Вяземский узел

Основные события разворачивались на центральном участке Западного фронта.

Здесь 5-я армия генерал-лейтенанта Д.А. Говорова (19, 32, 50, 108, 144, 329, 336-я стрелковые, 82-я мотострелковая дивизии, 37, 43, 60-я стрелковые, 20-я танковая бригады), имевшая задачей овладеть Можайском и продвигаться на Гжатск, 9 января своими левофланговыми соединениями прорвала оборону противника и повела энергичное наступление вдоль автострады Москва — Минск. 20 января войска Говорова после 3-дневного штурма заняли Можайск, 22 января 19-я стрелковая дивизия генерал-майора Н.С. Дронова взяла Уваровку — последний крупный опорный пункт немцев на территории Московской области. 30 января, продвинувшись на 80 км, 5-я армия уперлась в новый оборонительный рубеж противника в 18–20 км восточнее Гжатска, который прорвать не смогла, хотя в ее состав вошла часть сил 16-й армии — 26-я и 354-я стрелковые дивизии и 36-я стрелковая бригада. Но войска были сильно истощены, в дивизиях оставалось по 2500 человек.

Как раз в это время в 32-ю дивизию вернулся из госпиталя лейтенант И.М. Третьяк:

«Встретили меня радушно, как бывалого фронтовика, но попотчевать особо было нечем. На паек выдавались сухари, в приварок шла конина. Было холодно и голодно. В таких условиях какая же поправка после лечения? Вместо того чтобы окрепнуть, организм ослаб. Открылись раны». [91]

Южнее вела наступление 33-я армия генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова. В состав армии входили 93, 110, 113, 160, 201, 222, 338-я стрелковые и 1-я гвардейская мотострелковая дивизии. 19 января после 3-дневных упорных боев за город армия освободила Верею. После этого Ефремов получил приказ повернуть войска на Дубну и нанести удар в направлении Вязьмы. 24 января головные дивизии, отбивая контратаки противника, вышли к Шанскому Заводу, а сутки спустя 93-я стрелковая дивизия овладела станцией Угрюмово. 26 января войска армии форсировали реку Воря. Выход передовых частей армии в этот район означал, что им удалось с ходу и внезапно для противника глубоко вклиниться в его оборону и овладеть рядом важных населенных пунктов, открывавших дорогу на Вязьму.

После непродолжительных боев на рубеже реки Воря 113, 338 и 160-я стрелковые дивизии в течение 26–28 января продвинулись еще глубже и достигли рубежа Кузнецовка, Морозово в 30 км юго-восточнее Вязьмы. Противник в излучине Угры стремился задержать их продвижение, но эти попытки успеха не имели. Вслед за войсками Ефремова в немецкий тыл прорвалась 329-я стрелковая дивизия из состава 5-й армии.

Генерал Ефремов, опытнейший и образованный военачальник, не умевший, правда, «бить в морду командиров соединений» и бывший в этом смысле «белой вороной» в Красной Армии, находился 31 января в районе Износок, где пытался организовать фланговое обеспечение прорыва. Однако Жукова подобные мелочи не интересовали, он гнал войска вперед безо всяких изысков.

Полученная командармом телеграмма командующего фронтом была похожа на выговор: [92]

«Ваша задача под Вязьмой, а не в районе Износки. Оставьте Кондратьева в Износках. Самому выехать сейчас же вперед».

(Тридцать лет спустя маршал Жуков напишет: «Генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов решил сам встать во главе ударной группы армии и стремительно двигаться с ними на Вязьму».)

Оставив армию на начальника штаба, Ефремов лично возглавил 12-тысячную группу из трех прорвавшихся дивизий. 1 февраля 113-я стрелковая дивизия достигла района Дашковка, 160-я дивизия — района Лядо и 338-я — района Воробьевка. С этого рубежа 2 февраля группировка 33-й армии начала наступление на Вязьму.

Стремясь побыстрее завершить окружение противника, Ставка ВГК еще 15 января приняла решение выбросить в тылу неприятеля крупный воздушный десант с задачей оседлать железную дорогу и автостраду Москва — Минск, не допустить подхода резервов врага с запада и отход его войск из района Вязьмы. Десантники должны были также содействовать советским войскам, наступавшим с севера и юго-запада. Это было смелое решение: массовая высадка воздушного десанта ночью, в зимних условиях являлась уникальным предприятием. Трудности его осуществления усугублялись еще более скоропалительностью подготовки, бездарностью планирования и исполнения.

Для проведения операции выделялся 4-й воздушно-десантный корпус (ВДК) под командованием генерал-лейтенанта А.Ф. Левашова. В состав корпуса входили 8, 9 и 214-я бригады, насчитывавшие около 10 тыс. парашютистов. Общее руководство десантированием возлагалось на командующего ВВС Красной Армии генерала П.П. Жигарева (он руководил из Москвы), а непосредственная подготовка десанта к высадке — на командующего воздушно-десантными войсками (ВДВ) генерала В.А. Глазунова (разместил свой КП в Калуге). Начало операции было назначению на 22 января. [93]

На обеспечение выброски выделялась авиационная группа из 39 транспортных самолетов типа ПС-84 из состава Гражданского воздушного флота (ГВФ) и 22 ТБ-3 из состава ВВС. Такое, явно недостаточное, количество самолетов могло обеспечить десантирование корпуса не менее чем за 3–4 суток, да и то при самых благоприятных условиях, если делать по 2–3 вылета за ночь. Воздушное прикрытие на маршруте и ведение разведки обеспечивала спецгруппа самолетов Пе-3 из 9-го дальнебомбардировочного авиаполка.

Исходным районом для десантирования был выбран аэроузел из трех аэродромов, находившийся в 30 км от линии фронта в районе Калуги. Аэродромы не были оборудованы укрытиями для машин и личного состава, не имели зенитных средств и вдобавок были хорошо известны немцам. Зато небольшое их удаление от линии фронта позволяло транспортной авиации совершить большее количество самолето-вылетов и обеспечить выброску максимально возможного числа людей и грузов в течение суток. Для прикрытия района сосредоточения от авианалетов противника было выделено 19 истребителей 402-го авиаполка, которые выполняли, кроме этой, и другие задачи в интересах фронта.

Перебазирование частей воздушно-десантного корпуса по железной дороге из Подмосковья в исходный район началось 17 января и продолжалось девять суток вместо намеченных двух. По пути «внезапно» выяснилось, что мост через Оку у Алексина взорван немцами при отступлении и еще не восстановлен. Пришлось производить перегрузку из эшелона в эшелон через реку по льду. Скрытности сосредоточения войск обеспечить не удалось, так как никто об этом и не задумывался. Как в пути, так и по прибытии в исходный район парашютное имущество не маскировалось, личный состав расхаживал в десантных комбинезонах, штабы частей с удобствами располагались в населенных пунктах, только недавно освобожденных и наводненных германской агентурой. [94]

Разработанный совместно штабами ВВС и ВДВ план воздушно-десантной операции определял цели и задачи десанта, состав сил, вопросы оперативного и боевого обеспечения, однако взаимодействия с войсками фронта, в интересах которого он применялся, даже не рассматривались. Выброску всего десанта планировалось осуществить в ночное время, передового отряда — днем. В связи с задержкой сосредоточения в исходный район, операция была перенесена на 26–27 января.

24 января Жуков приказал генералу Левашову: высадить в течение 26–27 января основные силы 4-го ВДК и удержать указанный на карте рубеж с целью отрезать противнику отход на запад. Частью сил корпус должен был занять оборону фронтом на восток на участке от Реброво до Березников протяженностью около 8 км по линии бывших советских оборонительных рубежей, построенных в октябре 1941 года. Резерв корпуса намечалось сосредоточить в 6–8 км западнее указанного рубежа в готовности к действиям как в сторону Вязьмы, так и в направлении Смоленска. Одному усиленному батальону было приказано занять оборону фронтом на запад, восточнее Днепра. Особое внимание обращалось на то, что главные усилия ВДК следует направить на восток с задачей задержать противника, отступавшего из района Вязьмы. Вопросы взаимодействия с наступавшими войсками Западного фронта, с той же 33-й армией, как у же говорилось, не рассматривались. Ставя эти задачи, ни Жуков со своим штабом, ни командование ВВС не могли предоставить Левашову никаких достоверных данных о наличии противника в районе десантирования, несмотря на то что вокруг Вязьмы активно действовали партизаны, отряды майора Солдатова и капитана Суржика. Впоследствии оказалось, что выбранный район насыщен значительным количеством немецких войск и гарнизонов. Командир корпуса был оптимистично ориентирован штабом фронта в том смысле, что враг уже разбит, повсеместно отступает и преследуется нашими частями. [95] Поэтому план десантирования был больше похож на план проведения воздушного парада: самолеты в нем летали четко по графику, совершая по 5–6 рейсов за ночь, летчики выходили точно на цели, сроки выполнения задач рассчитывались строго по нормативам. Сложные метеоусловия, возможный выход из строя и без того немногочисленных транспортных самолетов и их потери, противодействие со стороны противника — все это в расчетах не учитывалось.

В качестве передового отряда десантировался 2-й парашютно-десантный батальон 8-й бригады. Его командир, капитан М.Я. Карнаухов, получил задание: десантироваться в районе деревни Озеречня и обеспечить высадку главных сил корпуса.

Передовой батальон высаживался в тыл противника днем 27 января. Даже в дневное время из-за сильной метели пилоты не смогли правильно определить Озеречню и выбросили десантников с большой высоты в районе Таборы, на 18 км южнее цели. Парашютистов разбросало в радиусе 20–25 км от Таборы, в результате некоторые из них попали и в Озеречню, где оказались немцы. Четыре человека были захвачены в плен и поутру повешены. Сбор десантников продолжался всю ночь, из 648 человек встретиться в условленном месте удалось всего 476. Большое количество грузов с боеприпасами, лыжами и продовольствием так и не было найдено. При этом комбат не мог доложить командованию корпуса о результатах десантирования, поскольку начальника радиостанции с рацией дальней связи занесло далеко в сторону от места приземления Карнаухова и штаба передового отряда. Самостоятельно радист установить связь с «Большой землей» тоже не мог, так как переговорные таблицы находились у начальника связи батальона. Разыскивали они друг друга еще трое суток. [96]

Капитан Карнаухов принял решение оставить в деревне Таборы небольшую группу, которой надлежало подготовить площадку и световые сигналы на тот случай, если авиаторы повторят ошибку. Рано утром 28 января, не дожидаясь полного сбора людей, комбат повел десантников в район Озеречни, где планировалась высадка главных сил корпуса. К ночи батальон выбил немцев из деревни. В целом передовой отряд, из-за ошибки летчиков, задачи не выполнил и своего назначения не оправдал.

Генерал Левашов, не имея связи с передовым отрядом, решил продолжать десантирование 8-й воздушно-десантной бригады в район Озеречни. В ночь на 28 января был выброшен 3-й батальон этой бригады частью сил в районе Таборы, где десантники Карнаухова выложили сигналы, а частью — в районе деревни Озеречня. Комбат майор А.Г. Кобец, не дожидаясь полного сбора батальона, устремился на север, к шоссе и железной дороге Вязьма — Смоленск, где приступил к диверсионным действиям на этих коммуникациях.

Кроме выброски 3-го батальона в ночь на 28 января, планировалось десантирование остальных частей 8-й бригады с аэродромов Грабцево и Ржавец. Однако едва наступили сумерки, противник нанес бомбовый удар по сосредоточению транспортных самолетов и десантных подразделений на аэродроме Грабцево. В результате была разрушена взлетная полоса, уничтожены 7 самолетов ТБ-3, один истребитель, склад горючего; несколько самолетов получили повреждения, понес потери личный состав транспортной авиации и десанта.

С рассветом немцы повторили авианалет. Отвечавшее за противовоздушную оборону одно звено (!) истребителей 402-го авиаполка не было способно им противостоять. Десантирование с этого аэродрома пришлось прекратить, а с остальных продолжалось. Все последующие ночи немецкая авиация бомбила аэродромы, с которых десантировался 4-й ВДК.

Ввиду потери одного аэродрома и транспортных самолетов, сложных метеоусловий и противодействия противника, красиво вычерченный в штабах график сломался в первый день операции. [97] В ночь на 29 января были выброшены 540 десантников, 30 января — 120, 31 января — 215... Всего за 6 суток до 2 февраля удалось высадить в тыл противника только 2323 человека из состава 8-й воздушно-десантной бригады, т. е. менее 25% десанта. Дальнейшее продолжение операции было признано нецелесообразным, корпус возвращался из Калуги в Подмосковье.

Выброшенные в тылу десантники из-за ошибок пилотов оказались разбросаны на большом пространстве между Вязьмой и Дорогобужем, иногда в 50–60 км от заданной точки. Некоторые группы парашютистов попали в районы, занятые противником, и были сразу уничтожены. В итоге командиру бригады подполковнику А.А. Онуфриеву удалось собрать только 800 бойцов и командиров. Еще 520 человек попали к партизанам и в расположение корпуса Белова, они влились в состав бригады позднее, а 1003 десантника (43%!) не нашлись вовсе.

Некоторое время 8-я воздушно-десантная бригада действовала самостоятельно в тылах вяземскои группировки противника, а затем присоединилась к кавалеристам Белова.

2 февраля передовые части 33-й армии вышли на юго-восточные подступы к Вязьме и завязали бои за город, а 1-й гвардейский кавалерийский корпус 3 февраля прорвался к Вязьме с юга. В 12 км северо-западнее города находился 11-й кавкорпус Соколова. Поскольку к Вязьме практически одновременно вышли войска двух фронтов, логично было бы объединить их действия под единым командованием, что однако не было сделано.

В итоге наступление не согласовывалось ни по распределению задач, ни по времени и месту. Противник, спешно подтянув сюда, кроме пехоты, танки, артиллерию и бомбардировочную авиацию, удержал в своих руках город. [98] Германское командование, отдавая себе отчет, чем грозит потеря Вязьмы, в срочном порядке организовывало на ее подступах оборону, мобилизуя все имевшиеся под рукой силы и средства.

«Несогласованность сроков наступления на Вязьму, — пишет генерал Белов, — не позволила нам использовать элемент внезапности. Больше того, противник получил возможность отражать наступление советских войск по частям, то в одном, то в другом месте, маневрируя своими силами и средствами».

Под Вязьмой завязались ожесточенные бои, в весьма трудных условиях для выдвинувшихся туда советских войск, не имевших тяжелой артиллерии, танков, авиационного прикрытия, снабжения. Ценой больших потерь спешенные конники Белова к 6 января овладели опорными пунктами Стогово и Зубово, но дальше продвинуться не смогли. Не получило развития наступление войск 33-й армии. Части 11-го кавалерийского корпуса достигли автострады Вязьма — Смоленск, но воспрепятствовать движению по ней немецких войск им не удавалось.

Наиболее негативную роль сыграло отсутствие организации и взаимодействия между нашими частями. С Юго-Восточного направления Вязьму обороняли части 5-й танковой, 10-й моторизованной и 516-й пехотной дивизий. На этом направлении оперировали 3 дивизии генерала Ефремова, 5 дивизий Белова, 329-я стрелковая дивизия из армии Говорова, 250-й полк майора Солдатова, 8-я воздушно-десантная бригада Онуфриева. Все эти соединения и части выполняли свои персональные задачи и подчинялись своим штабам или непосредственно штабу фронта. Более того, когда генерал Белов предложил создать под Вязьмой общий фронт с войсками Ефремова, исходя из того, что «в этом случае мы смогли бы свободнее маневрировать имевшимися у нас силами. Но и соединиться нам не было разрешено. Штаб фронта дал мне странное указание: [99] «Локтевая связь с пехотой (имелась в виду 33-я армия) вам не нужна (!)». 10 февраля немцы контрударами отбросили корпус Белова на 12–15 км от города.

В начале февраля вяземский узел немецкой обороны и коммуникации, связывавшие Вязьму со Ржевом, Брянском и Смоленском, оказались в центре внимания как советского, так и германского командования. Ликвидация юхновской группировки и овладение Вязьмой должны были привести к завершению окружения основных сил группы армий «Центр» и созданию благоприятных предпосылок для их окончательного разгрома. Для вермахта это означало бы настоящую катастрофу. Поэтому военные действия в феврале на Западном направлении, и особенно в районе Вязьмы, приняли чрезвычайно острый характер. Хотя немцам в основном удалось создать новый фронт, удерживался он из последних сил.

Командующий 4-й немецкой армией 31 января доносил, что его

«соединения перенапряжены и душевно истощены. У солдат и офицеров отмечаются нервные припадки. В батальонах осталось примерно по 2 офицера, 12 унтер-офицеров, 60 солдат, по 5 пулеметов и 2 тяжелых пулемета. Пополнение недостаточно обучено, маршевые батальоны должной помощи не оказывают. Врачи отмечают у солдат как общее явление повышенную нервозность и апатию».

К счастью для оборонявшихся немецких войск, в это время иссякли силы и у русских. Назначенный 1 февраля главкомом вновь созданного Западного направления генерал армии Жуков был вынужден выбивать у Ставки каждый пулемет буквально поштучно. Не хватало снарядов и мин, были израсходованы все материальные резервы. Реактивная артиллерия в связи с отсутствием боеприпасов была вообще снята с фронта. При таком положении войска, конечно, не обладали большой ударной силой. [100]

Тем временем германское командование спешно перебрасывало на помощь фон Клюге дивизии из Западной Европы. В середине января на Смоленское направление прибыли 4 дивизии из Франции. На наиболее опасные участки выдвигались подразделения и части, высвобождавшиеся в результате внутренних перегруппировок, а также с других районов фронта. Считая, что Кюблер не справляется с кризисом, Гитлер назначил новым командующим 4-й армией генерала Хейнрици.

Перегруппировав войска и используя подкрепления, немцы активизировали свои действия. 2–3 февраля силами 20-й танковой дивизии и пехотного полка СС они нанесли сильные контрудары в районе Захарово с севера и с юга, перерезали сообщения прорвавшихся к Вязьме советских войск и закрыли 8-километровый прорыв в своей обороне. 33-я армия оказалась в двух разобщенных группировках: 3 стрелковые дивизии под общим руководством генерала Ефремова и небольшой оперативной группы — под Вязьмой, основная группировка во главе с беспробудно пившим начальником штаба армии генерал-майором А.К. Кондратьевым — на рубеже Износки и севернее.

«Вначале этому событию командование армии и фронта не придало особого значения, рассчитывая, что положение будет быстро восстановлено. В район Захарово была брошена небольшая группа, около 2000 пехотинцев с несколькими танками под командованием генерал-майора В.А. Ревякина. Однако противник успел закрепиться, и выбить его этими силами не удалось» (Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. М., 1964. С.348–349).

В самый канун немецкого наступления в прорыв вошла полнокровная 9-я гвардейская стрелковая дивизия, предназначенная для усиления ударной группировки Ефремова. Комдиву генералу А.П. Белобородову сразу же «стало ясно, что фашистские войска перешли к решительным действиям с целью «подрубить» основание прорыва ударной группы 33-й армии и окружить ее». [101] Однако в тот же день по приказу Жукова дивизия была передана в состав армии Голубева и получила приказ выйти из прорыва и взять деревню Захарово, штурмом которой гвардейцы занимались до 13 февраля.

Оставшиеся под командованием самодура-алкоголика генерала Кондратьева дивизии 33-й армии вообще были не способны выполнять какие-либо задачи в силу полной дезорганизации управления. Одну за другой строчили члены Военного совета армии и даже начальник Политуправления фронта самые негативные характеристики на начальника штаба:

«Кондратьев продолжает пьянствовать. Сегодня напился до того, что работать был не в состоянии...

...Кондратьев совершенно разложился. Человека, которому можно было бы поручить руководство штабом, сейчас нет...

...6 марта 1942 года он в пьяном виде подписал явно невыполнимый боевой приказ. В результате части понесли ненужные потери... О пьянстве и безделье Кондратьева знают все в штабе и частях, в силу чего авторитета Кондратьев никакого не имеет».

Именно на этого человека Жуков возложил обязанности обеспечить тылы ефремовской группы.

На радиограммы оказавшегося в окружении Ефремова, требовавшего быстрее восстановить коммуникации и усилить ударную группировку, Жуков отвечал железобетонно: «Меньше истерики. Держите себя более спокойно» или «Вам не дано право вступать в полемику с Военным советом фронта и наводить критику...», но никакой реальной помощи оказать не смог. Все попытки 43-й армии восстановить связь с ефремовцами не увенчались успехом. К началу марта ценой больших потерь войскам Голубева удалось лишь слегка потеснить противника и выйти к реке Воря. [102]

5 февраля 9-я армия Моделя неожиданно нанесла сильный удар по 29-й армии Калининского фронта со стороны Ржева и одновременно встречный удар из района Оленино. В результате к 1 7 февраля армия Швецова была отрезана от 39-й и оказалась в полной изоляции.

Положение советских войск на Западном направлении в феврале резко ухудшилось. Ослабленные длительными боями, они утратили свои наступательные возможности. Поэтому Ставка выделила генералу Коневу из своего резерва гвардейский стрелковый корпус, 7 стрелковых дивизий и 4 авиаполка, а для Жукова — гвардейский стрелковый корпус, 3 стрелковые дивизии, 4-й воздушно-десантный корпус, 200 танков и 60 тыс. бойцов маршевого пополнения.

Директивой от 16 февраля Ставка потребовала от главнокомандования Западного направления мобилизовать все силы Калининского и Западного фронтов для завершения разгрома группы армий «Центр». Перед войсками ставилась задача уничтожить группировку противника, действовавшую в районе Ржев, Вязьма, Юхнов, и к 5 марта выйти на рубеж Оленино, река Днепр, Ельня и далее по реке Десна до Снопоти. Одновременно армии левого крыла Западного фронта должны были ликвидировать вражескую группировку в районе Волхов, Жиздра, Брянск и освободить город Брянск.

Руководствуясь этими указаниями, Жуков решил сначала силами 22, 30 и 39-й армий Калининского фронта и 43, 49 и 50-й армий Западного фронта нанести поражение оленинской и юхновской группировкам противника, а затем объединенным ударом обоих фронтов завершить разгром главных неприятельских сил в районе Ржева и Вязьмы. 16-я и 61-я армии получили задачу наступать на Брянском направлении. Последующие события показали, что войскам были поставлены чрезмерно сложные задачи. [103]

Новое наступление Калининского фронта не принесло успеха, деблокировать войска генерала Швецова не удалось; им пришлось с тяжелыми боями и большими потерями прорываться на соединение с 39-й армией. Для оказания помощи окруженным Конев принял решение десантировать в удерживаемый ими район Мончалово, Окороково 4-й парашютно-десантный батальон 204-й воздушно-десантной бригады под командованием старшего лейтенанта П.А. Белоцерковского — более 400 человек.

Десантирование производилось в ночь на 17 февраля одиночными самолетами в несколько заходов с высоты 300 м. Во время выброски парашютистов и грузов самолеты ТБ-3 летали по кругу над площадкой приземления. Немцы стреляли по ним из винтовок и пулеметов, так как радиус района боевых действий 29-й армии сократился к этому времени до 4 км. Несмотря на это, ни летчики, ни десантники в воздухе потерь не имели. Всего в заданный район было переброшено 312 человек, привезено обратно 75 человек и 38 парашютистов ошибочно высадили под Старицей. В расположение войск Швецова собралось лишь 166 человек. Чем они могли помочь командарму, неясно.

28 февраля остатки 29-й армии в количестве 6000 человек вырвались из кольца к своим. По немецким данным, в плен попали 4888 бойцов и командиров, еще 26647 человек погибли на поле боя. Таким образом, первую половину тех клещей, что должны были сжать основные силы группы армий «Центр», немцы отсекли уже в феврале.

Попытки Конева в марте и апреле продолжать наступление и выполнить поставленные задачи провалились. Генерал Модель получил от фюрера Дубовые листья к Железному кресту и прозвище «пожарный для безнадежных положений». [104]

Группа генерала Белова 17 февраля получила от главкома Западного направления приказ обойти Вязьму с запада и перехватить железную дорогу Вязьма-Смоленск. В это же время 11-й кавкорпус Соколова, прорываясь с севера, должен был выйти на автомагистраль. Наступление началось вечером следующего дня и развивалось успешно. 2-я гвардейская кавдивизия неожиданным ударом выбила немцев из села Изборово, 21 февраля 8-я воздушно-десантная бригада заняла село Бекасово, а 41-я кавалерийская дивизия — Яковлево. Советские части перерезали железную дорогу и частично разрушили ее. Корпус Соколова в это время перехватил автостраду и закреплялся в селах Азарово и Черново в 6 км севернее. Однако соединиться двум подвижным группам так и не удалось.

Противник, подтянув танки, авиацию и 3 бронепоезда, сначала отбросил от автострады корпус Соколова, а 25 февраля нанес серию контрударов по группе Белова, окружив 41-ю кавдивизию, бригаду Онуфриева, 250-й полк майора Солдатова и 329-ю стрелковую дивизию. Белову пришлось отказаться от наступления на Вязьму ради спасения своих войск. На помощь окруженным направилась 2-я гвардейская кавдивизия. После 3-дневных боев кавалеристам и парашютистам удалось прорваться через вражеское кольцо и соединиться с главными силами. Но потери были велики. Так, в 75-й кавдивизии насчитывалось лишь 59 активных штыков.

Командование 329-й дивизии приняло решение пробиваться на восток, к 33-й армии Ефремова. Фактически дивизией уже никто не управлял, она распалась на мелкие группы, действовавшие по своему разумению. В итоге через боевые порядки противника к Белову и Ефремову смогли просочиться примерно 700 человек. 10 марта майор Солдатов вывел в расположение кавалерийского корпуса остатки 250-го полка — 75 лыжников. [105]

В разгар труднейших боев в самых неблагоприятных условиях Жуков прислал командиру группы новую телеграмму:

«...Почему вы, вопреки приказу Ставки и Военного совета фронта, ушли из-под Вязьмы? Кто вам дал право выбирать себе задачу? Задача определена моим приказом. Вы, кажется, забыли, что бывает за невыполнение приказа, хотя сами арестовываете и предаете суду виновных...»

Каков, однако, стиль управления! Непогрешимый Жуков «кажется забыл», что войска Белова и Ефремова больше месяца воюют в тылу противника, не получая от командования фронтом почти никакой помощи, кроме новых задач и однообразных угроз:

«Мы не получали боеприпасов с «Большой земли», поэтому использовали пушки и снаряды, которые собирали в тылу врага. Они были оставлены тут еще при отступлении советских войск осенью 1941 года. Снаряды долго пролежали под снегом, девяносто процентов их не разрывалось».

Только и оставалось, что заряжать пушки жуковскими телеграммами. Ясно было, что Вязьму уже не взять.

* * *

Для содействия войскам Западного фронта в окружении и разгроме юхновской группировки Жуков решил провести еще одну воздушно-десантную операцию. 10 февраля 4-й воздушно-десантный корпус получи я задачу силами 9-й и 214-й бригад и бальона 8-й бригады десантироваться в район западнее Юхнова, прорвать фронт обороны противника с тыла в направлении Ключей, в последующем выйти на Варшавское шоссе и соединиться с частями 50-й армии. Армии Болдина следовало наступать навстречу воздушному десанту и овладеть районами Бабыкино, Ключи, Песочня.

Для высадки корпуса была сформирована авиационная группа в составе 64 самолетов ПС-84 и ТБ-3. Десантирование на этот раз предполагалось осуществить с подмосковных аэродромов Люберцы и Внуково, хорошо прикрытых силами Московской ПВО. Центром десантирования избрали площадку восточнее деревни Желанье, которую контролировали партизаны. [106] Операцию планировалось провести в течение трех суток, каждый транспортный самолет должен был выполнить по 2 рейса за ночь.

Командование строго предупредило экипажи самолетов о личной ответственности за точность выброски каждой группы парашютистов. После такого инструктажа многие летчики в тех случаях, когда выложенные на земле сигналы внушали сомнения, предпочитали возвращаться на свои аэродромы, не выполнив задания. Это привело к нарушению графика вылета и повторным полетам значительного числа самолетов.

Германская авиация не имела возможности наносить удары по подмосковным аэродромам, но оказывала активное противодействие на маршрутах полета транспортной авиации и над районом десантирования, тем более что воздушные эшелоны с десантом нередко следовали без сопровождения истребителей. Немецкие бомбардировщики наносили удары по площадкам приземления парашютистов. Советские бомбардировщики и штурмовики десант в районе высадки и в ходе боевых действий не поддерживали.

Первым в ночь на 18 февраля десантировался 4-й батальон 8-й воздушно-десантной бригады. Задачу выполнили только 12 экипажей, которые сбросили 293 человека и 32 тюка с грузами. Остальные самолеты не смогли найти заданный район из-за потери ориентации. Путаницу и неуверенность в действия летчиков вносило большое количество костров и пожаров на земле, среди которых трудно было распознать «свои» сигналы. К тому же в дальнейшем сигналы подавал и противник, обозначая ложные площадки или места сбора. Применить вместо примитивных костров, выложенных в виде различных «букв», световые или радиотехнические средства наши начальники не догадались, а может, просто не знали, что это такое. Более того, воображения не хватило даже на то, чтобы присвоить каждой советской группировке в тылу противника отдельный сигнал: идентичным образом в это же время жгли костры снабжаемые по воздуху конники Белова, партизаны Кирилова и пехотинцы Ефремова. [107]

В последующие ночи десантировались части 9-й и 214-й бригад. Вместо трех ночей операция заняла неделю, в тыл противника за это время было заброшено 7100 человек и 1500 тюков. В ночь на 23 февраля в район высадки вылетел штаб 4-го ВДК. Все командование следовало в одном тихоходном самолете ТБ-3, который на подлете к цели подвергся атаке немецкого ночного истребителя Ме-110. В результате осколком был убит командир корпуса генерал Левашов и ранено несколько офицеров штаба. Командование принял на себя начальник штаба полковник А.Ф. Казанкин.

Но в целом урон, нанесенный германской авиацией, был небольшим. Гораздо более серьезные потери — свыше 2000 человек — десантники понесли в результате неточной выброски по вине собственной транспортной авиации. Как и прежде, имели место многочисленные случаи выброски людей и грузов на большой площади, с высоты 1000–2000 м, вместо положенных 600 м — в расположение 33-й армии, корпуса Белова, в боевые порядки противника и далее за Днепром. Потери грузов значительно снизили боеспособность десанта, потеря лыж лишила многие подразделения подвижности. До 23 февраля одновременно с продолжавшимся десантированием части корпуса сосредоточивались в районах сбора, разыскивали сброшенное имущество и вели разведку.

Немцы, в свою очередь, с первой же ночи появления в своем тылу десантников начали усиливать гарнизоны и оборонительные сооружения. Многие строения в населенных пунктах приспосабливались под огневые точки, строились ледяные окопы и различные заграждения. Гарнизоны усиливались танками и артиллерией.

Приняв командование корпусом, полковник Казанкин связался со своими бригадами и с командованием 50-й армии. К этому времени войска генерала Болдина, подходившие к Варшавскому шоссе на рубеже Сапово, Савинки, встретили упорное сопротивление противника, преодолеть которое оказались не в состоянии. [108]

В ночь на 24 февраля 9-я воздушно-десантная бригада полковника И.И. Курышева, уничтожая по пути мелкие гарнизоны, вышла к населенным пунктам Пречистое и Куракино, где была остановлена немцами. 212-я бригада подполковника Н.Е. Колобовникова пыталась с ходу захватить опорные пункты в Иванцеве, Костинках, Жердовке, но успеха не имела. В течение ночи с 24 на 25 февраля части корпуса вели разведывательные поиски, улучшали занимаемые позиции и готовились к проведению повторных атак опорных пунктов. Единственным средством подавления, которым располагали десантники, являлся огонь из стрелкового оружия и минометов. Однако и он не мог быть особенно интенсивным из-за ограниченного количества боеприпасов. Поэтому корпус действовал в основном ночью, внезапными атаками.

Всего перед собой части Казанкина имели около пяти пехотных полков, принадлежавших 131, 34 и 31-й дивизиям. Они располагались в населенных пунктах, приспособленных к обороне, занимали укрепленные позиции, были усилены артиллерией и поддерживались бомбардировочной авиацией. Таким образом, с первого дня боевых действий корпус на всем фронте наступления встретился с организованной обороной, которая все более усиливалась в связи с тем, что десантирование и сбор частей воздушного десанта затянулись на длительное время. Противник, определив намерения и направление ударов войск 4-го ВДК, немедленно стал подтягивать в район действий дополнительные силы.

Несмотря на это, десантники на отдельных направлениях продвинулись на 20–22 км навстречу войскам фронта, овладели рядом населенных пунктов. В результате боев 23–28 февраля части корпуса вышли на указанный командованием Западного фронта рубеж, где должна была произойти встреча с войсками 50-й армии. [109] Нескольким разведгруппам 9-й воздушно-десантной бригады удалось даже пробраться через Варшавское шоссе и установить связь с частями генерала Болдина. Но 50-я армия не смогла прорвать фронт и соединиться с десантниками, и корпус, понеся значительные потери, при ограниченном количестве боеприпасов, 1 марта перешел к обороне.

В итоге десантная операция поставленных целей не достигла. Войска 43, 49 и 50-й армий не добились решительного успеха. Только в начале марта после тяжелых многодневных боев им удалось срезать юхновский выступ и освободить Юхнов. Продвинуться дальше они не смогли. Сложившаяся обстановка вызвала необходимость длительного пребывания частей 4-го ВДК в тылу противника. В этой обстановке задачи корпуса свелись к удержанию захваченного района и диверсионной деятельности на немецких коммуникациях.

Отсутствие регулярного снабжения — ведь по замыслу операции боевые действия десанта должны были продолжаться не более 2–3 суток — артиллерии и танков, а также слабая поддержка с воздуха фронтовой авиацией не позволяли парашютистам успешно выполнять сложные боевые задачи. По существу, десантные бригады и батальоны превратились в обычные облегченные стрелковые части и партизанские отряды.

Анализируя эту операцию, генерал Лисов пишет:

«...в конце января и начале февраля в тылу вяземской группировки противника сложилось несколько очагов борьбы советских войск. Это группы генерала Белова и Ефремова, группы десантников майора Солдатова и подполковника Онуфриева. К моменту принятия решения на применение 4-го воздушно-десантного корпуса в феврале положение указанных групп нельзя было считать даже удовлетворительным. Отсюда возникает вопрос: стоило ли в этой обстановке бросать десантников навстречу войскам 50-й армии? [110]
Не лучше ли было-бы 4-й ВДК использовать вначале для усиления группы Ефремова, затем, соединив эти войска с группой генерала Белова, образовать единый плацдарм и, опираясь на него, под единым командованием... нанести удар на север между Вязьмой и Смоленском, навстречу 11-му кавалерийскому корпусу Калининского фронта или на юг навстречу армии генерала Болдина? Но командование Западным фронтом не дало соответствующих указаний.

Несогласованность как в сроках, так и в направлении действий советских войск под Вязьмой не позволила добиться решающих успехов, а противник получал возможность отражать их атаки по частям, то в одном, то в другом месте, маневрируя своими силами и средствами».

В ходе Отечественной войны советское командование попыталось провести еще одну крупную воздушно-десантную операцию в сентябре 1943 года, когда наши войска вышли на рубеле Днепра. Казалось бы, имея ценнейший опыт вяземских десантов, теперь можно было предусмотреть все. Однако на деле опыт никому оказался не нужен, а просчеты в организации операции достигли уровня кретинизма.

Целью десанта являлось содействие войскам 40-й армии Воронежского фронта в расширении так называемого Букринского плацдарма на западном берегу реки. Для высадки был выделен сводный воздушно-десантный корпус в составе 1, 3 и 5-й бригад под командованием заместителя командующего ВДВ генерал-майора И.И. Затевахина. План операции утверждал лично представитель Ставки маршал Жуков, который в целях соблюдения секретности запретил взаимодействие и обмен информацией между армейским и десантным штабами — «пусть каждый решает свои задачи». В соответствии с этой идеей, командиры бригад получили боевой приказ 24 сентября в 16.00 — за полтора часа до посадки личного состава в самолеты; у комбатов на постановку задач своим подчиненным осталось по 30 минут; командиры рот и взводов проводили инструктаж бойцов уже в воздухе. [111]

Достоверные разведданные о составе и группировке противника отсутствовали, а те, которые имелись — игнорировались. Выдвижение в район предполагаемого десантирования германских резервов осталось незамеченным. Транспортных самолетов в исходные районы прибыло значительно меньше, чем планировалось, а их грузоподъемность оказалась меньше заложенной в расчетах и таблицах десантирования. Присланные за 30 минут (!) до взлета бензозаправщики не успели в столь короткий срок заправить все машины. В результате десантирование проводилось не по плану, а отдельными самолетами по мере их заправки. Уже в ходе операции выяснилось, что горючее закончилось, поэтому операция была прекращена.

Всего ночью 25 сентября удалось высадить 3-ю и 2 батальона 5-й воздушно-десантной бригады — 4575 человек без 45-мм орудий. В результате потери пилотами ориентиров и желания побыстрее покинуть зону зенитного огня противника парашютисты и грузы сбрасывались беспорядочно с высоты до 1000 м и на больших скоростях. Это привело к разбросу десанта на огромной площади между Ржищевом и Черкассами. Часть парашютистов была выброшена прямо в Днепр, 230 человек — на своей территории. 13 самолетов вернулись назад, так и не найдя района высадки. Основная же масса десанта попала прямиком в боевые порядки противника, вот тут, так сказать, эмпирическим путем и было установлено, что против плацдарма сосредоточены пять немецких дивизий, в том числе две танковые.

Но даже сообщить о своем «открытии» многозвездному начальству парашютисты не имели возможности из-за потери связи (в результате беспорядочной погрузки и неправильного распределения радиосредств). Например, командир 3-й воздушно-десантной бригады, вылетая на одном самолете со своим начальником штаба, не взял с собой ни одной рации дальнего действия, в то время как в других самолетах находилось по 3–6 радиостанций с радистами. [112] А радиостанции, в свою очередь, десантировались отдельно от блоков питания. И все это разбросало на площади свыше 1500 км! Многие рации были потеряны еще в воздухе или сразу после приземления, часть вышла из строя по техническим причинам. В итоге большинство командиров частей осталось без радиосредств.

Из-за неудачной выброски десантники были обречены на самостоятельные действия мелкими группами в районах своего приземления. С 25 сентября по 5 октября в тылу противника действовали 43 такие группы общей численностью около 2300 человек. Никакого реального содействия войскам Воронежского фронта они, конечно, оказать не могли.

В конце сентября подполковнику Сидорчуку удалось собрать в Каневском лесу нескольких таких групп и сколотить из них сводную бригаду в 600 человек, которая перешла к диверсионным действиям. Лишь 6 октября к ней присоединилась группа связистов с исправной радиостанцией, которая впервые установила связь с 40-й армией.

Между тем достаточно было открыть Полевой устав Красной Армии 1940 года, в котором четко указывалось:

«Использование воздушных десантов требует организации тщательной разведки районов выброски (высадки) и действий десанта; скрытности и внезапности применения; надежного обеспечения боевой авиацией транспортировки воздушного десанта и его последующих наземных действий; строгого учета времени, необходимого десанту на подготовку к операции и выполнение боевой задачи; организации надежной связи с выброшенным десантом».

Не для наших маршалов тот устав писался.

Жуков в мемуарах об этих событиях не обмолвился ни строчкой, как и о приказе Сталина, в котором, в частности, указывалось, что «выброска массового десанта в ночное время свидетельствует о неграмотности организаторов этого дела... (курсив наш.- Авт.) ». [113]

В качестве постскриптума к данной теме осталось привести мнение маршала Н.Н. Воронова:

«С большим сожалением нужно сказать, что мы, пионеры воздушного десанта, не имели разумных планов его использования».

Больше ни Генштаб, ни Жуков воздушно-десантными операциями не баловались — слишком сложная оказалась затея.