Исторический обзор
Одной из привлекательных сторон истории и вместе с тем одной из ее опасных сторон является то обстоятельство, что можно уйти в прошлое так далеко, как только пожелаешь. Большинство людей не отдает себе отчета в том, до какой степени поведение и образ жизни отдельного человека определяются прошлым того общества, к которому он принадлежит. Прошлое различных групп немцев, о которых шла речь в ходе нашего повествования, представляет большой интерес. У немцев Поволжья, высланных в 1941 году по приказу Сталина, своя собственная история. Своя история и у судетских немцев, большая часть которых оказала поддержку Конраду Генлейну в 1935 году. Мы слишком отклонились бы от основной темы, если бы занялись описанием всех перипетий миллионов немцев колонистов, которые выехали из Германии{779}. [397]
Однако важно отметить, что длившиеся целыми веками переселения делятся на два основных вида. Когда немцы переселялись в страны, где экономический и культурный уровень были примерно такими же, как и в Германии, они попадали как бы в родственную общественную среду. В подобной обстановке немцы, как правило, быстро ассимилировались и теряли свой национальный характер в течение одного или двух поколений. Когда же переселение шло в страны с более низким экономическим и культурным уровнем, тогда немцы довольно быстро занимали там привилегированное положение и, естественно, старались сохранить его в дальнейшем. Немецкие колонисты в Соединенных Штатах, а также в Австралии и Новой Зеландии сравнительно быстро ассимилировались среди остального населения. Иначе обстояло дело в Восточной Европе, где проживают преимущественно славяне. В странах Восточной Европы немецкие пришельцы чувствовали себя людьми, стоящими на значительно более высокой ступени развития по сравнению с коренным населением. Чувство надменности и высокомерия культивировалось у них и передавалось из поколения в поколение: мы, немцы, умнее, способнее других, значит мы являемся “прирожденными властителями”.
Среди коренного славянского населения росло глубокое чувство затаенной враждебности к иноземцам, занявшим привилегированное положение в обществе в качестве крупных землевладельцев, богатых фермеров, именитых горожан и высших чиновников.
До начала текущего столетия немецкие колонисты поддерживали слабые связи с Германией, а основная масса немцев внутри Германии не проявляла особого интереса к судьбе эмигрировавших соотечественников, а тем более к судьбе их потомков. Положение изменилось во время первой мировой войны и в результате ее исхода. Невозможно разобраться в событиях, развернувшихся после 1933 года, и в частности найти объяснение тому, что некоторые группы немцев позволили обратить себя в политическое и даже военное орудие гитлеровской агрессии. Для этого нужно обязательно рассмотреть некоторые особенности обстановки, сложившейся [398] после окончания первой мировой войны в тех странах и районах, где имелись группы немецкого населения. Мы ограничимся кратким очерком размещения и положения упомянутых групп.
По Версальскому миру от Германии отошли четыре приграничных района, где население состояло преимущественно или полностью из немцев: Саарская область, район Мальмеди, Данциг (Гданьск), Мемель (Клайпеда). В случае проведения свободных выборов в 20-х годах, в Саарской области (где проживало около 800 000 немцев){780}, Данциге (350 000 немцев) и Мемеле (60 000 немцев) население высказалось бы подавляющим большинством голосов за присоединение к Германии. В пограничном районе Мальмеди, аннексированном Бельгией, местные немцы сначала составляли большинство населения; затем они превратились в меньшинство в связи с большим количеством бельгийских “иммигрантов”.
В Эльзасе население в значительной своей части являлось по происхождению немецким и говорило на немецком языке; тем не менее эльзасцы чувствовали себя французами. В 1918 году они радовались тому, что пруссаки уходят. Но эта радость вскоре была омрачена. Французские власти, подталкиваемые некоторыми элементами из самих эльзасцев, всеми силами способствовали переводу школьного обучения в Эльзасе на французский язык. Это не замедлило вызвать протесты. Примерно с 1925 года в Эльзасе возникло довольно сильное движение в пользу культурной автономии.
Проигравшая войну Германия оказалась также вынужденной отказаться от тех районов, где в 1918 году немцы не составляли большинства населения: Северный Шлезвиг отошел к Дании, а Западная Пруссия (Польский коридор), Познань и восточная часть Верхней Силезии вошли в состав Польши. Датчане не притесняли немецкого национального меньшинства. Иначе обстояло дело в Польше, где местные немцы всеми силами и средствами сопротивлялись установлению польского господства. После окончания первой мировой войны поляки [399] последовательно проводили мероприятия, направленные против местных немцев. В результате за какой-нибудь десяток лет свыше трех пятых проживавшего в польских городах немецкого населении вынуждено было возвратиться в Германию. Четыре пятых принадлежавшей немцам земельной площади перешло в руки поляков. Нетрудно догадаться, что те немцы, которые, несмотря на все притеснения, остались в Польше, были настроены враждебно к полякам.
В результате Версальского мира потеряла связь с Германией еще одна группа (12 000) немцев, проживавших в Юго-Западной Африке. Эти немцы также выражали недовольство создавшимся для них положением, поскольку они лишились многих прежних привилегий. Привилегированное положение занимали теперь другие белые колонизаторы, прибывающие из Южной Африки.
В подобных случаях даже еще до прихода Гитлера к власти у немецкой части населения имелось сокровенное желание — восстановить немецкое господство.
Какие настроения наблюдались в Австрии, Судетской области и Южном Тироле, то есть в тех населенных немцами районах, которые входили раньше в состав Австро-венгерской империи?
Присоединение Австрии к Германии запрещалось мирным договором. Несмотря на это, все крупные политические партии продолжали выдвигать этот вопрос в своих программах. Впрочем, в 20-х годах вопрос об “аншлюссе” как бы отошел на задний план: гораздо большее внимание привлекала к себе растущая напряженность отношений между Веной, где было сильное влияние социалистических партий, и провинциальными районами страны, в которых сильное влияние на население оказывали церковники.
Немцы, проживавшие в Судетской области, никак не хотели примириться с “изменой” чехов во время первой мировой войны и с провалом собственных попыток добиться независимости. Немцы лишились значительной части землевладений. Правда, им уплатили соответствующую денежную компенсацию. Судетских немцев раздражали попытки чехов поселить некоторое количество своих сородичей в пограничных районах, столь важных [400] для молодой Чехословацкой республики в экономическом и военном отношениях. Во многих городах и поселках не утихала ожесточенная борьба между судетскими немцами и чехами. В парламенте судетские немцы имели свои фракции и политические группировки. Более половины их депутатов не знало ни слова по-чешски. В Судетской области проживало свыше трех миллионов людей, говоривших по-немецки и симпатизировавших Германии; они понимали, что приходится мириться с создавшимся для них положением, однако делали это с большой неохотой.
Немецкое население Южного Тироля, сосредоточенное в северных его долинах (на юге жили итальянцы), с установлением в Италии фашистского режима стало подвергаться принудительной, насильственной итальянизации. Проживавшие в данном районе немцы (280 000 человек) представляли, по мнению Муссолини, “не национальное меньшинство, а остатки этнических групп — напоминание о временах вторжений варварских племен”{781}.
Как мы уже упоминали, во времена средневековья, а также в XVIII и XIX веках значительные группы немцев расселились среди славянских народов и на территории Венгрии. После первой мировой войны все эти немцы, если смотреть на вещи с их точки зрения, переживали тяжелые времена.
В Эстонии (где проживало 18 000 немцев) и Латвии (65 000 немцев) они были лишены многих социальных и политических привилегий. В Латвии половина всей обрабатываемой земельной площади находилась ранее в руках примерно тысячи крупных немецких землевладельцев. Молодая республика приступила к осуществлению широких мероприятий по ликвидации подобного землевладения, проводя раздел земли между латвийскими тружениками сельского хозяйства. Немецкие “бароны”, имевшие ранее по тысяче или десятку тысяч гектаров, могли считать себя счастливыми, если им удавалось удержать в своих руках 50 гектаров земли. Немецкая буржуазия в городах также лишилась привилегированного [401] положения. Многие немцы выехали, а оставшиеся приспособились к новой обстановке, хотя и считали себя на положении угнетенных.
В Венгрии местные немцы (550 000 человек) испытывали на себе ограничения в области культурной и политической жизни. Они не пользовались правами национального меньшинства. В стране имелось некоторое количество немецких начальных школ, но ни одной средней. Немцам не разрешалось иметь обособленного политического представительства в парламенте.
В Румынии местных немцев (750 000 человек) также притесняли. У них отобрали часть земель, обучение в школах на немецком языке в ряде случаев не разрешалось.
В Югославии на немецкое национальное меньшинство (600 000 человек) оказывалось еще более сильное давление. Там немцы тоже имели свои начальные школы, где обучение велось на немецком языке, но ни одной средней школы, ни одного учительского института. Немцы не хотели признавать себя побежденными. Они боролись за “каждую парту, каждого учителя, каждого ученика и каждый час преподавания на немецком языке”{782}. Особо упорной была борьба в Словении, где словенцы, так долго страдавшие под игом немцев, старались свести на нет все немецкие учреждения как бы в отместку за то, что сразу же за государственной границей, то есть в соседней Австрии, словенское национальное меньшинство было полностью лишено прав на культурную автономию.
В Советском Союзе для немецких поселенцев сложилась неблагоприятная обстановка. Большая часть проживавшей в городах России немецкой средней буржуазии сразу же после революции бежала в Германию. Богатые немецкие сельскохозяйственные колонии на Украине, в Прибалтике и Поволжье оказались в трудном положении. Как правило, они не имели ничего общего с большевизмом. Во время гражданской войны многие немцы с оружием в руках боролись против Красной Армии. [402] Победителями вышли коммунисты. После гражданской войны местным немцам пришлось пережить голод, потом пришла коллективизация сельского хозяйства, а затем снова голод. Из 1 100 000 немцев, живших когда-то на Волге, Дону, Днепре и у берегов Черного моря, в 1926 году в тех же районах осталось 760 000 человек. В Республике немцев Поволжья процент коммунистов среди русского населения был почти в 7 раз выше, чем среди немецкого. Приведенные выше сведения относятся к тому периоду, когда еще не начиналась борьба против “кулаков”. В ходе этой борьбы значительное количество немецких колонистов было выслано в Сибирь.
Перейдем к рассмотрению положения в тех странах, в которых различные группы немцев, как правило, ассимилировались с коренным населением
В Соединенных Штатах число немцев, все еще продолжавших говорить по-немецки, быстро сокращалось. В большинстве немецких ассоциаций разговорным языком стал английский. В 1890 году в США насчитывалось около 1000 немецких газет и журналов, к 1926 году их осталось только 276. Еще через десять лет немецкий путешественник, прибывший в Филадельфию (город, где в XIX веке немецкие иммигранты и их организации играли видную роль), писал:
“После долгих поисков можно обнаружить немецкую газету, которая еле-еле сводит концы с концами, или же книжный магазин, почти забытый всеми. Если удалиться подальше от главных улиц и площадей, то в воскресный день можно услышать мягкие звуки немецкого гимна, доносящиеся из кирпичной церкви, однако мужественных и чистых голосов молодого поколения здесь не услышишь. Если поискать подольше, можно узнать, где встречаются друг с другом наши земляки и в каком из зданий можно услышать немецкий мужской хор”{783}.
Уже после первой мировой войны находились немцы, которые с болью в душе говорили о том, что через сотню лет в Америке немецкий язык останется только [403] на надгробных памятниках. Немцы, поселившиеся здесь до 1914 года, в самом деле оказались к тому времени в значительной мере американизированными. Однако американизация вновь прибывающих эмигрантов из Германии только еще начиналась.
В странах Южной Америки процесс ассимиляции проходил более медленно.
До первой мировой войны немцы проявляли слабый интерес к судьбе своих соплеменников за пределами Германии. После 1918 года положение сильно изменилось.
В ряде пограничных с Германией районов имели место вооруженные столкновения: с поляками в Верхней Силезии, со словенцами в Южной Австрии. Тысячи немецких юношей добровольно уезжали в эти районы и вступали в состав временных полувоенных формирований, так называемых Freikorps. Многие немцы были сильно заинтересованы в исходе плебисцитов, которые проходились в некоторых пограничных спорных районах в 1920 — 1922 годах. По Германии двигались тогда сотни переполненных поездов, добавляя избирателей в пограничные районы, где решался исход плебисцита. Как правило, в голосовании разрешалось участвовать всем, кто родился в оспариваемом районе до определенной даты, независимо от места его проживания ко времени проведения опроса. Миллионы немцев почувствовали, что они тесно связаны со своими бывшими соотечественниками, проживавшими теперь в спорных пограничных районах. Они беспокоились о их судьбе, они их жалели В результате борьбы, развернувшейся вокруг вопроса об уточнении границ Германии, появился живой интерес и к тем немцам, которые проживали еще дальше от родною дома. Немцы считали себя обиженными, они опоздали к “разделу земного шара”. Существование немецких групп в других странах напоминало о сланном прошлом Германии, не совсем еще канувшем в вечность.
Немцы, вытесненные из пограничных районов, налаживали связи со своими соотечественниками, оставшимися на потерянных Германией территориях, оказывали им финансовую помощь и призывали требовать автономии, [404] которая позднее смогла бы стать базой для предъявления дальнейших требований. Собирались научные данные, для того чтобы “доказать” “исторические права” немцев. В различных институтах и университетах были созданы специальные факультеты в целях изучения истории образования групп немцев за пределами Германии. Специальный институт в Штутгарте, созданный еще в 1917 году, проявлял особую активность; к 1932 году он опубликовал на эту тему около 50 печатных работ. Основанная еще в 1881 году “Ассоциация немцев, проживающих за границей”, преследуя те же цели, расходовала 2,5 миллиона марок в год. В результате количество книг и брошюр, посвященных судьбам немцев за пределами Германии, стало исчисляться тысячами. Начинало складываться мнение, что на земном шаре имеется 100 миллионов немцев (65 миллионов в Германии и 35 миллионов за ее пределами); это мнение опровергали лишь коммунисты и некоторые социалисты.
Немецкая пропаганда старалась подчеркнуть, что этот стомиллионный народ нес культуру другим странам и способствовал их процветанию, однако немецкое национальное меньшинство в этих странах подвергается преследованиям.
В Германии возмущались тем, что расследования в Лиге Наций жалоб немецкого национального меньшинства обычно шли очень медленно и, как правило, не давали никаких результатов, поскольку представители соответствующих стран отвергали любую подобную жалобу.
В 1926 году немецкий историк Герман Онкен писал:
“Мы не должны уподобляться узколобым националистам, наше призвание заключается в том, чтобы выступать в качестве представителей бессмертного дела справедливости, защитников культурной автономии и законных прав меньшинства, выполняя тем самым свою высокую миссию среди других народов мира”{784}. [405]
Имелись, однако, немцы, которые высказывали иные взгляды, “Бессмертное дело справедливости?” Чепуха! История учит тому, что в мире выживает только сильный. Нужно всячески подчеркивать плохое обращение, которому подвергается немецкое национальное меньшинство, проживающее в других странах, так, чтобы этому верили, чтобы изменилось общественное мнение держав-победительниц. Таким путем можно добиться крушения всей послевоенной системы мирных договоров.
Подобные мысли и идеи реванша сильно развивались в немецкой нацистской партии. Нацисты это нередко отрицали, но многие уже видели, как маршируют отряды штурмовиков. Отнюдь не случайно, что с самого же начала к руководству в нацистской партии приходили те, кто предварительно принимал непосредственное участие в движении немецких групп, подвергавшихся притеснениям. Гитлер, выходец из Австрии, был типичным немецким националистом и антисемитом. Его заместитель Рудольф Гесс вырос в Египте; он родился в семье немецкого коммерсанта, потерявшего все богатства в ходе первой мировой войны. Герман Геринг в молодости жил в Австрии; его отец являлся губернатором немецкой Юго-Западной Африки. Альфред Розенберг, редактор газеты “Фелькишер беобахтер”, родился в городе Ревеле (Таллин). Рихард Вальтер Дарре, составлявший для нацистов программы по сельскому хозяйству, являлся уроженцем Аргентины. Его политический соперник Герберт Баке родился на Кавказе.
Немецкий национал-социализм являлся в значительной мере отражением, точнее конгломератом, различных идеологических течений, синтезом антикапиталистических, антисемитских и шовинистических настроений, вызванных чувством обиды и недовольства. Он впервые показал свое лицо на территории бывшей Австро-венгерской империи — в Вене и особенно в Судетской области{785}. Национал-социализм стал там [406] фанатической, воинствующей идеологией меньшинства, считавшего, что ущемляются его интересы. Эта идеология получила широкое распространение среди миллионов немецких граждан, когда в Германии обстановка стала складываться для них примерно таким же образом, как для австрийских и судетских ремесленников и торговцев в первое десятилетие текущего века. В начале 20-х годов национал-социализм занимал более прочные позиции в Австрии и Судетской области, чем в Германии. Когда в ноябре 1923 года после неудачного мюнхенского путча распалась гитлеровская национал-социалистская партия, руководители судетской нацистской партии первыми выделили денежные фонды для ее восстановления.
Национал-социализм сумел пустить корни и в других немецких группах еще до прихода Гитлера к власти.
В Саарской области члены нацистской партии создали небольшое, но активное ядро единомышленников. То же самое наблюдалось в районе Мальмеди. На территории “вольного города Данцига” нацистская партия сумела осенью 1932 года привлечь на свою сторону одну шестую часть общего количества избирателей. В 1928 году национал-социалистское движение возникло в Мемеле. В Эльзасе лидеры автономистского движения установили связи с немецкой нацистской партией еще с 1925 года. Немногочисленные группы нацистов имелись и на территории Юго-Западной Африки. В Австрии немецкая нацистская партия, руководимая из Мюнхена, к концу 1932 года пользовалась поддержкой одной пятой населения страны. В Южном Тироле нацисты никакой деятельности не развертывали. Ради обеспечения союза с фашистской Италией Гитлер с самого же начала принял решение, что проживавшие там немцы должны быть брошены на произвол судьбы.
В Эстонии национал-социалистская группировка возникла в 1932 году. Что касается Румынии, то дискредитировавший себя во время первой мировой войны руководитель старой немецкой политической группировки д-р Карл Вольф командировал в Германию одного из своих сторонников, капитана Фрица Фабрициуса, поручив ему “поискать людей, которые все еще верят в [407] будущее Германии”{786}. Фабрициус еще до первой мировой войны возглавлял молодежную антисемитскую организацию. Он вернулся в Румынию ярым последователем Гитлера. Скоро “Майн кампф” стала “настольной книгой” Вольфа{787}.
Среди полумиллиона немецких подданных, эмигрировавших в Соединенные IIIтаты после поражения Германии в первой мировой войне, имелось много молодых людей, не способных или не желавших заняться мирным, полезным трудом. Многие из них являлись до этого добровольцами существовавших в Германии экстремистских полувоенных формирований. В США проживало значительное количество довоенных переселенцев из Германии, которые не проявили интереса к попыткам вновь прибывших привлечь их симпатии к национал-социалистской партии. В связи с этим послевоенные эмигранты из Германии, принадлежавшие к крайним правым политическим группировкам, стали создавать свои собственные организации. Примером одной из таких организаций может служить “Тевтония”, созданная в Чикаго в 1924 году и занимавшаяся национал-социалистской пропагандой. Ею руководил последователь Юлиуса Штрейхера Фриц Гиссибль. Его деятельность нашла некоторый отклик в других городах США. Возрастающая в Германии популярность Гитлера и его партии оказала влияние на дальнейший рост организации “Тевтония”. В сентябре 1932 года Гитлер назначил некого Гейнца Шпанкнобеля руководителем нацистского движения в Соединенных Штатах. В тот период движение не имело широкого размаха, по своему характеру оно походило на секту фанатиков.
Примерно в 1930 году национал-социалистские организации возникли в странах Южной Америки.
Местные отделения национал-социалистской партии начали создаваться в европейских странах: Швейцарии, Испании, Бельгии и других. По количеству членов партии они были невелики. Основная масса проживавших за [408] границей немецких подданных не проявляла интереса к Гитлеру. Однако нацисты в Германии понимали, что их политические единомышленники, проживавшие в других странах, могли бы оказать им значительные услуги. Осенью 1930 года некий Вилли Гроте организовал в Гамбурге бюро в целях установления и поддержания контакта со всеми нацистами из числа немецких подданных, проживавших в других странах. 1 мая 1931 года бюро переименовали в заграничный отдел национал-социалистской партии Германии. Ко времени прихода Гитлера к власти этот орган, обслуживаемый небольшим штатом, руководил примерно тремя тысячами членов партии, проживавших за границей. Гитлера по началу не интересовал вопрос о том, как можно их использовать: все его внимание поглощалось борьбой за власть внутри Германии. На совещании руководства нацистской партии в Мюнхене ставился даже вопрос о ликвидации названного выше отдела, однако один из его сотрудников, Эрнст Вильгельм Боле, сумел предотвратить принятие подобного решения.
Мать Боле была англичанка, а отец — немец. С 1906 года семья Боле жила в Кейптауне (Южная Африка). Отец являлся ярым националистом: ни одному из своих детей он не позволял сказать дома ни слова по-английски. Во время первой мировой войны Боле был единственным немецким мальчиком в школе, где он учился; ему нередко попадало от английских ребятишек. После заключения Версальского мира ему предложили участвовать в семейном предприятии на территории Англии, что открывало перспективу богатой жизни. Боле отклонил предложение и выехал в Германию, где начал изучать экономику. В 1931 году ему бросилось в глаза объявление заграничного отдела национал-социалистской партии о приглашении на работу сотрудника в свою африканскую секцию. Как заманчиво! Хорошо было бы привить всем немецким подданным, находящимся за пределами Германии, чувство национальной солидарности и расового превосходства. Боле начал работать в названном отделе. 1 марта 1932 года он стал членом национал-социалистской партии. Именно он постарался убедить ее лидеров в потенциальных возможностях [409] заграничного отдела. К апрелю 1933 года имелось уже 160 зарубежных отделений нацистской партии. Открывались большие перспективы, заграничный отдел, безусловно, в состоянии обеспечить учреждения партии ценными материалами, особенно политической информацией и сведениями, добытыми путем разведки{788}.
Возможно, что Боле не смог бы добиться успехов, если бы ему не удалось познакомиться с влиятельным человеком в кругах нацистской партии — Рудольфом Гессом. На совещании лидеров нацистской партии было принято решение: заграничный отдел сохранить и даже расширить, подчинив ему все учреждения партии за пределами Германии, за исключением расположенных на территории Австрии, Данцига и Мемеля. С марта 1934 года отдел взял на учет всех моряков немецкого торгового флота, являвшихся членами нацистской партии.
Начиная с 1935 года отдел стал называться “Заграничная организация национал-социалистской партии” (Auslands-Organisation der NSDAP, сокращенно АО). Численность организации быстро возрастала. Во всех зарубежных ее отделениях в 1941 году насчитывалось 28 000 человек К этому надо добавить 23 000 моряков торгового флота, выполнявших отдельные задания этой организации. В центральном аппарате заграничной организации, размещавшемся в Берлине, работало 700 человек.
Заграничная организация последовательно проводила в жизнь намеченную линию, стараясь подчинить своему политическому руководству всех немецких подданных, находившихся за рубежом. Немецких подданных, которые занимали по отношению к третьему рейху неопределенную или враждебную позицию, вытесняли с руководящих постов в немецких организациях. Случалось, что вся немецкая колония вынуждена была перестраивать свою работу; основывался новый “национальный” орган, подлинными руководителями которого становились члены АО, действовавшие из-за кулис. Как подчеркивал Боле, при этом требовалось проявлять чувство такта, однако в ряде случаев возникали довольно серьезные [410] трения. Среди немцев, которые в течение ряда лет являлись членами правлений немецких школ, больниц и клубов, нашлось немало людей, не желавших добровольно уступать свои посты фанатикам из АО, которые стремились только к тому, чтобы сделать карьеру. Так или иначе, но новоявленные руководители почти всюду добивались своих целей.
Руководители АО старались культивировать среди своих соотечественников дух национал-социализма. Требовалось сплотить вокруг “фюрера” всех немецких подданных проживавших вне пределов Германии. В связи с этим большое место отводилось вопросам пропаганды. АО являлась главным образом политической организацией. Значительная часть ее деятельности носила секретный характер. Штатные сотрудники АО следили за настроениями и работой немецких дипломатов и журналистов. Они шпионили за политическими эмигрантами из Германии, собирали издаваемые ими материалы, всячески старались узнать, не замешан ли кто-либо из них в незаконных операциях с иностранной валютой. Они составляли характеристики на немцев и иностранцев, желавших посетить Германию или получить там работу. Они брали на учет немецких эмигрантов, выступавших против нацистского режима, с тем чтобы лишить таких людей прав немецкого гражданства. Они доносили о всех высказываниях в печати и публичных выступлениях находившихся за границей немцев, направленных против Гитлера и третьего рейха. Короче говоря, сотрудники АО помогали гестапо; в центральном аппарате АО имелась специальная секция, выполнявшая задания гестапо. Подобные задания часто передавались через высших чиновников местных групп заграничной организации или через специальных порученцев, чаще всего тех самых, которые поддерживали связь с национал-социалистскими организациями, созданными на немецких торговых судах. Для обеспечения указанной связи внутри АО имелся специальный орган, так называемая портовая служба (Hafendienst). Сотрудники названной службы обеспечивали контрабандный провоз запрещенных пропагандистских материалов, поддерживали контакт с гестапо, а в некоторых случаях, применяя [411] насилие, доставляли на борт отправлявшихся в Германию немецких пароходов активных политических эмигрантов и других противников нацистского режима, которых затем отравляли в концентрационные лагеря.
В центральном аппарате АО имелась также так называемая секция внешней торговли (Aussenhandelsamt), собиравшая информацию о представителях немецких фирм за границей при содействии местных нацистов. Достаточно ли активны эти представители? Достаточно ли они используют для целей рекламы немецкие газеты, не злоупотребляют ли помещением объявлений в антинемецкой печати? Не держат ли они на службе евреев? В 1939 году в распоряжении секции имелась картотека со сведениями на 110 000 немецких коммерческих представителей в других странах. Другая секция располагала подобной же картотекой на заграничных юристов; немецкие фирмы и организации, а также отдельные немцы, нуждавшиеся в юридическом обслуживании за границей, должны были пользоваться консультациями и услугами юристов только “арийской расы”. Наконец, в 1937 году в центральном аппарате АО начала работать секция связи с органами военной разведки, возглавляемая Гейнцем Корсом; тем самым открывалась возможность использовать многочисленные разветвления АО для сбора сведений чисто военного характера.
Такие сведения собирались в секретном порядке. На протесты со стороны иностранных правительств немцы не обращали внимания. Если в той или иной стране местные власти запрещали существование группы заграничной организации, она продолжала свою деятельность под другим названием. Подобные случаи наблюдались в Голландии, Юго-Западной Африке, Венгрии и Венесуэле. Сотрудники немецкой дипломатической службы назначались на работу в аппарат АО; в свою очередь сотрудники АО включались в состав немецких посольств или консульств, с тем чтобы обеспечить им дипломатическую неприкосновенность. Собранные АО компрометирующие документы по возможности хранились в секретных отделениях дипломатических миссий. [412]
He удивительно, что в период перед второй мировой войной многие страны почувствовали, что работа АО угрожает их безопасности. Руководители АО сумели за короткий срок провести во всех немецких представительствах и организациях немецких подданных на территории других стран соответствующую унификацию. После этого во многих странах общественное мнение стало считать их своеобразным придатком третьего рейха. Наблюдателям со стороны не бросалось в глаза то безразличие, с которым многие немцы относились к проведенным мероприятиям по нацистской унификации, например то, что многие крупные немецкие фирмы не слишком строго придерживались нацистских принципов в своей деловой работе: некоторые из этих фирм не увольняли со службы своих представителей евреев даже в годы войны. Беспрестанно повторяя, что она, и только она, имеет право говорить от имени немецких подданных, проживавших вне пределов Германии, заграничная организация сумела скрыть от внешнего мира реальную обстановку внутри немецких представительств и групп. В сущности, в состав АО входило очень немного членов. Действительно опасной являлась лишь работа ее активистов и чиновников, причем она была направлена скорее против собственных соотечественников, чем против иностранных государств. АО была не в состоянии причинить какой-либо существенный вред монолитным, устойчивым государствам. Только там, где обстановка была запутанной и напряженной, ей удавалось усиливать существующее напряжение и использовать это в своих целях. Характерным примером может служить Испания, где некоторые чиновники АО сыграли роль посредников между Франко и Гитлером; те же люди, очевидно, организовали и контрабандный подвоз оружия генералам, подготавливавшим восстание против республиканского правительства. Имеются также данные, что сотрудники АО во взаимодействии с национал-социалистами из числа местных немцев подстрекали и поощряли бунты фашистского интегралистского движения в Бразилии (1937 — 1938 годы). Во всех остальных случаях, насколько нам известно, АО мало сделала такого, что могло бы вызвать серьезные политические потрясения. [413]
Влияние руководителя АО Боле в Германии было невелико. Его назначение на должность статс-секретаря по иностранным делам не имело большого значения. Министр иностранных дел барон фон Нейрат надеялся, что у него будет меньше трений с инквизиторами из АО, если он включит Боле в состав министерства. Преемник Нейрата Риббентроп обычно не желал иметь с Боле никакого дела; скоро они начали ссориться, наскакивая друг на друга как драчливые петухи. Риббентроп посадил Боле на “голодный дипломатический паек”: ему не разрешалось знакомиться ни с одним важным дипломатическим документом. Гаулейтеры, старые нацистские головорезы, недолюбливали Боле: его манера выражаться казалась им слишком интеллигентской, на него смотрели как на человека чересчур утонченного. Боле ни разу не имел личной беседы с Гитлером. Фюрера не интересовали ни сам Боле, ни его организация.
Внешнеполитическая служба немецко-фашистской партии (Aussenpolitische Amt der NSDAP), o которой мы упоминали, сильно отличалась от АО. Последняя являлась массовой организацией, насчитывавшей до 50 000 членов; в ее центральных учреждениях было всегда многолюдно и оживленно, они напоминали пчелиный улей. Внешнеполитическая служба, руководимая Альфредом Розенбергом, наоборот, представляла собой сравнительно небольшое учреждение с годовым бюджетом в полмиллиона марок. Ее основали 1 апреля 1933 года. Розенберг стремился занять пост министра иностранных дел; Гитлер бросил ему подачку, разрешив организовать внешнеполитическую службу. Немецкий промышленник Крупп фон Болен унд Гальбах первым предоставил часть денежных средств, нужных для создания нового учреждения; в 1933 году крупные магнаты немецкой промышленности раздавали субсидии с такой же щедростью, как и во времена Веймарской республики. Розенберг собрал полмиллиона марок всего за несколько недель.
Во вновь созданное учреждение подобрали людей, знающих иностранные языки. Они собирали выдержки из трехсот иностранных газет. Розенберг накапливал данные о наиболее видных иностранных журналистах. [414] Он организовывал soirées{789}. Он подобрал помощников для составления докладов о мерах содействия внешней торговле. Был создан учебный центр. Начали работать секции, которые тщательно изучали политическую жизнь Англии, Скандинавии, на Балканах и Среднем Востоке, а затем и во всех остальных странах мира. Розенберг старался приглашать в Берлин влиятельных иностранцев. Одновременно он посылал в другие страны своих сотрудников. Все это делалось в целях пропаганды “благодеяний” третьего рейха и для того, чтобы установить связи с фашистскими элементами других стран, начиная с Англии и кончая Афганистаном.
Работа внешнеполитической службы немецкой фашистской партии была, как правило, малоэффективной. Только в Норвегии она принесла положительный результат и то лишь благодаря своеобразному стечению обстоятельств. Вообще говоря, Розенберг не был фигурой настолько влиятельной, чтобы определять или, как говорят, делать политику. Сам он считал себя вторым Бисмарком, государственным деятелем, обладавшим уникальными знаниями и даром предвидения, исключительными способностями к организации ловких интриг. Основные руководители национал-социалистской партии и государства смотрели на Розенберга как на бестолкового и суетливого человека, автора книг и докладов, которые все часто хвалили, но никто не читал. Военные считали его мечтателем, Риббентроп ненавидел за претенциозность (эта ненависть являлась взаимной), а Гитлер иногда не прочь был послушать его рассуждения в течение получаса или около этого — и только. Во время таких свиданий Розенберг обычно перечислял свои заслуги, критиковал министерство иностранных дел и доказывал, что он, Розенберг, мог бы выполнять задачи последнего гораздо лучше; на этом аудиенция обычно заканчивалась.
Начиная с 1918 года правительство Германии тайно субсидировало немецкие учреждения и ассоциации пограничных районов, отошедших от Германии по Версальскому договору. Часть субсидий, отпускавшаяся [415] открыто, переводилась от имени “Немецкого благотворительного общества” (Deutsche Stiftung) и нескольких подставных фирм. Германия продолжила смотреть на отторгнутые от нее районы как на часть своей территории. Наряду с каналами, упомянутыми выше, значительное количество денежных средств проникало за границу через такие организации, как Ассоциация для немцев за границей (Verein für das Deutschtum im Ausland).
В 1936 году Гитлер решил централизовать надзор за субсидированием учреждений и немецких национальных меньшинств, проживающих в других странах. Нацистская партия создала для этой цели специальную организацию, службу связи с немецкими национальными меньшинствами (Volksdeutsehe Mittelstellе). Первоначально ее возглавил один из высших чиновников министерства внутренних дел. Формально данная служба подчинялась Рудольфу Гессу. В 1937 году Гиммлеру удалось включить и эту область работы в сферу своего влияния. С января указанного года руководство службой связи оказалось в руках высокопоставленного представителя войск СС Вернера Лоренца.
Лоренц являлся весьма импозантной фигурой. Он ничего не смыслил в вопросе о немецких национальных меньшинствах, по это не послужило препятствием к его назначению. По просьбе Лоренца Гиммлер выделил ему в качестве заместителя д-ра Германа Берендса, юриста по образованию, опытного администратора и знатока в вопросах, касающихся немецких национальных меньшинств, с тем чтобы тот взял на себя всю практическую работу.
Берендс получил в свое распоряжение примерно 30 человек. Основную политическую линию, которой следовало придерживаться, указывал ему лично Гитлер. Требовалось добиться тою, чтобы руководство немецкими национальными меньшинствами в странах Восточной и Юго-Восточной Европы перешло в руки национал-социалистов. Надзор за распределением денежных субсидий являлся важным орудием при достижении этой цели. Средства частично поступали от крупнейших немецких промышленников и крупных фирм; можно было ожидать поступления ежегодных “добровольных пожертвований” в [416] благотворительный “фонд Адольфа Гитлера”. В 1937/38 финансовом году указанный фонд вырос до 46 миллионов марок. В том же году из указанного фонда свыше 1,5 миллиона марок было предоставлено в распоряжение службы связи с немецкими национальными меньшинствами. Кроме того, часть средств служба связи получала от сборов среди двух миллионов членов Ассоциации для немцев за границей.
*
Служба связи с немецкими национальными меньшинствами пользовалась за пределами Германии значительным влиянием. В таких странах, как Польша, Венгрия, Румыния и Югославия, служба связи старалась добиться того, чтобы руководство местными немцами перешло в руки национал-социалистов. К сожалению, очень мало известно о том, какие конкретные меры предпринимались ею с этой целью.
Говоря о роли службы связи с немецкими национальными меньшинствами, мы затронули сферу деятельности Гиммлера. В связи с этим следует вернуться к вопросу о роли службы безопасности имперского начальника — СС (Sicherheitsdienst des Reichsführers — SS). Она выросла из тех маленьких групп, которые имелись в составе СС еще с 20-х годов и предназначались для борьбы с противниками нацистской партии, главным образом коммунистами. В 1931 году Гиммлер выделил указанные группы из областного подчинения органам СС и создал названную выше централизованную службу. Он назначил ее руководителем Рейнграда Гейдриха, бывшего офицера военно-морского флота. Ко времени прихода Гитлера к власти в составе этой службы насчитывалось всего несколько десятков человек, однако штат ее быстро разрастался. В июне 1934 года Гитлер принял решение передать в ее ведение все другие контрразведывательные органы немецкой нацистской партии (в качестве примера можно указать на то, что внешнеполитическая служба Розенберга имела к тому времени свой собственный орган контрразведки). В период 1937 года служба безопасности имела 3 — 4 тысячи агентов. В составе названной службы были небольшие оперативные группы [417] (Einsatzgruppen) для выполнения особо секретных поручений главным образом провокационного характера. Мы уже приводили примеры подобной деятельности в Польше. Такие оперативные группы действовали и на территории Чехословакии. Они убивали судетских немцев и оставляли близ их трупов в качестве улик предметы, свидетельствующие о том, будто убийцы были одеты в чешскую военную форму; это давало возможность прессе Генлейна и Геббельса разражаться криками возмущения о насилиях, якобы творимых президентом Бенешем и его сотрудниками. Накануне гитлеровского наступления на Польшу одна из оперативных групп совершила провокационное нападение на немецкую радиовещательную станцию в Глейвице. Другая группа “организовала” мнимое нарушение границы, причем на “поле боя” были оставлены трупы нескольких десятков заключенных из концентрационных лагерей. На убитых надели польскую одежду, а в карманы подсунули трамвайные билеты, свидетельствовавшие якобы о прибытии этих людей со стороны польской части Верхней Силезии. В ходе проведения данной провокации заключенных (в немецких официальных документах о них говорилось как о “консервах”) убивали посредством впрыскивания яда, а затем их тела изрешечивали пулями{790}.
В распоряжении Гиммлера и Гейдриха имелись и другие средства.
Во времена Веймарской республики полицейские управления в таких частях Германии, как Пруссия, Бавария и Вюртемберг, имели политические секции. То были органы контрразведки немецкого правительства. Когда Геринг стал премьер-министром Пруссии, он взял прусскую политическую полицию под свой контроль. В апреле 1933 года он объединил политические секции полиции, создав из них отдельную службу. В апреле 1933 года им было создано управление государственной тайной полиции (сокращенно гестапо).
В апреле 1934 года Гиммлеру удалось добиться, чтобы [418] Геринг назначил его заместителем начальника прусского гестапо, а в июне 1936 года Гиммлер по решению Гитлера стал начальником всей немецкой полиции. Гестапо и уголовную полицию объединили в службу безопасности. Начальником ее стал Гейдрих. В конце сентября 1939 года была проведена дальнейшая централизация. Все перечисленные учреждения были объединены в Главное имперское управление безопасности (Reichssicherheitshauptamt). Известно, что накануне очередного вторжения Германии в ту или иную страну чиновниками Гейдриха составлялись списки лиц, подлежавших немедленному аресту. В картотеке Гейдриха имелись фамилии и анкетные сведения на 20 000 швейцарцев, которых следовало арестовать или за которыми нужно было следить в случае оккупации немцами Швейцарии. Известно также о том, что начиная с первых месяцев 1938 года Гейдрих поддерживал литовских фашистов Вольдемараса, отпуская им деньги на “организацию еврейских погромов”{791}. В гестапо в конечном счете насчитывалось несколько тысяч сотрудников. В 1937 году ее бюджет составлял 40 миллионов марок. Об интригах гестапо на территории других стран до сего времени известно слишком мало.
Касаясь деятельности министерства иностранных дел Германии, мы должны будем ограничиться лишь краткими замечаниями.
К моменту прихода Гитлера к власти среди немецких дипломатов было очень мало его сторонников. Многие дипломаты с тревогой следили за развивавшимися в стране событиями. Из 600 сотрудников дипломатической службы, работавших в министерстве иностранных дел Германии под руководством барона фон Нейрата, насчитывалось не более десятка членов национал-социалистской партии. Когда Гитлер стал канцлером, почти все немецкие дипломаты, следуя примеру Нейрата, продолжали выполнять свои служебные обязанности, уверяя [419] друг друга, что “гитлеровские молодчики скоро остепенятся”. Затем один за другим они начали вступать в члены нацистской партии; некоторые из них сделали это лишь в 1937 и 1938 годах. В 1936 году Боле, говоря о немецком посольстве и консульских отделах в Швейцарии, заявил, что среди их персонала “нет ни одного надежного члена партии”{792}. Первое время немецких дипломатов пугала агрессивная внешняя политика Гитлера. Когда тот стал одерживать одну победу за другой, многие из них начали задавать себе вопрос, не является ли их беспокойство просто трусостью. Некоторые дипломаты принялись с большим рвением и энтузиазмом помогать Гитлеру в проведении его экспансионистской политики. Когда стало ясно, что наглая политика Гитлера может привести к развязыванию войны, среди дипломатов снова возникли опасения.
Все, кто величал себя настоящим нацистом, часто обвиняли немецких дипломатов в отсутствии смелости и решительности. До вступления Риббентропа на должность министра иностранных дел Гитлер смотрел на это министерство как на “мусорную кучу интеллигенции”{793}; ему, говорил он, нигде еще не приходилось сталкиваться с “таким сборищем сомнительных личностей”{794}. Гитлер редко читал донесения дипломатов. Ему никогда не приходила в голову мысль запросить у послов и глав дипломатических миссий их личное мнение. Пока Германия была слаба, Гитлер охотно извлекал для себя выгоду, используя респектабельную внешность фон Нейрата. Почувствовав себя сильнее, Гитлер освободил Нейрата от обязанностей министра, и его место в обширном здании министерства на улице Вильгельмштрассе занял Иоахим фон Риббентроп.
Женитьба на очень богатой женщине позволила Риббентропу войти в 20-х годах в круги аристократов, которые имели обыкновение проводить лето в Довиле{795}, а [420] зиму — в Каннах{796}. Его внимание привлекли проблемы внешней политики. Он стал налаживать контакт с нацистами, давал деньги на штурмовые отряды, а в 1932 году вступил в члены нацистской партии. Гитлер умно использовал светские связи Риббентропа с фон Папеном и сыном президента Германии Гинденбурга при проведении тех интриг, которые закончились его назначением на пост рейхсканцлера. Риббентропу не пришлось долго ждать вознаграждения. Ему разрешили организовать свое собственное учреждение, на этот раз за счет партийных денежных средств. Новое учреждение назвали бюро Риббентропа. Оно являлось по существу вторым министерством иностранных дел Германии, где две-три сотни молодых нацистов просматривали иностранные газеты, писали доклады, организовывали светские приемы и дальние путешествия официальных лиц. Риббентроп пел дифирамбы Гитлеру в наиболее влиятельных кругах французской и английской буржуазии. В 1935 году за спиной немецкого посла в Лондоне ему удалось заключить англо-германское соглашение по военно-морским вопросам, причем в ходе переговоров он сумел добиться принятия всех выдвинутых им первоначальных предложений. Такой человек вполне подходил Гитлеру. В феврале 1938 года он сделал его министром иностранных дел Германии.
Риббентропу, в котором невежество сочеталось с манерностью и тщеславием, тоже никогда не приходило в голову координировать работу с подчиненной ему дипломатической службой. Он обычно не утруждал себя чтением письменных докладов послов и посланников. Если он и вызывал их для личной беседы, то главным образом для того, чтобы блеснуть своим превосходством. Значительная часть его энергии уходила на раздувание аппарата министерства иностранных дел до гигантских размеров. Так, например, к большому неудовольствию Геббельса, Риббентроп создал весной 1939 года свою собственную секцию пропаганды за границей; “вскоре свыше 600 человек лихорадочно трудились днем и ночью, [421] составляя брошюры и листовки, организуя радиопередачи, делая переводы с более чем двадцати иностранных языков”{797}.
Все сказанное выше нисколько не противоречит тому, что немецкая дипломатическая служба в целом являлась одним из тех рычагов, посредством которых Гитлеру удавалось оказывать давление на другие страны. Дипломаты находились в одной лодке с Гитлером и помогали двигать эту лодку вперед. Вместе с тем следует сказать, что широко распространенное мнение, будто все немецкие дипломаты являлись зловещими заговорщиками, проницательными и осведомленными участниками гигантской банды конспираторов, далеко не соответствует, а иногда и прямо противоречит действительности.
Вернемся еще раз к вопросу о деятельности управления военной разведки и контрразведки.
Во второй части книги мы несколько раз указывали на это управление, как на орган верховного командования вооруженных сил Германии, который осуществлял шпионаж и диверсии. Данное управление продолжало работу той военно-разведывательной службы, которая была создана еще в первые годы существования Веймарской республики. После 1933 года служба начала расширяться параллельно с развертыванием перевооружения Германии. С января 1935 года ее возглавлял представитель военно-морского флота Вильгельм Канарис. В 1938 году служба была реорганизована и стала именоваться управлением военной разведки и контрразведки, которое подчинили организованному незадолго до этого верховному командованию вооруженных сил Германии. В названном управлении имелся отдел внешних сношений, поддерживавший связь с министерством иностранных дел Германии, немецкими военными атташе в других странах и иностранными военными атташе, аккредитованными в Германии, а также три номерных отдела: I, II и III. Отдел I ведал вопросами шпионажа, отдел II занимался организацией саботажа и диверсий (подрыв боеспособности армий вероятных противников, [422] налаживание контакта с недовольными представителями меньшинств, выполнение специальных заданий); отдел III занимался контрразведкой. На территории Германии в штабе каждого военного округа были созданы разведотделы. За пределами Германии представители названного выше управления имелись в большинстве немецких посольств и дипломатических миссий. К началу войны во всей системе управления насчитывалось 3 — 4 тысячи офицеров, которые должны были добывать конкретные данные военного, экономического и политического характера. Правда, Канарис обещал Гейдриху, что в дальнейшем ограничится лишь шпионажем военного порядка, однако он не придерживался своего обещания. Разграничение функций существовало только на бумаге.
Начальником отдела I управления являлся полковник Пикенброк, начальником отдела II в 1939 году стал полковник Эрвин Лахузен, который возглавлял до этого австрийскую разведывательную службу.
В Судетской области отдел II завербовал значительное количество добровольцев, которые должны были содействовать немецкому нападению на Чехословакию путем осуществления диверсионных актов в широких масштабах. Обстановка в Судетах сложилась тогда таким образом, что к услугам завербованных прибегать не пришлось. Однако Лахузен сохранил эти кадры и сформировал из них группы диверсантов, которые действовали в Польше в качестве “внешней” пятой колонны. Такие группы состояли из отпетых субъектов, на действия которых в первый период немецкой оккупации Польши поступало много жалоб. В связи с этим отдел II решил объединить группы в одну войсковую часть постоянного типа. С этой целью осенью 1939 года создали так называемую строительно-учебную роту “Бранденбург” (Bau-und Lehrkompanie Brandenburg). Она получила свое наименование по месту дислокации — городу Бранденбургу на реке Хафель. Роту развернули затем в полк, а в 1942 году — даже в дивизию. Комплектовалась она главным образом из представителей немецких национальных меньшинств в других странах.
Как правило, органы разведки не имели политических связей с группами немецких национальных меньшинств, [423] а также с национал-социалистскими и фашистскими движениями в других странах. Органы разведки обычно стремились к созданию своей собственной обособленной сети агентов.
Нам трудно высказать определенное суждение относительно деятельности Канариса и личного состава возглавляемого им управления. В общем и целом эти люди способствовали немецкой агрессии, но иногда и препятствовали ей. Они тоже сидели в одной лодке с Гитлером и должны были плыть в ней в любом заданном направлении; вместе с тем среди них имелись и такие, кто с большим риском для себя пытался вызвать в этой лодке течь: достаточно вспомнить полковника Остера, предупредившего Норвегию и Голландию о предстоящем вторжении.
Важно подчеркнуть, что упоминавшиеся нами выше органы шпионажа являлись не единственными, может быть, и не самыми важными средствами, при помощи которых Гитлер со своими политическими и военными советниками получал необходимую информацию из-за границы.
Когда в ходе немецкого вторжения солдаты или мирные граждане страны, подвергшейся нападению, замечали, что противнику известны районы размещения резервов, дислокация войск и штабов, они обычно полагали, будто немцы выведали все это посредством использования, если так можно выразиться, “старомодных” шпионов.
Однако дело обстояло не совсем так. Со времени первой мировой войны сбор секретной военной информации стал в значительной своей части механизированным процессом. Каждая крупная держава располагает такими службами, которые еще в мирное время подслушивают телефонные разговоры иностранных представителей и перехватывают их телеграммы, а в военное время проделывают то же самое, перехватывая радиопередачи противника. Все секретные телеграммы и кодированные передачи стараются расшифровать. При этом не всегда удается добиться желаемых результатов, но зачастую старания увенчиваются успехом. Уже во времена Веймарской республики Германия располагала [424] специальным органом для решения подобных задач; в третьем рейхе количество таких органов довели до пяти, причем они конкурировали друг с другом. Наиболее крупный орган находился в ведении Геринга. Он именовался научно-исследовательским управлением (Forschungsamt). Данный орган, основанный в 1933 году, имел впоследствии свыше 3000 сотрудников; в период войны с Россией ему удавалось расшифровывать ежедневно 20 000 из тех 100 000 радиограмм, которыми обменивались между собой русское верховное командование, командование фронтов, армий, корпусов, дивизий, а также командиры более мелких подразделений. Для того чтобы с точностью установить, какие войсковые соединения наступают или собираются наступать на немецкие войска, Гитлеру не требовалось иметь в Советском Союзе ни одного шпиона.
“Расшифровка радиопередач противника представляла исключительную ценность для всего ведения войны. Мы оказались в состоянии раскрыть почти все неприятельские коды и шифры. Военная информация о противнике в значительной степени, а в некоторые периоды даже в большей своей части базировалась на радиоразведке”{798}.
В сборе данных о противнике важную роль играла воздушная разведка. Ряд сведений географического, исторического, военного и экономического порядка накапливался немецкой разведкой благодаря связям с такими учреждениями, как Немецкий институт по изучению зарубежных стран (Deutsche Ausland — Institut), a также такими крупными немецкими фирмами, как “И. Г. Фарбен”, “Крупп”, “Цейсс”, “Рейнметалл-Борзиг”. Иногда эти фирмы соглашались принять агентов разведки в число своих сотрудников, тем самым предоставляя им возможность вести свою работу за границей. Однако, как правило, делалось это неохотно, поскольку фирмы не хотели рисковать. Значительно чаще применялась другая форма содействия: политические и экономические отчеты, составлявшиеся немецкими фирмами для их собственных нужд по коммерческим соображениям, предоставлялись в распоряжение разведки. Иногда [425] хорошо подготовленный персонал фирмы, составлявший подобные отчеты, готовил на основе тех же отчетов специальные сводки по вопросам, которые интересовали разведку. Как отчеты, так и сводки включали сведения, опубликованные в научных и технических периодических изданиях. Такая работа не считается шпионажем. Во время судебного процесса над директорами фирмы “И. Г. Фарбен” их обвиняли в подобной деятельности, но обвинение было признано необоснованным{799}.
Гитлеру никогда не приходило в голову посвящать какие-либо институты или фирмы вроде названных выше в свои тайные планы.
Следует отметить, что упоминавшиеся выше способы получения разведывательных сведений отнюдь не являлись специфически немецкими. Речь может идти лишь о количественной, а не о качественной разнице в смысле применения этих способов Германией и другими державами. Однако общественность многих стран имела слабое представление о “механизированных” и “легальных” способах разведывательной работы. В целом ряде случаев она пыталась обнаружить “немецких шпионов” там, где фактически разведывательные данные добывались при помощи радиоприемников, во время полетов скоростных истребителей-разведчиков и даже путем изучения пожелтевших от времени биржевых бюллетеней и технических журналов.
Трудно дифференцировать и определить конкретные результаты деятельности чиновников заграничной организации нацистской партии, дипломатов, многочисленных агентов главного имперского управления безопасности и агентов военной разведки. Однако не подлежит сомнению, что в общем итоге подобная деятельность в значительной мере способствовала осуществлению подготавливавшихся Гитлером агрессивных планов в период перед 1939 годом. Немецкая политическая пятая колонна отнюдь не являлась мифом.
Многие национал-социалистские и фашистские политические группировки из состава коренного населения [426] также способствовали Гитлеру в проведении его политики. Как правило, они вели свою агитацию в значительной степени независимо. Их связи с Германией являлись в действительности менее тесными, чем это зачастую предполагалось. Гитлер держался несколько отчужденно по отношению к своим подражателям в других странах. С одной стороны, слишком тесное взаимодействие могло возбудить опасения у правительств и народов других стран. С другой стороны, оно могло требовать выполнения взаимных обязательств, в то время как Гитлер хотел сохранить за собой свободу действий и право господствовать над Европой и всем миром по своему собственному усмотрению. К тому же, думал он, чего, собственно, стоили все эти люди вроде Клаузена, Квислинга, Муссерта, Дегреля, де ля Рока, Павелича, Кодреану, Мосли, Куна? Жалкие приготовишки, даже не сумевшие прийти к власти в своих собственных странах!
Остановимся несколько подробней на политической деятельности немецких подданных и немецких национальных меньшинств, проживавших вне пределов Германии ко времени прихода Гитлера к власти.
Положение и состав таких немецких групп носили весьма разнообразный характер в связи с особенностями их исторического развития. Некоторые факторы оказывали решающее влияние на успех или неудачу попыток обратить указанные группы в эффективную пятую колонну, попыток, которые предпринимались национал-социалистской Германией и кратко описывались выше.
К числу таких факторов можно отнести следующие:
Относительная численность той или иной группы. Любая группа населения могла лишь тогда организовать крупное движение, способное нарушить существующий порядок, когда она имела достаточный удельный вес в общей численности населения того государства, о котором шла речь.
Территориальная близость к Германии. Чем ближе к Германии проживала данная группа, тем большие возможности открывались для установления с ней контакта и поддержания взаимных связей.
Географическая сосредоточенность. Политическая активность группы возрастала, если она проживала в [427] смежных районах, а в некоторых из них даже составляла большинство населения.
Степень экономического развития. В современном обществе политическая деятельность чаще возникает среди городского, а не сельского населения. Чем меньше в составе данной группы разрозненно живущих фермеров, тем быстрее развивается в ее среде политическая деятельность.
Социальное положение. Если та или иная группа людей испытывала социально-экономические трудности, ее недовольство могло вылиться в политические формы. Довольные своим положением люди не стремятся к переворотам.
Исторические связи с Германией. Если территория, где проживала данная группа, входила раньше в состав Германии или же была насильственно отделена от Германии, то такая группа обычно проявляла склонность к воссоединению или слиянию с Германией.
Чувства угнетенного меньшинства. Если люди, входившие в ту или иную группу, чувствовали себя угнетенными, возникавшее недовольство способствовало повышению политической деятельности.
Исторически сложившееся чувство превосходства. Недовольство усиливалось, если входившие в данную группу люди имели закоренелые убеждения, что они являются “подлинными хозяевами” того или иного края. Если они к тому же подвергались притеснениям, у них возникало мстительное стремление к реваншу.
Наличие национал-социалистских кадров. Если в составе группы имелось более или менее устойчивое национал-социалистское ядро, возможности движения в пользу третьего рейха соответственно возрастали.
Существовал лишь один район, в котором на немецкое национальное меньшинство оказывали влияние все перечисленные факторы; таким районом являлась Судетская область. Однако судетские немцы, действуя самостоятельно, могли бы вызвать в Чехословакии лишь некоторые беспорядки, поскольку их численность не превышала одной четверти общего населения страны. Немецкое население составляло подавляющее большинство только в Саарской области, Данциге и Австрии. В [428] Юго-Западной Африке немцы составляли одну треть белого населения. Во всех остальных местах они составляли незначительное или даже попросту ничтожное меньшинство, удельный вес которого колебался в пределах от 4 до 1/2 процента.
Наряду с приведенными нами факторами, которые способствовали возникновению военной пятой колонны, имелись также факторы, препятствовавшие этому. К числу таких факторов относятся следующие:
Абсолютная изоляция. Когда немецкая группа была полностью изолирована от Германии, становилась невозможной какая-либо политическая деятельность, которая являлась бы частью общенемецкого плана. В качестве примера можно привести немецких колонистов, проживавших в Советском Союзе.
Запрещение Гитлера. Когда Гитлер воспрещал налаживать связи с определенной немецкой группой и не поощрял попыток возбудить недовольство в этой группе, возможность ее превращения в активную пятую колонну сильно снижалась. Так обстояло дело в Южном Тироле.
Влияние противников национал-социализма. Когда в определенной немецкой группе действовали противники национал-социализма, руководствовавшиеся религиозными или политическими побуждениями, они часто сводили влияние нацистов к нулю.
Последний из перечисленных выше “препятствующих” факторов имел огромное значение. Внутри каждой немецкой группы, проживавшей вне пределов Германии, национал-социализму приходилось преодолевать более или менее мощное сопротивление. Имелись социалисты, коммунисты и либералы, которые (даже в условиях Судетской области) боролись с фашизмом, стремясь не допустить того, чтобы руководство немецкой группой захватили национал-социалистские лидеры. В Саарской области был создан объединенный антифашистский фронт. В Данциге свыше трети населения сохранило верность старым партиям. В Эльзасе подавляющее большинство местных немцев не желало иметь ничего общего с новой гегемонией “пруссачества”, несмотря на все свое отрицательное отношение к французскому [429] господству. Как уже указывалось нами, в результате таких настроений движение эльзасских автономистов, достигшее в 20-х годах широкого размаха, впоследствии выродилось в немногочисленную национал-социалистскую секту.
В Польше в 1937 году потребовалось личное вмешательство Гитлера для того, чтобы добиться отставки умеренных лидеров немецкого национального меньшинства. В Австрии национал-социалисты никогда не превышали одной трети общей численности населения. В Эстонии, Латвии, Литве, Венгрии и Югославии национал-социалисты захватили руководство местными немецкими группами только в конце 1938 и начале 1939 года. В Румынии, где наблюдались сильные распри между различными национал-социалистскими организациями, их объединение произошло только в 1939 году. Многие люди, особенно пожилые, чувствовали скорее отвращение к гитлеровским доктринам; молодежь попадала под влияние нацистов значительно быстрее. Такое явление наблюдалось за пределами Германии как среди местных немцев, так и среди немецких подданных. Нацисты вообще не смогли добиться сколько-нибудь серьезного влияния среди религиозно настроенных групп немецкого населения в России, Румынии, Канаде, Соединенных Штатах, Мексике и Аргентине.
В чем, по мнению Гитлера, заключалась политическая задача немецких национальных меньшинств в различных странах?
Прежде всего они должны были подчиниться национал-социалистскому руководству. Для достижения этой цели применялась, как правило, тактика создания единого национального фронта, умно выдвигавшаяся на первый план настойчивой немецкой пропагандой. Хотя внешне такой единый национальный фронт выглядел как беспартийная организация, им обычно тайно руководили национал-социалисты из Германии. После аншлюса с Австрией и аннексии Судетской области, когда Гитлер стал казаться в самом деле непобедимым, ему стало значительно легче налаживать связи с немецкими национальными меньшинствами в Венгрии и Югославии.
Организации единого национального фронта зачастую после продолжительной внутренней борьбы привлекали [430] в свои ряды большинство (или, во всяком случае, оттесняли на задний план все остальные организации) местных немцев в Саарской области, районе Мальмеди, Северном Шлезвиге, Польше, Юго-Западной Африке, Эстонии, Латвии, Венгрии, Румынии и Югославии. В Соединенных Штатах нацисты потерпели неудачу: им удалось сохранить лишь заговорщическое ядро, своеобразную секту, которая становилась тем агрессивнее, чем меньше людей оставалось в ее составе.
Когда создание единого национального фронта в том или ином районе увенчивалось успехом, связи этой организации с Берлином держались в строгом секрете. Единый немецкий национальный фронт одержал победу в Саарской области, поскольку там немцы составляли подавляющее большинство населения, а выставленный ими лозунг “Назад, в Германию!” (Heim ins Reich!) отражал заветные желания местных немцев еще с 1918 года. В других местах организаторы единых национальных фронтов всячески старались использовать такие стремления, которые наблюдались у местных немцев даже в те времена, когда Гитлер еще не появлялся на политической сцене. Организации единого немецкого национального фронта требовали в ряде стран возвращения всех прав и привилегий, потерянных той или иной немецкой группой после окончания первой мировой войны или несколько раньше. Применение подобной тактики давало в руки Гитлера оружие, в котором он нуждался для проведения своей политической игры, оружие, которое он мастерски использовал. Подробное описание этого процесса завело бы нас слишком далеко. Достаточно сказать, что австрийская нацистская партия являлась пятой колонной с самого же начала, а судетско-немецкая партия превратилась в нее постепенно. Без содействия упомянутых двух партий поглощение Австрии и отторжение Судетской области в тех формах, как это имело место, оказались бы немыслимыми.
В 1938 году Гитлер записал на свой счет эти две огромные победы, однако имелись еще в десяти странах или районах вне пределов Германии немецкие группы, считавшие себя угнетенными меньшинствами. На эти группы в большей или меньшей степени оказывали влияние такие [431] факторы, которые могли способствовать возникновению и развитию политической пятой колонны; речь идет о группах немцев, проживавших в Южном Тироле, Советском Союзе, Юго-Западной Африке, Мемеле, Эстонии, Латвии, Венгрии, Румынии, Польше и Югославии. Все перечисленные группы Гитлер с удовольствием обратил бы сначала в политические, а затем и в военные пятые колонны. Но это было не всегда выполнимо или не всегда совпадало с конкретными планами Гитлера.
Немцы, проживавшие в Южном Тироле, должны были остаться пассивными. Так они и сделали.
Немецкое национальное меньшинство, проживавшее в Советском Союзе, оказалось вне досягаемости Гитлера.
Слишком далеким было расстояние и до поселений немцев в Юго-Западной Африке.
Немецкое национальное меньшинство в районе Мемеля (Клайпеды) довольно эффективно способствовало аннексии указанного района Германией 20 марта 1939 года.
В Латвии и Эстонии Гитлер не смог воспользоваться содействием проживавших там немцев: осенью 1939 года их переселили в Польшу.
Остается сказать несколько слов о четырех группах немецкого национального меньшинства, проживавшего на территории Венгрии, Румынии, Польши и Югославии. После того как Германия поглотила Австрию и оккупировала Судетскую область Чехословакии, национал-социалистские элементы при поддержке Берлина захватили политическое руководство группами немецкого национального меньшинства в названных выше четырех странах. В результате здесь также возникли политические пятые колонны. Два государства из числа тех, где оперировали эти колонны, подверглись вооруженному нападению Гитлера: Польша и Югославия. Нами найдены доказательства широкого развертывания в этих странах деятельности военных пятых колонн. Выводы, к которым мы пришли на основании исследования фактов, подтверждаются историческим анализом. [432]