В поисках врага
Володя проснулся в семь утра и, умывшись, сразу выбежал на палубу, ожидая, что увидит открытое море. Но «Веста», как и вчера вечером, тихо покачивалась у таможенной пристани. Отплытие почему-то откладывалось. За завтраком в кают-компании офицеры засыпали вопросами Владимира Платоновича Перелешина. Старший офицер ответил, что, насколько он может судить о намерениях командира эскадры, в которую входит «Веста», Кроун считает неудобным покидать порт в воскресное утро, хотя, возможно, есть и другие, сугубо военные причины.
В этот день, как обычно по воскресеньям, Баранова пригласили обедать в кают-компании, но и он знал только, что выход перенесен на семь вечера. В пять стали поднимать пары, в семь «Ливадия» отдала швартовы и двинулась к выходу из бухты. Следом пошел «Константин», за ним «Владимир» и, наконец, «Веста».
Миновав Константиновский форт, пошли кильватерной колонной прямо на большое, красное, садящееся в море солнце.
На траверзе Херсонесского маяка на одиноком флагштоке «Ливадии» взвился сигнал. Командующий эскадрой требовал к себе командиров. На «Весте» застопорили машину, спустили вельбот, и отборные гребцы взрыли лакированными веслами спокойно колышущуюся воду. На палубе «Весты» с удовлетворением отметили, что вельбот с их командиром отвалил от борта раньше, чем с «Константина» и «Владимира».
В бинокли было видно, как капитан «Ливадии» встретил у трапа прибывших офицеров и увел к себе в каюту.
— Пошли вскрывать запечатанный пакет с секретным приказом Аркаса, — уверенно провозгласил Перелешин-младший. Все и так это знали. Началось напряженное ожидание. Часть офицеров высказывалась за крейсерство вдоль побережья, но старший офицер резонно заметил:
— Нет, господа, тогда бы такую скрытность не разводили. Наверняка имеется определенный порт, на который мы должны напасть.
Ожидание длилось, впрочем, недолго. Через полчаса все три вельбота отвалили от борта «Ливадии» и пошли к своим кораблям. Баранов поднялся по трапу и обратился к офицерам.
— Господа, нам приказано произвести минную атаку на порт Пендерекли на Анатолийском побережье. Главный командир Черноморского флота имеет сведения о том, что на его рейде находятся броненосцы Гобарта-паши. Так как у «Константина» минных катеров вдвое больше, чем у нас, и есть большой опыт таких вылазок, то руководство атакой командир эскадры возложил на лейтенанта Макарова. Завтра он пришлет свою инструкцию.
Настала ночь, первая ночь «Весты» в боевом походе. Корабли шли с потушенными огнями, только тускло мерцала лампочка у нактоуза. Через каждый час «Ливадия» показывала свое место троекратным миганием фонаря, на что «Владимир» мигал два раза, «Константин» четыре, а «Веста» — пять. Утро застало суда отряда в пределах видимости друг друга. Бдительность удвоили — на салинги послали сигнальщиков. По примеру «Ливадии» снизили ход до восьми узлов, чтобы подойти к Анатолийскому берегу в сумерках.
С последними лучами солнца на горизонте в расстоянии около 30 миль открылся мыс Баба в виде двух вершин, из которых левая была выше правой. За ним, к югу, простирался залив Пендерекли, или, как его называли турки, Эрегли. По его берегу (это знали на русских судах, но не видели) раскинулся городок Эрегли, древняя Гераклея Понтийская, выходцы из которой основали в пятом веке до нашей эры город Херсонес у современного Севастополя.
Корабли застопорили машины и легли в дрейф. Быстро спускались сумерки, легкий бриз покачивал «Весту». Из труб катеров уже шел дым, пары были подняты, в котлы подали горячую воду из машины, по сигналу с «Константина» катера осторожно, но быстро спустили на воду, Баранов пожал руки Перелешину и Жеребко-Ротмистренко, проводил до трапа, сказал с чувством:
— Надеюсь, что в первой атаке катера «Весты» будут не хуже, чем с «Константина». С богом, друзья!
У Володи отход катеров вызвал волнующее, щемящее чувство восторга, красоты сцены и сожаления, что он остается в безопасности на борту «Весты». Безбрежное, темное, волнующееся море, крошечные, по сравнению с «Вестой», корпуса катеров, бесшумно отошедших от парохода... Еще было видно, как они у борта «Константина» образовали две колонны, саженях в 25 одна от другой, и растворились в ночи.
«Владимир» ушел — ему надо было пройти вдоль берега несколько миль к западу и одновременно настолько приблизится к рейду, чтобы оттуда сразу заметили его огни и кинулись в погоню.
«Ливадия» и «Веста», пользуясь темнотой, тоже подошли ближе к берегу. Появились редкие огни Эрегли, цепочкой раскинувшиеся вдоль залива. Застопорили машины и стали ждать, напряженно глядя во мрак.
Прошло полчаса... час... полтора... Все было тихо, даже бриз стих, и уже не слышно было пения снастей, на берегу один за другим гасли огни города. В порту не было ни суматохи, ни стрельбы, ни взрывов — полная, ничем не нарушаемая тишина. Между «Вестой» и берегом замигал огонь четыре раза — сигнал первого отряда. Правее промигали пять раз — сигнал второго.
— Возвращаются, и не по одному, как после атаки, а по-прежнему в строю, — прошептал Андрей Владимиру.
— Показать огни, — скомандовал вахтенный офицер.
На мостике пять раз вспыхнул и потух фонарь, в кабельтове от них загорелись и погасли огни «Ливадии» и «Константина». Вскоре из мрака возникли «Птичка» и «Пташка», стали по бортам «Весты».
Первым на палубу поднялся Перелешин.
— Прогулялись! — зло сказал он. — И это называется шпионаж! На рейде никого, под берегом — рыбачьи фелюги и бриги.
Все были разочарованы, только старший офицер, желая утешить брата, рассудительно заметил:
— Не огорчайтесь, господа, вы не нашли броненосцы, но приобрели опыт. Далеко не каждая минная атака может быть успешной при современном несовершенстве наших средств и оружия.
Минные офицеры, которые уже побывали на борту «Ливадии» и доложили о неудаче, передали Баранову приказание командира отряда взять курс на Сулин, куда, возможно, перешли броненосцы из Пендерекли. Тотчас была дана команда включить паровые лебедки и приступить к подъему катеров. Не так быстро, как обычно на «Константине», но все же за десять минут катера установили на боканцах. С их днищ на палубу лилась вода и с журчанием сбегала в шпигаты.
Владимир, обязанности которого в качестве ординарца Баранова окончились с отбоем боевой тревоги, отправился спать, а Андрей заступил на вахту с 12 до четырех часов. Баранов спустился к себе в каюту, велев разбудить при первом подозрительном огне в море или каком-нибудь сигнале с «Ливадии».
Весь следующий день отряд шел в том же порядке с предельной скоростью. Стремились попасть к Сулину в сумерках, но еще засветло, чтобы успеть сначала осмотреть рейд, а потом уже атаковать его катерами. Кочегары и машинисты, очумев от жары, время от времени выбегали на палубу, где их обливали забортной водой. Володя старался не попадаться на глаза Баранову — боялся, что пошлет в машину.
Но Баранову было не до этого. Вместе со старшим офицером он весь день провел на мостике, разглядывая горизонт. То же делал и сигнальщик на салинге, но горизонт был чист. Ни одного дымка, ни одного паруса не было на нем. Эскадра шла напрямик, вдали от берегов, а торговые суда турок, если и решались выйти из своих портов, то далеко в море не заходили, считая, что лучше обогнуть все Черное море по периметру, чем встретиться с русскими крейсерами.
Берег у Сулинского гирла, главного и наиболее глубокого из рукавов устья Дуная, — это очень низкий песчаный пляж без какой-либо растительности. Поэтому штурман сказал Баранову, что признаком приближения к нему может служить увеличивающаяся мутность воды. Предупрежденный сигнальщик на салинге под вечер донес, что видит мутную воду и на горизонте гору. В бинокли установили, что это пятивершинная возвышенность Беш-Тепе, находящаяся далеко в глубине Румелийского побережья.
Теперь было решено действовать иначе, чем в Пендерекли. «Константин», «Веста» и «Владимир» легли в дрейф, а «Ливадия», как самая быстроходная и лишенная далеко видного рангоута, с заходом солнца приблизилась к Сулинскому рейду. Он был пуст. В порту, занимающем три мили вверх по Сулинскому рукаву, можно было с трудом различить какое-то движение, но это, очевидно, перемещались речные корабли. Посылать из-за них катера было бессмысленно. Срок крейсерства истекал, решили вернуться в Одессу.
Больше всего огорчился Владимир. Был вечер пятого июля, его пребывание на «Весте» кончалось через десять дней. Он уже предчувствовал, как покинет полюбившийся ему корабль, так и не приняв участия в морском бою, и не увидит действия аппаратов Давыдова.
Андрей утешал брата. Он беседовал с Черновым, и подполковник сказал, что, по его мнению, первое крейсерство «Весты» в составе столь разнокалиберной эскадры было просто тренировочным походом, проверкой боевой готовности нового крейсера. А вот теперь, когда испытание выдержано — минные катера исправны, машины в порядке, корабль не отставал от отряда во время ночных переходов без огней, — то по прибытии в Одессу «Весту» ждет назначение в самостоятельное плавание.
На следующий день, к полудню, появился мыс в виде отвесной стены более 25 саженей высотой, который Викторов определил как Большой Фонтан. До Одессы оставалось не более шести миль.
Миновали мыс Ланжерон, открылась длинная линия Карантинного мола с Воронцовским маяком на оконечности. За молом густо стояли мачты укрывшихся в порту коммерческих пароходов и парусников. Навстречу эскадре из порта уже спешил лоцманский катер для проводки через минные поля, простиравшиеся в море на семь верст. Викторов сказал, что с десяти часов вечера до трех утра прилегающая акватория освещается невиданным ранее способом — двумя электрическими прожекторами. Один установлен на даче Ланжерона, а другой — в противоположном конце города — на Пересыпи. Ночью в Одессе действует правило о строгом затемнении, за этим следит полиция. Город охраняют 13 береговых батарей с орудиями больших калибров. Здесь же все броненосные силы Черноморского флота — обе «поповки», кроме того, построены две плавучие батареи.
— А зачем освещать прожекторами минные поля? — спросил Володя. — Наоборот, пусть турки в темноте наскочат на них и взорвутся.
— А чтобы не разминировали, — ответил Викторов. — Знаете, как было в Сухум-кале? Турки подошли с моря, спустили ныряльщиков, те находили мины, перерезывали тросы и оттягивали в сторону.
Все удивились мужеству турецких пловцов, но Чернов высказал логичную мысль, что это просто результат их невежества. Ныряльщики никогда не видели взрыва мины и просто не знали, чем он грозит.
Явился лоцманский бот и повел эскадру в гавань.