Операция «Марс»

Одновременно с операцией «Уран» под Сталинградом на Московском направлении разворачивалась операция «Марс». [573] Это наступление советские историки в своих многочисленных исследованиях, трудах и многотомных «историях» просто пропустили.

Между тем уже 10 октября советские войска получили директиву на продолжение Ржевско-Сычевской операции, которая вновь должна была проводиться силами Калининского и Западного фронтов с той же целью: окружение и уничтожение «злокачественной опухоли» — 9-й немецкой армии в районе ржевского выступа. Начало наступления намечалось на 23 октября. Затем сроки были сдвинуты на месяц, что позволило привлечь к подготовке и руководству операцией генерала армии Г.К. Жукова.

На Московском направлении на участке от Холма до Болхова по-прежнему была сосредоточена основная группировка советских войск. В сумме силы двух фронтов и Московской зоны обороны с резервами Ставки насчитывали 1890 тыс. человек, более 24 тыс. орудий и минометов, 3375 танков и 1100 самолетов.

Им противостояли 72 дивизии группы армий «Центр», которая вместе с резервами имела около 1680 тыс. человек, до 3500 танков.

Сравнивая силы сторон, необходимо помнить, что численный перевес Красной Армии выражался еще и в том, что полная смена войск в ней происходила гораздо быстрее, чем у противника. В конце 1942 года личный состав в стрелковых ротах обновлялся в течение недели-двух. М. Абдулин сообщает, что «за два месяца боев весь личный состав в ротах сменился полностью по несколько раз»! Поэтому зачастую потери советских армий и фронтов при проведении наступательных операций превышали 100% от исходного количества войск. Из одиннадцати армий Западного фронта генерала Конева в наступлении должны были участвовать 20, 31 и 29-я. Основной удар наносила 20-я армия под командованием генерал-майора Н.И. Кирюхина в составе шести стрелковых дивизий и четырех танковых бригад. [574] После прорыва вражеской обороны в ее полосе предполагалось ввести в сражение подвижную группу под общим командованием генерал-майора В.В. Крюкова в составе б-го танкового, 2-го гвардейского кавалерийского корпусов и 1-й самокатно-мотоциклетной бригады.

«Нам вновь предстояло форсировать Вазузу... — пишет генерал Гетман, — а затем наступать на ту самую Сычевку, к которой войска фронта не смогли прорваться в августе».

От Калининского фронта генерал-полковника М.А. Пуркаева выделялись также 3 армии. 41-я армия под командованием генерал-майора Ф.Г. Тарасова и 22-я армия генерал-майора В.А. Юшкевича наносили удар на восток, навстречу частям Западного фронта, а 39-я армия генерал-майора А.И. Зыгина должна была наступать на юг, в направлении Оленино. В полосе 41-й армии для развития успеха планировалось ввести в бой 1-й механизированный корпус генерала Соломатина.

К формированию механизированных корпусов в Красной Армии вновь приступили в сентябре 1942 года. Опыт войны показал, что в составе танковых войск необходимо иметь моторизованную пехоту, которая могла бы обеспечивать действия танков и закреплять захваченные ими районы и рубежи. С другой стороны, там, где применение чисто танковых корпусов могло быть затруднено условиями местности, предусматривалось использовать механизированные соединения, которые должны были иметь больше мотопехоты. В состав корпусов входили по три механизированные (каждая такая бригада имела танковый полк — 339 человек и 39 танков), одна-две танковые бригады, полк ПТО, полк ПВО, дивизион гвардейских минометов, бронеавтомобильный дивизион, инженерно-минная рота, части обеспечения. Корпус Соломатина насчитывал 15200 бойцов и 224 танка, из них 10 КВ., 119 Т-34 и 95 Т-70. Кроме того, в резерве 41-й армии находились 47-я и 48-я танковые бригады — еще сотня танков.

В полосе 22-й армии, кроме 185-й, 238-й стрелковых дивизий, должен был действовать 3-й мехкорпус генерал-майора М.Е. Катукова — три механизированные и одна танковая бригада, 13500 человек, 175 танков. В резерве командарма имелась 114-я стрелковая бригада и 39-й танковый полк. [575]

Для проведения операций «Марс» выделялось в общей сложности 545 тыс. человек и 1200 танков.

Группа армий «Центр» за прошедшее время значительно усилилась. В октябре — ноябре сюда было переброшено в общей сложности 16 дивизий. Непосредственно наржев-ско-вяземском выступе перед фронтом 20-й и 31-й советских армий оборону занимал 39-й танковый корпус, состоявший из 5-й танковой, 78-й и 102-й пехотных дивизий. Позади них располагались резервы — 9-я танковая и 95-я пехотная дивизии. На западном фасе выступа перед 22-й и 41-й армиями находился немецкий 41-й танковый корпус, позади которого тоже имелись армейские резервы — 1-я танковая дивизия и мотодивизии СС «Великая Германия». Севернее оборону занимал 23-й армейский корпус — 110-я и 206-я пехотные, 14-я моторизованная дивизии.

Немцы хорошо подготовились к зимней кампании. Не в пример прошлой зиме, весь личный состав был снабжен теплым обмундированием. Оборона непрерывно совершенствовалась в инженерном отношении. На всех направлениях вероятных ударов советских войск были выставлены минные поля, созданы мощные опорные пункты, система дзотов. В полосе Западного фронта, по признанию Гетмана:

«Наиболее укрепленной оказалась полоса предстоявшего наступления нашей подвижной группы, тянувшаяся от Кортнево до населенного пункта Хлепень».

У основания выступа располагались резервы группы армий «Центр» — 12, 19 и 20-я танковые дивизии. В критической ситуации они могли быть достаточно быстро переброшены на угрожаемое направление. [576]

Одновременно на своем правом крыле Калининский фронт готовился проводить еще одну операцию — наступление 3-й ударной армии генерал-майора К.Н. Галицкого на Великие Луки и Невель с целью перерезать в районе Новосоколышки железную дорогу Ленинград — Витебск. В перспективе советское командование рассчитывало, ликвидировав великолукский плацдарм противника, открыть путь в Прибалтику. В 3-ю ударную армию входили 5-й гвардейский стрелковый корпус генерал-майора А.П. Белобородова, 5 стрелковых дивизий, 5 отдельных танковых, 7 артиллерийских полков и 9 полков гвардейских минометов. В резерве командарма находился 2-й механизированный корпус, 184-я танковая и 31-я стрелковая бригада.

Общий замысел сводился к следующему. Главный удар южнее Великих Лук в обход города с северо-запада наносил 5-й стрелковый корпус — 9-я и 46-я гвардейские, 357-я стрелковая дивизии. Навстречу Белобородову из района севернее Великих Лук наступала ?81-я стрелковая дивизия полковника Б.С. Маслова. С фронта город охватывала 257-я стрелковая дивизия полковника А.А. Дьяконова. В полосе прорыва главных сил 5-го стрелкового корпуса вводился 2-й механизированный корпус под командованием генерала И.П. Корчагина — три механизированные и две танковые бригады — с задачей овладеть железнодорожным узлом Новосокольниково. Южнее гвардейцев Белобородова наносили вспомогательные удары 21-я гвардейская и 28-я стрелковая дивизии 3-й ударной армии и правофланговая 360-я дивизия 4-й ударной армии. Обеспечение правого фланга ударной группировки возлагалось на 31-ю стрелковую бригаду, левый фланг прикрывала 184-я танковая бригада.

Жуков план утвердил лично. Это по его «совету» все силы 3-й ударной армии были выстроены фактически в один эшелон. Генерал Галицкий хотел оставить в резерве 21-ю гвардейскую дивизию позади своего левого фланга, но представитель Ставки приказал выдвинуть дивизию в первый эшелон и тем самым «расширить участок прорыва и увеличить начальную силу удара». [577] Великий полководец Жуков никогда не понимал, зачем нужны оперативные резервы, у него никто не оставался «без дела». Наступать должны были все — 95608 человек, 743 орудия, 1346 минометов, 46 установок РС, 390 танков. Более 500 орудий надлежало сопровождать пехоту в боевых порядках.

Противник в полосе предстоящего наступления, не имея достаточно войск, сосредоточил свои усилия на защите наиболее важных участков. Район Великих Лук обороняли части 83-й пехотной дивизии генерала Шерера и один охранный батальон. Город был превращен в мощный, подготовленный к круговой обороне узел сопротивления, насыщенный огневыми средствами. Многие здания превратили в долговременные огневые точки, взаимодействовавшие друг с другом и перекрывавшие огнем улицы и перекрестки. Передний край обороны проходил в 5 км от городских окраин. Южнее, в районе Мартьяново, участок прикрывался двумя отдельными батальонами. Между этими двумя «группировками» и севернее Великих Лук имелись лишь небольшие гарнизоны в отдельных населенных пунктах.

В районе Новосокольников располагались резервы: 3-я горнострелковая дивизия и 55-й полк 6-ствольных минометов. Северо-восточнее Невеля сосредоточивалась 20-я мотодивизия. Кроме того, в район Опухлики против южного фланга генерала Галицкого подтягивалась 291-я пехотная дивизия, а в район Насва, к северо-востоку от Великих Лук, с Холмского направления перебрасывалась 8-я танковая дивизия. Прибывший в Новосокольники из Витебска штаб 59-го армейского корпуса должен был объединить все эти соединения.

* * *

Операции войск Западного и Калининского фронтов начались 25 ноября сразу по трем направлениям. Две армии Западного фронта атаковали восточный фас ржевского выступа севернее Зубцова, на 40-километровом участке вдоль рек Вазуза и Осуга. [578] Одновременно 22-я и 41-я армии Калининского фронта нанесли встречный удар с западного фаса выступа. А 3-я ударная армия начала наступление против северного крыла группы армий «Центр», пытаясь с двух сторон охватить Великие Луки.

В ночь перед наступлением погода в полосе 20-й и 31-й армий резко изменилась, повалил снегопад, затем началась пурга. Артиллеристы не видели целей и вели огонь по площадям, что резко снизило эффективность артподготовки, и хотя она длилась полтора часа, результаты ее были незначительны. Это сразу стало ясно, как только в 9.20 в атаку пошла пехота. Неподавленные огневые точки противника оказали сильное противодействие. 31-й армии генерал-майора В.С. Поленова прорвать оборону не удалось. Ее 88, 336 и 239-я стрелковые дивизии, поддержанные 332-й и 145-й танковыми бригадами, ценой больших потерь добились лишь незначительных успехов. Южнее 20-я армия достигла несколько большего — 247-я стрелковая дивизия, при поддержке 80-й и 140-й танковых бригад,, форсировала Вазузу и захватила плацдарм на ее западном берегу. Командарм сразу же бросил в бой свой резерв — 331-ю стрелковую дивизию полковника П.Е. Берестова. Под сильным огнем противника части 20-й армии медленно пробивались вперед, расширяя плацдарм. Однако и здесь не удалось добиться прорыва.

Тогда Жуков и Конев решили бросить вперед резервы и подвижную группу, не дожидаясь, пока стрелковые части прогрызут главную полосу. Жуков не был бы Жуковым, если бы не был готов ради достижения поставленной цели израсходовать последнего имеющегося под рукой солдата.

На рассвете 26 ноября части второго эшелона — 8-й гвардейский стрелковый, 6-й танковый и 2-й гвардейский кавалерийский корпуса начали выдвижение на плацдарм. Однако быстрого массированного удара не получилось. Две сотни танков, 30 тыс. солдат и 10 тыс.. кавалеристов длинными колоннами растянулись по двум узким, затерянным в снегах дорогам, ведущим через реку на западный берег. [579] В результате подвижные части понесли потери от огня немецкой артиллерии, еще не вступив в бой. Лишь к середине дня 6-й танковый корпус (170 танков), которым ввиду болезни генерала Гетмана командовал полковник П.М. Арман, переправился на плацдарм. Три дивизии кавкорпуса вынуждены были задержаться на восточном берегу реки до следующего дня.

Танкисты сразу же рванулись вперед. 6-я мотострелковая бригада овладела деревней Холм-Березуйский и повернула на юг. 22-я танковая к вечеру выбила немецкие гарнизоны из укрепленных пунктов в Большом и Малом Кропотово, а ее 2-й танковый батальон прорвался через железную дорогу Ржев — Сычевка к деревне Ложки. 200-я и 100-я танковые бригады заняли Гриневку и Подосиновку. Этот успех дался нелегко: бригады потеряли до половины личного состава и танков, много было раненых, требующих эвакуации, следовало также пополниться горючим и боеприпасами. Корпус перешел к обороне.

В это время немцы перебрасывали к участку прорыва части 27-го армейского корпуса из района Ржева и 9-ю танковую дивизию со стороны Сычевки.

Наступление подвижной группы возобновилось 28 ноября, с подходом отставших соединений. Вместе с 6-м танковым корпусом действала 1-я самокатно-мото-циклетная бригада. С рубежа 100-й танковой бригады северо-западнее Подосиновки наносил удар также кавалерийский корпус Крюкова. К исходу дня советские войска продвинулись вперед еще на 20 км. Были разгромлены штабы трех частей из состава 9-й армии, уничтожено 2 артиллерийских полка противника, захвачены тыловые склады. К исходу дня 22-я и 200-я танковые бригады совместно с частью сил 6-й мотострелковой бригады перерезали железную дорогу Ржев — Сычевка и достигли рубежа Соустово, Азарово, Никишино, где были остановлены подоспевшими немецкими резервами. [580]

Однако сосредоточенные на плацдарме советские стрелковые части так и не вошли в прорыв. Кроме того, на плацдарм не удалось перебросить достаточное количество артиллерии, а 9-я танковая дивизия немцев начала контратаки в Северном направлении вдоль Ржевского шоссе, угрожая отрезать прорвавшиеся части.

Жуков считал, что все еще идет нормально. В ночь на 29 ноября он отдал приказ стрелковым дивизиям на плацдарме расширять прорыв, танковым и кавалерийским частям продолжать наступление .на запад. Соединившись с войсками Калининского фронта, они должны были довершить окружение и разгром противника.

В эту же ночь немцы нанесли удар с двух сторон по флангам и в тыл прорвавшейся советской группировки. С севера атаковали части 27-го армейского корпуса, с юга — 39-го танкового. Они закрыли брешь в обороне на участке Ложки, Никишево. В результате находившиеся западнее железной дороги Ржев — Сычевка ослабленные в боях части 2-го кавалерийского корпуса, 22-й и 200-й танковых бригад, батальон 6-й мотострелковой бригады, остатки самокатно-мотоциклетной бригады оказались в окружении.

Калининский фронт, хотя и наступал сразу обоими своими флангами, добился в эти дни более заметных успехов. 41-я армия, нацеленная на левый фланг ржевской группировки, начала наступление на город Белый, севернее, вдоль реки Лучеса, наносила удар 22-я армия. Утром 25 ноября ударная группа 41-й армии — 6-й Сибирский добровольческий стрелковый корпус генерала С.И. Поветкина (в его состав входили 150-я Новосибирская дивизия, 74-я Алтайская, 75-я Омская, 78-я Красноярская и 91-я стрелковые бригады; дивизия имела 13754 человека, бригады — по 6000 человек) и 1-й механизированный корпус, несмотря на метель и малопригодную для наступления местность, прорвали оборону противника и начали обход Белого, стремясь перерезать шоссе на Духовщину. [581]

К вечеру 27 ноября передовые части 65-й и 219-й танковых бригад корпуса Соломатина достигли дороги Белый — Владимирское, прервав одну из двух важнейших коммуникаций 41-го танкового корпуса генерала Гарпе. В немецкой обороне образовался прорыв шириной 20 км и глубиной 30 км. Однако советская пехота и артиллерия в условиях бездорожья далеко отстала от танкистов.

К тому же вместо того чтобы двигаться вслед за танками и завершить глубокий охват, генерал Тарасов бросил 150-ю стрелковую дивизию на север, на штурм Белого. Ее войска не смогли преодолеть оборону 146-й пехотной дивизии противника, несмотря на то что весь удар был сосредоточен против одного из ее полков. Даже введение в бой 91-й стрелковой и 19-й механизированной бригад не смогло изменить положения. А утром 26 ноября к Белому подошли немецкие резервы — 113-й моторизованный полк 1-й танковой дивизии и фузилерный полк мотодивизии СС «Великая Германия». Остальная часть 1-й танковой дивизии была брошена на север — против двух танковых бригад Соломатина, оседлавших шоссе Белый — Владимирское.

27 ноября генерал Соломатин запросил у командующего 41-й армией резервы — 47-ю и 48-ю танковые бригады. Однако Тарасов и их не направил в прорыв — командарм задумал новый обходной маневр. 47-я бригада полковника И.Ф. Дремова была направлена северо-восточнее Белого, чтобы попытаться замкнуть вокруг города кольцо окружения. 29 ноября Дремову удалось обойти город и выйти на шоссе Белый — Владимирское, но дальше он продвинуться не смог.

Севернее 22-я армия в первый день наступления прорвала немецкую оборону на стыке 86-й пехотной дивизии 41-го танкового корпуса и 110-й пехотной дивизии 23-го армейского корпуса. Впрочем, сплошного фронта на этом направлении не было, основным препятствием для наступивших поначалу являлся глубокий снежный покров и многочисленные минные поля. [582] В следующие 2 дня генерал Юшкевич ввел в сражение весь механизированный корпус Катукова и вытеснил германские войска из долины реки Лучесы. Дальше наступление застопорилось, поскольку Модель перебросил в полосу 23-го армейского корпуса последний полк из состава дивизии «Великая Германия». В ответ генерал Юшкевич отправил в бой свои последние резервы — 114-ю стрелковую бригаду и 39-й танковый полк. Однако и это не помогло, продвинуться дальше и выйти на шоссе Оленино — Белый советские части не смогли.

Обстановка стала для наших генералов слишком сложной: бездорожье, пурга, отсутствие информации, опять же — немцы. Танковые бригады растворились в лесах и снегах, управление по-прежнему оставляло желать лучшего, надежная связь с подразделениями отсутствовала.

Генерал Д.А. Драгунский вспоминает, как получил задание отыскать сгинувший в стремительном наступлении танковый батальон:

«Оторванный от всего и всех батальон Долгова залег на опушке леса и вот уже третий день не двигался с места (т. е. никаких задач не выполнял. - Авт.). Телефонной связи с ротами (подчиненными. - Авт.) и штабом бригады (начальством.  — Авт.) не было. Единственная радиостанция оказалась запакованной в ящик и спрятанной (!) где-то в обозе. Вдобавок ко всему я с удивлением узнал, что Долгов страдает радиобоязнью. Он и подчиненным вдолбил, что противник якобы охотится за каждой рацией и именно по ним ведет артиллерийский огонь». При этом комбат за трое суток «лежания на опушке» так и не смог выяснить, «какой противник перед батальном, кто действует справа и слева».

С севера на позиции 23-го армейского корпуса немцев наступала 39-я армия Калининского фронта, имевшая в своем составе три стрелковые дивизии, четыре стрелковые и две танковые бригады. Ей противостояли две пехотные — 253-я и 206-я — и 14-я моторизованная дивизии, усиленные спешно переброшенной сюда парой батальонов из дивизии «Великая Германия». [583]

Поскольку генерал Зыгин наносил вспомогательный удар, резервов у него не было, прорвать неприятельскую оборону и выйти на шоссе Оленино — Ржев 39-я армия не смогла. Ее части продвинулись всего на 5 км, а затем были отброшены на исходные позиции.

Тем временем все вернее вырисовывалось повторение сценария Ржевско-Вяземского сражения. Непогрешимый Жуков вновь наступал на те же грабли. Интересно, кого он на этот раз сделает виноватым?

Западнее железной дороги Ржев — Сычевка находились в окружении части подвижной группы 20-й армии. Были исчерпаны запасы продовольствия, кончались боеприпасы и горючее. Попытка организовать снабжение по воздуху не удалась. Поэтому на рассвете 30 ноября по приказу командующего фронтом части 6-го танкового корпуса предприняли попытку прорваться только в районе Малое Кропоткино. Одновременно войска генерала Кирюхина наносили встречный удар с востока. Но пробиться к деревне удалось только окруженцам, наступавшая с востока пехота так и не смогла сделать того же. Немцы тем временем подтягивали резервы и укрепляли оборону на этом направлении.

Командование 6-го танкового корпуса приняло решение пробиваться к своим севернее, через Большое Кропоткино. В ночь на 30 ноября танкисты нанесли неожиданный удар на северо-восток. Одновременно им навстречу наступала 100-я танковая бригада с пехотой. В этом бою погибли командиры 200-й танковой и 6-й мотострелковой бригад, однако к утру 1 декабря окруженные части пробились через заслоны противника. Танковые бригады потеряли большую часть боевой техники, поэтому 6-й танковый корпус был выведен в тыл на доукомплектование.

20-я кавалерийская дивизия полковника Курсакова пробиться на восток не смогла и поэтому пошла на запад. После более чем месячного рейда по немецким
тылам около тысячи кавалеристов и присоединившихся к ним партизан вышли в расположение 22-й армии. [584]

* * *

Осложнилось положение и в полосе армии генерала Тарасова. К 41-му корпусу противника подошли подкрепления — 9-я и 12-я танковые дивизии. 1 декабря мехкорпус Соломатииа вынужден был прекратить атаки и перейти к обороне. Проанализировав обстановку, командир советского корпуса пришел к выводу, что над его соединениями нависла реальная угроза окружения. Он вывел в тыл автотранспорт, оставив в боевых порядках только танки, тягачи с орудиями, машины с боеприпасами. Меры командования фронтом по усилению флангов у основания клина запоздали.

К 6 декабря немцы восстановили контроль над дорогой Белый — Владимирское. Обходившая Белый с северо-востока 47-я танковая бригада полковника Дремова была отрезана, ей пришлось с боями пробиваться из окружения. 7 декабря с юга перешел в наступление подошедший из резерва 30-й немецкий танковый корпус — 19-я и 20-я танковые дивизии, а также 1-я танковая и другие части 41-го корпуса. К исходу дня немцам удалось выйти в тыл подвижной группе Калининского фронта, окружив юго-восточнее населенных пунктов Шипарево, Цыцыно, Дубровка части 1-го механизированного и две бригады 6-го стрелкового корпусов.

Генерал Жуков находился в этот момент на командном пункте 41-й армии в деревне Клемятин. Получив доклады об обстановке, он приказал окруженным войскам оставаться на месте. Генералу Соломатину ставилась задача принять под свое командование все части, оказавшиеся в кольце. На самолетах была организована доставка им боеприпасов и продовольствия, стягивались резервы для прорыва внешнего фронта окружения. Все эти меры предпринимались с целью удержать плацдарм, занятый танкистами в глубине вражеской обороны, чтобы затем продолжить наступление. [585]

Немногим лучше дела обстояли в районе Великих Лук. 24 ноября передовые полки четырех стрелковых дивизий 3-й ударной армии, действовавший на главном направлении, при поддержке артиллерии и танков, произвели разведку боем.

Разведка боем — это добывание данных о противнике боевыми действиями специально выделенных подразделений. Она проводится при подготовке наступления с целью уточнения начертания переднего края и системы огня противника. Это значит, что рота, батальон или полк бросались в атаку без надежды на какой-либо успех (для «достоверности» им зачастую ставили реальную боевую задачу), но за это время разведчики-наблюдатели выявляли и наносили на карту огневые точки противника, которые необходимо подавить при развертывании «настоящего» наступления.

Как указывает учебник, разведка боем проводится в случаях, «когда другими способами получить необходимые сведения о противнике не удается». Как правило, другими способами «добывать информацию» о противнике не умели: авиация использовалась редко, особенно в период, когда немцы господствовали в воздухе, и добытые ею данные были недостоверны. Фронтовая разведка была беспомощна, техническая и радиоразведка находились в зачаточном состоянии, даже систематическое визуальное наблюдение за противником не велось. Поэтому любимыми способами ведения разведки в Красной Армии стали добывание «языка» и разведка боем. Но хорошо информированный пленный — редкость. К тому же трудности контроля: разведгруппы порой удалялись на 100 метров от переднего края, ночевали в нейтральной полосе, а поутру возвращались с докладами о трудностях рейда. А на носу очередное наступление, начальство требует данных о силах немцев, и снова организуется разведка боем. В основном для таких мероприятий использовались штрафные роты и батальоны — самый подходящий случай «искупить вину перед Родиной». [586]

Одну из таких разведок описал лейтенант В. Дятлов:

«В десятиминутном огневом налете участвовало два дивизиона нашего полка — и все. После огня какие-то секунды стояла тишина. Потом выскочил из траншеи на бруствер командир батальона: «Ребята-а! За Родину! За Сталина! За мной! Ура-а-а!» Штрафники медленно вылезли из траншеи и, как бы подождав последних, вскинув винтовки наперевес, побежали... Немцы бросили серию красных ракет в сторону атакующих и сразу же открыли мощный минометно-артиллерийский огонь. Цепи залегли, залегли и мы — чуть сзади в продольной борозде. Голову поднять было нельзя. Как засечь и кому засекать в этом аду цели противника? Его артиллерия била с закрытых позиций и далеко с флангов. Били тяжелые орудия. Несколько танков стреляли прямой наводкой, их снаряды-болванки с воем проносились над головой... Штрафники лежали перед немецкой траншеей на открытом поле и в мелком кустарнике, а немец «молотил» это поле, перепахивая и землю, и кусты, и тела людей... Отошло нас с батальоном штрафников всего 7 человек, а было всех вместе — 306...»

Как видим, в смысле полученной информации толку немного. Платить же приходилось дорого. Не только потому, что сам метод малоэффективен. По науке, чтобы скрыть от противника направление предстоящего удара, разведку боем необходимо проводить на широком фронте. Это значит, что в таких же безнадежных боях гибли солдаты — на ложных направлениях, вводя врага в заблуждение.

А вот еще одна разведка боем на Донском фронте в описании М. Абдулина:

«Батальоны штурмовали проволочные заграждения, противопехотную паутину. Чтобы сдержать натиск нашего полка, немцы были вынуждены открыть огонь изо всех видов огневых средств, что, собственно, и требовалось нашему командованию, уточняющему детали контрнаступления. Прорвать оборону противника мы не смогли, но свою боевую задачу потеряв при этом большую часть личного состава и сократив свой участок переднего края до фактически одного батальона, мы выполнили. [587] Картину того первого боя сознание смогло охватить лишь после его окончания, когда в ночь с 13 на 14 ноября в числе немногих выживших я вышел в боевое охранение к нейтральной полосе.

С вечера моросил мелкий дождь, потом резко подморозило... А потом взошла полная луна... Это было похоже на многотысячную скульптурную композицию застывших в ледяном панцире фигур солдат в натуральную величину — лежащих навзничь, сгорбившихся, сидящих, скрючившихся, со вскинутыми руками — призывающими не ослаблять атаки... Обледенелые лица с широко открытыми глазами и кричащими ртами... Груды тел на колючей проволоке, которые придавили ее к земле, приготовив проход к фашистским траншеям...»

Так, «уточняя детали» для командования, в одной атаке, первой и последней, погиб 1034-й полк 293-й стрелковой дивизии. Заметим, не штрафной батальон, а ускоренный выпуск курсантов Ташкентского пехотного училища — лучшего применения им не нашлось.

Еще об одном, совершенно оригинальном способе ведения разведки, рассказал генерал армии Е.Ф. Ивановский:

«Вскоре после гибели А.И. Лизюкова командование корпусом временно принял человек, которого никто из наших фронтовиков не знал. Стиль его работы с командирами штаба показался тоже каким-то непривычным. В первой беседе со мной он несколько раз повторил, что надо будет на направлении предстоящих действий лучше и глубже разведать огневые средства противника. Каких-либо конкретных указаний не дал, советов не высказал.

Перед вечером выехали мы на рекогносцировку местности. Командир долго разглядывал передний край в свой большой трофейный бинокль и вдруг ставит мне такую задачу:

— Мы будем вести наблюдение вон оттуда,.. — он кивнул на высокую скирду соломы. — А вы, Ивановский, возьмите «виллис» и поезжайте по полю. [588] Противник откроет по вам огонь, мы и засечем кое-что.

— Ничего себе задание... — подумал я изумленно. — Что-то вроде движущейся мишени для немецких огневиков.

Мрачновато бросил положенное «есть» и сел в приземистую юркую машину.

Комкор с помощниками взобрался на скирду. Я повел «виллис» вдоль переднего края, прикрываясь кустами лишь кое-где, — ехал почти на виду у гитлеровцев. Те сейчас же заметили, открыли огонь из разных видов оружия, но почему-то не по мне, а по... скирде. Около нее ложились мины, ее секли пулеметные очереди. Как ориентировались немцы, не знаю. Может быть, обнаружили большое начальство на скирде по сверканию в лучах солнца нарядного бинокля. Вижу, скатываются все со скирды кубарем один за другим, машут и кричат мне:

— Давай скорее машину сюда, эвакуироваться надо!

— Лучше вы ко мне... — показываю им жестами. — Здесь хоть ничего не рвется».

Вывод: разведка боем в советском исполнении — очковтирательство с целью «засечь кое-что» и доложить вышестоящему начальству. Максимум — она позволяла уточнить начертание переднего края. Конечно — это большое дело, если нередко наступления затевались даже без этих подробностей. Но вскрыть систему хорошо оборудованной обороны противника, когда огневые средства имеют по 3–5 сменных позиций, а также эшелонированы в глубину, такими методами невозможно.

И на этот раз разведка боем не принесла ожидаемых результатов: подразделения едва приблизились к переднему краю немецкой обороны и залегли, огневые точки были выявлены далеко не полностью, артиллеристы соответственно не получили нужных данных, а значит, достаточно эффективно подавить огневую систему противника перед наступлением не могли. [589]

С утра 25 ноября генерал Галицкий двинул в бой основные силы. Части 5-го гвардейского стрелкового корпуса, наносившие главный удар, сразу же встретили сильное огневое противодействие противника. Броска вперед не получилось, за первые сутки корпус продвинулся на отдельных направлениях до 2–3 км. Но, благодаря подавляющему превосходству («война» идет с одной немецкой пехотной дивизией и отдельными гарнизонами), советское наступление хоть и медленно, но развивалось. К утру 28 ноября 357-я стрелковая дивизия полковника А.Л. Кроника выбила немцев из деревни Мордовище и перерезала железную дорогу Великие Луки — Новосокольники. Вечером того же дня гвардейцы Белобородова встретились с передовыми частями 381-й стрелковой дивизии, замкнув кольцо окружения вокруг великолукского гарнизона — около 7 тыс. человек. Генерал Шерер успел покинуть город.

46-я гвардейская стрелковая дивизия к этому времени вышла к станции Чернозем и заняла ее. 21-я гвардейская дивизия генерала Д.В. Михайлова за 4 дня боев продвинулась лишь на 4–5 км, а 28-я стрелковая дивизия генерала С.А. Князькова занималась штурмом высот в районе деревни Полибино и отбивала у Сеньково психические атаки «пьяных эсэсовцев» (кто же в психическую трезвым пойдет?) из подоспевшего 10-го полка 1-й пехотной бригады СС.

Для развития наступления на главном направлении командарм решил ввести в прорыв 18-ю механизированную бригаду из 2-го мехкорпуса. Она должна была в ночь на 28 ноября сосредоточиться в 15 км юго-западнее Великих Лук и направить усиленный передовой отряд для захвата Новосокольников. Севернее полковник Маслов, также в соответствии с указаниями Галиц-кого, направил один полк своей 381-й дивизии с 146-м танковым батальоном на Великие Луки, а двумя полками развернул наступление на Новосокольники.

Мехбригада с боем вышла в указанный район, но к железнодорожному узлу Новосокольники ей удалось пробиться только к 16 часам 29 ноября. [590] Несколько ее танков прорвались даже на окраину, но были сожжены огнем противотанковых орудий. Израсходовав почти все боеприпасы, бригада вынуждена была перейти к обороне на юго-восточных подступах к городу. В это время полк 381-й стрелковой дивизии вел бой на северо-восточных подступах к городу. Его действия, несогласованные с механизированной бригадой, тоже не дали результатов.

К Новосокольникам был направлен еще один стрелковый полк и 34-я механизированная бригада с танковым полком 43-й мехбригады из корпуса генерала Корчагина, который и должен был объединить действия всех соединений на этом направлении. Общая атака началась утром 3 декабря. Но войска действовали разрозненно, достигнуть успеха опять не удалось.

Между тем противник приступил к сосредоточению на флангах советских войск ударных группировок. От Насвы спешно выдвигалась 8-я танковая, а из района Опухлики на Поречье — 291-я пехотная дивизия. Сюда же предполагалось направить 20-ю мотодивизию. Для отражения надвигавшейся угрозы генерал Галицкий с северо-запада прикрылся 31-й и 54-й стрелковыми, а также 44-й лыжной бригадами, приказав им организовать прочную оборону. Сюда же затем были направлены 26-я стрелковая и 36-я танковая бригады из все того же механизированного корпуса. На левом фланге лицом к противнику разворачивались 28-я стрелковая дивизия, 184-я танковая, 45-я лыжная бригады и два полка 360-й дивизии. Часть сил снималась с Новосокольнического направления, оставшиеся войска перешли к обороне на восточных подступах к городу.

К 10 декабря, после ожесточенных боев, обстановка в полосе 3-й ударной армии на короткое время стабилизировалась. Советским войскам удалось окружить немецкий гарнизон в Великих Луках и отразить на своих флангах попытки противника пробиться к городу. В центре советские войска продвинулись на 25–30 км, но занять Новосокольники не смогли. [591]

Бывший офицер оперативного отдела штаба армии генерал-лейтенант Г.Г. Семенов, анализируя причины неудачи, писал:

«К началу наступления на направлении главного удара мы имели превосходство над гитлеровцами в силах и средствах. Но многие соединения и части... слабо знали противостоящего противника. Наступать они начали медленно, осторожно. Из-за отсутствия в армии вторых эшелонов (жуковское искусство.  — Авт.) вскоре после прорыва обороны неприятеля все войска оказались втянутыми в бои. Дальнейшее наращивание усилий армии возможно было только за счет резервов извне. Побригадное использование 2-го механизированного корпуса привело к тому, что это сравнительно крупное подвижное соединение не оказало заметного влияния на ход событий. Результаты действий корпуса могли стать более значительными, если бы его основные силы были направлены на захват города Новосокольники в первые дни операции».

* * *

Жуков однако считал, что под Великими Луками достигнут значительный успех и не терял надежды добиться подобного и в районе ржевского выступа. Подписанная им и Сталиным 8 декабря 1942 директива Ставки требовала от войск Калининского и Западного фронтов разгромить к 1 января группировку противника в районе Ржев, Сычевка, Оленино, Белый.

Примечательно, что в своих мемуарах Жуков делает вид, что наступательная операция двух фронтов началась именно после издания директивы: «В период с 20 ноября по 8 декабря планирование и подготовка наступления были закончены». В другом месте маршал еще раз уточняет: «28 ноября я находился в штабе Калининского фронта, где обсуждал с командованием предстоящую наступательную операцию». Вот те раз! Уже четыре дня идет жесточайшее сражение, уже смыкается кольцо окружения вокруг 6-го танкового корпуса, войска генерала Тарасова безуспешно штурмуют Белый, в самом разгаре Великолукская операция, а представитель Ставки, специально вызванный из-под Сталинграда для координации действий Пуркаева и Конева, не в курсе происходящего. [592] Если и были здесь какие-то «бои местного значения», то Жуков тут не при чем.

Между тем бывший начальник артиллерии Калининского фронта генерал-полковник Н.М. Хлебников вспоминает, что «Георгий Константинович прибыл к нам» еще 22 ноября и почти безотлучно находился на КП фронта или в штабе 41-й армии — «очень серьезен, немногословен, категоричен в каждом суждении и оценке». А за 3 дня до этого, 19 ноября, Жуков находился в 3-й ударной армии. Как же так, Георгий Константинович? До 8 декабря уже больше ста тысяч солдатиков в снег легло, а некого «вспоминать», не о чем «размышлять».

Для нового наступления в 20-ю армию были направлены резервы и пополнения. Генерал Кирюхин получил свежий 5-й танковый корпус и несколько подразделений из состава 31-й армии. 6-й танковый корпус, не завершивший доукомплектование (в его мотострелковой бригаде имелось всего лишь 170 активных штыков, в 22-й и 100-й танковых бригадах собрали 100 танков), снова вводился в дело. Танкистам ставилась задача прорвать совместно со стрелковыми частями оборону противника на участке Большое и Малое Кропотово и вывести пехоту-на рубеж Ложки, Белохвастово. В дальнейшем во взаимодействии со 2-м гвардейским кавкорпусом выйти в леса Южнее Макруши и повернуть на северо-запад.

«Наступление, — констатирует Гетман, — велось в том же направлении, что и в конце ноября. Однако на этот раз оно не имело успеха, так как осуществлялось меньшими силами, в то время как противник продолжал подтягивать резервы...» Зная привычку советских полководцев бить раз за разом в лоб на одном и том же направлении, Клюге и Модель не сомневались в вопросе, куда им «подтягивать резервы».

Наступление началось в 10.10 11 декабря. Буквально сразу в бой были введены танковые корпуса. [593] Они сумели достичь деревни Малое Кропотово, но без отставшей пехоты. Контратакованные затем противником танкисты были вынуждены отойти на исходные позиции. Бои западнее Вазузы продолжались до конца месяца, пока войска Западного фронта не выдохлись окончательно.

И опять Жуков здесь «не при делах». Он-то находился на Калининском фронте, и вот результат:

«Командование Калининского фронта в лице генерал-лейтенанта М.А. Пуркаева со своей задачей справилось. Группа войск фронта, наступавшая южнее города Белого, успешно прорвав фронт, двинулась в направлении на Сычевку (это о полностью окруженном корпусе Соломатина?  — Авт.). Группа войск Западного фронта должна была, в свою очередь, прорвать оборону противника и двинуться навстречу войскам Калининского фронта... Но случилось так, что Западный фронт оборону противника не прорвал».

В общем, где-то Конев напортачил. Пришлось премудрому Жукову выехать на КП Западного фронта, где он мгновенно разобрался в обстановке: «...я пришел к выводу, что повторять операцию было бесполезно. Противник разгадал наш замысел и сумел подтянуть к району действия значительные силы с других участков». Остается лишь удивляться прозорливости противника и.забывчивости нашего маршала.

Той же директивой от 8 декабря 39-й и 22-й армиям Калининского фронта предписывалось развить удар в общем направлении на Оленино, а войска 41-й армии должны были «разгромить прорвавшуюся группировку противника в районе Цыцыно», а затем не позднее 20 декабря овладеть городом Белый. Новых танковых корпусов генерал Пуркаев не получил, ни одной из поставленных задач его армии выполнить не смогли.

Сибиряки и танкисты Соломатина неделю сражались в окружении, отразив все атаки сжимавших кольцо вражеских дивизий. Снабжение их по воздуху крайне затруднялось нелетной погодой, не раз авиаторы сбрасывали грузы в расположении противника. [594] В частях совершенно кончилось горючее, на исходе были боеприпасы и продовольствие. Наконец Жуков приказал выводить группу из окружения.

В ночь с 15 на 16 декабря генерал Соломатин повел остатки своих войск на прорыв. Перед этим он уничтожил оставшуюся технику и тяжелое вооружение, собрал свои части в кулак и нанес удар в Западном направлении, забрав с собой больных и раненых. С внешней стороны фронта при поддержке всей армейской артиллерии немцев атаковала 154-я танковая бригада полковника Ф.Д. Артамонова. Потери 1-го механизированного корпуса, по докладу генерала Соломатина, составили 8 тыс. убитыми и ранеными и 150 танков.

Общие потери двух советских фронтов в повторной Ржевско-Сычевской операции косвенно оцениваются в 250 тыс. человек и около 800 танков.

Войскам генерала Пуркаева наступать на Белый было затруднительно еще и потому, что с утра 11 декабря противник нанес контрудар на Великолукском направлении, и все резервы пришлось бросать туда. После неудачной попытки деблокировать осажденный гарнизон с северо-запада немцы перенесли основные усилия в район Лешаково, Конюшки. Отсюда по кратчайшему направлению к Великим Лукам на 6-километровом фронте стремилась прорваться 291-я пехотная дивизия, которой удалось потеснить части 9-й гвардейской дивизии генерала Простякова и 14 декабря овладеть деревней Громово. В последующие дни обе стороны наращивали силы на этом направлении.

Командующий 3-й ударной армией получил в свое распоряжение свежий 8-й эстонский стрелковый корпус генерал-майора Л. А. Пэрна и 15 декабря, бросив в бой его 19-ю гвардейскую дивизию, отбил Громово. Немцы в ответ подтянули 20-ю моторизованную дивизию и 1-ю бригаду СС и 19 декабря вновь нанесли удар. За 2 дня боев они продвинулись до Алексейково. [595] Генерал Галицкий (поскольку на командном пункте почти безвылазно находился в эти дни Жуков, который лично следил за использованием прибывающих резервов, то реально Галицкий мало чем и руководил) последовательно направил в угрожаемый район вновь прибывшие 249-ю стрелковую дивизию и 100-ю стрелковую бригаду. 24 декабря в сражение были введены 44-я и 45-я лыжные бригады, а также 360-я стрелковая дивизия. Армия получила еще 10 артполков. Деревня Алексейково неоднократно переходила из рук в руки.

С утра 4 января 1943 года противник ввел в бой 205-ю пехотную дивизию, переброшенную из-под Вележа, и захватил ряд населенных пунктов. 7 января германская ударная группировка была еще раз усилена прибывшей из Франции 331-й пехотной дивизией. Сутки спустя немцы пересекли железную дорогу Великие Луки — Новосокольники и продолжали продвигаться вперед, их передовые части находились уже в 4–5 км от города. Одновременно с северо-запада вновь перешла в наступление 8-я танковая дивизия.

9 января по немецкому клину нанесли фланговые удары 33-я и 184-я танковая бригады и прибывшие из фронтового резерва части 32-й стрелковой дивизии. Со стороны Великих Лук оборонительный рубеж заняли 100-я и 36-я танковые, 47-я механизированная, 57-я инженерная бригады, два полка 357-й стрелковой дивизии. К 12 января, продвинувшись за месяц кровопролитных боев на 15 км, обе германские группировки окончательно остановились, прорваться к окруженным им не удалось. Затем они были отброшены на исходные позиции контратаками 150-й стрелковой дивизии, 23-й и 145-й танковых бригад и других частей 3-й ударной армии.

Одновременно начиная с 13 декабря четыре советские стрелковые дивизии, одна танковая, одна механизированная бригада и 13-й гвардейский танковый полк с огнеметными танками непрерывно штурмовали Великие Луки. Полностью подавить сопротивление гарнизона и освободить город удалось лишь 16 января 1943 года. [596]

Таким образом, к 20 января 3-я ударная армия, имевшая к концу операции уже одиннадцать стрелковых дивизий, две стрелковые, две лыжные, семь танковых и четыре механизированные бригады, освободила территорию площадью 650 км2 и город Великие Луки. Железнодорожный узел Новосокольники остался в руках противника. По советским данным, немцы потеряли около 59 тыс. убитыми и ранеными, 4000 пленными, 250 танков, 770 орудий и минометов. Трофеи составили 190 орудий и минометов, 22 танка и бронемашины, 40 паровозов, 155 автомобилей, 6 складов с военным имуществом и снаряжением.

Участник событий, бывший офицер оперативного отдела штаба 3-й ударной армии генерал Г.Г. Семенов в своих воспоминаниях приводит один из образчиков жуковского военного искусства в критические предновогодние дни.

По всем теоретическим правилам (и нашим, и немецким) для ликвидации прорвавшейся на узком участке ударной группировки противника наиболее целесообразным считалось направлять резервы на фланги клина с тем, чтобы не дать ему расшириться и попытаться его срубить. Что немцы неоднократно демонстрировали Жукову под Ржевом, Вязьмой, Белым и Сычевкой, окружая целые армии и корпуса. Но наш полководец не желал воевать «по шаблону», поэтому

«он требовал ставить вновь прибывшие дивизии перед самым острием клина. И это решение оказалось наиболее верным (!!). Перед гитлеровцами вставали все новые и новые преграды. Фашисты прогрызали боевые порядки одной дивизии, а перед ними уже оказывалась другая. Благодаря этому острие клина затупилось: враг нес большие потери, его наступавшая группировка заметно слабела. В конце концов он вынужден был остановиться».

Вольно же было воевать без пяти минут маршалу! Бросай под танки все, глядишь, гусеницы в мясе увязнут, клин и «затупится». Поэтому нет необходимости Жукову изучать «шаблоны». Умников, изобретавших всякие маневры, он враз укорачивал: «Блистать академической терминологией сейчас не время. Война не терпит схоластики и верхоглядства». [597]

И после войны даже рисовался, противопоставляя свою самобытную методу деятельности военных «профессорского типа»:

«Мне многое приходилось осваивать практически, без достаточных, предварительно накопленных широких и разносторонних знаний. Это имело и свою положительную сторону. Отвечая за дело, стремясь поступить наилучшим образом и чувствуя при этом те или иные проблемы в своей общей подготовке, я стремился решать встававшие передо мной проблемы как можно фундаментальнее, стремился докопаться до корня, не позволять себе принять первое попавшееся поверхностное решение... Кстати сказать, некоторые из наших высокообразованных профессорского типа военных, оказавшихся в положении командующих на тех или иных фронтах войны, не проявили себя с положительной стороны. В их решениях мне случалось замечать как раз элементы поверхностности. Порой они предлагали поверхностные решения, не укладывавшиеся в их профессорскую начитанность».

Вот так, «докопавшись до корня» и решив проблему «фундаментально», Жуков и додумался бросать стрелковые дивизии прямо под танковые клинья. Действительно, «широких и разносторонних знаний» для этого не требовалось. Поэтому, начав Великолукскую операцию с 95 тыс. солдат и офицеров, советские войска потеряли в ее ходе более 104 тыс. убитыми и ранеными.

* * *

Наступление Западного и Калининского фронтов провалилось. Войскам генерала Галицкого удалось хотя бы освободить Великие Луки, и проводимая одной 3-й ударной армией операция удостоилась своего места в нашей истории. Успехи двух фронтов в Ржевско-Сычевской операции были столь мизерны, а потери значительны, что ее попросту вычеркнули из «анналов».

А между тем в 90-е годы ряд западных историков высказали предположение, что операция «Марс» в планах советского командования имела стратегическое значение, едва ли не большее, чем операция «Уран». [598] В случае успеха под Ржевом должна была последовать операция «Юпитер», превосходящая по масштабу Сталинградское контрнаступление, — удар 5-й и 33-й армий Западного фронта на Вязьму с привлечением стратегических резервов Ставки. В перспективе войска Западного и Калининского фронтов должны были разгромить всю группу армий «Центр», а затем прорваться к Балтийскому морю.

Правда, видный советский разведчик генерал Судоплатов эту версию опровергает. Из его воспоминаний следует, что Сталин сделал решающую ставку на Сталинградскую операцию, а наступление на Ржев служило целям грандиозной дезинформации германского генштаба и носило отвлекающий характер:

«Дезинформация порой имела стратегическое значение. Так, 4 ноября 1942 года «Гейне»-»Макс» (лейтенант НКВД Алексей Демьянов, он же офицер связи в советском Генштабе, «завербованный» немецкой разведкой.  — Авт.) сообщил, что Красная Армия нанесет немцам удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом. Немцы ждали удара под Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса под Сталинградом явилось для них полной неожиданностью».

Это косвенно подтверждает доклад в штабы ОЮСи ОКВ руководителя «русского отдела» абвера Гелена, ко торый, ссылаясь на агентуру в Москве, сообщал, что «главный уцар в будущих операциях русских» следует ожидать на участке группы «Центр».

«Не подозревавший об этой радиоигре Жуков, — продолжает Судоплатов, — заплатил дорогую цену — в наступлении под Ржевом полегли тысячи и тысячи наших солдат, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признает, что исход наступательной операции был неудовлетворительным. Но он так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении на Ржевском направлении, поэтому бросили туда такое количество войск».

С этой точки зрения цель Ржевско-Сычевской операции действительно была достигнута. [599] Цена, как обычно, никого не интересовала. Поскольку Жукова обо всех этих тонкостях намеренно не информировали, то и воевал он всерьез, добросовестно укладывая перед немецкими позициями «ударную норму» 10 тыс. убитыми и ранеными в сутки! Отвлекающая операция обошлась дороже Сталинграда.

Даже вполне благонадежный Катуков засомневался, а нельзя ли было «отвлекать» противника не столь ретиво или применить весьма немалые силы поумнее:

«В течение ноября — декабря все три механизированных корпуса периодически вели на своих направлениях бои — наступательные и оборонительные. Действовали мы разрозненно и по задачам, и по времени. Не скрою, были тогда среди танкистов разговоры: а почему бы не нанести врагу одновременный удар силами трех корпусов? В таком случае мы, безусловно, добились бы более крупного успеха, создали бы ощутимый перелом в боевых действиях Калининского фронта.

Теперь-то любой скажет, что в ноябре — декабре сорок второго года развертывалась решающая битва на Сталинградских рубежах. Следовательно, нашим механизированным корпусам ставилась вполне конкретная и с дальним прицелом задача: активными действиями не на одном, а на нескольких направлениях связать резервы противника и не дать гитлеровскому командованию широко маневрировать своими силами. Наши действия не только помешали фашистам перебросить часть соединений на поддержку группировке, попавшей на правом берегу в безвыходное положение, но и заставили их усилить войска, действовавшие на нашем фронте.

Все это ясно, хотя и сейчас можно спорить: нельзя ли было ту же задачу решать другими методами, не изматывая в малоэффективных боях довольно крупные танковые силы? Правда, этому мешали непроходимые леса и болота. Но все же, думается, танковая группировка на Калининском направлении была использована не в полную меру своих возможностей». [600]

В версии Судоплатова вызывает сомнение неинформированность Жукова. Как-никак он являлся первым и единственным заместителем Верховного Главнокомандующего, т. е. в военной иерархии занимал второй пост после Сталина.

По мнению американского военного историка Дэвида М. Глэнца, причины поражения лежали в том, что

«Жуков осуществлял операцию «Марс» в характерной для него манере. Советские атаки были массированными, он не жалел людских и материальных ресурсов, не учитывал неблагоприятные условия местности и погодные условия. Стремясь к победе, он полагался на нажим по всему фронту и простой маневр мощными танковыми и механизированными корпусами... Умело организованная немецкая тактическая обороны относительно небольшими «боевыми группами», максимально использующими преимущества местности, сдерживала атакующие советские мобильные части, не позволяя им прорваться в оперативный тыл немцев. Обороняющиеся изматывали атакующую пехоту и отсекали ее от танков. Не поддаваясь панике и удерживая только то, что действительно необходимо было удержать, германское командование постепенно собирало резервы, необходимые для контрударов и победы».

Поразмышлял над этим вопросом и сам Жуков:

«Разбираясь в причинах неудавшегося наступления войск Западного фронта, мы пришли к выводу, что основной из них явилась недооценка трудностей рельефа местности, которая была выбрана командованием фронта (?) для нанесения главного удара.

Опыт войны (!) учит, что если оборона противника располагается на хорошо наблюдаемой местности, где отсутствуют естественные укрытия от артиллерийского огня, то такую оборону можно легко разбить артиллерийским и минометным огнем, и тогда наступление наверняка удастся.

Если же оборона противника расположена на плохо наблюдаемой местности, где имеются хорошие укрытия за обратными скатами высот, в оврагах... то такую оборону разбить огнем и прорвать трудно, особенно когда применение танков ограничено. [601]

В данном конкретном случае не было учтено влияние местности, на которой была расположена немецкая оборона, хорошо укрытая за обратными скатами пересеченной местности».

Все эти откровения в области военного искусства, достойные курсанта максимум второго курса, просто приводят в изумление. Ну надо же! Без малого год именно Жуков самозабвенно и безуспешно «спиливал» ржевский выступ и вот разобрался наконец-то в здешнем рельефе, а также «освоил практически», что особенности местности необходимо учитывать при планировании операций.

Даже не участвовавший в сражении по болезни танковый генерал Гетман заметил больше:

«Наступление велось на укрепленные позиции, занятые танковыми войсками противника, в условиях лесисто-болотистой местности и сложной метеорологической обстановки. И то, и другое благоприятствовало противнику. У нас же отсутствовало должное взаимодействие с пехотой и надежное артиллерийское и авиационное обеспечение. Пехота отставала от танков. Недостаточно было организовано подавление вражеских опорных пунктов, особенно его противотанковых средств, огнем артиллерии и ударами авиаций... Слабы были наши средства разведки и связи, что отрицательно сказывалось на управлении войсками».

Жуков в своих исканиях не одинок. Большинство советских военачальников было не в ладах с топографией.

Так, Еременко безуспешно пытается организовать оборону на подступах к Сталинграду:

«Район крайне беден лесами. Открытый характер местности, естественно, сильно затруднял маскировку войск и путей их снабжения. Рельеф местности... не представлял каких-либо препятствий для передвижений частей любого рода войск... [602] Для организации упорной обороны рельеф местности не создавал благоприятных условий, мало помогали этому и водные преграды (особенно, когда оборонительные рубежи создаются без их учета.  — Авт.). .. Во всех отношениях театр военных действий был для нас неблагоприятным».

А вот буквально на том же месте проводятся контрудары:

«...открытая степная местность района боевых действий, на которой трудно укрыться, была неудобной как для сосредоточения войск, так и для их передвижения».

Плохому танцору люстра мешает, генералу — рельеф.

В 1942 году в боях за Ржев, Вязьму, Сычевку, Гжатск и за жуковский «опыт войны» войска двух фронтов потеряли до полутора миллиона бойцов и командиров, попутно изучая местный рельеф. Жукову никого не удалось «победить». Поскольку маршал, по мнению адмирала Кузнецова, «ревностно относился к каждому листку лавра в награду за ожидаемую победу», задним числом была придумана история, как Жуков с Василевским создали план победной Сталинградской операции. Но, во-первых, всем известно, что штабист из Жукова был никакой. Во-вторых, Жуков вместе с Василевским в качестве представителей Ставки действительно участвовали в подготовке контрнаступления под Сталинградом. Правда, по мнению Рокоссовского, они больше мешали, чем помогали командующим фронтами.

Ржевский выступ, сокращая линию фронта, немцы оставили сами в феврале 1943 года, без боя.