В 1864–1868 гг. большая часть Средней Азии вошла в состав Российской империи (Южный Казахстан, Северная Киргизия, Ташкентский и Самаркандский оазисы). Крупнейшие среднеазиатские ханства — Кокандское и Бухарское — были вынуждены признать свою вассальную зависимость от царского правительства. Подчинение Россией остальных районов Средней Азии стало лишь делом времени.
В результате присоединения к России Средней Азии там несравненно более быстрыми темпами двинулось вперед развитие капиталистических отношений, несмотря на упорное стремление царизма законсервировать в ханствах отсталый феодальный уклад. В Средней Азии прокладывались железные дороги, возникали предприятия для первичной обработки сырья, развивалась добыча полезных ископаемых. Все это, естественно, приводило к росту производительных сил страны и развитию местного пролетариата.
Было отменено рабство, прекращены межфеодальные войны. Началось серьезное всестороннее изучение географических условий и природных ресурсов Средней Азии.
Все это положительные явления. Их перечень можно было бы продолжить. Не они, однако, составляют основное, определяющее при характеристике прогрессивного значения присоединения Средней Азии к России. Ведь подобные мероприятия проводили и британские правящие круги в своих колониях, чтобы улучшить условия выкачки оттуда денежных средств и сырья. Основное, определяющее при оценке прогрессивного значения включения народов Средней Азии в состав Российской империи заключается в том, что они — помимо воли и желания царизма — «вступили в общение с русским народом, русским рабочим классом — могучей революционной силой»{634}.
Хотя на эту тему за последние годы написано несколько [235] специальных монографий (особенно историками среднеазиатских республик) и она в той или иной форме затрагивается почти во всех работах, посвященных истории Средней Азии в новое и новейшее время{635}, на некоторых сторонах этого вопроса необходимо остановиться подробно.
Присоединение Средней Азии к России завершило длительный процесс их тесного и взаимно выгодного экономического общения. Средняя Азия была включена в общерусский рынок, что положительно сказалось на ее хозяйственном развитии.
Советские историки обоснованно считают, что присоединение к английским колониальным владениям явилось бы величайшим злом для народов Средней Азии.
Переход под владычество британских колонизаторов лишил бы народы Средней Азии той важнейшей перспективы, какую они приобретали, сближаясь с русским народом и другими народами России. Дело было, конечно, не в том, что царизм был хуже или лучше английского империализма. В. И. Ленин ставил обе эти системы на одну доску, хотя и подчеркивал, что «русские империалисты были представителями старого времени и душить, как следует, не умели...», а представители английской и американской буржуазии «душить умеют и душат до конца»{636}.
Дело было в специфике общей обстановки в Российской империи, в специфике политических и экономических отношений между народными массами метрополий и колоний, в территориальном соседстве русского народа с народами окраин.
Жители Индии не видели у себя простых людей Англии — рабочих или крестьян. Из метрополии приезжали «белые господа» — чиновники, дельцы, представители технической интеллигенции. «В Индию едут не представители трудящейся Англии, а лишь отпрыски владеющих и господствующих классов последней, — писал дореволюционный русский историк Д. Сатурин, — едут за тем, чтобы «владеть и править» сотнями миллионов безответных индусов, которых слепая судьба отдала в их безжалостные руки. Они приезжают туда в качестве чиновников, [236] банкиров, фабрикантов и купцов и, наживши миллионы и выслуживши княжеские пенсии, возвращаются на свою северную родину...»{637}.
Вся история Индии в колониальный период не знает случаев, когда бы англичанин работал батраком на какой-нибудь плантации или чернорабочим на фабрике в колонии. Этого бы не допустили английские власти из опасений дискредитации «господства белых» и всей системы британского колониального владычества.
Проводившаяся в Англии в течение многих десятилетий пропаганда расистской идеи о «белом господине» и «коричневом (черном, желтом и т. д.) рабе» глубоко проникла и в среду сравнительно широких слоев населения метрополии. «...Даже английские рабочий и фермер в какой-то степени подпали под ее влияние и несмотря на подчиненное положение у себя на родине испытывали гордость владельцев и властелинов. Тот же рабочий или фермер, приехав в Индию, неизбежно был бы причислен здесь к правящему классу», — писал Джавахарлал. Неру{638}.
В середине XIX в. английская буржуазия твердо перешла к системе «свободной торговли» и превратила свою страну в гигантскую «мастерскую мира», «мировую фабрику», извлекая, громадные сверхприбыли. Британские капиталисты смогли достичь такого положения главным образом потому, что они выкачивали грандиозные материальные средства из своих колоний, в первую очередь из Индии.
Это давало британским господствующим слоям широкую возможность для подкупа определенной части пролетариата. Так была создана рабочая аристократия, в дальнейшем поддерживавшая хищническую политику британского колониализма. Это ослабляло остроту классовых противоречий и классовой борьбы в стране, способствовало стабилизации определенной консервативности английского пролетариата. «Так называемая свобода английских граждан основана на угнетений-колоний» — писал Ф. Энгельс К. Марксу 23 мая 1856 г.{639}. Через два года К. Маркс с горечью отмечал: «...английский пролетариат фактически все более и более обуржуазивается, так что эта наиболее буржуазная из всех наций, повидимому, хочет, в конце концов, иметь на-ряду с буржуазией буржуазную аристократию и буржуазный пролетариат. Для нации, которая эксплуатирует весь мир, это и в самом деле является до известной степени естественным»{640}. [237]
На протяжении всего XIX в. господствующие классы Англии, которые проявляли чрезвычайную гибкость в укреплении своей власти, старались «приручить» рабочий класс Англии, заразить его колониальным шовинизмом.
Эти явления на империалистической стадии развития капитализма отмечал В. И. Ленин. «Класс неимущих, но не трудящихся, не способен ниспровергнуть эксплуататоров. Только содержащий все общество класс пролетариев в силах произвести социальную революцию. И вот, широкая колониальная политика привела к тому, что европейский пролетарий отчасти попадает в такое положение, что не его трудом содержится все общество, а трудом почти порабощенных колониальных туземцев. Английская буржуазия, напр., извлекает больше доходов с десятков и сотен миллионов населения Индии и других ее колоний, чем с английских рабочих. При таких условиях создается в известных странах материальная, экономическая основа заражения пролетариата той или другой страны колониальным шовинизмом»{641}.
В. И. Ленин решительно и последовательно разоблачал колониальный шовинизм, призывая к его искоренению и созданию единого антиимпериалистического фронта пролетариата метрополий и трудящихся колоний. На втором конгрессе Коммунистического Интернационала в 1920 г. В. И. Ленин приводил слова члена Британской социалистической партии Квелча о том, что «рядовой английский рабочий счел бы за измену помогать порабощенным народам в их восстаниях против английского владычества. Верно, — продолжал В. И. Ленин, — что настроенная джингоистски и шовинистически рабочая аристократия Англии и Америки представляет собой величайшую опасность для социализма и сильнейшую опору II Интернационала, что здесь мы имеем дело с величайшей изменой со стороны вождей и рабочих, принадлежащих к этому буржуазному Интернационалу»{642}.
Итак, историческая действительность свидетельствует, что определенная часть английского народа, рабочего класса Англии в течение длительного времени была заражена колониальным шовинизмом и непосредственно заинтересована в эксплуатации трудящихся масс колоний Британской империи.
Было бы неверно говорить на основании изложенного об особой реакционности английского народа в целом. В. И. Ленин отмечал, что «в каждой национальной культуре есть, хотя [238] бы не развитые, элементы демократической и социалистической культуры, ибо в каждой нации есть трудящаяся и эксплуатируемая масса, условия жизни которой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалистическую. Но в каждой нации есть также культура буржуазная (а в большинстве еще черносотенная и клерикальная) — притом не в виде только «элементов», а в виде господствующей культуры»{643}.
Это ленинское положение о двух нациях в каждой буржуазной нации, о двух национальных культурах в каждой буржуазной национальной культуре вскрывает сущность политической обстановки в Англии во второй половине XIX — начале XX в. В этой стране буржуазная идеология господствовала над пролетарской, была значительно сильнее «элементов демократической и социалистической» идеологии.
Политически, экономически и территориально английский пролетариат был отделен от далеких заморских территорий, где десятки и сотни миллионов жителей Индии, Цейлона, Бирмы, Малайи и других стран испытывали жесточайший колониальный гнет. Порабощенные британскими империалистами колониальные массы в своей освободительной борьбе не могли рассчитывать на помощь трудящихся Англии, на заимствование опыта революционного движения английского пролетариата, ибо это движение имело в те годы очень ограниченные размеры.
Все это приводит к важному выводу, что в системе Британской империи не было предпосылок для создания объединенного фронта народных масс метрополии и колоний в борьбе против капиталистической эксплуатации.
Во второй половине XIX в. в Россию постепенно начал перемещаться центр мирового революционного движения. С этим периодом совпало присоединение Средней Азии к Российской империи.
На положении в русском Туркестане отражались революционные события, которые переживала вся страна. В Среднюю Азию, как и на другие окраины государства, наряду с сатрапами, царскими чиновниками, искателями легкой наживы, «господами ташкентцами», приезжала российская беднота. Нищие крестьяне из Воронежской, Харьковской, Рязанской, [239] Владимирской и других губерний пытались обрести здесь клочок земли для пропитания. Многие, так и не найдя этого клочка, становились батраками у местных баев, разделяя горькую участь узбекских, таджикских, казахских и иных бедняков. Служба русского батрака у местного богатея не вызывала ничьего удивления и не рассматривалась в России как подрыв колониальной политики. Высокопоставленные царские сановники задумывались даже над тем, «не следует ли особыми мерами организовать приток сюда русских рабочих», хотя и полагали, что подобная мера «не произведет хорошего морального впечатления на азиатской окраине»{644}.
По мере развития железнодорожного строительства, местной промышленности, разработок месторождений полезных ископаемых в Среднюю Азию потянулись русские трудящиеся. Они устраивались на хлопкоочистительные заводы, многие из которых принадлежали местным промышленникам{645} — Муминбаевым, Азимбаевым, Ходжаевым, Вадьяевым, Потеляховым и др., на нефтяные промыслы, на строительство дорог и трудились здесь рука об руку с представителями коренного населения. В процессе совместного труда крепла дружба русского народа с трудящимися окраин России, расширялось взаимопонимание между ними, цементировался боевой союз, проявившийся с такой силой в годы революционной борьбы с царизмом, капиталистами и помещиками.
Немалое значение также имела деятельность прогрессивной интеллигенции, революционных демократов, народовольцев. В противовес мракобесам, реакционерам, колонизаторам в стране существовали и активно боролись представители «другой» России — демократы, сторонники коренных преобразований, друзья и единомышленники В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Щедрина и др.
Среди непосредственных участников военно-политических и дипломатических действий Российской империи в Средней Азии были лица, придерживавшиеся прогрессивных взглядов. Так, например, Н. В. и Я. В. Ханыковы сочувствовали петрашевцам; их брат А. В. Ханыков (вместе с А. В. Спешневым) в кружке Петрашевского был самым решительным сторонником крестьянской революции. По свидетельству Н. Г. Чернышевского, А. В. Ханыков стоял за ликвидацию крепостнических отношений революционным путем и резко критиковал [240] утверждавшийся в России капиталистический строй{646}. Н. В. Ханыкова чувство протеста против российской действительности, в конечном итоге, вынудило эмигрировать во Францию.
Выдающийся путешественник-исследователь Н. А. Северцов горячо сочувствовал народам Средней Азии, ратовал за более гуманное отношение к «инородцам», призывал к улучшению условий их жизни. Северцов выступал с разнообразными проектами экономического развития Средней Азии{647}.
Политические взгляды Н. А. Северцова характеризует подготовленная им докладная записка о крестьянских волнениях в Оренбургской и Самарской губерниях в 1859 г., т. е. еще до отмены крепостного права. «Глухое беспокойство, брожение умов в ожидании возвещенных, частью вытребованных (! — Н. X.) общим мнением реформ, — писал он, — неудовольствие масс, тяготящихся порядком вещей, уже явно отживших и несостоятельных, — объясняют и легкое распространение беспорядков и, так сказать, эпидемический их характер»{648}.
Такое же понимание нужд и чаяний простых людей проявлял Н. А. Северцов во время своих путешествий по Туркестану и многочисленных поездок по казахским и киргизским селениям. Он, в частности, настаивал на том, чтобы в Средней Азии земли для переселенцев из России выделялись не за счет местного населения. Северцов всегда по достоинству отмечал заслуги сопровождавших его узбеков, таджиков, казахов или киргизов.
Взгляды русских демократических кругов отражали известный путешественник по Востоку Г. Н. Потанин, сосланные царским правительством в Среднюю Азию петрашевцы Р. Черносвитов и поэт А. Н. Плещеев, который участвовал во взятии Ак-Мечети в 1853 г. Прогрессивные идеи оказали безусловное воздействие и на начальника Аральской флотилии А. И. Бутакова, которому еще в 1850 г. был сделан «строжайший выговор за упущения по наблюдению за рядовым Шевченко»{649}. «Упущения» Бутакова выразились в том, что он, зная о царском запрете Тарасу Шевченко писать и рисовать, поручил ему составление «гидрографических видов», а также оказывал «всяческое послабление». [241]
Такие примеры можно было бы значительно расширить{650}. Царское правительство не смогло воспрепятствовать проникновению в Среднюю Азию демократических идей. Прогрессивные мыслители Туркестана были хорошо знакомы с выдающимися произведениями русской классической литературы и популяризовали ее среди своих соотечественников. Характерным примером является перевод казахским просветителем Абаем Кунанбаевым на родной язык романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин».
Подчеркивая близость русского и казахского народов, выдающийся казахский ученый, общественный деятель и мыслитель Чокан Валиханов писал: «Мы... связаны с русскими историческим и даже кровным родством». Он писал далее о судьбах миллионов людей — казахов, «которые считают себя братьями русских по отечеству и поступили в русское подданство добровольно...»{651}.
Крупные ученые, философы и писатели народов Средней Азии — Ахмади Дониш, Мукими, Фуркат, Завки, Отар и другие — испытывали большое влияние демократических традиций лучших слоев русского народа. Это также способствовало сближению народов России, созданию прочной основы в их борьбе с реакционными силами.
Народные массы Средней Азии видели не только царских сатрапов, но могли близко познакомиться и с представителями прогрессивной России, деятельность которых несмотря на их классовую принадлежность содействовала укреплению взаимопонимания между народами империи.
Само собой разумеется, что складывавшийся постепенно «союз низов» Российской империи приобретал значительно более прямые и четкие формы в результате непосредственного общения русского пролетариата и беднейшего крестьянства с трудящимися массами Туркестана (как и других окраин страны), однако нет оснований недооценивать значения и роли деятельности передовых людей России в этом благородном деле.
Сближение интересов эксплуатируемых масс протекало параллельно с образованием «блока верхов», блока царизма, русских капиталистов и помещиков с эксплуататорскими слоями национальных меньшинств государства. [242]
Классовая борьба в Российской империи носила в этот период исключительно острый характер. 27 сентября 1877 г. К. Маркс писал Зорге, что Россия «давно уже находится накануне переворота; все элементы для этого уже готовы ...Революция начнется на этот раз на Востоке...»{652}.
Как бы в ответ на это точное предсказание, в России стали, возникать политические организации пролетариата: в 1875 г. — «Южно-Российский союз рабочих», а в конце 1878 г. — «Северный союз русских рабочих». В стране начали создаваться марксистские группы и кружки, объединенные в 1895 г. в Петербурге В. И. Лениным в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Образование в 1898 г. Российской социал-демократической рабочей партии явилось переломным пунктом в истории не только русского, но и мирового социалистического движения.
Характернейшей особенностью деятельности демократических и социалистических организаций России было то, что они не стремились отгородиться от народов окраин, национальных меньшинств огромной империи, а, наоборот, всячески старались вовлечь их в совместную борьбу с царским самодержавием, с русскими и национальными капиталистами, помещиками и феодалами. Руководимая В. И. Лениным РСДРП разработала единственно правильную марксистско-ленинскую программу разрешения национально-колониального вопроса, рассматривая его как неотъемлемую часть общей освободительной борьбы пролетариата.
Своеобразие исторической роли великого русского народа, русского пролетариата заключается в том, что только в России в результате огромной работы лучших сынов и дочерей народа, объединенных в марксистско-ленинскую партию, требование о равноправии наций, об их праве на самоопределение и самостоятельное существование исходило от партии рабочего класса господствующей нации.
Царскому самодержавию не удалось разложить революционный русский пролетариат, отравить его национальным шовинизмом, разобщить с эксплуатируемыми слоями национальных меньшинств. Русские рабочие и крестьянская беднота, переселявшиеся на окраины, передавали местному населению опыт политической борьбы. В Средней Азии работали сосланные и приехавшие сюда революционеры-большевики В. Д. Корнюшин, М. В. Морозов, В. В. Быховский, Н. В. Шумилов и др. Они распространяли здесь ленинскую «Искру», агитационные издания туркестанских организаций РСДРП. В Средней Азии на активную борьбу против царского самодержавия выступили воинские части. [243] Все это укрепляло союз русского пролетариата с трудящимися национальных меньшинств, обусловливало их совместные действия против царизма и в революции 1905–1907 гг.{653} и в 1917 г.
Простой русский народ не был заражен расистской «идеологией господ». Он подвергался такой же эксплуатации со стороны русской буржуазии, помещиков и их государственного аппарата, как и так называемые инородцы. Русские рабочие и крестьяне в своей массе не ощущали никакого «превосходства» над родственными им по классу тружениками — узбеками, таджиками, казахами, туркменами, киргизами, каракалпаками.
Джадиды и другие буржуазные националисты и реакционеры стремились разжечь среди народов Туркестана враждебные чувства, ненависть к другим народам России, в первую очередь к русскому. Они старались оклеветать русский народ, приписать ему вину за страдания, какие пришлось выносить народам Средней Азии, попавшим в колониальное ярмо царизма.
Это было явной подтасовкой фактов, искажением исторической действительности. Выступая 23 июля 1959 г. в Москве на митинге, посвященном возвращению советской партийно-правительственной делегации из Польши, Н. С. Хрущев отмечал: «Но кто же был повинен в страданиях народов, кому это было нужно? Стремился ли русский крепостной крестьянин завоевать польские земли? Легче ли становилось российскому пролетарию от того, что те, кто его угнетал, одновременно угнетали и польский народ? Или, быть может, польский трудящийся был заинтересован в подневольном труде украинцев и белорусов? Разумеется, ни русскому трудовому народу, ни польскому трудовому народу все это не приносило ничего хорошего... Правящие классы царской России эксплуатировали русский народ не менее жестоко, чем поляков, а польские земельные магнаты выжимали пот из десятков тысяч своих земляков с той же алчностью, с какой они делали это на Украине и в Белоруссии»{654}.
Это положение вполне может быть применено и к Средней Азии. Н. С. Хрущев указывал на необходимость «иметь очень хорошее зрение, чтобы за многими событиями, выступавшими на исторической поверхности, суметь разглядеть самое важное — классовую, социальную сущность этих явлений»{655}.
В Российской империи, по сравнению с Британской империей, [244] классовая дифференциация была значительно более резко выражена, чем национальная. Царское правительство широко и активно поддерживало бухарского эмира и хивинского хана, грабивших узбеков, таджиков, туркмен, старательно охраняя феодалов от гнева, эксплуатируемых масс (вплоть до применения военной силы).
Вместе с тем дискриминационная политика царизма в отношении национальных меньшинств, «инородцев» в подавляющем большинстве случаев не воспринималась, а тем более не использовалась в личных интересах русскими трудовыми слоями. Трудящиеся России в отличие от довольно широких кругов английского народа не пользовались никакими выгодами от колониальной политики, не сочувствовали этой политике и не поддерживали ее.
Это облегчало создание классового союза угнетенных масс Российской империи, независимо от их национальной принадлежности, направленного против общего врага, независимо от его национальности, будь ли это русский царь, капиталист, помещик или бухарский эмир, грузинский феодал, украинский магнат.
Боевой союз эксплуатируемых масс всех национальностей России, который настойчиво сплачивался членами ленинской коммунистической партии, привел к победе трудящихся в 1917 г.
Подобно тому как трудящиеся национальных меньшинств окраин Российской империи участвовали в борьбе русского народа против ига царского самодержавия, капиталистов и помещиков, так и русский народ и другие народы страны в 1920 г. помогли труженикам Бухарского и Хивинского ханств свергнуть господство местной феодальной знати.
Присоединение среднеазиатских народов к России, сближение их с русским и другими народами нашей Родины неизмеримо ускорило проведение социалистической революции в Средней Азии. В этом важнейшее прогрессивное значение присоединения Средней Азии к России.
Этого величайшего события в жизни среднеазиатских народов не произошло бы в такой короткий срок, если бы они были подчинены Британской империи.
1857–1868 гг. были периодом перехода России на капиталистический путь развития, когда появлялись новые заводы и фабрики, расширялась внешняя и внутренняя торговля. Однако рост капиталистических отношений сдерживался наличием [245] в стране феодально-крепостнической системы, .а после отмены крепостного права в 1861 г. — ее пережитков. В этих условиях особое значение приобретало развитие капитализма вширь. Внешняя политика государства была призвана обеспечить присоединение к Российской империи новых территорий. Царизм, потерпев поражение в борьбе со своими западноевропейскими соперниками — Англией и Францией за господство на Балканах и Ближнем Востоке, уделил основное внимание Центральной Азии, в частности, Средней Азии.
Господство Российской империи в Средней Азии обеспечивало монопольное положение русских капиталистов на важных рынках сбыта и источниках сырья и создавало предпосылки для расширения фабрично-заводской промышленности. Присоединение среднеазиатских земель предотвратило их захват сильнейшим конкурентом России — Великобританией.
Исследование секретнейших для того времени документов царского правительства свидетельствует, что оно не имело никаких планов и стремлений к «походу на Индию», а тем более к овладению этой британской колонией. Развернутая правящими кругами Англии пропагандистская кампания о «русской угрозе Индии» на деле должна была замаскировать и обосновать активную политическую и экономическую экспансию самой Британской империи в Средней Азии.
Внешняя политика России в этом районе в рассматриваемое время может быть разбита на два этапа: 1) всесторонняя разведка обстановки в Средней Азии, попытки установить здесь свое господство дипломатическим путем (1857–1863); 2) широкое военное наступление (1864–1868), которое привело к присоединению значительной части Средней Азии к Российской империи.
Во многих случаях царизм подчинял эти территории насильственным путем, военной силой. Однако в ряде районов Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Туркмении местное население, возмущенное жесточайшей феодальной эксплуатацией, всевозможными обложениями и поборами кокандских властей, зачастую открыто выступало на стороне русских войск. Яркий пример тому — поведение населения Икана в 1865 г., участие казахских и киргизских отрядов в военных действиях России против Коканда. Даже в городах «собственно» Кокандского и Бухарского ханств (в первую очередь в крупных торговых центрах Ташкенте и Самарканде) имелись довольно сильные и влиятельные сторонники русской ориентации — прежде всего среди купечества, связанного торговыми интересами с Россией.
Присоединение Средней Азии к России, несмотря на захватнические, колонизаторские цели царизма, имело объективно [246] прогрессивное значение. Прогрессивным было начавшееся здесь развитие капиталистических отношений, несмотря на отрицательные и мрачные стороны капитализма{656}. Но основное в прогрессивном значении присоединения Средней Азии к России заключалось в том, что среднеазиатские народы были включены в государство, где исключительно остры были социальные, классовые противоречия, где быстрыми темпами шло революционизирование пролетариата, в государство, лучшие люди, передовые слои которого считали эксплуатируемые трудовые массы (вне зависимости от национальной принадлежности) своими союзниками в борьбе за светлое будущее против царизма и помещиков, панов и князей, эмиров и баев.