Битва за нефть
В начале июля 1942 года германские войска вышли к Дону на всем его протяжении, от Воронежа до устья, за исключением большой излучины западнее Сталинграда. Ход операции «Блау» первоначально оправдывал возлагавшиеся на нее ожидания. [358] Гитлер снова пришел ко мнению, что русские — на пределе своих сил и уже ввели в бой последние резервы. Это противоречило оценкам отдела иностранных армий Востока, который, наоборот, пришел к выводу, что:
«Людской потенциал Красной Армии в 1942 г., предположительно, не будет настолько ослаблен, чтобы вероятным стало ее военное поражение».
Но фюрер, с самого начала нацеливавшийся на нефтяные месторождения Кавказа, проявлял нетерпение. Желание как можно скорее добраться до вожделенной нефти толкнуло Гитлера на опрометчивый шаг. Он принял решение изменить план всей кампании, что в конечном итоге
«потребовало еще больших расходов драгоценного горючего и привело к потере не менее драгоценного времени».
Основополагающим пунктом операции «Блау» являлось стремительное наступление групп армий «А» и «Б» на Сталинград и окружение отступающих войск Тимошенко. Вслед за этим должно было начаться наступление на Ростов с общим направлением на Кавказ. Однако Гитлер так торопился захватить грозненскую и бакинскую нефть, что решил провести обе операции одновременно. Естественно, это не позволило обеспечить достаточную концентрацию войск. Вопреки советам Гальдера, фюрер перенацелил обе танковые армии на Южное направление и забрал у Паул юса 40-й танковый корпус, что, в свою очередь, не могло не сказаться на темпах продвижения 6-й армии к Сталинграду. Из подвижных соединений в ней осталась только одна моторизованная дивизия. Гитлер опасался, что, бросив основные силы на Сталинград, он нанесет удар по пустому месту и будет терять зря драгоценное летнее время.
Разногласия с начальником генерального штаба сухопутных сил, раздосадованного превращением поэтапной операции в два одновременных удара, стали совершенно невыносимыми, когда фюрер стал отбрасывать любые советы и неоднократно по своему произволу заменять группировку войск их переброской.
Генерал-полковник Гальдер 23 июля записал в своем дневнике:
«...все еще имеющаяся недооценка вражеских возможностей принимает гротескные формы и становится опасной... О серьезной работе не может быть и речи. Болезненное реагирование на мгновенные впечатления и подчеркивание одних только недостатков в оценке руководящего аппарата и его возможностей — вот то, что определяет характер этого так называемого руководства».
Типпельскирх охарактеризовал новый стиль работы верховного командования следующим образом: [360]
«Гитлер с 1933-го не знал неудач. Мысль о том, что такое положение может когда-нибудь кончиться, что чужая воля окажется сильнее, чем его, была непостижимой и невыносимой для этого человека, который постепенно сжился с мифом о своей непогрешимости, «сомнамбулически» следовал своей интуиции и которого льстивая пропаганда подняла до «величайшего полководца всех времен»... Всякая добровольная уступка была для него равносильна потере власти и престижа, подчинению чужой силе, следовательно, никаких уступок не могло быть... Не будет ошибкой искать в этом болезненно эгоцентрическом настроении Гитлера ключ к пониманию его руководства операциями в последующие годы.Неизбежным следствием подобного ведения войны было такое использование живой силы и техники, которое намного превышало их возможности (курсив наш,- Авт.) ».
В подписанной в тот же день директиве № 45 «О продолжении операции «Брауншвейг» верховный главнокомандующий вооруженными силами и командующий сухопутными войсками Адольф Гитлер утвердил свое новое стратегическое решение: вместо первоначально предусмотренных эшелонированных операций он приказал провести 2 одновременных наступления по расходящимся направлениям — к Волге и на Кавказ. Генералу Паулюсу было приказано взять Сталинград, после чего повернуть на юг и развивать наступление вдоль Волги к Астрахани и дальше, вплоть до Каспийского моря. Группа армий «А» под командованием фельдмаршала Листа должна была оккупировать восточное побережье Черного моря и захватить Кавказ.
Войска получали новые задачи, новые сроки и никаких подкреплений. Более того, посчитав, что имеющихся сил вполне достаточно для окончательного разгрома русских на южном крыле, фюрер направил 11-ю армию Манштейна под Ленинград с задачей установить связь с финнами, овладеть городом «и сровнять его с землей». [361] Две моторизованные дивизии СС из состава группы армий «А» перебросил во Францию («Адольф Гитлер») и в группу армий «Центр» («Великая Германия»), две танковые дивизии из группы «Б» (9-ю и 11-ю) — в группу армий «Центр». Всего к концу июля с главного направления было снято 11 немецких дивизий, в том числе 2 танковые и 2 моторизованные.
Если 28 июня в составе группы армий «Юг» на фронте протяженностью 800 км было сосредоточено 68 немецких дивизий и 26 дивизий союзников, то к 1 августа для выполнения новых задач имелось 57 немецких и 36 союзных дивизий. Линия фронта на этот момент составляла уже около 1200 км. Номинально общее число соединений осталось неизменным, однако сами немцы вполне резонно считали боевую мощь итальянской, румынской или венгерской дивизии равной примерно 1/2 по сравнению с дивизией вермахта. Этим силам предстояло теперь захватить и удерживать полосу в 4100 км. Не говоря о трудностях подвоза и снабжения, которые должны были вследствие этого возникнуть, стратегическая цель уже никоим образом не соответствовала наличным средствам.
«23 июля, — сетует генерал Дёрр, — по-видимому, можно считать днем, когда главное командование германской армии ясно показало, что оно не следует классическим законам ведения войны и вступило на новый путь, который был в большей степени продиктован ему своеволием и нелогичностью Гитлера, чем рациональным реалистическим образом мыслей солдата... одних лишь перебоев с подвозом горючего (протяженность германских коммуникаций с выходом к Дону достигла 2500 км. - Авт.) было бы достаточно для срыва планов главного командования».
Сам замысел операции по директиве от 23 июля стал для вермахта роковым.
Как уже упоминалось, для наступления на Кавказ немецкое командование выделило группу армий «А». [362] Теперь в ее состав входила 1-я танковая армия генерал-полковника Эвальда фон Клейста, 4-я танковая армия генерал-полковника Германа Гота, 17-я армия генерал-полковника Рихарда Руоффа, 3-я румынская армия генерала Петре Думитреску. К началу нового наступления в группе имелось 40 дивизий: 18 пехотных, 4 танковые, 3 моторизованные, 6 горнострелковых, 3 легкопехотные, 4 кавалерийские и 2 охранные. Румынские дивизии входили в состав германских объединений: 4 дивизии — в армию Гота, 3 — в подчинении Руоффа. Всего в распоряжении генерал-фельдмаршала Листа, по советским данным, имелось 167 тыс. солдат и офицеров, 1130 танков, 4540 орудий и минометов, до 1000 самолетов 4-го воздушного флота.
Цифры эти довольно спорны. Реально в боевых действиях на Кавказе приняли участие только 3 танковые дивизии — 3, 13 и 23-я. Что касается авиации, то здесь имеет место несложная манипуляция. Если мы возьмем описания боев на Сталинградском направлении, то увидим все те же 1000 самолетов 4-го воздушного флота. Что же, у генерал-полковника фон Рихтгофена 2000 самолетов? Нет, просто на всем протяжении советско-германского фронта от Балтийского до Черного морей в 1942 году действовали два из пяти германских воздушных флотов — 1-й и 4-й. Последний имел в своем составе 2 авиакорпуса и обеспечивал боевые действия на южном крыле от Орла до Ростова.
Историк самсоновской школы сравнивает количество самолетов всего 4-го воздушного флота с авиацией одного из советских фронтов, после чего авторитетно заявляет, что противник превосходил нас в авиации под Сталинградом более чем в 2 раза, а на Кавказе почти в 8 раз. Тогда как в действительности на Южном направлении с советской стороны летом и осенью 1942 года сражались летчики 2, 4, 5, 8,15,16 и 17-й воздушных армий, не считая авиацию ПВО, дальнего действия и Черноморского флота. Кто же виноват, что «эксперты» Рихтгофена успевали бить их всех. [363]
Что касается, в частности, Кавказа, то здесь к началу битвы в 4-й воздушной армии генерала Вершинина оставалось 130 исправных самолетов, в 5-й воздушной армии генерала Горюнова — 135, в ВВС Черноморского флота их насчитывалось 216, в ВВС Закавказского фронта — 409 боевых самолетов. Кроме того, в запасных авиаполках и авиационных школах имелось еще около 800 машин, из них 125 истребителей, 107 бомбардировщиков и 568 учебных самолетов. На Сталинградском направлении в это же время действовало около 700 советских самолетов. Сюда можно добавить и 8 авиадивизий Воронежского фронта. Вот теперь можно сравнивать.
Существуют еще показатели производства. По советским данным, в мае 1942 года противоборствующие стороны на советско-германском фронте имели примерно равное количество самолетов — 3400. Германская военная промышленность в течение года выпустила 15409 машин, из которых на Восточный фронт было направлено менее половины. Советские авиационные заводы выдали в 1942 году 25436 самолетов. Официальная «История Великой Отечественной войны» с гордостью сообщает (есть чем гордиться), что
«советские Военно-Воздушные Силы получали ежемесячно в среднем 2260 самолетов (полтора-два германских воздушных флота в месяц. — Авт.). .. По своим качествам новые советские самолеты не уступали немецким».
Так в чем же дело? А дело в том, что оружием еще надо уметь пользоваться. Если же не умеешь, то приходится сочинять истории о том, что у врага техники очень много, а у нас мало и устаревшей конструкции, что летчики, танкисты, артиллеристы, пехотинцы у них опытные, а мы еще не научились и, вообще, гранаты были «не того калибра». Напоследок арифметическая задачка: в мае в Красной Армии числилось 3855 самолетов, заводы производили по 2260 машин в месяц, к концу 1942 года остаток — 4544 самолета. Что бы это значило? [364]
Кроме того, немецкие силы на Кавказе неуклонно сокращались в связи с переброской все новых частей на Сталинградское направление. Генерал Клейст, сменивший Листа на посту командующего группой армий «А», утверждал позже:
«Мы могли бы достичь нашей цели, если бы мою армию не растаскивали по частям для поддержки войск, наступавших на Сталинград. Помимо некоторых моторизованных частей, мне пришлось передать корпус зенитной артиллерии и все военно-воздушные силы, за исключением разведывательных эскадрилий (курсив наш. - Авт.) ».
Ближайшей задачей группы армий «А» было окружение и уничтожение советских войск, отошедших за Дон, южнее и юго-восточнее Ростова. Для этого немцы намеревались использовать ударные группировки танковых и моторизованных войск, которые должны были наступать с плацдармов в районах Константиновской, Цимлянской в общем направлении наТихорецк, а также пехотные дивизии — от Ростова. [365]
После захвата Северного Кавказа, согласно плану «Эдельвейс», намечалось обойти Главный Кавказский хребет с запада и востока, 17-й армии предстояло выйти к побережью Черного моря, овладеть Новороссийском и Туапсе. Кроме того, в Крыму готовилась к форсированию Керченского пролива 3-я румынская горно-пехотная дивизия генерала Фильчинеску, чтобы нанести затем удар вдоль дороги, проходящей по Черноморскому побережью на юго-восток. Другая группировка имела задачу захватить Грозный и Махачкалу, частью сил перерезать Военно-Осетинскую и Военно-Грузинскую дороги. Конечной целью на этом направлении являлся Баку. Одновременно с обходным маневром намечалось преодолеть Кавказский хребет в его центральной части по перевалам и выйти в районы Тбилиси, Кутаиси и Сухуми.
С выходом в Закавказье немцы захватывали последние базы Черноморского флота, устанавливали непосредственную связь с турецкой армией. В дальнейшем Гитлер надеялся вовлечь Турцию в войну на стороне Третьего рейха, а также создать условия для вторжения на Ближний и Средний Восток (при ином раскладе имелся план оккупации Турции — удобного плацдарма для переброски войск в Сирию и Ирак). Германское командование намечало также в сентябре, после прорыва Терского рубежа, развернуть военно-морские операции на Каспийском море с целью нарушения коммуникаций противника.
Советские войска, прикрывавшие Кавказское направление, занимали к 25 июля 1942 года следующее положение: по левому берегу Дона от Верхне-Курмоярской до устья реки оборонялись войска Южного фронта под командованием генерал-лейтенанта Р.Я. Малиновского. Общая ширина полосы обороны составляла 320 км. В составе фронта имелось 6 армий, но это были разбитые армии. [366]
Отошедшая за Дон 37-я армия генерал-майора П.М. Козлова держала оборону по южному берегу от Константиновки до Богаевской, в ней насчитывалось 17 тыс. бойцов. В ходе отступления армия потеряла всю свою артиллерию.
12-я армия генерал-майора А.А. Гречко в составе трех стрелковых дивизий (по 1300–1600 штыков в каждой) оборонялась на фронте шириной 40 км, от Белянина до Кизитеринки.
18-я армия генерал-лейтенанта Ф.В. Камкова в составе трех стрелковых дивизий и одной бригады (около 20 тыс. человек) вела оборонительные бои на фронте шириной 50 км, от Кизитеринки до устья Дона.
56-я армия, которой командовал генерал-майор А.И. Рыжов, имела 5 стрелковых дивизий и 3 стрелковые бригады, общей численностью около 18 тыс человек. Эта армия после боев под Ростовом выводилась во второй эшелон. 24-я и 9-я армии, объединившие остатки 11 дивизий, были небоеспособны и отводились в районе Сальска за реку Егорлык для доукомплектования.
На правом крыле от Верхне-Курмоярской до Константиновской в полосе 171 км оборонялась 51-я армия Северо-Кавказского фронта, которой командовал генерал-майор Т.К. Коломиец. Она насчитывала 40 тыс. человек в четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизиях и вела бои с группами противника, захватившими небольшие плацдармы на левом берегу Дона в районе Цимлянской и Николаевской.
Резерв фронта составляли стрелковая и кавалерийская дивизии, сосредоточенные в полосе 37-й армии.
Всего под командованием генерала Малиновского имелось 112 тыс. человек, 2160 орудий и минометов, 121 танк. Соотношение сил для обороняющейся стороны не самое безнадежное (уже выдвигаются новые резервы), если бы она умела организовывать оборону. Армии снова были растянуты в нитку без вторых эшелонов и резервов. [367] Кроме того, вышеприведенные цифры взяты из профильтрованной Институтом марксизма-леиинзма «Истории Второй мировой войны», в которой таким способом доказывается, что «противник достиг значительного превосходства над войсками Южного фронта: в личном составе — в 1,5 раза...». Однако в российском сборнике «Гриф секретности снят» указывается, что к началу операции у Малиновского было 300 тыс. человек.
Перед Южным фронтом стояла задача ликвидировать прорвавшегося на левый берег Дона противника и, восстановив положение, прочно удерживать занятые рубежи. К моменту отхода войск Южного фронта на левый берег создалось весьма напряженное положение с материально-техническим обеспечением войск. Поспешное отступление потребовало срочной эвакуации материальных ценностей из угрожаемых районов. Железнодорожные пути были забиты эшелонами. По грунтовым дорогам от Дона до Кубани двигалось огромное количество автомобильного и гужевого транспорта, угоняемого скота, беженцев. Это в большой мере осложняло нормальное снабжение действующей армии, в которой остро ощущался недостаток боеприпасов и горючего.
Северо-Кавказский фронт к тому времени занимал оборону от устья Дона по восточному берегу Азовского моря, Керченского пролива и по побережью Черного моря до Лазаревской. В его состав входили, кроме 51-й, 47-я армия генерал-майора Г.П. Котова, 1-й отдельный стрелковый корпус, 17-й Кубанский кавалерийский корпус. Последний являлся добровольческим формированием, основу его составляли казаки непризывного возраста, т. е. старше 50 лет. Войскам фронта, насчитывавшим 216 тыс. бойцов и командиров, приказывалось прикрывать побережье, не допустить форсирования противником Керченского пролива.
Черноморскому флоту и Азовской флотилии надлежало поддерживать свои наземные войска и воспрепятствовать высадкам морских десантов врага. [368]
Флот выделил для наземных операций 87 тыс. бойцов морской пехоты и береговой охраны. Войска Закавказского фронта под командованием генерала армии И.В. Тюленева обороняли Черноморское побережье от Лазаревской до Батуми и далее по советско-турецкой границе. Часть сил фронта находилась в Северном Иране.
Оборона Кавказа с севера была подготовлена слабо. То, что об этом до лета 1942 года не задумывались, понятно — никто и вообразить себе не мог германские дивизии на берегах Дона и Волги. Но и после ясно обозначившейся угрозы сделано было немного. Правда, Военный совет СКВО еще 16 июня принял решение создать оборонительные рубежи между Доном и Кубанью, по Тереку, на Таманском полуострове, по побережью Черного и Азовского морей, но выполнить эти работы смогли менее чем на треть. То, что все-таки удалось сделать, по качеству исполнения нельзя было назвать полноценными оборонительными рубежами — они не были прикрыты инженерными заграждениями, полностью отсутствовала маскировка. Обсуждались грандиозные планы создания нескольких полос заграждений на глубину 100 км на наиболее вероятных направлениях действий противника, но на обсуждениях все и закончилось.
По свидетельству бывшего командарма-12 маршала Гречко:
«Командующим армиями и командирам отдельного стрелкового и 17-го кавалерийского корпусов приказывалось подготовить к взрыву все сооружения на дорогах, многие участки полотна дорог, установить минные поля, подготовить районы для затопления и заболачивания, к разрушению — военные объекты и железнодорожные узлы; перед передним краем главной оборонительной полосы и тыловых оборонительных рубежей создать сплошные полосы всех видов заграждений глубиной 6–8 км, оставив в них подготовленные к заграждению проходы для своих войск. Однако все эти планы в большей части не были выполнены» (курсив наш.- Авт.) ». [369]
Месяц спустя, уяснив, что немцы вполне серьезно рвутся на юг, вопросами обороны Северного Кавказа озаботилась и советская Ставка. 19 июля Генеральный штаб отбил телеграмму маршалу Буденному:
«По данным Генштаба, — оборонительные сооружения и организация работ по укреплению Азовского, Черноморского побережий и южного берега р. Дон имеют ряд существенных недостатков, а командование некоторых частей и соединений фронта преступно халатно относится к организации обороны занимаемых ими участков. Так, например, участок обороны 113 сбр за два месяца проверяли девять комиссий и все отмечали одни и те же недостатки. Такое положение свидетельствует также об отсутствии должного руководства оборонительными работами со стороны штаба фронта».
Итогом бурной деятельности штабов, управлений оборонного строительства, саперной армии в составе восьми саперных бригад и 19 строительных батальонов был нуль — никаких рубежей, ни главных, ни тыловых, никаких заграждений, никакого минирования военных объектов. На рубеже Дона также ничего не было сделано. Более-менее окопалась 51-я армия генерал-майора Т.К. Коломийца.
Имеющий преимущество обязан атаковать: фельдмаршал Лист не собирался сбавлять темп. 25 июля германские войска начали наступление с плацдармов в нижнем течении Дона. 1-я танковая армия и 40-й танковый корпус армии Гота наносили главный удар на Сальск, Ворошиловск, а 17-я армия — на Краснодар. В один день оборона Южного фронта была взломана по всей полосе, сутки спустя немецкие подвижные соединения продвинулись на глубину до 80 км. Прорыв в район Сальска давал возможность танковой группировке Клейста выйти в тыл основным силам Малиновского, находившимся южнее Ростова. [370]
27 июля начальник оперативного отдела генерального штаба сухопутных войск генерал Хойзингер указывал начальнику штаба группы армий «А» генералу Грайффенбергу:
«Из предмостного укрепления Ростова не нажимать слишком сильно на юг, чтобы не принудить противника к отступлению прежде, чем он будет окружен продвигающимся вперед левым флангом группы армий».
Командование Южного фронта в целях улучшения оперативного положения решило отвести в ночь на 28 июля войска левого крыла на рубеж, проходивший по южному берегу реки Кагальник и Манычскому каналу. Однако планомерного отступления не получилось, дивизии не сумели оторваться от противника и организованно отойти на указанные рубежи. Маневр окончательно дезорганизовал управление войсками, нарушилась связь, по степи вновь носились порученцы.
К концу дня 28 июля фронта уже не было, между советскими армиями образовались большие разрывы, войска оказались неспособными сдержать натиск противника и продолжали откатываться на юг. На ряде участков отступление превратилось в бегство, населенные пункты оставлялись врагу без сопротивления. В дивизиях 12, 18 и 37-й армий оставалось по 500–800 штыков. В 56, 9 и 24-й армиях — только штабы и спецчасти.
Выход германских танковых и моторизованных соединений в Задонские и Сальские степи и на степные просторы Краснодарского края создал непосредственную угрозу их прорыва в глубь Кавказа. С целью объединить усилия всех войск на этом направлении Ставка решением от 28 июля образовала из войск Южного и Северо-Кавказского фронтов единый — Северо-Кавказский под командованием маршала С.М. Буденного, подчинив ему же Черноморский флот и Азовскую военную флотилию.
Семен Михайлович тоже был тяжел на руку, но, имея старорежимные привычки, офицерам морду не бил. [371] Правда, 59-летний участник русско-японской войны и «прославленный герой» войны гражданской, окончивший в 1932 году Военную академию имени Фрунзе «без отрыва от служебных обязанностей», о «войне моторов» имел самое смутное представление. Хрущев оставил воспоминания о посещении маршалом штаба Юго-Западного фронта:
«...он заслушал обстановку, заслушал командующего войсками и начальника оперотдела штаба Баграмяна. Его беседа с Баграмяном произвела на меня тяжелое впечатление. Я ее хорошо запомнил и до сих пор не могу забыть. Дело было после обеда. Будённый слушал Баграмяна, который докладывал об обстановке. Баграмян — очень четкий человек, доложил все, как есть, о всех войсках, которые у нас тогда были: их расположение, обстановку. Тут Буденный насел на Баграмяна. Отчего, не знаю конкретно... Помню только, что закончился разбор обстановки такими словами: «Что же это у вас такое? Вы не знаете своих войск». — «Как не знаю, я же вам доложил, товарищ маршал», — отвечает Баграмян. «Вот я слушаю вас, смотрю на вас и считаю — расстрелять вас надо. Расстрелять за такое дело», — этаким писклявым голосом говорит Семен Михаилович. Баграмян: «Зачем же, Семен Михайлович, меня расстреливать? Если я не гожусь начальником оперативного отдела, вы дайте мне дивизию. Я полковник, могу командовать дивизией. А какая польза от того, что меня расстреляют?» Буденный же в грубой форме уговаривал Баграмяна, чтобы он согласился на расстрел. Ну, конечно, Баграмян никак не мог согласиться. Я был даже удивлен, почему Семен Михайлович так упорно добивался «согласия» Баграмяна... Семен Михайлович уехал, а мы остались в прежнем тяжелом положении, которое после его приезда не улучшилось и не ухудшилось».
Во вновь созданном фронте насчитывалось 23 стрелковые, 5 кавалерийских дивизий и 9 стрелковых бригад. Им ставилась задача разгромить (!) и отбросить врага, во что бы то ни стало вернуть Батайск и восстановить положение по южному берегу Дона. [372] Чтобы улучшить управление войсками, командующий фронтом приказом от 28 июля разделил войска на две оперативные группы: Донскую на правом крыле и Приморскую на левом крыле фронта.
Донская оперативная группа, которую возглавил Малиновский, в составе 51,37 и 12-й армий прикрывала Ставропольское направление. Приморская группа генерала Я.Т. Черевиченко в составе 18, 56 и 47-й армий 1-го стрелкового и 17-го кавалерийского корпусов прикрывала Краснодарское направление и Таманский полуостров.
Однако издание приказов не могло в один миг превратить разбитые войска в боеспособные дивизии. В Донской оперативной группе по-прежнему ощущалась острая нехватка боеприпасов. Большинство войсковой артиллерии и артиллерии усиления находилось в движении, взаимодействие между общевойсковыми командирами и артиллерийскими начальниками из-за нарушения связи практически отсутствовало. Бронетанковые войска группы состояли из пяти танковых бригад, трех отдельных танковых батальонов и 14-го танкового корпуса. Не так давно это было почти 500 танков, теперь — 15 боевых машин.
Боевые действия войск Донской группы поддерживала 4-я воздушная армия под командованием генерал-лейтенанта К.А. Вершинина, которая имела в то время 130 исправных самолетов. Перед авиацией была поставлена задача: прикрыть отход наземных войск, бомбардировочными и штурмовыми ударами максимально задержать наступление противника и снизить темпы его продвижения. Штаб Вершинина не имел устойчивой связи со штабом фронта и штабами общевойсковых армий. Поэтому действовала авиация самостоятельно, по собственному разумению с «учетом обеспечения выполнения общей задачи».
Оборона войск Донской группы была организована слабо и не подготовлена в инженерном отношении, чем занималась у Буденного 8-я саперная армия — неизвестно. [373] На ряде участков пехота уже и сама была бы рада оборудовать для себя окопы и другие оборонительные сооружения, но не могла этого сделать из-за отсутствия шанцевого инструмента. Противотанковые мины не завезли. Тыловые части, самые «мобильные» при отступлении, далеко оторвались от своих армий и потеряли с ними связь, оставив войска почти без боеприпасов, горючего и продовольствия. Управление дивизиями тоже не стало лучше, по-прежнему не была организована устойчивая связь, а также взаимодействие, наземная и воздушная разведка.
В таких условиях войскам, казалось бы, надо поставить простую и конкретную задачу. И маршал Буденный ее поставил: 29 июля армиям Донской группы прекратить отступление, перейти к обороне, а с утра 30 июля силами левофланговых частей 51-й армии и двух едва поспевавших к сроку резервных танковых бригад нанести контрудар (?!) в направлении на Николаевскую, Константиновскую. В общем, какая-то логика в этом есть — лопат все равно не завезли. Руководство группой войск, наносивших контрудар, возлагалось на генерал-майора Б.А. Погребова. К исходу 29 июля 115-я кавалерийская дивизия и 135-я танковая бригада заняли исходное положение для наступления в районе Большой и Малой Мартыновки. Время начала атаки было назначено на 7.00 следующего дня.
Немцы не знали, что за двое суток наши войска прошли такую мощную реорганизацию, и как ни в чем не бывало продолжали развивать операцию «Эдельвейс». 30 июля за несколько минут до советского наступления в Большую Мартыновку ворвались танки 40-го корпуса. Они разметали имевшиеся у генерала Погребова подразделения и его штаб, обезглавив управление войсками группы, которая так и не успела перейти в наступление. К вечеру войска 51-й советской армии оказались отрезанными от основных сил фронта, разрыв составил около 65 км. [374] Связь между штабом армии и штабами группы и фронта нарушилась. В этой обстановке Ставка ВГК 31 июля передала 51-ю армию в состав Сталинградского фронта. Столь же легко противник разрезал фронт на стыке 37-й и 12-й армий.
Наступление вермахта на Кавказе развивалось настолько успешно, что именно в эти дни Гитлер решил перебросить 4-ю танковую армию (без 40-го корпуса) на Сталинградское направление, где Паулюсу все еще не удалось захватить город. Эта непоследовательность в дальнейшем немцам обойдется дорого. По мнению Дёрра:
«Если в противоречившем действительной обстановке плане операции от 23 июля еще можно обнаружить главную группировку (группа армий «А» в составе трех армий и группа армий «Б» в составе только одной немецкой армии), то в новом приказе Гитлера от 30 июля последние остатки оперативной концепции были выброшены за борт. Две равные по численности группы армий под прямым углом продвигались к целям, не имевшим между собой ничего общего (курсив наш.- Авт.) , так как если ставилась задача овладения Кавказом, не нужно было стремиться к захвату Сталинграда, а если задача стояла в овладении Сталинградом, то не нужно было проводить наступление на Кавказ».
«Это была одна из самых неудачных идей, осенивших Гитлера», — записал А. Верт, который был, кстати, еще и полковником британской армии.
У фельдмаршала Листа стало на 8 дивизий меньше и именно на левом, ударном фланге. Пока это его не беспокоило.
С утра 2 августа немцы продолжили наступление на Сальск и к концу дня вышли на рубеж Пролетарская, Сальск, Белая Глина. С этого рубежа 1-я танковая армия стала быстро продвигаться двумя танковыми корпусами: 57-й корпус наносил удар на Кропоткин, а 40-й корпус — на Ворошиловск. Чтобы избежать окружения войск Донской группы, 3 августа Военный совет фронта отдал приказ на отход. [375]
37-я армия, прикрываясь арьергардами, отступала в Юго-Восточном направлении на Ворошиловск, который был сдан 5 августа. 12-я армия с боями отходила за реку Кубань в сторону Армавира и к исходу 5 августа переправилась на левый берег. К этому времени армия потеряла связь со штабом Донской группы и распоряжением командующего фронтом была включена в состав Приморской группы войск.
После захвата Ворошиловска танковый корпус фон Швеппенбурга развил активные действия на рубеже Невинномысск — Минеральные Воды — Георгиевск. На этом закончилась оборонительная операция Донской оперативной группы, от которой остались лишь разрозненные и деморализованные подразделения генерала Козлова.
Валентин Пикуль пишет:
«...это было, пожалуй, стихийное бегство массы людей, облаченных в воинскую форму, и вся эта орава (иначе не скажешь) драпала на Кавказ, а в Ессентуках заградотрядам пришлось даже отбивать «атаки» на винные склады, на элеватор и консервный завод».
В Ессентуках в одном из госпиталей находился на излечении политрук Плотников, выживший после крымской эпопеи, успевший вновь побывать на передовой и получить еще порцию железа:
«В половине первого ночи 10 августа 1942 года всех разбудили и сказали, что фашисты у Минеральных Вод, в любую минуту могут быть здесь. Нам возвратили партийные документы, отдали истории болезней, направления на дальнейшее лечение в глубоком советском тылу.Ходячие больные отправились самостоятельно (пешком) в сторону Нальчика — прямо в госпитальных пижамах. Тысячи людей и повозок запрудили шоссе.
Я присоединился к Ивану Кравченко (он ходил на костылях) и к Василию Ванину (у него правая рука в гипсе). У меня забинтована голова и рука на косынке. Километров через шесть снова ухудшилось зрение, поэтому держался за здоровую руку Василия. [376] Добрели до Нальчика, там посоветовали ехать дальше. В тамбуре доехали до Махачкалы».
Трудно себе представить, но наш герой таким образом самостоятельно (!) в больничной пижаме (!) через Каспийское море, Красноводск, Алма-Ату, Ташкент, Оренбург и Челябинск добрался до «глубокого советского тыла» — Свердловска, где получил, наконец, медицинскую помощь.
* *
Не менее тяжелая обстановка сложилась для советских войск на левом крыле Северо-Кавказского фронта. Здесь основной удар армии Руоффа приняли на себя ослабленные 18-я и 56-я армии. Наиболее боеспособные, свежие, полностью укомлектованные войска группы Черевиченко размещались на второстепенных участках. Так, 47-я армия находилась на Таманском полуострове в ожидании вражеского морского десанта, а части 1-го отдельного стрелкового корпуса — 417-я дивизия и 4 стрелковые бригады — передислоцировались для занятия Краснодарского оборонительного обвода. Из танковых частей имелась Майкопская танковая бригада, приданная 17-му кавалерийскому корпусу, и 126-й отдельный танковый батальон в составе 47-й армии. Боевые действия войск группы обеспечивала 5-я воздушная армия генерал-лейтенанта С.К. Горюнова. К этому времени армия имела 135 исправных самолетов разных типов.
Общее состояние дел в Приморской группе мало отличалось от положения в Донской группе: оборонительные рубежи подготовлены не были, работа тыла дезорганизована. Большие усилия прилагались для оборудования на побережье Азовского и Черного морей опорных пунктов, укреплений и узлов сопротивления. В районах Азова, Ейска, Новороссийска, на Таманском полуострове было возведено почти полторы тысячи огневых точек, но все это великолепие ориентировалось в сторону моря. [377] Подступы к предгорьям Главного Кавказского хребта с севера в инженерном отношении не укреплялись, города Армавир, Майкоп и другие, реки Кубань, Лаба, Белая к обороне подготовлены не были.
К моменту ликвидации Южного фронта, лишенные управления части 18-й армии Камкова беспорядочно отступали, не оказывая противнику сколь-либо серьезного сопротивления.
«При отходе от Ростова очень часто нарушалось управление войсками, — вспоминает генерал Провалов. — Штабы некоторых наших объединений теряли связь с подчиненными дивизиями и не имели полного представления о складывающейся обстановке. Такое случалось и у нас в 18-й армии. Изредка появляющиеся из штаба командиры связи привозили лишь боевые распоряжения о занятии того или иного рубежа обороны. Где противник, сколько его, как дела у соседей? Спросишь нарочного, а он тоже почти ничего не знает. Неорганизованности, за которую приходилось расплачиваться кровью, было предостаточно».
29 июля противник передовыми частями форсировал реку Кагальник в районе Новобатайска и продолжал развивать наступление в Южном и Юго-Восточном направлениях, стремясь выйти в глубокий тыл нашим частям, действовавшим на Кущевском направлении и Таманском полуострове.
В этих условиях бравый командующий Северо-Кавказским фронтом приказал именно войскам 18-й армии 30 июля нанести контрудар и во взаимодействии с 12-й армией и 17-м казачьим корпусом, который должен был наступать на Батайск, восстановить положение на Дону. Штабу 56-й армии предписывалось отойти за Кубань и организовать оборону по южному берегу реки и на Краснодарском обводе.
Однако командование 18-й армии было не в состоянии управлять своими войсками, а 17-й кавкорпус получил приказ штаба фронта с большим опозданием: контрудар не состоялся. Армия Камкова продолжала беспорядочно отходить. Положение войск Приморской группы стремительно ухудшалось. [378]