Глава седьмая
Звонарев вместе с Кондратенко обходил линию окопов, которые должен был занять Двадцать шестой Восточносибирский стрелковый полк. Генерал осматривал мелкие окопчики с небольшим земляным бруствером, едва прикрывавшим сидящего на дне человека.
- Надо удивляться ничтожности потерь в Четырнадцатом полку при таком отвратительном устройстве окопов, - раздраженно сказал он.
- Японец тут совсем не стреляет, можно хоть на бруствере сидеть, ваше превосходительство, - доложил Денисов, оказавшийся в числе "заболевших холерой и внезапно поправившихся" охотников.
- Очевидно, здесь никого нет, кроме редких цепей для наблюдения за нами, - окончательно решил Кондратенко. - Пока займемся улучшением позиции и подготовкой к глубокому поиску в тыл, который может привести и к прорыву всего японского расположения.
- Если только Фок и Стессель, не помешают, - вставил Семенов.
- Наверное, помешают, - добавил Енджеевский. - Наш начальник дивизии из кожи вылезет, чтобы напакостить вам.
Около полудня стремительно прискакал Али-Ага Шахлинский с письмом от Ирмана.
Ознакомившись с содержанием письма, генерал сделался мрачным.
- Батареям уже передано приказание об уходе? - спросил он у капитана.
- Никак нет, но от вас я еду к ним.
- Попросите обоих командиров батарей ко мне. Я лично побеседую с ними. Пока что надо хотя бы до вечера задержать здесь батареи, а затем я попрошу вас, Сергей Владимирович, махнуть отсюда прямо в Артур к Стесселю, - часа через два с половиной вы будете там. Я прошу его немедленно выслать мне из крепости пятидесятисемимиллиметровую ездящую батарею, батарею семидесятипятимиллиметровую китайских пушек и хотя бы взвод шестидюймовых полевых мортир, - всего двенадцать орудий и две мортиры. С этими силами я еще смогу обойтись. Только большая просьба, Сергей Владимирович: по дороге не мешкать. Сейчас десять утра, к завтрашнему утру батареи должны быть здесь.
Звонарев немедленно велел седлать себе лошадь.
- Моряков я прошу одновременно выслать канонерки и миноносцы к бухте Лунвантань. Пусть обстреляют берег с севера от Семафорной горы, - добавил Кондратенко, вручая прапорщику пакет.
Звонарев без особых приключений добрался до Артура и прямо с дороги направился с докладом к Стесселю.
Генерал был удивлен его появлением.
- Что там стряслось, что вас погнали с позиций прямиком в Артур? - спросил он у Звонарева.
- Когда я уезжал, все было благополучно, за исключением некоторых разногласий между генералами Фоком и Кондратенко.
- Опять началась генеральская грызня, - раздраженно проговорил Стессель и, разорвав пакет, стал читать донесение. - Я приказал Фоку убрать полк, а не батареи, кроме того, смена намечалась на завтрашний день, а не на сегодня. Тут уже, очевидно, Роман Исидорович, как всегда, поторопился. Что за человек! Ни минуты не может посидеть спокойно! - все больше раздражался Стессель. - Просимые им батареи я, конечно, вышлю, если они в Артуре. Вернее же, они стоят в резерве за дивизией Фока. Мортиры здесь - сейчас прикажу Василию Федоровичу их сегодня же двинуть на позиции. Вы и отвезете это приказание в Управление артиллерии.
- Генерал Кондратенко хотел, кроме того, просить помощи у флота, - доложил Звонарев.
- Есть и для них пакет?
- Так точно!
- Дайте его сюда, - приказал генерал и тут же вскрыл пакет.
- "Прошу оказать содействие моему наступлению на Дальний", - начал читать Стессель. - Какое это еще наступление? Кто его разрешил? - набросился он на Звонарева. - Желательно в этой операции не меньше трехпяти судов подвижной береговой обороны, канонерок или крейсеров, при одновременном ударе всем броненосным отрядом на Дальний с моря". Да тут намечается целая большая операция с участием всего нашего флота и без моего ведома и согласия! Я решительно запрещаю предпринимать что бы то ни было до моего разрешения! Письмо, адресованное Витгефту, я задержу у себя впредь до объяснения Кондратенко. Пока отправляйтесь к Белому и от моего имени прикажите выслать на передовые позиции взвод шестидюймовых мортир, - распорядился генерал. - Вы когда возвращаетесь обратно?
- Генерал Кондратенко приказал мне остаться в Артуре и продолжать работу на сухопутном фронте.
- Кого же мне послать к Кондратенко? Гантимуров здесь? - спросил Стессель у молчаливо наблюдавшего за происходящим Рекса.
- Еще не вернулся, ваше превосходительство.
- Придется послать Водягу. Можете идти, господин прапорщик, - отпустил генерал Звонарева.
В Управлении артиллерии раздавались сильный шум и крики, когда туда явился Звонарев. Еще издали он узнал могучий бас Борейко.
- Не соглашался и не соглашусь! - кричал поручик, стоя перед заведующим хозяйством крепостной артиллерии подполковником Бжозовеким. - Раз на складах есть приличное обмундирование, давать солдатам всякую рвань нельзя! Они тоже люди и должны быть одеты и обуты как следует!
- Это обмундирование, первого срока, оно не может быть выдано вам, - убеждал его Бжозовский.
- Люди босы, и я должен их обуть! - гремел Борейко.
- Считаю вопрос исчерпанным, прошу уйти! - обозлился заведующий хозяйством.
- Я держусь другого мнения и иду прямо к генералу. - И, широко распахнув дверь, в коридор вылетел разъяренный поручик, едва не сбив Звонарева с ног.
- Ты откуда в таком виде? - удивился он, оглядывая своего запыленного с дороги друга.
Прапорщик пояснил.
- Идем к Белому, он у себя в кабинете.
- Надо доложить через адъютанта.
- К черту всех адъютантов! - И Борейко шагнул в кабинет генерала.
Белый был чем-то занят с Тахателовым и не сразу посмотрел на вошедших. Оба офицера молча ожидали, пока генерал заговорит с ними.
- Откуда вы такой запыленный? - наконец обратился Белый к прапорщику.
Тот подал конверт от Стесселя и коротко изложил суть происшедшего.
- Жаль, что Роман Исидорович заранее нас не предупредил о своих планах, - заметил генерал.
- По-видимому, они у него возникли внезапно. Кроме того, он хочет использовать элемент неожиданности и атаковать японцев без проволочки и просит только его поддержать.
- Флот наш быстро раскачать трудно. Напрасно вы отдали Стесселю письмо, адресованное Витгефту, я сам поговорю с ним и адмиралом Лощинским{78}. Что-нибудь да предпримем, чтобы помочь Кондратенко.
Звонарев хотел было уходить, но его задержал Тахателов расспросами о дороге, по которой должен был идти мортирный взвод. Генерал тем временем обрушился на Борейко.
- Пора прекратить ваши чудачества, поручик! Каждый день ко мне со всех сторон поступают жалобы на вас, - говорил Белый, резко отчеканивая слова. - Подполковник Бжозовский жалуется, что вы вчера самовольно захватили пятьдесят пар заготовок и отказались их вернуть. Хотя я ценю вас как боевого офицера и хорошего артиллериста, все же я решил перевести вас обратно на Электрический Утес. Пока этим и ограничусь. Заготовки же верните на склад.
- Я уже пошил из них сапоги.
- Когда же вы успели это сделать?
- Посадил всех сапожников своей роты и призанял у соседей, они мне за ночь и стачали пятьдесят пар.
- Я отдам в приказе выговор вам с переводом на Электрический Утес младшим офицером.
- На Залитерную вы кого собираетесь назначить, ваше превосходительство?
- Штабс-капитана Высоких.
- Этот подойдет! - одобрил выбор генерала Борейко.
- Я того же мнения, - иронически улыбнулся генерал и отпустил офицеров.
Через час Звонарев вместе с Белым отправился к Витгефту на "Цесаревич". Там они застали адмиралов Лощинского, Ухтомского и Григоровича.
Белый был среди моряков своим человеком, поэтому его встретили без всяких церемоний: Матусевич дружески взял его под руку и провел к Витгефту. Эллис и Звонарев последовали за ними. Хотя официального заседания не было, но морские и сухопутные превосходительства обменялись мнениями по поводу предложения Кондратенко.
- Кроме судов отряда Михаила Федоровича, - кивнул в сторону Лощинского Витгефт, - мы ничего выделить не сможем.
- А крейсера "Аскольд", "Диана", "Паллада" и особенно "Баян"? - напомнил Белый.
- Они так глубоко сидят, что долго придется тралить рейд для их прохода - тогда можно будет вывести и броненосцы.
- Тем лучше! Пока Михаил Федорович со своими канонерками, миноносцами и крейсерами будет обстреливать берег, броненосцы обрушатся на Дальний, - предложил Белый.
- Дальнинский рейд сильно заминирован, и к нему близко подходить опасно. Кроме того, японцы выдвинув свой флот к Артуру, отрежут нас от него и заставят в море принять бой, что для нас совсем невыгодно.
- Побольше решительности, Вильгельм Карлович, - уговаривал адмирала Белый. - Я всегда стоял за тесное сотрудничество с флотом, думаю, что и на этот раз выражаю ту же точку зрения. Необходимо обстрелять Дальний, хотя бы с большой дистанции. Это заставит японцев обратить внимание на охрану этого порта и отвлечет часть их морских и сухопутных сил.
После долгих споров решили, что с утра в море выйдет отряд подвижной береговой обороны под флагом Лощинского в составе "Новика", трех канонерок и шести миноносцев. Крейсера же и "Ретвизан" должны быть готовыми, к выходу на помощь в случае надобности.
Дома Звонарева ждал подполковник Науменко.
- Едемте сейчас на позиции: вас вызывает Кондратенко. На ночь намечено наступление, а с рассветом флот поддержит нас с моря.
- Сейчас велю седлать, - ответил прапорщик.
- У штаба стоит экипаж Сахарова, он нас довезет.
Через четверть часа, сопровождаемые взводом казаков, они уже катили вместе с Сахаровым в экипаже по средней артурской дороге.
Звонарев, развернув карту, рассказывал начальнику штаба о предполагаемых действиях отряда Лощинского. Сахаров с большим интересом следил за его объяснениями, делая заметки у себя в записной книжке.
- Для доклада генералу Фоку, - пояснил он.
К заходу солнца они добрались до Кондратенко, который торопливо начал расспрашивать Звонарева о намерениях флота.
- Необходимо будет завтра с утра хорошенько наладить связь с моряками через Семафорную гору. Ночью наши разведчики пойдут на поиск, и если он будет удачен, то их поддержит Двадцать шестой полк, - говорил Науменко.
- Каково будет расположение полков, батареи и резервов? - поинтересовался Сахаров.
Науменко начал указывать на карте расположение частей, а капитан быстро наносил его на свою карту.
- Откуда у вас, Василий Васильевич, такая чудесная карта? - обратил внимание подполковник.
- Японская, - спокойно ответил Сахаров. - В Дальнем, купил.
- Вот бы нам такую! Наши очень плохи: все названия перевраны, дороги и деревни нанесены не там, где надо, высоты указаны неверно, - жаловался Науменко. - Нельзя ли у вас скопировать?
- Пожалуйста! После доклада Фоку пришлю вам карту для копировки, - предложил Сахаров.
- Прекрасно, будем вам очень благодарны...
Распрощавшись, Сахаров покатил дальше.
В темноте легко было сбиться с дороги, и поэтому Сахаров посадил, в свой экипаж встретившегося вскоре человека, который указывал кучеру дорогу. Когда надобность в проводнике миновала, человек слез, получив от капитана за труд двугривенный и небольшую бумажку с непонятными значками, которую он тщательно спрятал за пазуху.
Разведчики Двадцать шестого полка должны были двинуться около полуночи. Общее руководство ими было возложено на Енджеевского, и около десяти часов вечера поручик зашел в штаб за получением окончательных распоряжений. Здесь он встретился с Звонаревым, только что приехавшим из Артура.
- У вас все готово к сегодняшней ночной операции? - спросил у Стаха Кондратенко.
- Так точно, ваше превосходительство! Люди разведены в исходное положение, и им подробно объяснено задание. Я постараюсь без шума добраться до линии батареи и частных резервов, там атакую и буду ждать подхода полка, чтобы пропустить его вперед.
- Только сильно не задерживайтесь, углубляйтесь в расположение противника не дальше двух-трех верст, а то вас могут отрезать от главных сил полка, - предупреждал генерал.
- Разрешите мне отправиться с разведчиками, - обратился к генералу Звонарев.
- Вы мне нужны здесь, - отказал Кондратенко, - затем, что я отвечу Василию Федоровичу, если с вами чтонибудь случится? Он и так настаивает на вашем возвращении в артиллерию,
- Поручите мне, Роман Исидорович, держать связь с охотниками, - попросил Звонарев.
- Только, чур, зря не рисковать и аккуратно посылать донесения, - уступил наконец генерал.
Обрадованный прапорщик вышел вместе с Енджеевским.
- Раз так, то переодевайтесь! Шашку и шпоры долой! - распоряжался Стах. - Наденьте солдатскую рубаху вместо кителя, погоны мы вам нарисуем прямо на ней. Возьмите винтовку, а револьвер суньте в карман, так-то вам куда удобнее будет, чем в вашем обычном снаряжении. Вы пойдете сперва вместе со мной, а затем двинетесь самостоятельно. В помощь вам я дам своего фельдфебеля Денисова, он будет вам очень полезен. Все время внимательно следите за моими сигналами свистком: протяжный - значит, наступать или стрелять, короткий - значит, отходить и собираться ко мне. Вот и все, - учил прапорщика Енджеевский.
Вскоре оба офицера отправились к долинке за передовыми окопами, где собирались охотники.
Ночь выдалась темная, грозовая. Временами налетал шквальный ветер, под его порывами гаолян сильно шелестел; поблескивали зарницы, быстро неслись низкие тучи.
- Лучшей погоды и не придумать: за шорохом деревьев и гаоляна ничего не услышишь, а при слабых зарницах многого не разглядишь, - радовался Стах. - Позвать взводных ко мне в палатку, - распорядился он.
Вскоре в маленькой палатке собралось человек пять солдат. Енджеевский разложил карту прямо на земле и при свете электрического фонарика стал еще разъяснять солдатам, что надо делать во время поиска.
- Мой заместитель прапорщик Звонарев. - Енджеевский осветил его с головы до ног. - Запомните: я всегда в папахе, а он будет в фуражке. С прапорщиком пойдет Денисов, поняли?
- Так точно, Евстахий Казимирович, поняли! - хором ответили солдаты.
- С вами, Сергей Владимирович, пойдет третий взвод, - они у меня большие ловкачи, но увлекаться им не разрешайте! - предупреждал Енджеевский. - Пора в путь! - решил он, взглянув на часы. - С богом или чертом, с кем кому больше нравится! - пошутил Стах на прощание.
- Третьему взводу всегда чертяка ворожит, - отозвался длинноусый солдат с рябинками на лице.
- Недаром фамилия твоя Чертовский, - ответил Енджеевский. - Ваш взводный, - указал он Звонареву на говорившего.
- Расходись по местам, ребята! Я пойду прямо вперед, вы сперва за мной, а в долине свернете налево. Желаю успеха, Сергей Владимирович! - пожал он руку Звонареву и скрылся в темноте.
- Нам сюда, ваше благородие, - сказал Чертовский и повел прапорщика в сторону.
- Становись! - вполголоса скомандовал Денисов. - Выходи на дорогу, винтовки на ремень. Глазко, иди вперед, будешь держать связь с первым взводом.
Солдаты двинулись по узенькой тропинке. Когда глаза привыкли к темноте, Звонарев стал различать чуть белевшую узенькую тропинку, спускавшуюся круто вниз.
- Прошли наши окопы, - вскоре шепотом сообщил прапорщику Денисов.
Стрелки шли совсем бесшумно, только изредка шуршал, катясь под уклон, срывавшийся из-под ног камень.
Пересекли маленький ручеек в долине и вошли в гаолян.
- Сейчас справа будет японская батарея, а за ней их окопы, - прошептал унтер-офицер.
Поле стало резко подниматься вверх, и вскоре отряд вышел на вершину хребта.
Звонарев остановился с Чертовским, пропуская вперед остальных. Все было по-прежнему окутано густым мраком ночи, и отряд осторожно продвигался дальше, почти вплотную подбираясь к японскому лагерю.
- Глазко, Прядин! - шепотом позвал Денисов. - Видите часового!
- Так точно!
- Мигом снять, но без шуму! Первое и второе отделения кинутся по свистку на первые две палатки, третье и четвертое - на левое крыло, - распоряжался солдат. - Винтовку приготовьте, ваше благородие, может, стрелять придется.
Прошло несколько томительных мгновений. Японский часовой, посвистывая, продолжал расхаживать вдоль батареи. Стрелки расположились по сторонам, поближе к намеченным палаткам. Только Звонарев, Дроздов и Чертовский остались на месте.
Вдруг раздался глухой удар о землю и тихая возня. Часовой исчез, и Дроздов оглушительно засвистел. Шестьдесят человек одновременно поднялись на ноги и бросились к палаткам. Грянул выстрел, другой, кто-то дико вскрикнул, десятки фигур замелькали в темноте, сталкиваясь на бегу, падая и вновь поднимаясь. На Звонарева выбежал из темноты маленький человек в белом - по-видимому, в нижнем белье. Он быстро вскинул руки и выстрелил. Денисов мгновенно ткнул японца штыком, и тот с криком повалился на землю.
Еще два-три выстрела, и на батарее было все кончено, но справа и слева раздалась частая ружейная трескотня, послышался лошадиный топот. Звонарев с солдатами поспешил к орудиям.
- Вынимай замки! - скомандовал он стрелкам.
Вскоре все четыре замка были сняты с орудий, стрелки камнями сбивали с пушек прицельные мушки, вынимали прицелы и всячески старались привести орудия в негодность.
Со всех сторон шла усиленная ружейная перестрелка, прерываемая гулом пушечных выстрелов.
- Ваше благородие, пора назад! - подбежал Денисов. - Евстахий Казимирович до себя кличут, свистки ихние слыхать.
- Потери у нас есть? - спросил Звонарев.
- Гриднев убит да двоих легко поцарапало - вот и все, - доложил Денисов.
Все кинулись по тропинке на гору, прапорщик с Чертовским остались в хвосте. Идти пришлось по тому же гаоляну, по которому шли раньше, но теперь он вдоль и поперек простреливался ружейным огнем. Сквозь заросли гаоляна вспыхивали огоньки ружейных выстрелов, вскрикивали и валились на землю раненые.
Отряд Звонарева таял с каждой минутой, число раненых увеличивалось, а с этим и увеличивались трудности продвижения в густом гаоляне. Кое-как с трудом добрались до хребта, на котором были расположены русские окопы, но они оказались уже заняты японцами. Перестрелка шла далеко внизу у реки Лунвантань, около которой ранее были расположены резервы Семенова. Стало очевидным, что отряд был отброшен за реку. В суматохе боя связь с Енджеевским была утеряна. Звонареву пришлось принимать решение на свой страх и риск,
Собрав своих людей в небольшой укрытой лощинке, прапорщик подозвал к себе Денисова, Чертовского и еще нескольких стрелков и начал с ними советоваться, что делать дальше.
- Ума не приложим, как могло случиться, что японец сбил наш полк с позиции, - недоумевали солдаты, - не иначе, ему сообщили о нашем наступлении.
- Давайте лучше раскинем мозгами, как теперь нам добраться до своих, - остановил солдат Звонарев.
После обсуждения решили небольшими группами пробираться к реке. Одна из стрелков знал, где находится брод, другие брались провести к нему отряд.
Осторожно, под прикрытием темноты, удалось незамеченными пробраться в прибрежные камыши к нужному месту.
Кое-как, часто останавливаясь и прислушиваясь, охотники добрались до речки и спрятались в прибрежных камышах. За рекой шел бой, слышалась ружейная стрельба и орудийная канонада.
Дождавшись рассвета, Звонарев с отрядом вышел наконец в расположение русских войск и вскоре, весь мокрый и грязный, был уже в штабе Кондратенко.
- Умойтесь, почиститесь, поешьте и приходите сюда опять, - распорядился генерал, выслушав его рапорт о вылазке. - Я, отправлю вас на Семафорную гору для связи с моряками. После артиллерийской подготовки Двадцать пятый и Двадцать шестой полки перейдут в наступление.
- Слушаюсь! - отозвался прапорщик и вышел.
- Что здесь произошло ночью? - спросил Звонарев у адъютанта Четырнадцатого полка.
- Произошло то, чего меньше всего можно было ожидать. Когда Двадцать шестой полк двинулся за охотниками и уже взял японские окопы, слева во фланг и тыл ударили два японских полка, смяли его, отбросили на первоначальные позиции и на его плечах ворвались в них, едва не захватив при этом нашу артиллерию. Японское наступление удалось задержать контратакой Двадцать пятого полка уже на этом берегу реки Лунвантань. Очевидно, японцы были прекрасно осведомлены о нашем наступлении и отлично рассчитали свой удар Кроме того, Четвертая дивизия пальцем не пошевелила, чтобы нам помочь. На все просьбы Фок ответил категорическим отказом. Вызванный Кондратенко из Артура Двадцать седьмой полк с дороги был возвращен Стесселем обратно. Результат: мы сидим на восточном берегу Лунвантаньской долины и собираемся атаковать противника после артиллерийской подготовки с суши и с моря с целью вернуть свои прежние окопы. Но что из этой затеи выйдет, сейчас сказать трудно, - сообщил адъютант, пока Звонарев приводил себя в порядок.
- Где Енджеевский? - вспомнил прапорщик.
- Дважды ранен и находится на перевязочном пункте.
- Да ну! Тяжело? - заволновался Звонарев.
- По-видимому, не особенно, так как все время а сознании. Справлялся о вас.
В это время к штабу подъехал Фок в сопровождении Сахарова.
- К сожалению, Роман Исидорович, вас нельзя поздравить с успехами, - ехидно проговорил Фок, здороваясь с Кондратенко.
- В значительной степени своими неудачами я обязан вам, ваше превосходительство, - резко ответил Кондратенко.
- Вот уж, что называется, с больной головы да на здоровую! - воскликнул Фок. - Я ли вас не предупреждал против этой авантюры! Но вы меня и слушать не хотели.
- Можно подумать, что ваше превосходительство объявило о своем нейтралитете в этом бою.
- Думать, конечно, можно что угодно, но говорить подобные вещи не разрешается даже вашему превосходительству! Да чего, впрочем, можно ждать от незадачливого полководца, только что потерпевшего поражение. Имею честь кланяться!
- Редкая сволочь! - пробормотал ему вслед Кондратенко. - Евгений Николаевич, для восстановления положения на фронте мы должны рассчитывать только на свои силы, - обернулся генерал к своему начальнику штаба.
- И на помощь флота, - напомнил Науменко.
- Да, куда девался Звонарев? - вспомнил Кондратенко.
- Здесь, ваше превосходительство! - отозвался прапорщик.
- Привели себя в порядок? Поезжайте поскорее на Семафорную гору и установите связь с флотом. Как только подойдут суда, попросите немедленно открыть огонь по долине. О начале общей атаки мы вас предупредим, - распорядился генерал.
Звонарев велел подать себе лошадь и, наскоро проглотив стакан чаю, поскакал к морю. По дороге, проезжая мимо перевязочного пункта, он справился о Енджеевском.
- Я здесь! - отозвался сам поручик.
Он лежал под кустами, весь забинтованный, но бодрый.
- Как ваше самочувствие? - спросил прапорщик.
- Довольно хорошее, хотя сильно ноет левое плечо и прострелена нога, - отозвался Стах. - Что с вами-то приключилось? Я вас и не думал уже видеть в живых.
Звонарев в двух словах рассказал о себе.
- В общем, дело обернулось скверно. Мы тоже попали чуть не в окружение и едва выбрались. Откуда японцы взялись, ума не приложу! Еще днем никого не было видно, - сокрушался Стах.
- Сейчас подойдут наши суда, и после обстрела с моря мы пойдем в контратаку, - сообщил Звонарев.
- Боюсь, как бы нам не помешала опять дивизия Фока! - заметил Стах. - Ночью они вели себя предательски: артиллерия молчала, а полки только делали вид, что стреляют.
- Таков был приказ Фока.
- Расстрелять надо этого предателя и подлеца. Под Цзинджоу он предал Пятый полк, а сейчас нас, - обозлено сказал Енджеевский.
Попрощавшись с ним, Звонарев поехал дальше. Вскоре он уже был на берегу моря. Оглядев горизонт, прапорщик увидел приближавшиеся со стороны Артура корабли. Впереди шли шесть миноносцев, затем крейсера "Паллада", "Диана", "Баян" и "Новик". Шествие замыкал броненосец "Полтава". Ближе к берегу на траверзе "Баяна" держались канонерки "Отважный" и "Гремящий". "Полтава" и крейсера остановились, немного не доходя до бухты Лунвантань, а миноносцы и канонерки вошли в самую бухту.
Как только они стали на якорь, с "Отважного" отчалила шлюпка, и вскоре на берег высадился мичман, посланный для связи с сухопутными частями. Звонарев подъехал к нему и слез с лошади. Поздоровавшись, они стали подниматься на Семафорную гору, где была установлена сигнальная мачта и находился морской пост. Звонарев в бинокль начал рассматривать Лунвантаньскую долину, в восточной части которой скапливались русские резервы. Японцы с больших дистанций вели по ним редкую артиллерийскую стрельбу. В западной части, густо поросшей гаоляном, почти ничего не было видно, только местами виднелись светлые полоски наскоро сооруженных японцами окопов.
- По всему гаоляну, ваше благородие, японцев полно, - сообщил матрос, бывший на посту за старшего.
- Не мешало бы связаться с полевыми батареями, пусть они их обстреляют, - высказал мысль Звонарев.
- Артиллеристы вон за теми камушками устроили себе пункт, - указали влево матросы.
Мичман с прапорщиком направились туда и вскоре увидели полковника Мехмапдарова с несколькими офицерами. Звонарев представился ему и сообщил о возложенных на них обязанностях.
Полковник тотчас открыл огонь по гаоляну, а через десять минут все миноносцы и канонерки начали обстрел гаоляна, и японцы стали торопливо выскакивать оттуда. Полевые батареи били по ним шрапнелью, и скоро вся долина заволоклась дымом разрывов и пылью поднятой земли. Сегментные снаряды моряков хорошо ложились во фланг японцам. Противник панически бежал по всему фронту, и русские стрелковые цепи перешли в наступление. Но тут ожила ранее молчавшая артиллерия противника, обрушившаяся и на стрелковые цепи и на Семафорную гору Несколько снарядов разорвалось около группы Мехмандарова, сам полковник был легко ранен, рядом с ним убило двух артиллеристов и ранило одного из матросов. Мичман с Звонаревым поспешили перебраться к сигнальной мачте, но и здесь вскоре начали падать снаряды.
- Поднять сигнал: судам отыскивать японские батареи, обстреливать их, - распорядился мичман от имени сухопутного начальства.
На мачте взвилось несколько флагов. Едва на кораблях был принят этот сигнал, как прямым попаданием снаряда сигнальная мачта - была снесена почти до самого основания, связь с судами оборвалась.
- Нам здесь делать больше нечего, - решил мичман.
Матросы усиленно засигналили флагами, и вскоре с "Отважного" отвалила шлюпка. Приняв Звонарева и мичмана, шлюпка стрелой полетела назад. Как только она подошла к канонерке, мичман кошкой взлетел на палубу по веревочному трапу. Звонарев последовал за ним Мичман быстро объяснил своему командиру обстановку на суше. Лазарев отдал нужные приказания, и на мачте взвилась новая комбинация флагов, разобрав которую, все корабли начали стрелять по самому хребту, простреливая его продольным огнем. В ответ японские батареи принялись громить русские цепи.
- Необходимо подавить японские батареи! - заволновался Звонарев.
- Как же мы их подавим, если их ниоткуда не видать? - отвечали ему моряки.
- Надо пройти дальше вперед по берегу, чтобы были видны все тылы, - советовал прапорщик.
- Лучше бы вы, Сергей Владимирович, сами съездили на "Баян" и доложили обо всем командиру отряда крейсеров капитану первого ранга Рейценштейну, - посоветовал Лазарев
Звонарев попросил доставить его на флагманский корабль. Капитан тотчас приказал спустить на воду паровой катер и сообщить сигналами о прибытии офицера с берега
Минут через двадцать Звонарев уже поспешно подымался на палубу "Баяна". На мостике, куда провели Звонарева, находились командир "Баяна" Вирен, капитан первого ранга Рейценштейн, Сойманов и еще два-три незнакомых офицера. Сойманов представил прапорщика своему начальству. Его попросили наметить сперва на карте, куда следует стрелять, а затем указать цели на берегу. Звонареву трудно было сразу разобраться в развернувшейся перед ним картине, но помогла японская артиллерия, которая стала усиленно обстреливать передовые окопы Двадцать пятого полка и обнаружила себя блеском выстрелов и пылью.
- За этим хребтом, - показал Звонарев. - Только надо продвинуться вдоль берега.
Крейсер двинулся вперед, и вскоре стали ясно видны места расположения японских батарей. Обстрелянные с моря тяжелыми снарядами, они одна за другой замолкли. Звонарев хотел было распрощаться и съехать на берег, считая свою задачу исполненной, но Вирен его задержал.
- Хочется вам, прапорщик, или не хочется, а придется до Артура добраться на "Баяне", - заявил он. - Нам надо поскорее сниматься с якоря, ибо с моря подходит Того. - И он указал на появившиеся вдали дымки. Рейценштейн, глядя в сильную подзорную трубу, старался по силуэтам угадать японские корабли.
- "Чин-Иен", за ним "Нисснн", дальше "Кассуга", потом, никак, "Микаса" или "Яшима". Выходит, что пожаловал действительно сам адмирал Того. Пора нам трогаться в Артур. Поднять сигнал: судам следовать в Артур! - распорядился он.
Заметив движение русской эскадры, японцы открыли огонь. Вскоре около десятка тяжелых снарядов обрушилось на "Полтаву" и идущий концевым "Баян". Хотя прямых попаданий и не было, но один из снарядов близко взорвался при ударе об воду и осыпал крейсер осколками. Матрос-сигнальщик вдруг кубарем полетел с мостика на палубу, попытался встать, но упал снова. Около него быстро образовалось темное пятно крови. Фуражка Рейценштейна взвилась в воздухе и упала далеко на палубу, а сам капитан испуганно и удивленно схватился обеими руками за свою лысую голову. Вирен зажмурился и скривил такую гримасу, как будто ему засыпало глаза песком. Артиллерист лейтенант Деливрон поперхнулся на полуслове, Сойманов же с удивлением посмотрел на то место, где произошел взрыв снаряда. Звонарев усиленно отряхивал с себя воду, которая вместе с осколками долетела до костяка. Раненого подобрали. Вирен раскрыл глаза. Рейцеиштейи, несколько мгновений молчавший, вновь обрел дар слова и прежде всего облегчил свою взволнованную душу крепкой бранью.
- Думал я, что коя голова улетит вместе с фуражкой, так ударило меня воздухом. - И капитан повертел своей головой вправо и влево, как бы не веря, что она у него осталась на плечах.
- Удачный выстрел! На две-три сажени ближе - и мы не избежали бы подводной пробоины. Есть пострадавшие, кроме Федотова? - справился Вирен.
- Как будто бы нет, Роберт Николаевич, - отозвался Дели врой.
- Подбита шлюпка с левого борта, есть пробоины в задней трубке, поврежден дальномер на формарсе, - доложил старший офицер "Баяна" капитан второго ранга Любимов.
- Не оставайтесь в долгу, Виктор Карлович, - обернулся Виреи к Деливрону.
- Есть! Постараюсь добросить до "Нисеина" восьмидюймовый снаряд из носовой башни. - И лейтенант поспешно сошел с мостика, направляясь на бак. Звонарев последовал за ним.
- Разрешите мне понаблюдать вблизи стрельбу ваших орудий, - попросил он у лейтенанта.
- Пожалуйста! Пойдемте вместе в башню, - любезно предложил лейтенант.
Прапорщика поразила впервые увиденная им полная автоматизация процессов стрельбы: снаряд и заряд подавались элеватором из расположенных в глубине корабля погребов, наводка производилась электричеством, угол возвышения, соответствующий скомандованному прицелу, придавался при помощи электромотора, горизонтальная наводка достигалась путем вращения при помощи электричества всей башни в нужном направлении. Командир башни помещался в задней ее части, в выступавшем над крышей башни броневом колпаке, снабженном прорезью для наблюдения за целью. Когда обе пушки были заряжены, кондуктор доложил лейтенанту командиру башни.
- Прицел двести семьдесят! - скомандовал лейтенант со своего места. - Пли!
Оба орудия со страшным грохотом выбросили свои снаряды и, откатившись по накатникам, медленно и плавно вернулись на прежнее место. Хотя звук выстрела в башне несколько был смягчен броней, тем не менее у Звонарева долго еще потом сильно звенело в ушах. Как только орудия стали на свои места, матросы заторопились, подготовляя их к новому выстрелу.
- Одно попадание в корму, кажется, "Хашидате", второе - правее! - сообщил башенный командир.
Матросы загудели, споря, какое из орудий попало в цель.
- Это Зинченко! - утверждали номера левого орудия, показывая на своего серьезного комендора с георгиевской петличкой на груди.
- Нет, наш Дивулин! Он как раз в корму самому адмиралу Того целил, - шутливо возражали матросы правого орудия.
- Бил в ворону, а попал в корову!
- Должен был попасть в "Микасу", а попал в "Хашидате", - смеялись сторонники Зинченко. - Наш комендор прямо в "Хашидате" наводил орудие и попал.
- Оба мы в один корабль целили, а кто из нас попал, неизвестно, - серьезно сказал Зинченко.
- Пробанить орудие после стрельбы! Гавриков, проследите, - приказал лейтенант кондуктору и вышел из башни.
Звонарев последовал за ним.
- Понравилась вам наша стрельба? - спросил у прапорщика Деливрон.
- Завидую вашей технике! К сожалению, на берегу ее нет!
- Помимо техники, нужна еще и выучка.
- Я восхищался слаженностью работы орудийной прислуги: видно сознательное отношение матросов к своему делу.
Деливрон расцвел от удовольствия.
Корабли подходили к Артуру. Миноносцы проскочили уже в порт, за ними начали втягиваться крейсера. Не дожидаясь входа "Баяна" в гавань, Звонарев съехал на берег на шлюпке и направился с докладом к Белому.
На следующий день с утра прапорщик отправился в штаб Кондратенко. Там он застал только приехавшего с передовых позиций генерала. Он был сильно не в духе. Мельком поздоровавшись с Звонаревым, Кондратенко заторопился к поджидавшему его Стесселю.
- Не зря, значит, мы с Фоком были против вашей авантюры, - встретил Кондратенко начальник района.
- Моя неудача объясняется тем, что мы слишком долго собирались с духом и японцы успели подвести свои резервы, затем генерал Фок меня не поддержал.
- Нечего на других пенять. Роман Исидорович, коли вы во всем виноваты, - оборвал Стессель. - Вы сперва хотели наступать чуть ли не до Дальнего, я разрешил лишь поиск разведчиков, но и это едва не кончилось катастрофой! Сколько людей мы потеряли!
- Триста раненых, около ста убитыми.
- Короче, мы потеряли целый батальон. Нет, батенька, как хотите, но я больше этого не позволю. Я решил Фока оставить на передовых позициях, а вас как инженера использовать в крепости, и назначаю вас начальником сухопутной обороны крепости с подчинением Смирнову. Фок же будет непосредственно находиться в моем ведении.
- Слушаюсь, если ваше превосходительство находит это необходимым для пользы службы.
- Нахожу, нахожу, Роман Исидорович, и рад, что вы со мной согласны, а пока прошу ко мне на завтрак, - уже дружелюбно, проговорил Стессель.
- Я не умыт с дороги.
- Пустяки! Вера Алексеевна мигом все приведет в порядок! Кстати, она все время стоит за вас горой!
- Чрезвычайно признателен ей за неизменно дружеское отношение, - ответил Кондратенко и последовал за Стесселем из штаба. Тут он заметил поджидавшего его Звонарева.
- Какие будут приказания вашего превосходительства? - спросил прапорщик.
- Приказание будет одно, - вместо Кондратенко ответил Стессель, - идти ко мне завтракать!
Звонарев поблагодарил и пошел за начальством.
- Вы где сейчас пребываете и что делаете? - обернулся к прапорщику Стессель.
- Состоит при мне, - объяснил Кондратенко. - Принимал участие в последнем деле и чудом только уцелел.
- Вы, я вижу, настоящий чудотворец, молодой человек. Под Цзинджоу проявили чудеса храбрости, сейчас опять чудом уцелели. Построили какой-то чудесный, по словам Костенко, перевязочный пункт и, наконец, покорили сердце такой замечательной девушки, как Варя Белая, - шутил Стессель.
- Помилуй бог, нельзя же, ваше превосходительство, все объяснять чудесами, можно подумать и о проявлении ума, - проговорил Звонарев.
Вера Алексеевна встретила гостей, как всегда, очень любезно. Кондратенко поручила заботам своих денщиков, которые мгновенно привели одежду генерала в порядок и дали ему умыться.
Вскоре все уже сидели за столом. Подоспевший к завтраку Никитин не замедлил налечь на графинчик и пытался вовлечь в это дело и Звонарева, но потерпел неудачу.
Вера Алексеевна со своего места грозно поглядывала в их сторону, и Никитин конфузливо ограничился двумятремя рюмками.
- Как жаль, что ваш план. Роман Исидорович, не удался. Я убеждена, что, если бы все было как следует, вы добрались бы до с, ого Дальнего, - кокетничала генеральша, ласково поглядывая на Кондратенко.
- Сейчас не вышло - выйдет в другой раз, - ответил тот, с хитрой улыбкой поглядывая на Стесселя.
- И не мечтайте, Роман Исидорович. Не позволю, - отозвался начальник района. - Я и не знал, что вы такой упрямый!
- Недаром из хохлов, - поддержал Никитин.
- Успех сам идет нам в руки! Будь вчера подтянуты к месту боя Двадцать пятый и Двадцать седьмой полки, мы смяли бы японцев и сейчас завтракали бы не в Артуре, а в Дальнем, - возражал Кондратенко.
Спор был прерван приездом Фока.
Войдя в столовую, генерал, поздоровавшись, сел около Кондратенко.
- Что случилось в Артуре, что меня вызвали с позиции? - спросил он у Стесселя.
- Хотел потолковать с тобой и Романом Исидоровнчем о происшедшем вчера ночью.
- Говорить тут много не о чем. Оскандалился начальник Седьмой дивизии со своим наступлением, ему и ответ за то держать, а я ни при чем.
- Слушок есть, что ваше превосходительство, из особой любви к генералу Кондратенко, предоставили ему одному пожинать лавры побед, а свои полки увели подальше от греха, - съехидничал Никитин.
- Вас считают, Александр Викторович, повинным в неудаче Седьмой дивизии, - вмешалась Вера Алексеевна.
- Кто считает? Генерал Кондратенко? Так ему другого ничего не остается делать! Все остальные люди, в здравом уме и твердой памяти, этого сказать не могут.
- Не будем спорить, Александр Викторович, о том, кто виноват, - примирительно произнес Стессель, - лучше подумаем, как избежать этого в будущем.
- Сидеть и не рыпаться, - ответил Фок, - спешно укреплять Порт-Артур и перебираться сюда с передовых позиций. Дольше середины июля я там держаться не стану.
- Нельзя допускать японцев к крепости, пока ее сухопутная оборона не закончена, - с тревогой проговорил Кондратенко.
Очевидно, желая предупредить дальнейшую пикировку, Стессель поднялся из-за стола.
Работы по сооружению сухопутных батарей велись беспрерывно днем и ночью при свете прожекторов как а будни, так и в праздники. В петров день Звонарев с раннего утра уехал на западный участок фронта, расположенный от реки Лунхе и до Голубиной бухты. Особенное значение тут имела гора Высокая, с которой открывался вид на весь Артур и внутренний рейд со стоящей на нем эскадрой. Общее руководство инженерными работами в этом районе было поручено лучшему из инженеров крепости подполковнику Сергею Александровичу Рашевскому. Когда Звонарев подъехал сюда, работа уже кипела полным ходом. Несколько десятков солдат, матросов и китайцев копошились на небольшом участке вершины горы.
Звонарев обратил внимание на то, что китайцы здесь работали с особым увлечением. Они наравне с солдатами и матросами усердно трамбовали бетон, таскали мешки с землей, рыли окопы. Работали они вперемежку с русскими под командой саперных унтер-офицеров. Но в одном месте прапорщик увидел, как группа солдат и матросов внимательно слушала указания еще не старого китайца, объяснявшего, как удобнее и легче бить траншеи в скале.
- Любуетесь на нашего Цзин Яна? - подошел изнемогающий от жары Рашевский. - Это прирожденный инженер. Прекрасно разбирается в технических вопросах, внес много ценных предложений по упрощению и облегчению земляных и бетонных работ. Его отметил сам Роман Исидорович и приказал сделать десятником. Мы опасались, что русские не станут слушаться китайца, но он сумел завоевать авторитет у солдат и матросов.
- Едва ли Стессель согласится, если узнает об этом, как бы он не счел Цзин Яна шпионом, - произнес Звонарев.
- Пока никто из начальства не обратил на это внимания. К тому же Кондратенко лично назначил Цзин Яна десятником по производству скальных работ с окладом в тридцать рублей в месяц.
- Почему в других местах китайцы работают очень неохотно, лениво, а у вас они трудятся с увлечением? - обратил внимание Звонарев.
- Прежде всего я китайцев не обижаю и не, позволяю обижать их. Затем я аккуратно каждую субботу выплачиваю им заработанные деньги, а не даю расписки с правом получения денег с русского правительства по окончании войны с Японией, как это практикуют другие инженеры. И, наконец, китайцы у меня фактически стоят на довольствии наравне с солдатами и матросами.
- Как же это можно! В крепости запасы продовольствия и так весьма ограничены, - удивился прапорщик.
- Русские солдаты и матросы не любят риса, который им полагается на довольствии, и охотно делятся с китайцами. Это их национальная еда. Горсть риса - китаец сыт на полдня. Так и помогают друг другу в работе и в жизни наши русские мужички и рабочие местному населению. Надо прямо сказать - живем с ними в ладу и дружбе.
Вскоре Звонарев вернулся в штаб Кондратенко. Выслушав его доклад о ходе работ на западном участке, генерал задумчиво пощипал бородку и сказал:
- За мое пребывание на передовых позициях работы в Артуре сильно замедлились. Инженеры занялись постройкой блиндажей в городе для себя и для своих друзей. С завтрашнего дня я сам возьмусь за инженеров и заставлю их делать то, что надо, - твердо проговорил генерал, слегка постукивая кулаком по столу.
- Почему за время вашего отсутствия так усердно работали над укреплением центральной ограды, на которой все равно долго не удержишься, а передовые позиции были оставлены без внимания? - спросил Звонарев.
- Фантазия Стесселя, вернее, Фока, ибо Стессель не додумался бы до переброски рабочих, материалов и средств на укрепление центральной ограды. Фок же действует по подсказке Сахарова, у которого всегда и везде на первом плане коммерческие расчеты, - пояснил Кондратенко.
- Какая же тут может быть коммерция?
- Очевидно, кому-то выгодно, чтобы мы занимались не тем, чем нужно.
Прапорщик слушал шагающего по кабинету генерала и не понимал его пассивного отношения к творящимся в Артуре безобразиям. Когда он высказал эту мысль вслух, Кондратенко сразу остановился.
- Такова вся наша государственная система. Артур не составляет исключения, - резко проговорил генерал.
Приход инженер-капитана Зедгенидзе прервал их разговор. Он был одним из ближайших помощников Кондратенко. Писаный красавец по наружности, он отличался необычайной скромностью в отношении женщин. Все свободное время отдавал музыке, которую в шутку называл своей единственной возлюбленной. С прибытием в Артур Кондратенко, еще до начала военных действий, Зедгенидзе сразу стал его верным сподвижником в деле укрепления Артура.
- Какие будут распоряжения вашего превосходительства? - справился, здороваясь, Зедгенидзе.
- Срочно выловить всех воров и взяточников в Артуре! - ответил с усмешкой генерал.
- Это совершенно невозможно, - улыбнулся капитан.
- Я решил немедленно прекратить все работы по укреплению центральной ограды крепости, как бессмысленные, и бросить все силы на западный участок, - проговорил Кондратенко.
- А Стессель?
- Попробую его уговорить. Смирнов со мной согласен.
- Значит, Стессель будет против.
- Злы вы на язык, Михаил Андреевич, - улыбнулся генерал.
Распределив работу между своими помощниками, Кондратенко уехал. Звонарев решил после работы заглянуть к Белым, где он давно не бывал. Дома оказалась только Мария Фоминична. Она попросила прапорщика съездить в госпиталь за Варей.
- Она уже две ночи не была дома. Берите верховых лошадей с ординарцем и обязательно вытащите ее из госпиталя. Беда моя, ни в чем она меры не знает.
Прапорщик охотно согласился. По вечерней прохладе он не торопясь добрался до госпиталя и нашел Варю в хирургическом отделении.
- Какими судьбами вы здесь, мой рыцарь без страха и упрека, - приветствовала его девушка.
- Приехал за вами. Кубань вас ожидает.
- Сейчас сдам дежурство, и поедем. - И девушка скрылась,
Через десять минут они уже ехали по направлению к Пушкинской школе.
- Заедем к учительницам, а заодно и справимся о здоровье Стаха, - предложила Варя.
Так и сделали.
В школе они застали Борейко, который принес "болящему" большую рыбину и свежий лук.
- У нас сегодня пир горой: достали на базаре ослятины, а тут еще рыба, - смеясь, сообщила Оля Селенина.
Звонарев справился о Стахе.
- Поправляется, можно надеяться на скорое выздоровление, - ответила Оля.
В это время из соседней комнаты вышла Леля и пригласила зайти к Стаху, который лежал весь перебинтованный на горе подушек.
- Меня, кажется, окончательно перевели в дивизию Кондратенко. Это явится лучшим лекарством для меня, - сообщил он.
Борейко хотел было сбегать за бутылкой вина, но Варя энергично запротестовала.
- При наличии подозрения на столбняк спиртные напитки строго воспрещаются, - докторским тоном заявила она.
- Не каркайте, господин профессор, никакого столбняка у меня не будет, - возразил Стах.
Звонарев справился, как идет жизнь на Утесе.
- Живем, как все в Артуре, слухами! То Куропаткин берет Цзинджоу и движется к Артуру. То японцы гонят его к Мукдену. Балтийская эскадра то появляется около Шанхая, то оказывается еще в Кронштадте и Либаве. Слухи и ничего достоверного, - ответил Борейко.
- Я слыхала, что нас скоро освободит Маньчжурская армия, - заметила Мария Петровна.
- Не верьте этому! - серьезно проговорил Борейко. - В скором будущем нам предстоит выдержать осаду не только с моря, но и с суши. Я слышал, что наши части уже отходят с Зеленых гор и собираются задержать противника на Волчьих горах, а от них совсем рукой подать до Артура. Если бы Куропаткин двигался к нам на выручку, то японцы тотчас потянулись бы к северу, а нас оставили в покое.
- В случае осады с суши госпитали, должно быть, перебросят на Ляотешань? - спросила Леля.
- Там их негде разместить! Кроме того, там нет воды. Да и доставка раненых в такую даль очень трудна. Половина из них умрет по дороге, - возразила Варя.
- Существующие госпитали останутся на месте, а новые будут открывать в казармах на Тигровке, на Белом волке. У нас на Утесе уже открывают лазарет, - пояснил Борейко.
- Но ведь его там всегда могут обстрелять с моря! - удивилась Варя.
- С тех пор как вы в апреле напугали японцев своим присутствием на Утесе во время бомбардировки, они не подходят к нам на пушечный выстрел. Разве что ночью иногда миноносцы рискуют подойти к берегу. Сейчас у нас совершенно спокойно. Рядом морское купанье, чистый воздух, одним словом, - форменная дача. Раненым и больным на Утесе будет гораздо спокойнее, чем здесь в городе, - объяснил поручик.
Посудачив еще об артурских делах, Звонарев и Варя стали прощаться. Было около полуночи, когда прапорщик сдал с рук на руки Варю ее матери.
- Надеюсь, ваши дела поправились и вы принесли свой должок? - без церемоний спросил Сахаров явившегося к нему Гантимурова.
- К сожалению, нет! Я пришел попросить у вас отсрочки.
- Больше не могу! Карточные долги порядочные люди выплачивают в суточный срок, а вы тянете уже две недели и не можете расплатиться.
- Где же я в осажденном городе возьму денег?
- Это не мое дело! Долг сделан, значит, его необходимо погасить.
Гантимуров взволнованно прошелся несколько раз по комнате.
- Вы на меня накидываете петлю, Василий Васильевич.
- Сами в нее лезете, дорогой мой!
- Возьмите мой портсигар, - предложил Гантимуров. - Это последняя моя наследственная драгоценность. Все, что осталось от миллионов моего отца, - усмехнулся он.
- Если не считать еще наследственного сифилиса!
Князь густо покраснел.
- Я поражаюсь зашей осведомленности...
- Это, как говорится, к слову пришлось. Я слышал, что вы думаете свататься к дочери Белого.
Взбешенный Гантимуров подлетел к сидевшему в качалке Сахарову.
- Не собираетесь ли вы довести до сведения папаши о моем недуге? Если так, то поберегитесь! Я ни перед чем не остановлюсь!
- Не волнуйтесь, я пошутил. Дело гораздо проще и лучше, чем вы думаете. Вы хорошо приняты у Стесселя. Станете почаще бывать там и сообщать мне всякие новости - политические, военные и просто сплетни. У нас в коммерции все может пригодиться.
- Только-то! Сколько вы мне за это дадите?
- Пятьдесят в месяц.
- За кого вы меня принимаете?
- Через день дам тридцать, а через два - ни копейки, ибо найду другого человека.
- Черт с вами, согласен.
- Конечно, ваши заработки очень могут повыситься, если вы сумеете достать что-либо секретное или не подлежащее оглашению.
- Но ведь у Стесселя, кроме военных секретов, никаких быть не может! Какая же тут коммерция?
- Юноша вы невинный! Разве война не коммерческое предприятие?
- Первый раз слышу о возможности та, кой постановки вопроса. Война - это проявление рыцарского духа народа.
- За рыцарями-то, мой друг, всегда стоят купцы, - поучительно проговорил Сахаров. - Поэтому, например, вопрос об обороне Артура имеет чисто коммерческий характер. Будет держаться Артур, будут высоко стоить русские ценные бумаги. Падет Артур, сразу упадут и курсы. Биржа - точнейший барометр человеческой жизни.
- Но ее ведь в Артуре нет!
- Зато есть в Шанхае, куда можно сообщать нужные сведения.
- Примите меня в долю! - попросил Гантимуров.
- Это надо заслужить, родной мой! Сперва посмотрим, на что вы годны.
- Я готов и, думаю, годен на все!
- Приятно слушать вас, молодой человек! Вы можете далеко пойти, но можете и навсегда остаться в Артуре, - с расстановкой проговорил Сахаров.
- Что-то мне последнее не улыбается! - поеживаясь, ответил Гантимуров. - Одолжите-ка мне еще сотню, Василий Васильевич.
Распрощавшись с Гантимуровым, Сахаров приказал подать экипаж и, тщательно одевшись, отправился на квартиру начальника штаба Стесселя - полковника Рейса. Денщик выскочил навстречу капитану и доложил, что полковник спит после обеда.
Сахаров хотел было уже уезжать, когда штора на одном из окон поднялась и показалась рослая фигура Рейса. Увидев гостя, он приветливо махнул рукой и пригласил зайти.
- Всегда рад вас видеть у себя, Василий Васильевич, - крепко пожал он руку капитана, - по делу и без всякого дела.
Сахаров поспешил заверить полковника в своей взаимной симпатии, пропел дифирамбы мудрому руководству Стесселя, намекнув при этом, что, конечно, последний этим всецело обязан своему начальнику штаба. Рейс слушал с любезной улыбкой и старался догадаться, что именно привело к нему удачливого градоначальника города Дальнего.
- Как ваше драгоценное здоровье, Виктор Александрович? - справился Сахаров.
- Все никак - не могу привыкнуть к теперешней нашей пище. От конины душу воротит, а говядины или курятины нигде не достанешь. Боюсь, как бы совсем не разболеться от плохого питания.
- Но у Веры Алексеевны, насколько я знаю, еще вдоволь всякой птицы и свиней.
- Дерет она за все безбожные деньги, а это мне, при моем полунищенском окладе, не по карману.
- Я думал, что она вам по знакомству делает скидку.
- Какое там! С живого и мертвого готова семь шкур содрать. До чего же до денег жадна, вы и представить себе не можете!
- Хотя я и не знал, что вы испытывайете затруднения в отношении питания, но все же кое-что захватил с собой. Пошлите вашего денщика взять из экипажа.
- Премного вам благодарен, Василий Васильевич! Вы буквально спасаете меня от преждевременной смерти, - благодарно потряс руку Сахарова полковник, - С, каждым днем с едой становится все хуже, и неизвестно, скоро ли и чем кончится осада Артура.
- Конечно, никто сейчас этого знать не может, но не надо быть пророком, чтобы предсказать, что добром это не кончится, и раз нам предстоит потерпеть поражение, то желательно, чтобы это случилось возможно скорее во избежание лишних жертв.
- К сожалению, соображения гуманности далеко не всегда принимаются во внимание. Что касается вашего Стесселя, то он весьма мало об этом думает.
- В этом отношении женщины всегда бывают гораздо податливее, и, мне думается, Вера Алексеевна отнесется к такой мысли более отзывчиво.
- Вы вполне правы, Василий Васильевич, особенно если это не будет сопряжено для нее с денежным ущербом.
- Какой ущерб! Наоборот, она весьма выиграет на этом деле.
- Не секрет, каким образом?
- Играя, через меня на бирже.
Рейс с уважением посмотрел на своего собеседника.
- Чем скорее мы заключим мир с Японией, тем лучше это будет для России, - продолжал Сахаров.
- К сожалению, мы не можем повлиять на ход этих событий.
- Наоборот, пальма мира лежит у вас в кармане, дорогой Виктор Александрович.
- Каким образом?
- С переходом Артура в руки японцев война будет окончена.
- Этот вопрос будут решать дипломаты, а не мы.
- Без учета положения в Артуре он не может быть решен. От вас же зависит то или иное освещение этого вопроса.
Рейс начал кое-что понимать и кое о чем догадываться.
- Я не говорю, что войну надо прекратить сию минуту! Но надо иметь в виду и это обстоятельство, Пока же позвольте откланяться, дорогой Виктор Александрович, подумайте о нашем разговоре, - проговорил Сахаров, вставая с места.
- Думать тут нечего. Я согласен. Вы даете директивы, я же их, по возможности, провожу в жизнь.
- Итак, все будет в порядке! - усмехнулся Сахаров. - А пока я двинусь на поклон к Вере Алексеевне.
- И весьма разумно сделаете, - одобрил Рейс.
Через четверть часа капитан почтительно прикладывался к пухлой ручке Веры Алексеевны Стессель.
- Ваше поручение мною выполнено, хотя с опозданием! - говорил он, протягивая небольшой сверток.
- Какое поручение? - удивилась генеральша.
- Вам хотелось приобрести недорогие, но хорошие серьги для мадемуазель Белой, если мне память не изменяет. Вчера мне удалось найти дешево пару замечательных серег из старинного китайского золота, с большими рубинами. Извольте посмотреть - не подойдут ли они вам?
Вера Алексеевна открыла футляр. Крупные рубины, как капли свежей крови, поблескивали на темном бархате.
- Чудесно! Но едва ли девушке подойдут эти рубины, уж очень они напоминают кровь!
- Зато это на всю жизнь будет напоминать ей о том, что они подарены во время войны.
- Какой ужас эта война! Сколько она несет с собой страданий и крови. Я сегодня посетила наших бедных солдатиков в военном госпитале. Все они святые мученики. Такие ужасные раны, и ни одного стона! Врачи поражены. Только глубокая вера и христианское смирение могут дать силы для этого. Я подарила каждому из них по кипарисовому крестику и нательной иконке. Это должно облегчить их страдания, - щебетала генеральша, в умилении закатывая глаза.
- Да, война ужасная вещь! - с чувством поддержал Сахаров. - И нет большей заслуги перед человечеством, как возможно быстрая ее ликвидация. Во имя гуманности, во имя культуры, во имя спасения своей души, во имя любви к родине, - каждый, как только может, должен приложить все усилия к скорейшему окончанию войны, - патетически закончил Сахаров.
- Вы глубоко правы, Василий Васильевич! Я и не подозревала, что вы такой исключительно гуманный и чуткий человек! Разрешите в таком случае просить вас принять участие в работе нашего благотворительного общества, председательницей которого я состою.
- Весьма польщен вашим предложением и с удовольствием вношу свою скромную лепту. Позвольте вам вручить сто рублей, - протянул Сахаров деньги.
Вера Алексеевна расплылась в благодушной улыбке.
- Я сейчас выпишу вам квитанцию, - встала она.
- Ради бога, не беспокойтесь! - поспешил предупредить ее капитан. - Мне она совершенно не нужна.
- Но мне она необходима для отчетности.
- Кто же у вас осмелится спросить отчета, Вера Алексеевна? Ни в России, ни тем более в Артуре никому не придет это в голову, рее прекрасно знают, что вы постоянно прикладываете свои личные средства в дела благотворительности, что же касается формальности, то прикажите какому-нибудь чиновнику из государственного контроля оформить все как следует, - посоветовал Сахаров.
Генеральша внимательно слушала капитана и сочувственно кивала головой.
- Хотела бы я иметь такого советника, как вы!
- Всегда к вашим услугам!
- Кроме того, мне нужен еще секретарь, не могу же я одна вести всю канцелярию.
- Могу порекомендовать вам на эту должность князя Гантимурова. Человек из общества, хорошей фамилии, весьма будет вам полезен. Кроме того, это даст ему возможность заработать сотню-другую в месяц.
- Но все наши доходы в месяц не достигают этой суммы!
- Можно поднажать на наших негоциантов: прикажите только полицмейстеру, он быстро организует вам сбор средств через чинов своей полиции. Что касается меня, то обязуюсь до конца войны вносить вам по сотне в месяц.
- Вы изумительный человек, Василий Васильевич! У вас не голова, а чистый клад!
Только поздно вечером, весьма довольный собой, Сахаров наконец отбыл из квартиры Стесселя. Дома его уже ожидал служащий с мельницы Тифонтая. Он почтительно передал капитану несколько писем. Одно из них, в небольшом изящном конверте, написанное женским почерком и надушенное крепкими духами, привлекло особенное внимание Сахарова. Он быстро пробежал его глазами: "Любимый, соскучилась, пиши, жду с двадцать восьмого писем. Лида".
- Сегодня у нас какое число? - взглянул капитан на календарь.
- Четвертое июля, Василий Васильевич, - доложил служащий.
- Еще время есть, - отложил капитан письмо в сторону.
Отпустив китайца, Сахаров заперся в своем кабинете и засел за длинное письмо к Тйфонтаю, в котором сообщал о всех своих успехах.
"К указанному вами сроку русские часта будут подготовлены к отходу в Артур", - закончил он свое послание.
Тщательно зашифровав его и уничтожив подлинник, Сахаров спрятал письмо в гонкую стеклянную трубочку, которая в складках одежды какого-либо верного человека должна была добраться до адресата.