Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

В полночь

Среди горных вершин и распадков по-змеиному вьется узкая тропа. Кто ее торил? В какие незапамятные времена? Скорее всего, кочующие племена использовали ее для перехода с одного пастбища на другое. А может, здесь некогда шли караваны верблюдов с заморскими товарами? Но с тех пор, как в Афганистане появились душманы, безымянная тропа стала называться Шайтановой. Под покровом темноты крадутся по ней бандиты, чтобы убивать, грабить, наводить ужас на мирных жителей. И страх поселился в тех местах. Дехкане старались держаться подальше от некогда путеводной ниточки. Встреча с так называемыми «борцами за ислам» всегда заканчивалась здесь трагедией. Бандитам человеколюбие непонятно.

В ночь под Новый год к началу тропы со стороны долины подъехало несколько бронетранспортеров одного из подразделений ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Замерев на мгновение под скальным «козырьком», бэтээры тут же повернули в обратный путь. Даже вблизи трудно было увидеть, ради чего они сюда подъезжали. Так что цепочка в пятнадцать человек незамеченно и почти бесшумно начала спорый подъем в горы. Наверное, вот так уходили когда-то на задание герои прекрасной книги о минувшей войне «Звезда» писателя Э. Казакевича. И уж больно походил юный офицер, который вел группу, на мечтательного и скромного лейтенанта Травкина.

Им был лейтенант Александр Сидоренко, недавний выпускник Ленинградского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени С. М. Кирова. Он, как говорится, без страха и сомнения шагал впереди. Небольшого роста, Александр походил скорее на десятиклассника, нежели на офицера, за плечами которого изрядный боевой путь, чему свидетели три ранения и два ордена Красной Звезды. Тренированные с детства легкие — суворовцем много раз «наматывал» километры по крутым берегам Уссури — дышали ровно, без напряжения.

Чуть позади командира поспешал рядовой Владимир Таран, пулеметчик. Ростом он тоже «не вышел», но в роте диву давались его выносливости — в походе бронежилет, пулемет, патроны, гранаты, вещмешок, казалось, вдавливали его в землю, а он шел — хоть бы что. Ни на одном из маршей в горах не отстал. У него тоже две награды — медали «За отвагу».

Еще один кавалер двух медалей «За отвагу» — старший сержант Иван Мельников — замыкал цепочку. Этот, в противовес Тарану, — косая сажень в плечах. Несмотря на разницу в физических данных, Мельников и Таран дружили. Их часто видели вместе, да и на задание они попали не случайно: ротный, конечно же, знал, что, взяв только одного из них, обязательно обидит второго.

Кстати, если говорить о наградах, то почти все, кто составлял группу, имели их — старший сержант Одилжон Мамарасулов, рядовые Сергей Сулаев, Сергей Швыдкий, Назим Садриев, другие воины. Для операции, которую предстояло провести в новогоднюю ночь, командир роты Сидоренко из добровольцев, а их оказалось немало, отобрал только тех, кто проверен был в боевых условиях и на кого полагался, как на самого себя. С ними лейтенант спешил оседлать тропу Шайтана на перевале Чурчурак.

Идея засады исходила от самого Сидоренко. Лейтенант долго убеждал комбата разрешить ему выйти на перевал.

— А почему вы думаете, что душманы пойдут сегодня? — хмурил брови майор Владимир Аверьянов.

— Обязательно пойдут, — упрямо твердил Александр.

— Слова, слова... Нужны доказательства.

— Во-первых, «духи» думают, что мы Новый год в расположении празднуем, так сказать, дома. Они же знают наши обычаи. Во-вторых, я нутром чую...

Комбат улыбнулся:

— Нутром, говорите?

Улыбка означала: лед тронулся, положительное решение возможно.

— Интуиция у меня, товарищ майор.

Комбат молча потер левой рукой лоб, размышляя над ситуацией. Рискованное дело предложил лейтенант. Людей потерять можно... А с другой стороны, нельзя инициативу глушить. Сумел же Сидоренко со своими подчиненными недавно на той самой тропе душманский караван с оружием перехватить. Правда, действовал Сидоренко тогда по наводке работников местного отделения ХАДа (службы безопасности). Их агент точно сообщил время и место прохождения банды. Такие сведения, каждый военный знает, бесценны. Афганские товарищи заранее и помощи попросили: своих сил в достаточном количестве у них не оказалось.

Тогда сначала было принято решение всем батальоном засаду устроить, но молодой Сидоренко смело доказал: с бандой управиться проще небольшим количеством бойцов. Командовать группой попросил назначить его. Этим вызвал немало острот в свой адрес. «Ишь, — говорили некоторые офицеры, — в Наполеоны метит Сидоренко-то». «А что, — иронизировали другие, — у Саши и рост подходящий». Лейтенант терпеливо сносил шутки товарищей.

Комбату пришлось проявить смелость, чтобы решиться на его предложение. В конце концов согласился. Напористо и, главное, доказательно убеждал его Александр. Нравился ему офицер, была в нем, что называется, военная косточка. И как грамотно он тогда сработал! Так грамотно, что майор Аверьянов на совещании посчитал нужным разобрать организацию засады, которую осуществил Сидоренко, со всем офицерским составом. Пусть поучатся! Но та операция казалась комбату попроще. Впрочем, можно ли определить, какая проще, а какая сложнее, пока многое неизвестно...

— Сколько человек решили взять? — нарушил молчание майор Аверьянов.

Разговор явно переходил на деловую почву, стало быть, добро на засаду получено. Сидоренко едва заметно вздохнул с облегчением. Ответ на вопрос у него был заранее заготовлен:

— Пятнадцать, товарищ майор.

— Не маловато ли? — покачал головой комбат.

— На перевале больше не нужно... Если банда крупной окажется, пропущу ее, помощь себе по рации запрошу.

Собирались к выходу, когда в подразделении шла подготовка к Новому году. Заместитель командира батальона по политчасти откуда-то достал елку, и солдаты, словно детишки, наряжали ее самодельными игрушками. В клубе уже звучала веселая музыка, которая наполняла сердца солдат думами о Родине. В столовой накрывали праздничный ужин...

И вот теперь Александр торопился до двенадцати ночи достичь места предполагаемой засады. Иногда он останавливался, напряженно вслушиваясь в тишину. Горы, облитые лунным сиянием, безмолвствовали. Луна была совсем близко: поднимись вон на ту высокую гору, контуры которой четко очерчены на мигающем звездами небосводе, и можно покачать ее за серповидный изгиб. Лучше, если бы луну сейчас тучами чуток прикрыло, но ненадолго, до подхода к перевалу, а там... там пусть ярче светит. Душманы на тропе будут, как на ладони.

Чем выше группа Сидоренко поднималась, тем холоднее становилось. Под ногами захрустел снег. Лейтенант забеспокоился: в горах акустика, что тебе в Большом театре. Нажав на кнопку подсветки электронных часов, посмотрел на циферблат: еще есть время. Да идти, по его подсчетам, оставалось совсем немного. Вероятно, еще один-два поворота, и цель будет достигнута. Скрип, скрип... Неприятная вещь, этот скрип, далеко он разносится. Правда, душманы тоже не по воздуху летают, значит, надо услышать их первыми. Обязательно первыми.

На последней сотне метров с тропы пришлось сойти, чтобы не встретиться с охранением, которое душманы наверняка выслали вперед. Вот и место засады. Расположились таким образом, чтобы перевальный участок тропы со всех сторон хорошо простреливался. Сидоренко решил пропустить банду, если, конечно, она пойдет сегодня, а потом ударить. Душманы сунутся назад, тут их рядовой Таран пулеметом прижмет. Рядом с ним лейтенант и разместился. Третьим закрывать тропу Александр оставил старшего сержанта Мамарасулова. Возможно, переводчик потребуется, а еще и потому, что в этом месте, пожалуй, жарче всего будет.

Никаких других указаний подчиненным от Сидоренко не последовало: каждый без того уже знал, чем в бою заниматься. Лейтенант, правда, уточнил для всех сигнал начала действия: короткая автоматная очередь, если ее не последует — в бой не вступать.

Ни курить, ни разговаривать, ни двигаться в засаде нельзя. Только лежать и ждать. Как это непросто — только лежать и ждать. Особенно если понимаешь, что все усилия могут оказаться напрасными. Возможно, ждешь эту проклятую банду, а она не собирается сегодня идти. Интуиция — вещь, конечно, хорошая, но зыбкая. Иногда она подобна пустынному миражу. Всего невыносимей для молодого человека покой, не нарушаемый ни делами, ни развлечениями, ни занятиями, пусть даже и скучными. В таком положении он чувствует свою ничтожность, заброшенность, несовершенство, бессилие.

Еще будучи в училище, Александр где-то вычитал высказывание Наполеона о том, что военная тайна очень часто заключается в тайне коммуникаций. Здесь, в Афганистане, он убедился, что эта мысль справедлива. И подтверждается буквально в каждой стычке с контрреволюционерами. Душманы в открытый бой никогда не вступают. Они исподтишка пакостят: спустятся с гор, прольют невинную кровь и снова в свои норы или за границу подаются. И главное, чтобы пресечь их разбой, заключается в умении предугадать пути их движения. А троп в горах, известно, немало, все не перекроешь. Этим и стараются пользоваться бандиты.

Сидоренко с первых дней начал исследовать места возможных проходов банд, интересовался обстановкой в близлежащих кишлаках. Беседовал с дехканами, с любознательными мальчишками — бачатами (бача — мальчик). Помогал ему старший сержант Мамарасулов, переводил с афганского. Но с тех пор прошло некоторое время, и Александр мог уже и без переводчика обходиться. Знал обычаи местных жителей, правила поведения, узаконенные веками. Вот эти сведения, глубокий их анализ и позволяли приходить к кое-каким догадкам. Догадки же порой озаряют истину.

Одна из догадок как-то пришла к лейтенанту под праздник 23 февраля. В ту пору он командовал взводом. Ему удалось взять у комбата разрешение понаблюдать за местностью, что неподалеку от кишлака С. Тропы там не было, но относительная равнина позволяла идти в любом направлении. И Сидоренко не где-нибудь, а именно рядом с кишлаком, возле трубопровода, решил засесть. На эту мысль его натолкнули дехкане. Там, говорят, кяриз (холодец) на поверхность выход имеет, а тянется он с гор. Вроде удобное место для диверсий на трубопроводе, однако душманы его не трогали. Стало быть, не хотели привлекать внимания.

Комбат поддержал инициативу Сидоренко. Но командовать группой приказал старшему лейтенанту Владимиру Данилюку. У того опыта побольше. Сидоренко не обиделся: не славы добивался. Ради того старался, чтобы с душманами быстрее покончить. К тому же очень хотелось ему проверить собственную догадку. Это был, можно сказать, экзамен на профессиональную состоятельность.

В общем, в День Советской Армии и Военно-Морского Флота группа в девять человек засела возле трубопровода, на околице, если выражаться по-русски, кишлака С. Рядом шумела речушка и рос камыш. Лейтенант, наверное, вряд ли обратил бы внимание на то, что камышовые заросли тянутся прямо к распадку, который будто рассекал горный хребет. Указал на эту особенность его командир роты капитан Николай Шелудков. Обращаясь сразу к Данилюку и Сидоренко, он заметил: «Кяриз, понятное дело, главная ваша забота, но про камыши не забывайте».

Александр многим обязан своему первому командиру роты. Капитан Шелудков передал ему все, чему научился на земле Афганистана. Бережно он отнесся к молодому офицеру. Когда отправлял его на первую боевую операцию, то выделил ему в подчинение двух самых опытных воинов, приказав им беречь неопытного тогда взводного. Не окажись они рядом — старший сержант Иван Мельников и рядовой Владимир Таран, как знать, ходил бы теперь по земле лейтенант Сидоренко? Душманы тогда ударили по афганским и советским воинам внезапно. Александр даже не понял, откуда стреляют. В укрытие его увлек Мельников, а потом, разобравшись и придя в себя, лейтенант сумел принять правильное решение и дать бандитам отпор.

С благодарностью вспоминал Александр своего ротного и в той засаде, в ночь на 23 февраля. Его предостережения о возможности использования душманами камышового прикрытия помогли вовремя побеспокоиться об этом. Тихо-тихо на рассвете закачались камыши, словно резкий ветерок на них налетел. Однако ветра не было. Потом все отчетливее послышалось шуршание...

Банда оказалась небольшой: всего семь душманов спешили в кишлак. Но среди них были три пакистанских инструктора. В общем, за успешную операцию Данилюка и Сидоренко наградили орденами, а солдат и сержантов — медалями.

«Везучий же ты», — поздравляли тогда товарищи Сидоренко...

«Везучий», — вспомнив в ночь на Новый год ту историю, иронически усмехнулся про себя Александр. Лежать ему порядком уже наскучило, да и холод чертовски пробирал. Разные мысли лезли в голову. Посмотрел на часы — стрелки показывали половину двенадцатого.

Звездное мерцание в темном небе походило на торжественную музыку. Лейтенанту захотелось быть там, где мир окутан покоем, где дремлет душа и снятся прекрасные сны.

В далеком Хабаровске, на улице Нагорной, в доме № 17, мать к тому времени уже встретила Новый год. Земляки-дальневосточники ведь в числе первых отмечают его приход. Этим маленький Саша когда-то очень гордился. Почему когда-то? Он и сейчас там, в кругу родных и товарищей, на прекрасной дальневосточной земле, где величаво катят свои волны Амур и Уссури. Лучше этих рек он ничего не видел. Сколько рассветов встречал на их берегах!

В летнем лагере суворовского училища, в котором учился и окончил с золотой медалью, просыпался с первыми лучами солнца. С трепетом ждал сигнала трубы, поднимавшей мальчиков на зарядку, после которой — купание. Разгоряченные бегом, суворовцы с шумом кидались в обжигающую свежестью воду. Необъяснимый восторг испытывал Саша, вновь и вновь окунаясь в изумрудную прохладу. С тех пор в нем постоянно жила эта радость, желание хоть на миг побывать у реки удивительного детства.

Да, там уж скоро наступит утро Нового года, и мать, утомленная просмотром праздничной телевизионной программы, должно быть, еще спит. А в родной 49-й школе города еще шумел новогодний бал, и пионервожатая Катя Сушко, в которую все мальчишки и, конечно он, председатель совета дружины школы, были влюблены, продолжала веселить всех искрометными шутками, увлекала в круг танцев, устраивала аттракционы и всевозможные игры.

...Несмотря на холод, напряжение, упругой тетивой натянувшее нервы, думалось не только о возможной схватке с бандой. В эту новогоднюю ночь обостренная память опять и опять уносила Александра из предгорий Гиндукуша то на Дальний Восток, то в другой конец страны — Ленинград. И как Александр ни сопротивлялся этому, воспоминания прорывались сквозь им же поставленные преграды. Чертовски трудно устоять даже в условиях, когда в любую минуту может вспыхнуть смертный бой, против сладостных видений недавнего прошлого...

На бал в Уссурийское суворовское училище приходили самые лучшие девчонки города. Саша, правда, стеснялся подходить к ним и лишь изредка решался пригласить понравившуюся девочку на танец. А влюбился он только в Ленинграде. Это произошло, когда он оканчивал третий курс военного училища. У Лены были большие и нежные глаза. Саша долго робел перед ней. Только перед выпуском он решил внести в их отношения ясность, имея самые серьезные намерения.

При распределении его оставляли служить в ордена Ленина Ленинградском военном округе.

— Вот и прекрасно, — щебетала она ему.

— Но ты же знаешь, что я хочу...

— В Афганистан? — сузив глаза, закончила девушка фразу.

— И больше никуда, — твердо произнес он.

— Туда, пожалуйста, поезжай один, — услышал в ответ.

Руку Александр еще не предложил, но Лена сразу дала понять, в каком случае протянет свою. А он был с характером и принимал решения всякий раз так же, как это сделал бы в бою. Попросил направить его в состав ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Получив отказ, сразу же написал письмо министру обороны СССР.

— Устав изучали? — вызвал его перед самым выпуском начальник училища.

— Так точно! — отчеканил курсант Сидоренко, весь подобравшись и еще не зная, к чему и этот вопрос, и сам вызов. За четыре года учебы он убедился, что редко кого в этом кабинете одаряют, как шутили курсанты, пряниками. Но не чувствуя за собой никаких прегрешений, Александр спокойно смотрел в глаза генералу.

— Если знаете, почему же не выполняете? — последовал очередной вопрос. Начальникам говорить всегда проще — можно вопросами обходиться. Подчиненным в этом плане хуже — им надо отвечать на них. Однако на этот раз Сидоренко повезло: генерал сам нарушил молчание: — В Афганистан желаете, а тут, видите ли, его не пускают, так он прямо к министру...

Он вышел из-за стола и крепко пожал руку курсанту: «Поезжайте».

И уехал новоиспеченный лейтенант, оставив сердце на берегах Невы. Матери сказал, что в Ташкент едет. «Ташкент — это хорошо. Ташкент — город хлебный», — вспомнила Евдокия Егоровна название когда-то прочитанной книги, но при этом недоверчиво покачала головой.

А Лена вскоре написала ему, узнав откуда-то номер его полевой почты. Призналась, что была неправа. Он так и не ответил ей. Гордость ли удерживала его? Брался за перо и тут же откладывал его. Считал, что письмом нанесет урон собственному достоинству. Потом начинал сомневаться: а прав ли он, что не отвечает?

Любовь... Как и всякое счастье, она дается нелегко. И все же сейчас, под Новый год, он предпочел бы быть там, в Ленинграде, рядом с Леной. Но чур! Не отвлекаться. Надо насторожиться, напрячься.

Тишина стояла удивительная. Казалось, находишься на Луне — такой же безжизненный ландшафт, облитый призрачным сиянием. Сейчас бы стакан кипятка. Чертовски холодно. Надо же так продрогнуть в южной стране. Кому расскажешь — не поверят. Особенно немеют конечности. Да, кипяточку бы неплохо, а еще пробежать бы вон до того валуна...

Размечтавшись, лейтенант едва не прозевал наступление Нового года. Спасибо, часы напомнили — пропищали так звонко, будто испугались чего-то.

Сидоренко протянул осторожно руку вправо, где лежал за валуном Володя Таран. Пулеметчик скорее почувствовал, нежели увидел протянутую для рукопожатия руку командира. Надежный товарищ. Сколько раз вместе в переделки попадали! Потом Александр так же осторожно поздравил старшего сержанта Одилжона Мамарасулова. Вспомнил, как перед выходом балагур и весельчак рядовой Таран подтрунивал над Одилжоном: мол, тебе-то Новый год не скоро встречать. Мусульмане встречают его в марте. Мамарасулов в ответ улыбался. Давай, давай, говорит, остри, посмотрим, что на перевале делать будешь.

С этим узбекским парнем у лейтенанта были особые отношения. Когда Александр командовал разведвзводом, Одилжон исполнял обязанности его заместителя. Лучшего помощника лейтенант не желал. К тому же это он, Мамарасулов, выносил его, раненного в живот, в ноги и руки, с поля боя. Чувство благодарности к подчиненному всегда с офицером.

А ранение было серьезное. Оно второе по счету. «Чинили» Сидоренко сначала в Кабуле, а потом отправили в Советский Союз. Довольно долго ставили лейтенанта на ноги. А когда он вышел из госпиталя, то узнал, что служить теперь будет, где хочет, но только не в Афганистане. Вот этого как раз Саша и не хотел. Пришлось обращаться к начальнику управления кадров. Все-таки настоял на своем. Командир полка, увидев лейтенанта, тут же принял решение: принимай, говорит, Сидоренко, роту, а с документами... Потом разберемся.

В роте почти все взводные по возрасту оказались старше Сидоренко — старшие лейтенанты Бегмурад Худайбердыев, Андрей Куманев, старший прапорщик Валерий Цикунов, и только лейтенант Сергей Голубцов — ровесник. Годился Александру в отцы и техник роты прапорщик Павел Желудков — отменный специалист. Заместитель командира роты по политчасти лейтенант Евгений Вильский одногодок. С ним Александр подружился с первого дня, хотя с первого дня и спорить начали.

Нелегко пришлось лейтенанту Сидоренко с подчиненными офицерами. Каждый из них считал себя личностью. И был таким. Вот Цикунов. Ему сорок. За бои с душманами орденом награжден, дважды ранен. Потому и считал, что кое-какие вольности заслужил. Худайбердыев тоже орден имеет... Впрочем, все это частности. В главном Александру повезло: люди в роте замечательные. Парторганизация сильная — семь коммунистов. На тех, с кем теперь лейтенант лежал в засаде, он полагался как на себя самого. Ну, а с новичками, которые только прибыли в роту, теми, как говорится, надо еще пуд соли съесть...

Часы отмеряли время нового года. Стрелки двигались с ужасающей медлительностью, будто тормоз им приделали. И по-прежнему — равнодушное сияние луны.

Где же душманы? Неужели его на этот раз подвела интуиция? Неужели зря пришлось столько перетерпеть, людей от елки оторвать? Вопросы наплывали один на другой. Ответом на них — гнетущая тишина. Минуты казались вечностью. Однако... Что это? Фр-р... Фр-р... Вроде шуршит что-то. Громче, громче. Сомнений нет — на тропе Шайтана кто-то объявился.

Пожалуй, нет на свете мучительнее ожидания, чем то, которое Сидоренко и его товарищи испытали при подходе банды к перевалу. Вот с оружием на изготовку сначала проскользнула одна тень. За ней, значительно отстав, — другая. Сомнений не оставалось: эти двое — охранение банды. Наконец показалась длинная цепочка. Вьючных животных не было. Банда, вероятнее всего, шла с чисто диверсионными целями — разбить колонну или провести террористические акции в кишлаках.

Особой осторожности душманы не соблюдали. Значит, уверены, что никто их не ждет на тропе. Что ж, тем оно и лучше. Лунный свет хорошо освещал каждого из бандитов, так что лейтенанту легко было считать их. Почти три десятка душманов оказались на перевале. Выходит, на каждого из его группы двое приходится.

Едва прошел последний, лейтенант ударил короткой очередью. И тотчас тишину ночи разорвало полтора десятка очередей. Били с близкого расстояния. Как и предполагал Сидоренко, бандиты пробовали дать ходу. Но пулемет Тарана разил их кинжальным огнем...

Сообщив комбату по радио о разгроме банды, группа покинула перевал Чурчурак и начала спуск по тропе Шайтана. Напряжение еще не отпустило людей, и они молчали.

Дальше