Планирование военных действий
Анализ деятельности Ставки Верховного Главнокомандования показывает, что большую долю своего времени она уделяла организации управления войсками, планированию операций, оперативно-стратегическому взаимодействию.
Великая Отечественная война подтвердила правильность предвоенных взглядов советского военного руководства, что в войне большого масштаба невозможно достичь конечных целей проведением одной стратегической операции или даже целой кампании. Эти взгляды коренным образом отличались от концепции гитлеровского командования и самого Гитлера, в основу которой положена теория «молниеносной войны» Людендорфа, Шарнхорста и Мольтке-младшего. Впрочем, справедливости ради скажу, что концепция эта прочно заняла место в немецкой военной науке не от беспробудной глупости руководства германского Генштаба (одно время эта точка зрения была весьма модной среди наших историков), а в силу объективных причин, прежде всего из-за ограниченности сырьевых, материальных и людских ресурсов самой Германии. Опыт Первой мировой войны показал со всей определенностью: затяжную войну Германия не переживет. Этот вопрос, кстати, был главным пунктом разногласий между здравомыслящими военными (Г. фон Сект, В. фон Браухич) и оголтелым окружением фюрера. Кстати, авантюристы и политиканы, окружавшие в предвоенные годы обоих диктаторов, по духу были очень похожи. [109]
В войне с Германией советские Вооруженные Силы провели восемь кампаний (а разгром Вооруженных Сил Японии был достигнут всего в одной кампании).
В первый период войны (22.6.41 г.-18.11.42 г.) проведено три кампании (летне-осенняя — 22.7-11.41 г., зимняя — 5.12.41 г.-апрель 42 г., летне-осенняя — май 42 г.-18.11.42 г.).
Во второй период войны (19.11.42 г. — декабрь 43 г.) проведено две кампании (зимняя — 19.11.42 г. — апрель 43 г., летне-осенняя — апрель — декабрь 43 г.).
И в третий период — с января 1944 г. по 9 мая 1945 г. проведено три кампании (зимняя — январь — май 44 г., летне-осенняя — июнь — декабрь 44 г. и завершающая кампания в Европе — январь — 9 мая 45 г.).
Каждая кампания минувшей войны имела свои особенности, которые обуславливались различными целями и условиями обстановки, а также разным соотношением сил и средств. Все это накладывало большой отпечаток на характер стратегического планирования.
В начальный период войны действия советских войск на советско-германском фронте определялись стратегическим замыслом оперативного плана, разработанного в мае 1941 года. (Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками по состоянию на 15.5.41 года). Им предусматривалось ведение оборонительных сражений войсками прикрытия в течение трех — четырех недель, а затем предполагалось с вводом в сражение вторых эшелонов приграничных фронтов и подошедших стратегических резервов при благоприятных условиях перейти в наступление (см. Приложение № 3). В первые дни войны советское Верховное Главное Командование пыталось осуществить этот замысел. Но роковые просчеты командования и лично Сталина, в частности, в определении места основной группировки и направления главного удара противника, и особенно в определении срока начала войны, не замедлили сказаться на результатах боевых действий. Поэтому были допущены ошибки в создании наших стратегических группировок. В результате пришлось срочно перебрасывать с Юго-Западного направления на Западное в район Смоленска 16-ю и 19-ю армии, которые сразу же, как уже отмечалось, вступали в сражение в неблагоприятных условиях. В ту пору стратегическая инициатива полностью принадлежала немецким войскам.
В этих условиях Верховное Главное Командование приняло решение о переходе к стратегической обороне вопреки принятой в предвоенный период военной доктрине. В результате проведенных оборонительных кампаний были созданы условия для перехода в контрнаступление под Москвой и Сталинградом{91}. [110]
Характерной особенностью планирования военных действий в начальный период войны являлась его зависимость от навязанных действий противника. Скорее всего, оборонительные операции первого периода, кроме контрнаступления под Москвой, носили ответный характер, но отнюдь не упреждающий, как это было, скажем, в Курской битве, когда советские войска перешли к преднамеренной обороне.
В этот период И. В. Сталин практически единолично принимал многие решения, не советуясь с Генштабом. Бывший начальник оперативного управления Генштаба В. М. Злобин по этому поводу говорил:
«...все решается без нас, наверху. Мы по существу превратились в простых технических передатчиков не только принимаемых, но и уже оформленных решений»{92}.
С возвращением Б. М. Шапошникова на должность начальника Генерального штаба положение стало меняться к лучшему. Его личный авторитет благотворно сказывался на процессе превращения Генштаба в надежный рабочий орган Ставки ВГК. Внимательно следя за обстановкой на фронте и анализируя ее, он видел перспективу развития событий, своевременно информировал Ставку, готовил предложения и своевременно оформлял оперативные документы.
Следует подчеркнуть, что Генштаб внимательно учитывал предложения командования фронтов. Так, предложение о проведении контрнаступления под Москвой за подписями генерала армии Г. К. Жукова, члена Военного совета фронта генерал-полковника Н. А. Булганина и начальника штаба фронта генерал-лейтенанта В. Д. Соколовского от 30 ноября 1941 года было немедленно доложено И. В. Сталину, который дал согласие на его проведение. А 5 декабря 1941 года по этому плану началась Московская наступательная операция войсками Западного, Юго-Западного и Калининского фронтов.
К сожалению, планирование операций в зимнюю и летне-осеннюю кампании 1942 года не обошлось без ошибок. 5 января на совещании у Верховного, где с докладом выступил начальник Генерального штаба, было принято решение развернуть общее стратегическое наступление. Это был замысел исключительно И. В. Сталина, несмотря на то, что были другие, более весомые альтернативы, в том числе и у самого Б. М. Шапошникова. Но, видимо, у него не хватило мужества высказать свое личное мнение.
В ходе общего наступления советские войска нанесли противнику большие потери, продвинулись на Запад, освободив от врага ряд областей. Однако ни в одной операции не удалось достичь намеченных целей и запланированных результатов. [111] Это еще раз подчеркнуло, что решение на проведение наступательных операций одновременно на всех направлениях было недостаточно взвешенным.
При планировании летне-осенней кампании 1942 года был допущен крупный просчет в определении направления главного удара немецких войск на Москву. На самом же деле основным направлением, где немцы сосредоточили свои усилия, было направление на Сталинград и Кавказ. Гитлеровскому командованию удалось скрыть от советской разведки свои истинные намерения. С этой целью им был разработан ложный план мощного наступления на центральном участке советско-германского фронта с задачей захвата Москвы под кодовым наименованием «Кремль».
В интересах правдоподобности замысла немцы изобретали хитроумные уловки, заключавшиеся в имитации всех видов разведки, умышленной компрометации секретных оперативных документов, ложного сосредоточения войск. Кроме того, нашей разведке не удалось выяснить состояние немецких войск к весне 1942 года. К этому времени в связи с большими потерями после Московской битвы группа армий «Центр» имела укомплектованность около 35% по личному составу и боевой технике. В то же время группа армий «Юг» имела укомплектованность около 50% и была самой боеспособной. Немецкому командованию удалось к лету 1942 года доукомплектовать войска этой группы до 80—90%.
Гитлер, по совету с начальником Генштаба генерал-фельдмаршалом Кейтелем, считал, что кампанию необходимо начать большим наступлением на юге с целью овладения Кавказом, а затем нанести удар в районе Ленинграда, Москва как цель наступления совершенно отпадала.
В то же время Советское Верховное Главнокомандование при определении замысла противника пришло к следующему выводу:
«...Важнейшей задачей на 1-м этапе летней кампании является удержание: района Ленинграда, района Москвы; треугольника Елец, Лиски, Мичуринска и Ростовского района. Следовательно, в предстоящей кампании важнейшими для нас направлениями будут Ленинградское, Московское, Воронежское и Донбасско-Ростовское, причем главным из них является Московское»{93}.
В соответствии с выводами о вероятном замысле противника в летней кампании 1942 года резервы Ставки ВГК были сосредоточены в основном в районах Москвы, Моршанска-Ельца, Лиски-Поворино и Череповца. Как показали развернувшиеся летом 1942 г. события, выводы Ставки и Генштаба о стратегической обстановке и намерениях противника не оправдались. [112]
Непосредственный исполнитель замысла летне-осенней кампании, заместитель начальника оперативного управления генерал-майор Ф. И. Исаев был удален из Генштаба И. В. Сталиным без права дальнейшего пребывания в центральном аппарате Народного комиссариата обороны. Но здесь, безусловно, прослеживалась вина более крупных военачальников и, прежде всего, начальника Генштаба Б. М. Шапошникова, его первого заместителя А. М. Василевского, членов Ставки, а также самого Верховного.
Итак, летом 1942 года был допущен крупный стратегический просчет, в результате которого наши войска не только понесли тяжелые потери, но и уступили врагу важные стратегические регионы. Немецкая армия вышла к Волге, получив возможность перерезать важнейшие транспортные коммуникации, по которым шло практически все снабжение промышленности страны нефтью, и к Главному Кавказскому хребту, поставив под угрозу бакинские и грозненские нефтепромыслы.
Одной из главных причин крупного промаха Ставки стала плохая организация разведки. Да это и неудивительно. Ведь организовывать военную разведку пришлось практически заново. Выше я уже говорил, что перед войной И. В. Сталин относился к ней крайне пренебрежительно, однако эквивалента ей не создал.
Скажу прямо: только русский характер позволил нам устоять на последних жизненно важных рубежах. Перережь немцы Волгу — страна просто задохнулась бы в тисках топливного голода. Вопрос стоял жестко и прямо: быть или не быть Советскому Союзу, а для Верховного — сидеть или не сидеть ему в кресле руководителя огромного государства. За Волгой для него действительно земли не было.
Именно в этот период были спланированы две кампании. Зимняя кампания (ноябрь 1942 — март 1943 годов) планировалась с учетом накопленного опыта и с опорой на экономические (продукцию начала давать эвакуированная на Урал и в Сибирь промышленность) и стратегические возможности государства и армии. Инициатива в разработке замысла операции «Уран» принадлежала Ставке, в частности, Г. К. Жукову и А. М. Василевскому. 12 сентября, прилетев из-под Сталинграда в Москву, они в ходе доклада о сложившейся в том районе обстановке обменялись с Верховным мнениями относительно фланговых ударов по войскам противника в оперативной глубине (западнее Дона) из района Серафимович и из дефиле озер Цаца и Барманцак в направлении на Калач. [113]
Верховный приказал как следует обдумать этот вариант и через сутки доложить свои соображения. Нужно отдать должное выдержке И. В. Сталина: судьба Союза и его собственная судьба висели на волоске, однако он не торопил военных. На следующий день он приказал им еще раз как следует уточнить обстановку на месте, обсудив ее с командующими фронтами и армиями. Все эти действия проводились в обстановке большой секретности. Так, даже командующие фронтами и намека не получили на возможное контрнаступление под Сталинградом.
В конце сентября основные положения операции «Уран» были одобрены Ставкой. Для соблюдения тайны оформление решения было отложено на конец октября. Детальная проработка плана велась в Генштабе. К ней привлекали командующих родами войск, начальника тыла А. В. Хрулева, начальника ГАУ Н. Д. Яковлева. Затем включились в работу командующие и штабы фронтов.
Скрытность подготовки была характерной особенностью Сталинградской операции. Оперативные документы отрабатывались только от руки в единственном экземпляре. Переговоры по телефонам и телеграфу запрещались, распоряжения передавались в устной форме и только непосредственным исполнителям. Перегруппировки войск осуществлялись ночью.
После сосредоточения войск были проведены итоговые совещания с целью проверки готовности войск к наступлению. 13 ноября 1942 года уточненный план был доложен Г. К. Жуковым и А. М. Василевским Ставке Верховного Главнокомандования. Начало наступления было утверждено для Юго-Западного и Донского фронта на 19—20 ноября, для Сталинградского — на 20 ноября.
В период завершения подготовки Сталинградской операции был запланирован еще ряд стратегических наступательных операций: по прорыву блокады Ленинграда, Северокавказская и Воронежско-Харьковская. Эти крупные оперативные мероприятия не позволили немцам маневрировать войсками для усиления Сталинградской группировки.
Достоинством плана зимней кампании явилось и то, что Ставке удалось искусно создать мощные ударные группировки на главных направлениях. Итоги самой операции хорошо известны читателю.
В летне-осенней кампании 1943 года были спланированы и проведены: Курская оборонительная, Орловская, Белгородско-Харьковская, Смоленская, Донбасская, Черниговско-Полтавская, Новороссийско-Таманская, Нижнеднепровская и Киевская стратегические наступательные операции. [114] При планировании операций кампании была изменена привычная схема в оценке возможностей и намерений противника и в соображениях по действиям своих войск на ближайший период. В частности, инициатива исходила от Г. К. Жукова, который 8 апреля 1943 года письменно изложил свое мнение в докладе на имя И. В. Сталина.
Предполагалось, что основные действия противника могут быть развернуты против Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, чтобы обеспечить впоследствии свободу маневра в обход Москвы по кратчайшему направлению. Было решено измотать противника в оборонительных боях, выбить танки, а затем, введя в сражение свежие резервы, перейти в наступление и завершить разгром его основной группировки. Таким образом, советское Верховное Главнокомандование приняло решение о переходе к заблаговременной обороне в условиях, когда мы не уступали противнику ни в живой силе, ни в боевой технике и вооружении. На 1 июля 1943 года в действующих армиях СССР и Германии состояло:
— личного состава — 6124 тыс, чел./ 5165 тыс. чел.;
— боевых самолетов — 8293/2980
— танков и САУ — 9580/5850
— орудий и минометов — 98790/54330
По личному составу соотношение было 1,2:1; боевым самолетам — 2,3:1; танкам и САУ — 1,6:1; орудиям и минометам — 1,8:1 в пользу Советского Союза{94}. Но при этом важно определить, где иметь превосходство в тактическом или оперативном (армейском или фронтовом) звеньях, как гарантировать успех, когда начать контрнаступление.
Следует отметить, что разведуправлению Генерального штаба наконец удалось получить достоверные сведения о группировке противника и его намерениях, времени его перехода в наступление. Советским войскам с учетом этих данных удалось создать глубоко эшелонированную оборону (до 300 км), сосредоточить резервы и образовать Резервный фронт.
В завершающем периоде войны с января 1944 года по 9 мая 1945 года было спланировано 3 кампании. [115]
Зимняя кампания 1944 года планировалась в ходе предыдущей. Ее цели и задачи были обсуждены на совещании в Ставке еще в ноябре 1943 года. Главный удар предусматривался на Юго-Западном направлении силами 1-го, 2-го и 4-го Украинских фронтов, отдельной Приморской армии с привлечением Черноморского флота с целью разгрома крупнейшей стратегической группировки (группы армий «Юг» и «А») и освобождения районов Правобережной Украины и Крыма с выходом на подступы к южным районам Польши, Чехословакии и Балканам.
Сильный удар силами Ленинградского, Волховского, 2-го Прибалтийского фронтов и Балтийского флота планировался с целью разгрома группы армий «Север» и освобождения Ленинградской области с последующим выходом на территорию Прибалтики. Менее решительные задачи ставились перед войсками 1-го Прибалтийского, Западного и Белорусского фронтов. На этом направлении проводились мероприятия оборонительного характера с целью маскировки подготовки к перспективным операциям летне-осенней кампании 1944 года. При планировании кампании особое внимание уделялось материально-техническому обеспечению операций. На направлении главного удара была сосредоточена большая часть танковых и механизированных корпусов, авиации и основные резервы Ставки.
Во всех операциях поставленные цели практически были достигнуты полностью. Стратегическая инициатива теперь безраздельно принадлежала советским войскам.
«В 1944 и особенно в 1945 годах Советское стратегическое руководство, имея в своем распоряжении значительно превосходящие силы и средства, проводило крупнейшие стратегические операции, в которых участвовало 2, 3, 4 и более фронтов, десятки тысяч орудий, танков, реактивных минометов и тысячи боевых самолетов. Эти мощные силы и средства позволяли советскому командованию прорывать любую оборону противника, наносить глубокие удары, окружать крупные группировки и в сжатые сроки уничтожать их»{95}.
План по проведению летне-осенней кампании 1944 года был более подробно разработан в Генштабе и предусматривал нанесение ряда мощных последовательных ударов в целях разгрома основных стратегических группировок противника (группы армий «Север», «Центр», «Северная Украина» и «Южная Украина»).
В этой кампании Ставка ставила следующие военно-политические цели:
— очистить территорию страны от фашистских захватчиков;
— восстановить государственную границу от Баренцева до Черного моря; [116]
— оказать помощь восточным странам Европы в освобождении от фашизма.
Главный удар наносился в Белоруссии (кодовое наименование — операция «Багратион»). Победа в этом районе сулила крупные стратегические результаты, позволяющие вывести советские войска наиболее коротким путем на жизненно важные для фашистской коалиции направления и рубежи. Одновременно создавались выгодные условия для нанесения последующих ударов на всех решающих направлениях.
Замысел летне-осенней кампании 1944 года лично подготовил заместитель начальника Генштаба А. И. Антонов. Затем он рассматривался начальником оперативного управления и обсуждался совместно с начальниками направлений, если это касалось их непосредственных обязанностей. Они выступали с критическими замечаниями в качестве оппонентов исполнителей.
Чтобы обеспечить скрытость подготовки, за подписью заместителя Верховного Главнокомандующего Г. К. Жукова и заместителя начальника Генштаба А. И. Антонова в войска была направлена директива № 220110 от 29 мая 1944 года, в которой определялся ряд мероприятий с целью ввести противника в заблуждение{96}. Разработка общего оперативного плана летней кампании 1944 года в Генеральном штабе велась с учетом предложений командующих фронтами, знающих обстановку до деталей.
Когда в Генштабе свели воедино все предложения, то выяснилось, что весь план представляет систему крупнейших в истории войн операций на широком фронте. Открывал ее Ленинградский фронт, затем подключался Карельский с целью разгрома свирско-петрозаводской группировки противника, после чего без промедления следовали главные действия в Белоруссии. Следом за ними развертывалось решительное наступление 1-го Украинского фронта на Львовском направлении.
После того, как группировки противника на указанных направлениях понесут поражение, предполагалось развитие наступления в Румынию, Болгарию, Югославию, а также Венгрию, Австрию, Чехословакию.
Однако не все предложения командующих войсками фронтов удалось претворить в жизнь, и в частности предложение К. К. Рокоссовского по нанесению удара в направлении Ковель — Брест с целью выхода в тыл группы армий «Центр». По этому поводу бывший начальник оперативного управления Генштаба генерал-полковник С. М. Штеменко писал:
«К сожалению, Ставка не имела возможности в сложившейся тогда обстановке выделить и сосредоточить в район Ковеля необходимые силы и средства, особенно танковые армии»{97}.
При завершении планирования кампаний и операций фронтов с докладами у Верховного побывали К. К. Рокоссовский, И. X. Баграмян, К. А. Мерецков, И. Д. Черняховский. [117] Командующий войсками 2-го Белорусского фронта генерал-полковник И. Е. Петров в Кремль не приглашался по причине якобы второстепенной роли фронта в стратегической операции. В связи с болезнью командующего 3-м Прибалтийским фронтом генерал-полковника И. Д. Черняховского, он с членом Военного совета фронта генерал-лейтенантом В. Е. Макаровым был приглашены к Сталину уже после общего обсуждения плана, которое состоялось 22—23 мая 1944 года.
Во время докладов командующих войсками фронтов по замыслам фронтовых операций случались интересные эпизоды. Вот как, уже после войны, К. К. Рокоссовский писал по этому поводу:
«Наше решение о нанесении двух ударов на правом крыле фронта в Ставке подверглось резкой критике. Верховный Главнокомандующий и некоторые члены Ставки не соглашались с этим решением... И. Сталин упорно настаивал на нанесении одного мощного удара, видимо, у него в сознании утвердилось мнение о том, что фронт может наносить один сильный удар»{98}.
Он дважды отправлял К. К. Рокоссовского в соседнюю комнату, обдумать мнение Ставки. Во время второго «обдумывания» в комнату, где он находился, вошли В. М. Молотов и Г. М. Маленков, которые уговаривали его согласиться с мнением Сталина и неодобрительно отнеслись к тому, что он спорил с Верховным. Но Рокоссовский стоял на своем. Члены Ставки ждали бури. Наконец,Сталин спросил:
«Ну, что, убедились, что мы правы?» Я понимал, что дело зашло далеко, но все же сказал, — нет, товарищ Сталин. Сталин медленно, почти вплотную подошел ко мне и положил руку на мое плечо, на золотой погон с четырьмя большими звездами генерала армии. Вероятно, кое-кому показалось, что Сталин сорвет погон. Но он тише, чем обычно проговорил: «Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления им тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха. Утвердим его план»{99}.
Командующий 3-м Белорусским фронтом генерал-полковник И. Д. Черняховский прибыл в Ставку 25 мая и был принят Г. К. Жуковым и А. М. Василевским еще до доклада Сталину. Вариант предлагаемого им плана наступательной операции фронта предусматривал нанесение одного удара севернее Орши в направлении Богущевск, Сенно. Рассмотрев предложенный вариант, Жуков и Василевский рекомендовали спланировать два удара, равных по силе, на Богущевском и Борисовском направлениях, чтобы противник не смог сманеврировать силами (ранее Жуков и Василевский, работая в войсках Западного направления видели причины неудач наших войск). [118] Черняховский согласился с маршалами и на другой день, 26 мая, в Кремле, докладывал план операции фронта с учетом мнения Г. К. Жукова и А. М. Василевского.
В ходе доклада И. Д. Черняховский пользовался картой, на которой был обозначен один удар, так как поправки на нее еще не были нанесены. Это заметил И. В. Сталин и, подойдя к карте, спросил у Черняховского, почему он докладывал о двух ударах, когда на карте показан один. Черняховский не растерялся и сумел объяснить Сталину, что два удара могут быть нанесены при условии усиления фронта одной танковой армией и артиллерийской дивизией РВГК. Если эта просьба будет удовлетворена, то будет внесена поправка на карту и он снова доложит свое предложение по плану. Просьба командующего была удовлетворена, а план был доработан и 27 мая без замечаний утвержден{100}.
Однако дело снова не обошлось без курьеза. И. В. Сталин опять заметил стрелу, идущую от левофланговой группировки фронта и упирающуюся в Минск. Он был приятно удивлен, сказав: «Может быть, это и хорошо, что войска фронта первыми ворвутся в Минск и освободят его». В действительности так и получилось. В освобождении столицы Белоруссии войска фронта под командованием самого молодого командующего сыграли главную роль{101}.
Во время обсуждения плана операции 1-го Прибалтийского фронта его командующий, генерал армии И. X. Баграмян, предложил:
«Направить усилия 1-го Прибалтийского фронта главным об разом на обеспечение операции от возможного контрудара со стороны группы армий «Север». Для отсечения этой группы фронт должен наступать в обход Полоцка с юга. Задача по окружению Минска должна быть снята»{102}.
Предложение командующего фронтом было удовлетворено. С его учетом представленный план был утвержден Верховным. После утверждения планов фронтовых наступательных операций был окончательно определен замысел наступательной операции «Багратион».
Планирование завершающей кампании началось в Ставке еще в октябре — ноябре 1944 года. В самом начале ноября было всесторонне рассмотрено создавшееся положение в полосах наступления 2-го, 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, которые имели перед собой главную стратегическую группировку немцев (большая часть групп армий «Центр» и «А»). Перевес сил на данный момент был не в нашу пользу, о чем генерал армии А. И. Антонов доложил И. В. Сталину. Тот принял решение: 1-му, 2-му и 3-му Белорусским фронтам перейти к обороне. Анализируя создавшуюся обстановку, Генштаб пришел к выводу, что задача разгрома гитлеровской Германии может быть решена в два последовательных этапа завершающей кампании. [119]
На первом этапе должно было развиваться наступление на юге советско-германского фронта силами 2-го и 3-го Украинских фронтов с задачей к 30 ноября выйти на рубеж Банска-Быстрица — Комарно-Надьканижа, а к 30 декабря — на подступы к Вене. Угроза разгрома Южного фронта должна была заставить немцев перебрасывать дополнительные силы за счет войск Западного направления. Это создавало благоприятные условия для развития наступления на берлинском направлении главных сил советских войск, которые должны были к началу 1945 года выйти на рубеж нижнего течения Вислы до Бромберга, захватить Познань, овладеть рубежом Бреславль — Парубице — Йиглава — Вена. Выход на указанный рубеж обеспечивал условия для проведения второго этапа кампании, в итоге которого Германия должна была капитулировать.
Таким образом, в ходе творческих исканий оперативного управления Генштаба во главе с А. И. Антоновым определилось главное направление — Западное. Для успешного развития наступления на этом направлении силами 2-го и 1-го Белорусских, а также 1-го Украинского фронтов необходимо было активными действиями на флангах стратегического фронта оттянуть войска противника с центрального участка. Это мыслилось сделать в районе Венгрии и Австрии, а также в районе Восточной Пруссии. Ставке было известно, что в указанных районах противник проявляет повышенную чувствительность, сосредоточив в Восточной Пруссии 26, в том числе 7 танковых, а в районе Будапешта — 55 дивизий (в том числе 9 танковых). Гитлер предполагал, что удар на Берлин будет нанесен через Венгрию и Чехию. Поэтому гитлеровское командование на Западном направлении оставило 49 дивизий и в этом жестоко просчиталось.
К началу ноября 1944 года в результате многосуточных бдений группы генералов С. М. Штеменко, А. А. Грызлова, Н. А. Ломова и начальников направлений на карту легла идея замысла о разгроме Германии в течение 45 суток (на 1-й этап — 15 суток и 2-й этап — 30 суток). В ходе 2-го этапа должен был быть взят Берлин и завершен разгром Германии. Эту творческую группу возглавлял А. И. Антонов, который докладывал И. В. Сталину о ходе реализации замысла практически ежедневно. В течение ноября в замысел вносились уточнения на основе мнений Верховного и штабов фронтов.
Разрабатывая замысел кампании, в отличие от планирования операции «Багратион», командующих войсками фронтов Ставка на специальное совещание не собирала. До 7 ноября в Генштабе в разное время работали Маршалы Советского Союза Ф. И. Толбухин, К. К. Рокоссовский, И. С. Конев и генерал армии И. Д. Черняховский, а также представители Ставки на фронтах. [120]
В результате совместной работы при обсуждении замысла в Ставке существенных поправок внесено не было. По вопросам планируемых боевых действий главных фронтов (1-го Белорусского и 1-го Украинского) их командующие Г. К. Жуков и И. С. Конев в ноябре 1944 года работали в Ставке. Они высказали свои уточнения по направлению ударов своих фронтов (1-й Белорусский на Лодзь, Познань, а 1-й Украинский — на Бреслау). Таким образом, было закончено планирование первых операций кампании в ноябре, хотя планы эти были утверждены только в конце декабря 1944 года. Кампания началась одновременными ударами фронтов и по намеченным планам должна была вестись без оперативных пауз.
26 января 1945 года Генштаб получил решение командующего 1-м Белорусским фронтом о безостановочном (1—2 февраля) продолжении операции вплоть до овладения немецкой столицей. Через день получено решение командующего 1-м Украинским фронтом, которое предусматривало развернуть наступление 5—6 февраля, а к 25—28 февраля выйти на Эльбу, правым крылом во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом овладев Берлином, хотя разгранлиния фронта проходила южнее Берлина. Но, как показали дальнейшие события, осуществить овладение Берлином в короткие сроки не удалось. Пришлось в течение двух с лишним месяцев решать задачи в Померании по ликвидации опасной группировки на правом фланге наступающих фронтов Западного направления.
Более благополучно развертывалось наступление в полосе 1-го Украинского фронта, но и ему было необходимо более значительное время для выполнения поставленных задач.
Планирование Генштабом дальнейших ударов осложнилось категоричным решением Сталина об особой роли 1-го Белорусского фронта во взятии Берлина, хотя было ясно, что силами одного фронта овладеть таким крупным городом нельзя.
В конце марта в Генеральном штабе были разработаны основные соображения по Берлинской операции, при этом они были согласованы с командующими фронтами и их начальниками штабов генералами А. Н. Боголюбовым, М. С. Малининым, В. Д. Соколовским, а в последующем с И. Е. Петровым. Когда стало понятным, что союзники намереваются первыми овладеть Берлином, командующие фронтами были вызваны в Москву; Г. К. Жуков — 29 марта, И. С. Конев — 31 марта 1945 года. Первого апреля они с А. И. Антоновым прибыли в Кремль для доклада И. В. Сталину. Общий доклад сделал начальник Генерального штаба, а Г. К. Жуков и И. С. Конев докладывали по своим фронтам. [121] Здесь же были подписаны директивы. 2-му Белорусскому фронту задачи были поставлены позже, так как он по плану начинал операцию спустя четверо суток после главных участников наступления. Одновременно было ликвидировано недоразумение с разграничительной линией между фронтами, которую Верховный провел на расстоянии 50 километров от Берлина. Начало наступления утвердили на 16 апреля. Завершить его планировали не более, чем за 12—15 дней. Правда, в ходе операции разграничительная линия уточнялась еще несколько раз в связи с поворотом танковых армий 1-го Украинского фронта на Берлин с юго-востока.
Итак, теперь сделаем некоторые выводы. В первом периоде войны, особенно в 1941 году, наши Вооруженные Силы должны были действовать по довоенным оперативным планам. Но обстановка, сложившаяся на фронтах отнюдь не по воле Верховного Главнокомандования, диктовала новые задачи, которые приходилось решать в ходе боевых действий. Инициатива целиком находилась в руках противника, а это почти всегда исключало предварительную подготовку и планирование операций.
Однако, начиная с осенне-зимней кампании 1941—1942 годов советское командование все-таки нашло свою игру. Кампании теперь планировались с предварительным контрнаступлением. Так было под Москвой, на Юго-Западном направлении летом 1942 года и в осенне-зимней кампании 1942—1943 года под Сталинградом. В это время шла борьба за захват стратегической инициативы. Это обусловило необходимость перехода к перспективному планированию, когда последующая операция планировалась в ходе предыдущей.
В третьем, завершающем периоде стратегическая инициатива полностью принадлежала советским Вооруженным Силам. Для этого времени характерна планомерная деятельность командования, начиная со Ставки и кончая оперативно-тактическим звеном. Стратегические операции третьего периода характерны массовым применением войск до 4—6 фронтов и более, причем во всех этих операциях намеченные цели были достигнуты полностью.
При подготовке всех кампаний особое внимание уделялось детальному планированию первых стратегических операций. Исходя из замысла кампаний, определялись цели операций, состав сил и средств, очередность и время их проведения. Затем ориентировались командующие войсками фронтов о планах возможных действий, им предлагалось представить свои соображения в Генштаб. [122]
Они учитывались при окончательной отработке плана стратегической операции. В некоторых случаях в Ставке проходили совещания с участием командующих войсками фронтов. Такие совещания проводились при выработке планов Курской, Белорусской и Ясско-Кишиневской операций.
В окончательном виде оперативная часть плана оформлялась на карте. В других документах находили место все виды оперативного и материально-технического обеспечения. После этого ставились задачи фронтам, дальней авиации, а на приморских направлениях и флоту. Организовывалось взаимодействие между фронтами и стратегическими группировками. Проводилось усиление фронтов за счет стратегических резервов Ставки или путем перегруппировок с второстепенных направлений, особенно танковыми и механизированными войсками. [123]