Старт
Море. Где-то очень далеко берега, и куда-то бегут, бегут бесконечные волны.
И вдруг мгновенно нарушилась тишина. Над водой метеором сверкнуло длинное тело. Оглашая все вокруг пронзительным свистом, оно скрылось за горизонтом. Это был запуск ракеты с подводного корабля...
— Старпом! Попадет или нет?
— Должна, товарищ командир. Через минуту опять:
— Старпом! А все у нас верно было?
— Все верно, товарищ командир. Скоро узнаем. Скоро. Это ведь не торпедная стрельба. Там расстояния — кабельтовы. Там несколько минут — и все известно. А сколько теперь надо ждать, пока проверяющие подтвердят результаты? Дистанция просто немыслимая.
Бесшумно скользит подводная лодка, только что выпустившая по цели стремительную ракету. Тихо в отсеках. В другой обстановке у командира, быть может, быстрее бы разрядилось возбуждение, вызванное первой в его жизни ракетной стрельбой. А в условиях плавания оно никак не могло улечься.
Еще недавно он и не представлял себе, как это все произойдет, и только в своем воображении мог рисовать картину мощного прыжка ракеты с палубы корабля. Но воображение чаще всего связано с какими-то преувеличениями. Старт ракеты казался похожим на жуткое, грохочущее извержение вулкана. И ракетные корабли виделись необычными и люди на них — чуть ли не сказочными богатырями.
В те дни он командовал подводной лодкой обычного типа, вооруженной лишь торпедами. Офицер любил эту лодку, гордился крепко сколоченным экипажем, державшим первенство в соединении. И как-то не думал, что в его жизни все быстро изменится.
Он не знал, зачем его вызывает командующий флотом. Явился, немножко встревожен, доложил, как положено.
— Садитесь, товарищ Кржижановский, рассказывайте, как дела, — сказал адмирал.
Кржижановский, докладывая о последних походах, понимал, что главный-то разговор впереди. И действительно, услышал нечто такое, отчего в первую минуту даже растерялся.
— Мы решили, — неторопливо и негромко говорил командующий, — назначить вас командиром ракетной лодки. Как вы на это смотрите?
Как он смотрит? Надо было отвечать, а мысли в разные стороны. Сложна ведь служба подводника. Лейтенантом с трудом привыкал к отсеку. В первое время все тут на него будто давило — теснота невероятная. Потом, конечно, освоился, полюбил походы, учебные атаки. В двадцать семь лет стал к перископу командиром. Такая ответственность! Не везло вначале. Сколько пережил, пока наладились дела в экипаже. А вдруг и на ракетной не повезет? Да и не знает он еще ракетную.
А вместе с тем разве не мечтал, разве не завидовал ракетчикам? Теперь ведь они — направляющие в строю. Не знаешь — научишься! Что — сил мало?
Наконец ответил:
— Есть, товарищ командующий!
Через несколько дней перешел на новую лодку. И одна дума — скорее освоиться тут, изучить все незнакомое. Командующий при назначении сказал, когда примерно придется лодке стрелять ракетой. Очень мал срок! Разбегаться некогда.
Какое он тогда произвел впечатление на подчиненных? Наверное, невыгодное. С кем из офицеров ни говорил — просил помогать. Особенно старпома Колчина, тоже капитан-лейтенанта, уже давно плававшего на этой лодке и уже пускавшего ракеты.
Учился упорно, отдавая всего себя одной цели. Видел: не все ладно в экипаже, люди не очень дружны. Поближе бы надо узнать их. И откладывал это на дальнейшее. Ведь сначала важнее было почувствовать уверенность в управлении лодкой и ее ракетами.
Занятия со старпомом. Занятия с командиром ракетного подразделения. Штудирование наставлений. Размышления о тактике.
Кржижановский сравнивал новую лодку с той, которой командовал раньше. Торпеды — оружие давнее и до сих пор грозное. Ведь этим оружием славно били врага советские подводники в годы минувшей войны.
Но с какой опасностью, с каким риском была сопряжена каждая их победа!
Капитан-лейтенант знает по фамилиям известных героев подводной войны, чьи атаки он в свое время старался запомнить, изучить. Ну, вот хотя бы здравствующий до сих пор Герой Советского Союза Владимир Константинович Коновалов. Лодка, которой он командовал на Балтике, потопила более десятка вражеских транспортов и кораблей. Изумительной смелости человек. Но ведь часто он со своим экипажем попадал в трудные положения именно потому, что боевые возможности оружия не позволяли действовать как-то иначе.
Одна атака Коновалова, проведенная уже на исходе войны, сохранилась в памяти со всеми подробностями. Лодка находилась в море, когда по радио поступил приказ — следовать к мысу Н. и торпедировать там вражеские корабли, ведущие обстрел занятого нашими войсками побережья. Ночью, пока совершался переход в этот район, командир не раз склонялся над картой и хмурился. У мыса — малые глубины. Позволят ли они подобраться к цели на дистанцию торпедного залпа? Очень стеснено будет маневрирование. А уж если противник обнаружит лодку — куда скроешься? Обычно ведь от опасности подводники уходят под многометровую толщу воды. А тут окажешься весь на виду.
На рассвете Коновалов увидел в перископ и мыс, который вырисовывался в дымке, и вражеские корабли около него — крейсер и два эсминца. Они вели стрельбу по берегу. В самый раз атаковать! И командир сыграл боевую тревогу, начал предзалповое маневрирование. Но тут же лодку сильно встряхнуло — она коснулась грунта.
Подтвердились худшие опасения командира. Он видел врага, но достать его не мог. В бессилии сжимал кулаки.
Поразмыслив и еще раз внимательно изучив карту, он решил искать приглубое место, чтобы подойти поближе к цели. Несколько часов лодка, можно сказать, ползала по грунту, пока не нащупала проход. Но к тому времени фашистские корабли ушли.
Ночь лодка провела на дне моря. А утром акустик услышал шумы — корабли врага вернулись. Приподняв перископ, Коновалов увидел их — теперь тут было уже три эсминца вместе с крейсером. Крейсер шел ближе к берегу. Его по-прежнему было невозможно достать торпедой. Что ж, командир лодки решил атаковать эсминец. Маневрировал очень осторожно — под килем оставался лишь один метр. Чтобы торпеды, выходя из аппаратов, не ударились о грунт, пришлось несколько приподнять нос лодки. Наконец — залп!
Торпедированный эсминец затонул быстро. Зато два других бросились на лодку: на гладкой поверхности моря было ведь хорошо видно, откуда шли торпеды. Враг, однако, просчитался. Он полагал, что советская лодка после залпа постарается уйти, а поэтому эсминцы искали ее несколько мористее. А она затаилась на грунте в том же месте, где выпускала торпеды. Это ее и спасло. Когда вражеские корабли израсходовали весь запас глубинных бомб, лодка дала ход и скоро оторвалась от преследователей.
Мужество, отвага, выдержка, боевое мастерство — все тут было проявлено Коноваловым и его подчиненными в высшей степени. Но разве так бы действовал командир, будь у него возможность поразить цель с большего расстояния? Разве была бы тогда у лодки необходимость «ползти на пузе» по дну моря?
Читал Кржижановский также рассказы о боевых походах прославленного подводника североморца Магомета Имадутдиновича Гаджиева. Он не раз, когда обстановка не позволяла сблизиться с противником на дистанцию торпедного залпа, принимал бой в надводном положении. В те времена, как известно, на лодках были пушки. Так вот, Магомет Гаджиев искусно использовал их для нанесения ударов по врагу. Там же, на севере, командовал подводной лодкой Лев Михайлович Сушкин. Он славился тем, что умел подходить к цели на дистанцию так называемого «пистолетного» выстрела — подбирался к врагу почти вплотную и поражал его торпедой наверняка.
Да, подводники старшего поколения воевать умели. Настоящие рыцари морских глубин! И, конечно, по заслугам Родина назвала их героями, возвеличила их имена.
Но можно ли сейчас полностью, без всяких поправок воспринимать их опыт? Нет, конечно. Сейчас «ползти на пузе» к цели или подбираться к ней на «пистолетный» выстрел — значит идти на верную гибель: противолодочное оружие кораблей стало иным, более совершенным. И подводники ориентируются сейчас на другие методы действий. Они имеют сейчас и совсем другие корабли, у которых практически нет пределов плавания под водой. Достать врага, поразить его они могут за десятки, сотни миль...
Кржижановский после долгих раздумий еще больше гордился тем, что командует ракетной лодкой. Он один из тех, у кого в руках самое мощное, самое грозное оружие современности.
И, забывая об усталости, он снова и снова изучал все, что ему нужно было знать.
Назначенный день стрельбы приближался.
Накануне Кржижановского строго, с пристрастием экзаменовал непосредственный начальник в море, в действии. В экзамен входила и ночная атака. Выдержал.
И вот короткий разговор на причале.
— Готовы?
— Готов!
— Отдавайте швартовы.
Многочасовой переход. Когда лодка достигла нужного района, командир с немалым волнением подал команды — не те, какими обычно сопровождается торпедная атака, а команды из других слов, еще не совсем привычных.
Поступил доклад: «Ракета готова к старту». Движение руки — и командир услышал: ожила ракета. Затем сильный мягкий толчок.
Именно в этот момент над поверхностью пустынного моря произошло то явление, которое могло показаться весьма странным любому не посвященному в дело очевидцу.
Ракета стремительно унеслась за горизонт, и на лодке наступила тишина. В этой-то вот тишине командир и переживал все происшедшее, надеясь на успех. А потом неподалеку он увидел корабль, подававший сигналы.
Сообщение было коротким:
«Благодарю за стрельбу. Объявляю благодарность всему личному составу. Главком».
Кржижановский повторил сообщение вслух и обернулся к офицерам, которые тоже вышли наверх из отсеков. Сначала пожал руку старпому, потом штурману, потом командиру ракетного подразделения. И каждому проникновенно сказал:
— Спасибо!
После той стрельбы командир лодки стал как бы другим. Разгладилась между бровями резкая складочка, выдававшая постоянную озабоченность. Тверже стала походка, увереннее голос. Да и сам Кржижановский чувствовал себя так, будто с большим трудом поднялся на высокую, крутую гору и теперь с облегчением переводит дух, оглядываясь вокруг.
С горы, как известно, открываются более широкие горизонты. И если раньше командир видел только ближайшую свою цель, если основная его энергия уходила на личную подготовку, то теперь он получил возможность лучше всмотреться в людей, которые составляют экипаж ракетного корабля.
Еще до прихода нового командира экипаж лодки взял высокие социалистические обязательства. Дело происходило в те полные энтузиазма дни, которые предшествовали XXII партийному съезду. Подводники стремились каждую задачу решить с наивысшей оценкой, заслужить звание отличников боевой и политической подготовки, повысить свое мастерство. Успешная ракетная стрельба всех радовала. В выполнении обязательств это был важный этап.
И вот когда командир стал ближе знакомиться с подчиненными, он понял, как много на лодке прекрасных людей. Лучшие среди них — коммунисты. Они есть в каждом отсеке. Командир мысленно благодарил своего заместителя по политической части, секретаря партийной организации, старшего помощника за то, что они умело помогали ему руководить экипажем. Вместе с тем он увидел и недостатки в корабельной жизни, которые надо было устранить, чтобы ровнее стала дорога к новым успехам.
В море, в плавании всегда рядом с командиром находится штурман Харитонов. Из его расчетов рождаются курсы лодки. И всегда они безупречно точные. Создавалось впечатление — лучшего штурмана не надо и желать. Но почему-то не любят его другие офицеры. Говорят — себялюбив, высокомерен.
Однажды товарищ Харитонова, офицер помоложе, попросил штурмана о пустяковом одолжении. Тот ответил грубо, нетактично. Кржижановский пристыдил его, предложил извиниться перед товарищем. Какое-то время штурман вел себя иначе. А потом командир опять заметил у него срывы в обращении с сослуживцами.
Кржижановский собрал офицеров лодки и сказал:
— Если между нами не будет согласия, дружбы, руководить экипажем нельзя. Невозможно представить себе, чтобы на военном корабле человек не помогал человеку!
Прямой, откровенный получился разговор. Очень неловко почувствовал себя Харитонов, когда все офицеры высказали то, что думали о нем. Ему пришлось ломать свой характер.
Озабоченность вызывал у командира молодой офицер Облицов. В недалеком будущем ему предстояло возглавить ракетное подразделение корабля. Знаний для этого у него было достаточно, но не хватало опыта работы с людьми, серьезности, самостоятельности. Посоветовался командир с заместителем и решили заняться Облицовым, помочь ему. Часто беседовали с ним, тактично указывали на оплошности, подмечая хорошее. Постепенно молодой офицер приобретал командирские качества. Пришло время, и он по праву занял предназначавшийся ему пост.
Немало было на лодке собраний, экскурсий, культпоходов, горячих споров об увиденных кинофильмах. Все это благотворно действовало на экипаж, заставляло людей еще больше любить свою Родину, еще лучше служить ей. Но командир заботился и о том, чтобы не уходил из поля зрения отдельный человек с его думами, волнениями, радостями, тревогами. И с чем только не приходилось тут сталкиваться!
Хмурым выглядел старший матрос Карпов. Служил вроде бы ничего, а настроение кислое. Не должно быть у моряка такого настроения. А в чем дело — выяснить не удавалось.
Особенно забеспокоился командир, когда Карпов, уволенный в день отдыха на берег, не удержался от выпивки. Так ведь не долго и потерять человека.
В один из вечеров старший матрос явился в каюту Кржижановского. Офицер нашел «ключик» к сердцу подчиненного, узнал, как тот жил, где рос, где родители. Отец у Карпова погиб на войне, мать вышла замуж за другого и оставила сына на воспитание у чужих людей. Долго о ней ничего не было слышно, а недавно прислала Карпову письмо, просила простить, пожалеть. Но как простить, если она так жестоко поступила с ним в детстве! Выходит: есть мать, и нет матери.
Разволновавшись, матрос не сдержал тяжелых мужских слез. До глубокой ночи засиделся он в командирской каюте, доверчиво рассказывая обо всем, что тревожило сердце. И так же задушевно делился с ним командир своими думами. Тяжелую обиду простить, конечно, трудно, но в данном случае лучше все по-взрослому понять и поласковее ответить на письмо матери. Можно даже и встретиться с ней. Скоро Карпов сообщил командиру — мать готова приехать. А потом он попросил разрешения встретить ее. Вернулся веселый, довольный — совсем другой человек. А как служить стал после этого! Отличник из отличников!
Шероховатости сглаживались. Дружнее становился экипаж. И теперь на любое дело люди шли с улыбкой, с задором. И все получалось гораздо лучше.
А тем временем настал срок новой ракетной стрельбы.
На флоте раз в году между кораблями проводятся состязания по огневой подготовке. Условия их очень трудные. Только настоящим мастерам, хорошо обученным и дружно действующим экипажам можно здесь рассчитывать на первенство. Пуск ракеты подводная лодка должна была проводить в ходе таких состязаний. К обычному желанию отличиться у экипажа прибавилось еще и большое стремление одержать победу в соревновании с другими кораблями.
Опять лодка вышла в море. Она петляла под водой замысловатыми курсами, запутывая свой след. День и ночь. Еще день и еще ночь. А потом послала сверкающий мощный снаряд за горизонт, в цель.
Через три дня приказом по флоту было объявлено, что лодка выполнила все свои социалистические обязательства. Несколько позднее стало известно и о том, что ей присужден приз за первенство в состязаниях ракетных подводных кораблей.
...Мы о многом переговорили с Кржижановским, теперь уже капитаном 3 ранга. На корабле произошло немало изменений. Пришло пополнение. Некоторые из молодых офицеров, как и старший лейтенант Облицов, заняли более высокие посты. Дело они ведут неплохо — энергии много, желания добиться успехов тоже хватает.
У экипажа сейчас большая цель. Все матросы и старшины стремятся стать классными специалистами — специалистами высокой квалификации. И цель эта продиктована желанием зорко охранять мирный труд своего народа.