На госпитальной койке
В домике меня встретил командир зенитного дивизиона.
Старший лейтенант Сорокин? Что с вами?
Я невольно потянулся рукой к щеке. Ощутил под пальцами опухоль и запёкшуюся кровь.
Сейчас сообщу о вашем возвращении, заторопился командир. А прежде всего позвоню в штаб флота: надо как можно скорее устроить вас в госпиталь.
Пока командир добивался связи со штабом, два дюжих моряка пытались снять с меня бурки. Им это не удавалось.
Что у вас с ногами?
Видно, крепко к буркам примёрзли, невесело объяснил я.
Ни сила моряков, ни опыт врача не помогли: бурки не снимались. Тогда их осторожно разрезали. Ноги мои, как колодки, упали на пол. Я их не чувствовал. Врач покачал головой:
У вас, Сорокин, обморожение третьей степени.
Подошёл командир дивизиона:
Сейчас придёт тральщик. Он доставит вас в госпиталь, и добавил, обращаясь к врачу: Пока перевяжите ему рану на лице, а ноги пусть в спирте побудут.
Через несколько минут в домик вошли санитары в белых халатах.
И вот я в городе Полярном, в военно-морском госпитале. Не мешкая, меня раздели, забрали пистолет, возвратили шоколад. «Зачем он мне?» спросить не успел...
Очнулся на операционном столе. Хирург накладывал швы на моё рассечённое лицо. Секунду я следил за его движениями и снова впал в забытьё. Когда пришёл в себя, открыл глаза увидел командира нашей эскадрильи Бориса Сафонова. Ладно скроенный, широкоплечий, он стоял рядом с маленьким Димой Соколовым, «шплинтом», как мы его любовно называли.
Наш аэродром был недалеко от Полярного, и друзья решили сразу же навестить меня. О многом хотелось мне их расспросить, да и самому рассказать, но врач категорически запретил мне разговаривать.
Выздоравливай, Захар, да поскорее к нам возвращайся! сказал на прощание Сафонов.
Был у меня в этот день и командующий Северным флотом вице-адмирал А. Г. Головко.
Флот гордится вами, старший лейтенант, тепло сказал командующий, присаживаясь на табурет около моей койки. Врачи будут делать всё возможное, чтобы спасти ваши ноги. Будьте мужественны, набирайтесь терпения...
Я был готов на всё. Лишь бы летать! Лишь бы вернуться в строй!
Потянулись бесконечные дни и ночи. Я потерял аппетит, хотя есть теперь уже было и не больно, нервничал, плохо спал.
Тревожное настроение несколько рассеивалось, когда ко мне в палату приходили другие раненые. Каждый раз я задавал им один и тот же вопрос:
Ребята! Как по-вашему, буду я ещё летать?
Конечно, будешь, успокаивали они...
Мне так хотелось верить в это, что невольно думалось: «Может, действительно всё обойдётся? Бывает же так».
Но беда пришла. Случайно я услышал разговор моего лечащего врача майора Ласкина с главным хирургом Северного флота профессором Араповым.
Ступни Сорокину, очевидно, придётся ампутировать, огорчённо сказал Ласкин.
Не дам! закричал я в отчаянии и заметался на койке. Что хотите делайте, не дам!
Лечащий врач начал успокаивать меня.
Стыдно было своей несдержанности, но говорить с врачом спокойно всё-таки не мог. Я верил, что он сделал всё, чтобы сохранить мне ноги. Верил, но...
В палату вошёл профессор Арапов.
Соглашайтесь, Сорокин, на операцию, по-отечески мягко сказал профессор. И чем скорее, тем лучше. Сейчас отрежем совсем немного. Через неделю придётся отнимать по колено, а может быть, и выше.
А как же я летать буду?
Арапов посмотрел куда-то мимо меня в угол палаты.
Разве вам обязательно нужно летать? В жизни столько дорог, путей...
Но я лётчик!
Голубчик, ещё мягче сказал профессор, разве я не хочу, чтобы вы летали? Ничего ещё не потеряно. Всё зависит от вас.
Говорить не было сил. Я молча кивнул головой в знак согласия. Кажется, всё отлетался!