В конце XVIII и первой половине XIX в. в западной части Средиземного моря происходили вооруженные столкновения между Соединенными Штатами и североафриканскими государствами: Алжиром, Тунисом, Марокко и Триполи. В американской историографии эти столкновения обычно громко именуются «войнами за свободу плавания на Средиземном море для всех наций».
Может возникнуть вопрос: почему именно американцам понадобилось «наводить порядок» на море, лежащем за многие тысячи километров от берегов Соединенных Штатов Америки и омывающем, кстати сказать, земли ряда сильных суверенных европейских держав?
Изучение этого вопроса имеет определенное значение для освещения истории американского капитализма и его хищнической сущности.
Известно, что в рассматриваемое время на северных берегах Африки были расположены феодальные деспотии: Марокко, Тунис, Алжир и Триполи. Фактически они были самостоятельными, хотя и находились все, кроме Марокко, в номинальной зависимости от Османской империи.
Одним из важных источников доходов местных правителей было взимание торговых пошлин с судов различных стран, проходивших через Гибралтарский пролив и посещавших Средиземное море. Влиятельную роль в североафриканских государствах играли корпорации корсаров, тесно связанные с беями, деями и султанами, управлявшими этими государствами.
Особенно охотно услугами пиратов Северной Африки пользовалась в своих интересах британская буржуазия, [39] излюбленным методом которой являлась борьба с противником чужими руками.
Столкновения между Соединенными Штатами с одной стороны, Алжиром и прочими странами североафриканского побережья с другой — начались вскоре после завоевания американцами независимости. Слабые в то время в военно-морском отношении Соединенные Штаты наряду с другими державами выплачивали государствам Северной Африки пошлины и периодически доставляли всевозможные подарки их правителям.
До провозглашения независимости британских североамериканских колоний торговля американских предпринимателей со странами Средиземноморья пользовалась защитой со стороны метрополии и имела довольно большие размеры. В конце 70-х годов XVIII в. свыше 15% зерна и 25% рыбопродуктов, а также значительное количество риса из британских владений в Северной Америке направлялись в порты Средиземного моря. Эти порты ежегодно посещали от 80 до 100 американских кораблей.
В конце XVIII в. американцы развили особенно широкую торговлю в средиземноморском бассейне. Известный американский военно-морской теоретик адмирал А. Мэхэн, отмечая расширение британской торговли во всем мире в этот период, указывал, что только в Средиземном море наблюдалось сокращение ввоза и вывоза английских товаров, которое «отчасти возмещалось предприимчивостью американских купцов...»{98}.
Английское правительство сразу же после начала войны североамериканских колоний за независимость перестало оказывать содействие и защиту торговле американских предпринимателей в странах Средиземноморского бассейна.
Это ухудшило положение американского судоходства на Средиземном море: суда американцев не без участия британских агентов стали подвергаться нападениям местных корсаров.
Между тем для Соединенных Штатов в конце XVIII в., а еще более в первой половине XIX в. торговля со странами средиземноморского побережья имела большое [40] значение. Здесь были заложены основы американского экономического проникновения в Китай.
Не имея возможности в результате противодействия Ост-Индской компании вывозить опиум из Индии, американские торговцы приобретали его в Турции и с большой выгодой сбывали в Китае, Индонезии и других странах Азии. В портах Малой Азии корабли США стали появляться уже в конце XVIII в.
Одним из первых американских миллионеров, составивших свое богатство на хищнической торговле со странами Азии и Африки, был уже упоминавшийся выше филадельфийский коммерсант С. Жирар, который получил у себя на родине кличку «Одинокий Мидас». Основным его занятием являлась спекулятивная торговля опиумом. Агенты Жирара скупали опиум в Турции, где платили по 3, долл. за фунт, в то время как продавали его на кантонском рынке по цене от 7 до 10 долл. за фунт. Прибыль составляла, таким образом, 150–200%.
Накопив большие богатства в результате преступной торговли опиумом, Жирар стал заниматься банковским делом. В 1813 г. он считался богатейшим человеком Соединенных Штатов{99}.
К 1815 г., по оценке американских исследователей братьев Беринг, в Китай доставлялось не менее четверти миллиона фунтов опиума ежегодно, причем значительная часть — на судах, принадлежавших Жирару. Биограф Жирара X. Уилдс, изучавший его бумаги и банковские документы, писал, что на деятельности Жирара «мало отразилось» стремление китайского правительства положить конец ввозу опиума в страну{100}. В 1820 г. Жирар только на одном из четырех принадлежавших ему судов отправлял 7,5 тыс. фунтов наркотика в одну поездку, покупая его по цене 900 долл. за ящик, который продавался в дальнейшем за 2 тыс. долл.
Наряду с Жираром в доходной опиумной торговле участвовали многие другие предприниматели Соединенных Штатов Америки. В начале XIX в. стремление к наживе за счет незаконной торговли опиумом в Китае и других странах вызвало острое соперничество между [41] капиталистическими «династиями» — Асторами и Перкинсами. Бостонский торговый дом Перкинсов стремился монополизировать чрезвычайно прибыльную торговлю наркотиками. Соревнуясь с ним в погоне за прибылями, Дж. Астор в 1816 г. на бриге «Боксер» доставил в Кантон закупленный в Турции опиум, а в следующем году два его судна «Сенека» и «Македонец» привезли туда 135 пикулей опиума{101}.
И Асторы и Перкинсы стремились к расширению источников получения опиума{102}. Их агенты повсюду рыскали в поисках этого доходного груза.
Полнейшее пренебрежение законами Китайского государства, нарушение всех принципов морали вполне оправдывались с точки зрения американских дельцов исключительно высокими прибылями от торговли опиумом.
К. Маркс в статье «Торговля опиумом» клеймил позором опиумоторговцев, обогащавшихся на экономическом истощении Китая в результате выкачки оттуда серебра и наживавших огромные деньги на отравлении китайского народа. Он подчеркивал особое значение проводившейся британской Ост-Индской компанией контрабандной торговли опиумом в деие капиталистического обогащения, накопления капитала. К. Маркс писал о том, что полковник Уотсон и вице-президент Уилер, которые «подали Ост-Индской компании мысль начать с Китаем торговлю опиумом», достойны «занять место рядом с Эрмантье, Пальмерами и прочими всемирно известными отравителями...»{103}.
Американских опиумоторговцев — Жирара, Перкинсов, Асторов и многих других — вполне можно поставить в один ряд с Уотсоном и Уилером.
В американской историографии постыдная, попирающая все нормы гуманности торговля наркотиками рассматривается как обычная торговая деятельность.
В большой статье американского историка Стэллэ «Американская торговля опиумом в Китае до 1820 г.» [42] освещаются первые этапы опиумной торговли. Автор отмечает, что на рубеже XVIII-XIX вв. Соединенным Штатам удалось практически захватить в свои руки контроль над опиумными рынками Леванта. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что к данному времени американцы уже обосновались в Смирне, создали здесь свои торговые учреждения и фактически добились от правительства Османской империи распространения на них принципа «наиболее благоприятствуемой нации»{104}. Определенное значение к тому же имела монополия на торговлю с Китаем, сохранявшаяся за Ост-Индской компанией вплоть до 1833 г., которая препятствовала частным английским судовладельцам провозить опиум в Китай.
«В 1805 г., — писал Ч. Стэллэ, — американские купцы смогли воспользоваться практической монополией, которая была обеспечена им политикой Ост-Индской компании... Опиум стал предметом признанной ценности в американской торговле с Турцией... Некоторая часть турецкого опиума могла быть ввезена для собственных нужд в Соединенные Штаты, но большая часть опиума, вывозившегося из Смирны в Америку, отправлялась в Китай»{105}.
По данным, приводимым Стэллэ, американцы ввезли в Кантон в 1805 г. 102 пикуля турецкого опиума, что составляет примерно 5,4 тыс. кг, в 1806 г. — 180 пикулей (9,5 тыс. кг), в 1807 г. — 150 пикулей (около 8 тыс. кг){106}.
Увеличившийся ввоз американцами опиума в Китай вызвал беспокойство английской Ост-Индской компании, и тайный совет директоров в том же 1807 г. предложил своим торговым агентам в Кантоне принять меры к воспрепятствованию доставки туда «американского опиума», который конкурировал с ввозимым этой компанией бенгальским наркотиком.
Однако агенты компании в Китае сообщили, что принятие каких-либо мер против американской торговли опиумом, через китайские правительственные органы невозможно: ввоз этого наркотика в страну запрещен и [43] применение репрессий неминуемо распространится и на продаваемый в Кантоне опиум, который доставляется Ост-Индской компанией. Стремясь успокоить в этих условиях тайный совет директоров, его агенты в Кантоне писали, что турецкий опиум по качеству уступает бенгальскому, пользуется меньшим спросом и зачастую применяется лишь для подделки индийского опиума.
Акт об эмбарго 1808 г. привел к сокращению всей американской торговли с Китаем, в том числе и ввоза опиума, но после его отмены закупки турецкого опиума для вывоза в Китай еще более возросли. Особенно много наркотика вывезли из Смирны побывавшие здесь в 1810 г. американские корабли «Экспектейшн» и «Резолюшн».
В Османской империи к этому времени начали создаваться американские торговые дома. Например, в 1811 г. был основан в Измире торговый дом Вудмэса и Дэвида Оффли{107}.
В первой половине XIX в. опиум являлся важнейшей составной частью американских закупок в Турции, занимая в них первое место по стоимости. Так, в 1829 г. общая стоимость товаров, вывезенных США из Турции, составляла 293 237 долл., а опиума было приобретено на 92 294 долл. (30%); в 1830 г. из общей стоимости вывоза 417 392 долл. на опиум приходилось 132 222 долл. (свыше 30%){108}.
В течение всего этого времени наркотики продолжали играть важную роль в выкачке американцами серебра из Китая, и Османская империя в связи с этим привлекала особое внимание предпринимателей Соединенных Штатов. После отказа Англии защищать от корсаров американские суда на Средиземном море Континентальный конгресс США выдвинул предложение добиваться этой защиты со стороны других государств.
В американской литературе подчеркивается, что Англия — наиболее мощная военно-морская держава того времени, несмотря на то, что могла легко разгромить корсаров, выплачивала им даже своеобразную «дань». Эти деньги были предназначены в первую очередь на поддержку корсарских корпораций, при помощи и посредстве [44] которых британские предприниматели стремились ослабить деятельность своих соперников по торговле. Английское правительство, выплачивая корсарам «дань», использовало их для ослабления торговой конкуренции других стран.
До нас дошло много свидетельств современников рассматриваемых событий о заинтересованности Англии в успехе пиратских операций. Лорд Шеффильд в изданных им еще в 1783 г. «Наблюдениях над торговлей Американских Штатов» отмечал, что обе ведущие морские державы Европы — Англия и Франция — по торговым соображениям не должны способствовать установлению нормальных отношений между Соединенными Штатами и североафриканскими государствами. По мнению Шеффильда, европейские страны должны отклонять какие бы то ни было просьбы американцев об оказании им покровительства и защиты на Средиземном море{109}. Эту мысль лорд Шеффильд развивал и во время своего выступления в английском парламенте в 1784 г. Он говорил, что европейские державы не могут быть заинтересованы в оказании содействия торговле Соединенных Штатов на Средиземном море. Более того, эти державы заинтересованы в том, чтобы на американские суда производились нападения{110}.
Американец Дж. Каткарт, бывший в конце XVIII в. пленником в Алжире, а затем дипломатическим представителем США в некоторых странах Северной Африки, писал, что Англия и Франция, располагая широкими торговыми связями, более заинтересованы в развитии пиратства, направленного против их конкурентов, чем в «достойном возмездии»{111}.
«Хорошо известно, — писал также генеральный консул Соединенных Штатов в Алжире Р. О'Брайен, — что державы, находящиеся в мирных отношениях с варварскими странами, не желают, чтобы какая-нибудь другая страна добилась мира с ними, ибо они не хотят лишаться части [45] этой выгодной средиземноморской торговли»{112}. В то же время среди английских купцов, связанных со средиземноморской торговлей, бытовала поговорка: «Если бы не было алжирцев (подразумевается корсарская корпорация. — Н. X.), то для Англии не оставалось бы ничего иного, как создать их»{113}.
В поисках защитников для торговли на Средиземном море Континентальный конгресс США выдвинул предложение добиваться установления над американским мореплаванием протекции Франции. Однако это предложение было отклонено французским королем, и в мае 1784 г. государственным деятелям Соединенных Штатов Адамсу, Франклину и Джефферсону было поручено достигнуть договоренности с правителями североафриканских государств. В январе 1787 г. между Соединенными Штатами и Марокко был заключен договор, по которому марокканский правитель получал около 10 тыс. долл. в обмен на обязательство не препятствовать американской торговле. Под давлением английских властей, действовавших через британского генерального консула в Алжире Ч. Лоджа, Португалия, заключившая было соглашение об оказании протекции американцам в Алжире, отказалась от него. Более того, английские эмиссары подтолкнули алжирского дея на прямое выступление против американцев, и летом 1785 г. он захватил несколько судов Соединенных Штатов. Желая сохранить за собой чрезвычайно выгодную торговлю на Средиземном море, американское правительство направило в Алжир специального представителя Дж. Дональдсона{114}. В результате переговоров Дональдсона был подготовлен и подписан в сентябре 1795 г. американо-алжирский договор. Он предусматривал выплату дею ежегодной дани в размере 20 тыс. долл., а также ряд других денежных взносов. На аналогичных примерно условиях были заключены соглашения с Триполи (ноябрь 1796 г.) и с Тунисом (август 1797 г.){115}. [46]
Американские предприниматели не желали делиться с правителями вышеуказанных государств прибылями от своей доходной торговли, к чему вынуждали их заключенные договоры, однако отсутствие у США в то время военно-морского флота лишало их возможности провести на Средиземном море желательные мероприятия для укрепления своих военно-политических и экономических позиций.
Соединенные Штаты Америки начали усиленными темпами готовиться к нападению на североафриканские государства. Нельзя не вспомнить в связи с этим ту меткую характеристику, какая была дана К. Марксом агрессивным действиям несравненно более сильной английской буржуазии против Китая в первой половине XIX века, которая вела борьбу «за привилегию покупать на самых дешевых и продавать на самых дорогих рынках»{116}.
Американские правящие круги осуществляли свою политику в этом районе под флагом борьбы с пиратством. Вскрывая подлинные причины «полицейских» акций Соединенных Штатов на Средиземном море, А. В. Ефимов отмечает: «Правительство США, идя навстречу промышленной и торговой буржуазии, заинтересованной в развитии прибыльной торговли и в возможно большем вытеснении Англии и Франции с международного рынка, послало эскадру и начало военные действия, которые продолжались в течение нескольких лет»{117}.
20 мая 1801 г. морской секретарь США Б. Стоддарт приказал так называемой эскадре наблюдения (корабли «Филадельфия», «Эссекс», «Президент» и «Энтерпрайз») двинуться в Средиземное море для оказания нажима на Триполи. Однако паша Триполи не проявил особого испуга. Тогда американцы захватили его судно. Началась американо-триполитанская война 1801–1805 гг. Эскадра Соединенных Штатов Америки, к 1803 г. насчитывавшая уже 7 судов, предприняла блокаду города Триполи, высадила десант, который грабил и уничтожал окрестные села. Город неоднократно подвергался ожесточенной бомбардировке. Стоит отметить, что адмиралом [47] триполитанского флота в описываемое время был британский подданный Лисл.
Борьба у стен Триполи затянулась на несколько лет. Здесь были сосредоточены крупные военно-морские силы Соединенных Штатов: 5 фрегатов, 1 бриг, 3 шхуны, 1 корвет, свыше 10 канонерских лодок и пушечных барок.
Одновременно с военными действиями на море американцы предприняли политическую диверсию, стремясь разжечь в Триполи междоусобную борьбу и подорвать изнутри власть паши Юсуфа Караманлы. Уже в 1801 г. американские дипломатические представители — В. Итон в Тунисе и Дж. Каткарт в Алжире — разработали план проведения внутреннего переворота в Триполи и утверждения на престоле ставленника Соединенных Штатов Америки. Для этой цели намечалось использовать брата паши — Хамета Караманлы, потерпевшего ранее поражение в борьбе за власть.
План Итона и Каткарта заключался в следующем: суда эскадры коммодора Дэйла отвезут Хамета Караманлы в Стамбул, где он по ходатайству и под нажимом американцев получит фирман султана с утверждением его «законным правителем Триполи». Тем временем сопровождавшие Хамета представители Соединенных Штатов заключат торгово-политический договор с Османской империей, а американская эскадра нападением с моря поддержит военные действия, начатые Хаметом на суше. В результате комбинированной атаки «узурпатор» будет низложен. Утвердившийся же на престоле Хамет, столь многим обязанный США, окажет поддержку американским интересам в Триполи{118}.
План Итона и Каткарта был одобрен морским министром Соединенных Штатов. Однако вскоре стало известно, что Хамет Караманлы принял предложение своего брата-паши стать правителем провинции Дерна. Замысел американских дипломатов грозил сорваться, но под нажимом Итона Хамет согласился отклонить предложение паши Юсуфа и выжидать дальнейшего развития событий.
Итон втянул в заговор главного министра Туниса Сапитапа, пообещав ему 10 тыс. долл. в случае успеха переворота в Триполи. Эти деньги он рассчитывал получить [48] в качестве части выкупа от паши Юсуфа после его свержения.
Присутствие в Средиземном море американских военных судов вызвало оживление торговли Соединенных Штатов со странами Средиземноморья. Итон сообщал, что, несмотря на военные действия, Средиземное море в эти годы «было покрыто» судами американских предпринимателей.
В 1803 г. Итон получил санкцию президента Джефферсона на осуществление задуманного плана. По указанию нового командующего американской эскадрой в Средиземном море коммодора Баррона Итон отправился на корабле «Аргус» в Египет, отыскал находившегося там Хамета Караманлы и заключил с ним предварительное соглашение, по которому Хамет обязался возместить Соединенным Штатам все расходы, связанные с его утверждением на престоле, а также создать благоприятные условия для американской торговли. 23 февраля 1805 г. между ним и Итоном, выступавшим от имени США, была подписана специальная конвенция, но которой Итон назначался начальником сухопутных сил Хамета Караманлы в походе на Триполи.
Подлинные цели экспедиции Итон раскрыл в письме морскому министру от 13 февраля 1805 г. Он писал, что, если ему удастся захватить эти провинции, американцы будут иметь важный источник продовольствия и получат свободный доступ во внутренние районы страны. Он сообщал также, что просил у коммодора для этой цели сто комплектов ружей с патронами и 2 полевые пушки со снарядами и амуницией, а кроме того — если понадобиться — сотню морских пехотинцев, чтобы возглавить переворот.
Итон и Хамет Караманлы с отрядом американской морской пехоты и навербованных в Египте греков и арабов (свыше 400 человек) выступили из Египта, пересекли пустыню и вышли к Дерне. При штурме этого города они были поддержаны с моря огнем американских военных кораблей «Наутилус», «Аргус» и «Хорнет». Дерна была захвачена, но к этому времени между генеральным консулом Соединенных Штатов в Северной Африке Т. Лиром и пашой Триполи Юсуфом был подписан мирный договор.
Это делало ненужной диверсию Итона. Погрузив [49] обманным путем на суда американскую морскую пехоту, греческих солдат и Хамета Караманлы со свитой, Итон был вынужден вернуться на эскадру{119}.
Навязав Триполи выгодные для себя мирные условия, способствующие американской торговле, Соединенные Штаты направили военный флот против Туниса, правитель которого, возмущенный непрестанными интригами американского дипломатического представителя и подстрекаемый английским консулом, предложил американцу покинуть Тунис. О том, что произошло вслед за этим, спокойно и недвусмысленно пишет уже цитировавшийся нами Спиирс: «Под дулами корабельных орудий правителю Туниса были продиктованы условия мира. И это удивило народы Европы, ибо никогда ранее не было ничего подобного. Внешняя торговля нации (американской. — Н. X.) расширялась в результате влияния созданного флота»{120}.
Правящие круги США, однако, не были удовлетворены достигнутым и стремились к дальнейшему укреплению своих позиций на Средиземном море, а господствующие слои Англии, заинтересованные в ослаблении конкурентов в области торговли и судоходства, продолжали чинить американцам всевозможные помехи. Разразившаяся вскоре англо-американская война 1812–1814 гг., когда английское морское превосходство отчасти преградило судам Соединенных Штатов путь к европейским берегам, была периодом некоторого уменьшения американской торговли на Средиземном море.
Эта война, в американской буржуазной историографии не совсем правильно именуемая «второй войной за независимость США», в качестве одной из причин имела стремление американских капиталистов и правящих кругов укрепить свое морское судоходство и торговлю{121}.
Борьба не принесла решающей победы ни той, ни другой стороне. Однако то обстоятельство, что американцам удалось в определенной степени противостоять несравненно более развитой и сильной в экономическом отношении Великобритании, в дальнейшем способствовало [50] значительной активизации деятельности Соединенных Штатов в бассейне Средиземного моря.
Вскоре после окончания войны 1812–1814 гг. американское правительство в мае 1815 г. отправило из Нью-Йорка в Средиземное море эскадру из 10 судов под командой коммодора С. Декатура. За ней следовала из Бостона основная эскадра из 8 кораблей под командованием У. Бэйнбриджа, возглавлявшего всю экспедицию.
Действуя методами, не отличавшимися от пиратских, Декатур поднял на своих судах английский флаг{122}. Однако этот маневр не удался: американцы были опознаны. Благодаря своему военному превосходству они все же захватили и потопили несколько алжирских кораблей, предприняли беспорядочную бомбардировку незащищенных городов, стараясь терроризировать население и правителей арабских государств. Действия американцев особенно расширились после присоединения к Декатуру эскадры Бэйнбриджа, когда в Средиземном море оказался огромный по тому времени американский флот из 18 боевых судов, «грозное появление которого, — писали Альден и Ирл, — оказало благоприятное влияние на американские интересы за рубежом»{123}.
В июне 1815 г. Алжиру был навязан кабальный договор, по которому Соединенным Штатам Америки предоставлялись права «наиболее благоприятствуемой нации». Его подписание вызвало недовольство влиятельных феодальных кругов Алжира, и перед ратификацией договора алжирский дей Омар попросил представителя США У. Шэйлера выдать ему формальное «свидетельство», удостоверявшее, что он «был вынужден принять это соглашение под дулами американских пушек»{124}. Шэйлер удовлетворил просьбу, и в декабре 1816 г. Омар утвердил этот договор.
Вслед за укреплением позиций Соединенных Штатов в Алжире были произведены «визиты» американского флота в Тунис и Триполи, которым пришлось под угрозой [51] войны выплатить Соединенным Штатам крупные контрибуционные суммы.
После проведения этой террористической кампании правящие круги США решили сохранить особую Средиземноморскую эскадру. Ее суда обычно зимовали у порта Маон на острове Менорка (Балеарские острова){125} и несли регулярную патрульную службу, способствуя укреплению американского влияния на берегах Средиземноморья и «символизируя мощь Соединенных Штатов в постоянно волнующихся водах этого моря»{126}.
К началу 20-х годов XIX в. американская политика на Средиземном море стала активизироваться также в районе восточного побережья — в Греции. Это было вызвано осложнением обстановки в Османской империи в связи с развитием освободительного движения греческого народа.
В 1948 г. в Нью-Йорке вышла в свет книга американского профессора Д. Робинсона под названием «Америка в Греции. Традиционная политика»{127}, являющаяся своеобразной публикацией документов. В основном она содержала материалы относительно освободительной борьбы греческого народа против ига турецких феодалов в 1821–1823 гг. Составитель этой хрестоматии привел ряд документов, которые свидетельствовали о сочувствии различных кругов Соединенных Штатов Америки (прежде всего народных масс) этой борьбе, а в конце издания напечатал речь президента Трумэна, излагавшую известную «доктрину Трумэна» в отношении Греции и Турции.
Тем самым Д. Робинсон хотел, видимо, подчеркнуть «традиционность» американской политики в Греции. Сопоставление это, однако, приобрело иронический смысл. Как известно, основным результатом «помощи», полученной Грецией в итоге реализации «доктрины Трумэна», явилось укрепление позиций американского империализма: в этой стране. Что же касается содействия Соединенных: Штатов борцам за независимость в 1821–1823 гг., то, [52] даже если судить по документам, содержащимся в книге Д. Робинсона, правительство Соединенных Штатов, отражавшее взгляды влиятельных торгово-промышленных слоев и руководствовавшееся их узкокорыстными интересами, отказалось от реального содействия греческой революции. Позиция, занятая ими в этом вопросе, хорошо освещена в небольшой статье американского автора Э. Ирла «Ранняя американская политика в отношении национальных меньшинств Османской империи»{128}, опубликованной в 1927 г. и основанной главным образом на материалах конгресса Соединенных Штатов.
Э. Ирл подчеркивал, что Соединенные Штаты в рассматриваемый период были заинтересованы в развитии и укреплении торговых и миссионерских связей со странами Средиземноморского бассейна, что турецкий порт Смирна превратился в важнейший опорный пункт «расширившейся американской торговли с Ближним Востоком», будучи основным портом вывоза турецкого опиума в Китай. Далее он отмечал, что «пребывание на Средиземном море американских торговых судов сделало необходимым усиление в этих водах морской эскадры Соединенных Штатов», командование которой «вело в это время деликатные переговоры» с султаном{129}.
Все эти обстоятельства и определили позицию Соединенных Штатов в отношении греческой революции. Американское правительство, допускавшее порой демагогические рассуждения о «борьбе за демократические права» и т. п., никак не реагировало на многочисленные призывы к поддержке греческих революционных патриотов. Лишь в августе 1823 г. правящие круги Соединенных Штатов Америки начали обсуждать вопрос о признании греческой республики, но и тогда государственный секретарь Джон Квинси Адамс ответил отрицательно на обращение представителя греческого революционного правительства Андреаса Луриотиса с просьбой признать независимость Греции. Конгресс отклонил даже предложение сенатора Уэбстера об отправке в эту страну американского «наблюдателя». [53]
«Становилось ясным, что объем американской торговли со Смирной и стоимость американской собственности в этом городе не таковы, чтобы позволить конгрессу игнорировать их без серьезных оснований, — отмечал Ирл. — Томас Перкинс, наиболее видный американский торговец, имевший дела со Смирной, отказался участвовать в бостонском комитете освобождения греков, опасаясь, возможно, серьезной компрометации своих интересов в Турции»{130}.
Представитель Соединенных Штатов в Смирне указывал, что американцы располагают в этом порту различным имуществом ценностью свыше 200 тыс. долл. и данное обстоятельство, безусловно, ограничит какое бы то ни было стремление с их стороны оказать содействие греческим патриотам. К тому же стоимость американского торгового оборота через Смирну в 1820–1822 гг. достигла 2,3 млн. долл., а в 1823 г. она возросла еще на 1,2 млн.. долл., что указывало на значительное увеличение объема торговли. «Никто из членов конгресса... не был расположен легко пренебречь этими интересами»{131}, — сообщал Ирл.
Предложенная сенатором Уэбстером резолюция о посылке в Грецию агента для наблюдений была найдена «малоразумной и не преследующей полезной цели». Джон Квинси Адамс даже обвинил наиболее активных сторонников оказания помощи грекам Кальхуна, Галлатина и Клея в стремлении нажить политический капитал на популярных лозунгах.
Лишь в конце 1825 г. американское правительство несколько изменило позицию в этом вопросе, руководствуясь как раз тем, в чем Адамс упрекал своих противников, — стремлением нажить политический капитал. В сентябре 1825 г. У. Самервилл был отправлен наблюдателем в Грецию со специальной инструкцией ни во что не вмешиваться и с довольно трудным поручением объяснить греческим патриотам причины нейтралитета правительства Соединенных Штатов. Самервилл умер во Франции в январе 1826 г., так и не доехав до Греции. Преемника ему не было назначено. Этим ограничился [54] весь интерес американских правящих кругов к революционной борьбе греческого народа.
В конечном итоге Ирл сделал вполне правильный вывод: «Когда русские перешли Прут в мае 1828 г., свобода современных эллинов была обеспечена»{132}. Об этом еще за 75 лет до него писал К. Маркс, который указывал, что «исход борьбы при восстании греков» решил «Дибич, вступивший во главе русской армии через Балканы в долину Марицы», что «девять десятых населения европейской Турции будет видеть в России свою единственную опору, свою освободительницу, своего мессию»{133}.
Таким образом, правящие круги Соединенных Штатов фактически отказались от какой-либо помощи греческим патриотам, и важнейшей причиной этого было нежелание ставить под угрозу прибыли, получаемые влиятельными слоями американских предпринимателей от торговых связей с Ближним Востоком и в первую очередь от перепродажи турецкого опиума в Китае.
В эти же годы правительство Соединенных Штатов Америки перешло к более активной политике в отношении Османской империи. Бывший государственный секретарь Дж. К. Адамс, который в 1825 г. стал президентом Соединенных Штатов, решил добиться у султана соответствующей платы за свою благожелательную к Турции позицию в вопросе о греческой революции. В 1825 г. к берегам Порты была направлена внушительная военно-морская эскадра во главе с коммодором Роджерсом. Переговоры, которые Э. Ирл, как мы уже видели выше, называл весьма «деликатными», носили секретный характер{134}.
Роджерсу было предложено добиться свободного доступа американских судов во все турецкие порты и прохода их через Дарданеллы, а также предоставления [55] Соединенным Штатам Америки права назначать своих консулов в любой из городов Османской империи{135}.
Начатые Роджерсом переговоры были продолжены в 1828 г. У. Крэйном и Д. Оффли, а в 1829 г. — американской дипломатической миссией в составе капитана Дж. Биддла, Д. Оффли и Ч. Ринда. В конечном итоге в мае 1830 г. между Соединенными Штатами и Османской империей был подписан договор, который юридически закреплял уже предоставленные ранее предпринимателям США права и привилегии «наиболее благоприятствуемой нации» и устанавливал льготный тариф на ввоз в Турцию американских товаров{135}.
Заключение этого договора облегчало дельцам и предпринимателям Соединенных Штатов наживу на неэквивалентной спекулятивной торговле турецким опиумом и другими товарами. Американские представители сразу же после подписания договора всячески старались подчеркнуть, что он, помимо прочего, гарантирует им полную экстерриториальность в Турции. Дело дошло до того, что султанское правительство было вынуждено выступить со специальным заявлением о наличии расхождений в толковании этого соглашения{137}.
Первым американским представителем в Стамбуле был коммодор Д. Портер (с 1830 по 1839 г. в ранге поверенного в делах, в 1839–1843 гг. в ранге министра-резидента). Назначение Д. Портера, ярого приверженца активной захватнической политики, свидетельствовало о большой роли, которая отводилась американским правительством дипломатическому посту в Османской империи.
Укрепив свои позиции в западной части Средиземного моря в результате активных действий против североафриканских государств, а также в восточной части этого моря (собственно Турция), американские правящие круги еще шире развернули свою «полицейскую деятельность». Осенью 1827 г. американские военные круги [56] разработали специальный план «охраны американской торговли в восточном Средиземноморье»{138}.
По этому плану военный корабль «Уоррен» под командованием Л. Кирни совершил ряд нападений на острова Греческого архипелага «в поисках пиратов». Кирни даже высылал вооруженные отряды на сушу. как если бы дело происходило в штате Миссисипи, Флориде или других районах США{139}.
Американцы к этому времени приобрели на Средиземном море богатый опыт военно-политического нажима. В начале 30-х годов XIX в. они пытались даже добиться от Неаполитанского королевства передачи им какого-нибудь пункта для создания опорной базы. В качестве предлога был выдвинут смехотворный довод о том, что еще во время правления короля Неаполя Иоахима Мюрата (1810–1815) было захвачено несколько американских судов. Правительство Соединенных Штатов Америки в связи с этим потребовало возмещения убытков в размере 200 тыс. ф. ст.
Как писала об этом малоизвестном историческом эпизоде петербургская газета «Северная пчела», Соединенные Штаты «предлагают взамен сей суммы взять Сиракузы. Неаполитанское правительство соглашалось отдать Лампедузу, но сие предложение, говорят, не принято. Давно уже Северо-Американские Штаты желали иметь гавань на Средиземном море и ныне воспользовались случаем для достижения цели своей»{140}.
Более красочное описание получила неаполитанская авантюра Соединенных Штатов в книге В. Гриффиса «Американцы на Востоке». «Когда Эндрю Джексон стал президентом, — писал он, — Соединенные Штаты начали более четко определять свою внешнюю политику. [57] Коммодор Дэвид Портер заключил договор с Турцией. Франция и неаполитанцы были вынуждены уплатить свои долги. Одной из наиболее блистательных американских морских операций в Средиземном море была та, когда шесть красивейших в мире плавающих крепостей во главе с «Олд Глори», одна за другой вошли в Неаполитанский залив и навели свои орудия на прекрасный город «короля-бомбы»{141}. Изменив свою позицию высокомерного отказа от оплаты, король передал в звонкой монете все, что-был должен Соединенным Штатам за грабежи своего предшественника»{142}.
Таким образом, неаполитанские власти под угрозой артиллерийских залпов военно-морских кораблей были вынуждены выплатить американцам, действовавшим путем шантажа и насилия, изрядную сумму денег.
Через несколько лет на Средиземном море произошел следующий весьма характерный эпизод. Австриец Мартин Коста, стремясь избежать ответственности за совершенное им преступление, бежал из своей страны и принял американское подданство. Однако в Измире он был обнаружен полицией, передан властям и взят на борт австрийского судна. В это время капитан американского военного корабля, находившегося в этом районе, по поручению консула Соединенных Штатов потребовал выдачи арестованного. Когда в этом было отказано, он предъявил ультимативное требование выдать Коста, угрожая открыть огонь в случае отказа. В такой обстановке преступник был освобожден и избежал заслуженного наказания. Конгресс Соединенных Штатов 4 августа 1854 г. принял специальное решение поручить президенту наградить этого капитана медалью, чтобы подчеркнуть, что американские граждане, даже совершившие преступление, всегда могут рассчитывать на поддержку своего правительства.
Американский историк Спиирс отмечал, что этот инцидент был чрезвычайно важным и необходимым примером, чтобы американские граждане «ныне путешествующие в иных странах», знали, что «правительство [58] достаточно сильно, чтобы защитить их даже за пределами национальных границ»{143}.
В основе американской политики в бассейне Средиземного моря лежало главным образом стремление добиваться любыми путями расширения доходной торговли, в первую очередь — возможности использовать турецкий опиум для спекуляций в Китае. Среди методов достижения этой цели не последнее место занимал открытый военно-политический нажим. Агрессивные действия отдельных представителей Соединенных Штатов, как правило, встречали полное одобрение и поддержку американских господствующих кругов и правительства, которые и сами проявляли инициативу в оказании давления на страны Средиземноморья. Эти агрессивные действия приобретали значение вполне определенно выраженной государственной политики.