Год 1937-й, Берлин
Когда после краха 1918 г. в Германии появилась концепция новой наступательной войны? Когда были впервые произнесены слова о новой войне?
В 1923 г., когда Рур оккупировали французы?
В 1924 г., когда экономическое положение Германии стало улучшаться?
В 1925 г., когда Германия заключила с западными державами направленный против СССР договор в Локарно?
В 1929 г., когда вооружение рейхсвера успешно двинулось вперед?
Или, может быть, прав генерал Гудериан, который будет утверждать, что «до 1938 г. германский генеральный штаб разрабатывал только планы ведения оборонительной войны»?
Нет. Гудериан был не прав.
Впервые немецкие генералы задумались о новой наступательной войне в 1919 г.
В апреле 1919 г. генерал Гренер, исполнявший обязанности начальника штаба верховного командования, был приглашен на заседание германского правительства. Его попросили изложить оценку положения. Гренер не отказался.
То, что сейчас происходит, говорил генерал, не предвещает ничего хорошего. Но если искать выход, то надо думать о будущем Германии...
Генерал стоял у большой карты и глядел на линию немецких границ. Он продолжал: надо удерживать любой ценой хотя бы часть Эльзас-Лотарингии, иначе Германия никогда в будущем не сможет вести наступательную войну.
И вслед за этим Гренер подробно изложил свои мысли.
Видите ли, аргументировал Гренер, обескровленная, несамостоятельная Германия навеки потеряет свое прежнее значение... Если никто больше не обратится к Германии за самой незначительной помощью, то нашим уделом будет медленное, презренное угасание. Никто не стал бы поднимать обнищавшего, совершенно обессиленного, который может лишь подбирать крохи и принимать благодеяния, но не сможет предложить ничего другому. Необходимо сделать все, чтобы сохранить Германию как державу, даже как великую державу. Германия должна стать желанным союзником. Страна должна снова стать способной к союзам...
Не надо забывать, что эта речь произносилась в момент глубочайшего военного и дипломатического падения Германии — в апреле 1919 г. Факт остается фактом: уже тогда лидер генштаба говорил о блоках и наступательной войне. Это было еще до Версальского договора. После его заключения (июнь 1919 г.) Гренер внес в свою концепцию коррективы и изложил ее перед офицерами своего штаба:
«Я примирился с тем, что Германия будет низведена этой войной до положения державы второго ранга... Мы выиграем, по моему мнению, для нашего будущего все, если мы будем упорно работать и найдем среди нашей молодежи политических руководителей, которые, считаясь с требованиями нового времени, сумеют уничтожить старое немецкое безрассудное деление на партии, в котором следует отчасти видеть пережиток устарелых, давным-давно отвергнутых жизнью воззрений. Далее я не вижу, что могло бы нам помешать развиваться, прежде всего в области экономической. Что касается восстановления нашей военной мощи, то для этого потребуется время. Я в этом убежден, господа, дело времени. Я не хочу поддаваться иллюзиям...»
Так, «не поддаваясь иллюзиям», последний генерал-квартирмейстер кайзеровской армии и будущий военный министр веймарской Германии взвешивал возможности и перспективы будущей войны. Однако Германия тех лет находилась не в безвоздушном пространстве. Она лежала в центре послевоенной Европы, в которой хозяйничали державы Антанты, навязавшие Германии в Версале мир и создавшие систему своего господства.
Как же оценивали военную ситуацию в 20-х годах в самой Германии? Генералитет рейхсвера и «войсковое ведомство» тщательно взвешивали положение, сложившееся на востоке Европы. В частности, этому вопросу уделял большое внимание командующий рейхсвером Ганс фон Сект. Его аналитический ум генштабиста пытался понять: что же будет представлять собой новая Россия?
Сект приходил к следующим выводам: в России происходят сдвиги, являющиеся результатом воздействия революционных идей большевистской партии. «Силой оружия, — считал Сект, — это развитие задержать нельзя». В 1920 г. он изложил свои взгляды в специальном меморандуме на имя правительства. Антанта, писал Сект, будет весьма заинтересована в том, чтобы использовать Германию против России. Но этот план принесет Германии лишь новые беды. «Если Германия начнет войну против России, — предупреждал Сект, — то она будет вести безнадежную войну». Эта оценка командующего рейхсвера исходила из трезвого анализа естественных, людских и социальных ресурсов Советской Республики. «Россия имеет за собой будущее. Она не может погибнуть», — таков был вывод Секта.
В другом своем документе — письме на имя правительства от 15 июля 1922 г. — Сект обращал внимание на рост и укрепление авторитета Советского государства:
«Видел ли мир большую катастрофу, чем испытала Россия в последней войне? И как быстро поднялось Советское правительство в своей внутренней и внешней политике! И разве первое проявление немецкой политической активности не заключалось в подписании договора в Рапалло, что привело к росту немецкого авторитета?»Эти мысли не оставляли Секта долгие годы. Уже выйдя в отставку, он писал в книге «Германия между Востоком и Западом» (1932-1933) о том, что торговые отношения с Советским Союзом означают для Германии работу для тысяч безработных и сырье. Он призывал не распространять враждебное отношение к коммунистической идеологии на «возможности сотрудничества в экономической области».
Все эти соображения Сект выдвигал, разумеется, не из симпатии к социалистическому строю. Они диктовались тактическими причинами. Сект был таким же убежденным сторонником буржуазного правопорядка, как и многие деятели Веймарской республики. Он не скрывал этого, призывая к борьбе с большевизмом. Но Сект в отличие от других считал, что эта борьба обречена на провал, ежели она примет форму военного похода против Советского Союза. «Против всемирно-исторических переворотов не поможет никакое Локарно», — замечал он по поводу блока, заключенного в 1925 г. в городе Локарно между Англией, Францией, Германией и Италией.
Разумеется, такой военный деятель, как Ганс фон Сект, смотрел на европейскую ситуацию с точки зрения германского националиста. Он был, например, сторонником уничтожения Польши. «Существование Польши нетерпимо», — писал он в одном из своих меморандумов и уже в 1920 г. разрабатывал планы военной интервенции против Польши. Сект считал необходимым аншлюс Австрии. Наконец, он был настроен античешски. Он не верил в возможность урегулирования франко-германских противоречий. Он верил только в силу Германии. Тем более показательно, что военный политик такого рода предостерегал против намерений включить Германию в «крестовый поход» Запада против Советского государства.
Но Сект представлял лишь один фланг общего фронта военно-политического планирования правящих кругов Германии. Другой фланг был представлен в тогдашней Германии не менее обширно и — что самое главное — охватывал не только группировки немецких генералов и политиков, но шел за пределы Германии — в Париж, Лондон, Вашингтон.
Идея использовать германскую армию для подавления русской революции возникла в этих кругах с момента самой революции. Ленин предполагал в 1918 г.: «...Весьма возможно, что союзные империалисты объединятся с немецким империализмом... для соединенного похода на Россию». Германское правительство, говорил Ленин в ноябре 1918 г., «всеми силами стремится к союзу с англо-французскими империалистами. Мы знаем, что правительство Вильсона засыпали телеграммами с просьбой о том, чтобы оставить немецкие войска в Польше, на Украине, Эстляндии и Лифляндии...»
Уже в декабре 1917 г. американскими дипломатами был составлен доклад с проектом направить Германию на подавление Советской России. С другой, немецкой стороны также известно предложение подполковника «большого генштаба» фон Гефтена, который еще до краха кайзеровской армии предлагал Людендорфу летом 1918 г. вступить в переговоры с Антантой и превратить Германию в «передовой отряд» в борьбе против Советской России. Во всяком случае эта идея обуревала реакционных политиков Германии, США, Англии и Франции на протяжении всех лет после свержения царизма в России.
Торг — на каких условиях Германия сможет продать западным державам свои военные услуги на Востоке — продолжался годы. В нем участвовали политики, финансисты, промышленники, дипломаты, генералы — все, кто мог сказать свое слово. «Один из ведущих немецких финансистов разъяснил мне, — доносил 10 января 1919 г. в Вашингтон глава американской миссии в Берлине Дризел, — что нациями, которые призваны навести порядок в России, несомненно, являются немцы и американцы». Не только Дризела и его молодого помощника Аллена Даллеса, другие немецкие промышленники атаковали представителей Англии и Франции.
События 1918-1919 гг. показали всю беспочвенность немецких претензий на «наведение порядка» в Советской республике. Немцам пришлось уйти с Украины, из-под Петрограда, из Прибалтики. Но это не исправило неисправимых. В течение двадцатых годов в военных кругах рассматривали стратегический план нападения на Советский Союз и блока с этой целью с державами Запада. Это был план, вошедший в военную историю вместе с именами генерал-майора Макса Гофмана и промышленника и дипломата Арнольда Рехберга.
Максу Гофману в его военной карьере выпала необычайная судьба. Трижды он являлся свидетелем краха русской царской армии. Первый раз — в 1904-1905 гг., когда он был германским представителем при 1-й японской армии в Маньчжурии; второй — в 1914 г. в Восточной Пруссии, где Гофман был начальником оперативного отдела штаба немецкой армии, которая под Танненбергом разгромила царских генералов Самсонова и Ренненкампфа; наконец, в 1917-1918 гг., когда он возглавлял немецкую делегацию на переговорах в Брест-Литовске. Он считал себя победителем той России, которая пришла в Брест подписывать мирный договор. И эти три события навсегда превратили генерала Гофмана в человека, одержимого идеей возможности полного военного разгрома России.
Уже в Бресте он размышлял на тему о немедленном вторжении в Советскую страну. Ему казалось вполне возможным пройти церемониальным маршем от Бреста до Москвы. «С весны 1918 г., — вспоминал Макс Гофман, — я стал на ту точку зрения, что правильнее было бы выяснить положение дел на Востоке, то есть отказаться от мира, пойти походом на Москву, создать какое-нибудь новое правительство». Гофман обменялся мнениями с немецким военным атташе в Москве, который сообщил, что двух батальонов «вполне достаточно для наведения порядка в Москве». У Гофмана уже был наготове глава «нового правительства» — великий князь Павел Александрович. Увы, генералу и великому князю не довелось наводить порядок в России. Вскоре вся немецкая «Восточная армия» покатилась домой, на Запад.
Но Гофман не был патологическим, исключительным типом. Вокруг него в двадцатых годах образовался кружок лиц, вынашивавших идею похода на Восток. Среди них были: генерал граф Рюдигер фон дер Гольц — руководитель немецкой интервенции в Прибалтике; генерал Кресс фон Крессенштейн — командующий немецких отрядов, высадившихся в 1918 г. в Батуми; капитан Эрхардт — один из организаторов «добровольческих корпусов»; генерал фон дер Липпе — деятель «Стального шлема» и друг генерала Хейе, унаследовавшего в 1926 г. от Секта пост командующего рейхсвером. В этой компании генералов и аристократов, тесно связанной с семейством германского экс-кайзера, обсуждались планы дальнейших действий.
Так в 1922 г. родился ставший печально знаменитым «план Гофмана», представленный им высшему военному руководству Германии. Мысль генерала сводилась к следующему: во имя уничтожения Советского Союза должны объединиться все доселе враждующие между собой государства. Основной тезис Гофмана гласил:
«Ни одна из европейских держав не может уступить другой преимущественное влияние на будущую Россию. Таким образом, решение задачи возможно только путем объединения крупных европейских государств, особенно Франции, Англии и Германии. Эти объединенные державы должны путем совместной военной интервенции свергнуть Советскую власть и экономически восстановить Россию в интересах английских, французских и немецких экономических сил. При всем этом было бы ценно финансовое и экономическое участие Соединенных Штатов Америки. В русском экономической районе следует обеспечить особые интересы Соединенных Штатов Америки».
С этой целью Гофман предлагал создание объединенной армии, в которой Германия имела бы 600-700 тысяч солдат.
Идеи Гофмана, может быть, и остались бы идеями отставного генерала, занимавшегося на досуге фантазиями у карты Европы, если бы не одно обстоятельство: они отражали экономические интересы влиятельных групп. И эти группы позаботились, чтобы Гофман не остался незамеченным. Арнольд Рехберг — вот имя человека, который воплотил собой унию генералов и промышленников, стоявшую за антисоветскими планами в двадцатые — тридцатые годы. Сын гессенского фабриканта, брат крупнейшего промышленника Ф. Рехберга, друг рурских баронов и коронованных особ, Арнольд Рехберг, как и Гофман, был одержимым человеком. Его видели то в Берлине, то в Париже, то в Мюнхене, то в Лондоне; в министерствах, посольствах, на приемах и раутах. Любимой областью Рехберга была тайная дипломатия в области экономики и политики. С 1917 г. он сосредоточил свою энергию на одной мысли: на организации европейского блока против СССР. Разумеется, не было ничего естественнее, чем объединение Рехберга с Гофманом.
Рехберг ставит на службу «плану Гофмана» свои обширные связи. Он сводит генерала не только с отечественными промышленниками, но и с представителями держав Антанты. Уже в 1919 г. он организует встречу Гофмана с маршалом Фошем. Вслед за этим он превращает свой берлинский дом в место встречи союзных и немецких представителей и развивает там перед английскими и французскими генералами и дипломатами свои идеи об экономической общности интересов их стран с Германией и о борьбе совместно с новой германской армией против большевизма.
В западной литературе принято изображать Арнольда Рехберга «оригиналом», «одиночкой», который-де всю жизнь носился с фантастическими проектами. Но Рехберг был далеко не одинок. Такие же планы вынашивал тогдашний «король Рура» — Гуго Стиннес. Кроме того, эти планы были официально доведены до сведения Англии и Франции. Во Франции о них знали Фош, Бриан, Мильеран, Вейган. В Англии Рехберг имел могущественного союзника — сэра Генри Детердинга, хозяина нефтяного треста «Роял Датч Шелл», потерявшего свои владения в Баку. Под эгидой Детердинга в Лондоне в 1926-1927 гг. состоялись две важных конференции, посвященные «плану Гофмана». «Большевизм следует ликвидировать» — таков был лозунг Гофмана в Лондоне.
Рехберг не жалел усилий для того, чтобы рисовать перед немецким военным командованием заманчивые перспективы войны против Советского Союза. Так, в феврале 1927 г. он писал начальнику политического отдела министерства рейхсвера полковнику фон Шлейхеру: «Грядущая война закончится не компромиссным миром, а полным истреблением большевизма и его помощников... Из новой мировой войны Германия выйдет сильнее чем когда бы то ни было, и с блестящими экономическими перспективами».
Эти строки в равной мере могли принадлежать Гитлеру. И параллель здесь не случайна.
У Рехберга и Гофмана кроме Детердинга и Фоша имелся еще один поклонник. Он в те годы был малоизвестен. Его знали лишь на мюнхенском «политическом дне» да, пожалуй, в разведках Германии и Франции. Этим человеком был Альфред Розенберг, редактор газеты «Фелькишер беобахтер», член руководства национал-социалистической партии Германии.
Рехберг познакомился с Розенбергом в Мюнхене в то время, когда тот только появился в этом городе. Уроженец Таллина, Розенберг бежал в Германию из России, где революция застала его студентом. Розенберг начал политическую карьеру как агент белогвардейской разведки и в этом качестве даже ездил из Москвы в Париж. Однако этот вид деятельности оказался непостоянным, и Розенберг попал в Мюнхен. Он быстро очутился в кругу националистических групп и группок, связав свою судьбу с Адольфом Гитлером. Вторым покровителем Розенберга был Арнольд Рехберг.
Когда Розенберг в 1921 г. сделался редактором газеты «Фелькишер беобахтер», его «символом веры» стала рехберговская программа крестового похода против Советского Союза. Розенберг чувствовал, что здесь он может рассчитывать на благодарность: он брал деньги и от Рехберга, и от некоего д-ра Джорджа Белла — уполномоченного сэра Генри Детердинга в Германии, друга генерала Гофмана. Белл был связующим звеном между Детердингом и нацистской партией. Вся несложная премудрость плана Рехберга — Гофмана была перенята Розенбергом. Так, в 1927 г. в программной книге «Будущий путь немецкой внешней политики» Розенберг писал: «Германия предлагает Англии — в случае, если последняя обеспечит Германии прикрытие тыла на Западе и свободу рук на Востоке, — уничтожение антиколониализма и большевизма в Центральной Европе». Через несколько лет в книге «Кризис и новый порядок в Европе» Розенберг пояснял, что, по его мнению, все западноевропейские страны могут спокойно заниматься экспансией, не мешая друг другу. Англия займется своими старыми колониями, Франция — Центральной Африкой, Италия — Северной Африкой; Германии должна быть отдана на откуп Восточная и Юго-Восточная Европа.
Рехберг не оставлял Розенберга и Гитлера без внимания. Председатель Калийного треста (одним из директоров которого был Ф. Рехберг) Ростерг печатал свои статьи на страницах «Фелькишер беобахтер». В свою очередь, когда в 1930 г. французский журналист Эрве вновь пустил в оборот планы Рехберга, Гитлер на страницах «Фелькишер беобахтер» выступил в их поддержку. Отпечаток идей Рехберга — Гофмана лежал и на «основополагающем» сочинении Адольфа Гитлера «Майн кампф».
Гитлер в своем сочинении подчеркивал, что будет стремиться к блоку с такими странами, как Англия. Он, как и Гофман, говорит о «важном значении союза с Англией». Единственное, в чем он варьирует план Гофмана, — это отношение к Франции. В «Майн кампф» нет былых идей Рехберга о «франко-германской унии». Однако и самим Рехбергом к этому времени эта «уния» была позабыта. Рехберг к 1926-1927 гг. заметно охладел к Франции; он считал теперь, что в Англии «почва лучше подготовлена», и возлагал основные надежды на Детердинга, Альфреда Монда и других хозяев лондонского Сити. Следовательно, и здесь нацисты шли за Рехбергом — Гофманом.
Но вот парадокс: тот самый Гитлер, который в 1925 году уже провозгласил будущий «поход на Восток», когда пришел к власти, вовсе не торопился бросить дивизии рейхсвера против СССР. Да и в 1935 году, когда преобразовал 100-тысячный рейхсвер в многосоттысячный вермахт, он внезапно позабыл о «жизненном пространстве» на Востоке Европы и своих антисоветских тирадах. Почему? Действительно забыл?
Отнюдь нет. Он только превратился из митингового оратора в политического деятеля, который к своей программе стал подходить серьезно. Мы имеем редкую возможность ознакомиться с этой серьезной программой в «оригинале» — а именно, в протокольной записи, сделанной военным адъютантом Гитлера полковником Хоссбахом 10 ноября 1937 года во время встречи фюрера с верхушкой вооруженных сил: военным министром Бломбергом, главнокомандующим сухопутными силами генерал-полковником Фричем, главкомом ВМФ адмиралом Редером и главкомом ВВС генерал-полковником Герингом. Это был своеобразный урок геополитики для высшего генералитета (кстати, Сталин никогда так подробно не раскрывал руководству Красной Армии мотивации своих действий). Читатель должен примириться с длиннотами этого документа, ибо он как бы вводит нас в «лабораторию агрессии», которая не всегда так уж проста и прямолинейна. Но, безусловно, доверие, с которым Гитлер делился своими (порой не совсем безусловными) доводами с генералами, могло произвести на них впечатление. И произвело!
«Берлин, 10 ноября 1937 г.Протокольная запись беседы, состоявшейся в рейхсканцелярии
5 ноября 1937 г. с 16 часов 15 минут до 20 часов 30 минут
Присутствуют: фюрер и рейхсканцлер, военный министр генерал-фельдмаршал фон Бломберг, главнокомандующий сухопутными войсками барон фон Фрич, главнокомандующий военно-морским флотом адмирал флота доктор honoris causa Редер, главнокомандующий военно-воздушными силами генерал-полковник Геринг, министр иностранных дел барон фон Нейрат, полковник Хоссбах.
Вначале фюрер указал на то, что предмет сегодняшней беседы имеет такое значение, что в других государствах он, пожалуй, обсуждался бы форумом правительственного кабинета; он, фюрер, именно учитывая значение предмета, отказался от его обсуждения в широком кругу правительственного кабинета. Его последующее выступление является результатом глубоких размышлений и опыта, накопленного им за четыре с половиной года пребывания у власти; он хочет разъяснить присутствующим господам свои принципиальные соображения относительно возможностей и неизбежных моментов развития нашего внешнеполитического положения, причем, в интересах проведения германской политики в будущем, он просит рассматривать свое выступление как завещание на случай, если его постигнет смерть.
Затем фюрер сказал следующее.
Целью германской политики является обеспечение безопасности и сохранения народа и обеспечение его численного роста. Таким образом, речь идет о проблеме пространства.
Свыше 85 миллионов человек насчитывает германский народ, который по количеству людей и по компактности территории, занятой им в Европе, представляет собой такое монолитное расовое ядро, какого нет ни в одной другой стране; он имеет большее право, нежели другие народы, на более обширное жизненное пространство. Если в расширении пространства не удалось добиться политического результата, подобающего германской расе, то это является следствием многовекового исторического развития. Дальнейшее пребывание в таком политическом состоянии представляет собой величайшую опасность для сохранения германской нации на ее сегодняшнем уровне. Остановить сокращение немецкого населения в Австрии и Чехословакии так же невозможно, как и сохранить его на нынешнем уровне в самой Германии. Вместо роста начнется стерилизация, в результате которой через несколько лет неизбежно возникнут трудности социального характера. Политические и философские идеи имеют силу лишь до тех пор, пока они составляют основу для осуществления реальных жизненных потребностей народа. Будущее германского народа зависит поэтому исключительно от решения проблемы пространства. Такое решение можно, естественно, искать лишь в течение ближайшего времени, охватывающего продолжительность жизни примерно трех поколений.
Но прежде чем коснуться решения проблемы пространства, следует детально рассмотреть, можно ли достичь перспективного улучшения положения Германии путем автаркии или путем увеличения доли участия в мировом хозяйстве.
Автаркия.
Ее осуществление возможно только при одном условии — строгом руководстве государством со стороны национал-социалистической партии. При ее осуществлении можно достичь следующих результатов.
А. По части сырья лишь условной, но не тотальной автаркии.
1. Если уголь будет использоваться для получения сырьевых продуктов, то автаркии можно достичь.
2. Но с рудами положение уже намного сложнее. Потребность в железе можно покрыть собственной добычей. Это же можно сказать и о легких металлах. Потребность же в других металлах — меди, олове — за свой счет покрыть невозможно.
3. Волокно — потребность можно покрыть из собственного производства, если хватит запасов леса. Но длительное время это невозможно.
4. По пищевым жирам — возможно.
Б. Что касается автаркии по части продовольствия, то на этот вопрос следует ответить категорическим «нет».
Одновременно с общим повышением жизненного уровня возросли по сравнению с периодом, отстоящим от нас на 30-40 лет, потребности, а также увеличилось собственное потребление производителей — крестьян. Дополнительная продукция, полученная путем увеличения сельскохозяйственного производства, пошла на покрытие возросших потребностей, поэтому она не означала абсолютного увеличения производства. Дальнейшее увеличение производства посредством интенсификации обработки земли, которая в связи с использованием искусственного удобрения обнаруживает уже признаки усталости, вряд ли возможно. Поэтому совершенно очевидно, что даже при самом максимальном увеличении производства нельзя будет обойтись без мирового рынка. Валютные расходы для обеспечения продовольственного снабжения путем импорта возрастают в неурожайные годы до катастрофических размеров. Вероятность катастрофы увеличивается по мере роста численности населения, причем превышение рождаемости над смертностью, составляющее 500 тыс. человек ежегодно, означает увеличение потребления хлеба, так как ребенок потребляет больше хлеба, чем взрослый. Решить же продовольственную проблему на длительное время путем понижения жизненного уровня и введения карточной системы невозможно в нашей стране, учитывая, что в соседних странах имеется примерно такой же уровень жизни. После того как в результате решения проблемы безработицы в полную силу начнет действовать покупательная способность, пожалуй, возможно еще некоторое увеличение собственного сельскохозяйственного производства, однако действительно изменить продовольственную базу не удастся. Таким образом, автаркия оказывается несостоятельной как по отношению к продовольственному снабжению, так и в целом.
Участие в мировом хозяйстве.
Этому участию поставлены границы, которые мы не в состоянии устранить. Надежное укрепление положения Германии невозможно из-за конъюнктурных колебаний. Его нельзя добиться с помощью торговых договоров. При этом нужно принять во внимание одно принципиальное обстоятельство, а именно: что со времени мировой войны произошла индустриализация как раз тех стран, которые ранее были экспортерами продовольствия. Мы живем в эпоху экономических империй, когда тяга к колонизации возвращает нас к первобытному состоянию. В некоторых случаях, как, например, в Японии и Италии, стремление к экспансии имеет экономические мотивы, точно так же, как и для Германии побудительным фактором будет являться экономическая нужда. Для стран, находящихся за пределами больших экономических областей, возможности экономической экспансии особенно ограниченны.
Подъем мировой экономики, обусловленный конъюнктурой военной промышленности, ни в коей мере не может являться основой для урегулирования экономических вопросов на длительное время. Этому также противодействует в первую очередь дезорганизация экономики, исходящая от большевизма. Те государства, которые основывают свое существование на внешней торговле, совершенно очевидно, являются очень уязвимыми с военной точки зрения. Так как наши внешние торговые пути проходят по морским коммуникациям, контролируемым Англией, то речь скорее идет о безопасности перевозок, чем о валюте. А отсюда становится очевидной наша уязвимость в продовольственном снабжении в случае войны. Единственным выходом, быть может, кажущимся нам мечтой, является приобретение обширного жизненного пространства — стремление, которое во все времена было причиной создания государств и перемещения народов. Понятно, что это стремление не встречает интереса в Женеве и со стороны насытившихся государств. Если обеспечение продовольственного снабжения стоит у нас на первом плане, то необходимое для этого пространство можно искать только в Европе, а не в эксплуатации колоний, если не исходить из либеральных капиталистических воззрений. Речь идет не о приобретении людей, а о приобретении пространства, пригодного для сельского хозяйства. Целесообразнее также искать сырьевые районы непосредственно по соседству с Германией, в Европе, а не за океаном, причем решение должно дать результат для одного-двух последующих поколений. А что предстоит сделать позже, после этого срока, — это надо предоставить решить самим последующим поколениям. Развитие обширных областей мира происходит очень медленно. Немецкий народ со своим мощным расовым ядром находит для этого благоприятнейшие предпосылки в центре Европейского континента. А что всякое расширение пространства может происходить только путем преодоления сопротивления и причем с риском, это доказано историей всех времен, в том числе Римской империей, Британской империей. Неизбежны также и неудачи. Ни раньше, ни сейчас не было и нет территории без хозяина; наступающий всегда наталкивается на владельца.
Для Германии вопрос стоит так: где можно добиться максимального выигрыша путем минимальных усилий?
Германская политика должна иметь в виду двух заклятых врагов — Англию и Францию, для которых мощный германский колосс в самом центре Европы является бельмом на глазу, причем оба государства заняли отрицательную позицию в вопросе дальнейшего усиления Германии как в Европе, так и в других частях света и могут опереться в этой своей отрицательной позиции на поддержку всех политических партий. В создании германских военных баз в других частях света обе эти страны видят угрозу их морским коммуникациям, обеспечение германской торговли и, как следствие этого, укрепление германских позиций в Европе. Англия не может ничего уступить нам из своих колониальных владений вследствие сопротивления доминионов. После того как переход Абиссинии во владение Италии нанес ущерб престижу Англии, невозможно рассчитывать на возвращение Восточной Африки. Положительная позиция Англии в лучшем случае может выразиться в том, что она даст нам понять, чтобы мы удовлетворили наши колониальные интересы путем захвата таких колоний, которые в настоящее время не находятся во владении Англии, — таких, например, как Ангола. В том же смысле может выразиться и положительная позиция Франции. Серьезный разговор о возвращении нам колоний может состояться лишь в такой момент, когда Англия будет находиться в бедственном положении, а германская империя будет сильной и вооруженной. Фюрер не разделяет мнения, что Британская империя несокрушима. Сопротивление Британской империи оказывают скорее не завоеванные страны, а конкуренты. Невозможно сравнить в смысле прочности Британскую империю с Римской. Последней не противостоял со времени Пунических войн сколько-нибудь серьезный политический противник. Лишь в результате ослабляющего воздействия христианства и явлений старения, появляющихся в каждом государстве, Древний Рим не смог устоять перед натиском германцев.
А рядом с Британской империей уже сегодня существует несколько государств, превосходящих ее по мощи. Английская метрополия в состоянии защищать свои колониальные владения только в союзе с другими государствами, но никак не своими силами. Как может, например, Англия защитить одна, скажем, Канаду, если на нее нападет Америка, или же свои владения в Восточной Азии, если на них посягнет Япония! Выпячивание английской короны как носителя сплоченности империи уже является признанием того, что империю невозможно сохранить в течение длительного времени. На это указывают следующие значительные факты.
а. Стремление Ирландии к самостоятельности.
б. Конституционная борьба в Индии, где Англия в результате проведения полумер дала индусам возможность использовать с течением времени невыполнение ею своих обещаний конституционных прав как средство борьбы против ее владычества.
в. Ослабление английских позиций в Восточной Азии в результате действий Японии.
г. Противоречия в районе Средиземного моря с Италией, которая — призванная своей историей, подталкиваемая необходимостью и руководимая гением — укрепляет свои позиции и в связи с этим все больше и больше вынуждена выступать против английских интересов. Исход абиссинской войны — это удар по престижу Англии; этот удар Италия стремится усилить с помощью подстрекательства магометанских стран. В итоге следует констатировать, что, несмотря на всю идейную прочность, политически невозможно в течение значительного времени сохранить империю силами 45 миллионов англичан. Соотношение численности населения империи и метрополии — 9:1 является для нас предостережением, указывающим, чтобы мы при расширении пространства не сужали нашу базу — численность нашего народа.
Положение Франции более благоприятно, чем положение Англии. Французская империя территориально расположена лучше, жители ее колониальных владений используются для несения военной службы. Но Франция переживает внутриполитические трудности. В жизни народов парламентская форма правления занимает примерно 10 процентов, а авторитарная — около 90 процентов. Во всяком случае в наших политических расчетах следует учитывать следующие факторы силы: Англия, Франция, Россия и соседние более мелкие государства.
Для решения германского вопроса может быть только один путь — путь насилия, а он всегда связан с риском. Борьба Фридриха Великого за Силезию и войны Бисмарка против Австрии и Франции были связаны с величайшим риском, а быстрота, с какой действовала Пруссия в 1870 г., не позволила Англии вступить в войну. Если при дальнейшем рассуждении исходить из решения применять силу, связанную с риском, то тогда остается еще дать ответ на вопросы: «когда?» и «как?». При этом необходимо решить три варианта.
Первый вариант.
Время осуществления — с 1943 по 1945 г.
После этого периода можно ожидать лишь изменения обстановки не в нашу пользу.
Вооружение армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил, а также формирование офицерского корпуса в общих чертах закончено. Материально-техническое оснащение и вооружение являются современными, и если продолжать ждать, то имеется опасность, что они устареют. В первую очередь невозможно все время сохранять в секрете «специальные виды оружия». Пополнение резервов ограничивается лишь очередными призывами рекрутов. Дополнительных возможностей пополнения путем призыва старших возрастов, не прошедших боевой подготовки, больше не будет.
Если учесть вооружение, которое к тому времени произведут другие страны, мы станем относительно слабее. Если мы не выступим до 1943-1945 гг., то вследствие отсутствия запасов каждый год может наступить продовольственный кризис, для преодоления которого нет достаточных валютных средств. В этом следует усматривать «слабую сторону режима». К тому же мир ожидает нашего удара и из года в год предпринимает все более решительные контрмеры. Поскольку мир отгородился, мы вынуждены наступать. Какова будет в действительности обстановка в 1943-1945 гг., сегодня никто не знает. Определенно лишь одно, а именно: что мы не можем дольше ждать.
Таким образом, с одной стороны, имеются мощные вооруженные силы, которые необходимо поддержать на должном уровне, и происходит процесс старения движения и его вождей. С другой стороны, у нас в перспективе снижение жизненного уровня и ограничение рождаемости. Все это не оставляет иного выбора, кроме как действовать. Если фюрер еще жив, то не позже 1943-1945 гг. он намерен обязательно решить проблему пространства для Германии. Необходимость действовать раньше 1943-1945 гг. может появиться при втором и третьем вариантах.
Второй вариант.
Если социальные противоречия во Франции приведут к такому внутриполитическому кризису, который охватит и французскую армию, и ее нельзя будет использовать для войны против Германии, то это будет означать, что наступил момент для выступления против Чехии.
Третий вариант.
Если Франция окажется настолько скованной в результате войны с каким-либо другим государством, что она не сможет «выступить» против Германии.
В целях улучшения нашего военно-политического положения в любом случае военных осложнений нашей первой задачей должен быть разгром Чехии и одновременно Австрии, чтобы снять угрозу с фланга при возможном наступлении на запад. В случае конфликта с Францией, пожалуй, нельзя будет ожидать, что Чехия объявит нам войну в один и тот же день, что и Франция. По мере нашего ослабления, однако, в Чехии будет возрастать желание принять участие в войне, причем ее вмешательство может выразиться в наступлении на Силезию, на север или на запад.
Если же Чехия будет разгромлена и будет установлена граница Германии с Венгрией, то в случае нашего конфликта с Францией можно будет скорее ожидать, что Польша займет нейтральную позицию. Наши соглашения с Польшей сохраняют силу до тех пор, пока мощь Германии несокрушима. Если Германию постигнут неудачи, то надо ожидать, что Польша выступит против Восточной Пруссии, а, возможно, также против Померании и Силезии.
Если представить себе такое развитие ситуации, которое приведет к планомерным действиям с нашей стороны в 1943-1945 гг., то позицию Франции, Англии, Италии, Польши, России можно оценить предположительно следующим образом.
Вообще фюрер полагает весьма вероятным, что Англия, а также предположительно и Франция втихомолку уже списали со счетов Чехию и согласились с тем, что когда-нибудь этот вопрос будет решен Германией. Трудности, переживаемые империей, а также перспектива вновь быть втянутой в длительную европейскую войну являются решающими для неучастия Англии в войне против Германии. Английская позиция наверняка не останется без влияния на позицию Франции. Выступление Франции, без поддержки Англии, с перспективой, что наступление захлебнется перед нашими западными укреплениями, является маловероятным. Без участия Англии нельзя ожидать также, чтобы Франция прошла через Бельгию и Голландию, от чего и мы должны отказаться в случае конфликта с Францией, так как это неизбежно будет иметь следствием враждебное отношение Англии. Естественно, во всяком случае, при осуществлении нами нападения на Чехию и Австрию обеспечить прикрытие на Западе. При этом следует учесть, что оборонные мероприятия Чехии из года в год будут усиливаться и что с течением времени будет происходить внутренняя консолидация австрийской армии. Хотя плотность населения, в частности, в Чехии, и незначительна, все же присоединение Чехии и Австрии позволит получить продовольствие, достаточное для 5-6 млн. человек при условии, что из Чехии будут в принудительном порядке выселены два, а из Австрии — один миллион человек. Присоединение обоих государств к Германии означает, с военно-политической точки зрения, значительное облегчение положения вследствие сокращения протяженности и улучшения начертания границ, высвобождения вооруженных сил для других целей и возможности формирования новых соединений в количестве примерно 12 дивизий, причем на каждый миллион жителей приходится одна новая дивизия.
Со стороны Италии нельзя ожидать никаких возражений против устранения Чехии, однако какую позицию она займет в австрийском вопросе — оценить сегодня невозможно; эта позиция будет во многом зависеть от того, будет ли к тому моменту еще жив дуче.
Степень внезапности и быстрота наших действий являются решающими для позиции Польши. Польша, имея с тыла Россию, вряд ли будет склонна вступить в войну против Германии, если последняя будет одерживать победы.
Военное вмешательство России необходимо предотвратить быстротой действий наших войск. Оно вообще является более чем сомнительным ввиду позиции Японии.
Если события будут развиваться по второму варианту — парализация Франции в результате гражданской войны, то вследствие выхода из строя опаснейшего противника необходимо использовать обстановку для нанесения удара против Чехии в любое время.
Фюрер считает, что определенным образом приблизилась возможность третьего варианта, который может наступить как результат существующих в настоящее время противоречий в районе Средиземного моря и который он намерен использовать, если появится возможность, в любое время, даже и в 1938 г.
Учитывая ход событий, фюрер считает, что не предвидится скорое окончание военных действий в Испании. Если учесть время, которое затрачивал Франко для проведения своих наступательных операций до сих пор, то возможно, что война продлится еще примерно три года. С другой стороны, с точки зрения Германии стопроцентная победа Франко является нежелательной. Напротив, мы заинтересованы в продолжении войны и в сохранении напряженности в районе Средиземного моря. Франко, безраздельно владея Пиренейским полуостровом, исключит возможность дальнейшего итальянского вмешательства и пребывания итальянцев на Балеарских островах. Поскольку наши интересы направлены на продолжение войны, задача нашей политики в ближайшее время будет состоять в том, чтобы обеспечить тыл Италии для дальнейшего пребывания на Балеарских островах. Но ни Франция, ни Англия не могут согласиться с тем, что итальянцы закрепятся на Балеарских островах. Это может привести к войне Франции и Англии против Италии, причем Испания — если она будет целиком находиться в руках белых (Франко) — может выступить на стороне противников Италии. В такой войне поражение Италии является маловероятным. Для пополнения ее сырьевых ресурсов открыт путь через Германию. Ведение войны со стороны Италии фюрер представляет себе таким образом, что она будет обороняться на своей западной границе против Франции и вести борьбу из Ливии против североафриканских французских колониальных владений.
Поскольку высадка франко-английских войск на побережье Италии, очевидно, отпадает, а наступление французов через Альпы в Верхнюю Италию является затруднительным и может захлебнуться перед сильными итальянскими укреплениями, основные действия будут происходить в Северной Африке. В результате угрозы, которая возникнет для французских транспортных коммуникаций со стороны итальянского флота, в значительной степени окажется парализованной транспортировка войск из Северной Африки во Францию, так что на границах против Италии и Германии она будет располагать только войсками, находящимися в собственно Франции.
Если Германия воспользуется этой войной для решения чешского и австрийского вопросов, то с большой вероятностью можно предположить, что Англия, находясь в состоянии войны против Италии, также не решится выступить против Германии. А без поддержки Англии нельзя ожидать, чтобы Франция начала войну против Германии.
Момент для нашего нападения на Чехию и Австрию должен быть поставлен в зависимость от хода итало-англо-французской войны и не должен, скажем, совпадать с началом военных действий этих трех государств. Фюрер не думает также заключать военных соглашений с Италией, а намерен, используя эту благоприятную возможность, которая может представиться лишь один раз, самостоятельно начать и провести кампанию против Чехии, причем нападение на Чехию должно быть осуществлено «молниеносно»…»
Таков «протокол Хоссбаха». Из него вытекает, что в конце 1937 года генералитету должно было быть ясно, что наступает время действий. Оно и наступило — сначала для аншлюса Австрии в апреле 1938 года, что, как и предполагалось, не потребовало использования военной силы. Затем — для Чехословакии: 20 мая 1938 года был разработан генералом Йодлем первый вариант плана операции «Грюн» — то есть первой операции, прямо предусматривавшей применение военной силы вермахта. Вариантов было разработано много: от 20 мая, 30 мая, 18 июня, 7 июля, 25 августа, 21 сентября, 27 сентября, 30 сентября. Вот один из вариантов — от 25 августа:
5-й отдел генерального штаба (1с) Берлин, 25 августа 1938 г.№ 28/38.
Отпечатано 2 экз.
Экз. № 2.
Совершенно секретно.
Только для командования.
Передавать только через офицера.Содержание: Расширенный вариант операции «Грюн». Анализ обстановки с оценкой противника.
А. Исходная политическая обстановка
1. При оценке обстановки за основу берется предположение, что Франция начнет войну против Германии в период операции «Грюн». Анализ исходит из предпосылки, что решение начать войну будет принято Францией лишь в случае, если можно будет с уверенностью ожидать военной помощи со стороны Великобритании.
2. Советский Союз, видимо, сразу станет на сторону западных держав.
3. Вступление в войну против Германии других государств первоначально не берется в расчет.
В этой связи для ведения войны в Западной Европе по сравнению с периодом первой мировой войны очень возрастает значение бельгийско-нидерландского плацдарма, в особенности для базирования авиации при ведении воздушной войны.
4. Соединенные Штаты Северной Америки сразу поддержат борьбу западных держав мощными средствами идеологического и экономического характера.
5. В качестве доброжелательно-нейтральных стран рассматриваются Италия, Испания, Венгрия и Япония.
Б. Исходная военная обстановка
1. Так как военная помощь на основе французско-чехословацкого договора может быть оказана лишь при неспровоцированном нападении на одного из участников договора и потребуется по крайней мере согласование французской и британской точек зрения в юридическом отношении, то уже только по политическим причинам первым днем развернутых военных действий может стать самое раннее 2-й день войны, а при передаче 24-часового ультиматума — лишь 3-й день войны.
2. Кроме того, предполагается, что фактическое открытие военных действий произойдет лишь после завершения сосредоточения и развертывания французских вооруженных сил, т. е. в период между 4-м и 18-м днем войны, чтобы:
а) использовать сосредоточение и развертывание войск как средство политического нажима,
б) беспрепятственно осуществить сосредоточение и развертывание войск.
3. Цель войны для стран Антанты усматривается в следующем: разбить Германию путем подавления ее военной экономики, т. е. с расчетом на ведение длительной войны.
4. Для французских сухопутных войск имеются следующие оперативные возможности:
а) занять и удержать линию Мажино,
б) в начале войны ввести войска в Бельгию и Нидерланды с целью захватить Рурскую область.
Все предпосылки говорят в пользу первого решения...».
Или вот протокол совещания у Гитлера 4 сентября 1938 г.:
«Фюрер разъясняет точку зрения по вопросу использования сил в операции «Грюн». Перспективы на успех у 2-й армии наименьшие. Перед ее фронтом расположены самые мощные чешские укрепления. Следовательно, растрачивание попусту войск.Напротив, нанесение главного удара силами 10-й армии является перспективным. Заграждения на дорогах подготовлены везде, в том числе, дополнительно к другим видам заграждений, и перед фронтом 2-й армии. Это не является помехой. Чехи удержат свои позиции перед фронтом 2-й армии и будут держать в боевой готовности свою ударную армию восточнее Праги. Против нее нужно нанести удар в сердце страны.
Продвижение 14-й армии срывается из-за недостатка средств транспорта.
Поэтому нужно в полосе 10-й армии сосредоточить моторизованные и танковые дивизии и использовать их для нанесения удара.
Если там прорыв удастся, то затем падет южный фронт противника с тремя линиями укреплений, расположенных перед фронтом 12-й армии.
Наличие одной армии в сердце Богемии решит исход операции.
В полосе 2-й армии может повториться Верден. Наступать там означает истечь кровью, не решив поставленной задачи.
Фон Браухич высказывает опасения по поводу состояния моторизованных дивизий, материально-технического обеспечения и недостаточного опыта командного состава.
Фюрер: Намеченный ход операции совпадает с предположениями чехов. Перед фронтом 10-й армии противник не всегда находится в блиндажах. Имеется возможность направить туда людей Генлейна (одетых в форму). Передний край здесь вынесен далеко.
Вопрос о взаимодействии между 10-й и 12-й армиями. Мы должны учиться вождению моторизованных частей, как раньше использованию прусской кавалерии. Иначе как же мы должны приобретать опыт?
Решающее значение имеет согласование скорости марша.
Прорыв обороны противника в полосе 2-й армии нельзя осуществить настолько быстро, чтобы можно было развить тактический успех в оперативный».
Но при всех различиях вариантов действий Гитлера у них было одно общее: начало европейской войны. Как же Европа была к этому готова?