднять дисциплину, добиться соблюдения элементарных требований конспирации, скрупулезного выполнения указаний начальства. "Смена капитанов" добавила ко всем проблемам еще и внутренний раскол.
По сложившейся традиции Урицкий, естественно, привел с собой на новое место работы "своих" людей. Антагонизм между военными (из окружения Урицкого и "берзинцами") и вновь пришедшими чекистами возник сразу же. (Впрочем, он существовал не только в Управлении, но и в целом между РККА и НКВД по стране, поскольку НКВД в лице Особого отдела контролировало армию.) И не только потому, что в военном ведомстве не жаловали чекистов, попадавших в их среду. На взаимоотношения в руководстве Управления оказало влияние и то, что вся стратегическая разведка (первый и второй отделы) стала подчиняться Ф.Я.Карину и О.О.Штейнбрюку. Ближайшие соратники Я.К.Берзина — А.М.Никонов, О.А.Стигга, В.В.Давыдов и Х.И.Салнынь, отдавшие военной разведке многие годы, — были отодвинуты на задний план. Б.Н.Мельников, недавний помощник Берзина, вообще ушел из военной разведки и возглавил службу связи Исполкома Коминтерна (интересно, что человек, которого он сменил в Коминтерне — Александр Абрамов — перешел в IV Управление и получил в свою очередь пост помощника начальника, курировавшего, правда, не восточное, как Мельников, а испанское направление). Другой помощник — В.Х.Таиров — был переведен на дипломатическую работу в Монголию.
Подлили масла в огонь и ноябрьские (1935 г.) присвоения персональных воинских званий. "Пришельцы" — А.Х.Артузов, Ф.Я.Карин, О.О.Штейнбрюк, Л.Н.Захаров-Мейер — получили звания корпусных комиссаров, а А.М.Никонов и О.А.Стигга — только комдивов. Появление недовольства со стороны "коренных" разведупровцев в этой обстановке было неизбежным.
Новый начальник, комкор Семен Урицкий, стал на сторону сотрудников Управления, возражавших против засилья чекистов. Его нельзя назвать новичком в военной разведке, еще в начале 20-х гг., обучаясь в Военной академии, он работал в центральном аппарате, а в 1922-1924 гг. находился в нелегальной командировке в Чехословакии, Франции и Германии. Кроме того, в начале 30-х гг. он в течение года учился в Германии. Как кадровый военный, прослуживший в РККА 19 лет, Урицкий просто не мог стать на сторону сотрудников другого наркомата. Так что противостояние в руководстве Разведупра было неизбежным. Хорошо понимая это, Артузов решил написать своему непосредственному начальнику обстоятельное письмо. (Видимо эпистолярный стиль изложения мыслей он предпочитал другим. Письма Менжинскому и Урицкому, несколько писем наркому Ежову, обстоятельное и подробное письмо Сталину, написанное перед самым арестом, — далеко не полный перечень переписки этой незаурядной личности. Копии данных писем лежали в сейфе его служебного кабинета, во время ареста их изъяли и приобщили к уголовному делу, и они навсегда осели в центральном архиве ФСБ).
Надо отметить, что энергичный Урицкий и по интеллекту, и по характеру, и по манере поведения с подчиненными несколько отличался от своего флегматичного предшественника. Участник мировой и гражданской, провоевавший почти всю войну в кавалерийском седле, он воспринял характерный для некоторой части высшего комсостава РККА грубый и пренебрежительный стиль отношения к подчиненным. И если вначале с приходом в Управление в мае 1935 г. он как-то сдерживался, входя в новую для себя атмосферу, то спустя какое-то время он стал открыто проявлять недостатки своего характера и поведения.
Тактичный и сдержанный Артузов указал ему на это в своем письме: "исключительная усилившаяся резкость с вашей стороны в отношении бывших чекистов". Карину и Штейнбрюку доставалось в первую очередь. Урицкий прекратил обсуждение оперативных вопросов с начальниками двух ведущих отделов. Все руководство с его стороны свелось к написанию резких и обидных резолюций по каждому мелкому упущению и вызовам в свой кабинет для отчитывания и высказывания угроз снять с должности. Подобные солдафонские меры руководства в разведке явно не годились, и Артузов, хорошо понимая это, писал ему в письме: "Лично я считаю, что меры взыскания и внушения необходимы для поднятия нашей работы. Однако без чередования со спокойной, воспитательной, подбадривающей работой они цели не достигают, особенно в разведке (полагаю также и в строевых частях)". Намек на грубость и нетактичность нового начальника был достаточно ясным.
Однако нельзя не отметить следующее. Сталин не мог сразу после ухода Берзина назначить чекиста Артузова начальником Управления. Для этого ему пришлось бы вступить в конфликт с наркомом обороны Ворошиловым, чего вождь явно не хотел. В то же время Урицкий, придя в Управление, довольно быстро понял, что в Разведупре ему отведена неблагодарная роль дурака-начальника при умном заме. С таким положением вещей амбициозный комкор смириться никак не мог. Это и привело к его недоброжелательному отношению к чекистам.
Изменилось отношение Урицкого не только к начальникам первого и второго отделов, но и к Артузову. Как первый заместитель он руководил стратегической разведкой, курируя основные отделы Управления. Но все указания и распоряжения этим отделам отдавались через его голову, и таким образом ас разведки становился заместителем без определенных занятий. Артузов понимал, что тучи над ним и пришедшими с ним людьми сгущаются и старался взять под защиту людей ИНО в Разведупре. До Ворошилова он добраться не мог, нарком никогда не вызывал его, предпочитая получать всю информацию о работе Управления от Урицкого. Поэтому Артузов и написал подробное письмо комкору.
Конечно, Урицкий знал, почему и по чьему приказу появился в Разведупре начальник ИНО с группой сотрудников. Наверняка он был знаком и с постановлением Политбюро от 26 мая 1934 г. И все-таки Артузов еще раз подчеркивает в письме, кем он был послан в военную разведку и под чьим покровительством находится. "Не для того, чтобы искать положения, популярности, выдвижения или еще чего-либо пошли эти товарищи со мной работать в Разведупр. Вот слова тов. Сталина, которые он счел нужным сказать мне, когда посылал меня в Разведупр: "Еще при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен отказываться работать на том посту, который ему предлагается". Я хорошо помню, что это означало, конечно, не только то, что как невоенный человек я не могу занимать вашей должности, но также и то, что я не являюсь Вашим аппаратным замом, а обязан все, что я знаю полезного по работе в ГПУ, полностью передать военной разведке, дополняя, а иногда и поправляя Вас". И, упрекая Урицкого в плохом отношении к нему, Артузов опять упоминает о том, что Сталин хотел видеть его в Разведупре: "Простите меня, но и лично Ваше отношение ко мне не свидетельствует о том, что Вы имеете во мне ближайшего сотрудника, советчика и товарища, каким, я в этом не сомневаюсь, хотел меня видеть в Разведупре тов. Сталин". Намеки на покровительство Сталина были достаточно прозрачны и красноречивы.
Пришлось Артузову защищать в письме и своего товарища по ИНО Штейнбрюка. Очевидно, на одном из совещаний Урицкий намекнул о якобы имевшихся политических подозрениях против корпусного комиссара. Ничего конкретного он не сказал, но в тяжелой обстановке 1936 г., когда шли массовые аресты иностранных коммунистов, находившихся в СССР, таких намеков со стороны начальника Управления по отношению к начальнику отдела, ведущего агентурную разведку против стран Европы, оказалось достаточно чтобы попасть под подозрение. Немец по национальности, бывший офицер австро-венгерского генштаба, член венгерской и германской компартий, он хорошо вписывался в качестве жертвы в бушевавшую на территории Союза вакханалию репрессий, которая сметала лучших представителей коммунистов-эмигрантов.
Артузов считал, что единственной виной Штейнбрюка, (а знал он его много лет, и его мнение можно считать объективным), являлось только медленное продвижение агентурной работы в Германии. Но он тут же замечал, что и у разведупровского ветерана Стигги, тоже работавшего по Германии, успехи по этой стране еще меньше, и что вся экономическая сеть Стигги в Германии либо села, либо перевербована. Очевидно, Артузов за два с половиной года работы в Разведупре так и не понял той атмосферы склок, подсиживаний, интриг, попыток столкнуть вышестоящего, чтобы занять его место, столь характерной для высших эшелонов военного ведомства. Может быть, отсюда и такое искреннее недоумение в конце его подробного письма: "Я думаю, что Вы изменили свое отношение к пришедшим со мной товарищам, Семен Петрович. Для чего? Не пойму. Не хочу думать, что и Вас коснулась атмосфера несколько нездоровых отношений среди многих товарищей к чекистам ... но я думаю, что я привел в Разведупр неплохой народ. Ему не хватает военной школы, у него много недостатков, но он полезен для разведки и не надо от нас избавляться Семен Петрович. Конечно он требует не только холодного административного приказа, но и некоторого терпения". Но здесь бывший начальник ИНО ошибся. Держать дальше "пришельцев" в аппарате военной разведки не собирались, и момент для их изгнания, учитывая изменившуюся с мая 1934 г. политическую обстановку в стране, был выбран удачно. Безусловно, это не являлось личной инициативой Урицкого. Наверняка его поддерживал и нарком обороны, так и не смирившийся с тем, что группу чекистов направили в святая святых военного ведомства. Дни Артузова в Разведупре были сочтены.
Письмо Урицкому написано 20 декабря. А уже через три недели, 11 января 1937 г., по предложению Ворошилова Политбюро принимает решение об освобождении Артузова и Штейнбрюка от работы в Разведупре и направляет их в распоряжение НКВД. Новым замом начальника Управления тем же постановлением назначается старший майор гозбезопасности М.К.Александровский. Начинался 1937 г., обстановка в Европе накалялась, впереди был Мюнхен, и замена аса разведки на человека, ранее не имевшего к ней прямого отношения, но с большим опытом контрразведывательной работы, была весьма показательной — она говорила о планируемой чистке рядов, уничтожении предателей — настоящих, мнимых и потенциальных.
К назначению Александровского начальник Управления не имел никакого отношения. Эта кандидатура обсуждалась на более высоком уровне. Уже после ареста 24 апреля 1938 г. в своих показаниях Урицкий говорил, что назначение Александровского в Разведупр состоялось совершенно помимо него: "Когда я получил согласие Наркома Обороны по увольнению Артузова, он (т.е. Ворошилов) имел ряд переговоров в наркомате Ежова о замене Артузова. Назывались разные кандидатуры, в том числе и Александровского ...".
Вместе с Артузовым, как уже говорилось, обратно в НКВД отправили и Штейнбрюка. Важнейший отдел Разведупра, ведавший агентурной разведкой в Европе, остался без руководителя. Но здесь Урицкому удалось отстоять должность. Из НКВД в первый отдел никого не прислали, и временно исполняющим должность (врид) был назначен сотрудник Управления, ветеран Разведупра полковник С.Л.Узданский. Полковник во главе крупнейшего отдела (пусть даже врид) вместо корпусного комиссара — явление, ставшее обычным для РККА 1937 г., когда более молодые и энергичные командиры среднего звена быстро делали карьеру, занимая генеральские должности. Узданский продержался на этом высоком посту, очевидно, до мая 1937 г.{1}, а затем разделил трагическую судьбу Артузова, Штейнбрюка и того же Александровского.
Корпусной комиссар Карин пока удержался на должности начальника 2-го (восточного) отдела. Вряд ли это было заслугой Ворошилова. Если нарком "сдал" Артузова и Штейнбрюка, а иначе, как сдачей, направление в распоряжение НКВД назвать нельзя, то, видимо, он не отстаивал на заседании Политбюро Карина. Скорее всего, причина того, что Карина оставили на должности, объяснялась просто: пока ему как специалисту по Востоку достойной замены в Разведупре не нашлось. Очевидно, это понимал и Сталин, и решил до поры не трогать корпусного комиссара. Несколько месяцев Карин продолжал руководить отделом, но и его судьба была предрешена.
Артузов вернулся в НКВД. Во внешнюю разведку его не пустили, а предоставление ему скромной должности по архивной части можно назвать издевательством для специалиста такого класса. Осознавал ли корпусной комиссар свое положение: что дни его сочтены, что впереди лубянские подвалы и путь в небытие? Вряд ли. За два с половиной года работы в другой системе, в другом ведомстве он отвык от обстановки в своем Наркомате, плохо разбирался в процессах, происходивших на этажах и в подвалах этого страшного здания.
Артузов пытался поговорить с Ежовым, но прорваться в кабинет наркома не смог. Заместитель наркома М.П.Фриновский объяснил ему, что Николай Иванович занят борьбой с троцкистами и времени для бесед у него нет. Поняв достаточно прозрачный намек, Артузов решился написать Ежову. Он послал ему несколько писем, но содержание их всех было связано с громким польским делом, которое в то время раскручивали следователи Лубянки. В конце 1936 г. начались массовые аресты польских коммунистов-эмигрантов, проживающих в СССР. За ними последовали и поляки, участники гражданской войны, занимавшие после ее окончания крупные посты. Арестовали И.С.Уншлихта, С.А.Мессинга, И.И.Сосновского (его Артузов хорошо знал по 1920 г.), сотрудника ИНО В.Ильинича, тоже знакомого Артузову. Обвинение против всех арестованных было стандартным: террор, шпионаж, принадлежность к польской разведке. В делах фигурировали признательные показания. И Фриновский в разговорах с Артузовым упрекал его в том, что тот, будучи начальником КРО и ИНО, проморгал, прозевал, не заметил, не разоблачил и т.д. и т.п.
Артузов не сомневался в том, что "признательные показания" поляков были правдой и что эти люди действительно являлись агентами польской разведки, пробравшимися на руководящие посты в Советском Союзе и успешно работавшими 16 лет под носом у чекистов и у начальника КРО Артузова в пользу панской Польши. В одном из своих писем Ежову он писал: "... Три месяца я переживаю провал нашей польской работы, думаю о его причинах и корнях. Стыжусь, что в разведке дал себя обмануть полякам, которых бил, работая в контрразведке. Глубоко понял, как должен быть недоволен мною и возмущен Сталин, который послал меня в разведывательное управление исправлять работу. Особенно тяжело сознание, что я его подвел перед военными, ведь он надеялся, что я буду сталинским глазом в Разведупре". В свете польского дела Артузов считал, что его правильно выгнали из военной разведки и что это еще мягкое наказание за его просчеты в работе в 20-е годы: "Пока я еще не знал, почему меня сняли из Разведупра. Я написал Сталину письмо (если разрешите, представлю вам копию этого письма), отчет о моей работе в Разведупре. Я думал, что военные меня выперли, пользуясь тем, что Вам, занятому троцкистами, не до меня. Безуспешно я пытался тогда попасть к Вам на прием. После разговора с Фриновским я понял, какое несчастье случилось в НКВД по польской работе, понял свою ответственность, считал, что моя собственная судьба и моя работа — мелочь по сравнению со случившейся бедой, что ЦК поступил со мной чрезвычайно терпеливо ...". Это из того же письма. Вот такую самокритичную оценку давал он своей работе.
Сам Артузов тоже не избежал трагической участи: арест, следствие, "признание" в работе на несколько разведок, скорый суд и пуля в затылок.
После зловещего февральско-мартовского пленума ЦК наступило временное затишье. В НКВД готовились, собирая "компромат" на военных, в военном ведомстве, сжавшись и втянув голову в плечи, ждали очередного удара "карающего меча" пролетариата. Ждали и в Разведупре, отлично понимая, что выгнанные Артузов и Штейнбрюк — это первые ласточки, за которыми последуют многие другие. (Можно себе представить, сколько доносов написали друг на друга представители враждующих лагерей.) Очень неуютно чувствовал себя и начальник Разведупра Урицкий, понимая, что он тоже — ближайший кандидат на вылет из разведки со всеми вытекающими отсюда последствиями. И старался как-то оправдаться, выгородить себя. На одном из партсобраний Разведупра 19 мая он жаловался, может быть и справедливо, поскольку был дилетантом в разведке: "Причины, почему я пришел в Управление, всем известны. Это были причины прорыва. И те люди, которые остались здесь, должны были мне помочь. Я пришел сюда, и здесь были люди, которые мне мало помогали. Разведчики мы все вместе с вами плоховатые ...".
Но весной этого страшного года такие самокритичные выступления уже не помогали. Добиваясь у Ворошилова, а через него и у Сталина изгнания Артузова из Управления, Урицкий рубил сук, на котором сидел. После такого опытного и квалифицированного зама неопытность, некомпетентность и дилетантизм нового руководителя военной разведки выявились в полной мере. Новый зам, чекист Александровский, ничем не мог помочь своему начальнику, будучи таким же дилетантом в разведке, как и Урицкий. Сталин, внимательно следивший за работой военной разведки, хорошо понимал это. Урицкого освободили от руководства Управлением и он сдал дела реабилитировавшему себя в Испании Берзину, получившему орден Ленина и воинское звание армейского комиссара 2-го ранга. Назначение аса разведки Берзина на прежнее место было вполне закономерным. 3 июня он занял свой кабинет в "шоколадном домике", став на короткое время начальником Разведупра. 21 мая на совещании в Разведупре выступил Сталин. Он заявил о том, что "Разведуправление со своим аппаратом попало в руки немцев" и дал установку на роспуск агентурной сети.
2 июня 1937 г. Сталин повторил эту оценку в своем выступлении на расширенном заседании военного совета при наркоме обороны: "Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки. Я беру это слово в широком смысле слова, в смысле бдительности и в узком смысле слова также, в смысле хорошей организации разведки. Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. Наша разведка по линии ПУ возглавлялась шпионом Гаем и внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа хозяев этого дела, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу сколько угодно только не для нас. Разведка — это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. И вот задача состоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши уши"{2}.
11 июня, в день суда над генералами, страна взорвалась яростными митингами, организованными по директиве Сталина. Везде клеймили, проклинали, требовали только расстрела для врагов народа. В воинских частях, штабах и управлениях Наркомата Обороны также проходили "стихийные" митинги, и Разведупр не стал исключением. Так же, как и везде, здесь организовали митинг, так же, как и везде, единогласно приняли резолюцию. Партбюро Управления отчиталось в проделанном мероприятии, послав резолюцию в Главпур. Содержание ее тоже было стандартным: "... Вся эта гнусная шайка фашистских разведчиков сегодня предстала перед пролетарским судом, покрыв себя несмываемым позором и величайшим презрением и проклятьем. Мы, работники Управления, партийные и не партийные большевики, вместе со всеми трудящимися нашей страны требуем самой беспощадной и суровой расправы с фашистскими выродками ...". И после здравицы в честь ЦК ленинской партии, Сталина, Ворошилова шло требование: "Смерть предателям и бандитам, подлым агентам кровавого фашизма".
По имеющимся документам сейчас трудно установить последовательность разгрома центральных управлений Наркомата Обороны. В одном из дел рассекреченного фонда Главпура хранятся протоколы партийных собраний Разведупра. В них десятки фамилий арестованных с их краткими данными. Безусловно, это неполные списки всех арестованных и погибших сотрудников военной разведки, но они дают некоторое представление о потерях Разведупра в 1937 г. 20 человек руководящего состава были арестованы и отправлены на Лубянку, и именно новому начальнику управления пришлось 19 июля докладывать об этом на заседании партбюро. Что чувствовал Берзин, называя шпионами и террористами людей, с которыми проработал многие годы, которых отлично знал и которым полностью доверял? Верил ли он сам этим обвинениям? Догадывался ли, что многолетняя работа с "врагами народа" бросает тень и на него и что его дни сочтены? На все эти вопросы сейчас невозможно ответить.
В отдельных управлениях Наркомата Обороны люди исчезали бесследно. Просто в какой-то день человек не выходил на работу. Из его сейфа изымали документы, кабинет опечатывали, и никто не задавал лишних вопросов. Любопытство не поощрялось, да всем и так все было ясно.
В Разведупре все происходило иначе. Созывали закрытое партсобрание, а членами партии были почти все сотрудники, и называли фамилии всех "врагов народа". Так случилось и 20 июля. В президиуме заседал Берзин со своими ближайшими помощниками Никоновым и Стиггой, сменившим арестованного Узданского на посту начальника 1-го отдела. В зале более 200 пар глаз, устремленных на докладчика. Докладывает секретарь парткома управления Г.Л.Туманян. Повестка дня: "Об исключении из рядов ВКП(б) бывших работников Разведупра, арестованных органами НКВД как враги народа". "Врагов народа" осудили единодушно и протокол собрания отправили секретарю партбюро Наркомата Обороны дивизионному комиссару Снегову.
В числе 20 арестованных оказались уже упомянутые Геккер, Штейнбрюк, Карин, Захаров-Мейер, Узданский, Абрамов-Миров, Александровский, Максимов, а также:
Борович (Розенталь) Лев Александрович, дивизионный комиссар, с 1935 г. — зам. начальника 2-го отдела Разведупра, резидент военной разведки в Шанхае;
Боговой Василий Григорьевич, комбриг, с 20 января 1935 г. — начальник 4-го отдела Разведупра, с 4 февраля 1936 г. — начальник 5-го отдела;
Мазалов Алексей Антонович, полковник, с 20 июля 1935 г. — зам. начальника 1-го отдела Разведупра, с 28 апреля 1937 г. находился в распоряжении Управления по командному и начальствующему составу РККА;
Иодловский Александр Максимилианович, полковник, в 1935-1937 гг. занимался разведработой в Берлине;
Юревич Леонард Антонович, полковой комиссар, член компартии с 1918 г., сотрудник Разведупра с 1919 г., находился в распоряжении Разведупра;
Залесская Софья Александровна, занималась нелегальной работой в Чехословакии, Германии, Польше и других странах, в 1933 г. награждена орденом Красного Знамени, находилась в распоряжении Разведупра;
Асков Аркадий Борисович (*), полковой комиссар, член компартии с 1918 г., в Разведупре с 1923 г., находился в распоряжении Разведупра;
Полуэктов-Прозоров Александр Иванович, сотрудник Разведупра, майор;
Семенов Григорий Иванович (псевдоним — Андрей), анархо-коммунист в 1906-1915 гг., эсер в 1915-1921 гг., с 1921 г. — в ВКП(б), с 1919 г. — в РККА, сотрудник Разведупра, в 1927 г. — советник Военной комиссии ЦК КПК, в дальнейшем занимался разведывательной работой в Маньчжурии и Испании.
Первый арест такой большой группы сотрудников вызвал цепную реакцию смещений, перемещений, новых назначений. 1 августа положение в Разведупре в связи с разоблачением "врагов народа" обсуждалось на заседании Политбюро. Было принято решение: "Освободить Я.К.Берзина от обязанностей начальника Разведывательного управления РККА с оставлением его в распоряжении Наркомата Обороны. Временное исполнение обязанностей начальника Разведывательного управления возложить на товарища Никонова". После ареста его соратников, с которыми он работал многие годы, у начальника Управления не было никаких шансов удержаться на своем посту, а "оставление его в распоряжении Наркомата Обороны" означало последующий арест. И Берзин, и его подчиненные это прекрасно поняли.
Военная разведка все больше и больше попадала под влияние НКВД. В том же постановлении Политбюро Ежову поручалось "установить общее наблюдение за работой Разведупра, изучить состояние работы, принимать по согласованию с Наркомом Обороны неотложные оперативные меры, выявить недостатки Разведупра и через две недели доложить ЦК свои предложения об улучшении работы Разведупра и указания по свежим кадрам". После принятия этого постановления Ежов становился полновластным хозяином военной разведки.
Никонов, однако, продержался в должности врио всего несколько дней. Конвейер смерти работал бесперебойно. Уже 10 августа в Разведупре состоялось очередное закрытое партийное собрание. В зале 239 коммунистов, но в президиуме уже нет ни Берзина, ни Никонова. И опять Туманян сообщает о новых арестах. На этот раз только три фамилии, но это асы военной разведки:
Никонов Александр Матвеевич, комдив, в Разведупре с 1921 г.;
Гайлис Август Юрьевич (Валин), комбриг, сменивший Карина на должности начальника 2-го отдела, в разведке с 1924 г.;
Стельмах Емельян Васильевич (1898-1937), дивизионный комиссар, начальник 8-го отдела Разведупра, в Разведупре с 1933 г.{3}.
19 августа в Управлении прошел очередной партактив. От партбюро Наркомата присутствовал дивизионный комиссар Симонов. На этот раз обсуждается вопрос о состоянии и ближайших задачах парторганизации. Туманян информировал партактив о том, что "пятнадцать дней, как начальник Управления т. Берзин отстранен от работы начальника в связи с имевшими у нас место арестами врагов народа Никонова, Валина, Стельмаха ..." Заявил секретарь партбюро и следующее: "Мы проявили политическую близорукость, мы проглядели врагов, даже больше выбирали врагов народа Никонова и Валина в партбюро, а Стельмах делал доклад по Пленуму ЦК на партсобрании Управления".
Но Разведупр терял своих квалифицированных сотрудников не только в результате арестов. Некоторых под различными предлогами увольняли, однако такое увольнение лишь за редчайшим исключением не заканчивалось арестом и последующим осуждением. В одном из архивных дел мелькнули две фамилии: Довгалло и Витолин. Оба уроженцы Риги. И оба были уволены из Разведупра за то, что "работали на агентурной работе за рубежом под руководством арестованных врагов народа Штейнбрюка и Максимова", т.е. в Германии. Не важно, как работали за рубежом и каковы результаты работы, — главное, что работали под руководством врагов народа. И подобных примеров, когда из разведки выгоняли, было, очевидно, много.
Поиски "врагов народа" продолжались. Регулярно, каждый месяц, проводились партийные собрания, на которых объявлялись фамилии очередных жертв. И таяли кадры опытных сотрудников, много лет отдавших военной разведке. На собрании 7 сентября Туманян сообщил об аресте еще пяти руководящих сотрудников Управления, в их числе:
Троицкий Дмитрий Иванович, бригадный комиссар, в РККА с 1918 г., в РКП(б) с 1919 г., начальник 12-го отдела Разведупра;
Болотин Илья Миронович, бригадный комиссар, в компартии с 1920 г., в РККА с 1920 г., начальник отделения 1-го отдела Разведупра;
Янов Петр Ильич, бригадный комиссар, член компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1935 г., особоуполномоченный Разведупра;
Иолк Евгений Сигизмундович (псевдонимы: Иоган, Иогансон, Яо Кай), полковой комиссар, член компартии с 1919 г., в РККА с 1926 г., совершавший рейсы в Испанию на кораблях, перевозивших оружие испанской республике{4}.
15 октября на очередном собрании Туманян докладывает об аресте четырех руководящих работников. Среди них:
Панюков Владимир Николаевич, комбриг, член компартии с 1918 г, в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1932 г., начальник 9-го отдела;
Шинкарев Николай Лаврентьевич, бригадный комиссар, член компартии с 1918 г., в РККА с 1919 г., в Разведупре с 1935 г., начальник отделения "И" Разведупра;
Федоров Виктор Иванович, полковник, член компартии с 1919 г., начальник отделения 2-го отдела, работавший в Разведупре с 1930 г.{5}.
15 ноября Туманян опять докладывает на партсобрании об аресте очередной пятерки сотрудников, в их числе:
Пакнис Николай Леонидович, полковник, член ВКП(б) с 1928 г., находился в распоряжении Разведупра;
Локкер Яков Германович (Миллер Франц Иванович), австриец, член КП Австрии с 1918 г., член ВКП(б) с 1927 г., в Разведупре с 1921 г.{6}.
10 ноября НКВД СССР издал и направил начальникам особых отделов военных округов, флотов и флотилий и в периферийные органы НКВД директиву № 286498, предлагавшую немедленно реализовать агентурные, архивные и следственные материалы, которые имелись в отношении работников военной разведки, взять на учет и в активную разработку всех бывших работников разведорганов.
3 декабря на партбюро Разведупра обсуждался еще один список арестованных органами НКВД "врагов народа". На этот раз "наши славные наркомвнудельцы", как их любовно называли газеты тех лет, взяли всех оставшихся на свободе асов разведывательного дела, проработавших в Разведупре многие годы и знавших все тонкости своей трудной профессии. В списке 22 человека, в том числе Я.К.Берзин, О.А.Стигга, а также:
Звонарев (Звайгзне) Константин Кириллович, 1892 г. рождения, латыш, бывший унтер-офицер, член компартии с 1908 г., в РККА с 1919 г., в Разведупре с 1920 г., полковник, на момент ареста — врид начальника 8-го отдела, крупный теоретик разведки, автор двух монографий по истории разведки{7}, не потерявших своего значения и сегодня;
Озолин Эдуард Янович, 1898 г. рождения, латыш, писарь царской армии, член компартии с 1919 г., в Разведупре с 1927 г., начальник отделения "Ш", полковой комиссар;
Янберг (Перкон) Эрнст Карлович, 1897 г. рождения, латыш, член компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1922 г., заместитель начальника 10-го отдела, бригадный комиссар;
Груздуп Вольдемар Христофорович, 1889 г. рождения, латыш, младший офицер царской армии, член компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1919 г., полковой комиссар;
Повереннов Иван Алексеевич, 1899 г. рождения, русский, прапорщик царской армии, член компартии с 1918 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1929 г., начальник отделения, полковник;
Тылтынь Ян Альфред Матисович, 1897 г. рождения, латыш, бывший подпоручик, член компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1922 г., на момент ареста находился в распоряжении Разведупра. (Его первая жена — М.Ю.Шуль-Тылтынь, уже упоминавшаяся, была арестована в Финляндии и спустя год погибла в финской каторжной тюрьме.);
Тель Вильгельм Максимович (Шульце Георг Максович), 1906 г. рождения, немец, в Разведупре с 1928 г., в РККА с 1929 г., член ВКП(б) с 1930 г., радист Разведупра;
Кирхенштейн Рудольф Мартынович (Князь), 1891 г. рождения, член РСДРП с 1907 г., прапорщик царской армии, активный участник Октябрьской революции и гражданской войны, награжден орденом Красного Знамени (1931), близкий друг Яна Берзина, полковник;
Римм Карл Мартынович (Клаас Зельман, Пауль), 1891 г. рождения, эстонец, подпоручик царской армии, член РКП(б) с 1918 г., с 1930 г. — заместитель и военный советник Рихарда Зорге в Шанхае, начальник отдела Разведупра, полковник;
Римм Любовь Ивановна, жена К.М.Римма, 1894 г. рождения, эстонка, работавшая помощником начальника библиотеки Разведупра;
Тикк Карл Янович, 1892 г. рождения, эстонец, младший офицер царской армии, член компартии с 1919 г., пом. начальника 3-го отделения 1-го отдела Разведупра, полковник,
Гурвич Александр Иосифович, 1898 г. рождения, уроженец г. Риги, член компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1923 г. Начальник НИИ техники связи Разведупра, бригадный инженер{8}.
В декабре 1937 г., январе и феврале 1938 г. партбюро Разведупра регулярно собиралось, чтобы исключить из рядов партии арестованных "врагов народа". 15 февраля 1938 г. на партийном собрании подвели итоги — собравшимся коммунистам зачитали список 16 арестованных сотрудников. Среди них было несколько опытных командиров с солидным стажем работы в разведке:
Воропинов Павел Фокич, 1889 г. рождения, русский, начальник отделения 2-го отдела Разведупра, полковой комиссар;
Туммельтау Гаральд Тенисович, 1899 г. рождения, эстонец, в компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1923 г., зам. начальника 3-го отдела Разведупра, комбриг;
Мурзин Дмитрий Константинович, 1889 г. рождения, русский, младший офицер царской армии, в РККА с 1918 г., в компартии с 1919 г., в Разведупре с 1925 г., зам. начальника 3-го отдела, комдив;
Тракман Карл Густавович, 1887 г. рождения, эстонец, прапорщик царской армии, в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1921 г., в ВКП(б) с 1925 г., интендант 1-го ранга;
Артюкевич Борис Викентьевич, 1894 г. рождения, белорус, начальник административного отделения Разведупра;
Малахов Александр Петрович, 1896 г. рождения, русский, офицер царской армии, в РККА с 1919 г., в компартии с 1919 г., в Разведупре с 1933 г.;
Мамаева Раиса Моисеевна, 1900 г. рождения, еврейка, кандидат в члены ВКП(б) с 1931 г., в распоряжении 2-го отдела Разведупра, техник-интендант 2-го ранга;
Давидсон Марта Карловна, 1899 г. рождения, латышка, в компартии с 1919 г., в РККА с 1919 г., в Разведупре с 1925 г., секретарь зам. начальника Разведупра;
Ратов (Раков) Борис Иванович, 1903 г. рождения, русский, сотрудник Разведупра, капитан;
Янберг Вильгельм Карлович (Лозовский Александр Петрович), 1895 г. рождения, латыш, член компартии с 1913 г., зам. начальника 10-го отдела Разведупра, бригадный комиссар;
Горев-Высокогорец Владимир Ефимович, 1900 г. рождения, белорус, член компартии с 1920 г., в РККА с 1918 г., в 1924 г. окончил Восточный факультет Военной академии РККА, в 1925-1927 гг. — в Китае, в 1930-1933 гг. — нелегальный резидент в США, в 1936-1937 гг. — военный атташе в Испании, комдив{9}.
"Последние могикане" разведывательной службы уходили из Управления, оставляя после себя пустые кабинеты, оборванные связи с зарубежной агентурой и полный развал работы центрального аппарата.
Каким же был итог страшного 1937 года для Разведупра? Точную цифру арестованных и выгнанных (что почти всегда означало последующий арест и часто расстрел) назвать невозможно. Очевидно, эта информация навсегда будет похоронена в архиве ГРУ. Но даже те неполные списки арестованных, которые удалось найти в двух делах фонда Главпура, впечатляют. Было уничтожено руководство военной разведки и все начальники отделов. Один армейский комиссар 2-го ранга, два комкора, четыре корпусных комиссара, три комдива и два дивизионных комиссара, 12 комбригов и бригкомиссаров, 15 полковников и полковых комиссаров. 39 человек высшего командного состава с большим опытом и знанием разведывательной работы и многолетним стажем работы в Разведупре. Это только по двум обнаруженным архивным делам. А сколько еще таких дел хранится в архивах!
В начале 1938 г. в Разведупре стали появляться новые люди. Чаще всего майоры, значительно реже — полковники. Они занимали освободившиеся места начальников отделов и отделений. К разведке эти командиры, за редчайшим исключением, отношения не имели. Ни навыков, ни знаний, ни опыта работы в военной разведке у них не было и совета спросить не у кого — асов разведки уже ликвидировали. После ареста врид начальника Разведупра Никонова общее руководство взял на себя нарком Ежов. Одним из замов, фактически исполнявшим обязанности начальника Разведупра, стал старый чекист, опытный контрразведчик С.Г.Гендин — старший майор госбезопасности. Замом начальника по иностранной разведке был назначен А.Г.Орлов, бывший военный атташе в Германии, комбриг. Один из отделов возглавил дивизионный комиссар П.И.Колосов (Заика). На должности начальников отделений и заместителей и исполняющих должность начальника отдела назначили нескольких полковников и полковых комиссаров, пришедших в военную разведку со стороны. Из известных фамилий можно назвать только Хаджи Мамсурова. Герой Испании, знаменитый майор Ксанти, в марте 1938 г. был уже полковником и начальником отделения Разведупра.
Но репрессии продолжались и в 1938 г. Были арестованы и расстреляны оба фактических руководителя Разведупра Гендин и Орлов. Затем начали арестовывать тех сотрудников, которые работали под их руководством. Постепенно исчезали полковники и полковые комиссары. На их места приходили майоры. Причем майоры 1938 и 1939 гг. Когда агентурную сеть, охватывающую крупнейшие европейские страны, возглавляет майор, то говорить о профессиональном руководстве агентурой вообще не приходится. Для этого нужны огромный опыт агентурной работы, богатейшие знания всех тонкостей агентурной разведки, умение руководить людьми и разбираться в них. А для приобретения этого требуются годы и годы напряженного и упорного труда в разведке. Майоры для такой серьезной работы, конечно, не подходили. Здесь как минимум нужны были генерал-майоры, т.е. комдивы.
В Разведупре наступила эпоха майоров. 23 сентября 1939 г. новый начальник Управления, летчик, комдив И.И.Проскуров подписал список командного и начальствующего состава для получения пропусков на Красную площадь 7 ноября 1939 г. В списке указывались воинские звания и занимаемая должность руководящих работников, приглашенных на парад. Замом начальника Управления являлся майор А.Ф.Васильев, 11 майоров занимали должности начальников и заместителей начальников отделов, 9 майоров — начальников отделений. Можно считать, что за два года репрессий опытное квалифицированное руководство военной разведки было полностью уничтожено.
Как писали в своем обращении к наркому обороны К.Е.Ворошилову исполняющий обязанности начальника 1-го отдела Разведуправления полковник А.И.Старунин и зам. начальника отдела по агентуре майор Ф.А.Феденко, "в результате вражеского руководства в течение длительного периода времени РККА фактически осталась без разведки. Агентурная нелегальная сеть, что является основой разведки, почти вся ликвидирована ... Реальных перспектив на ее развертывание в ближайшее время нет. Итак, накануне крупнейших событий мы не имеем "ни глаз, ни ушей" В управлении есть немало людей, знающих работу, которые могли бы внести в дело развертывания агентуры новую большевистскую струю, но система, косность, трусость и ограниченность так называемых руководителей глушат здравые начинания и инициативу людей".
Надо сказать, что изменился не только возрастной, но и национальный состав разведчиков. На смену латышским, польским и еврейским пришли преимущественно русские фамилии недавних выпускников высших военных учебных заведений. Больше не было людей, у которых в графе "социальное происхождение" было написано слово "интеллигент". У нового поколения военных разведчиков там значилось "из рабочих" или "из крестьян".
Можно было бы говорить о полном разгроме военной разведки, если бы не произошло невозможное. Майорам за два с небольшим года работы удалось сделать то, чего за годы и годы усилий так и не смогли добиться генерал-майоры. Во время второй мировой войны советская военная разведка по праву считалась сильнейшей среди спецслужб всех стран мира. Как это могло произойти?
{2} Источник. 1994. №3. С.79.
{3} РГВА. Ф.9. Оп.30. Д.53. Л.99.
{4} Там же. Л.171.
{5} Там же. Л.173.
{6} Там же. Л.179.
{7} Звонарев К.К. Агентурная разведка Германии; Звонарев К.К. Агентурная разведка России. Обе монографии были изданы Разведупром в 1929 и 1931 годах.
{8} РГВА. Ф.9. Оп.30. Д.53. Л.198-200.
{9} Там же. Д.155. Л.21-22.