Хорошие всходы
Главный старшина Шевяков уходил в запас. Обязанности старшины команды трюмных машинистов он передавал Владиславу Чубукову:
— Со специальностью у тебя все ладно, тут у меня заботы не будет. Не оплошай в работе с людьми. Все они разные, и к каждому подход найти нужно. Дело это тонкое...
Шевяков замолчал, прислушиваясь к ровному похрапыванию дизелей, к резкому крику чаек, к шороху волн, лениво лизавших стальные борта подводной лодки. Потом заметил удивленно и грустно:
— Не думал, что так жалко всего этого будет. А вот напоследок грустновато. Много тут моего остается.
Да, главный старшина Шевяков оставлял после себя многое. В приказе это уложилось всего в одну строчку:
«Команду трюмных машинистов объявить отличной».
Всего одна строчка, а сколько за ней труда! Только военный человек может понять, как нелегко все это дается.
Но самым ценным, что оставлял после себя Шевяков, была память людей, в чьи сердца старшина заронил добрые семена любви к службе на подводных лодках, ответственности за порученное дело, готовности выполнить любой приказ Родины. Многие из этих семян уже взошли. И Владислав Чубуков понимал, что от него лично теперь зависит, насколько заботливо будут выращиваться эти всходы, какой урожай они принесут.
Трудно, ох, как трудно бывает на первых порах в новой должности! Особенно если предшественник твой был человеком очень уважаемым и авторитетным. Тогда люди относятся к тебе ревниво, они чрезмерно взыскательны, малейший промах, который охотно простили бы твоему предшественнику, готовы возвести в принцип. Сможешь ли ты стать для матросов хорошим товарищем и добрым другом, которому поверяют даже то, что старательно утаивают от близких, — душевные сомнения и сердечные тайны? Ведь ты должен прежде всего быть требовательным командиром.
«Как этого добиться, с чего начинать? — думал Владислав, спускаясь в рубочный люк. Он слышал, как внизу старшина 1 статьи Бочаров озабоченно говорил: — Что-то американцы опять вокруг Кубы завозились. Как бы драки не было.
Когда Чубуков спустился в центральный пост, разговор смолк. Матросы, сидевшие возле выгородки акустика, выжидательно посмотрели на него. Чубуков молча присел рядом.
— Ну, Кубу мы в обиду не дадим, — продолжая разговор, сказал старшина 2 статьи Гущин.
— А вы бы, товарищ главный старшина, поехали добровольцем на Кубу? — неожиданно спросил у Чубукова старший матрос Боровой.
— Понадобится — поеду, — спокойно ответил Чубуков.
— Неужели вы хотите воевать? — спросил Боровой.
Владислав внимательно посмотрел на матроса. И вдруг вспомнил один случай.
В прошлое воскресенье он зашел в сквер и присел на скамейку покурить. Напротив сидели три женщины, около них возились в песке детишки. Матери, счастливо улыбаясь, наблюдали за веселой возней малышей. И вот одна из женщин с неожиданной грустью сказала:
— Больше всего я боюсь войны и рака.
Война и рак. Она поставила их рядом. Возбудитель страшной болезни пока не найден, и рак уносит тысячи жизней. Возбудители еще более страшного бедствия, способного унести десятки миллионов жизней, — поджигатели войны — известны. Их не так уж много, их имена печатаются в газетах. Неужели от них нельзя оградить мир? Ведь если бы люди не готовились к войне, они уже научились бы побеждать рак.
И вот он, Владислав Чубуков, носит сегодня военную форму. Он учится воевать и будет теперь учить вот этих сидящих перед ним людей. Никто из них не бывал в боях, но все они помнят войну. Она принесла горе в каждую семью. Владислав помнил свое голодное и холодное детство. Он помнил, как весной сорок пятого года в дом вошла беда — из военкомата принесли «похоронную». Пройдя всю войну, отец погиб всего за несколько дней до победы.
Так неужели он, Владислав Чубуков, служит сегодня войне? Нет, он служит против нее. Он хочет, чтобы в скверах всегда играли дети, чтобы никогда не боялись матери, чтобы отцы без тревоги читали в газетах сообщения о международных событиях. Он хочет, чтобы люди были спокойны и счастливы. И служит только этому.
Боровой ждал его ответа. Ждали и другие. И Чубуков сказал:
— Войны никто не хочет. Даже мы, военные. Ведь не плохо плавать и на торговом судне, доставлять за океан туристов, везти в свою страну фрукты... От этого никто бы, пожалуй, из нас не отказался. А вот служим на лодках. Надо!..
Они долго еще говорили о войне. Вспоминали о подвигах подводников, называли имена Лунина и Гаджиева, Щедрина и Старикова. И Владислав верил, что многие из матросов хотели бы повторить их подвиги. Но он также знал, что к подвигу человека надо готовить. Эта подготовка складывалась не только из боевой учебы. Она была во всем укладе воинской жизни, в десятках и сотнях событий, будничных, подчас незаметных, но неизменно влияющих на воспитание людей.
...Матрос Лесев пришел на лодку с другого корабля. Чубуков подождал, пока не обвыкнет, оглядится на новом месте, а потом повел его на лодку.
— Посмотрим, что вы умеете. Смотреть, собственно, было нечего. Специальность матрос знал слабо, действовал неуверенно.
— Что ж, будем учиться, — сказал старшина.
Учение давалось Лесеву нелегко. И не потому, что оказался он неспособным или несмышленым. Жизнь пока еще не ставила перед ним трудных задач, и потому не было в нем того упорства, без которого человеку просто нечего делать на подводной лодке: он сразу «скиснет».
И Лесев «скис». Ходил мрачный, туча-тучей. Такому и небо с овчинку кажется. По всякому пустяку раздражается, службу свою на чем свет клянет. Успокаивался только тогда, когда садился где-нибудь в сторонке и начинал что-то рисовать в большом блокноте, который почти всегда носил с собой. Показал этот блокнот однажды и главному старшине Чубукову. Старшина похвалил матроса:
— Глаз у вас острый и рука верная. Подучитесь — можете хорошим художником стать.
Похвалил матроса и редактор стенгазеты. В очередном номере поместили несколько рисунков матроса. Увидел их замполит и поручил Лесеву оформлять Ленинскую комнату. Художники, как известно, народ везде нужный. Понадобилось обновить наглядную агитацию на территории части — просят Лесева. Захотелось в столовой повесить несколько натюрмортов — обращаются к нему же. Словом, стали загружать матроса так, что у него и времени для боевой учебы не оставалось. Да он и не особенно старался учиться, его вполне устраивало положение «вольного художника».
Вот тогда-то и произошел у Чубукова разговор с заместителем командира лодки по политической части капитаном 3 ранга Жуковым.
— Я, конечно, не против того, чтобы Лесев рисовал, — говорил старшина. — Но ведь это идет в ущерб боевой подготовке. А плавать нам не с художником, а со специалистом.
Политработник хорошо понимал беспокойство старшины и помог ему наладить занятия с Лесевым. И не только Лесев, а и другие матросы почувствовали, что требовательность старшины непреклонна.
Но одной требовательности было недостаточно. Критически оценивая свой собственный опыт, приглядываясь к другим старшинам, Чубуков пришел к важному выводу: многие проступки матросов проистекают от невнимательности к людям, неумения разобраться в причинах поведения того или иного матроса. В этом отношении поучительным оказался случай со старшим матросом Толстовым.
На лодку Толстов пришел из учебного отряда. Там он был инструктором и специальность знал хорошо, а устройство корабля — слабо. Экипаж встретил Толстова тепло, все старались помочь ему в изучении лодки. Но старший матрос почему-то сторонился коллектива, был замкнут, а порой даже грубил товарищам.
Чубукову удалось вызвать моряка на откровенный разговор, и Толстов признался:
— Неудобно мне, товарищ главный старшина. Я же в учебном отряде был инструктором смены, сам обучал людей, а лодку, выходит, не знаю.
— Это дело поправимое. А вот с дисциплиной у вас слабина заметная. Почему? — Да все по той же причине.
Но старшина понял, что Толстов чего-то недоговаривает. Он оставался по-прежнему замкнутым. Строго требуя с матроса, старшина в то же время старался расположить его к себе. Скоро матрос понял, что требовательность не прихоть старшины, что он одинаково требователен и справедлив ко всем.
И однажды в минуту откровенности Толстов показал старшине письмо от сестры. Она писала, что мать больна, отец же пьянствует. Так вот в чем причина раздражительности и замкнутости матроса!
— Может быть, вам сейчас поехать домой? — предложил старшина. — Ведь вам в этом году положен отпуск.
— Не отпустят меня, время горячее, да и не заслужил еще я отпуска.
— По-моему, вам надо побывать дома. Тут дорог каждый день. А насчет того, чтобы пустили, я постараюсь.
В тот же день Чубуков обратился с ходатайством к командиру боевой части. Офицер поддержал его, Толстову предоставили отпуск.
Вскоре от него на имя Чубукова пришло письмо. «Товарищ главный старшина! Спасибо вам, что помогли получить отпуск. Приехал я в самый раз»...
Вернулся Толстов и рассказал, как ему удалось наладить домашние дела.
Все заметили, что и служба у него теперь пошла лучше.
К этому времени начались походы. Лодка подолгу находилась в море. Походы были трудными, но в команде не было ни одного замечания. Моряки трудились, не жалея сил.
— Вот ведь что удивительно, — сказал тогда заместителю командира корабля Чубуков. — Люди сильно устали, вымотались, спят по два-три часа сутки. А только скажи — любой в огонь и воду повезет.
— Ничего удивительного в этом нет, — ответил политработник. — Это лишь подтверждает высокую сознательность наших людей. На походе человек собирает всю свою волю, у него обострено чувство ответственности. А там, где ослаблен контроль, где люди бездействуют, у них это чувство притупляется. Особенно это сказывается при увольнении на берег.
Да, больше всего замечаний матросы приносили с берега. И приносили их, как правило, одни и те же люди. Чтобы сократить количество замечаний, некоторые командиры старались пореже увольнять людей. Сводят их строем на какое-нибудь «мероприятие» в базовый матросский клуб, а зачтут это за увольнение. Формально вроде все правильно, а по существу нарушается устав.
Коммунист Чубуков подходил к этому иначе. Он считал, что надо прежде всего основываться на доверии к людям и контроле, не бить по «хвостам», а вести профилактическую работу. А для этого необходимо хорошо знать людей, их запросы, научить подчиненных отдыхать разумно и весело...
Как-то старший матрос Гудков записался в увольнение. Он тщательно нагладил брюки и форменку, надраил бляху, начистил ботинки. Главный старшина Чубуков одобрительно оглядел его:
— В таком виде хоть на свадьбу. — И как бы между прочим спросил: — На свидание?
— Нет. Поброжу по городу, а там что-нибудь придумаю.
— Я сегодня тоже ничем не занят. Если не возражаете, пойдем вместе.
Гудков не выразил особого удовольствия, но отказать старшине не решился. Когда вышли в город, лицо у Гудкова было грустным. «Обязательно куда-нибудь на лекцию потащит, — думал он о старшине, — или в читальный зал затянет. Скучища будет».
— Может, потанцуем? — предложил старшина. Предложение было столь неожиданным, что Гудков растерялся. Оправившись, весело сказал:
— А что? Можно.
Возвращались они вместе. Оба были довольны, вечер прошел весело...
Старший матрос Боровой собирался отметить день рождения жены. В город приехали родители матроса. Старшина предупредил:
— Спиртного чтобы ни-ни!
— Постараюсь, — пообещал Боровой не очень уверенно.
Старшина и сам понимал, что трудно будет матросу удержаться, чтобы не «пропустить» рюмку, когда уговаривать станут. Как тут быть? Старшина выбрал время, заглянул в семью матроса. Познакомился с его женой, с родителями. Рассказал о том, как матрос служит, а потом заметил:
— Не хотелось бы, чтобы этот день рождения испортил ему службу.
— Не беспокойся, сынок, — заверил старшину отец матроса. — Все будет в порядке.
Боровой вернулся на корабль абсолютно трезвым и довольным.
— Ну как, не скучали? — спросил старшина.
— Что вы, даже наоборот! Так хорошо было, поговорили обо всем. Я ведь родителей давно не видел.
Может быть, кое-кому покажется, что в данном случае старшина слишком уж активно вмешался в личную жизнь матроса. А надо ли бояться этого? Конечно, дело это тонкое. Грубое и бесцеремонное вторжение в личную жизнь человека не приведет к хорошему. Но умно и деликатно, с большим уважением и тактом влиять и на эту сторону жизни подчиненных командир обязан. Иначе вообще нельзя ставить всерьез такие вопросы воспитания, как уважительное отношение к женщине, любовь, дружба и т. п.
Вот пример с тем же старшим матросом Гудковым. Матрос похвастался, что познакомился с новой девушкой. В последнее время за ним начала прочно утверждаться репутация «сердцееда». И, пожалуй, самое плохое заключалось в том, что Гудков гордился этим. Старшина давно собирался поговорить с матросом, но не было подходящего случая. Сейчас момент был удобный — Гудков сам заговорил на эту тему.
— А чем вы, собственно, хвастаетесь? Разве это так уж хорошо? — спросил старшина матроса.
Находившиеся в кубрике матросы поддержали разговор. Долго продолжалась беседа о любви, о дружбе, о семье. Матросы читали письма от девушек — хорошие, теплые письма, говорили о чистоте и красоте чувств.
Гудкову было неловко. Он понял, что только один он и считал себя «героем», остальные были о нем совсем другого мнения.
Разговор заметно повлиял на Гудкова, и он порвал все свои случайные знакомства. А потом подружился со студенткой педучилища. На этот раз серьезно. Родилось большое, чистое чувство, завязалась крепкая дружба. И первым, кого познакомил моряк со своей избранницей, был главный старшина.
Между прочим, в «развенчании» Гудкова больше всех помог Чубукову старшина 1 статьи Бочаров. Сам он человек степенный, положительный. Все знают, что на родине у него осталась девушка, которая часто пишет ему. Он бережно хранит ее письма и остается верен ей, хотя не прочь и потанцевать и сходить в театр.
Как-то он сказал Чубукову: — Поеду в отпуск, женюсь. Знаю я ее давно, девушка хорошая. Мать себя плохо чувствует, вот и будет ей помощница. А главное, любит она меня. Как посоветуешь?
Чубуков задумался. Нелегко в таких случаях давать советы. Потом сказал:
— Она-то тебя любит, это я вижу. А как ты ее? Не потому ли хочешь жениться, что матери нужна помощница? Будешь ли ты сам для нее хорош? Вот об этом подумай. Ведь можешь на всю жизнь сделать человека несчастным.
— Разве все предугадаешь?
— Вот и не торопись. Поедешь в отпуск — еще присмотрись, обдумай. Ведь семью на всю жизнь строишь.
Такой душевный подход к людям, откровенные беседы, бесспорно, помогали воспитанию коллектива. Теперь в команде трюмных машинистов даже самые сокровенные события обсуждают сообща. Говори все, что ты думаешь. Если ошибаешься, тебя не осудят, но поправят, помогут понять то, чего еще не понимаешь.
И так во всем — всем коллективом. А вот что такое дружный коллектив: в команде уже более года нет нарушений дисциплины, к XXII съезду партии она стала не только отличной, а и классной.
И душа этого коллектива — коммунист Владислав Чубуков, человек, для которого провозглашенный в Программе Коммунистической партии принцип «Человек человеку — друг, товарищ и брат» стал правилом жизни.