На пороге службы

Верно говорят: в дороге первую половину пути думаешь о местах, которые покинул, а вторую — о тех, куда едешь, о делах предстоящих, о встречах и заботах.

Так и я — Максим Перепелица. Четвертый день везет нас воинский эшелон. В какой город едем и как долго ехать будем — никому не известно. Знаю, что в армию, а остальное меня мало заботит. Все о Яблонивке своей вспоминаю, о том, как провожали нас из села...

Стояло утро — ясное, свежее. По голубому океану неба плыла куда-то серебристая паутина. А на душе у меня было грустно. Может, потому, что минуло лето, что деревья в садках будто огнем опалены — листва их раскрашена во все цвета: желтый, коричневый, красный, оранжевый?.. И в этой листве не слышно птичьего гомону. Тишина стояла кругом. Казалось, и трава, припав к земле, вслушивалась в эту тишину и ждала чего-то.

Потом то там, то здесь начали скрипеть калитки, ворота, раздаваться голоса. С другого конца села донеслись звуки гармошки. В ответ ей на соседней улице послышалась песня. К центру села, на площадь, что перед клубом, потянулись люди — одиночками, парами и целыми семьями. Шли хлопцы с высокими, как гора, мешками за спиной. Это новобранцы харчами запаслись. Стайками бежали девчата. Толпа на площади росла с каждой минутой и все сильнее гудела.

И я стоял в этой толпе, чуть хмельной от чарки сливянки, которую батька поднес мне на дорогу. Мне уже было ясно, почему грущу я в такой радостный день: не вышла провожать Маруся. Не пришла! Встретилась мне на улице, стрельнула глазами и отвернулась. Злится. А чего? Ну, поругались. Так помириться ж можно! На пожар есть вода, а на ссору — мир!

Не пожелала... "Ну, погоди, узнаешь же Максима! — думал я. — Да и все, кто ветрогоном меня зовут, — узнают! Докажу я людям, на что способен Максим Перепелица! Армия для этого самое подходящее место. Пожалеет еще Маруся не раз. Сама письмо напишет. Но поглядим еще, отвечу ли я".

И все-таки хотелось сбегать к ней домой. Но батька, как репей, прилип ко мне. Ни на шаг не отходит, наставления дает, наказывает, как должен служить я Родине.

Мать рядом стоит и украдкой слезы утирает. Возле нее — дед Мусий, трясет своей жидкой бороденкой и шепчет что-то матери на ухо. А батька все наставляет:

— Исправно служи. Да командиров слушайся. И не забудь, что самое главное — со старшиной роты в ладу быть.

— Пиши, Максимэ, почаще, — просит мать. — Да не заблудись там в городе большом. И одевайся потеплее, чтоб не простудился, не дай бог...

Тут дед Мусий в разговор вступает:

— Чего ты квохчешь, Оксано? Не пропадет твой Максим! Ты ему генеральную линию давай, чтоб воякой добрым стал!

— Не беспокойтесь, диду, — отвечаю ему. — Сам знаю, куда и зачем еду. Хуже других не буду.

— Ой, не хвались, Максим, — не отстает Мусий. — Не кажи "гоп", пока не перескочишь. Делом докажи!

Даже зло меня взяло. Не я буду, если в первые же дни службы не покажу себя. Сразу так возьмусь за дело, что ого-го!..

И вот наш эшелон подъезжает к станции назначения. А мы — новобранцы — толпимся в дверях теплушек и рассматриваем виднеющийся километрах в пяти город. Город, я бы сказал, так себе. Ни тебе высотных зданий, ни дворцов заметных. А вдобавок к этому — эшелон наш подали не на пассажирский вокзал, а на товарную станцию.

Правда, с оркестром встретили нас на платформе. Это уже дело другое.

Выгрузились мы из вагонов и ждем команды к построению. Я держусь Степана, который мой сундук несет. Осматриваюсь кругом и думаю:

"Пора бы мне начинать действовать..."

— Ставь, — говорю Степану, — сундук и сбегай брось мое письмо в ящик. Только в почтовый!

— Марусе успел настрочить? — спрашивает Степан и берет у меня конверт.

— Ей, — и скребу в затылке. — Неловко получилось все. Поругались перед самым отъездом.

Степан убегает, а я обращаю внимание на высокого симпатичного парня. Стоит он у своего чемодана и цыгарку завертывает.

— Эй, дружок! — окликаю его. — Ты откуда?

— Из Белоруссии.

— Как зовут?

— Илько Самусь.

— А почему такой высокий?

— Кормили хорошо.

Четко отвечает. Люблю таких хлопцев. Говорю ему:

— Добрый наблюдатель из тебя выйдет, Самусь. Зрение крепкое? А ну почитай, что там написано, — и указываю на забор, где еле уместились аршинные буквы: "Не курить!"

Посмотрел Самусь на забор, затушил цыгарку и положил ее за ухо.

— Далеко видишь! — одобряю. — Становись сюда, будешь в моей команде.

Самусь с недоумением смотрит на меня, я уже подхожу к другому хлопцу, одетому в меховой треух и полосатую свитку.

— Добрая у тебя одежа, — говорю ему и щупаю свитку. — Я такой еще не бачив.

Хлопец повернул ко мне лицо, и я даже испугался. Загорелый до черноты! Только зубы да глаза блестят.

— Как же тебя звать, такого черного?

— Моя Таскиров, — отвечает. — Али Таскиров.

— Иди к нам. У нас черных не хватает.

В это время подбегает Степан Левада и докладывает мне:

— Товарищ командир, ваше приказание выполнил, — и улыбается рад, что по-военному у него получилось.

— Молодец! — хвалю Степана и обращаюсь ко всем: — Вольно, хлопцы, можно курить!

— А ты кто такой? Чего распоряжаешься? — подлетает ко мне какой-то парняга, в кепке, в кожаной тужурке, с котомкой за спиной.

— Скажи ему, Таскиров, кто я такой, — прошу черного.

— Камандыр, — авторитетно заявляет тот.

— Понятно? — спрашиваю у парняги. А он не верит.

"Как бы ему доказать?" — и оглядываюсь по сторонам. Замечаю, стоит недалеко какой-то начальник с красными нашивками формы "Т" на погонах. Направляюсь к нему вроде к старому знакомому. Обращаюсь тихо, чтоб парняга тот не слышал:

— Здравствуйте, товарищ командир!

— Здравствуйте, — отвечает. — Мое воинское звание "старшина". Запомните.

Я даже позабыл, зачем подбежал к нему, так обрадовался. Передо мной стоял... старшина. И, кажется, не так уж строгий.

Позже я узнал, что фамилия этого старшины — Саблин. И многое другое узнал. Верно батька говорил — старшина самая главная фигура в казарме. Спит солдат или дневалит, чистит сапоги или спешит в строй часто о старшине вспоминает. И если солдат не очень исправный, то нужно дрожать ему перед старшиной, как осиновому листу на ветру. Не потому, что старшины плохой народ. А обязанности у них такие: увидеть все непорядки и за все спросить с виновных. Недаром и название им серьезное дали.

— Товарищ старшина! — обращаюсь к Саблину. — А долго треба служить, чтоб в командиры выйти?

— Смотря как служить будете.

— Ух, знаете, как буду! — говорю.

— Хвалю за желание. Как фамилия? — и таким придирчивым взглядом осматривает меня! На значки мои, между прочим, глянул понимающе.

— Перепелица моя фамилия.

— Перепелица? — почему-то удивился старшина. — Это не вы во время остановки эшелона бродячую собаку к станционному колоколу привязали?

О! Уже знает! Небось старший по вагону успел разболтать.

— Я, — отвечаю. — Но собака хорошая. Только, дура, звонить и кусаться начала, когда ее отвязать хотели. Раньше времени пассажирский поезд отправила.

Засмеялся старшина и сказал на прощанье:

— Если попадете ко мне в роту, у нас с дисциплиной строго. Запомните. А сейчас приготовьтесь к погрузке личных вещей на машину, если они у вас тяжелые.

— Обойдемся без машины, — отвечаю. — У нас хлопцы крепкие.

Возвращаюсь к своим. Вижу, парняга в кепке поверил в мое командирство.

— Как фамилия? — спрашиваю у него.

— Ежиков.

— То-то, — и командую всем: — Приказано грузить вещи на машину!

Следом за мной эту же команду старшина подает. И мой авторитет окончательно окреп.

— А вы не кладите, — говорю нашим хлопцам.

— Почему? — недоумевает Ежиков.

— Эх ты! — и измеряю его изничтожающим взглядом. — А ну, Таскиров, скажи ему.

— Закалка будем делать, да? — догадывается Али.

— Конечно! — и боясь, что меня не послушаются, на сознание влияю: — Кто знает, когда кормить будут. А в сундуках у нас колбаса домашняя, сало, пирожки. Всю дорогу будем закаляться!

Подействовало. Степан, Самусь и Таскиров оставили вещи при себе. Только Ежиков закинул свою сумку в машину. Придется исключить его из нашей группы, раз не подчиняется мне.

Выстроили нас в колонны. Меня, Степана, Таскирова и Самуся поставили замыкающими. И это потому, что мы с вещами. Ну и порядки! Самых выносливых хлопцев — и в хвост.

Докладываю о своем несогласии лейтенанту. А он смеется и отвечает:

— Выносливость и здесь можно показать.

Пошли мы. И Ежиков вместе с нами, замыкает за компанию строй.

Хорошо идти под команду. Потом песню кто-то запел, и мы дружно подхватили. Ничего, что не обученные, добре в ногу шагаем!

А по краям дороги сосны шумят, вроде на нас любуются. С телефонных проводов срываются ласточки, вспугнутые песней.

Но постепенно настроение у меня начало падать. Уж очень до города далеко, а сундук мой не так легкий. И Степану не передашь его. Он и от своего мешка пыхтит.

То в одной, то в другой руке несу сундук — тяжело. Того и гляди рука оторвется. И пот заливает глаза. На спину попробовал взвалить сундук — к земле гнет, и углы его до костей врезаются.

— Хлопцы! — кричу. — Кто пирогов хочет? У меня половина сундука лишних.

Никто не отзывается. А выбрасывать жалко — хлеб ведь.

И так и сяк пытаюсь брать сундук, а он все тяжелее делается. Вижу, трудно и моей команде. А тут еще Ежиков подсмеивается:

— Что, ребята, взопрели? А командир ваш молодцом держится.

— Нэ камандыр он! — сердито сопит Таскиров.

— Балаболка, трепач, — поддерживает его Самусь.

Только Степан молча вытирает рукавом пот со лба.

Зло меня взяло. Я же хотел как лучше! В армию приехали служить, а не на курорт!

— Привал, хлопцы! — командую. — Отдохнем и со следующей колонной пойдем, — и усаживаюсь посредине дороги на свой сундук. А хлопцы никакого внимания — поплелись дальше. Даже Степан Левада осмелился не выполнить моего приказа.

Ну и пусть!

Вдруг слышу — машина гудит за поворотом.

"Вещи новобранцев везут", — догадался я и мигом стащил свой сундук в придорожную канаву.

Вот машина уже рядом. Перед мостком замедлила ход и меня минует. Тут я вытолкнул сундук на дорогу и во всю глотку заорал:

— Стойте! Стойте!

Грузовик затормозил, и из кабины выскочил знакомый мне старшина Саблин.

— В чем дело? — спрашивает.

— Сундук подберите! Свалился!

Старшина измерил меня недоверчивым взглядом и приказал положить сундук в кузов.

— Почему отстали? — спрашивает.

— Да сапог, — говорю, — ногу жмет.

А у меня действительно сапоги узковаты — по последнему фасону.

— Тогда садитесь в кузов и за вещами смотрите, — приказывает Саблин.

Я, конечно, противиться такому приказу не стал и забрался на машину. А чтоб веселее было ехать, достал кольцо колбасы из сундука. Первый кусок откусил как раз тогда, когда машина обгоняла ушедшую вперед колонну новобранцев.

— Привет, пехота! — насмешливо крикнул я своим хлопцам, сердитый на них, что ослушались моей команды.

Вскоре примчались мы к военному городку. Вижу — ворота, небольшая будка со сквозным проходом. Из будки выскакивает военный и ворота открывает. Проезжаем мы мимо него, а он смотрит на меня и насмешливо улыбается, вроде думает: "Едешь? Ну-ну. Покажут тут тебе обсмаленного волка".

Дальше вижу — за колючей проволокой ровными рядами выстроились бронетранспортеры с большими пулеметами сверху, пушки, минометы со стволами, может чуть поменьше, чем заводская труба, какие-то машины с железными прутами на крыше. Одним словом — техника. А впереди и слева — трехэтажные казармы под черепицей. В какой-то из них я буду жить.

Подъезжаем к небольшому дому (видать, складское помещение) и останавливаемся.

— Приехали! — говорит старшина Саблин, выходя из кабины.

Соскакиваю я на землю, отряхиваюсь и по сторонам смотрю. Ничего особенного. Солдаты на плацу маршируют. И почему-то по два человека. Никакого впечатления. И оркестра нигде не слышно. А я думал, что в армии ходят только под музыку.

— Ну, осмотрелись? — спрашивает Саблин. — Теперь за дело.

— За какое?

— Разгружайте машину и вещи аккуратно под стенку складывайте.

— Мне разгружать? — удивился я и посмотрел на гору сундуков, чемоданов и мешков в кузове. — Товарищ старшина, сейчас придет моя команда — вмиг все сделаем!

— Не рассуждайте! — строго говорит Саблин. — "Команде" вашей и так достанется. А вы отдохнули. Действуйте.

Потом обратил внимание на значки, привинченные к моему пиджаку.

— Документы на значки имеются? — спрашивает.

— А как же, — отвечаю. — Где-то имеются. Значки без документов никому не выдаются.

— Смотрите, проверю, — и ушел старшина. А за ним шофер куда-то исчез.

Стою я возле машины и чужие значки с пиджака свинчиваю. А то действительно еще документы спросят. Они же, как я сказал старшине, имеются где-то, но не у меня...

Свинтил, спрятал в карман и открываю борт машины. Ой-ой-ой! Треба крепко чуба нагреть, чтоб самому управиться с разгрузкой.

Вдруг замечаю — совсем недалеко, вокруг вкопанной в землю бочки, сидят новобранцы (видать, раньше нас прибывшие). Сидят и папироски посасывают. Подхожу к ним.

— Здравствуйте, товарищи! — здороваюсь.

— Здравствуйте, — отвечают нестройно.

— Ну как, привыкаете? — спрашиваю. — Ничего, привыкнете. Только нужно встать, когда с вами старший разговаривает.

Встают неохотно, с недоумением смотрят на меня.

— Вот так, — хвалю их. — Молодцы! А сейчас трошки потрудимся. Пошли за мной!

Вижу, не спешат хлопцы выполнять мое распоряжение.

— Нам здесь приказали сидеть, — говорит кто-то.

Я хмурю брови и стараюсь смотреть построже.

— Не рассуждайте! — приказываю. — За мной!

Подействовало. Вначале шагнул ко мне невысокого роста парняга с облупившимся носом, потом еще один. Затем кто-то свою команду подал:

— Пойдем, ребята! Все равно делать нечего!

И пошли все. А мне это и нужно. Подвожу их к машине и приказываю:

— Двое открывайте борт! Четверо наверх! Остальным таскать вещи к стенке. Складывать аккуратно. А это, — указываю на свой сундук, — давайте сюда.

Поставил я сундук в стороне, чтобы не потерять его среди других вещей, и наблюдаю за ходом разгрузки. А работа кипит. Крепкие ребята как игрушки хватают тяжелые мешки.

Еще несколько минут, и машина пуста. Поблагодарил я хлопцев, дал тем, кто пожелал, закурить и разрешил быть свободными. И только ушли новобранцы, как из дверей ближайшей казармы старшина Саблин вынырнул. Схватил я быстро свой сундук и, пошатываясь, будто от усталости, ставлю его поверх вещей.

— Ну что, начали разгружать? — спрашивает Саблин.

— Да, — отвечаю безразличным тоном и вытираю платком лоб. — Порядок...

Старшина глянул в кузов, перевел взгляд на гору вещей под стеной и ахнул.

— Уже?!. Вот это работяга!..

— А нам не привыкать, — говорю. — Мы работать умеем, не прикладая рук.

— Постойте, постойте, — перебивает меня Саблин и на часы смотрит. — Так... Ровно семь минут.

— Ну и что? — с притворством удивляюсь я и начинаю беспокоиться. Уж очень насмешливые стали глаза старшины.

— Ничего, — отвечает он. — Придется направить вас на склады служить. Там такие грузчики на вес золота ценятся.

— Товарищ старшина! — взвыл я. — Как же можно — мне и вдруг в грузчики?! Мне с оружием дело иметь хочется.

— Там об оружии тоже не забывают.

Я прямо растерялся. Вот влип! Что же делать? А старшина смотрит на меня и усмехается. Потом вдруг говорит:

— Так вот, товарищ Перепелица. Запомните, что вы в Советскую Армию пришли служить. У нас ценят находчивость солдат. А за такую находчивость, какую вы проявляете, наказывают. Ибо она сопряжена с обманом. Обманывать же можно только врага. Запомните это, вступая на порог службы!

Пришлось запомнить.