Действия немцев против партизан
Испытания и ошибки
Р. Киплинг, Книга джунглей.
Когда Гитлер начинал русскую кампанию, он был уверен, что она закончится в течение шести недель или нескольких месяцев, но, во всяком случае, задолго до наступления зимы. Поэтому не удивительно, что он и германское верховное командование до начала кампании мало уделяли внимания партизанской войне.
Странно, что немецкие стратеги совершенно не поняли ни тактики, ни смысла партизанского движения красных. События показали, что в основе всех подготовительных мероприятий, которые немцы предприняли для ликвидации этой угрозы, лежали неправильные расчеты: там, где ожидали нападений, их не было; там, где нападения были, немцы были плохо подготовлены к их отражению. Когда немцы попытались предпринять превентивные меры, партизанские отряды были уже созданы; когда немцы приступили к искоренению отрядов террористическими методами, они только подлили масла в огонь, и количество отрядов возросло. Позже немцы попытались исправить свои стратегические ошибки, создав более эффективную организацию для борьбы [136] с партизанами. Но они никогда не пытались исправить свои грубые психологические просчеты. Более того, они совершили впоследствии новые грубые ошибки, обращаясь с русскими рабочими в Германии, как с рабами.
С партизанами должны были бороться, с одной стороны, армия и, с другой — полиция безопасности и СД. Они должны были действовать независимо друг от друга, в разных районах, выполнять различные задачи; каждая имела свое командование.
Решение о том, что армия и СД (так мы для краткости будем называть службу безопасности, эйнзатцгруппы и зондеркоманды) будут действовать против красных партизан независимо друг от друга, было принято за три месяца до начала русской кампании. Такое разделение задач не вызывалось военной необходимостью; оно было продиктовано исключительно политическими соображениями. Популярность, которую завоевала немецкая армия после польской и французской кампаний, угрожала нарушить столь старательно созданное Гитлером выгодное ему равновесие сил в государстве. Победоносная действующая армия стала политическим фактором. Стремление подрывать возросшее влияние армии везде, где это было возможно, стало политикой партии, а это привело к тому, что управление оккупированными территориями, которое во всех предшествовавших войнах оставалось в руках армии, должно было почти полностью перейти от армии к партийным чиновникам. Таким образом, СД должна была заполучить свою долю славы, которую предстояло завоевать в СССР.
В связи с этим 26 марта 1941 года было заключено известное соглашение Вагнера — Гейдриха (между генералом Вагнером, представлявшим армию, и Гейдрихом, представлявшим СД). Это соглашение регулировало распределение функций и взаимоотношения между армией, с одной стороны, и гестапо, СД и войсками СС — с другой.
Соглашение начиналось ссылкой на то, что «выполнение специальных полицейских задач по поддержанию безопасности, не входящих в обязанности войск, вызывает необходимость использования в оперативном районе [137] специальных отрядов (зондеркоманды) службы безопасности (СД)».
На первый взгляд кажется странным, что, по мнению Вагнера и Гейдриха, борьба с партизанами «не входит в задачу войск». Но из дальнейшего содержания этого документа становится ясным, что СД, проявив «скромность», избрала сферой своей деятельности армейский тыл, то есть армейские тыловые районы, и еще более глубокий тыл — тыловые районы групп армий. Считалось, что в конце концов долг армии сражаться на фронте.
В соответствии с соглашением органы и войска СД прикомандировывались к группам армий и армиям. Однако армии они подчинялись только в вопросах передвижения, расквартирования и довольствия, а указания они должны были получать от рейхсфюрера СС Гиммлера и информировать об этом воинских начальников, к которым были прикомандированы; последние, в свою очередь, должны были предоставлять войскам СД средства, необходимые для выполнения стоявших перед ними задач, и сохраняли за собой право давать им специальные указания с целью предотвращения их вмешательства в военные действия.
Таким образом, была заложена основа для массового уничтожения тех представителей местного населения, которые, по мнению нацистов, могли враждебно относиться к нацистской идеологии.
Существовало четыре вида эйнзатцгрупп — А, В, С, D. Каждая ударная группа численностью 800-1200 человек разделялась на роты (эйнзатцкоманды) и полуроты (зондеркоманды); последние в свою очередь разделялись на более мелкие подразделения.
По соглашению Вагнера — Гейдриха перед СД стояли следующие задачи:
1. В армейских тыловых районах: «Подготовка перед началом операций определенных документов (материалов, архивов, досье, относящихся к организациям, ассоциациям, группам и т. п., враждебно относящимся к рейху или государству), а также подготовка сведений об особо важных лицах (видных эмигрантах, саботажниках, террористах и т. п.)». [138]
2. В тыловых районах групп армий: «Своевременное пресечение действий, направленных против государства и рейха и предпринимаемых не вооруженными силами противника, а также общее информирование начальников тыловых районов групп армий по вопросам политического положения».
Таким образом, становится ясным, что считала организация СД своей задачей в антипартизанской кампании. Предполагалось, что вооруженная специальными картотеками{106}, досье, материалами и архивами, она будет знать все о каждом Иване, Владимире и Дмитрии, а остальное будет уже обычным делом, вроде того, чем занято гестапо: арестовывать руководителей и таким образом подавлять партизанские отряды до того, как они смогут развернуть действия. В конечном счете «очень немногие из руководителей СД были солдатами, а короткая трех-или четырехнедельная подготовка в Прецше, которую они проходили до отправки в Россию, заключалась только в строевой подготовке и обучении стрельбе из винтовки. Совершенно очевидно, что в Россию таких людей посылали не как боевой состав, а как представителей идеологического фронта. В действующей армии они были не чем иным, как кочующим Главным имперским управлением безопасности, они были гестапо на колесах»{107}.
Такую концепцию борьбы против партизан, довольно странную, особенно теперь, когда известны результаты этой борьбы, фактически изобрела СД. Эта концепция вполне соответствовала гейдриховскому пониманию обстановки. За несколько дней до начала русской кампании руководители СД собрались в штаб-квартире бесславного Главного имперского управления безопасности в Берлине{108}. Перед собравшимися должен был выступать [139] «палач» Гейдрих, высокий голубоглазый блондин. Он был правой рукой Гиммлера с тех пор, как в 1936 году стал начальником полиции безопасности (то есть гестапо и уголовной полиции) и руководителем СД. К тому времени он уже терроризировал население Польши и теперь на этом совещании должен был обрисовать миссию СД в СССР.
Все присутствовавшие на совещании впоследствии понесли наказание как преступники: Гейдрих вскоре был убит на одной из улиц Праги, куда он был назначен «протектором»; его преемнику Кальтенбруннеру суждено было выслушать смертный приговор Международного военного трибунала, а многие присутствовавшие на совещании руководители эйнзатцгрупп СД дожили до того дня, когда военные трибуналы союзников приговорили их к смертной казни.
Миссия СД была ясна: она должна была иметь дело с мирным населением Советской России. Пять лет спустя Международный трибунал в Нюрнберге дал этой миссии юридическое определение: «Гестапо и СД использовались для целей, которые являлись, согласно Уставу, преступными и включали... эксцессы на оккупированной территории»{109}.
Следует отметить, что СД выполняла две функции: «С одной стороны, ей была поручена расправа над определенными элементами, с другой стороны, она осуществляла законную полицейскую функцию, связанную с обеспечением безопасности тыловых коммуникаций армий и в этой связи действовала главным образом против партизан» (см. High Command Judgement, p. 121). Нас интересует только их полицейская функция, то есть борьба с партизанами.
В своем выступлении Гейдрих подчеркнул, что СД должна «обеспечивать безопасность» войск вермахта в тех районах, через которые они будут проходить, и с этой целью безжалостно уничтожать всех, кто отрицательно относится к национал-социализму. Точно так же предписывалось поступать в случае возникновения угрозы со [140] стороны партизан в этих обширных районах. Руководители СД, конечно, считали, что они знают, как предупредить предполагаемую угрозу. Для Гейдриха не стоял вопрос о восстановлении порядка; он никогда не должен был нарушаться; при его гестаповских методах его можно было только «поддерживать».
Итак, СД под руководством Гиммлера должна была подавить в тылу партизанское движение, прежде чем партизаны успели бы развернуть активные действия.
Войскам пришлось, как мы сейчас увидим, начать борьбу против уже развернувших свои действия партизан. Поскольку основная масса войск находилась на передовой, то последняя рассматривалась как главный район действий партизан.
Сам фюрер говорил об этом в своей директиве «Об особой подсудности в районе «Барбаросса», о которой уже упоминалось. Она была издана 13 мая 1941 года. Вот часть ее текста:
Директива об особой подсудности в районе «Барбаросса» и об особых мероприятиях войскЮрисдикция вооруженных сил заключается прежде всего в поддержании дисциплины и порядка.
Огромные размеры театра военных действий на Востоке, диктуемые этим методы действий военного командования и особенности противника ставят перед судами вооруженных сил задачи, которые они, будучи недостаточно укомплектованными, смогут решить в ходе боевых действий до умиротворения захваченных районов только при том условии, если область их юрисдикции будет ограничена рамками ее главной задачи.
Это возможно только в том случае, если войска будут сами защищать себя от любой угрозы со стороны гражданского населения противника, проявляя в отношении его полную безжалостность.
В связи с этим для района «Барбаросса» (оперативные районы, армейские тыловые районы и районы политического управления) устанавливается следующее положение: [141]
I. Об отношении к преступлениям, совершенным гражданским населением противника
1. Рассмотрение дел о преступлениях, совершаемых гражданским населением противника , в данное время изымается из компетенции обычных военно-полевых судов и ускоренных военно-полевых судов.
2. Партизаны будут безжалостно уничтожаться войсками в бою или при попытке к бегству.
3. Всякие другие нападения со стороны гражданского населения противника на вооруженные силы , их служащих и приданный им персонал также будут отражаться войсками на месте при помощи крайних мер до полного уничтожения нападающих.
4. Там, где подобные меры не были предприняты или их принять вначале было невозможно, подозреваемые элементы должны быть немедленно отправлены к любому офицеру, который решит, подлежат ли они расстрелу.
Если обстоятельства не позволяют быстро задержать отдельных преступников, то по приказу любого офицера, занимающего пост не ниже командира батальона, немедленно должны быть предприняты массовые карательные меры против населения районов , где на вооруженные силы были совершены вероломные нападения.
5. Категорически запрещается содержать подозреваемых преступников под стражей с целью передачи их в суды после восстановления юрисдикции судов над гражданским населением данного района.
6. Главнокомандующие группами армий могут, по соглашению с компетентными начальниками военно-воздушных сил и флота, восстанавливать юрисдикцию вооруженных сил над гражданским населением районов, которые были уже в основном умиротворены.
Для района политического управления эти указания делаются начальником главного штаба вооруженных сил. [142]
II. Отношение к преступлениям, совершенным военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к местному населению
1. Возбуждение преследования за действия, совершенные военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок.
2. ...
А в общем слишком много для директивы фюрера. Незаконность этой директивы недвусмысленно была признана германским верховным командованием. Это видно из того, что 27 августа 1941 года штаб Гитлера приказал уничтожить все экземпляры директивы, с тем чтобы она не попала в руки противника.
Каких-либо новых предписаний для войск относительно борьбы с партизанами на этом этапе не было. К несчастью для немцев, партизаны не нападали на их войска на передовой, исключая начальный период партизанской войны, а в тылу партизанские руководители не сидели дома сложа руки, дожидаясь, пока СД разберется в своих досье и будет готово арестовать их. Но прошло много времени, прежде чем немцы поняли, сколь ошибочными были их представления о партизанской войне. К тому же, как мы видели, партизаны в начале войны были не очень активны.
Но когда разгорелась партизанская война, партизаны стали наносить удары по самому больному месту немцев — их тылу, немецкий же тыл был невероятно слаб: личный состав эйнзатцгрупп СД в СССР насчитывал не более 4 тыс. человек, а силы нескольких дивизий, которые армия оставила в тылу и которые можно было бы использовать для борьбы против партизан, были чрезвычайно разбросаны по тыловым районам групп армий{110}. [143] Но не следует думать, что партизаны наносили удары исключительно или преимущественно по тыловым районам, которые были закреплены за СД. Они действовали прежде всего в оперативных районах, то есть в районах, находившихся между районом деятельности СД и передним краем или фронтовой полосой, а за действия против партизан в этой части оперативных районов не отвечали ни СД, ни армия. Правда, находившаяся в этом районе армия обычно высылала карательные экспедиции против партизан, если они совершали на нее нападения, но специальных воинских частей для постоянной борьбы с партизанами она не выделяла. Немцы пытались ликвидировать угрозу со стороны партизан тремя путями: во-первых, они направляли в оперативный район часть отрядов СД, во-вторых, для борьбы с партизанами они выделяли воинские части и, в-третьих, как армия, так и СД прибегали к особенно жестоким методам борьбы с партизанами.
Третий пункт мы рассмотрим первым и по возможности обстоятельно, так как он касается и армии и СД. Чтобы оправдать более детальное фактическое рассмотрение этого вопроса, довольно важно обеспечить психологический подход к проблеме антипартизанских действий, тем более что здесь нам придется иметь дело с новыми фактами.
Ведение цивилизованной войны в последние годы связано с необходимостью соблюдения двух важных международных соглашений — Гаагской конвенции от 18 октября 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны и Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях{111}. Что касается Женевской конвенции, то СССР декретом от 16 июня 1925 года присоединился к ней. Но, несмотря на то, что царская [144] Россия была участницей Гаагской конвенции, СССР не заявлял о своем присоединении к ней, а крупный русский специалист по международному праву Коровин сделал вывод, что вышеупомянутый декрет (от 16 июня 1925 г.) косвенно отвергает действительность других соглашений, подписанных дореволюционной Россией, включая и Гаагскую конвенцию.
Однако по причинам, лучше всего известным СССР, в августе 1941 года им было заявлено о присоединении к Гаагской и Женевской конвенциям с оговоркой, что советское правительство будет соблюдать эти конвенции только в случае, если они будут соблюдаться Германией{112}. Странно, что его предложение не распространялось на третье важное международное соглашение — Женевскую конвенцию 1929 года об обращении с военнопленными.
Добавим, что правила Гаагской конвенции и Женевской конвенции об обращении с военнопленными признаются как общий международный закон и применяются независимо от того, является ли или нет одна из воюющих сторон участником конвенции. Международный военный трибунал также разделял эту точку зрения, и все международные судьи, включая и советского судью, были единодушны в их решениях{113}. Почему же тогда Советская Россия не признала обе конвенции до войны? Почему она даже в 1941 году не стала участницей Гаагской конвенции? [145] Почему она в том же году заявила о своем желании придерживаться правил этой конвенции только с условием, что немцы сделают то же самое? Почему она исключает другую конвенцию? Почему она практически никогда не придерживалась правил цивилизованной войны в борьбе с Германией?{114} Ниже мы попытаемся ответить на эти вопросы.
В ходе войны Советская Россия никогда не выполняла на практике обещаний соблюдать Гаагскую и Женевскую конвенции. Вот еще одно ее обещание — постановление Совета Народных Комиссаров СССР от 1 июля 1941 года, в котором, в частности, говорилось:
«Запрещается:а) оскорблять военнопленных и жестоко обращаться с ними;
б) применять насилие и угрозы по отношению к военнопленным с целью получения от них информации о положении их страны в военном и других отношениях;
в) отбирать у военнопленных обмундирование, белье, сапоги, ботинки и другие предметы личного обихода, равно как личные документы, ордена или медали. Личные вещи и деньги могут с целью сохранения отбираться у военнопленных ответственными официальными лицами, которые обязаны выдавать им в том официальную расписку»{115}.
А как же все обстояло на самом деле? Несмотря на все официальные и неофициальные попытки, родственники [146] свыше 1 млн. бывших военнослужащих германских вооруженных сил, сражавшихся на Восточном фронте, не могут получить каких-либо сведений об их судьбе. У военнопленных запрещается отбирать носовой платок, но вы можете лишить их свободы.
Нам хотелось бы привести здесь выдержки из русских документов, захваченных немцами, чтобы показать, с каким неуважением Советский Союз относился к признанным правилам ведения войны{116}.
Нижеследующее донесение от 8 декабря 1941 года было составлено штабом 33-й советской армии. В нем говорится:
«100 пленных, захваченных 1-й «Г. М.» стрелковой дивизией, ввиду сложной обстановки были расстреляны по приказу комиссаров дивизии...Начальник разведотдела
штаба 33-й армии капитан Потапов ».
В захваченной немцами оперативной сводке №11, составленной 13 июля 1941 года штабом 26-й советской дивизии, говорится:
«Противник оставил на поле боя около 400 убитых; около 80 человек сдались в плен и были расстреляны».
В приводимой ниже выдержке из боевого приказа № 0086, отданного 2 декабря 1941 года начальником штаба приморской армии в Севастополе, говорится:
«Как правило, войсковые подразделения уничтожают пленных без допроса, не отправляя их в штаб дивизии.Пленных можно расстреливать только в случае сопротивления или попытки к бегству.
Кроме того, широко практикуемый в настоящее время [147] расстрел пленных на месте захвата или в районе переднего края отбивает у солдат противника желание перейти на нашу сторону и вызывает страх и ужас перед перспективой попасть к нам в плен»{117}.
Сборник германского Министерства иностранных дел содержит множество письменных показаний рядовых и генералов о зверствах, совершавшихся русскими против немецких военнопленных. Слухи и рассказы об этих зверствах, по-видимому, распространились со сверхъестественной быстротой по всей немецкой армии и взывали к мщению, которое, во всяком случае, было уже более или менее санкционировано в директиве Гитлера{118}.
И этот факт нам, вероятно, объяснит суть той юридической увертки, к которой прибегла Советская Россия в своем заявлении об отношении к Гаагской конвенции: своим обещанием она хотела создать впечатление, что справедливость на ее стороне. Но своими действиями она хотела побудить немецкого солдата к самой крайней жестокости, которая одна только могла разжечь и действительно разожгла пламя партизанской борьбы на всей оккупированной территории Советской России. Если ответ, который мы попытались дать на поставленные вопросы, правилен, тогда можно сказать, что Советам [148] удалось осуществить самое ловкое мероприятие, которое когда-либо знала психологическая война. Во всяком случае, на немецкого солдата это оказало сильное воздействие: во время первых четырех или пяти месяцев войны он, как мы видели, едва ли обращал внимание на партизан, несмотря на указания директивы «Об особой подсудности в районе «Барбаросса» и последовавших за ней других подобных приказов, с которыми мы сейчас познакомимся. Но начиная с зимы 1941/42 г. он проявлял полную безжалостность в борьбе с ними.
Первый из этих приказов был отдан 25 июля 1941 года главным командованием германских сухопутных войск и был посвящен вопросу об обращении с гражданскими лицами противника. «Стало известно, — говорится в нем, — что необходимая твердость не всегда применяется». «Всякая снисходительность и мягкость есть проявление слабости и чревато опасностью». «Нападения на объекты и людей и всякое насилие или попытки к насилию должны безжалостно подавляться силой оружия до полного уничтожения противника».
Вслед за этим приказом последовал приказ Рейхенау. Генерал-полковник Гальдер, являвшийся до 1942 года начальником германского генерального штаба, однажды сказал, что всякий уважающий себя генерал выбросил бы этот приказ в мусорную корзину. Этот приказ был отдан 10 октября 1941 года командующим 6-й армией фельдмаршалом фон Рейхенау. В той части приказа, которая посвящена партизанам, говорится следующее:
«Борьба против противника в прифронтовом тылу ведется еще недостаточно серьезно. Вероломных и жестоких партизан и дегенеративных женщин все еще продолжают брать в плен. С франтирерами и бродягами, одетыми в полувоенную форму или полностью в гражданское платье, возятся, как с порядочными солдатами... Если в тылу армии будут обнаружены отдельные партизаны, взявшиеся за оружие, против них будут применены жестокие меры. Они будут применяться также по отношению к той части мужского населения, которая могла бы предотвратить предполагавшиеся налеты или вовремя сообщить о них. Безразличие огромного большинства якобы антисоветски настроенных элементов, являющееся [149] результатом того, что они придерживаются принципа «поживем — увидим», должно смениться твердой решимостью активно сотрудничать в борьбе против большевизма. Если этого не произойдет, никто не сможет жаловаться, если его сочтут за сторонника советской системы и будут обращаться с ним соответствующим образом. Немецких репрессий они должны бояться больше, чем угроз со стороны все еще гуляющих на свободе уцелевших большевиков».То, что этот приказ Рейхенау считали в то время образцовым, видно хотя бы из того, что фельдмаршал фон Рундштедт, старший начальник Рейхенау, разослал его всем командующим армиями, входившим в его группу армий, предлагая им «издать такие же инструкции. С беззаботным и мягким обращением с пойманными, — указывал он, — которое столь часто наблюдается после завершения боя, должно быть покончено».
Приказ Рейхенау был не последним приказом подобного рода, но уже ссылки на него вполне достаточно, чтобы показать, какой политики придерживалось немецкое командование. Действия немцев не расходились с приказами генералов. Партизаны, лица, подозревавшиеся в связях с партизанами, и невинные заложники расстреливались тысячами либо непосредственно СД и армией, либо СД, после того как они передавались ей армией. Ряд документов об этих зверствах, преимущественно официальных донесений немецких офицеров и чиновников, мы приведем ниже, когда будем говорить о действиях против партизан и причинах провала этих действий.
Выше мы уже говорили о том, к каким результатам привели применявшиеся немцами методы террора: партизанские отряды «росли, как грибы».
В связи с этим возникла особенно настоятельная потребность направить в оперативный район отряды СД и использовать там пополнения. В то же время назрела необходимость в изменении методов работы СД. Вместо «прочесывания» досье, или, говоря мягче, обеспечения безопасности методами контрразведки, она должна была организовывать прочесывание целых районов с целью вылавливания партизан и предотвращения партизанских налетов. Пополнения поступали из двух источников: [150] армии и полиции. Вполне понятно, что немецкое командование не желало отвлекать для этого первоклассные войска. Например, группа армий «Юг» использовала для этой цели румынские дивизии.
Кроме того, как говорится в приказе одной из дивизий, «в различных районах полиция безопасности создала полицию из местных жителей. Ее личный состав отбирается с величайшей осторожностью. Она выполняет обычные полицейские функции, неся патрульную и караульную службу... Вооружение — винтовка без патронов». Мимоходом мы можем заметить, что трудно представить себе, какую выгоду можно было извлечь из использования полиции, вооруженной винтовками без патронов. Во всяком случае, армия не могла выделить больше войск для борьбы против партизан, ибо все ее силы вели тяжелые бои с армиями противника. 11-я немецкая армия, например, в конце сентября 1941 года начала наступление на Крым, и к середине ноября он был почти полностью в руках немцев. 11-й армии все время приходилось сражаться с превосходящими силами противника; кроме того, 11-я армия должна была охранять все побережье протяженностью во много сот километров, на котором русские могли в любое время высадить десант, поскольку они полностью господствовали на Черном море, и они действительно предпринимали такие попытки. И в этот критический момент для борьбы против партизан в этом районе 11-й армии пришлось выделить не менее двух румынских горно-стрелковых бригад, кавалерийскую бригаду, один мотомеханизированный полк и несколько немецких подразделений. В то время армия и СД должны были действовать в одних и тех же районах, выполняя одни и те же задачи по борьбе с партизанами. Стало ясно, что необходимо было создать какой-то объединенный орган армии и СД, чтобы обеспечить необходимую координацию действий. И действительно, немцы вскоре создали такой объединенный орган. Поскольку борьба против партизан лучше всего была организована 11-й армией, мы опишем именно ее действия, которые представляют в этом отношении прекрасный образец.
Вначале между этой армией и СД был установлен некоторый контакт. Более того, было решено, что все [151] разведывательные донесения должны поступать в один центральный пункт. Совершенно очевидно, что самым подходящим органом для оценки этих донесений был аппарат начальника армейской контрразведки.
Поэтому было приказано, чтобы вся поступающая информация о партизанах немедленно направлялась к нему. Кроме того, было решено, что армия и СД будут действовать «в тесном контакте» друг с другом. Действия против мелких партизанских групп должны были проводиться под руководством СД, а широкие мероприятия — предприниматься по приказу командования армии. Предполагалось, что в соответствии с обстановкой выделяемые для этой цели войска будут достаточно оснащены тяжелым пехотным оружием и несколькими орудиями.
Эта форма организации явно была еще малоэффективной. «Тесный контакт» различных антипартизанских подразделений был недостаточен: их действия необходимо было подчинить централизованному руководству. Этот шаг был сделан 19 ноября 1941 года, когда начальник штаба 11-й армии назначил своего начальника контрразведки руководителем борьбы против партизан в полосе армии. Для разведки и проведения ограниченных действий в его распоряжение были переданы зондеркоманды тайной полевой полиции и СД. Все донесения и информация об обнаружении партизан должны были немедленно передаваться ему, к нему также надлежало отсылать местных жителей, изъявивших желание вести разведку или служить в качестве проводников. Если точно устанавливалось, что в каком-то районе имеются большие партизанские отряды и центры сопротивления, он мог обратиться к командованию армии с просьбой выделить для их ликвидации необходимые войска.
Однако сведения о местонахождении, вооружении и численности партизан поступали с известным опозданием и потому теряли свою ценность для армии. Поэтому начальник штаба ввел систему вознаграждения для советских граждан, пожелавших сообщить какие-либо ценные сведения. В это время стало известно о существовании складов вооружения и продовольствия, но никто не знал об их точном местонахождении.
Беспокойство вызывал также тот факт, что после [152] окончания боевых действий в районах бывших боев осталось много различного оружия. Было очень важно принять меры к тому, чтобы оно не было подобрано и спрятано или использовано гражданскими лицами и особенно партизанами.
Поэтому начальник штаба установил следующие награды за собранное и сданное немцам оружие:
за 1 винтовку — 50 рублей;
за 1 ручной пулемет — 100 рублей;
за 1 станковый пулемет — 150 рублей.
Мы не можем сказать, где 11-я армия брала советские деньги и удалось ли ей овладеть рынком требовавшегося ей товара. Мы знаем только, что партизаны оказались более преуспевающими дельцами: они получали оружие бесплатно.
В разработке упомянутого выше приказа начальника штаба армии участвовали нижестоящие армейские штабы. Приказ предусматривал: во-первых, координацию через комендантов действий частей и подразделений армии и СД и, во-вторых, подчинение отрядов СД командованию армии во всех его инстанциях. В то же время давалась общая установка о том, что «все воинские части должны бороться с партизанами».
Для того чтобы понять необходимость создания какой-то организации для борьбы с партизанами, немцам понадобилось целых пять месяцев. За эти пять месяцев армия сумела полностью подчинить себе СД во всех оперативных вопросах, связанных с борьбой против партизан. За это время армия также научилась смотреть на борьбу с партизанами, как на свою повседневную обязанность. Если бы немцы проявили большую дальновидность, они с самого начала смогли бы добиться решающих успехов в устранении угрозы со стороны партизан. А если бы их действиями руководили здравый смысл и снисходительность, а не ненависть и страх, они могли бы добиться в борьбе с партизанами более значительных успехов.
Если мы не подготовим себя в психологическом и организационном отношениях к борьбе против партизан, мы можем в будущем совершить те же ошибки, за которые так дорого заплатили немцы. [153]