Новый год — новые надежды
В конце 1941 года, после ряда катастрофических поражений, Красная Армия сумела провести крупные наступательные операции под Ростовом и Тихвином, а также «развеять миф о непобедимости германской армии» на полях Подмосковья. Советские войска достигли существенных результатов, отбросив противника на 150–300 км на запад и нанеся ему значительные потери в живой силе, и особенно в технике.
К Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину вновь начала возвращаться былая уверенность. Преодолев кризис под Москвой, он счел, что война теперь пошла по той же колее, что и в 1812 году: враг разбит, настало время его преследования и окончательного разгрома.
Сталину очень нравилась такая аналогия, и уже тогда историками в погонах стала разрабатываться верноподданническая теория о том, как «величайший полководец современности Иосиф Виссарионович Сталин», подобно «гениальному Кутузову» (но применив еще и безошибочную марксистскую методу), заманил Гитлера под Москву, где и «загубил» его лучшие войска.
«Советская военная наука, созданная товарищем Сталиным, заново разработала и успешно применила... контрнаступление... Сталинское учение о контрнаступлении явилось величайшим приобретением советской военной науки», — писал полковник П.А. Жилин в своей работе, посвященной... фельдмаршалу М.И. Кутузову. [10] Все правильно понимал товарищ, как не сделать такого академиком?
В общем, Верховный Главнокомандующий «непобедимой и легендарной» пришел в себя после нокдауна. Изменение показаний сталинского «барометра» четко прослеживается в развитии его взаимоотношений со вновь приобретенными западными союзниками, в частности по вопросу второго фронта.
Впервые правительство СССР поставило этот вопрос менее чем через месяц после германского нападения. Было от чего: к этому времени потерпели сокрушительное поражение армии Кузнецова и Павлова, пал Смоленск, танки вермахта рвались к Ленинграду, Москве и Киеву. Пришлось советскому генсеку, еще недавно готовившему «великий освободительный поход с целью освобождения международных пролетариев от гнета помещиков, капиталистов, полицейских и всякой другой сволочи», просить помощи у заклятых классовых врагов — английских буржуев. В послании на имя британского премьер-министра, датированном 18 июля 1941 года, говорилось:
«...Военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на западе (Северная Франция) и на севере (Арктика). Фронт на севере Франции не только мог бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение Гитлера в Англию... Легче всего создать такой фронт именно теперь, когда силы Гитлера отвлечены на восток и когда Гитлер еще не успел закрепить за собой занятые на востоке позиции».
Черчилль даже не стал советоваться со своими военными, а сразу ответил, что создание фронта во Франции является в настоящий момент нереальным предприятием. [11]
3 сентября, в момент нового обострения ситуации на советско-германском фронте, когда бои уже шли у стен Киева, а танковая группа Гудериана выходила в тыл войскам генерала Кирпоноса, Сталин вновь повторил свое предложение «...создать уже в этом году второй фронт...», который бы оттянул с советского фронта 30–40 немецких дивизий, — и вновь получил отказ.
Ясно, Черчилль — сволочь, старый враг Советской власти и желает «нашего ослабления». 6 ноября 1941 года в торжественной речи, которую пришлось произносить в подземном зале Московского метро, Сталин недвусмысленно возложил вину за свои военные поражения на Англию и США.
Он заявил:
«Одна из причин неудач Красной Армии состоит в отсутствии второго фронта в Европе против немецко-фашистских войск. Дело в том, что в настоящее время на Европейском континенте не существует каких-либо армий Великобритании и Соединенных Штатов Америки, которые бы вели войну с немецко-фашистскими войсками... Обстановка теперь такова, что наша страна ведет освободительную войну одна, без чьей-либо военной помощи...»
Вождь, мягко говоря, лукавил.
Во-первых, уже 22 июня 1941 года Черчилль предложил «оказать России и русскому народу всю ту помощь, какую мы только сможем». С начала сентября Великобритания начала поставки военной техники Советскому Союзу на условиях ленд-лиза, т. е. в долг, а 1 октября 1941 года в Москве был подписан протокол, согласно которому западные державы обязались поставлять в СССР ежемесячно 400 самолетов, 500 танков, большое количество грузовых автомобилей и многое другое. Так что военную помощь Красная Армия получала и объемы ее росли!
Во-вторых, с чего бы вдруг объявились на континенте «армии» Соединеных Штатов государства, которое ни с кем не воюет? [12]
И в-третьих, именно Англия бескомпромиссно сражалась с Гитлером и его союзниками в течение двух лет (1939–1941), причем последний год — в одиночку. Англия теряла корабли, самолеты, солдат, вела битву за Британию и битву за Атлантику, сражалась в Египте, Франции, Греции и Норвегии, охотилась на «Бисмарка» и терпела поражения под Дюнкерком и на Крите. Ее города подвергались разрушительным бомбардировкам, в которых погибли десятки тысяч мирных жителей и огромные материальные ценности. Все это время Советский Союз, оговорив пактом 1939 года свою «зону влияния», снабжал дружественную Германию стратегическим сырьем, укрывал германские корабли в своих базах, выводил «корсаров фюрера» на британские коммуникации Северным морским путем, а наш нарком иностранных дел товарищ В.М. Молотов отстукивал в Берлин поздравительные телеграммы на взятие европейских столиц. Остров бился в тисках подводной блокады, а товарищ Сталин слал камраду Гитлеру эшелоны с зерном, лесом, никелем, хромом, марганцем, цинком, каучуком, хлопком — всем тем, в чем нуждались военные заводы Третьего рейха.
Черчилль, выступая в палате общин 13 мая 1940 года, заявил:
«...Вы спрашиваете, в чем состоит наша политика? Я отвечу: она в том, чтобы вести войну на море, на земле и в воздухе и использовать для этого всю нашу мощь и всю нашу силу, которую только может дать нам Господь; вести войну против чудовищной тирании, равной которой нет в мрачном и достойном сожаления перечне человеческих преступлений. Вы спрашиваете, в чем состоит наша цель? Я могу дать ответ одним словом: победа! Победа любой ценой! Победа, несмотря на весь ужас! Победа, как бы долог и тернист ни был путь к ней, ибо без победы не может быть жизни...»
А Молотов в это время разъяснял депутатам Верховного Совета, что «...не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», и поздравлял посла Шуленбурга с «победами германских армий». [13]
Теперь же, когда товарища Сталина прижало, он стал требовать от англичан второго фронта, и немедленно, и «оттянуть» на себя с советско-германского фронта 30–40 дивизий — это в дополнение к тем 38 дивизиям вермахта, которые дислоцировались во Франции и Бельгии.
Проведение десантной операции такого масштаба нуждалось в гигантских материальных ресурсах, огромном количестве транспортных и специальных судов (Англия потеряла уже более 2000 кораблей), завоевании господства на море и в воздухе, подавляющем превосходстве в живой силе и технике (в метрополии имелось 39 дивизий, причем британский флот был в состоянии обеспечить переброску лишь шести из них). Гитлер, ввиду нехватки сил и средств, так и не решился на прыжок через Ла-Манш, еще меньше шансов на успех было осенью 1941 года у Черчилля, о чем он прямо заявил советскому послу в Лондоне И.М. Майскому.
После советской победы под Москвой вопрос о втором фронте потерял для Сталина актуальность. Это явствует из его бесед с министром иностранных дел Великобритании Антони Иденом, проведенных в период с 16 по 20 декабря. Последний прибыл в Москву для заключения договора о союзе в войне с Германией и послевоенном сотрудничестве. Сталин же дал ясно понять, что гораздо больше его интересует проблема будущих границ СССР. Он настойчиво требовал от Идена признания в договоре рубежей Советского Союза 1941 года, заявив при этом:
«Наши войска могут в близком будущем вновь занять Балтийские государства».
Вождь настолько уверовал в прочность своего положения, что, в виде уступки за признание Англией западных границ СССР, готов был снять требования об открытии второго фронта. Теперь его больше заботило подтверждение западными демократиями территориальных приобретений, полученных в результате сговора с Гитлером (!), в том числе раздела Польши, из-за которой Великобритания, собственно, и ввязалась в эту войну. [14] Идеи, ссылаясь на Атлантическую хартию, отказывался давать конкретные обязательства по этому вопросу. «Какая еще «хартия»? — возмущались в Кремле. — Ведь всем известно, что соответствующие территориальные изменения были произведены согласно волеизъявлению населения данных территорий». Вот оно что: английское правительство «стоит за расчленение Советского государства»! А раз так, заявил Сталин, то и договора никакого не будет.
На вопрос Идена об оказании Советским Союзом помощи в войне с Японией, Сталин ответил, что СССР к этому еще не готов:
«Было бы гораздо лучше, если бы Япония напала на СССР. Это создало бы более благоприятную политическую и моральную атмосферу в нашей стране...»
Верховный добавил, что «был бы готов возобновить разговоры о дальневосточной ситуации весной. Возможно, конечно, что японцы сами атакуют СССР раньше, тогда позиция сама собой прояснится».
Таким образом, встречая новый 1942 год, Сталин чувствовал себя способным добить Гитлера и без помощи союзников. Идеи уехал из Москвы ни с чем, переговоры не были завершены «ввиду отказа Англии признать западную границу СССР».