К Риге

Молодые тонкие красноствольные сосны, высокие ели, кое-где вырывающиеся белыми пятнами в багряной листве березы. Латвийские леса. Осеннее солнце играет на стволах деревьев, на мшистой, усыпанной сухими иглами земле.

С каждым километром дороги перед глазами встают все новые и новые картины разгрома немцев в лесах Латвии. В штабе одного соединения полковник, бойцы которого выходили в то время к границе лесного массива, сказал:

— Открытое пространство осталось позади. Втягиваемся в лес и в лесу пойдем быстрее.

Позже мы увидели, как шли по лесу наши танкисты и пехота. Поперек дорог были построены немцами огневые точки из толстых бревен. В стороне от дороги подпиленные в полуметре от земли громадные сосны были повалены, подходы к ним минированы. Но наша пехота прошла.

Несколько раз мы пересекаем одну и ту же железную дорогу. И тут следы разгрома немцев. Близ небольшой станции несколько подбитых немецких танков и самоходных пушек. На жерле одной из пушек Т-234 надпись: «Люкс». Надпись не заводская, а, так сказать, любительская. Экипаж немецкой самоходки, видимо, считал ее неуязвимой.

Возле самоходки мы увидели нашего танкиста, механика-водителя старшину Михайлова. Взглядом профессионала он рассматривал внутреннее устройство самоходки. Прочтя надпись, старшина улыбнулся и сказал:

— Машина высшего класса для переезда фрицев на тот свет! Весь экипаж ее вон под тем бугром остался, — и Михайлов указал на невысокий песчаный бугор, иссеченный осколками.

Все эти подбитые вражеские пушки, застывшие батареи зениток, сожженные черно-багровые танки, фуры, кухни, горы снарядов, патронные ящики, авиационные бомбы, пулеметные ленты, остатки имущества немецких военных канцелярий, — все это немые свидетели разгрома немцев.

Много километров проехали мы вдоль железнодорожного полотна, и везде оно было цело. И мостики через многочисленные лесные и болотные речки тоже целы. У немцев не оставалось времени взорвать все это. И только на одной станции, расположенной среди соснового леса, видны взорванные рельсы, подорванные паровозы и санитарный поезд.

Под руководством офицера инженерно-технических войск местные железнодорожники и бойцы очищали дорогу. Они подкладывали большие домкраты под паровоз, чтобы свалить его с рельсов.

Латыши братья Эрнст и Петер Деклав рассказывают о том, как поспешно взрывали немцы станцию, как пытались угнать с собой транспортников и население железнодорожного поселка, как люди прятались в лесу. Братья Деклав тоже спрятались, выждали, пока придет Советская Армия, и вот теперь помогают восстанавливать свою родную станцию.

И снова мы едем мимо сожженных немцами хуторов, где женщины стоят у колодцев и достают воду обгорелыми ведрами, среди дыма и пепла, по пескам, через леса и кустарники. Вот уже скоро должна дорога пойти берегом Западной Двины. Мелькает на повороте предостерегающая надпись: «Дорога обстреливается противником».

По красивой дороге, вьющейся вдоль реки, въезжаем в город Яунелгаву. Город этот сохранился много лучше других. Жители возвращаются в свои дома. С улиц убирают битое стекло. Возле исполкома встречаем советских работников города — Яна Юревича и Карла Карклина. У Карклина на груди медаль «За оборону Москвы». Под Москвой он дрался за свою родную Яунелгаву, маленький латышский городок, раскинувшийся на высоком берегу Западной Двины.

Вместе с жителями и городскими работниками идем к свежей могиле молодого латыша-разведчика, погибшего накануне во время разведки в тылу у немцев. Русские друзья погибшего принесли его в городок и похоронили на площади.

Еще нет переправы. Ищем лодку, затыкаем пулевые пробоины в ней паклей и переплываем широкую в этих местах Западную Двину. Поднявшись на берег, выходим на шоссе Двинск — Рига. Вчера здесь гремел бой. Смотрим на карту. Много дорог вдоль Западной Двины, и все они ведут к Риге.