Две атаки

Письмоносец артиллерийского дивизиона сержант Беденко нес письма на батарею противотанковых орудий с особой радостью. Получая для разноски почту, он увидел письмо своему товарищу по дивизиону, земляку из Ивановской области Серафиму Поздняеву. Посмотрев на обратный адрес на треугольнике письма, Беденко понял, что оно от жены Поздняева, и вспомнил: земляк как-то особенно ожидал письма последние две недели.

Поздняев был ранен, лежал в госпитале, был в коротком отпуске дома, а потом вернулся в свою часть. Тогда-то Поздняев с Беденко и познакомились и выяснили, что оба они из города Владимира. Позже Беденко, заряжающий, в одном из весенних боев на Украине был тяжело ранен. Его хотели демобилизовать, но по настойчивой его просьбе оставили в армии. Он вернулся в свой дивизион, и его назначили письмоносцем, так как до фронта он был почтовым служащим.

На повороте тропинки Беденко услышал торопливый треск мотора и сошел с дороги, чтобы пропустить встречную машину. Тотчас же из-за кустов, раскачиваясь, вынырнул мотоцикл, и промелькнуло знакомое лицо связного батареи младшего сержанта Горюна. Он что-то крикнул Беденко, но за треском мотора ничего не было слышно.

Письмоносец пошел дальше. Еще не доходя до батареи, он услышал однообразный, постепенно нараставший грохот металла — лязганье танковых гусениц. Беденко остановился. Не было сомнения — это немецкие танки шли прямым направлением на батарею капитана Шумилова. Вряд ли кому на батарее было сейчас до писем.

Беденко постоял мгновение, а затем, пригибаясь и раздвигая ветви, побежал к позициям батареи. Батарея, искусно замаскированная, стояла в густом ельнике на опушке леса. Еще не добежав до орудий, Беденко услышал хрипловатый голос капитана:

— Огонь!

Раздвинув ельник, Беденко увидел до двенадцати вражеских танков, которые ползли по нескошенной ржи к опушке леса. Над одним из танков, в самой середине бронированной группы, стоял столб оранжево-черного дыма.

Каждое орудие било самостоятельно беглым огнем. Беденко побежал к зарядным ящикам. Захватив два снаряда, он вернулся к орудию и положил их на землю. Гремели взрывы. Слышались тонкий, секущий свист осколков, чьи-то стоны. Беденко встретил одобрительный взгляд Поздняева и снова побежал к зарядным ящикам.

В это время за его спиной раздался близкий взрыв. На голову полетели сбитые с дерева ветки, иглы, и Беденко присел. Обернувшись, он увидел упавшего возле орудия заряжающего Скорамышева и бросившегося к нему Поздняева. Беденко, подхватив снаряды, снова поспешил к орудию. Скорамышев был убит осколком. Беденко крикнул:

— Я стану! Я стану, Поздняев!

И, не слыша ответа товарища, он нагнулся к земле, чтобы поднять снаряд.

Через несколько минут первая атака танков была отбита. На поле догорало пять немецких машин. Остальные, повернув, уходили за холмы. Выстрелы прекратились, слышалось только удаляющееся лязганье гусениц. Поздняев подошел к Беденко и пожал ему руку. Затем он приказал бойцам отнести тело Скорамышева в сторону, взял плащ-палатку и накрыл ею убитого. Снова подойдя к орудию, Поздняев достал из портсигара папироску и угостил Беденко.

— Тебе письмо, — вдруг вспомнив, сказал письмоносец.

Он вытащил из кармана смятый треугольник и протянул его Поздняеву. Но тут снова послышалось лязганье танков. Поздняев сунул письмо в карман.

— Вторая атака!.. К бою! — крикнул он орудийному расчету и, раздвинув ельник, в бинокль начал смотреть на поле. Потом, обернувшись, сказал Беденко: — Я тебя не отпускаю. Остаешься у меня заряжающим.

— Я и не собирался уходить, — ответил Беденко.

Вторая атака была сильнее первой. Беденко насчитал до тридцати вражеских танков. За ними виднелись бронетранспортеры с пехотой. Несколько самоходных пушек било по батарее Шумилова.

Атаку отражал весь дивизион. Скоро в поле стало видно еще несколько горящих вражеских танков. Расползались по ржи немецкие танкисты. Перевертывались от взрывов бронетранспортеры. Вверх летели комья земли.

Но, несмотря на жестокий отпор, несколько танков приближались к огневым позициям батареи. На крайнее орудие младшего лейтенанта Степанова шел немецкий танк с низко опущенной пушкой. Он не стрелял, но шел упорно и уже находился метрах в пятидесяти от орудия, когда прибежал командир батареи и крикнул Поздняеву:

— Разворачивайте пушку! Степанова раздавят.

Шумилов сам взялся за колеса, Поздняев налег тоже, и пушка была повернута на сорок пять градусов. Пятнистый желтовато-черный бок танка был перед глазами Беденко.

И вдруг прогремел близкий взрыв. Опустился на землю Шумилов, навзничь опрокинулся Поздняев. Беденко нагнулся к орудию, выстрелил и хрипло закричал, увидев, что над танком взвился черно-багровый сноп огня и дыма. Танк остановился, попытался развернуться, при повороте тронул краем дуло орудия Степанова и замер...

Перебегая между разрывами, к Беденко спешили артиллеристы соседнего, вышедшего из строя орудия. Они снова повернули пушку и уже били вслед уходящим за бугры танкам противника.

И скоро снова на опушке хвойного леса стало тихо, только посреди поля в одном из горящих немецких танков рвались боеприпасы. Артиллеристы видели теперь искалеченный и обожженный лес, лежащих на земле раненых и убитых своих товарищей.

Беденко подошел к лежавшему под елью мертвенно бледному Поздняеву. Сидя на снарядном ящике, медсестра вынимала из сумки широкий бинт.

— Он жив? — спросил Беденко, опускаясь рядом на землю.

— Жив, только тяжело ранен... Сейчас носилки будут, — ответила сестра, ножницами осторожно вспарывая залитую кровью гимнастерку Поздняева.

В это время раненый открыл глаза. Увидев Беденко, он сказал:

— Спасибо тебе, друг!.. Воюй... А я уже все...

— Брось, Серафим! Еще увидимся с тобой, — ответил Беденко.

— Нет, — с усилием качнул головой Поздняев. Потом, вдруг вспомнив, сказал: — Письмо... Я не читал... Прочти... Оно в кармане...

Беденко осторожно вытащил из кармана гимнастерки раненого письмо. Один угол его был мокрым от крови.

— Это тебе жена пишет.

— Знаю, — качнул головой Поздняев, — читай.

Беденко начал читать.

«Дорогой мой Сима! Пишу тебе прямо из родильного дома. Родился у нас сын. Тяжелый, одиннадцать фунтов весит. Похож на тебя. Я решила его назвать, как мы договаривались, Алексеем. Будь здоров, мой любимый! Теперь тебя ждут жена и сын. Крепко целую. Люда».

Беденко читал письмо, и Поздняев чувствовал, как жизнь возвращается к нему. Он сказал:

— Сын у меня, понимаешь? Я должен жить!

— А как же не жить, Серафим!

— Буду, буду жить.. Сын у меня... — повторял Поздняев.

Раненого уносили в лес. Беденко смотрел ему вслед. А когда носилки скрылись, спрыгнул в щель, достал полевую сумку и пошел разносить почту. Высокие прибалтийские сосны шумели над ним...