Игра втемную
Немецкая печать нервно реагировала на визит Гопкинса в Лондон. Газеты писали, что Гопкинс приехал, чтобы «обменять остатки Британской империи на очередную партию ржавого американского металлолома и виде эсминцев времен Первой мировой войны».
На Германию продолжали дождем сыпаться английские листовки, предрекая Германии скорый конец и предлагая свергнуть Гитлера и сдаться пока не поздно.
Немецкие листовки, также обильно сбрасываемые над Англией, предрекали скорый конец Британской империи и ее «жадной и хищной метрополии», когда немецкие войска, как только установится погода, высадятся на островах.
В личном кинозале Гитлера демонстрировалась кинохроника удара Люфтваффе по соединению английского флота в Средиземном море, ловко смонтированная из английских и немецких материалов.
Пикирующие бомбардировщики «Ю-87» — «Штукас» — с воем и ревом атаковали новейший английский авианосец «Илластриэс», ведущий конвой транспортов на Мальту и в Пирей. Объятый пламенем авианосец, закрытый водяными столбами близких разрывов авиабомб, действительно кажется обреченным. Бодрый и торжественный голос диктора объявляет о его потоплении. Еще одна великая победа Люфтваффе! В этот же день, 10 января, добавляет диктор, в другом сражении потоплен еще один английский авианосец «Арк-Ройял». [379] Пришел конец господству англичан на море.
Гитлер разрешил использовать эти кадры в еженедельном киножурнале «Ди Вохе Рундщау». Народ изголодался уже по каким-нибудь громким боевым эпизодам, доказывающим непобедимость немецкого оружия. Но на душе у фюрера бъшо не очень весело. Он-то знал, что ни один из английских авианосцев потоплен не был. «Илластриэс», хотя и получил несколько прямых попадании авиабомб, благополучно добрался до Мальты, а «Арк-Ройял», как выяснила разведка, вообще не был атакован. Зато за три дня действии над Средиземным морем 10-й авиакорпус потерял 27 машин. Большая часть пилотов попала в плен к англичанам.
14 января Гитлер в присутствии Кейтеля и Йодля принимал прибывшего в Берлин с кратким визитом румынского диктатора Антонеску. Гитлер прямо задал ему вопрос, что собирается делать Бухарест, если сталинские войска сделают попытку аннексировать еще кусок румынской территории?
— Воевать! — твердо ответил Антонеску.
15 января фюреру представлялся Гальдер по случаю возвращения из отпуска.
Свежий и отдохнувший начальник генерального штаба предстал перед Гитлером, который пребывал не в самом лучшем расположении духа.
Поздоровавшись с Гальдером, Гитлер молча сунул ему последний образец английской пропаганды в виде листовки, где предсказывался конец Германии под объединенными ударами Англии, Америки и России. «Англия надеется на Америку и Россию, — мрачно прокомментировал листовку Гитлер. — Какая цель Англии в этой войне? Она всегда стремилась к господству на континенте. Следовательно, и разгромить нас она будет пытаться на континенте. Значит, я должен быть на континенте настолько сильным, чтобы эта цель никогда не могла быть достигнута! Поэтому мы должны в 1941 году настолько укрепить свои позиции на континенте, чтобы в дальнейшем вести войну и с Англией и с Америкой. [380]
17 января советский посол Деканозов явился в германское министерство иностранных дел и вручил меморандум следующего содержания: «По имеющимся сведениям, в Румынии находится большое количество германских войск, которые в настоящий момент готовятся вступить в Болгарию, имея своей конечной целью оккупацию Болгарии, Греции и проливов...
Ввиду всего этого Советское правительство считает своим долгом предупредить, что оно будет рассматривать появление каких.бы то ни было иностранных вооруженных сил на территории Болгарии и Проливов как нарушение интересов безопасности СССР. Советское правительство не может безразлично отнестись к событиям, которые угрожают безопасности СССР».
22 января Вайцзекер принял Деканозова и устно сообщил советскому послу ответ на его заявление от 17 января, а затем вручил ему и текст, составленный в форме меморандума.
«Мь уверены, заявил он, что наши планы служат интересам СССР, который, без сомнения, также против получения Англией плацдарма в этих районах».
В Германии шумно отмечаются «Дци Фридриха». В витринах выставлены портреты великого короля. В основном в одной позе: во весь рост, опираясь на массивную трость, великий король наблюдает за боем.
Красной нитью проходит единственный мотив: один против всей Европы. У многих людей это вызывает мрачные аналогии. Великий Фридрих чуть не погубил Германию. Французы захватили рейнские провинции, датчане — Шлезвиг-Гольштейн, русские — Кенигсберг и Берлин.
Главное: Фридрих не искал мира, а сражался до конца. По этому случаю Гитлер принимал военных. Командующие видами вооруженных сил: Браухич, Геринг и Редер со своими начальниками штабов, строевые и отставные фельдмаршалы, генерал-полковники и полные генералы. [381]
Отношения Гитлера с армией оставались сложными, хотя фюрер начал бороться за армию еще задолго до своего прихода к власти.
Многие помнили, как в сентябре 1930 года Верховный суд веймарской Германии судил трех лейтенантов из гарнизона Ульма по обвинению в распространении нацистской пропаганды среди военнослужащих. Правительство посильными силами боролось против фашизма в армии. Однако армейская молодежь все более и более заражалась идеями нацизма.
Военный министр генерал Вильгельм Гронер, чтобы избежать излишней огласки, хотел судить юных лейтенантов закрытым военным судом, но один из обвиняемых, лейтенант Вильгельм Шерингер, успел сообщить об этом в нацистскую газету «Фолькишер Беобахтер», которая подняла страшный шум по поводу ущемления демократии и гласности и возвращения мрачной эпохи прошлой войны — эпохи «закрытых военных трибуналов». В итоге состоялся открытый суд.
Зашита вызвала в свидетели самого Гитлера. Надо сказать, что до прихода к власти Гитлер неоднократно с кем-нибудь судился, выступая то в роли истца, то в роли ответчика, то в роли свидетеля. Он не только не избегал судов, но сам рвался на них, чтобы в очередной раз публично заявить о своих взглядах и намерениях.
На этот суд Гитлер примчался с особым энтузиазмом. Он чувствовал то инстинктивное недоверие, которое армия питает к нему и готов был на все, чтобы это недоверие развеять. Судьба трех молодых офицеров, конечно, беспокоила его неизмеримо меньше, чем возможность заручиться поддержкой всего офицерского корпуса.
«Эти трое молодых людей, — заявил он на суде, — жестоко ошибаются, если думают, что мы даже умозрительно обсуждаем возможность вооруженного мятежа. Чтобы придти к власти, мы собираемся использовать только конституционные средства. Я никогда не позволю себе ни единого шага, который поставил бы меня в такое положение, что я вынужден был [382] бы бороться с германской армией. Напротив. Когда управление нашей страной перейдет в мои руки, а это вопрос нескольких месяцев, я буду рассматривать нынешних господ офицеров как ядро, из которого вырастет великая армия немецкого народа».
Гитлер говорил, держа левую руку на сердце, а правую, сжатую в кулак, — вытянутой вперед. Гул пошел по залу, прерванный неуверенными аплодисментами. Этой речью Гитлер завоевал рейхсвер, явно дав понять, что он не намерен дробить армию, высасывая из нее своих сторонников. Он желает ее всю, но не ранее, чем станет главой государства.
Приговор суда — 1,5 года тюрьмы каждому из обвиняемых — не удовлетворил тогда никого. Для симпатизирующих Гитлеру приговор выглядел слишком суровым. Для других — слишком мягким. Если бы судьи действовали со всей строгостью закона, они, возможно, смогли вернуть армии какую-то уверенность в будущем и вывести офицеров из-под гипнотического шока, вызванного речью Гитлера, который говорил целый час и никто не осмелился его прервать. Робость лейпцигских судей окончательно деморализовала армию, бросив ее в объятия Гитлера.
Она (армия) не ликовала, но и не протестовала, когда через 34 месяца после суда в Лейпциге, 14 июля 1933 года появился декрет Гитлера, где говорилось:
«Германская национал-социалистическая рабочая партия является единственной легальной политической партией Германии».
Армия никак не проявила себя, когда были отменены выборы, упразднен со смертью фельдмаршала Гинденбурга пост президента, отменена конституция и Гитлер, будучи канцлером, официально объявил себя «фюрером германской нации».
Немного всколыхнулась армия после публикации антиеврейских нюрнбергских законов. Армия, авиация и флот отказались выдать евреев из своей среды. Как ни странно, Гитлер [383] и не настаивал. Такие известные офицеры-евреи, как Бакенкелер, Грасман, Рогге, Мильх и многие другие менее известные остались в кадрах вооруженных сил до самого крушения Рейха. Слова Геринга: «В своем штабе я сам решаю, кто у меня еврей, а кто — нет» стали своего рода руководством к действию.
Представители высшего эшелона немецкого офицерского корпуса недоумевали и считали антисемитскую политику Гитлера крупной тактической ошибкой. Они цитировали знаменитые слова кайзера, как-то заявившего: «В Германии нет евреев, а есть немцы иудейского верования. Без их помощи Германия никогда не стала бы великой».
Не лучше ли было бы иметь на своей стороне деньги, предприимчивость, мозги и международные связи евреев?
Однако, зная мнение на этот счет высшего офицерского состава, Гитлер время от времени пытался объяснить генералам корни и истоки своего отношения к евреям.
«Наша эпоха знаменует собой начало самой безжалостной борьбы за мировое господство. Эта борьба фактически ведется между двумя нациями — между немцами и евреями. Все остальное — лишь обман зрения. Израэлиты стоят за спиной Англии, США и СССР. Даже если мы изгоним евреев из Германии, они все равно останутся нашими врагами в мировом масштабе...
Поставив меня во главе Германии, высшие силы указали именно на немецкий народ как на новый Избранньш народ! А два народа не могут быть избранными одновременно. Сейчас мы — народ Божий! Время евреев кончилось. Две супернации не могут существовать одновременно! Одна из них должна быть уничтожена».
С чисто военной точки зрения было непонятно, зачем в начале процесса собственного возрождения сразу же бросать вызов «супернации», которая, по словам самого фюрера, владычествует над миром. Если Гитлер так уж одержим идеей борьбы с евреями, то эту борьбу можно было начать позднее, [384] когда силы хоть немного уравняются. Если евреи действительно являются мощной «мировой силой», то результаты уже налицо: прошло всего полтора года войны, а Германия уже в кольце врагов, а главное — без друзей. И занята уже не поиском победы, а поиском спасения. Планы фюрера приведут к тому, что в дополнение к Англии в самое ближайшее время придется сражаться с СССР и США, т.е. со всем миром.
Попытки Гитлера внушить военным упрощенную истину о том, что на каких фронтах они бы ни сражались, они везде сражаются с евреями, до военных не доходила. Многие как трагедию воспринимали войну с Англией, где было полно их друзей и родственников. Так было в прошлую войну, так случилось и в нынешнюю. Гитлер уже не мог поручиться, как поведет себя армия, окажись она каким-то чудом на Британских островах. Не произошло бы братания, как в Первую мировую войну, что в итоге ускорило крушение кайзеровской Германии.
Но это была чистая теория. Гитлер прекрасно знал, что до Англии, а уж тем более до США ему никогда не дотянуться.
То недолгое время, которое еще у него есть, необходимо использовать, чтобы выбить из будущей игры Сталина.
Но разворачивая свои армии на Восток, необходимо было считаться с тем фактом, что почти вся военная верхушка вермахта — до командиров дивизий включительно — заражена так называемым «духом Рапалло». В расшифровке это означало, что большая часть руководящего немецкого офицерского корпуса, в первую очередь танкисты, летчики и подводники прошли подготовку и обучение в Советском Союзе. История эта была давняя и началась в пасхальное воскресенье 17 апреля 1922 года, когда в тихом итальянском курортном городке Рапалло был подписан договор, восстанавливающий дипломатические отношения между Германией и Советской Республикой. [385]
Германия лежала униженная и поверженная после проигрыша Первой мировой войны. Россия, опустошенная мировой и гражданской войнами, зажатая железными тисками тоталитарного коммунистического режима находилась в изоляции от всего мира, выставившего против нее нечто вроде «санитарного кордона».
Договор в Рапалло был ее первым прорывом на международную арену. Остальная Европа и Америка потешались над этим альянсом, называя его союзом «слепого и хромого», «договором нищих» и т.п. Но, как показало дальнейшее развитие событий, потешались они над союзом двух изгоев совершенно напрасно. Помимо взаимовыгодной торговли, обеспечивающей рабочие места в Германии и приток новой технологии в СССР, обе стороны быстро наладили и военные связи.
Первоначальные задачи военного готрудничества Германии и России были сформулированы бывшим начальником кайзеровской секретной службы полковником Вальтером Николаи, старым и добрым куратором большевиков еще со времен, предшествующих февральской революции.
Неизвестно, встречался ли старый полковник с Лениным, но с членами ленинского ЦК встречался неоднократно, подробно и вдумчиво их инструктируя. Одним из старых сотрудников полковника Николаи был Карл Радек, близкий друг Ленина, Троцкого и Сталина, отвечавший в то время за советскую внешнеполитическую пропаганду. В частности, по его указанию Коминтерн со своей стороны также включился в борьбу против Версальского договора, называя его капиталистическим наступлением на германский пролетариат.
По поводу военного сотрудничества Радек писал: «Новая советская армия готова предоставить неограниченные возможности опытным немецким офицерам. Мы нуждаемся в помощи для восстановления полностью разрушенной русской военной машины. В обмен Советский Союз сможет производить оружие, которое Рейхсверу иметь запрещено, и Рейхсвер [386] сможет научиться пользоваться этим оружием, проходя боевую подготовку на русской земле».
После осторожного зондажа немецкой реакции, советский посол Крестинский сделал на этот счет прямые предложения военному министру Германии Отто Гесслеру и командующему рейхсвером генералу Гансу фон Секту. В результате был подписан целый пакет секретных соглашений, согласно которым ежегодно, до 1930 г., треть ежегодного бюджета рейхсвера плюс 120 миллионов так называемых «стабилизированных» марок вкладывались в странный картель, имевший довольно замысловатое название: «Корпорация предприятий промышленного развития». Самолеты «Юнкерса» проектировались и строились в Фили и Самаре, артиллерийские снаряды — в Туле и Златоусте, производство боевых отравляющих веществ было налажено в Красногвардейце, а Ленинград предоставил свою научно-производственную базу для создания новых подводных лодок.
Вместе с тем, для боевой подготовки специалистов германской армии были развернуты три крупных учебно-тренировочных базы в Липецке, Воронеже и Казани. В Липецке и Воронеже проходили подготовку будущие офицеры Люфтваффе, а в Казани — танкисты, которым в будущем предстояло поразить весь мир, и больше всех именно Россию, смертельными ударами танковых клиньев. 20 тысяч будущих офицеров Вермахта прошли боевую подготовку на авиабазах и танкодромах Советского Союза.
Это было фантастическое предприятие. Прототипы самолетов и танков, разработанных в Германии и сделанных там тайно в одном экземпляре, морем по частям доставлялись в Ленинград через свободный порт Штеттин. Там они собирались и испытывались на полигонах, а затем поступали в серийное производство на советских заводах. Первые прототипы пикирующего бомбардировщика Ю-87 и будущего «Мее-сершмитта» прошли испытания на советских полигонах [387]
До конца жизни немецкие летчики и танкисты считали Липецк и Казань своими «Альма-Матер». Без их подготовки было бы невозможно создать в кратчайший срок ни мощные соединения Люфтваффе, ни легендарные танковые группы Гудериана, Гота и Манштейна.
На советских полигонах бок о бок с немецкими офицерами обучались в не меньшем количестве и офицеры Красной Армии, неминуемо создавая дух общего боевого братства, который по замыслу организаторов этого крупномасштабного мероприятия, должен был в итоге перерасти в дух прочнейшего в истории военного союза.
Будущий военный союз зрел не только на совместных жестких учениях, где одинаково часто гибли и немцы, и русские, но в тиши кабинетов высшего военного руководства двух стран.
Командующий рейхсвером генерал Сект вынашивал план удара по Польше в качестве первого шага к ликвидации Версальского договора, поскольку Польшу он считал французским форпостом на востоке. Его планы находили живой отклик у Михаила Тухачевского и у других руководителей Красной Армии. Они прямиком требовали заключения военного союза с Германией, пугая Сталина возможностью того, что Германию могут переманить к себе западные страны и объединенным военным союзом начать поход против СССР. Братство по оружию внизу и единые военные планы наверху и породили именно то, что называлось «духом Рапалло» и, разумеется, даже сама мысль о возможном военном столкновении между СССР и Германией никому не могла придти в голову даже в страшном сне.
Приход Гитлера к власти перечеркнул все далеко идущие планы, но «дух Рапалло» — дух боевого братства по оружию —пустил глубокие корни и в советской, и в немецкой армиях.
Сталин решил эту проблему со свойственной ему гениальной простотой, расстреляв всех, имеющих к тем событиям отношение: от Радека, Крестинского и Тухачевского, [388] до комендантов аэродрома в Липецке и танкодрома в Казани.
Однако не считаться с настроениями офицерского корпуса Гитлер не мог. С одной стороны «братский народ» англичане, с другой — братья по оружию. Как поведет себя армия в грядущей смертельной схватке с «братьями»?
Третий срок на должности президента развил в Рузвельте сильнейшие диктаторские наклонности, не имевшие аналога в такой стране, как Соединенные Штаты. Внешне соблюдались все демократические процедуры, но фактически политику страны определял узкий круг лиц, направляемый президентом. Члены кабинета ничего не знали о планах и замыслах президента, особенно во всем, что касалось вопросов внешней политики.
Вместе с Кордуэллом Хэллом Рузвельт уже подготовил указ об эмбарго на торговлю с Японией, если та не прекратит экспансии в юго-восточной Азии. Затем будут заморожены все японские активы в американских банках. Два-три ультиматума с оскорбительными оборотами. Всего этого будет достаточно, чтобы оскорбленный самурай выхватил меч и был убит выстрелом в упор.
Готовя страну к войне, Рузвельт уже принял решение создать объединенную разведслужбу США и Англии, назвав это учреждение Управлением Стратегических Служб. Англичане с радостью согласились создать подобное учреждение, возглавляемое американцем. Официально у США никакого разведывательного органа не было. ФБР главным образом занималось контрразведкой и борьбой с преступностью. Военная разведка — своими специализированными делами, Разведка госдепартамента действовала в очень тесных дипломатических рамках. Глобальные же задачи, которые мыслил поставить перед своей страной президент Рузвельт, требовали и глобального разведывательного обеспечения.
Во главе нового разведывательного ведомства Рузвельт [389] решил поставить довольно известного адвоката Уильяма Донована. Участник прошлой войны, полковник резерва армии США, Донован обладал талантом добывать любую информацию и способностью втираться в доверие к самому дьяволу.
Вернувшийся из Европы Донован был наполнен творческим оптимизмом.
— Сталин никогда не нападет первым, — успокоил президента Донован. — Сейчас он остался, видимо, последним человеком в мире, который еще верит в операцию «Морской Лев», а Гитлер тратит огромное количество времени и ресурсов, чтобы Сталин в этом не разуверился. Сталин ждет его высадки в Англии, чтобы начать свой победный марш, а Гитлер уверяет всех, что где-то в конце июня или начале июля непременно высадится в Англии.
28 января генерал Галъдер собрал совещание по вопросам практической подготовки к операции «Барбаросса». Картина получилась совершенно безрадостная. Транспорта не хватало катастрофически. Бензином армия была обеспечена на три месяца военных действий. Примерно на такое же время рассчитан и расход всех видов боеприпасов. Дизельного топлива — на один месяц военных действий. Другими словами, учитывая расходы на стратегическое развертывание, всех запасов хватит только на два полных месяца военных действий. Большинство автотранспорта придется мобилизовать из гражданского сектора. Автомобильных, авиационных и артиллерийских покрышек недокомплект более 70%.
(Как тут не вспомнить, что, помимо всего прочего, американцы во время войны поставили в СССР 12 миллионов автомобильных, авиационных и артиллерийских покрышек. Сталин получил более 150 тысяч тяжелых американских грузовиков).
Советский народ ждало исключительно радостное событие. 30 января газеты и радио опубликовали Указ Президиума [390] Верховного Совета о том, что огромный карательный монстр НКВД разбух настолько, что разделился на два самостоятельных Наркомата — Внутренних дел и Государственной безопасности, а товарищ Берия Л.П. получил звание «Генерального Комиссара Государственной Безопасности», что соответствовало званию маршала Советского Союза. При этом как-то незаметно пришло сообщение о назначении товарища Меркулова В.Н. наркомом госбезопасности. И уж совсем ничего не сообщалось о том, что именно 30 января генерал армии Жуков, вернувшись из Киева, где он сдавал округ генералу Кирпоносу, приступил к исполнению своих новых обязанностей начальника Генерального штаба РККА.
Накануне поминовения Владимира Ильича нарком Тимошенко отдал секретный приказ «О зачислении в кадры Красной Армии начальствующего состава запаса, призванного по мобилизации» (№ 023), где говорилось:
«Начальствующий состав запаса, призванный в ряды Красной Армии по мобилизации на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 23 сентября 1939 года и задержанный до особого распоряжения согласно приказу НКО СССР за № 0110 от 3 июня 1940 года... зачислить в кадры... Народный комиссар обороны СССР
Маршал Советского Союза С.Тимошенко».
Этим замечательным приказом все офицеры запаса, призванные еще в 1939 году для похода в Польшу и на войну с Финляндией, должны были остаться в армии навсегда. В подавляющем большинстве — до конца жизни.
Просмотрев общие проработки своих предшественников: Егорова, Шапошникова и Мерецкова по операции «Гроза», — Жуков правильно решил, что если на дворе уже стоит февраль, а операция назначена на июль-август, то необходимо разворачивать войска, преобразовывать округа во фронты, формировать фронтовые штабы. То есть, браться за дело по-серьезному. Призвать в армию еще 800 тысяч человек. Обязать промышленность [391] еще более увеличить выпуск всех видов военной техники с учетом ее неизбежного «расхода» на первом этапе войны.
Понятно, что такие вопросы мог решить только Сталин, который, узнав о приезде Жукова из Киева, приказал ему быстро войти в курс дела и доложить.
Жуков входил «в курс дела» в течение недели «по 16 часов в сутки», консультируясь с многоопытным Шапошниковым и его старыми разработчиками: Василевским и Ватутиным.
8 февраля Тимошенко и Жуков направились к Сталину на ближнюю дачу.
Предложение Жукова Сталин встретил настороженно. Разворачивать фронты и фронтовые штабы? Фронт — это крупнейшая группировка вооруженных сил, создаваемая только в военное время. Фронт должен иметь службу управления, штаб. В его подчинении находятся несколько армий, авиадивизии, фронтовая система ПВО, специальные части связи, усиления, инженерные войска и, конечно, фронтовые тылы. Всего около миллиона солдат и офицеров. В мирное время никаких фронтов не существует. Существуют округа. Создание и развертывание фронта говорит о том, что мирное время кончилось и началось военное. А противник об этом узнает обязательно, поскольку скрыть подобное широкомасштабное мероприятие практически невозможно.
Поэтому Сталин сказал — нет. Рано еще. Мы спровоцируем немцев на первый удар.
Выбирая наиболее тактичные формулировки старорежимных выражений, используя в голосе профессорские интонации, объясняющие пациенту простым языком симптомы его сложного недуга, маршал Шапошников произнес краткую речь, которая сводилась к следующему.
Как товарищ Сталин вообще представляет себе операцию «Гроза»? Правительство принимает решение на ее начало, нарком обороны по прямой связи дает команду в пограничные округа — и войска пошли? Нет, товарищ Сталин, так не делается. Нужно развернуть фронты и фронтовые штабы. Это дело долгое и муторное. Если мы начнем прямо сейчас, то дай Бог управиться к концу мая.
— Весь вопрос в этом и заключается, что удар первым может нанести только тот, кто первый развернет армии, создаст боевые фронты и органы управления ими. Наличие какого угодно количества войск в принципе не имеет большого значения, если не проведены указанные мероприятия.
Например, на нашей западной границе в настоящее время находится от 70 до 99 дивизии противника. А мы спокойны. Почему? Не только потому, что этих сил слишком мало. И малыми силами можно нанести такой внезапный удар, последствия которого могут быть катастрофическими. А потому, что на нашей границе не развернуты фронтовые штабы или штабы армейских групп, как принято у немцев. То есть все эти дивизии, о которых так беспокоится товарищ Голиков и его подчиненные, просто не могут двинуться вперед. Другую картину мы наблюдаем на Западе. Готовя вторжение в Англию, немцы развернули три фронтовых штаба: два во Франции и один — на западном побережье Норвегии. Об этом свидетельствуют все разведданные и анализ радиоперехвата.
— Кроме того, — продолжал Шапошников, — Гитлеру сейчас явно не до нас. Ему надо спасать от краха своего союзника — Италию. И делать это быстро. Поскольку времени на раздумья у него не осталось. 8 февраля конгресс Соединенных Штатов в первом чтении принял закон о так называемом «ленд-лизе». Это равносильно объявлению войны. По нашим данным, Соединенные Штаты будут готовы к вступлению в войну не позднее начала 1942 года. К этому времени они завершат первый этап своей впечатляющей программы вооружении. Однако все потуги Америки окажутся тщетными, если к этому времени Гитлер захватит Британские острова, ибо все планы Рузвельта основаны на переброске американских войск и боевой [393] техники в Англию с тем, чтобы оттуда нанести удар по Европе. Это, конечно, теория. Лично я полагаю, что подобная десантная операция на практике абсолютно невозможна. Но дело не в этом. Вернемся к фактам. Чтобы уберечь себя от неминуемой катастрофы, Гитлер должен совершить высадку в Англии в короткий период благоприятной для этого погоды, который, по многолетним наблюдениям, устанавливается в проливе Ла-Манш примерно с начала июля до конца августа.
К этому времени, естественно, должны быть полностью готовы и мы, если мы хотим воплотить в жизнь задачи, поставленные партией и лично вами, товарищ Сталин.
Да, Сталин прекрасно понимал необходимость всех мероприятий, предложенных высшими руководителями Красной Армии, которых он сам тщательно отобрал и назначил на занимаемые ими посты.
Но ведь столь масштабных мероприятии не скрыть и они могут вынудить Гитлера не только отложить (или вообще отменить) грядущую высадку в Англии, но и, в свою очередь, принять меры против столь откровенной угрозы с Востока.
С середины тридцатых годов в распоряжении Сталина находился проживающий в Москве известный берлинский психиатр доктор Артур Кронфельд. Уникальность доктора Кронфельда заключалась в том, что ему удалось провести психиатрическую экспертизу Гитлера. В мае 1932 года Гитлер подал в суд «за клевету» на некоего Вернера Абеля, обвинявшего будущего фюрера в получении 10 миллионов лир от итальянских фашистов. Скандал разразился по поводу того, что представленная в немецком парламенте партия национал-социалистов финансируется из-за границы, что было запрещено законом.
Поскольку с самого начала процесса истец и ответчик обвинили друг друга в ненормальности, суд, по взаимному требованию адвокатов, пригласил психиатра для официальной экспертизы обоих. Заключение доктора Кронфельда было [394] однозначным: Гитлер ярко выраженный психопат. «Гитлер среднего роста, — писал в заключении доктор Кронфельд, — узкие плечи, широкий зад, толстые ноги, тяжелая походка подчеркивает безобразное строение тела. Незначительный рот, небольшие мутные глаза, короткий череп, слишком большой подбородок подчеркивают известную дегенеративную примитивность... Он невероятно гримасничает, постоянно в каком-то беспокойном движении. У Гитлера бывают судорожные эпилептические припадки». Психопаты такого типа, указывал доктор Кронфельд, склонны время от времени впадать в депрессии, откуда они обычно выходят в состоянии совершенно не контролируемой агрессивности. Неконтролируемая агрессивность позволяет забыть о риске и броситься на гораздо более сильного противника, который часто бывает не способен оказать адекватного сопротивления, находясь под воздействием мощного импульса энергии безумия. Энергия безумия — была именно той темой, исследованиями которой фундаментально занимался доктор Артур Кронфельд.
После прихода Гитлера к власти, доктор Кронфельд сразу же покинул Германию, поскольку он был еще и наполовину евреем. В 1935 году профессор со своей женой и своим любимым ассистентом Эрихом Штернбергом появился в СССР. В отличие от других политэмигрантов, он очень хорошо устроился, получив шикарную квартиру, куда он вывез из Швейцарии свою богатейшую библиотеку, коллекцию французской эротической бронзы и роскошную мебель. Получив возможность богато практиковать в Москве, доктор Кронфельд лично консультировал Сталина, вместе с профессором Снежневским проводил психиатрические экспертизы для НКВД, занимался фундаментальными проблемами психиатрии.
В 1939 году, по заданию НКВД, Кронфельд опубликовал секретную брошюру, изданную типографией ЦК ВКПб) тиражом 50 экземпляров (после начала войны эта книга была издана открыто и гораздо большим тиражом) и озаглавленную «Дегенераты у власти», где он давал тщательный психиатрический [395] анализ всем руководителям Третьего Рейха. В 1940-41 доктор Кронфельд неоднократно вызывался в Кремльи на Лубянку, консультируя самых высоких лиц. Он выполнил и секретный заказ наркомата обороны, разработав методику отбора и подготовки лиц, поступающих в авиационные училища, и набор психологических тестов для них. (Интересно отметить, что начальник новорожденной американской разведки Уильям Донован заказал известному американскому психоаналитику профессору Лангеру психологический анализ личностей Гитлера и Сталина.
В результате изучения биографий европейских вождей, анализа информации о их влечениях, поведении в различных ситуациях, их навязчивых идеях (о собственной мессианской роли у фюрера, о «коммунизме как светлом будущем всего человечества» у Сталина), суицидных наклонностях, проявившихся у Гитлера в 1933 году, а у Сталина — в 1936 году, профессор Лангер пришел к выводу, к которому до него пришли знаменитые психиатры Бехтерев и Кронфельд, гласившем, что Гитлер — психопат, а Сталин — параноик. Разница между этими двумя терминами заключается в том, что термин «психопат» подразумевает болезнь в острой форме, а «параноик» — в хронической.
Отметим, что если Бехтерев после постановки своего знаменитого диагноза был отравлен, то почти такая же судьба ждала и профессора Кронфельда. Во всяком случае официальная версия его смерти гласит следующее:
В октябре 1941 года, когда немецкие войска вплотную подошли к Москве, в столице началась паника, вылившаяся в повальное бегство. В городе жгли служебные бумаги, уничтожали заключенных, минировали дома и правительственные здания. В подобной суматохе о докторе Кронфельде просто забыли. Перспектива новой встречи со своим старым пациентом Адольфом Гитлером была для Артура Кронфельда столь страшна, что профессор и его жена отравились газом. Их нашли [396] мертвыми 17 октября в собственной квартире.
Так это было или иначе, неизвестно, но факт остается фактом, что все знаменитые психиатры, допущенные к осмотру наиболее известных в мире маньяков, своей смертью не умирали).
Поскольку мы ничего не знаем о собственном мозге, кроме самого факта его существования, то и не можем знать природу той могучей, гипнотической энергии, которую распространяет вокруг себя мозг, пораженный тем или иным недугом. Но почему-то овладеть массами, истребляя одних и сколачивая в шеренги других, ослепляя их и ведя затем разными дорогами в одну пропасть, удавалось только откровенным безумцам и эпилептикам. Это одна из наиболее интересных тайн человечества.
9 февраля 1941 года эскадра английских кораблей, демонстрируя свое откровенное презрение к итальянскому флоту, появилась у мошной икыьянской военно-морской базы и крупнейшего коммерческого порта Генуя. Английские корабли вышли из Гибралтара под командованием адмирала сэра Джемса Сомервилля, державшего флаг на линейном крейсере «Ринаун». За ним, ощерившиеся страшными стволами своих восьми пятнадцатадюймовых орудий, шел линейный корабль «Малайя». Крейсер «Шеффилд» возглавлял корабли прикрытия, а чуть мористее держался авианосец «Арк Ройял», чьи самолеты готовились поддержать действия линейных кораблей.
Развернувшись на боевой курс, «Ринаун» и «Малайя» начали бомбардировку Генуи, посылая на город и порт через каждые 40 секунд по 6 пятнадцатидюймовых снарядов.
Эффект был ужасающим. Огромные снаряды сносили многоэтажные здания в городе и порту. Тонули транспорты с нагруженными на них немецкими танками и солдатами, предназначенными для переброски в Африку на помощь погибающей итальянской армии. Горели машиностроительные заводы фирмы «Ансальдо», пылали и рушились склады с боеприпасами, [397] взрывались цистерны с нефтью. Выпустив 400 снарядов, английская эскадра с достоинством удалилась, потеряв 1 самолет.
В тот же день английские бомбардировщики обрушились на Мессину и Неаполь.
Начиная со 2 февраля, английская авиация день и ночь бомбила и порты Северной Франции: Шербур, Гавр, Кале, и бельгийский порт Остэнд, уничтожая доки, краны, причалы и склады, нещадно топя все транспорты противника, рискнувшие туда зайти.
10 февраля англичане сбросили воздушный десант, который, воспользовавшись внезапностью, захватил порт Калабрия на южной оконечности Италии, уничтожив все что было возможно в порту и захватив массу секретных документов и оборудования. Подошедшие эсминцы приняли десантников на борт и ушли, дав по порту несколько прощальных залпов.
И в Германии, и в Италии царила паника, поскольку возросшая активность английской авиации и флота явно показывала, что англичане задумали еще что-то новое, чтобы окончательно деморализовать деградировавших наследников великого Рима.
Для завершения кампании необходимо было захватить Триполи. Однако из Каира, от главнокомандующего английскими силами на Ближнем Востоке генерала Уайвелла поступил приказ остановить наступление, перегруппировать силы и ждать дальнейших распоряжений.
Новый премьер-министр Греции Александр Коризис, едва вступив в должность, открыто призвал на помощь англичан. Из Лондона последовал приказ: немедленно приостановить наступление в западной пустыне, перенацелив основные силы своих войск на помощь Греции.
Историки до сих пор считают это решение Черчилля его самой крупной стратегической ошибкой в течение всей войны. Они с иронией отмечают, что главной «виной» Уайвелла и О'Коннора является то, что они слишком быстро расправились [398] с итальянцами, сделав катастрофу вооруженных сил Муссолини слишком очевидной. Протяни они с этим еще месяца четыре, планомерно дожав итальянцев до Триполи, Гитлер, завязший в Советском Союзе, не мог бы начать своей африканской кампании, и союзникам не пришлось бы сражаться еще почти 2 года, чтобы окончательно утвердиться на всем африканском побережье от Атлантики до Суэца.
В этой смелой гипотезе в воздухе повисает только один вопрос: а произошло бы вообще нападение на Советский Союз, если бы Италия рухнула не в 1943, а в 1941 году?
Возможно, что эта крупнейшая стратегическая ошибка Черчилля была сознательной? Черчилль не был человеком, способным делать непродуманные шаги, а тем более — опрометчивые.
Увы, история не терпит сослагательных наклонений.
8 февраля генерал Эрвин Роммель был вызван к фюреру.
Гитлер принял Роммеля в присутствии Браухича. Фюрер сообщил генералу, что он назначен командиром особой группы, состоящей из 5-й легкой дивизии и части 15-й танковой дивизии, которые уже грузятся в Генуе для переброски через Триполи в Северную Африку, чтобы спасти Италию от полного краха. К концу мая Роммелю пообещали перебросить в Африку полностью всю 15-ю танковую дивизию.
Когда 11 февраля Роммель прилетел в Рим, он уже знал, что в результате бомбардировки Генуи английскими кораблями и самолетами, его хилые силы, выделенные Гитлером, сократились почти наполовину.
Но Роммель не растерялся, приказав остаткам 5-й легкой дивизии и всему тому, что осталось от 15-й танковой, срочно грузиться на суда и следовать в Триполи. Следовать по одному, не привлекая конвоем внимания англичан.
Приказав генералу Гейслеру подготовить часть сил к перелету в Африку и немедленно начать действия крупными [399] силами против главной английской базы снабжения в Бенгази, Роммель 12 февраля вылетел в Триполи на транспортном «юнкерсе».
Закамуфлированный «Ю-52» стелился над самой водой и, проскочив под самым носом англичан, благополучно доставил Роммеля в Триполи 12 февраля. К своему величайшему изумлению, Роммель узнал, что англичане прекратили наступление на Триполи. 6-я ударная австралийская дивизия перебрасывалась в Грецию, 7-я танковая английская дивизия грузилась на транспорта в Александрии, также направляясь в Грецию. Туда же была отправлена большая часть транспорта, средств артиллерийской и зенитной поддержки, боеприпасов и горючего.
Фронт на линии Эль Агейла-Марада занимала необстрелянная 9-я австралийская дивизия неполного состава и 2-я резервная танковая дивизия, посаженная, за неимением другой матчасти, на кое-как отремонтированные трофейные итальянские танки.
С трудом подавив в себе дикую радость от такого подарка судьбы, Роммель с нетерпением стал ожидать прибытия первых частей 5-й немецкой легкой дивизии, что ожидалось уже 14 февраля, моля Бога, чтобы англичане не перехватили в море и не перетопили одиночные транспорта, идущие с таким бесценным грузом из Генуи и Триполи.
Именно в тот день, когда эскадра адмирала Сомервилля, как воплощение несокрушимой морской мощи, громила генуэзский порт, капитан 2-го ранга Вольфганг Калер — старший артиллерийский офицер линкора «Гнейзенау» заметил с «вороньего гнезда» на мачте слабый дымок на горизонте. Об этом было немедленно сообщено на «Шарнхорст». Корабли отряда адмирала Лютьенса находились в северной Атлантике уже 6-й день, но пока не повстречали никого.
4 февраля, воспользовавшись снеговыми зарядами и пришедшей из Арктики мглой, им удалось незамеченными проскочить мимо английского сторожевого крейсера через [400] Датский пролив в Атлантику. Обратившись к экипажу, адмирал Лютьенс с нотками триумфа в голосе объявил: «Впервые в истории именно сегодня немецкие надводные корабли сумели прорваться через английскую блокаду в Атлантику. Впереди вас ждет еще больший успех!»
8 февраля оба линкора шли на параллели южной оконечности Гренландии, держась в тридцати милях друг от друга. Дул пронизывающий холодный ветер, нагоняя встречную волну, обрушивающуюся на палубы. Налетающие временами снежные заряды сводили видимость к нулевой.
На следующее утро ветер слегка стих, и корабли начали поиск добычи. Имеющаяся информация гласила, что вышедший 31 января из Галифакса конвой НХ-105 держится на северо-восточном курсе. Об охранении конвоя ничего известно не было. Лютьенс планировал подойти к конвою,с юга на «Гнейзенау», взяв его затем в клещи с помощью «Шарнхорста», который должен был появиться с севера.
И вот в 08:30 9 января капитан 2-го ранга Калер с вороньего гнезда «Гнейзенау» заметил на горизонте дымок, а затем — кончики мачт. Корабли продолжали сближение, пробиваясь через бушующие волны, и в 09:47 на дистанций 17 миль штурман «Шарнхорста» капитан 2-го ранга Гелъмут Гисслер опознал английский линкор «Ремиллес».
Это был старый тихоходный (21 узел) корабль, построенный в 1916 году. Ему было не уйти от тридцатидвухузловых немецких линкоров и не догнать их. Но старый линкор нес восемь пятнадцатидюймовых орудии и в случае боя мог разнести в клочья оба немецких корабля.
Как только противник был опознан, Лютьенс немедленно приказал отменить акцию, помня о приказе, категорически предписывавшем любыми средствами избегать боя с английскими кораблями и особенно с линкорами. Экипажи кораблей были разочарованы и раздражены.
Гигантские волны захлестывали линкоры, с грохотом обрушиваясь на башни главного калибра, мостики и надстройки. [401] Бортовая качка достигала 40 градусов, носовая часть кораблей уходила в воду по надстройку. Зенитные автоматы были повреждены и исковерканы. Волны смыли за борт почти все вентиляционные грубы.
Отряд находился в море уже 17 дней, еще никак себя не проявив. Погода продолжала неистовствовать и адмирал Лютьенс стал подумывать о возвращении в Брест.