Содержание
«Военная Литература»
Исследования

Глава пятая.

Война на Тихом океане

Север или Юг

Так же, как и в предыдущие годы, на Дальнем Востоке стояли друг против друга две вооруженные группировки. Амур и Уссури разделяли войска Советского Союза и Квантунской армии. Обе группировки были насыщены военной техникой, отмобилизованы и готовы вцепиться в горло друг другу по первому сигналу из Москвы или из Токио. Каким же был баланс сил к 1941 году? Кто обладал превосходством в силах и технике и для кого возможная схватка была предпочтительнее?

При разработке планов усиления вооруженных сил страны в Генштабе учитывали напряженность обстановки как на Западе, так и на Востоке, а также угрожающие события на фронтах Второй мировой войны после разгрома Франции и Англии на европейском континенте. Учитывалась и возможность, особенно во второй половине года, нападения на Советский Союз как Германии, так и Японии и угроза войны на два фронта. В этих условиях после окончания советско-финской войны летом 1940-го проводятся новые мероприятия по усилению дальневосточной группировки. Значительное увеличение вооруженных сил на Дальнем Востоке и нарастание там военной опасности требовали изменения структуры руководства советских войск. Существовавшая с июля 1939-го Фронтовая группа уже не отвечала сложившейся обстановке. Поэтому было решено вернуться к уже проверенной форме управления войсками и снова развернуть Дальневосточный фронт, упраздненный в 1938 году.

С 1 июля по приказу Наркома Обороны № 0029 от 21 июня 1940 года снова развертывается Дальневосточный фронт (командующий — генерал-полковник Штерн). В Генштабе поняли, что в новой угрожающей обстановке замыкать на Москву руководство двумя Краснознаменными армиями нецелесообразно, и решили восстановить фронтовую систему управления. Фронт объединял 1-ю и 2-ю Краснознаменные армии, а также сформированную этим же приказом 15-ю армию. Тихоокеанский флот и Амурская флотилия подчинялись командующему фронтом (штаб в Хабаровске) в оперативном отношении. В это же время в Забайкальском военном округе формируется 16-я армия, а 1-я Армейская группа, дислоцированная в МНР, переименовывается в 17-ю армию, но без усиления численности. Помимо таких крупных формирований в Забайкалье формируются 4 дивизии — две танковых, одна моторизованная и одна мотострелковая, а также несколько бригад и полков. На границах с Маньчжурией появились и два новых укрепленных района.

Осуществление этих мероприятий потребовало усиления войск в дальневосточном регионе в 1940 году на 55 тысяч человек. Кроме того, в 1940-м на Дальний Восток было переброшено еще более 2000 орудий и минометов. После осуществления всех мероприятий 1940 года общая численность дальневосточной группировки составила 641 тысячу человек. На ее вооружении имелось 10 980 орудий и минометов и 6150 танков. С воздуха войска прикрывали 4540 самолетов. Советское командование сосредоточило на Дальнем Востоке к 1941 году более 20 процентов своих сухопутных войск, шестую часть орудий и минометов и почти третью часть танков от их количества в Красной Армии. Благодаря этому советские войска к 1 января 1941 года превосходили японскую группировку в Маньчжурии и Корее по численности в 1,5 раза, орудиям и минометам — в 4,8 раза и танкам — в 11 раз. По самолетам превосходство было в 4,5 раза — в Маньчжурии и Корее, по данным военной разведки (Разведсводка по Востоку № 1 на 1. 2. 1941 года), было 1050 самолетов. Баланс сил в этом регионе, так же как и в предыдущие годы, был в пользу Советского Союза.

Год 1941-й. Самый трудный, самый тяжелый год для обеих стран. Для Советского Союза в этом году — начало Великой Отечественной войны. Для империи — принятие решения о направлении главного удара и вступление в схватку за передел мира в союзе с Германией и Италией. Для Советского Союза — взятие Берлина и праздник Победы 9 мая. Для империи — день национального позора 3 сентября и подписание акта о безоговорочной капитуляции на борту флагмана американского флота линкора «Миссури». Флот империи был разгромлен, и третья держава мира прекратила свое существование. Но все это будет потом. А в начале 1941-го ни в Берлине, ни в Москве, ни в Токио никто на мог предвидеть таких событий. Обе наши разведки (ИНО и Разведупр) не строили долгосрочных прогнозов. В 1941-м прогнозирование событий на многолетнюю перспективу не было характерным для деятельности наших спецслужб. У обеих разведок не было тогда крупных аналитических центров, да и аналитиков соответствующего уровня тогда тоже не было. Поэтому по отношению к южному соседу основной задачей наших разведок было определение направления агрессии Японии. В том, что империя ввяжется в схватку за мировое господство, в Москве не сомневались. Слишком долго она готовилась к будущей войне, не скрывая этого. А вот куда нанесет удар? Над решением этой проблемы думали и на Лубянке, и в Большом Знаменском переулке. Думали об этом и в столице империи. В военно-политическом руководстве страны в течение всего предвоенного десятилетия шла ожесточенная борьба двух группировок, определявших направление главного удара — на Север или на Юг.

В разработанных еще в 1923 году «Основах использования вооруженных сил» четко излагался принципиальный курс их применения, которого японское руководство неукоснительно придерживалось вплоть до возникновения в 1937 году «китайского инцидента». В «Основах» указывалось, что «... в принципе, операции против СССР следует проводить в основном силами императорской армии при поддержке части соединений военно-морских сил, в то время как операции против США необходимо вести главным образом военно-морскими силами при поддержке части соединений армии». До того времени, когда еще не предполагалось ведение широкомасштабной войны против Китая, специально планировались операции на случай возникновения необходимости направления частей армии и военно-морских сил в районы Северного, Центрального и Южного Китая.

К решительному удару в северном направлении Япония начала готовиться с первых дней существования Советского Союза, считая его своим самым опасным врагом. Японский генштаб армии ежегодно обновлял оперативные планы нападения на СССР. Захватив в 1931 году Маньчжурию, Квантунская армия приступила к созданию на ее территории плацдарма для завоевания восточных районов нашей страны. В то же время, в середине 1930-х годов, на милитаристские планы «крестового похода» на север все большее влияние стало оказывать продолжавшееся обострение японо-американских противоречий. Многолетняя политика США и западноевропейских держав, направленная на сдерживание вооруженной агрессии Японии на Юг, в зону их колониальных владений в Азии, и подталкивание японцев к войне против СССР, не могла сгладить усугубившиеся разногласия западного мира с Японией. И та и другая стороны стали осознавать, что борьба за обладания природными богатствами Азиатского континента и бассейна Тихого океана не может решиться мирным путем.

Именно поэтому в 1936 году правящие круги Японии приняли решение о необходимости активизировать подготовку к войне сразу на двух направлениях: северном — против СССР и южном — против США, Великобритании, Франции и Голландии. Продолжавшаяся в то время подготовка к широкомасштабной агрессии в Китае стала рассматриваться как составная часть экспансии на Юг, что нашло свое отражение в таких документах японского правительства, как «Курс на оборону империи» и «Программа использования вооруженных сил».

Хотя с того периода в числе главных противников Японии стал называться не только Советский Союз, но и США, война против СССР, как и прежде, рассматривалась в качестве непременного условия дальнейшей японской экспансии в Азии. В документе «Политический курс государства в отношении обороны страны», разработанном в середине 1930-х годов армейским генштабом, указывалось: «Хотя с точки зрения экономических нужд империи мы многое ожидаем получить в Китае и районах Южных морей, в политическом и военном отношении главным стратегическим оплотом является для нас Маньчжурия... Лишь ликвидировав угрозу на севере, возможно достичь целей политики государства в отношении Южных морей и Северного Китая». С таким выводом были согласны даже представители морского генерального штаба, которые всегда ориентировались на активные действия преимущественно в зоне Южных морей, против США и Великобритании. К примеру, командующий 3-й эскадрой вице-адмирал Оикава, докладывая военно-морскому министру Нагано свое мнение по данному вопросу, отмечал: «Если мы выступим против России, то это будет война против врага, общего для всего мира, ибо СССР — страна коммунистическая... При этом можно ожидать соответствующих шагов и со стороны Германии».

В этот период, с середины 1930-х годов, в правящих кругах империи стали вестись постоянные споры относительно приоритетности того или другого направления, об определении первоочередного объекта нападения и о сроках реализации планов расширения экспансии на континенте.

Во главе сторонников форсирования подготовки к агрессии против Советского Союза стоял с начала 1930-х годов военный министр Араки. Он и его единомышленники поставили перед собою цель — осуществить нападение на СССР не позднее 1936 года, когда, по их мнению, «появятся и повод для войны, и международная поддержка, и все основания для успеха». Они настаивали на том, чтобы готовиться к войне прежде всего против Советского Союза.

Оппозицию Араки и его приверженцам составляли сторонники последовательной и тщательной подготовки экономики и вооруженных сил империи, считавшие, что не следует спешить с реализацией планов войны против СССР, а сосредоточить внимание на укреплении позиций Японии в Китае. Представители оппозиций, возглавляемые генералами Нагато и Тодзио, заявляли, что для ведения «большой войны» против красной России «Япония должна собрать воедино все ресурсы желтой расы и подготовиться для ведения всеобщей войны».

В середине 1930-х годов сторонники безотлагательного выступления против СССР составляли так называемую «северную» группировку военных кругов Японии, которая опиралась на поддержку «молодых» промышленных концернов. Сферой приложения капиталов этих монополий являлись новые завоеванные территории.

Авантюризму «северной» группировки в определенной степени противодействовали влиятельные буржуазные лидеры политических партий и представители монополистических объединений из числа «старых» концернов, сферой деятельности которых была в основном промышленность собственно Японии. Более влиятельные «старые» монополии, имевшие большой вес в правительственных кругах, требовали сначала «переварить» Китай, а уж затем, овладев всеми его ресурсами, приступить к решению «северной проблемы». Они, конечно, не возражали против захватнических планов, направленных против СССР или Китая, но выступали за более осторожное развитие «континентальной политики». Они склонялись к мнению о целесообразности идти по пути «постепенного изживания дефектов в деле обороны империи, чтобы через десяток лет достичь полной готовности».

Со «старыми» концернами приходилось соглашаться даже некоторым известным своими антисоветскими настроениями представителям армии. Так, генерал Исихара, обращаясь к руководству военного министерства и армейского генштаба, заявлял: «Наиболее опасным для нас противником остается наш традиционный враг — Россия... Однако сейчас империя должна сконцентрировать свои усилия на увеличении своей экономической мощи, доведя ее до уровня, позволяющего состязаться с производственной мощью Советского Союза».

Планы овладения первоначально всем Китаем не вносили существенных изменений в военную политику Японии в отношении Советского Союза. В качестве конечной победы японские империалисты всегда подразумевали победу над СССР. Военные операции на всех других направлениях (Маньчжурия, Китай, страны Южных морей и владения США и Великобритании) определялись как промежуточные.

Приступая летом 1937 года к новому этапу агрессии в Китае, японское военно-политическое руководство исходило из его скоротечности: после захвата важнейших административных и экономических центров Китая (вслед за чем, по мнению руководства, должна была последовать неизбежная капитуляция Китая), планировалось переключить все военные усилия на решение «северной проблемы», о чем свидетельствовали оперативные разработки генштаба японской армии.

Однако японские расчеты на скоротечную двух-трехмесячную кампанию в Китае провалились, и вооруженная борьба на китайском фронте, несмотря на первоначальные успехи японских войск, приняла затяжной характер. В условиях все большего вовлечения в военные действия в Китае Япония не осмеливалась открыть еще один фронт на севере. В январе 1938 года германский генштаб сухопутных войск по военно-дипломатическим каналам сделал запрос о сроках возможного начала военных действий Японии против Советского Союза. Представитель японского генштаба армии передал через германского военного атташе, что подготовка к войне с Советами ведется усиленными темпами. Вместе с тем, ссылаясь на трудности войны в Китае и на финансовые проблемы Японии, представитель генштаба указал, что «для подготовки войны против СССР Японии потребуется еще не менее года, но не более двух лет».

Готовясь к антисоветской агрессии, военно-политическое руководство Японии во второй половине 1930-х годов не могло не учитывать изменившееся соотношение сил на Дальнем Востоке. Наиболее трезвые японские политики понимали, что Япония еще не готова к серьезной войне с таким сильным противником, как СССР. Они опасались преждевременного развязывания войны и считали, что приступать к решению «северной проблемы» можно лишь после того, как появится уверенность в поддержке действий Японии другими державами. При этом особые надежды возлагались на совместное выступление против СССР с Германией, в связи с чем в правящих кругах империи зародилась идея заключения военного союза с европейскими союзниками Японии по антикоминтерновскому пакту.

Весной 1938 года японские дипломаты в западных странах развернули усиленную работу по сколачиванию антисоветского фронта для ускорения сроков начала войны против СССР как на Востоке, так и на Западе. Одной из целей этой деятельности было обеспечение императорской армии военным имуществом, а промышленности — сырьем и кредитами, необходимыми для быстрейшего завершения затянувшейся войны с Китаем. Кроме того, в Токио стремились к тому, чтобы в случае японо-советского столкновения поставки в Японию военных материалов не только не прекращались, но и возрастали.

Мюнхенский сговор правящие круги Японии восприняли как сигнал к началу объединенного нажима на СССР. В Токио полагали, что, организовав ряд инцидентов на советской границе и сумев при этом добиться успеха, можно будет поднять авторитет Японии в глазах западных держав и пресечь советскую помощь Китаю, что вынудит китайцев пойти на капитуляцию. Кроме того, в начальный период боев на Халхин-Голе японское руководство рассчитывало, что Германия поддержит действия Японии с Запада.

Бои в районе Халхин-Гола использовались и как важный фактор поощрения западных держав не только на продолжение, но и на активизацию политики умиротворения Японии. В условиях появления явных признаков решительной японской экспансии на Юг необъявленная советско-японская война представлялась Западу как возможность отвлечь внимание Японии от его владений в Азии и на Тихом океане. Ради этого западные державы готовы были пойти на значительные уступки Японии. Японское же руководство, со своей стороны, не могло упустить возможность шантажирования Запада. Существует достаточно оснований считать, что японские лидеры рассматривали свою халхингольскую авантюру как важнейший козырь в дипломатической игре с западными колониальными державами, что подтверждается и японскими документами. В «Секретном оперативном дневнике» Квантунской армии в связи с началом событий на границе МНР была сделана запись: «Есть уверенность в последовательном разгроме советских войск... Это является единственным способом создать выгодную для Японии обстановку на переговорах с Великобританией».

Но если в отношении Великобритании подобные расчеты оправдались, то в отношениях с США они не дали ожидаемых результатов. 26 июля 1939 года США объявили об аннулировании японо-американского договора о торговле и мореплавании, заключенного еще в 1911 году. Этот шаг был предпринят после того, как Япония неоднократно игнорировала американские протесты по поводу действий японских войск в Китае. Аннулирование договора стало серьезным предупреждением для Японии. Оно явилось первым шагом на пути взаимного отчуждения США и Японии.

Таким образом, после длительных дебатов в правящих кругах Японии к концу 1930-х годов большинство стало склоняться к нанесению первоначального удара на Юге — против США, Великобритании, Франции и Голландии для захвата их владений в Азии. Сторонники экспансии в зону Южных морей обосновывали свою позицию тем, что удар на Юг потребовал бы, по их мнению, значительно меньше сил, ибо никто из западных держав не имел значительного количества войск в своих колониях, а в связи с обострением обстановки в Европе они не имели возможности уделить достаточного внимания Дальнему Востоку.

В качестве причин неприемлемости северного варианта приверженцы удара на Юг называли поражение японских войск на Халхин-Голе, имевшее большой международный резонанс, наличие крупной группировки советских войск на Дальнем Востоке, невозможность немедленного решения проблемы стратегического сырья даже в случае быстрого успеха удара на севере, необходимость значительного количества войск для оккупации захваченной территории советского Дальнего Востока и неизбежность распространения широкого партизанского движения в тылу японских войск. При этом опыт прошлой интервенции учитывался в японском генштабе в полной мере. В общем, на Севере — одни трудности и никаких реальных выгод.

Поскольку для борьбы против западных стран требовался сильный военно-морской флот, Япония тратила на его создание огромные средства. К 1937 году его общее водоизмещение достигало 1900 тысяч тонн, и по мощи своих военно-морских сил Япония вышла на третье место после Великобритании и США.

Собираясь действовать на Юге, японское командование рассчитывало в первые же дни внезапными ударами изменить соотношение сил в свою пользу. Большие надежды морской генштаб возлагал на превосходство японского флота в авианосцах и палубной авиации. Кроме того, императорская ставка собиралась максимально использовать выгодные стратегические позиции на Каролинских, Марианских, Маршалловых островах и островах Волкано и Бонин, что обеспечивало японским вооруженным силам ведение активных военных действий во всей центральной части Тихого океана, а наличие плацдармов на Тайване и в Южном Китае давало возможность без труда проникнуть в зону колониальных владений Запада в Юго-Восточной Азии.

Поражение японских войск на Халхин-Голе показало, что императорская армия еще не готова к единоборству с Красной Армией. «Японии потребуется еще два года, чтобы достичь уровня техники, вооружения и механизации, который продемонстрировала Красная Армия в боях у Номонхана (на реке Халхин-Гол)», — говорил германскому послу в Токио Отту премьер-министр Коноэ после прихода к власти. Именно по причине выявившейся слабости императорской армии решение «северной проблемы» откладывалось до начала неизбежного столкновения фашистской Германии с Советским Союзом.

Склоняясь к тому, чтобы направить свои основные усилия в зону южных морей, военно-политическое руководство Японии не отказалось от агрессивных планов против «Севера». И если действия на Юге предусматривалось вести в основном силами флота, то армия по-прежнему ориентировалась на войну с Советским Союзом.

После начала Второй мировой войны императорская ставка с учетом обстановки в Европе начала разработку стратегических планов ведения военных действий на Азиатско-Тихоокеанском театре войны. При этом предусматривались оба варианта — как северный, так и южный. При «движении на север», в случае удачи, предусматривался не только захват советской территории до Байкала, но и успешное решение китайской проблемы. В Токио рассчитывали на то, что в случае успешных действий против советских войск Чан Кайши пойдет на мировую, и затянувшийся «китайский инцидент» благополучно закончится. Кроме того, ярый антисоветизм в политике и стратегии мог надежно прикрыть разработку планов и подготовку к войне со своими конкурентами в Азии: Англией и США.

Группа «Рамзай» информирует. 1941 год

Зорге — выдающийся разведчик ХХ века, а 1941 год — апофеоз его разведывательной деятельности. Под этой истиной поставит свою подпись любой журналист, писатель и историк. Автор не составляет исключения. Но ставя априори свою подпись, он пытается анализировать сообщения группы «Рамзай» за 1941 год. Причем анализировать все, что было опубликовано, начиная от первых публикаций 1965 года до наших (2002 год) дней. При таком анализе появляются интересные закономерности, которые автор и хочет представить читателю.

Первые книги о Зорге были быстро написаны и выпущены в 1965 — 1966 годах сразу же после его реабилитации осенью 1964-го. Сергей Голяков и Владимир Понизовский в книге «Рихард Зорге» цитируют радиограммы, полученные в Москве из Токио. 11 апреля «представитель генштаба в Токио заявил, что сразу после окончания войны в Европе начнется война против Советского Союза». 2 мая — «Гитлер решительно настроен начать войну и разгромить СССР... Критические сроки возможного начала войны: завершение разгрома Югославии, окончание сева, окончание переговоров Германии и Турции...». 15 мая — «Нападение Германии произойдет 20 — 22 июня». И последняя «знаменитая» радиограмма перед началом войны, на которую так любили ссылаться в дальнейшем советские историки. 15 июня — «Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня». За неделю до начала войны советский разведчик, сидевший не в Берлине, а на другом конце земного шара, якобы точно предсказал не только день, но и время начала войны. Знай наших!

Юрий Корольков выпустил книгу «Человек, для которого не было тайн». Автор пишет, что первое сообщение о подготовке Германии к нападению на Советский Союз поступило из Токио за месяц до подписания плана «Барбаросса». Шифровка была якобы передана 18 ноября 1940 года. Текста этой телеграммы в книге нет. Автор также повторил телеграмму от 11 апреля, датировав ее серединой марта, а также телеграмму от 2 мая. Он не цитировал телеграмму от 15 мая, ограничившись в книге фразой «15 мая Рихард уточняет: война может начаться в июне», но сообщает о новой радиограмме от 19 мая: «Против Советского Союза будет сосредоточено 9 армий, 150 дивизий», и о радиограмме от 1 июня: «Следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и стремления окружить и изолировать отдельные группы». И, конечно, была повторена «знаменитая» радиограмма от 15 июня.

Еще один журналист Михаил Колесников выпустил книгу «Таким был Рихард Зорге». Он так же, как и Корольков, пишет о предупреждении Центра от 18 ноября, но не говорит о том, что было в этом предупреждении. Но дает и новую радиограмму от 28 декабря: «На германо-советской границе сосредоточено 80 немецких дивизий. Гитлер намерен оккупировать территорию СССР по линии Харьков — Москва — Ленинград...» Далее в книге говорится о новых радиограммах Зорге от 6 и 30 мая. В радиограмме от 30 мая говорилось: «Риббентроп заверил посла Отта в том, что Германия совершит нападение на Советский Союз во второй половине июня. Это не подлежит сомнению. Отт на 95% уверен, что война вот-вот начнется...» И еще одна радиограмма в этой книге без указания даты ее отправления: «Военный атташе Шолль заявил: следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и стремления окружить и изолировать различные группы. Война начнется 22 июня 1941 года». Колесников утверждает, что последняя предвоенная радиограмма Зорге с предупреждением о нападении была послана 17 июня и приводит ее текст: «Повторяю: 9 армий из 150 дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня! Рамзай».

И еще один пример. Небольшая брошюра была написана через 10 лет в 1976 году: «Подвиг Рихарда Зорге». Автор — профессиональный историк, профессор, доктор исторических наук Федор Волков. В аннотации указывается, что им использовались новые документы из архивов Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Министерства обороны СССР, архивные дипломатические документы. Что же пишет маститый историк о работе советских разведчиков в первой половине 1941 года, какой новый документальный материал добавляет он? То же сообщение от 18 ноября о подготовке Германии к нападению на СССР без каких-либо конкретных фактов, та же телеграмма от 28 декабря. Волков цитирует новую телеграмму от 11 марта: «Среди высшего немецкого офицерства и кругов Гиммлера проявляются резкие антисоветские тенденции. ВАТ (военный атташе Кречмер) считает, что после окончания войны с Англией должна начаться ожесточенная борьба Германии против Советского Союза. Рамзай», и повторяет телеграмму от 11 апреля. Цитирует он и новую радиограмму от 17 апреля и опять же повторяет текст радиограммы от 6 мая. Волков пишет, что в начале мая Зорге отправил радиограмму: «Ряд германских представителей возвращается в Берлин. Они полагают, что война с СССР начнется в конце мая». Точную дату отправления он не указывает. Но более полно цитирует телеграмму от 19 мая. И, конечно, к достоинству этого исследования следует отнести публикацию почти полного текста телеграммы от 30 мая: «Германский посол в Токио Отт заявил, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт уверен на 95%, что война начнется. Косвенные доказательства для начала войны таковы: технический департамент германских воздушных сил в Токио получил указание вернуться в Германию. Отт потребовал от ВАТ, чтобы он не посылал никаких важных сообщений через СССР. Транспорт каучука через СССР сокращен до минимума». Волков опубликовал часть телеграммы от 1 июня, где говорилось, что «... начало советско-германской войны ожидается 15 июня», и первую половину телеграммы от 15 июня, где срок возможного нападения отодвигался на конец месяца: «Немецкий курьер сообщил, что между СССР и Германией начнется война в конце июня. Рамзай».

А вот дальше в своем исследовании Волков цитирует телеграммы, содержание которых находится почти на грани фантастики. «На восточной границе, — доносит Зорге в Центр после уточнения беседы с Шоллем, — сосредоточено от 170 до 190 дивизий, все они либо танковые, либо механизированные. Наступление немецкой армии будет проводиться по всему фронту. Главные его направления будут обращены против Москвы и Ленинграда, а затем против Украины...» Дату передачи этой радиограммы Волков не сообщает. Дату передачи другой тоже странной радиограммы он указал — 17 июня. Стоит привести текст этого документа, так как он вызвал наибольшее количество нареканий и сомнений у тех, кто анализировал информацию Зорге: «На советско-германской границе находится 9 немецких армий. По американским источникам, Германия имеет на границах против СССР 900 тысяч человек в первой линии и около одного миллиона как резерв. Рамзай». Характерно, что он в своем небольшом по объему исследовании не упоминает «знаменитую» радиограмму, где якобы говорится о точной дате и даже времени ( «на рассвете») нападения Германии на СССР. Очевидно, некоторые историки разбирались в событиях лучше, чем писатели и журналисты, и не стремились брать грех на душу.

В советские времена скудные крупицы документальной информации о разведывательной деятельности группы «Рамзай», которые давало в печать ГРУ, канонизировались. Любая критика достоверности этой информации никогда бы не прошла через цензурные рогатки и не появилась бы в печати. Поэтому все то, что публиковали избранные руководством ГРУ авторы, считалось истиной в последней инстанции. И любые сомнения, и любая критика информации из Токио могла быть высказана только после августа 1991-го.

В конце 1991 года в небольшом по размерам литературном журнале «Молодая гвардия» была опубликована знаменательная статья, которая имела к истории обеих разведок прямое отношение. Доцент Валентин Сахаров дал своей статье заголовок «Крушение мифа (Если бы Сталин поверил Зорге...)». С момента публикации статьи прошло ровно десять лет, но серьезного аналитического ответа с анализом новых информационных донесений разведки так и не последовало. Обе наши разведки (ГРУ и СВР) не комментируют критические выступления в свой адрес и не вступают в полемику с авторами статей.

Одну цитату из статьи стоит привести полностью: «Страна отметила 50-летие начала Великой Отечественной войны. Эта война для советских людей в значительной степени остается войной неизвестной. Мы живем в мире исторических легенд. И одна из этих легенд связана с деятельностью нашей разведки по раскрытию военно-стратегического замысла фашистской Германии накануне Великой Отечественной войны». Можно заменить 50-летие 60-летием, и она будет звучать так же актуально, как и 10 лет тому назад. За это время значительно прибавилось опубликованных и рассекреченных в архивах информационных документов обеих разведок. Но многие исторические легенды, связанные с деятельностью наших разведок, так и не рассеялись.

Рихард Зорге — величайший разведчик ХХ века. Это утверждение было задано нашим журналистам и историкам сразу же после первых газетных публикаций о нем. Именно задано руководством военной разведки, поскольку ни один из авторов, писавший о Зорге в 1960 — 1970-е годы, не получил доступа ко всем материалам, полученным от группы «Рамзай», и не мог иметь полное, а главное, правдивое представление о его разведывательной деятельности. Поэтому, когда не хватало фактов и аргументов для подтверждения эпитетов «величайший» и «выдающийся», в дело шли прямые фальсификации. Так было со «знаменитой» радиограммой от 15 июня, когда Зорге якобы за неделю до нападения сообщил Сталину точную дату начала войны — 22 июня. Действительно, 15 июня Зорге отправил в Москву две радиограммы. Их достоверные тексты сейчас опубликованы. Но в этих радиограммах даты 22 июня нет.

Перед проведением Токийского международного симпозиума, посвященного Рихарду Зорге, один из докладчиков Микумо, побывавший в России, обратился с вопросом к сотруднику отдела информации Министерства обороны Никанорову. Японского исследователя интересовал вопрос — сообщил ли Зорге точную дату нападения Германии на Советский Союз, как об этом писали раньше некоторые авторы книг о Зорге. Ответ был категоричным: «Среди хранящихся материалов об отношениях между Советским Союзом и Германией нет документов, в которых бы сообщалась точная дата нападения. Таких телеграмм нет. В сообщениях Зорге указывалось довольно точное время начала военных действий — вторая половина июня. Что касается указания Зорге на 22 июня 1941 года как время начала войны, то я думаю, что его придумали авторы книг о Зорге. После того как имя Зорге стало знаменитым, некоторые авторы для придания большего интереса своим произведениям, скорее всего, подправили сообщение Зорге».

16 июня 2001 года «Красная звезда» опубликовала материалы круглого стола, организованного в редакции в преддверии 60-й годовщины начала войны. Одному из участников, полковнику СВР Владимиру Карпову, был задан вопрос: «Еще в 60-е годы опубликовали телеграмму «Рамзая» с предупреждением: война начнется 22 июня. После этого и говорилось, что Зорге точно назвал дату». Ответ сотрудника пресс-бюро был категоричным: «К сожалению, это фальшивка, появившаяся в хрущевские времена. Разведка не назвала точной даты, не сказала однозначно, что война начнется 22 июня». Представители обеих разведок поставили точку в достоверности некоторых «сообщений» Зорге, о которых писали авторы в 1960-е годы. Через 10 лет после публикации статьи Сахарова было покончено с одним из мифов о Зорге.

Если проанализировать публикации 1960 — 1970-х годов с позиций сегодняшнего дня и той документальной информации, которая была опубликована к этому времени, то выявится интересная закономерность. Каждому автору разрешали публиковать определенное количество радиограмм. При этом достаточно достоверные радиограммы (28 декабря, 11 марта, 2 и 30 мая) перемежались с сомнительной информацией (сообщение от 18 ноября) и явной фальсификацией (15 мая, 15 и 17 июня). Конечно, для разведки заманчиво сказать, что еще за месяц до подписания плана «Барбаросса» советский разведчик, да еще из Токио, а не из Берлина, предупреждал Москву об опасности нападения. Но в таком случае надо было что-то сообщить и о содержании этой информации. Нельзя также все сваливать на авторов публикаций 1960 — 1970-х, когда речь идет о точной дате нападения на Советский Союз. Любая публикация о Зорге в то время проходила строгую цензуру ГРУ. И цензорам из этой организации достаточно было просто вычеркнуть явную фантазию любого автора. И если этого не было сделано, то только потому, что публикации подобных фантазий работали на имидж советской военной разведки и на имидж и популярность самого ГРУ. Соблюдение исторической правды здесь уже никого не интересовало.

* * *

Серьезный анализ информации группы «Рамзай» в 1941 году стал возможен только в последние годы. Эпоха фальшивых радиограмм и авторских фантазий — в прошлом. Вышел в свет сборник документов об истории военно-политического противоборства Советского Союза и Японии в 1930 — 1940-е годы, в котором впервые были опубликованы полные тексты радиограмм группы за 1941 год. Конечно, не все, но, что было опубликовано, можно анализировать, не опасаясь очередной фальсификации. В 2000 году исследователь Фесюн опубликовал книгу «Дело Зорге» с подзаголовком «Неизвестные документы». Это наиболее полная подборка документов, которые были взяты из «Дела Зорге», хранящегося в архиве ГРУ. В предисловии Фесюн подчеркивает, что это, к сожалению, только малая часть документов, хранящихся в этом деле. Но, как говорится, процесс пошел, и лучше мало, чем ничего.

Первое серьезное предупреждение об угрозе со стороны Германии поступило из Токио 28 декабря 1940 года. В радиограмме отмечалось: «... с целью воздействия на политику СССР Германия на своих восточных границах, включая Румынию, имеет 80 дивизий. Если СССР будет активно предпринимать действия, противоречащие интересам Германии, то Германия сможет оккупировать территорию по линии Харьков — Москва — Ленинград...» В руководстве Разведупра информацию признали серьезной, и она была доложена Сталину и Молотову, то есть первым лицам государства. Естественно, что подобное сообщение в разведке всегда стараются неоднократно перепроверить, и руководство Разведупра наложило на шифрограмме резолюцию: «Необходимо перепроверить». Подтверждение этой информации поступило в Москву на следующий день. Вечером 29 декабря на стол начальника Разведупра легла расшифрованная радиограмма из Берлина.

Вот полный текст этого документа: «Альта сообщил, что Ариец от высокоинформированных военных кругов узнал о том, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 года. Дано задание о проверке и уточнении этих сведений». Телеграмма была подписана «Метеором». Это был псевдоним помощника военного атташе Скорнякова. Начальник Управления Голиков потребовал перепроверить информацию и через пять дней доложить ему результаты перепроверки. Телеграмма была разослана по списку рассылки № 1: Сталину, Молотову, Наркому Обороны Тимошенко и Начальнику Генштаба Мерецкову. «Альта» была руководителем разведывательной группы Разведупра в Германии Ильзой Штёбе, а «Ариец» — ее ценнейшим информатором, немецким дипломатом Рудольфом фон Шелия.

Соответствующее приказание «Метеору» было отправлено. «Альта» запросила у «Арийца» подтверждение. И уже 4 января в Москву поступила новая радиограмма «Метеора», в которой говорилось: «Ариец подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причем это основано не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам». Берлин перепроверил и подтвердил информацию Токио. Вторая радиограмма «Метеора» также была разослана по списку рассылки № 1.

На радиограмме из Токио была и еще одна резолюция: «Сомнительное сообщение». Эту фразу можно было бы отнести на счет продолжавшего проявляться с 1937 года недоверия руководства разведки к Зорге и членам его группы. А можно предположить, что она относилась к цифре 80 дивизий, которые якобы были сосредоточены к 1941 году у советских границ. В этой телеграмме есть интересная фраза: «Новый ВАТ в Токио заявил мне, что цифра 80 дивизий несколько, видимо, преувеличена». Военный атташе, называя цифру в 80 дивизий, вынужден признать, что это несколько многовато. Очевидно, он руководствовался указаниями, полученными в циркулярной шифрограмме из Берлина: «О силе немецких войск желательно сохранять неясность. В случае необходимости дать ответ относительно количественного состава войск, поощряйте всякую фантазию». Возможно, что перед отправлением на Восток его ознакомили и с указаниями ОКВ от 6 сентября 1940 года, в которых рекомендовалось: «Преувеличивать состояние и уровень соединений, особенно танковых дивизий». Вот он как исполнительный офицер разведки и преувеличивал да фантазировал. Цифра в 80 дивизий была сильно преувеличена. В действительности по немецким трофейным документам на 1 ноября 1940 года на Востоке было сосредоточено всего 32 немецкие дивизии, а на 4 апреля 1941 года — 47 дивизий. Так что эта цифра в радиограмме Зорге была стопроцентной дезинформацией. Конечно, Зорге не мог знать ни указаний ОКВ, ни циркулярной шифрограммы, но Москве было от этого не легче.

18 января 1941 года в Москву поступили две радиограммы из Токио. Зорге, ссылаясь на информацию, полученную от посла Отта, сообщал, что основной задачей внешней политики Японии является «развитие пакта трех держав в военный союз с наступательными акциями Японии против Сингапура и, если будет необходимо, и против Америки». Во второй телеграмме было сообщение о готовящейся поездке министра иностранных дел Мацуока в Берлин. Цель поездки — обсуждение с руководством Германии вопросов пакта трех держав. В конце телеграммы была фраза: «... возможно, что Мацуока попытается дать новое развитие вопросу переговоров между СССР и Японией». Дипломатическое руководство в Москве получило первое сообщение о возможности со стороны Японии активизировать японо-советские отношения. Это позволяло наметить возможное направление во взаимоотношениях между двумя странами с учетом быстро меняющейся политической обстановки в Европе.

10 марта Москва приняла две радиограммы «Рамзая». Информации было много, и обе радиограммы Клаузен передавал по частям. Всего было передано пять частей (№№ 87 — 91). Премьер Коноэ беседовал с германским послом и разъяснил ему цели поездки Мацуока в Германию. Министр иностранных дел империи должен был усилить энтузиазм перед пактом трех держав, который быстро ослабевает в Японии после поражений Италии в воине с Англией. Интересовали руководство Японии и дальнейшие действия Германии против Англии — будет ли высадка на британские острова. В Токио не исключали возможность заключения мира между Германией и Англией. В этом случае планы Японии по захвату Сингапура и продвижению на Юг ставились под сомнение. Наиболее ценной в радиограмме была информация о намерениях Японии в отношении Советского Союза. Зорге подтверждал предыдущую информацию о возможности заключения пакта о ненападении между двумя странами.

Во второй радиограмме говорилось о беседе Зорге с новым военным атташе германского посольства в Токио. Военный дипломат рейха говорил о резких антисоветских тенденциях среди высшего немецкого офицерства и окружения Гимлера. Он считал, что «по окончании теперешней войны должна начаться ожесточенная борьба Германии против Советского Союза». Это утверждение атташе, переданное советским разведчиком в Москву, было явной дезинформацией. Все мероприятия по плану «Барбаросса» предусматривали скоротечную войну с СССР до окончания войны с Англией. А какие-либо признаки окончания войны между двумя странами не просматривались даже в перспективе. Но, несмотря на эту информацию, обе радиограммы произвели самое благоприятное впечатление в Центре. Копии радиограмм были отправлены Сталину и Молотову, а «Рамзаю» была отправлена радиограмма: «Ваши №№ 89, 90, 91, 87, 88 имеют значение. Д.». Индексом «Д» телеграммы подписывал начальник Разведупра Голиков. Сомнений в достоверности информации, как это было в конце декабря, теперь уже не было.

15 марта в Москву поступила короткая радиограмма. Отт показал своему другу доктору Зорге текст телеграммы Риббентропа. Текст был коротким, и советскому разведчику удалось его запомнить и передать в Центр: «Я прошу Вас при этом всеми имеющимися в Вашем распоряжении средствами побудить Японию к немедленному наступлению на Сингапур». Битва за Англию продолжалась, и в Берлине хотели с помощью своего союзника открыть против Англии еще один фронт на Дальнем Востоке и попытаться оттянуть туда часть военно-морского флота и авиации Великобритании. Информация была признана очень ценной и по распоряжению Голикова направлена Сталину, Молотову, Тимошенко и Жукову, который сменил Мерецкова на посту начальника Генштаба.

18 апреля новая большая радиограмма из Токио, переданная в четыре приема. Содержание радиограммы было посвящено внешней политике Японии после заключения советско-японского договора. Информация поступила от Одзаки, который посетил премьера Коноэ и имел с ним беседу о войне в Китае и о взаимоотношениях с Америкой в китайском вопросе. Наиболее ценной и интересной для Москвы была концовка радиограммы. Зорге сообщил: «Отто» (Одзаки) имеет некоторое влияние на Коноэ и других лиц и может поднимать вопрос о Сингапуре как острую проблему». Он также сообщил, что «... имеет некоторое влияние на германского посла Отта и может подталкивать или сдерживать его от оказания давления на Японию в вопросе ее выступления против Сингапура». Резидент в Токио просил указаний о том, как действовать: подталкивать ли Японию в южном направлении, чтобы обезопасить Дальний Восток, или отойти в сторону.

Пожалуй, впервые, если судить только по опубликованным документам, советские разведчики превращались в агентов влияния на таком высоком уровне, как премьер страны пребывания и посол дружеской державы. И перед руководством военной разведки встал вопрос — как поступить. Дать ли согласие на оказание давления, пойдя на известный риск разоблачения разведчиков, или не рисковать и представить событиям развиваться своим чередом? Через несколько дней размышлений и взвешиваний всех «за» и «против» руководство Разведупра решило не рисковать. 24 апреля была отправлена радиограмма «Рамзаю». В ней подчеркивалось, что «... основной задачей является своевременное и достоверное сообщение обо всех конкретных мероприятиях японского правительства и командования в связи с заключением пакта с СССР... Влиять и подталкивать Коноэ и других влиятельных лиц в Вашу задачу не входит, и заниматься этим не следует».

Начиная с начала мая в сообщениях «Рамзая» преобладает информация о взаимоотношениях Германии и СССР и об угрозе нападения на нашу страну. Первая радиограмма была отправлена в Москву 2 мая. Зорге беседовал с послом и военно-морским атташе. Обсуждали вопрос о возможности нападения Германии и сроках нападения. Посол заявил разведчику: «Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой». Относительно возможных сроков нападения оба немецких дипломата были едины — время окончания сева в СССР или окончание переговоров между Германией и Турцией. По их мнению, «если СССР будет создавать какие-либо трудности в вопросе принятия Турцией германских требований, то война будет неизбежна». В радиограмме была и ключевая фраза: «Решение о начале войны против СССР будет принято только Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией». Но Гитлер уже 30 апреля принял решение о начале войны и определил день нападения — 22 июня. И начало войны планировалось вне зависимости от того, будет ли к этому времени окончена война с Англией или нет. Поэтому эта фраза в телеграмме советского разведчика была чистейшей дезинформацией. Голиков наложил резолюцию: «Дать в пять адресов», то есть отправить текст телеграммы руководству страны.

В телеграмме от 10 мая основной была информация о нажиме Германии на Японию с целью ее выступления против Сингапура. Военно-морской атташе Венекер запросил руководство военно-морского флота Японии о перспективности совместного германо-японского выступления против Англии. Берлин очень торопил своего дальневосточного союзника, рассчитывая на то, что тот ввяжется в мировую войну и откроет новый фронт в Азии. Адмирал Кондо заявил своему немецкому коллеге: «Японский флот сделал все приготовления для нападения на Сингапур, которое будет проведено в нужный момент, когда не будет другого выхода. Но пока есть возможность получать важное сырье из США, подходящий момент еще не наступил». Отт сообщил Зорге, что Гитлер дал понять Мацуока, что он ждет определенных и быстрых действий со стороны Японии против Сингапура. Германия толкала Японию к войне, а той хотелось еще выгодно поторговать с Америкой. Информация о беседах с Венекером и Оттом ушла в Москву, и Голиков наложил на текст радиограммы резолюцию: «Дать в пять адресов», то есть сообщить всем, от Сталина до Жукова.

Две телеграммы от «Рамзая» поступили в Москву 19 мая. В одной из них сообщалась информация Одзаки о том, что в случае германо-советской войны Япония будет сохранять нейтралитет, по меньшей мере в течение первых недель. Но в случае поражения СССР Япония начнет военные действия против Владивостока. Информация Одзаки не вызывала сомнений в Москве и с той же резолюцией Голикова: «Дать в пять адресов» была отправлена «наверх». Во второй радиограмме Зорге, ссылаясь на информацию германских представителей, прибывших из Берлина, сообщает новые сроки возможного нападения Германии на СССР — конец мая, а также указывает численность немецких дивизий, сосредоточенных на советских границах — 150. Эта радиограмма не вышла из стен Управления. В ней были указаны более конкретные сроки нападения, но до точной информации (22 июня) было еще далеко. Что касается численности германской армии у наших границ в 150 дивизий, то она совершенно не соответствовала действительности. Разведупр получал информацию о сосредоточении германской армии из различных источников. И на 15 мая немецкая группировка на Востоке оценивалась в 119 дивизий, из которых якобы 13 танковых и 12 моторизованных. Общая цифра дивизий была значительно ниже той, которую сообщил Зорге. Но и она была сильно преувеличена. В действительности по немецким документам, ставшим известными после войны, у советских границ к 15 февраля было сосредоточено 66 пехотных, три танковые, одна моторизованная и одна кавалерийская дивизии. Всего 71 дивизия. Так что цифра, указанная Зорге, более чем в два раза превышала истинную цифру, была явно дезинформационной и в точности соответствовала директивам по стратегической дезинформации: «Преувеличивать состояние и уровень соединений, особенно танковых дивизий».

30 мая в Москве была получена одна из ценнейших радиограмм Зорге: «Берлин информировал Отт, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95% уверен, что война начнется...» Впервые за весь 1941 год Зорге сообщил достаточно точное время начала войны. Но эта радиограмма не вышла из Управления и предполагаемые сроки нападения не были доложены пятерке руководителей страны. Что послужило причиной? Одна из версий — предыдущая информация Зорге о возможном нападении в конце мая. Май прошел, а нападения нет — информация не подтвердилась, разведчик передал в Центр «дезу». Вольно или невольно — другой вопрос. Но факт передачи ложной информации был бесспорный, и недоверие к Зорге у руководства разведки, конечно, возросло.

1 июня радиограмма из Токио дополнила сообщение от 30 мая: «Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолль привез с собой из Берлина, откуда он выехал 3 мая...» В беседе с Зорге Шолль также сообщил, что, по его мнению, «наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии». Вот такая информация была получена в Москве. Эта телеграмма, так же как и предыдущая, не вышла из стен Управления и не была доложена руководству страны. Голиков усомнился в правильности указания Шолля о левом фланге и велел отправить Зорге телеграмму с требованием уточнить этот вопрос. Резолюция начальника Управления была жесткой, с явно выраженным недоверием к информации «Рамзая»: «... Как он сам считает, по существу, правильно или нет указание Шолля о левом фланге. В перечень сомнительных и дезинформационных сообщений Рамзая».

Информация из Токио продолжала поступать в Москву. 15 июня — очередная радиограмма: «Германский курьер сказал военному атташе, что он убежден, что война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе не знает — будет война или нет...» В этой же телеграмме сообщалась и позиция Японии в случае войны Германии с Советским Союзом. Зорге удалось увидеть начало телеграммы, которую Отт направил в Берлин. В ней говорилось, что «Японии потребуется около шести недель, чтобы начать наступление на советский Дальний Восток, но немцы считают, что японцы потребуют больше времени, потому что это будет война на суше и на море». И последняя радиограмма перед войной поступила от Зорге 20 июня. Советский разведчик сообщил: «Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна. Германское военное превосходство дает возможность разгрома последней большой европейской армии...» Еще одно, на этот раз последнее перед войной, предупреждение Москвы из Токио. Характерно, что в опубликованном тексте этой телеграммы нет никаких резолюций и пометок о рассылке.

Рассмотрены все достоверные и опубликованные в печати радиограммы Зорге за первую половину 1941 года. И возникает естественный вопрос — вся ли информация Зорге за этот период рассекречена и опубликована? Фесюн во введении к своей книге «Дело Рихарда Зорге. Неизвестные документы» пишет, что первоисточником послужило «Дело Зорге», хранящееся в Главном разведывательном управлении, малая (к сожалению) часть которого была рассекречена сравнительно недавно. Поэтому можно не сомневаться, что остались «за кадром» и какие-то радиограммы, посланные в Москву в первой половине 1941 года, и его отчеты и аналитические записки за этот же период, где он более подробно анализирует обстановку в Японии и подготовку Германии к нападению на СССР. Следует учитывать и то, что информация Зорге из немецкого посольства о подготовке Германии к войне с Советским Союзом не являлась основной для Разведупра. Основная информация поступала из Германии и других стран Европы. Эта информация тщательно проверялась и перепроверялась и выводы руководства военной разведки (доклад Голикова от 20 марта) основывались на анализе именно этой информации. Информация Зорге по Германии носила вспомогательный характер. Естественно, что в начальном периоде (вторая половина 1960-х годов), когда кроме этой информации историкам и исследователям не было ничего известно, информация Зорге выглядела очень солидно и авторитетно и считалась истиной в последней инстанции. Но после августа 1991-го произошел такой информационный прорыв в этом направлении, что информация «Рамзая» отошла на второй план.

Если проанализировать всю информацию из Токио о подготовке Германии к нападению на Советский Союз за первую половину 1941 года, то можно сделать некоторые выводы. Основным источником информации для Зорге был германский посол и военный атташе. Они сообщали ему информацию о намерении Германии напасть на Советский Союз, говорили о возможных сроках нападения, численности германской армии у советских границ и направлении главных ударов. Их информация подкреплялась сведениями германских представителей, которые посещали Токио. Это относилось к периоду мая — июня, то есть когда взаимоотношения между Германией и СССР были накалены до предела и любая правдивая информация имела для Москвы первостепенное значение.

В телеграмме от 2 мая после беседы с послом и морским атташе указывались возможные сроки нападения: после окончания сева, после войны с Англией, — решение будет принято Гитлером в мае. Вся эта информация — «деза». В телеграмме от 19 мая со ссылкой на германских представителей, прибывших из Берлина, сообщался новый срок начала войны — конец мая и численность немецкой армии у границ СССР — 150 дивизий. И то и другое — стопроцентная «деза». В телеграмме от 1 июня сообщалось со ссылкой на военного атташе в Бангкоке Шолля, что наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии. Германская группа армий «Север», дислоцированная в Восточной Пруссии, была самой слабой и главного удара не наносила. Главные удары наносились правым флангом группы армий «Центр» к Смоленску с поворотом на Север и группой армий «Юг» к Днепру с поворотом на Юг, то есть севернее и южнее припятских болот. Информация Шолля также была «дезой».

Чем же объяснить такую постоянную дезинформацию, которая шла из одних и тех же источников? И здесь нельзя не согласиться с Сахаровым, который в своей знаменательной статье, опубликованной еще в конце 1991-го, высказал предположение, объясняющее эту ситуацию. Немецкая контрразведка делала все возможное, чтобы как можно шире распространить дезинформацию о будущем конфликте с Советским Союзом. Всем военным атташе предписывалось специальным циркуляром распространять всяческие фантазии, чем они, как дисциплинированные офицеры, и занимались, надеясь, что их «деза» дойдет до неведомого резидента советской разведки. Отт и Шолль были не только дипломатами, но и профессиональными разведчиками. В их функции входила задача распространения дезинформации о военных замыслах вермахта. Этим, очевидно, и объясняется то, что в кулуарах германского посольства в Токио «свободно» обсуждались вопросы не просто государственной тайны, а сроки нападения, численность армии вторжения и направление главных ударов, которые были высшей тайной рейха, то есть тайной, лежащей далеко за пределами профессиональных интересов дипломатов. Оба дипломата-разведчика отлично знали, что журналист, с которым они беседовали, по роду своей деятельности имеет широкие и разнообразные контакты и активно, вне контроля, обменивается информацией. Возможно, именно поэтому журналисту Рихарду Зорге, которого никто ни в чем не подозревал, была в «доверительной беседе» сообщена эта «военная тайна», чтобы он способствовал распространению желательной для штаба верховного командования вермахта дезинформации.

При анализе информации Зорге за первую половину 1941 года надо брать за основу только достоверную информацию, то есть радиограммы, опубликованные в сборниках документов. Это 18 радиограмм, опубликованных в книге Фесюна, за достоверность и точность которых можно ручаться. Со знаменитыми радиограммами о «точном сроке нападения» все ясно. Остальные радиограммы, опубликованные в 1960 — 1970-е годы, можно вынести за скобки. Их достоверность, вполне обоснованно, можно поставить под сомнение. Если из 18 радиограмм убрать те, в которых говорится о политике Японии, и те, где передавалась явная «деза», то достоверной информации о подготовке Германии к нападению на Советский Союз, которую передал Зорге в Москву, окажется не так уж и много.

2 мая — Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть страны. И с 30 мая сообщения о достаточно точных сроках нападения Германии на СССР. 30 мая — война начнется во второй половине июня. 1 июня срок начала войны переносится на 15 июня, а в телеграмме от 15 июня сообщается, что война задерживается до конца июня. И вряд ли можно считать серьезной информацией телеграмму от 20 июня, где сообщалось, что по информации германского посла, война между Германией и СССР неизбежна. За два дня до нападения на СССР о неизбежности войны между двумя странами писала вся мировая пресса. Достаточно просмотреть бюллетени иностранной информации ТАСС, чтобы убедиться в этом. Так что Зорге не сообщил здесь ничего нового.

Информация из Токио

22 июня — черный день в истории Советского Союза. Начало войны — и сразу же изменилась деятельность обеих разведок. Что предпримет Япония? Воспользуется ли изменившейся ситуацией в Европе и мире? Будет ли продолжать подготовку к движению на Юг или, воспользовавшись моментом, ринется на Север? От правильных и точных ответов на эти вопросы зависело многое. И прежде всего возможность переброски войск с Востока на Запад. Для группы Рамзая начался последний этап деятельности. То, что было раньше, что казалось важным и значительным до этой даты, отходило на второй план. На первый план выдвигалась основная задача — как поведет себя союзница Германии на Дальнем Востоке? Воспользуется ли империя началом войны и выступит сразу же против Советского Союза или подождет разгрома Красной Армии и захвата Москвы? И в Москве с нетерпением ждали, что скажут разведчики в Токио. После 22 июня в Москве уже по-другому относились к информации группы. Ушло в прошлое недоверие и сомнения. Тем более что информация группы подтверждалась и перепроверялась информацией политической разведки. Эта информация поступала из разных стран, адресовалась «Павлу», то есть Берия, и в условиях начавшейся войны сразу же докладывалась членам Государственного Комитета Обороны (ГКО) и руководству Наркомата Обороны.

В 1996 году Пресс-бюро Службы внешней разведки опубликовало 25 радиограмм политической разведки, в которых дается позиция Японии в отношении СССР в 1941 году. В 1997 году было опубликовано также 20 радиограмм, переданных группой «Рамзай» с 23 июня до конце работы группы. Всего 45 документов — немного, но уже кое-что. Можно проанализировать полученную Москвой информацию и сделать какие-то, но только предварительные выводы. И ждать, может быть многие годы, пока архивы обеих разведок рассекретят очередную порцию документов. Возможно, новый, более подробный анализ событий на Востоке во второй половине 1941 года придется уже писать исследователям нового поколения.

Война началась, и Москва делала все возможное, чтобы выяснить стратегические планы Японии по отношению к Советскому Союзу. Поэтому уже 26 июня Инсон (новый псевдоним Зорге) получил радиограмму из Москвы: «Токио, тов. Инсону (Рамзаю). Сообщите, какие решения приняло японское правительство в отношении нашей страны в связи с войной Германии с СССР. Сообщите о передвижениях войск к нашей границе. Начальник Первого отдела Четвертого управления». В тот же день в Москву была отправлена короткая радиограмма, в которой содержалась ценная информация о намерениях Японии в отношении Советского Союза: «Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу. Мацуока сказал германскому послу Отту, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР». Голиков ознакомился с радиограммой, отметил последнюю фразу и наложил резолюцию: «Членам ГосКО, НКО, НГШ». Время уже было военное, и вся важнейшая военно-политическая информация с Востока сразу же докладывалась в Государственный Комитет Обороны, Наркому Обороны и начальнику Генштаба. В этот же день из Токио от резидента политической разведки также поступила телеграмма с аналогичной информацией: «В связи с началом советско-германской войны внешнеполитические действия правительства Японии, вероятно, будут следующими: Япония сейчас не имеет активных намерений против СССР, как то: объявить войну и встать на стороне Германии. Хотя неизвестно, как в дальнейшем изменится эта политика, но, по крайней мере, на настоящее время таких намерений нет. В отношении СССР не будет предъявлено каких-либо требований и не будет объявлено своего определенного отношения. Япония хочет молча смотреть на развитие войны... Короче говоря, Япония сейчас пересматривает свою внешнюю политику и поэтому ее отношение к СССР еще не определено. Авторитетные японцы считают, что японская экспансия на юг скоро не осуществится, так как морской флот относится к этому весьма осторожно, а что касается севера, то армия к этому не подготовлена».

Эта телеграмма, адресованная «Павлу» (Берия), также была отправлена в ГКО Сталину и Молотову. И если Зорге мог передать в Москву только общие заверения министра иностранных дел послу союзного государства, то информация политической разведки была более подробной и благоприятной для СССР.

Следующая телеграмма была отправлена 28 июня. Источник «Инвест» (Одзаки) утверждал на основе имевшейся у него информации, что Япония выступит на Север сразу же, как только Красная Армия потерпит поражение. Германский посол Отт сообщил Зорге: Мацуока в беседе с ним заявил, что Япония выступит против СССР, как он об этом всегда заверял его, но точной даты не называет. Мацуока также сообщил Отту, а он — Зорге, что продвижение японских войск к Сайгону не может быть отменено. Поэтому Отт понял, что сейчас выступления Японии против СССР ждать не приходится. В этой же телеграмме сообщалось, что было принято решение, утвержденное императором, о движении на Сайгон и захвате всего уже бесхозного Индокитая. Япония временно воздерживалась от выступления против Советского Союза. На этой телеграмме резолюция: «НО-4. Разослать т. т. Сталину, Молотову, НГШ. Голиков».

Очередная телеграмма была получена из Токио 3 июля. На этот раз информация исходила от германского военного атташе. Он сказал Зорге, что японский генштаб занимается деятельностью с учетом наступления немцев и неизбежности поражения Красной Армии, то есть готовится к нападению после поражения Советского Союза. Военный атташе считал, что Япония вступит в войну не позднее, чем через шесть недель, то есть примерно в середине августа. Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин. Информация об этом была направлена членам ГКО и начальнику Генштаба. В этой же телеграмме сообщалось, что Одзаки также думает, «что Япония вступит в войну через шесть недель». Это подтверждение времени выступления из двух разных источников имело большое значение. Середина августа становилась критическим временем для советского Дальнего Востока.

Информация группы «Рамзай» дополнялась сообщениями политической разведки из Токио. Судя по содержанию того немногого, что было рассекречено, ИНО имело солидные источники в японской столице. Так, в телеграмме от 5 июля сообщалось, что скоро будут закончены приготовления к операции на юге, после чего сразу же начнется наступление в этом направлении. Что же касается отношений с СССР, то в телеграмме сообщалось: «... Политика в отношении СССР пока определяется следующими факторами: недавно заключен договор о нейтралитете, разрыв которого вызовет возмущение населения, не закончены приготовления для похода на север, вследствие этого Япония должна занять позицию нейтралитета... Япония все же вступит в войну с демократическими странами и с СССР на стороне Германии, поэтому военные приготовления для движения на север должны быть ускорены с тем, чтобы в любой момент можно было бы начать военные операции против СССР». Эта информация была подтверждена через два дня. В новой телеграмме от 7 июля сообщалось: «Касаясь планов дальнейшей политики Японии, здесь считают, что Япония пойдет сначала на юг, а ни в коем случае не на север. Авторитетные политики полагают, что японское правительство объявит позицию нейтралитета, но эта позиция не сохранится долгое время... Общее мнение таково: воевать с СССР рано или поздно нужно, но сейчас еще не время, нужно получить как можно больше меньшими жертвами». Во второй телеграмме также от 7 июля шло подтверждение предыдущей информации: «Как стало известно, японское правительство решило не предпринимать прямые военные действия против Сибири и вместо этого решено продвигаться на юг. С этой целью японские войска перебрасываются из северной части французского Индокитая в южную. Подтягиваются войска и из других мест...» Характерна концовка этой радиограммы: «Источник добавил, что, как бы японцы ни хотели начать движение на север, они понимают, что для этого нужно не менее 2 — 3 месяцев подготовки». Вывод из всей информации, полученной из японской столицы в начале июля — в ближайшие две месяца нападения Японии на Советский Союз не будет.

Две радиограммы были получены в Москве от группы «Рамзай» 10 июля. В первой радиограмме сообщалось, что германский посол Отт получил приказ Риббентропа толкать Японию к войне и как можно скорее. Это очень удивило посла, который хорошо знал — Япония еще не готова к большой войне, и понимал, что поспешное вступление в войну на стороне Германии было бы только видимостью войны. Эта информация была также передана членам ГКО и начальнику Генштаба.

Во второй радиограмме была передана информация, полученная от Одзаки. Он сообщил Зорге, что на совещании у императора решено не изменять план действий против Сайгона, но решено подготавливаться к нападению на Советский Союз в случае поражения Красной Армии. Эту же информацию подтвердил в беседе с Зорге и Отт. Но его информация была противоречивой. С одной стороны, подтверждение того, что Япония выступит против СССР в случае его поражения (в этом в Москве и так были уверены). А с другой стороны, посол утверждал, что «Япония начнет воевать, если немцы достигнут Свердловска». Это была явная дезинформация, может быть и непреднамеренная, со стороны посла. План «Барбаросса» предусматривал продвижение до Волги и конечной целью ставил достижение линии Архангельск — Астрахань. И ни в одном из немецких документов, разработанных после плана «Барбаросса», не ставилась задача продвижения немецких войск к Уралу. Была в этой радиограмме и информация, полученная от германского военного атташе, который телеграфировал в Берлин, что «он убежден в том, что Япония вступит в войну, но не ранее конца июля или начала августа, и она вступит в войну сразу же, как только закончит подготовку». Подтверждалась предыдущая информация о том, что август является критическим месяцем, когда надо ждать серьезных событий на Дальнем Востоке. Интересно, что на тексте этой радиограммы имеется примечание нового исполняющего обязанности начальника Разведупра генерал-майора танковых войск Панфилова: «Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия». В начале июля Зорге в Москве верили.

В тот же день поступило подтверждение этой информации и по каналам политической разведки. В телеграмме из Токио от 10 июля сообщалось: «По нашим сведениям, японский флот, стоявший на рейде в портах Иокогама и Иокосука, 7-го июля почти весь снялся с якоря и направился в южные порты. Офицеры флота между собой говорили, что сейчас самое благоприятное время для нападения на страны южных морей, так как СССР занят войной с Германией». Все телеграммы политической разведки с резолюцией Берия также посылались членам ГКО. Таким образом, ГКО, как высший орган власти в стране, был достаточно подробно информирован о политике Японии. При этом информация поступала из двух независимых источников и взаимно дополняла друг друга. Из анализа этих телеграмм можно сделать вывод — в начале июля ситуация на Дальнем Востоке была для Москвы благоприятной. Внезапное нападение японских войск на дальневосточные границы в это время не планировалось.

Через два дня, 12 июля, была получена очередная радиограмма Зорге, сообщавшая, что Отт рассказал ему о том, «что он обратился к Японии с предложением вступить в войну, но Япония пока что хочет оставаться нейтральной». По информации Зорге, в Японии продолжается борьба различных группировок за направление главного удара. Некоторые группы политиков и военных агитируют за выступление на юг, но им противостоит молодое офицерство Квантунской армии, которое рвется начать войну с Советским Союзом. Зорге также подтвердил предыдущую информацию о том, что подготовка к войне будет длиться самое большее шесть недель. И на этой радиограмме так же, как и на предыдущих, резолюция Панфилова: «Членам ГКО, нач. Г. Штаба». В критические для Советского Союза дни информация группы «Рамзай» продолжала поступать на самый «верх».

30 июля — очередная радиограмма от Инсона (Зорге). Можно не сомневаться, что между 12 и 30 июля в Москву поступали радиограммы из Токио. Но среди опубликованных радиограмм их нет. На основании информации, полученной от Инвеста (Одзаки) и Интери (Мияги) Зорге сообщил в Москву о начале новой мобилизации в Японии, в результате которой будет призвано более 200 тысяч человек. Таким образом, по сообщению Зорге, «в середине августа в Японии будет под ружьем около 2 миллионов человек». Цифры были явно занижены и не соответствовали действительности. В итоговой разведсводке по Востоку № 1 на 1 февраля 1941 года, опубликованной Разведупром, дается боевое расписание японской армии на 1 февраля. В этом документе общая численность сухопутных войск Японии определена в 2145 тысяч человек. За прошедшие полгода при усиленней подготовке к войне ни демобилизации, ни сокращения армии в Японии не было. И сухопутная армия за это время могла только увеличиться, значительно перевалив за два миллиона человек. В радиограмме также сообщалось, что «начиная со второй половины августа Япония может начать войну, но только в том случае, если Красная Армия фактически потерпит поражение от немцев, в результате чего оборонительные способности на Дальнем Востоке будут ослаблены. Такова точка зрения группировки Коноэ, но как долго намерен выжидать японский генштаб, это трудно сейчас сказать». Очевидно, японский генштаб готов был ринуться в драку на Севере, не дожидаясь решения правительства о начале войны с Советским Союзом. Руководство Разведупра было новым. Ни людей, ни деталей разведывательных операций они не знали, и поэтому на радиограмме появилась резолюция: «НО-4. Доложите о всех этих источниках. Кто они». Подписались Панфилов и комиссар Разведупра Ильичев.

11 августа Москва приняла две радиограммы от группы «Рамзай». Обстановка на Дальнем Востоке была тревожной. В предыдущих радиограммах указывалось, что середина и вторая половина августа будут решающими для японского правительства, которое должно принять решение о начале войны с Советским Союзом. Мир на Дальнем Востоке висел на волоске, и в Разведупре с нетерпением ждали каждое новое сообщение Инсона. Порой радиограмма состояла всего из одной фразы: «Прошу Вас быть особо бдительными, потому что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа месяца». Зорге еще раз напоминал о тревоге, о том, что надо быть бдительными и тщательно следить за тем, что делается по ту сторону границы. Во второй радиограмме говорилось, что несмотря на изменившуюся обстановку: «... японский генштаб совсем не собирается распускать обратно мобилизованных. В генштабе уверены, что в ближайшее время последует окончательное решение, тем более что уже приближается зима. Ближайшие две-три недели окончательно определят решение Японии. Возможно, генштаб примет решение на выступление без предварительной консультации с правительством». Зорге отмечал в телеграмме, что позиция Америки становится все более антияпонской, а эмбарго на поставки из США усиливают экономическую блокаду Японии. Если добавить к этому замедление темпов наступления германской армии и ее большие потери на советско-германском фронте, то момент для вступления в войну на стороне фашистского агрессора был бы не совсем удачным. И все-таки японский генштаб готов был начать войну с Советским Союзом.

Разведупр в своих взаимоотношениях с резидентурой «Рамзай» исходил из двойного стандарта. В Москве признавали достоверность и ценность информации, которая поступала из Токио. Многие радиограммы группы докладывались руководству страны и, конечно, сомнений не вызывали. Но когда дело касалось личности Зорге, когда руководство требовало справки и характеристики на этого разведчика и его товарищей по группе, то исполнители берут дело Зорге и пользуются старыми политическими оценками, которые давались ему еще в 1937 году. Вся положительная деятельность группы в 1938 — 1941 годах в расчет не принимается.

Начальник японского отделения восточного отдела Разведупра полковник Покладек еще в 1937 году в своем заключении писал о «несомненности дезинформации» тех сведений, которые поступали от группы «Рамзай». В какой-то мере полковника можно понять. По воспоминаниям работавшего с ним Бориса Гудзя он недооценивал значение агентурной разведки, предпочитая использовать для получения информации о японской армии материалы открытых источников. Да и резолюция Сталина о дезориентации материалов, полученных от Зорге, была ему известна. Если уж сам Сталин считает информацию Зорге «дезой», то рядовым сотрудникам Разведупра и сам Бог велел сомневаться. Но вот в сентябре 1937-го, когда Покладека уже не было в Разведупре, составляется новая справка на Зорге. Здесь уже совсем другие обвинения: «Политически совершенно не проверен. Имел связи с троцкистами. Политического доверия не внушает». В 1937-м утверждений о связях человека с троцкистами и отсутствии к нему политического доверия было вполне достаточно для вынесения смертного приговора или в лучшем случае десяти лет лагерей.

14 декабря 1937 года фактический руководитель Разведупра, хотя и числившийся первым заместителем, старший майор госбезопасности Гендин направил докладную записку Сталину. Документ был направлен с грифом «Сов. секретно» по адресу «ЦК ВКП(б). тов. Сталину», минуя наркома обороны, что уже говорило о том, кому в то время подчинялись органы военной разведки. На нескольких страницах подробно перечислялась та информация, которая была получена от группы «Рамзай» в 1937 году. В записке на основе информации, полученной от германского военного атташе Отта, дается военно-политическая обстановка в Японии и подробно излагаются планы японского генштаба по ведению войны с Советским Союзом. Информация была ценной и вполне достоверной. Но начало записки было оригинальным: «Представляю донесение нашего источника, близкого к немецким кругам в Токио. Источник не пользуется полным нашим доверием, однако некоторые его данные заслуживают внимания». Вот так. Руководитель группы доверием не пользуется, но информацию поставляет ценную, раз она заслуживает внимания и сообщается самому Сталину. Самое интересное то, что Сталин не возмутился, получив подобный противоречивый документ, и не отправил его в мусорную корзину, а внимательно прочитал и на первой странице, как это он всегда делал, наложил резолюцию: «Мой архив. И. Сталин».

Чем же объяснить такое противоречивое утверждение руководителя военной разведки — полным доверием не пользуется, но информация заслуживает внимания? Конечно, дело Зорге он смотрел и сентябрьскую справку читал. Может быть, решил подстраховаться, сообщая о недоверии к Зорге. А может быть, по его мнению, ценная военно-политическая информация из Токио действительно заслуживала внимания на самом высоком уровне. Сейчас еще нельзя дать однозначного ответа на эти вопросы.

Очередная и, очевидно, последняя докладная записка о Зорге была написана 11 августа 1941 года. В этом документе отмечалось, что Инсон (Зорге) работал под руководством бывших руководящих работников Разведупра, которые, оказавшись врагами народа, были арестованы и расстреляны (имелись в виду Берзин и Урицкий). Вывод из этого был однозначным: «если враги народа продались сами иностранным разведкам, то, спрашивается, почему же они не могли выдать Инсона?» В записке упоминался Карин, Покладек и Сироткин, которые в своих «показаниях» сообщали, что они выдали Зорге со всеми источниками немцам и японцам. В записке отмечалось: по «показаниям» Сироткина он якобы выдал Инсона уже в конце 1933 года! После этого Инсон начинает работать плохо, жалуется на усталость, усиленно просится отозвать его домой. Почти весь 1940 год Инсон настаивает на возвращении в СССР». Под докладной запиской стоит подпись начальника 4-го (восточного) отдела Разведупра генерал-майора Калганова. Высказав в записке свои замечания и рассуждения, генерал приходит к выводу: «Основной вопрос: почему японцы или немцы не уничтожат его, если он выдан им как советский разведчик? Всегда делается один вывод: японцы или немцы не уничтожают Инсона с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы». Мысль о том, что «показания» были выбиты, что группу «Рамзай» никто не выдавал и японской и немецкой разведкам она неизвестна, он не высказал. Думал ли он об этом? Вряд ли. Стереотип бесспорности «признательных показаний» действовал тогда в полной мере, и сомневающихся в их правдивости в руководстве военной разведки не было. Калганов не составлял исключений.

Вот таким был документ, составленный в Центре уже в ходе войны. Под сомнение ставилась вся дальнейшая информация группы «Рамзай», и эти сомнения высказал непосредственный начальник Зорге. Конечно, его мнение учитывалось руководством разведки при дальнейшем анализе и оценке информации из Токио. К этой информации в критические дни сентября, когда решался вопрос о том, выступит ли Япония на Севере и придется ли Советскому Союзу воевать на два фронта, в Москве относились с недоверием.

Большая радиограмма была передана из Токио двумя частями 12 и 15 августа. Информация шла из германского посольства. Риббентроп ежедневно слал телеграммы, чтобы воздействовать на Японию и заставить ее выступить на стороне Германии. Но в Токио ждали, когда Красная Армия потерпит поражение и основные силы дальневосточной группировки будут переброшены на западный фронт. Пока что соотношение сил на Дальнем Востоке и по численности, и по количеству и качеству боевой техники было в пользу Советского Союза, и японский генштаб, зная об этом, старался сделать все возможное, чтобы добиться паритета и в чем-то превзойти советские войска. Без этого выступление на Север выглядело бы очередной авантюрой. Это хорошо понимали в Токио и поэтому противились нажиму Берлина, толкавшего Японию в новую войну. Об этом и сообщал Зорге в своей радиограмме. Получил эту информацию Зорге от военного атташе германского посольства. После поездки в Маньчжурию и Корею он сказал разведчику, что «шесть дивизий прибыли в Корею для возможного наступления на Владивосток. В Маньчжурию прибыли четыре дивизии. ВАТ точно узнал, что японские силы в Маньчжурии и Корее вместе насчитывают 30 дивизий. Подготовка к операциям закончится между 20-м числом и концом августа, но ВАТ лично телеграфировал в Берлин, что решение на выступление японцев еще не принято». На этих радиограммах резолюция руководителей разведки: «Составить общую телеграмму из 2 Инсон и доложить перед отправкой членам ГКО, т. Мехлису, Нач. Г. Штаба». И две подписи — Панфилов и Ильичев. Положение страны было очень тяжелым, и оба руководителя разведки, очевидно, решили игнорировать докладную записку Калганова и отправили информацию Зорге на самый «верх», как и предыдущие его радиограммы.

Эта информация была передана в штаб Дальневосточного фронта, и в тот же день, 15 августа, Военные советы армий и ТОФ получили телеграмму командующего фронтом о возможном начале военных действий в ближайшие дни. Вот текст этой телеграммы, приведшей в полную боевую готовность войска фронта и корабли и подразделения флота.

«По данным РУ Генштаба, известно, что японцы начнут военные действия против СССР во второй половине августа без объявления войны и предполагают провести быстротечную войну. При этом главный удар японская армия будет наносить на Приморье в сторону Владивостока.

Предупреждая об этом, требую:

1. Поставить в известность командиров, комиссаров корпусов, дивизий, полков, комендантов, комиссаров УР и их батальонов и при всех условиях удерживать свое положение.

2. Быть готовым должным образом встретить нападение врага и дать решительный отпор при всяких обстоятельствах...»

И, наконец, 23 августа новая радиограмма, которая немного разрядила тревожную обстановку в Москве. Информация к Зорге поступила от Инвеста (Одзаки). Он сообщил, что Доихара и Тодзио считают, что для Японии еще не время вступать в войну с Советским Союзом. Конечно, Германия была очень недовольна таким поведением своего союзника на Востоке. Но Берлину пришлось смириться с положением. Одзаки также сообщил, что премьер Коноэ дал указание генералу Умедзу (командующий Квантунской армией) избегать каких-либо провокационных действий и что «обсуждение вопросов оккупации Таи и затем Борнео в правительственных кругах происходит более серьезно, чем это было раньше». Военная машина империи пока еще медленно разворачивалась в сторону южных морей.

11 сентября — новая радиограмма. Обстановка на Дальнем Востоке продолжает улучшаться. Отт сообщил Зорге, что он потерял всякую надежду на выступление Японии против СССР. Германский посол беседовал с бывшим японским послом в Италии Сиратори, который сказал Отту, что «если Япония начнет войну, то только на юге, где они смогут получить сырье — нефть и металлы», и что немцы не смогут получить помощь на севере — Япония не выступит против Советского Союза. Получил информацию и военно-морской атташе Германии Пауль Веннекер. Один из высокопоставленных офицеров военно-морского флота, с которым он беседовал, сообщил ему, что выступление Японии против СССР больше не является вопросом. Моряки не верят в успех переговоров Коноэ с Рузвельтом, и поэтому подготовка к захвату Таи и Борнео идет полным ходом. При этом взоры флотского командования обращаются к Маниле, которая также должна быть захвачена. А это означает неизбежную войну с США.

14 сентября Москва получила радиограмму, которая во многом повлияла на дальнейшие события во время битвы под Москвой. Об этой телеграмме писали все авторы первых статей о Зорге, ее цитировали и наши, и западные биографы Зорге. О ней упоминается и в знаменитом фильме «Кто Вы, доктор Зорге?». Руководитель военной разведки получает знаменитую радиограмму, сообщает ее содержание высшему советскому командованию, и на экране кадры документальной хроники — эшелоны с дальневосточниками, танками, орудиями без остановки мчатся с курьерской скоростью на Запад спасать столицу. Поспели они, конечно, вовремя, Москву отстояли, и Зорге был возведен в ранг ее спасителя. Для идеологической пропаганды 1960-х и 1970-х все это выглядело блестяще. Для истории — сомнительно. Но чтобы не быть голословным — сначала текст знаменитой радиограммы, впервые полностью опубликованной только в 1997 году. Все отрывки из этого исторического документа, которые публиковались в течение 30 лет до этого, вызывали естественное сомнение у историков и у читающей публики. Сомнения ввиду категоричности утверждений, что именно Зорге, послав эту радиограмму, спас Москву.

«По данным источника Инвеста, японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР, однако вооруженные силы будут оставлены в МЧГ{5} на случай выступления весной будущего года в случае поражения СССР к тому времени.

Источник Инвест выехал в Маньчжурию.

Инвест сказал, что после 15. 9 СССР может быть совсем свободен.

По данным источника Интери, один из батальонов 14пд, который должен был отправиться на север (против СССР), оставлен в казармах гвардейской дивизии в Токио...»

Категорическое утверждение Одзаки о том, что Япония в 1941 году не нападет на Советский Союз, не могло быть принято без тщательной и всесторонней проверки. Слишком многое было бы поставлено на карту, если бы в Москве сразу согласились с подобным утверждением и начали переброску войск на советско-германский фронт. Такие сообщения проверяются и перепроверяются по нескольку раз и по всем каналам разведки. А на все это нужно время. Так что предположения, что сразу же после получения радиограммы эшелоны с войсками пошли на запад, не проходят. В фильме и в газетных и журнальных статьях это выглядит красиво — в жизни все гораздо сложнее. Неудивительно, что на радиограмме появилась резолюция начальника Управления начальнику восточного отдела: «НО-4. Это надо крепко проверить». Генерал Калганов, получив приказ о проверке, отдал соответствующее распоряжение. Интересно, что эта радиограмма не была, как предыдущие сообщения группы «Рамзай», сразу же положена руководству страны. Очевидно, в Разведупре решили сначала все тщательно проверить, а уже потом отправить доклад в ГКО.

В этот же день из Токио поступила еще одна радиограмма от группы Зорге. «По мнению посла Отт сегодня вопрос о нападении Японии на СССР уже снят с повестки дня. Нападение Японии возможно лишь в случае крупномасштабной отправки войск с Советского Дальнего Востока...» В отличие от первой радиограммы это сообщение не вызвало сомнений в Центре. Резолюция, наложенная на эту шифрограмму, гласила: «Ознакомить всех. Подготовить спецсообщение».

Такой доклад был оформлен в виде спецсообщения Разведупра № 661584 от 19 сентября 1941 года. В документе использованы предыдущие радиограммы группы «Рамзай» и другие агентурные сообщения. На основе этой информации была проанализирована борьба в правящих кругах Японии вокруг внешнеполитического курса. В спецсообщении указывалось, что, по поступающим за последние дни донесениям агентуры Разведупра Генштаба, группировка сторонников немедленного вступления Японии в войну на стороне Германии исходит из того, что Япония должна воспользоваться происходящей войной на Западе для захвата Таи и Голландской Индии, без чего Япония будет испытывать большие трудности с началом войны против СССР. Отмечалось также, что Коноэ пока удается проводить свою линию, заключающуюся в стремлении создать необходимые предпосылки для успешных действий Японии как против Таи и Голландской Индии, так и против Советского Союза». Руководство разведки, анализируя обстановку на Дальнем Востоке, отметило также, что «за последнее время от агентуры Разведупра, связанной с немецкими источниками (имелась в виду группа «Рамзай»), поступил ряд сведений о том, что японское правительство якобы решило в текущем году не выступать против СССР, но войска, сосредоточенные в Маньчжурии и Корее, оставить там для возможного выступления весной 1942 года в случае поражения к этому времени СССР».

Сообщалось в документе, также по радиограммам группы «Рамзай»: «По агентурным данным, немецкий посол в Японии Отт в беседе с нашим источником заявил, что он потерял всякую надежду на выступление Японии против Советского Союза. По его мнению, Япония может выступить против СССР только в случае значительного ослабления Красной Армии на Дальнем Востоке». В спецсообщении была полностью использована информация, полученная в радиограммах от 14 сентября. А вот выводы из анализа этой информации были несколько другими. Вот заключительный абзац этого документа: «Однако, несмотря на отсутствие единства в правящих кругах Японии, нет никаких признаков ослабления подготовительных военных мероприятий для нападения на СССР». Иными словами, подготовка к нападению на Советский Союз продолжается, и угроза войны на Дальнем Востоке остается, несмотря на все заверения из Токио о том, что после 15 сентября СССР может считать себя на Дальнем Востоке свободным от угрозы войны.

Выводы в спецсообщении от 19 сентября нашли косвенное подтверждение в информации политической разведки. В сообщении из Шанхая от 20 сентября, которое по приказу Берия также было отправлено членам ГКО, отмечалось: «По нашим сведениям, военные руководители Японии считают вопрос войны с СССР решенным и ждут удобного случая. Немцы уверяют, что Япония выступит после занятия ими Ленинграда. Если правительство Японии отойдет от оси, то армия начнет внутренний переворот и даже пойдет на убийство императора. Подтверждая вероятность войны с СССР, японцы начали сбор сведений о Красной Армии на Дальнем Востоке, о морских и воздушных базах на Камчатке, Охотске, Беринговом проливе и на железных дорогах. В японском генштабе утверждают, что Владивосток будет блокирован в сентябре и одновременно начнется наступление из Кореи и из Монголии на Верхнеудинск...» Как видно, информация политической разведки была иной, чем категорические утверждения группы «Рамзай». Поскольку информация обеих разведок шла в ГКО, то членам комитета, очевидно, самим приходилось оценивать степень достоверности и важности сообщений обеих разведок и решать вопрос о том, сколько дивизий перебросить с Дальнего Востока на Западный фронт.

В конце сентября положение на московском направлении было очень тяжелым. Поэтому решение о крупномасштабной переброске войск с Дальнего Востока на Запад было принято на высшем уровне, воинские эшелоны с войсками и боевой техникой пошли на фронт. Наиболее интенсивные переброски проводились в октябре — ноябре 1941 года, то есть после получения информации Зорге о повороте Японии с Севера на Юг. И, хотя выводы руководства разведки и информация политической разведки расходились с категоричными утверждениями радиограмм Зорге, положение на фронтах было настолько тяжелым, что возможной угрозой нападения Японии пришлось пренебречь — удержание столицы было первостепенной задачей. После начала войны из Приамурья и Приморья было переброшено 12 дивизий. Из них в июле — первой половине сентября всего две дивизии, а 10 дивизий (из них три танковые) в октябре — ноябре. Из Забайкалья в сентябре — октябре на Запад было переброшено 5 дивизий. Из 17 переброшенных с Дальнего Востока дивизий 6 были направлены на Ленинградское стратегическое направление, а 11 — на Московское.

Очередные радиограммы, из опубликованных, были получены в Москве 26 сентября и 3 и 4 октября. Из Маньчжурии вернулся Одзаки. Из полученной в ЮМЖД информации он узнал, что «за последние два месяца в Маньчжурию прибыло около 400 тысяч новых солдат. Таким образом, общее количество солдат японской армии в Маньчжурии теперь составляло не менее 700 тысяч человек». В радиограммах также сообщалось: «Но ввиду того, что войны против СССР в этом году не будет, небольшое количество войск было переброшено обратно на острова...» Одзаки также сообщил, что, по полученной им информации, не было перебросок японских войск из Северного Китая в Маньчжурию. В железнодорожной компании ему сообщили, что «командование Квантунской армии распорядилось призвать 3000 опытных железнодорожников для установления военного сообщения на сибирской магистрали, но теперь это уже отменено». И в заключение как общий вывод из полученной информации фраза в конце радиограммы: «Все это означает, что войны в текущем году не будет». Группа «Рамзай» еще раз подтвердила, что угроза нападения в 1941 году на Дальнем Востоке отпала.

3 октября в Москву поступила последняя, опять же из опубликованных, радиограмм Зорге. Та информация, которая в ней содержалась, подтверждала ранее высказанные в телеграммах предположения о том, что Япония поворачивает на Юг, оставляя активные операции в Маньчжурии до лучших времен. По информации Одзаки, полученной из окружения премьера Коноэ, японо-американские переговоры вступили в решительную фазу. В случае, если США не придут к реальному компромиссу до середины октября, Япония выступит сначала против Таи, а затем на Сингапур, Малайю и Суматру. Японцы рассчитывают, что оборона Суматры слабее, чем Борнео, а ресурсов нефти там значительно больше. До ареста Зорге оставалось 13 дней. Были ли после 3 октября радиограммы в Москву? Конечно были. В такой тяжелой и напряженной обстановке трудно представить двухнедельное радиомолчание группы «Рамзай». Наверняка за эти дни была получена и переправлена в Москву ценная разведывательная информация. Но она, к сожалению, неизвестна исследователям. И дать полный анализ информации группы «Рамзай» пока невозможно. Содержание последней радиограммы по приказу Голикова было отправлено членам ГКО. Информация была признана ценной, и генерал-майор Калганов на тексте радиограммы наложил резолюцию: «Поблагодарить Инсона за последнюю информацию».

Уже после ареста Зорге в Москву поступила информация о возможности начала военных действий на Дальнем Востоке. Информация была получена Разведупром и передана командующему Дальневосточным фронтом. 26 октября командующие армиями фронта получили шифровку из Хабаровска: «Начальник Разведуправления Красной Армии сообщает о следующем: 1. Из Стокгольма сообщают, что 26 — 28 октября выступят японцы. Основной удар — Владивосток. 2. Из Вашингтона сообщают — по мнению высших военных китайских властей, японское нападение на Сибирь произойдет в ближайшие дни». Войска армий фронта были приведены в полную боевую готовность и приготовились к отражению нападения. Но на этот раз нападения не последовало, и через некоторое время была дана команда «отбой». Очевидно, в Разведупре подняли тревогу потому, что информация о возможном нападении Японии пришла одновременно из двух разных источников. На этот раз обошлось без начала войны. Но обстановка была очень серьезной и вряд ли соответствовала заверениям о том, что Дальний Восток может быть свободен от угрозы нападения японских войск.

После Зорге

Группа «Рамзай» была арестована, и поток важнейшей информации из германского посольства в Токио и из японских правительственных кругов и окружения Коноэ иссяк. Это сразу же почувствовали в Москве. Почувствовали в самый тяжелый момент, когда немецкие войска начали наступление на Москву. Обстановка на фронте была тяжелейшая, и от информации с Востока зависело многое, и в первую очередь — появится ли второй фронт на Востоке. Зорге сообщил в своей знаменитой радиограмме, что после 15 сентября Дальний Восток может быть свободен от угрозы нападения. Биографы Зорге и историки преподносили читателям эту информацию как апофеоз деятельности группы «Рамзай». Но в Москве, принимая к сведению донесения разведчиков, всегда старались проверить и перепроверить любую информацию по всем возможным каналам. И Разведупр не составлял исключение. Уже 26 октября командующий армиями Дальневосточного фронта получил шифровку из штаба фронта. Документ явно не соответствовал оптимистичной радиограмме из Токио, и поэтому стоит привести его полностью.

«Начальник Разведуправления Красной Армии сообщает о следующем:

1. Из Стокгольма сообщают, что 26 — 28 октября выступят японцы. Основной удар — Владивосток.

2. Из Вашингтона сообщают — по мнению высших военных китайских властей, японское нападение на Сибирь произойдет в ближайшие дни».

Информация из Стокгольма и Вашингтона явно не соответствовала информации из Токио, и в данном случае в Москве решили не рисковать и привели войска фронта в полную боевую готовность. И хотя тревога оказалась ложной и нападения частей Квантунской армии на этот раз не последовало, сам факт таких предупредительных действий говорит о том, что в Москве информации из Токио доверяли меньше, чем об этом пишут.

После 18 октября в восточном отделе Разведупра продолжали анализировать обстановку в дальневосточном регионе и регулярно выпускать спецсообщения по Востоку. В этих документах, которые посылались Сталину и членам Государственного Комитета Обороны (ГКО), другая оценка обстановки на основе полученной информации и другие выводы: Япония готовится к нападению на Советский Союз и увеличивает численность и вооружение Квантунской армии. Очевидно, использование этой информации привело к тому, что численность дальневосточной группировки Красной Армии не только не сократилась, несмотря на переброску на советско-германский фронт наиболее боеспособных соединений, но и увеличилась с 700 тысяч на 22 июня до 1340 тысяч на 5 декабря 1941 года.

Спецсообщение Разведупра от 3 ноября 1941 года: обстановка в Японии оценивалась как очень тревожная для Советского Союза. Отмечалось, что смену кабинета в Японии следует рассматривать как стремление руководящих кругов ускорить вступление Японии в войну против СССР. На этот раз основная агентурная информация поступила из Китая. По оценке китайских правительственных кругов, кабинет Тодзио считается предвоенным и от него можно ожидать внезапного военного нападения на СССР. В спецсообщении давалась информация о том, что «по агентурным данным, полученным из Шанхая, японцы намерены выступить против СССР независимо от времени года, как только немцы добьются крупных успехов в наступлении на Москву». По тем же агентурным данным, подтверждалась ранее поступившая информация о том, что Япония ставит своей задачей овладеть в первую очередь Владивостоком, а также захватить северо-восточную часть МНР.

Как видно из этого документа, китайские источники Разведупра давали совсем другие сведения, чем группа «Рамзай». Нестыковка информации была очевидна, и в Разведупре, а следовательно, и «наверху» в это время больше прислушивались к информации из китайских источников. По данным этого спецсообщения, за период с 10 сентября по 30 октября состав и группировка японских войск против СССР существенно не изменилась. В Маньчжурии и Корее на 30 октября было сосредоточено 35 пехотных дивизий, 12 танковых полков, три кавалерийские бригады, два механизированных соединения, 20 артиллерийских полков и 35 авиаотрядов. Общая численность всех войск достигла 1150 тысяч человек. Для Квантунской армии последние месяцы 1941 годе были вершиной могущества. И для военных руководителей в Токио было большим соблазном использовать эту грозную силу, чтобы попытаться решить «северную» проблему. Основной вывод, который был сделан в спецсообщении: «С приходом к власти кабинета Тодзио угроза военного нападения на СССР значительно возросла. В связи с провалом японского наступления на Чанша значительное увеличение группировки японских войск против СССР за счет снятия дивизий с фронтов Китая в ближайшее время маловероятно. Тем не менее японцы могут начать военные действия против Советского Союза при наличии уже сосредоточенных войск в Маньчжурии и Корее».

Члены ГКО продолжали получать информацию и от политической разведки. Сообщения разведчиков регулярно через Берию передавались в ГКО. Был ли в комитете какой-то орган, который сводил воедино подчас противоречивую информацию обеих разведок? Если в конце 1941-го такой структуры еще не было, то членам комитета, очевидно, приходилось самим заниматься оценкой и анализом разведывательной информации. А противоречий в оценке событий в дальневосточном регионе хватало. Вот только один пример. В тот же день, когда было подписано спецсообщение, по каналам политической разведки поступила информация из Токио. В ней говорилось, что «по данным, полученным от надежного источника, Япония пока не намерена наступать на Север. Твердо решено в ближайшее же время выступить на Юг. Япония сейчас не получает нефть и проживает свои запасы. Такое положение не может долго продолжаться. Остается единственный путь к Югу...» Информация была прямо противоположной той, которую представила военная разведка.

Через два дня 5 ноября новое спецсообщение Разведупра. Оценки обстановки на Дальнем Востоке, данные в предыдущем спецсообщении не изменились. Было отмечено, что японская военщина считает создавшуюся ситуацию наиболее благоприятной для захвата Таи, Голландской Индии и Советского Приморья. Однако к этому времени наметилась и другая тенденция — поворот Японии на Юг. От агентуры Разведупра, связанной с английскими и японскими источниками, начали поступать сведения о том, что «наряду с продолжающимися мероприятиями против СССР со второй половины октября значительно усилились мероприятия военного характера против Таи». Основной вывод в этом спецсообщении заключался в том, что «главным объектом военного нападения Японии по-прежнему остается Советский Союз, поэтому не исключена возможность повторения провокационных выступлений Квантунской армии на наших дальневосточных границах». Вот такой вывод был сделан руководством военной разведки. Однако при анализе обстановки отмечалась и другая возможность: «Японцы, поддерживая напряженную обстановку на границах СССР и продолжая сковывать наши силы на Дальнем Востоке, могут в ближайшее время предпринять внезапное выступление против Таи». Оценка обстановки была очень разноречивой — и на Север пойдут, и одновременно на Юг могут двинуться. Четкого ответа на основной вопрос — Север или Юг, военная разведка не давала.

Очередное спецсообщение было выпущено 9 ноября и также разослано членам ГКО. И так же, как и в предыдущем спецсообщении, основное внимание было уделено угрозе возможного нападения Японии на Советский Союз. В документе отмечалось, что, по агентурным данным, японское правительство намерено использовать «тяжелое положение» СССР и предъявить ему требования территориального характера. А те военные приготовления, которые проводились в это время в Маньчжурии, должны были подкрепить эти требования. Советский военный атташе в Токио также подлил масла в огонь, сообщив, что большинство офицеров русского отдела генштаба убыли в Маньчжурию. По поступившей агентурной информации, но уже из немецких источников, захват Владивостока японцами будет приурочен к моменту замерзания владивостокского порта. Эта информация больше походила на солидную «дезу». Весьма сомнительно, чтобы японские войска начали штурм такой крепости, как Владивосток, в преддверии зимы. У японской армии еще слишком свежи были воспоминания о многомесячном штурме Порт-Артура в начале века. А ведь Владивосток был более мощной крепостью и у его фортов можно было застрять на всю зиму.

Была в этом документе и абсолютно точная информация. По тем же данным из немецких источников, правительство и генштаб Японии разработали план по захвату Таи и стран Южных морей. Военные действия на юге должны были начаться в середине декабря, и для этого была проведена мобилизация военно-морского флота. Этим же планом предусматривалось начало военных действии и против Филиппин. В этом же документе отмечалось: в правящих кругах Японии «полагают, что если немцы потерпят поражение под Москвой, то Япония не выступит против СССР до весны 1942 года, а ограничится действиями в районе южных морей». Однако в выводах этого документа было отмечено, что «нет никаких признаков ослабления опасности военного нападения на Советский Союз при благоприятной для Японии обстановке». Судьба Дальнего Востока решалась на подмосковных полях. Следует также отметить, что еще за месяц до начала войны на Тихом океане высшее военное руководство страны имело точную и конкретную информацию о возможных действиях Японии в районе южных морей. Вот еще один пример. В конце ноября 1941 года политическая разведка перехватила и смогла расшифровать телеграмму министра иностранных дел Японии, которую тот направил своему послу в Берлине. 27 ноября руководство разведки отправило расшифрованный текст в ГКО. Вот выдержки из этого документа: «Встретьтесь с Гитлером и Риббентропом и в секретном порядке объясните им о наших отношениях с США... Объясните Гитлеру, что основные японские усилия будут сосредоточены на Юге, и мы предполагаем воздержаться от преднамеренного предпринятия действий на Севере». Информация была документальной и полностью подтверждала сообщение Одзаки о том, что после 15 сентября Дальний Восток может быть гарантирован от нападения. Была ли эта информация военной и политической разведок своевременно передана в Лондон и Вашингтон? Архив ГКО не рассекречен до сих пор, и ответить на этот вопрос пока невозможно. Очевидно, историкам придется ждать не одно десятилетие, прежде чем они смогут дать точный ответ.

Интересно отметить одно обстоятельство. Если американская разведка, взломавшая перед войной японские дипломатические шифры, была отлично осведомлена о замыслах и действиях японского правительства, то английская разведка на Дальнем Востоке не имела достоверной информации о намерениях Японии. Английское командование не знало о том, как будет действовать Япония в ближайшие месяцы. В середине октября, то есть за два месяца до начала тихоокеанской войны, главнокомандующий английскими силами на Дальнем Востоке отправил в военное министерство телеграмму. Этот документ попал к одному из членов «кембриджской пятерки», был переправлен в Москву, и 23 октября его содержание было доложено членам ГКО. Английский генерал докладывал в Лондон, что «Япония сейчас концентрирует войска против русских и не может внезапно трансформировать эти силы на Юге... мы продолжаем утверждать, что при настоящем положении Япония менее всего хочет быть вовлечена в кампанию на Юге...» Поскольку основные операции будут на Севере, считал он, то японской армии потребуется определенное время, чтобы привести в порядок потрепанные части для использования их в южном направлении. Был и еще один фактор, который учитывал командующий: «период плохой погоды в районе Южно-Китайского моря с ноября по январь включительно, — мы считаем крайне маловероятным, чтобы Япония могла бы сейчас планировать какие-либо операции на Юге в течение ближайших месяцев». Просчет был очевидным, а общий вывод телеграммы: «Суммируя сказанное, мы считаем, что в течение нескольких ближайших месяцев Япония будет стремиться избежать войны на Юге» — ошибочным.

Можно не сомневаться, что за месяц, с 9 ноября до 11 декабря, было выпущено несколько спецсообщений по Востоку. Но в открытых фондах РГАСПИ пока удалось обнаружить только два спецсообщения за декабрь. 7 декабря японский военно-морской флот напал на американскую базу Перл-Харбор и началась война на Тихом океане. Обстановка в регионе кардинально изменилась. Япония четко определила свою позицию, повернув острие агрессии на Юг. Казалось бы, для руководства военной разведки обстановка на Дальнем Востоке окончательно прояснилась и можно вздохнуть с облегчением — войны на два фронта не будет. Для японского правительства и высшего военного руководства империи было бы безумием добавлять к китайскому фронту и обширному театру военных действий в южных морях еще и фронт на Севере с таким грозным противником, как Советский Союз. В спецсообщении от 11 декабря давался состав японских сил на Юге и отмечалось, что, по агентурным данным, на Юг было переброшено 2 пехотные дивизии и 300 самолетов из Китая и 2 пехотные дивизии и 250 самолетов из Маньчжурии. Это было еще одним подтверждением поворота японской агрессии в южном направлении. В этом документе общая численность японских войск, сосредоточенных против СССР на всех направлениях, определялась в 30 пехотных дивизий, два мотомехсоединения, 12 танковых и 19 артиллерийских полков Резерва Главного Командования. В выводах отмечалось, что сосредоточение японских войск для действий в районе Южных морей не повлекло за собой существенного ослабления группировки японских войск против СССР. Подчеркивалось также, что «опасность нападения Японии на СССР по-прежнему остается реальной».

Последнее спецсообщение 1941 года, обнаруженное в архиве, было датировано 16 декабря. Итоговый документ года имел, очевидно, большое значение для определения советской политики на Дальнем Востоке, и первый раздел был озаглавлен: «Повышение активности военных приготовлений Японии против Советского Союза». Вот начало этого раздела: «Недавно полученный нами документальный материал, исходящий из японских источников, подтверждает правильность всех ранее поступавших от агентуры РУ Генштаба данных о том, что Япония с началом германо-советской войны все свои усилия направила на подготовку военного нападения на СССР. Из этого документа явствует, что по первоначальным планам Япония должна была начать войну против СССР во второй половине августа 1941 года, а затем этот срок был перенесен на сентябрь; однако в силу целого ряда серьезных причин сроки начала этой войны были отнесены до благоприятного для нападения момента».

К сожалению, в спецсообшении, как обычно, нет ни слова, ни намека на то, где и кем получен документ, нет ни слова о характере документа. Но этим документом была полностью перечеркнута вся информация группы «Рамзай» о том, что после 15 сентября Дальний Восток может быть свободен от нападения Японии. В документе отмечалось, что с приходом к власти кабинета Тодзио и вступлением Японии на стороне Германии в мировую войну, опасность военного нападения на СССР вновь стала реальной и подчеркивалось — поступающие за последние дни агентурные и другие данные подтверждают возросшую опасность выступления Японии против Советского Союза. Можно отметить и такое утверждение в спецсообщении: «По агентурным данным, японцы считают, что для ведения войны против США и Англии достаточно будет морских сил и ограниченного количества сухопутных войск. Главные же силы сухопутной армии Японии нужны для другой, большой войны на материке, причем делается намек на СССР».

Какие же выводы были сделаны руководством военной разведки в этом документе? Основной вывод был таким же, как и в предыдущем спецсообщении, — Япония, добившись крупных успехов в районе Южных морей, может одновременно с продолжением войны выступить и против Советского Союза. Это и было зафиксировано в выводах: «Следует учитывать возможность того, что Япония, в случае благоприятного исхода операций по овладению Сингапуром и Филиппинами, начнет военные действия против Советского Союза». После ознакомления с текстом спецсообщения от 16 декабря создается впечатление, что императорская ставка и генштаб ищут лишних приключений на свою шею. Помимо китайского фронта и нового обширного фронта на Юге им якобы хочется открыть еще один новый фронт на Севере. А может быть, через девять дней после начала тихоокеанской войны в Москве еще смутно представляли обстановку в этом регионе? Японская агрессия на Юге разрасталась, и там требовались все новые и новые силы и средства. Пал Сингапур, были захвачены Филлипины. Японские войска высадились на Новой Гвинее и подошли к границам Индии и Австралии. Японская авиация бомбила города Цейлона, и огонь войны перекинулся из Тихого в Индийский океан. Казалось, еще одно усилие, и у ног империи будет лежать вся покоренная Азия. Но руководство Разведупра продолжало считать, что Япония готовится к войне с Советским Союзом и стремится открыть третий фронт на Севере.

Так поверило ли руководство разведки информации Зорге о том, что после 15 сентября Дальний Восток может быть свободен от нападения Японии? Если посмотреть выводы ноябрьских и декабрьских спецсообшений Разведупра, которые рассылались членам ГКО, то там одно и то же — угроза войны с Японией реальна, Япония готовится к войне с Советским Союзом. Не поверило руководство разведки Зорге и продолжало убеждать высшее руководство страны в возможности нападения Японии и захвата Приморья с Владивостоком. Даже после начала тихоокеанской войны, когда позиция империи стала ясной, в спецсообщениях были те же утверждения — вот захватит Япония Сингапур и Филиппины, остановится на Юге и начнет военные действия против СССР. Автору могут возразить: военное руководство прислушивалось к утверждениям разведки, и переброски войск с Востока на Запад прекратились в декабре. Но переброски прекратились потому, что с Дальнего Востока к этому времени уже высосали все боеспособные и хорошо обученные соединения. Дальнейшее ослабление дальневосточной группировки могло привести к нарушению паритета между советскими и японскими войсками, а этого военное руководство страны не могло допустить. Если бы на Дальнем Востоке оставались «лишние» обученные и боеспособные соединения, то наверняка их бы перебросили на Запад даже вопреки предупреждениям разведки об угрозе нападения.

На Дальнем Востоке обстановка менялась к худшему. Переброски на Западный фронт осенью 1941-го ослабили группировку Дальневосточного фронта, и это ослабление продолжалось и в декабре. Различные управления Наркомата Обороны тянули оттуда все что могли, действуя по принципу, что на фронте лишних запасов не бывает. И если бы командующий Дальневосточным фронтом генерал армии Апанасенко выполнял все указания Москвы по переброскам на Запад людей, вооружения и материалов, то к новому году остался бы без войск и боевой техники. 11 декабря терпение у него лопнуло, и он отправил телеграмму Председателю ГКО Сталину, в которой подробно информировал его о соотношении сил фронта и Квантунской армии по различным операционным направлениям. Фронт имел 19 стрелковых дивизий, семь стрелковых, бригад, одну кавалерийскую, две танковые дивизии и шесть танковых бригад. Авиация фронта имела 50 авиационных полков. На вооружении этих частей было 3670 орудий, 1380 легких танков и 1800 самолетов. Войскам фронта противостояли части Квантунской и Корейской армий в составе 24 пехотных дивизий, одной кавалерийской бригады, восьми танковых полков, 14 артиллерийских полков и 35 боевых авиационных отрядов. На вооружении этих частей находились 3900 орудий, 885 танков и 1200 самолетов. В общем, несмотря на полуторакратное превосходство советских войск в танках и самолетах, японскому командованию удалось к началу 1941-го впервые с 1932 года достигнуть паритета в общей численности войск и в количестве артиллерии. Конечно, подобное утверждение действительно только при условии, что информация военной разведки об общей численности японских войск в Маньчжурии и Корее и их распределении по операционным направлениям: сахалинскому, сунгарийскому, хулиньскому, приморскому абсолютно точная.

Интересно отметить еще один момент. Телеграмма Апанасенко Сталину начиналась фразой: «Наступает время, когда Вы потребуете от войск Дальневосточного фронта активных действий». И еще одна фраза в тексте: «При указанном соотношении сил и группировок японских войск в Маньчжурии для разрешения активных задач фронта требуется усилить войска фронта десятью стрелковыми дивизиями и десятью авиаполками, преимущественно вооруженными новой матчастью, и довести количество боеприпасов до 12 боекомплектов против имеющихся шести боекомплектов...» Очевидно, в Ставке или в Генштабе после начала успешного контрнаступления под Москвой решили разработать какую-то наступательную операцию на Дальнем Востоке, и о замысле этой операции знали Сталин и Апанасенко. Иначе зачем нужно было бы перебрасывать обратно десяток дивизий, так нужных на Западном фронте, и гнать через всю страну эшелоны с боеприпасами на Восток. Для успешной обороны паритета с японскими войсками было достаточно. Но это только предположение автора. Делать более конкретные выводы по одному документу, конечно, невозможно.

В начале 1942 года обстановка на Дальнем Востоке продолжала оставаться напряженной. Военная разведка в своих спецсообщениях утверждала, что Япония готовится к войне с Советским Союзом и внезапное нападение может произойти в ближайшее время. После наступления сроков нападения, предсказанных в очередном спецсообщении, военная разведка называла новые сроки возможного нападения. Повторялись события 1941-го года, когда сообщались все новые и новые сроки нападения Германии на Советский Союз. Такая информация требовала поддержания дальневосточной группировки войск в состоянии боевой готовности и не давала возможности осуществить крупные переброски войск на советско-германский фронт.

Фашистская Германия, заинтересованная в выступлении Японии против СССР, делала все возможное, чтобы побудить ее открыть новый фронт на Севере. В спецсообщении от 31 января 1942 года сообщалось, что, по агентурным данным, 10 декабря 1941 года Риббентроп обратился к японскому правительству с меморандумом, в котором немцы требовали ускорения выступления Японии против СССР. Министр иностранных дел Того дал следующий ответ не этот меморандум: «Японское правительство находит, что координация совместных действий против Советского Союза возможна только после успешного завершения операций в районах Южных морей. Последовательное проведение Японией своей твердой линии соответствует требованиям момента, а удары, наносимые японской армией и флотом на юге, имеют прямое отношение к Советскому Союзу. Японское правительство еще раз заверяет о том, что Япония выполнит все свои обязательства перед державами оси». Ответ японского дипломата был предельно ясен — закончим победоносную войну на Юге и только тогда откроем новый фронт на Севере. Но поскольку окончание воины с США и Англией не просматривалось даже в перспективе, то немецкому союзнику предстояло вести смертельную схватку с Советским Союзом один на один. В этом же документе говорилось, что, по агентурным данным, исходящим из японских источников, на специальном заседании японского кабинета 30 декабря обсуждался доклад начальника генштаба, в котором был изложен разработанный им очередной план войны против СССР.

В спецсообщении подробно говорилось о новой мобилизации в Японии и о формировании новых пехотных дивизий, танковых и артиллерийских частей. Общий вывод из всей полученной разведывательной информации: «... Учитывая то, что в операциях в районах Южных морей участвует до 20 пехотных дивизий, а в Китае активные боевые действия ведут не более 10 пехотных дивизий, совершенно очевидно, что главные силы сухопутной армии — до 50 пехотных дивизий и основная масса танковых и артиллерийских частей — остаются неиспользованными и, по-видимому, предназначены для действий против Советского Союза». В спецсообщении подтверждалась предыдущая информация о переброске с ноября 1941 года по январь 1942 года из Маньчжурии в районы южных морей трех пехотных дивизий, одного артполка и 300 самолетов, а общая численность группировки японских войск против СССР на 30 января 1942 года, по данным военной разведки, определялась в 32 пехотные дивизии с частями усиления. Общий вывод руководства Разведупра: «В связи с тем, что сроки выступления Японии против Советского Союза тесно связаны как с общими стратегическими планами стран оси, так и со сроками решения основных задач, поставленных Японией в войне на Юге, нападение Японии на СССР возможно весной 1942 года». Этот вывод подкреплялся агентурной информацией о том, что в Токио в период с 1 по 12 января состоялись переговоры между Того и немецким послом Оттом о совместных действиях против СССР в апреле 1942 года. Но японское правительство подчеркнуло, что это соглашение является предварительным, и оговорило, что оно будет иметь силу только в случае успешных действий Японии против США и Англии и захвата важнейших баз в районах Южных морей. В спецсообщении отмечалось также, что, по агентурным данным, исходящим из японских источников, японское командование предполагает к концу марта закончить операции в районах Южных морей и в период апреля — мая выступить против Советского Союза.

Если эта информация соответствовала действительности, то, очевидно, уже через месяц после начала тихоокеанской войны в Токио планировали очередной блицкриг по типу немецкого, рассчитывая за четыре месяца войны захватить всю Юго-Восточную Азию, закрепиться на подступах к Индии и Австралии и затем повернуть на Север против «главного врага». Замыслы были, если, конечно, были, грандиозными, и мечтать нельзя было запретить даже генералам из японского генштаба. К счастью, подобные мечтания явно не соответствовали скромным материальным возможностям империи.

В спецсообщении от 25 февраля уточнялась численность Квантунской армии: 32 пехотные дивизии, 12 танковых полков, 19 артиллерийских полков, две мотомеханизированные бригады, три кавалерийские бригады. Общая численность — 1100 тысяч человек, 1300 самолетов, 1000 танков и 5500 орудий. На основе поступавшей в основном агентурной информации руководство разведки пришло к выводу: «Столь быстрые и неожиданные для самих японцев успехи в войне против США и Англии вскружили голову руководящим кругам Японии и породили сумасбродные планы одновременного продвижения Японии на север против Советского Союза и через Индию на Ближний Восток с целью соединения там с германской армией». В документе также отмечалось, что нападение Японии на Советский Союз начнется примерно за три недели до начала весеннего наступления немцев на Восточном фронте. Указывались и более точные сроки: «Большинство источников в своих донесениях сходятся на том, что выступление Японии против СССР наиболее вероятно в марте месяце». Руководство разведки считало, что к этому времени Япония закончит операции в районе Южных морей, и освободившиеся дивизии и соединения авиации будут переброшены к советским дальневосточным границам. Общие выводы в этом документе были категоричными: быстрые и легкие победы Японии в районе Южных морей еще более приблизили опасность нападения на Советский Союз, Япония в состоянии наличными силами начать войну против СССР. Эти выводы были доложены членам ГКО, то есть высшему военному руководству страны, и были приняты к сведению. Во время неудачного весеннего наступления на Западном фронте дальневосточную группировку не тронули и оттуда не взяли ни одной дивизии.

Прошел март, прошел апрель. Вопреки прогнозам руководства военной разведки, Япония не выступила. На дальневосточных границах было спокойно. Война на Тихом океане продолжалась, и ее окончание, также вопреки прогнозам, не просматривалось даже в перспективе. В столице империи в это время также было не до открытия нового фронта. 13 марта премьер-министр и начальники генштабов армии и флота обратились к императору с докладом. Полный текст этого документа стал известен только после войны. В докладе были сформулированы общие принципы дальнейшего руководства войной против США и Англии. Отмечалось, что было достигнуто военно-политическое превосходство над вооруженными силами противников и что нужно: «... воспользовавшись нынешним моментом, еще больше развить военные успехи, создать на длительный период благоприятную военно-политическую обстановку и заставить США и Англию перейти к пассивной оборонительной стратегии».

Специальный раздел доклада был посвящен «политике в отношении СССР в современных условиях». В этом разделе рекомендовалось «прилагать усилия к тому, чтобы во время операций против районов Южных морей всячески избегать войны с СССР», а также «прилагать усилия к тому, чтобы сохранить спокойную атмосферу в японо-советских отношениях...». Вопреки всем разведывательным прогнозам, империи не нужна была война с еще одной великой державой. Поворот острия японской агрессии на Юг был окончательным и бесповоротным. Угроза советским дальневосточным границам была снята. Понимали ли это в Москве? И если понимали, то какие выводы делали из создавшейся обстановки? От ответа на эти вопросы весной и летом 1942-го зависело очень многое, особенно в связи с начавшимся летом немецким наступлением на Восточном фронте.

Очередное спецсообщение ГРУ Генштаба Красной Армии за № 138013 от 12 мая 1942 года. Первый раздел документа озаглавлен: «Подготовка Японии к войне против СССР». В разделе отмечалось, что, по агентурным данным, полученным ГРУ Генштаба, военные приготовления Японии против СССР не ослабевают. Информация поступала из разных источников. Советский военный атташе в Токио сообщал о дополнительной мобилизации в Японии. В феврале и марте было призвано 700 тысяч военнообязанных. Из них в Маньчжурию было направлено 63 тысячи человек, в Китай 40 тысяч и в район Южных морей 150 тысяч. Как видно из этих цифр, предпочтение было отдано южному направлению японской агрессии. Это косвенно подтверждалось и в самом спецсообщении. В нем отмечалось, что «по агентурным донесениям из различных источников и данным радиоперехвата, во второй половине марта и начале апреля группировка японских войск в районах Южных морей была усилена на пять пехотных дивизий, из них одна дивизия переброшена на Филиппины, две в Бирму и две дивизии на острова Голландской Индии». Такое усиление на Юге позволило японской армии закончить операцию по овладению Баатанским полуостровом на Филлипинах и расширить масштабы операций в Бирме. Информация о событиях на Юге была дана в спецсообщении точная. А вот выводы были несколько странными для такого солидного документа.

В первом пункте отмечалось, что японское командование продолжает качественное и количественное усиление Квантунской армии. По данным военной разведки, группировка японских войск в Маньчжурии в марте и апреле увеличилась на две моторизованные и одну пехотную дивизию. А во втором пункте говорилось о подготовке наступления совсем в другом месте: «В связи с неудачами англичан в Индийском океане и недостаточной готовностью Индии к обороне, создалась реальная возможность, что японцы предпримут решительные действия по захвату Индии». Вот такие выводы. И к войне с Советским Союзом готовятся, открывая новый фронт на Севере, и Индию не прочь захватить, открывая новый фронт в Индийском океане. В штабе военной разведки явно ошибались, приписывая империи несбыточные цели, не соответствовавшие ее скромным экономическим и военным возможностям.

И последний документ, имеющийся в распоряжении автора. Это спецсообщение ГРУ Генштаба за № 138561 от 20 июня 1942 года. Первый раздел документа с тем же названием: «Подготовка Японии к войне с Советским Союзом». Руководство военной разведки сообщало членам ГКО, что в течение мая и июня в ГРУ Генштаба поступило большое количество донесений от различных источников о намерении Японии напасть на СССР в течение лета 1942 года. При этом подчеркивалось, что значительная часть сообщений по этому вопросу исходит из американских, английских и китайских источников. Вполне понятно, что в этих странах очень хотели, чтобы Япония открыла новый фронт, так как это значительно ослабило бы накал борьбы в Бирме, Китае и на островах Южных морей. Но одновременно с этим сообщением в документе отмечалась встреча принца Такамацу, брата японского императора, с командующим Квантунской армией генералом Умедзу. По агентурным данным из Токио и Харбина, принц посетил Маньчжурию в период с 25 мая по 3 июня. Во время бесед с Умедзу он указал генералу на необходимость отложить нападение на Советский Союз до более благоприятного момента. Конечно, принц действовал не по собственной инициативе, и его указание было равносильно приказу, отданному самим императором. Естественно, что такая информация перечеркивала все сообщения о намерении Японии напасть на Советский Союз летом 1942-го. Поэтому в выводах спецсообщения, подписанного начальником ГРУ генерал-майором Панфиловым и военным комиссаром ГРУ бригкомиссаром Ильичевым, ничего не говорилось об угрозе нападения, а только отмечалось небольшое усиление Квантунской армии.

К каким выводам можно прийти, анализируя такие документы, как спецсообщения по Востоку? Какими источниками располагала на Дальнем Востоке военная разведка, кроме разгромленной группы «Рамзай»? В спецсообщении от 3 ноября говорится об агентурной информации, полученной из Шанхая, в спецсообщении от 5 ноября упоминается агентура Разведупра, связанная с английскими и японскими источниками, отмечается сообщение английского консула из Дайрена. В спецсообщении от 9 ноября говорится о донесении советского военного атташе в Токио и об информации, исходящей из немецкого источника, который довольно точно указал дату начала военных действий на Юге — середина декабря и отметил, что Япония начнет операции против Филиппин, к которым готовится флот и десантные войска. В спецсообщении от 16 декабря говорилось о документальном материале о подготовке военного нападения на СССР, полученном от японского источника. Эта трафаретная фраза «по агентурным данным, исходящим из японского источника» присутствует почти во всех спецсообщениях Разведупра за первую половину 1942 года. В документе от 31 января 1942 года отмечалось, что, по агентурным данным, исходящим из японских источников, на заседании японского кабинета в докладе начальника генштаба был изложен план войны против СССР. Очевидно, японский источник был весьма солидным, если сумел получить такую ценную информацию. В спецсообщении от 12 мая отмечались донесение военного атташе в Токио, донесения наших советников из Китая и агентурная информация из Токио, Харбина, Сеула и Дайрена.

Конечно, это не полная и отрывочная информация об источниках военной разведки на Дальнем Востоке. Но ясно одно. Агентурные источники были в Японии, Корее, Маньчжурии. Советники в Китае и сотрудники военного атташата в Токио работали с полной нагрузкой. И обширная территория маньчжурского плацдарма была под пристальным агентурным наблюдением. О том, что там происходило, т. е. о перемещении частей и их усилении, своевременно докладывалось Москве. Это касалось также и основных событий в Токио. Очевидно, не одна группа «Рамзай» работала в Токио.

Автор ограничил рамки своего повествования периодом 1920 — 1930-х годов, доведя его до 7 декабря 1941 года, когда после нападения японского флота на Перл-Харбор Вторая мировая война началась в Азии и на просторах Тихого и Индийского океанов. Как разворачивались сражения тайного фронта после этой даты, как закончилась война для одной из воюющих сторон — японской разведки — тема уже другого исследования. В заключение хочу отметить, что все многочисленные выдержки из документов, без которых, к сожалению, нельзя было обойтись, взяты только из открытых документов, хранящихся в российских государственных архивах. Ведомственными архивами автор не пользовался.

Дальше