Г. Щедрин.

Трагедия в океане

Ранним сентябрьским утром 1942 года из бухты в океан вышли советские подводные лодки «Л-15» и «Л-16». На траверзе мыса они круто развернулись и взяли курс на северо-восток. Ответив береговому посту сигналом «благодарю» на пожелание счастливого плавания, «ленинцы» — так назывались эти корабли — скрылись в туманной дымке...

Так начался далекий и трудный путь от самой восточной к самой западной окраине Советского государства. Подводники-тихоокеанцы с первых дней Великой Отечественной войны стремились принять непосредственное участие в боях с врагами Родины. Теперь они шли навстречу сражениям. И разве мог кто-нибудь заранее сказать, что ждет их впереди в необычайном переходе через шесть морей и два океана, охваченных пламенем второй мировой войны!

Впрочем, с какой целью вышли корабли за ворота бухты, никто, кроме командиров лодок Комарова и Гусарова, толком не знал. Еще в базе, принимая полные запасы снабжения, матросы догадывались, что уходят далеко и надолго. А куда — неизвестно. Каждому, конечно, очень хотелось узнать свой новый адрес, но начальники молчали, а лишних вопросов задавать не полагалось.

К вечеру свободный от вахт личный состав был собран в самом просторном носовом торпедном отсеке. Из каюты командира сюда принесли карту с нанесенным на ней маршрутом перехода с Дальнего Востока на север, в Полярное — главную базу действующего Северного флота. Линия курсов, вычерченная красной тушью, пересекала Берингово море, Тихий океан, Панамский канал, Карибское, Саргассово моря, Атлантический океан, Гренландское и Норвежское моря и упиралась в Кольский залив. Цветными кружками с якорем были помечены порты возможного захода: Датч-Харбор на Алеутских островах; Галифакс в Северной Канаде; Сан-Франциско; две военно-морские базы США за границей — Гуантанамо на острове Куба и Коко-Соло в Панамской Республике; Рейкьявик в Исландии и, наконец, Екатериненская гавань.

Капитан-лейтенанты Комаров и Гусаров, каждый на своей лодке, объяснили подчиненным, что переход является особым заданием командования. Он согласован между правительствами Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Англии. В водах, контролируемых союзниками, можно будет получить снабжение, произвести ремонт, а военное командование союзников должно способствовать безопасности плавания наших кораблей. Но тут же командиры оговорились: «На бога надейся, а сам не плошай», считайте, что успех дела зависит прежде всего от нас самих, от нашего умения и отношения к делу.

Затаив дыхание слушали подводники командиров. Практически им надлежало пройти вокруг света. Путь большой — 16 тысяч миль! Да и по широте диапазон не маленький: почти от экватора до семьдесят второй параллели. Чуть ли не все северное полушарие! Люди ясно представляли и опасности, подстерегавшие их в пути. К тому же, чтобы сократить время, переход решено было совершить в надводном положении, что давало противнику больше шансов обнаружить наши корабли. Но моряки гордились оказанным им доверием и готовы были преодолеть любые трудности, лишь бы отлично выполнить боевое задание партии и правительства.

Когда командир закончил обстоятельный доклад, в отсеке установилась такая тишина, что было слышно дыхание людей. Молчание нарушил старшина 1 статьи Иван Лещук:

— Не знаю как кому, а для меня сегодняшний день стал самым светлым праздником! Сбылась заветная мечта — мстить врагу за наш народ, за родных, уничтожать и гнать его с советской земли...

Кто-то веселым, звонким голосом перебил старшину:

— Видал, единоличник нашелся... Ему праздник, а нам, выходит, будни? Шалишь, всем праздник!

— Правильно! Правильно!..

— А на севере станем драться и за товарищей, оставшихся на Дальнем Востоке. Они, как и мы, мечтали попасть в действующий флот, — сказал старшина 1 статьи Беляев.

Всем находившимся в отсеке на миг припомнились лица друзей, проводивших их утром в океан. Командир дивизиона капитан 3 ранга Василий Васильевич Киселев каждому по-отцовски молча крепко жал руку. Радист Завалишин, недавно по состоянию здоровья переведенный с лодки на плавбазу, пришел отдавать швартовы и плакал от обиды, что уходят без него. Провожавшие дружно размахивали бескозырками и фуражками, пока «ленинцы» не скрылись за мысом...

Разговор в отсеке незаметно перешел на конкретные темы. Обсуждали, как лучше в походе обслуживать и сохранять механизмы, как проводить ремонт и отдых в иностранных портах, как организовать боевую учебу, чтобы не ударить лицом в грязь перед североморцами.

...Маяк на мысе Африка был последним огоньком родной земли. Вскоре и он скрылся за горизонтом. Кругом безбрежная морская ширь, свинцовые тучи на небе да вспышки фосфоресцирующего света на гребешках волн.

По заведенному распорядку регулярно менялись вахты. Мотористы следили за работой дизелей, электрики обслуживали аккумуляторные батареи, рулевые старались точно удерживать заданный курс. Но самое большое напряжение легло на плечи сигнальщиков. Тщательно обшаривали они биноклями горизонт, осматривая каждую волну, разглядывая каждое облачко. Смотрели в оба: всего в нескольких десятках миль к югу находился район активных боевых действий. Японские десанты недавно захватили у американцев Кыску и Атту — Алеутские острова из группы Крысьих и Ближних. На подходах к ним действуют авиация, подводные лодки и другие силы военно-морских флотов обеих сторон — Японии и США. Так что зевать нельзя...

Вот уже несколько суток на горизонте ни дымка, ни паруса. Лишь неутомимые живые планеры — чайки, нырки и редкие стаи кашалотов свидетельствуют о вечной, непрекращающейся жизни моря — моря, которое еще сто пятьдесят — двести лет назад вдоль и поперек избороздили храбрые русские мореходы на утлых шитиках и галиотах.

Лейтенант Константин Петрович Моисеев, выполняя партийное поручение, знакомил подводников с местами, которые проходили лодки.

С большим вниманием и интересом слушали моряки рассказ штурмана о природе и жителях Аляски и Алеутских островов, о путешествиях Семена Дежнева и Федота Попова через Берингов пролив, о плаваниях Витуса Беринга и Алексея Чирикова к берегам Нового Света, об удивительной деятельности Шелихова и Баранова, о сотнях известных и тысячах безвестных первооткрывателях и поселенцах бывшей Русской Америки.

Увлекшись, Моисеев говорил, как без карт, без мореходных инструментов, подчас с одним компасом, а то и без него совершались продолжительные плавания по нехоженым морям. С Камчатки, где не было ни материалов для прочного крепления судов, ни знающих людей для постройки их, ни даже командиров, умеющих управлять ими, уходили одномачтовые шитики в океан. Управляли ими сами казаки, матросы, охотники. Многие суденышки пропадали в море, разбивались у берегов; люди гибли от голода, жажды и цинги, но возвращавшиеся возбуждали других на новые подвиги во славу отчизны.

Да, русским никто не помогал отыскивать и обживать новые земли. Даже ученые Запада, не любящие признавать заслуг наших соотечественников в географических открытиях, и те называли чудом предприимчивость казаков-землепроходцев, сумевших самостоятельно найти путь в Америку. Всем остальным народам Европы путь туда показал Колумб, с «предприятием же русских, — писал немецкий историк Гельвельд, — плавание Колумба не имеет почти ничего общего».

Открытие, изучение и освоение Аляски, Алеутских и других островов требовали смелости, настойчивости и кипучей энергии, которыми так богат наш народ. Гордостью наполнялись сердца тихоокеанцев за дела отважных мореходов Емельяна Басова, Михаила Неводчикова (это он первым открыл остров Атту, у которого сейчас идут бои), Андреяна Толстых, Гаврилы Пушкарева, за талантливых путешественников и исследователей, чьи труды по сей день не утратили своего значения.

— Товарищ лейтенант, — спросил рулевой Ермаков, — а правда, что Россия передала Аляску Соединенным Штатам за бесценок?

— Да, — ответил офицер. — Русская Америка с территорией более 580 тысяч квадратных миль, со всем находившимся на ней имуществом и даже с архивами Российско-Американской компании продана царским правительством за семь миллионов двести тысяч долларов. Меньше пяти центов за гектар!

— Недорого!

— А разве царь свое продавал? Народное. Жаль ему, что ли, было пота, труда и крови крестьян, казаков да промышленных людей?

— Хотите знать, как передавали Аляску и Алеутские острова американцам? — спросил старший политрук Иван Маркович Смышляков.

— Хотим! Расскажите, товарищ военком!

— Тогда послушайте. Я совсем недавно листал журнал «Природа и люди» за 1917 год и там наткнулся на статью Лебедева по случаю пятидесятилетия продажи Русской Америки. В ней описана церемония передачи края новому владельцу.

Происходило это 18 октября 1867 года. У острова Ситха встали на якорь несколько русских и американских военных кораблей. Все близлежащие бухты были забиты байдарами алеутов и индейцев. Около «замка Баранова» — резиденции губернатора — выстроились по одной роте солдат от обеих сторон. Здесь же находились офицеры и последний русский губернатор князь Максутов.

На площади наступила полная тишина, нарушаемая только плеском волн и негромкими командами.

Точно в назначенное время командующий русской эскадрой капитан 1 ранга Пещуров, обращаясь к американскому генералу Руссо, доложил, что имеет поручение русского императора передать ему, уполномоченному Соединенных Штатов, всю территорию России на американском материке и на прилегающих к нему островах в собственность США согласно заключенному между двумя державами договору.

После этих слов была подана команда спустить трехцветный флаг с высокой мачты перед домом губернатора. Полотнище медленно поползло вниз. Но... на середине заело фалы. Один из матросов взобрался на мачту, распутал фалы, но не смог удержать в руках флаг. Его подхватил порыв ветра, понес и бросил на штыки солдат, державших винтовки «на караул». Русский флаг, водруженный здесь подвигом народа, словно не хотел покидать Аляску...

Неутомимый бег времени отодвинул далеко в прошлое события, о которых рассказывал политработник. Но они взволновали моряков.

— Не знаю, товарищ партийный секретарь, — сказал старшина группы торпедистов Николаенко, обращаясь к мичману Новикову, — может, и нехорошо так говорить о союзниках, но покупка ими Русской Америки больше похожа на грабеж среди бела дня.

— А ты что, отобрать хочешь? — пошутил мичман.

— При чем здесь отобрать, Дмитрий Осипович? Нам впору бы с Гитлером управиться! А все же обидно...

— Эх ты, Аркадий, Аркадий! Нашел на кого обижаться! Забыл, что при капитализме слабых бьют! Россия после Крымской войны слаба была, а дядя Сэм мимо того, что плохо лежит, никогда не проходит. При таких обстоятельствах янки не переплатят: дипломатический нажим, для приличия несколько миллионов долларов на стол — и... было ваше, стало наше!..

Жизнь на кораблях шла своим чередом. Механизмы работали безотказно. Днем проводились занятия, учения, старательно поддерживалась чистота в трюмах и отсеках. Комсомольский вожак старшина 2 статьи Николай Бакастов обходил отсеки и напоминал комсомольцам: «Пребывание в иностранных портах накладывает на каждого моряка личную ответственность за положение дел на лодке. За границей любой из нас должен чувствовать себя полпредом своей страны. Нужно сделать все так, чтобы не пришлось краснеть!»

И комсомольцы не подводили. Проводивший смотры корабля помощник командира лодки старший лейтенант Михайлов, как правило, был доволен. Он только требовал, чтобы тот или иной матрос выгладил и привел в порядок обмундирование.

Старший в группе подводных лодок командир «Л-16» капитан-лейтенант Дмитрий Федорович Гусаров не был новичком в дальних плаваниях. Совсем юношей, задолго до военной службы, окончил он мореходное училище и на торговых судах в должностях штурманского ученика и помощника капитана побывал во многих странах мира. Затем специальные командирские классы. Снова штурман, теперь уже военно-морского флота. И снова море и бесконечные мили, отсчитанные лагами кораблей, на которых ему приходилось плавать.

Видимо, большой штурманский опыт сыграл не последнюю роль при его назначении флагманом почти кругосветного перехода. Умение точно определять местонахождение корабля по небесным светилам сильно выручало. Несмотря на неблагоприятную погоду, лодки шли точно по курсу.

Дмитрий Федорович сутками не сходил с мостика, боясь пропустить редкую возможность «поймать» секстантом высоту солнца или звезды. Самоотверженному отношению к делу его с самого детства учил отец — старый большевик. Федор Васильевич вместе с другими революционерами был агентом «Искры», выполнял сложные задания партии. В мрачные годы столыпинской реакции находился в ссылке в Красноярской губернии, где и родился Митя. Такой отец плохому не научит.

29 сентября подводники пересекли линию смены дат — стовосьмидесятый меридиан — и перешли из восточного в западное полушарие. На следующий день календарь показал то же число. Сутки не в переносном, а в буквальном смысле длились 48 часов. Если бы этим правилом пренебрегли, то была бы повторена ошибка жюльверновского Филеаса Фогга: на корабле жили бы на сутки вперед остального человечества. Но все, кто отвечал за службу времени на лодках, хорошо знали, как следовало поступать, пересекая демаркационную линию, и 29 сентября на лодках повторилось дважды...

На мостик в помощь сигнальщику дополнительно выделили двух наблюдателей, один из которых одновременно дежурил у 45-миллиметровой пушки. Между этим «триумвиратом» были четко распределены секторы наблюдения за морем и воздухом. Вахтенный офицер наблюдал «внакрой».

Надежность принятой системы наблюдения получила серьезную проверку на следующий же день. Утро выдалось пасмурное и туманное. Лодки шли кильватером в двух кабельтовых друг от друга: Неожиданно сигнальщики уловили шум мотора, а затем увидели едва различимую точку в небе.

— Самолет!

Над флагманом взвилась ракета: «Немедленно погрузиться». Лодки быстро скрылись под водой. Командиры остались довольны: воздушная цель обнаружена на обоих кораблях одновременно.

Когда всплыли, море окутал густой туман. Но это не помешало лодкам прибыть в назначенную точку «рандеву» к установленному времени и встретиться с американским сторожевым кораблем, который провел «Л-15» и «Л-16» вдоль побережья острова Уналакша в военно-морскую базу Датч-Харбор.

Вскоре на высокой скале входного мыса замигал прожектор сигнально-наблюдательного поста, поздравивший подводников с благополучным прибытием. Буксирный катер, попыхивая дымком, развел боковые ворота гавани. В 15 часов 40 минут 1 октября лодки пришвартовались к причалу. Собравшиеся на берегу американские солдаты, матросы и офицеры дружески приветствовали русских.

О том, что Датч-Харбор в переводе значит Голландская гавань, скажет любой, кто хоть немного знаком с английским языком. Но вряд ли найдется человек, способный членораздельно объяснить, какое отношение имеют достопочтенные голландцы к Уналакшской бухте, давно известной под названием Капитанской.

Впрочем, объясняется это очень просто. Правящие круги США, вырвав из одряхлевших рук дома Романовых Аляску, Алеутские и другие острова в северо-восточной части Тихого океана, спешили вытравить из Русской Америки все, даже географические названия, напоминающие о России. По их мысли, ничто не должно было говорить людям о настоящих хозяевах присвоенных территорий — русских, алеутах, индейцах.

Специальная комиссия в спешном порядке переименовала населенные пункты и приметные места. С географической карты исчезли многие русские, индейские, алеутские и эскимосские названия. Ново-Архангельск стал Ситхой, Капитанская гавань — Датч-Харбором и т. д.

Однако смена названий не вдруг отбивает память о прошлом. В этом тихоокеанцы убедились при самом беглом знакомстве с бухтой. Лодки проходили мимо небольшого прибрежного алеутского поселка. Формально здесь уже семьдесят пять лет хозяйничают американцы. Но дома до сих пор строятся так, как островитян научили русские поселенцы. Даже колокольня и церквушка с медными крестами на главах-луковицах в точности копировали старое русское село. А если бы власти несколько месяцев назад не выселили коренных жителей на архипелаг Александра, то моряки могли бы познакомиться здесь с Ивановыми, Петровыми, Сидоровыми. Такие фамилии по сей день носят алеутские семьи.

Подводники с интересом рассматривали место стоянки. Датч-Харбор вместе с бухтой Иллюлюк образуют довольно обширный водоем, способный вместить несколько десятков кораблей. Кругом его обступают невысокие каменистые сопки с оврагами и распадками. Все выглядело серо и однообразно. Обложные тучи и непрерывно моросящий дождь придавали пейзажу еще большую мрачность. Перед второй мировой войной американцы начали оборудование в бухте маневренной базы легких сил флота. Строительство ее было в разгаре.

На рейде стояли крейсер, четыре эскадренных миноносца, несколько торговых судов, а к стенке искусственного бассейна пришвартовались две американские подводные лодки.

У места швартовки «ленинцев» собралась солидная толпа. Настроена она была очень доброжелательно. То и дело слышались выкрики: «Фрэндшип!», «Виктори!» — «Дружба!», «Победа!»

Едва закрепили на кнехтах швартовые концы и матросы вышли на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, как десятки рук потянулись с берега с раскрытыми пачками сигарет «Кемел» и «Честерфилд». А через пять минут американские и русские моряки обменивались уже сувенирами. Особенно ценились советские звездочки с бескозырок.

На лодку прибыл американский офицер, хорошо владевший русским языком. Он доложил, что будет помогать командирам решать вопросы с командованием базы. Его предложение воспользоваться душевыми военного городка приняли с благодарностью...

Дорога к казармам покрыта толстым слоем липучей грязи. Ее счищали грейдерами, но грязь вслед за широкими плугами стекала с обочин на середину, и пешеходы до колен утопали в коричневой жиже. Не спасали их и высокие резиновые боты.

Шоссе достраивали. На каждом шагу еще попадалась строительная дорожная техника, а по неготовому полотну беспрерывной вереницей мчались грузовики с материалами для постройки пирсов и складов.

Автомашины с подводниками выехали на пригорок, откуда открылся общий вид на гавань. Постройки окаймляли бухту только с двух сторон. С юга раскинулась знакомая алеутская деревушка, сообщавшаяся с наиболее застроенной восточной стороною с помощью парома. Из деревни гражданское население эвакуировано, в домах живут военные. Возле церкви — небольшой магазин с немудрящим ассортиментом товаров.

На косогоре восточного берега выстроились в ряд стандартные полуцилиндры казарм из рифленого оцинкованного железа. А немного поодаль вытянулась улица небольших и тоже стандартных офицерских флигельков.

У одного из металлических бараков машины остановились. Навстречу подводникам выбежали несколько американских матросов. Проводив гостей в душевую, они предлагали мыло, мочалки, полотенца. Их поблагодарили, но нужды ни в чем не было.

Внутренние помещения казармы оказались хорошими: сухие, теплые, со многими удобствами. Поражало другое — на столах, тумбочках, над койками — везде, где позволяло место, — открытки и вырезки из журналов. С цветных фотографий глядели улыбающиеся полуобнаженные красавицы голливудского типа и такие же легкомысленные франты в модных костюмах или в военной форме, с неизменными бокалами и сигаретами. А кое-где не постеснялись выставить на всеобщее обозрение даже откровенную порнографию.

Увлечение матросов фотографиями бездельниц и бездельников, видимо, поощряется в военно-морском флоте США. Обитателям казарм и кубриков низкопробное украшательство должно внушать простую мысль: для счастья нужны деньги; добыв доллары, можно пить, развлекаться, ни о чем не думать; любыми путями делай деньги — в этом смысл жизни!..

Гусаров и Комаров нанесли визит командирам военно-морской базы и флотилии подводных лодок. Оба они были в звании «кэптанов» и оказались предупредительными и гостеприимными хозяевами.

Командир базы рассказал нашим офицерам, что на Датч-Харбор базируются береговая авиация, легкие силы флота и подводные лодки, действующие против противника, оккупировавшего острова Кыск и Атту, и у западного побережья Японии. База используется также как стоянка конвоев с грузами на Алеутскую гряду и советских транспортов, совершающих рейсы между Соединенными Штатами и Дальним Востоком.

Японцы проявляют активность и уже несколько раз бомбили базу с воздуха. В результате бомбардировок имеются человеческие жертвы, разрушено несколько казарм и уничтожены две большие емкости с горючим. «Поэтому, — сказал командир базы, — мы испытываем большие затруднения с топливом». Это было прозрачным намеком на то, чтобы наши лодки здесь не заправлялись. Его успокоили: до Сан-Франциско хватит своего запаса соляра и машинного масла.

За время стоянки на лодках не было недостатка в посетителях. Толпы солдат и матросов, приходивших поглазеть на большевистские корабли, не убывали, Не было также физической возможности принять все приглашения к хозяевам. Но кое-где побывать пришлось.

В базе находились подводные лодки типа «Американский Голланд». На одну из них были приглашены советские моряки, которые обрадовались возможности сравнить иностранную технику со своей, а заодно присмотреться, как за ней ухаживают их американские коллеги.

Возвратились матросы разочарованными. Лодку им показали старую, шестиотсечную, постройки 1923 года. Несмотря на солидное (около тысячи тонн) водоизмещение, вооружена она слабо: всего четыре носовых торпедных аппарата и одна четырехдюймовая пушка. Техника далеко уступает нашей. А содержание и уход за механизмами не выдерживают никакой критики. В отсеках грязь, в трюмах вода и ржавчина.

— Теперь мне понятно, почему американцы удивляются чистоте на наших лодках... — говорил за ужином лейтенант Жуйко.

— На такой, как у них, грязнухе постеснялся бы плавать любой уважающий себя моряк, — перебил товарища лейтенант Маренич.

— Почему нам не показали гидроакустическую рубку?

— Что ты?.. Там уже послековчеговская техника. Они и радиолокационный прицел не показали.

— Вот тебе и союзники!

— Командование лодки здесь ни при чем, — заступился Комаров за американских подводников. — Люди они военные и выполняют приказание старших начальников.

— А мы и имели в виду этих самых начальников.

В первом отсеке «шестнадцатой» разговор шел о том же. Боцман мичман Новиков, двадцать лет прослуживший на лодках и понимавший толк в подводном деле, прямо сказал:

— Какой там может быть порядок и чистота, когда на всей лодке двух человек, одетых в одинаковую форму, не встретишь. На службу ходят кто во что горазд. Вечером в городке полно пьяных, на корабле мусора по колено. Нет, не хотел бы я иметь таких подчиненных!..

Последними днями стоянки воспользовались для тщательной подготовки к переходу в Сан-Франциско. А вечерами свободные от вахт ходили в кино. Очень хотелось увидеть хоть один содержательный фильм. Но каждый раз ожидания оказывались тщетными. На экране скакали ковбои, не дававшие отдыха своим кольтам, или показывались необыкновенные приключения храброго матроса в тропиках. «Храбрость» эта заключалась в покорении сердец красавиц и в пьяных драках. А войны, труда, забот будто бы нет и никогда не было.

— Сэр, куды пидуть ваши шипе фром порту? — такой вопрос, путая английские слова с украинскими, задал Комарову американский солдат.

— Не знаю, куда прикажут. Наверное, в пункт назначения, — попробовал отшутиться капитан-лейтенант.

— Мабуть, туды, куды и ти четыре, що слидом за вами йдуть?

— Какие четыре? Откуда идут?

И солдат со знанием дела объяснил, что вслед за «ленинцами» в Датч-Харборе ожидают еще четыре советские подводные лодки, вышедшие из Владивостока.

Вот так штука! Ни Комарову, ни Гусарову об этом до сих пор ничего не было известно. Оказывается, то, во что по соображениям секретности не посвящались даже командиры — участники перехода, американское командование сочло возможным не скрывать от своих солдат. Странное отношение к соблюдению военной тайны...

4 октября вечером в штабе базы состоялась «конференция» — так здесь принято называть совещания. Лодкам назначены точные курсы и скорости движения на переходе до Калифорнии, даты и время прохода контрольных точек, уточнены вопросы связи и опознавания. С рассветом 5 октября, как и было условлено, корабли снялись со швартов. Несмотря на ранний час и дождливую погоду, на пирсе собралось много штабных офицеров и американских подводников. Пожелать счастливого плавания прибыл и командир базы.

— Хорошего счастья и доброй охоты! Скорой победы! Все торпеды — в цель!

С такими напутствиями уходили советские корабли.

— Приятно, что нас так тепло провожают, — поглядывая с мостика на берег, сказал Гусаров, обращаясь к офицеру Смышлякову. — Но уж очень много лишних людей знают о нашем выходе, да и о месте назначения, наверное. Не нравится мне это. Нужно поговорить с командой и еще раз напомнить — в море зевать нельзя!

— Я и сам так думаю. А с матросами, Дмитрий Федорович, обязательно сегодня же побеседуем!

Такой же примерно разговор происходил в это время на мостике и у Комарова.

— Неужели на втором году войны янки еще не поняли необходимости сохранять военную тайну?

— Напрасно так думаете. Двое суток назад уходила их лодка, ее никто не провожал, и их подводники ни с кем не прощались. О своих кораблях они язык за зубами держать умеют. А мы не их забота!

— Не нравится мне, товарищ командир, что американская лодка впереди нас в море вышла, — обратился к Комарову комендор.

— Почему, товарищ Нефедов?

— Кто их знает, что у них на уме.

— Не болтайте ерунды! Внимательней наблюдайте в своем секторе!

— Есть не болтать, а наблюдать!..

День выдался пасмурный, хмурый. На море гуляла пологая мертвая зыбь — отголосок недавних штормов. Тучи клубились у самой поверхности воды. Берег закрыла полоса тумана, и через несколько минут очертания Датч-Харбора скрылись за кормой.

Эскортировал подводные лодки сторожевик «РВ-142». Он шел впереди, поддерживая зрительную связь с «Л-16». Оставляя за собой едва приметный след взбитой винтами пены, колонна кораблей уходила от берега, сливаясь с серым фоном воды и неба.

Сильная бортовая качка лишний раз напоминала, что спокойная стоянка у стенки кончилась и ухо следует держать востро. На подходах к базе наиболее вероятны атаки японцев из-под воды. Поэтому вахтенные офицеры, наблюдатели и командиры лодок все свое внимание сосредоточили на наблюдении за поверхностью моря.

Спустя два часа видимость улучшилась. Лодки подошли к Акутану — проливу, отделяющему остров того же наименования от Уналакши, и легли курсом на выход из Берингова моря в Тихий океан. Уже в сумерки американский сторожевик возвратился в базу, а «ленияцы» продолжали путь на юго-восток, к Сан-Франциско.

С наступлением темноты, когда опасность атак уменьшилась и на мостике можно было оставить обычную вахту, командиры ознакомили личный состав с последними данными обстановки, полученными в штабе базы.

В районе перехода не исключены действия японских подводных лодок. Правда, за последние недели их удары по кораблям не отмечались. Американцы проводят свои конвои с сильным охранением по прибрежным фарватерам вдоль берегов Канады и Аляски.

Чтобы не быть принятыми за неприятельские и не подвергаться атакам союзников, наши лодки пошли мористее. Командованием назначены шесть точек, которые необходимо пройти в точно назначенное время. График движения очень жесткий. Отклонение от курса более 15 миль, опережение на 30 и отставание сверх 50 миль не допускаются. При необходимости можно вступать в радиосвязь с Сан-Франциско и Датч-Харбором. С этой целью на «Л-16» прикомандирован американский офицер связи лейтенант Михайлов.

Командиры поделились с экипажами своими предположениями: при таких шумных проводах, какие устроили советским морякам, трудно рассчитывать, что в Токио не знают о нашем выходе. А от японской военщины можно ждать любой подлости. Тем более и маршрут может быть им известен: слишком уж много людей принимали участие в его разработке. Следовательно, надеяться нужно только на свои силы. Противника необходимо вовремя обнаружить...

Радисты приняли и записали последние известия Хабаровской широковещательной станции. Скупые строчки сводок Советского Информбюро оживленно обсуждались в отсеках. К сожалению, в них не было ничего утешительного. Ожесточенные бои шли в предгорьях Кавказа и у Волжской твердыни. Вот когда бы помог второй фронт. Но союзники не спешат с выполнением своих обязательств!

— Пожалуй, и на нашу долю перепадет подраться, — начал разговор старшина команды трюмных машинистов Павлов. — А то и так может случиться: попадешь на действующий флот к шапочному разбору, а потом попробуй объясни потомкам, как это ты в такую войну умудрился, будучи военным, не понюхать пороху.

— Наверняка понюхаем, да и противнику прикурить дадим, — успокоил друга боцман Демичев. — Тут дело в другом, Игорь, как мы себя в первом бою показать сумеем. Вдруг обогнем земной шар, а там, на севере, перед новыми товарищами и осрамимся.

— Нет, братцы, этому не быть! — вмешался в разговор старшина группы торпедистов Голентовский. — Зачем прибедняться. Хватило же у нас силенок держать первенство по флоту в боевой подготовке. Почему же их не хватит на настоящие атаки и минные постановки? Вы видели план работ на завтра? Скучать нам не придется! Старший лейтенант Кофанов весь день расписал на учения.

— Правильно старпом говорит: тяжело в учении — легче в бою!

— Он еще и не так говорит.

— А как?

— Лучше проливать пот учась, чем кровь борясь!

— Это одно и то же. А теперь спать, сил набираться!

Старшины разошлись отдыхать по койкам. Кроме вахты, завтра им предстояла напряженная боевая учеба. Подводники не жалели сил и не теряли дорогого времени — готовились к боям.

Чем дальше продвигались лодки на восток, тем сильнее голубело очистившееся от облаков небо, ярче светило солнце и теплее становился воздух. Будто от зимы уходили в лето. Океан спокойно и ритмично дышал, плавно и бережно баюкая корабли на своей могучей груди.

Командиры и штурманы не сходили с мостиков. Контролируя друг друга, офицеры часто уточняли координаты, обеспечивая абсолютную точность плавания. Время от времени сигнальщики обменивались короткими семафорами, это шла взаимная информация о полученных широтах, долготах, течениях и сносах.

Как не загружены были дни трудом и учебой, все же находилось время на короткие беседы по текущим событиям и на ознакомление с районами, вблизи которых проходили лодки. Ежедневно в жилых отсеках вывешивались кальки пройденного кораблями за сутки пути. А вечером штурман или кто-либо из офицеров делал сообщение о природе, истории и жизни людей, населяющих берега страны. У кальки всегда задерживались люди, а приглашение на беседу повторять не приходилось.

Из этих бесед личный состав узнал, что расстояние от Алеутских островов до Калифорнии около 2200 миль. На всем протяжении они не увидят берегов, остающихся на севере вне видимости. На Аляске проживает всего 75 тысяч жителей, из них 40 процентов белых, а остальные алеуты, эскимосы и индейцы. Занимается население оленеводством, пушным промыслом, охотой на морских котиков. Есть горнодобывающая промышленность, но основу хозяйства составляет рыболовство.

Туземцы безжалостно эксплуатируются и спаиваются американскими бизнесменами. Они вымирают. Особенно быстро исчезают с лица земли индейцы обоих главных племен: атабаскайцы, проживающие внутри страны, и тленкеты, населяющие прибрежные районы. Им уготована та же участь, что и другим индейцам в резервациях США.

Интересен рельеф Аляски. Горы здесь перемежаются с высокими плато. Отсюда начинаются Кордильеры — величайшая горная система мира. Она простирается по Тихоокеанскому побережью обеих Америк на 15 тысяч километров. На севере в них входят Аляскинские, Алеутские, Береговые и Скалистые горы. На Аляскинском хребте возвышается самая могучая гора Северной Америки — Мак-Кинли высотою 6 178 метров.

На Аляске и прилегающих к ней островах множество действующих и потухших вулканов. А у бухты Якутат в ясную погоду хорошо виден белый снеговой конус горы Святого Ильи высотою в пять с половиной километров. Ее назвали так русские мореплаватели с пакетбота «Святой Петр» — спутники капитана Беринга. С горы к океану спускается огромный глетчер Милиспана длиною 37 и шириною 130 километров. Вдоль берега на всю эту ширину простирается отвесная стометровая ледяная скала. От нее время от времени с пушечным грохотом отваливаются в море огромные айсберги.

Береговая черта Аляски изрезана фьордами с удобными для стоянок кораблей бухтами. Некоторые из крупных портов, как ни странно, сохранили свои прежние названия — Врангель, Питерсбург...

Проходя Британскую Колумбию, матросы уже знали, что это провинция Канады. Миллионное население ее проживает на территории почти в миллион квадратных километров. По этническому составу оно мало отличается от населения Аляски. Только города здесь крупные. В порту Ванкувер, вмещающем до трех десятков океанских кораблей, проживает более четверти миллиона людей, а в городе Виктория — до четырехсот тысяч.

Горы Британской Колумбии покрыты густыми влажными лесами с деревьями-гигантами, достигающими высоты 60–90 метров. Фауна очень богата. В экономике первое место занимают лесоразработки и добыча полезных ископаемых: угля, ртути, меди, цинка, серебра, золота. Развито также судостроение, рыбоконсервная промышленность, сельское хозяйство.

После таких бесед подолгу еще обсуждали подводники услышанное, вспоминали все, что когда-то читали об Америке, и делились своими знаниями с товарищами...

11 октября на предрассветной вахте лейтенанта Григория Гавриловича Исая разошлись в непосредственной близости с неизвестным судном. Полностью затемненное, без единого огонька на борту, оно исчезло в темноте так же внезапно, как и появилось.

Вахтенный сигнальщик Рыбин сердито проворчал:

— После Алеутских островов первую посудину встретили, и та, как «Летучий Голландец», поспешила скрыться. Какой корабль? Чьей национальности? И доложить нечего...

— Похоже, океан оживать начал! Наверное, Калифорния близко, товарищ лейтенант?

— До Сан-Франциско еще около девятисот миль, товарищ Рыбин. Будем наблюдать внимательнее и не отвлекаться...

— Есть!

Восходом солнца залюбовались все, кто был на мостике. Спокойный пурпур на воде и небе обещал ясную маловетреную погоду. После подъема флага не появилось ни единого облачка. Воздух прозрачный, чистый, видимость полная. Гладь океана морщит мелкая зыбь с редкими белыми барашками на изгибах.

Лодки перестроились в кильватерную колонну с дистанцией в три кабельтова. Ход малый, готовность к срочному погружению немедленная. Впереди шла «Л-16».

Яркое солнце и блики на воде мешали сигнальщикам наблюдать в носовых секторах. Пришлось надеть темные защитные очки.

И вот в 11 часов 15 минут (22 часа 15 минут по московскому времени) с мостика «Л-15» увидели, как позади ограждения рубки флагманского корабля на десятки метров кверху взметнулся столб пламени, воды и черного дыма, скрывшие лодку. Через секунду докатился раскатистый взрыв.

Когда дым над «Л-16» рассеялся, она с громадным дифферентом на корму погружалась в пучину океана. Едва форштевень скрылся под водой, как последовали еще два взрыва, более глухих, чем первый. Теперь лодка, по-видимому, камнем падала на дно, унося с собою мертвых и тех, кто еще оставался живыми в отсеках.

Наблюдавшие эту картину с мостика «Л-15» стояли как пораженные громом. С волнением смотрели они на место гибели товарищей, с которыми многие годы были связаны узами самой тесной флотской дружбы. Смотрели и молчали.

Первым пришел в себя командир.

— Самый полный ход! Артиллерийская тревога!

У форштевня и за кормой дыбились буруны. Лодка набирала скорость. Из люка выскакивали моряки артрасчетов с касками на голове и с противогазами через плечо, занимая места у пушек. Вместе с ними поднялся радист и протянул телеграфный бланк Комарову.

Обрывок радиограммы был коротким: «Погибаем ...» Больше радиотелеграфист «Л-16» ничего не успел передать: антенна лодки к тому времени уже скрылась под водой.

— Справа, дистанция пять кабельтовых — перископ! Отставить — вижу два перископа! — взволнованным голосом докладывал рулевой-сигнальщик Смольников.

— По перископам огонь!

Наводчик кормовой пушки привел на крест нитей хорошо видный в прицел бурунчик по правому борту лодки.

— Цель поймана!

В то же мгновение рявкнул резкий, болью отдавшийся в ушах орудийный выстрел. За ним без всякой паузы второй! Третий!.. Пятый!

Два высоко поднятых перископа чертили воду, оставляя заметный след на ее поверхности. Подводный пират любовался результатами своей бандитской работы, полагая, что находится в полной безопасности. Но первый же рядом разорвавшийся снаряд разубедил врага в этом. И ему пришлось срочно уйти на глубину.

— Цель потеряна.

Стрельба прекратилась. Перископы больше не показывались. Лодка прошла над местом гибели «Л-16». Два следа от прошедших торпед вспороли поверхность океана. Один из них оборвался там, где плавали соляр и масло. Следы шли со стороны солнца. На воде никого не было. Штурман отметил координаты места гибели: широта 45° 41' северная, долгота 138° 56' западная, под килем 4888 метров.

В 820 милях западнее Сан-Франциско, далеко от родной земли сложили свои головы верные сыны советской Родины. Перед мысленными взорами подводников стояли их погибшие друзья: живые, веселые, сильные и смелые юноши, такие, какими они были всего несколько минут назад.

Осиротевшая, оставшаяся в одиночестве «Л-15» зигзагом уходила от рокового места.

— Отбой тревоги! Артрасчетам разрешается перекурить!

Над мостиком поплыл зеленоватый дымок с крепким махорочным запахом. Курили молча. Разговор не клеился. Слишком неожиданно было горе, чтобы начинать им делиться...

Радиограмма о гибели «Л-16» несколько раз передавалась в эфир, но ни Владивосток, ни Петропавловск не подтверждали получения и не давали квитанции. Пришлось адресоваться к американцам, а это не очень улыбалось. Шифра для связи с ними не было, донесения посылались фактически открытым текстом, по так называемому «коду кью», их мог прочесть любой. Сан-Франциско на вызовы тоже не отвечал. По-видимому, в Датч-Харборе для передачи ошибочно дали не ту волну, на которой несли приемную радиовахту.

Командир приказал прекратить передачу радиограммы. «Дела все равно теперь не поправить, — рассуждал он, — а становиться объектом радиопеленгования для всех желающих — удовольствие маленькое».

Капитан-лейтенант собрал личный состав и объявил обстоятельства гибели флагманской подводной лодки. В наступившей тишине, повинуясь единому чувству, все, как один, сняли головные уборы. У многих на глазах блестели слезы.

— Мы все равно дойдем до севера, и, пока будем идти, самым главным нашим оружием должна быть бдительность. Распространяться не буду. Вы и сами все понимаете, — заключил Комаров.

— Но скажите, товарищ командир, кто мог пойти на такую подлость? — спросил старшина Сироткин.

— Не знаю, товарищ Сироткин. Удар был коварный, и те, кто его нанес, постараются замести следы. Но шила в мешке не утаить. Об этом рано или поздно все равно станет известно. А пока будем считать, что в океане бродит враг, и подставлять ему свой борт нельзя. Этого не забывайте!

— Не забудем!

Несколько суток плавания прошло спокойно, если не считать двух пролетевших самолетов. Вечером 15 октября в назначенной точке встретились и обменялись опознавательными с американским эскадренным миноносцем и дальше продолжали путь в его сопровождении.

Утром следующего дня прошли под знаменитым мостом «Золотые Ворота», соединяющим берега пролива при входе в залив Сан-Франциско. Строительство этого моста закончилось пять лет назад. Длиной около 1 300 метров, он не имеет промежуточных опор и возвышается над водой без малого на 80 метров.

Ошвартовались у военного судостроительного завода на Мэри Айленд, в городе Валего, недалеко от Сан-Франциско. Лодку встретили офицеры — представители командования флота США и адмирала Фриеделло — командира соединения подводных лодок. Всех их интересовала судьба «Л-16».

На борт поднялся генеральный консул СССР в Сан-Франциско Яков Миронович Ломакин. Комаров подробно доложил ему о несчастье и просил донести об этом в Москву.

Ломакин немедленно поставил в известность о случившемся советского посла в Вашингтоне товарища Литвинова, а Максим Максимович — Москву. Через несколько часов скорбная весть достигла Родины. О месте и обстоятельствах гибели «ленинца» было информировано и американское командование...

Простые люди Америки устроили экипажу «Л-15» восторженную встречу. Подводников наперебой приглашали в гости на квартиры, в клубы на вечера. За девять суток стоянки на лодке побывали многие сотни рабочих, инженеров, служащих. При этом почти каждый посетитель хоть чем-нибудь выражал свое восхищение Страной Советов, моряков чествовали как посланцев этой страны, героически борющейся с фашизмом.

Душевно встретили команду и в военном гарнизоне. На официальных приемах и в частных разговорах американские офицеры не раз задавали один и тот же вопрос:

— Чья лодка потопила «Л-16»?

Советские подводники и сами ломали над этим голову. «Откуда же нам знать, — обычно отвечали они, — по перископам не определить. Надеемся, что не американская!»

На официальный запрос советского правительства военно-морское министерство США сообщило, что к моменту выхода подводных лодок из Датч-Харбора в районе острова Кодиак и у западного побережья Канады отмечались японские подводные лодки, действующие на коммуникациях Калифорния — Аляска — Алеутские острова. В районе торпедирования «Л-16» 4 и 5 октября были потоплены два американских транспорта. А 9 октября там же разведкой была обнаружена одна японская лодка.

По сведениям того же министерства, токийская широковещательная радиостанция 27 декабря 1942 года на японском, а на следующий день на английском языках передала два сообщения.

В первом говорилось: «Наша подводная лодка, оперирующая у западного побережья США, добилась исключительных успехов, уничтожив подводную лодку противника. Потопив два транспорта по десять тысяч тонн, подводная лодка на рассвете 12 октября обнаружила две большие подводные лодки противника, следовавшие, по-видимому, в Сан-Франциско. С дистанции нескольких метров наша подводная лодка выпустила одну торпеду, вслед за тем был услышан взрыв, а через перископ можно было видеть, как одна подводная лодка противника тонула, а другая уходила от нас».

Во второй передаче указывалось: «Мы получили сообщения о наличии подводных лодок противника. Немедленно погрузились и вскоре обнаружили две большие подводные лодки. Наш командир с небольшой дистанции выпустил торпеду, и через перископ было видно, как одна из подводных лодок после сильного взрыва затонула, а другая, немедленно отвернув, открыла безуспешный артиллерийский огонь».

После окончания второй мировой войны в Японии вышла книга «Потопленные» капитана 3 ранга Матецура Хасимото, одного из немногих оставшихся в живых командиров подводных лодок, принимавших непосредственное участие в боевых действиях на море. Автор повествует о деятельности японского подводного флота в кампаниях 1941 -1945 годов.

Хасимото, между прочим, описывает, как в ответ на воздушную бомбардировку Токио в 1942 году к американскому континенту были посланы японские подводные лодки, имевшие на вооружении самолеты. Им было приказано поджечь лесные массивы штата Орегон, используя авиационные бомбы сильного зажигательного действия.

Выполняя эту задачу, подводная лодка «И-25» под командованием капитана 3 ранга Тагами направилась из Иокосука к мысу Бланко на западном побережье Америки. В течение сентября лодочный пилот мичман Фудзита дважды поднимал в воздух свой самолет и сбросил на лес четыре зажигательные бомбы. Возникли сильные пожары, приведшие к большим материальным потерям и человеческим жертвам.

В начале октября штормовая погода исключила всякую возможность взлета и посадки самолета на воду. Полеты были прекращены, и лодка вышла на морские коммуникации противника у северной части побережья. Атаковав несколько встречных американских судов и потопив два танкера, «И-25» сама подверглась атаке противолодочного самолета, повредившего ей антенну и выведшего из строя радиосвязь.

Но лодка осталась в районе выполнять боевую задачу. «К северу от Сиэтла, — говорится в книге, — она обнаружила две американские подводные лодки, следовавшие курсом на юго-восток. У «И-25» оставалась всего лишь одна торпеда. Сблизившись на дистанцию 450 метров, командир лодки выстрелил по цели. Торпеда попала в одну из американских лодок. Последовал сильный взрыв, и американская лодка затонула».

Может быть, потопили японцы не американскую, а советскую лодку? Правда, в книге ничего не говорится о кормовых флагах, поднятых на флагштоках «ленинцев». Их никак не мог не заметить Тагами, сблизившийся для залпа почти вплотную. Ничего не упоминается также и об артиллерийском огне, открытом «Л-15» по атаковавшей лодке.

Заслуживает внимания заявление токийского радио: «Мы получили сообщение о наличии подводных лодок противника...» Действительно, организация встреч, проводов, стоянок в портах и отработка документации в штабах американским командованием отнюдь не способствовала сохранению в тайне перехода наших подводных лодок.

Вызывает недоумение и то, что командиры «ленинцев» не были информированы об обнаружении японских подводных лодок 4 и 5 октября в районе, через который им предстояло пройти. И совсем непонятно, почему их не поставили в известность о лодке, вышедшей 9 октября непосредственно на курс следования советских кораблей. Ведь надо полагать, американский офицер связи лейтенант Михайлов был послан на «Л-16» специально для этой цели.

Одно коротенькое предупреждение о необходимости обойти опасный район могло бы предотвратить катастрофу, но такого предупреждения не последовало.

Казалось, на этом и можно было бы поставить точку. Однако факты, относящиеся к потоплению «Л-16», наводят и на другие мысли: в японской версии не все совпадает с наблюдениями команды «Л-15». Например, датой уничтожения «американской подводной лодки» токийское радио считает 12, а не 11 октября (в «Потопленных» назван только месяц). Время атаки указано «с рассветом», тогда как фактически торпедирование произошло почти в полдень. «И-25» выпустила одну «торпеду, а с «Л-15» наблюдатели видели два торпедных следа и несколько взрывов.

Комаров обращает в своем отчете внимание на то, что командование военно-морской базы Сан-Франциско и многие офицеры проявляли повышенный интерес к обстоятельствам гибели нашей лодки. Некоторые из них недвусмысленно намекали на то, что потопить «Л-16» могла по ошибке и их лодка, так как силуэт советских «Л» очень похож на силуэт японских «И». И это соответствует действительности. В дальнейшем во время стоянки «Л-15» в Гуантанамо на острове Куба прикомандированный для связи американский офицер прямо сказал, что «Л-16» потоплена американской лодкой из-за путаницы с оповещением о переходе советских кораблей.

Это заявление американского офицера ближе всего к истине. Возможно, что халатность, преступная беспечность высокопоставленных чинов американского военно-морского флота привели к трагической гибели экипажа советской подводной лодки.

...В Тихом океане на глубине около пяти километров в точке с координатами 45°41' северной широты и 138° 56' западной долготы на потопленном корабле покоятся вечным сном молодые советские патриоты. В трудное для Родины время они шли ее защищать.

Помните о них!

Мы, тихоокеанцы, ни на минуту не забывали погибших на боевом посту товарищей. Особенно часто вспоминали в беспримерном переходе из Владивостока в Полярное, а также в схватках с врагами на коммуникациях у берегов противника. Экипаж «Л-16» как бы незримо оставался с нами в строю. Он жил в сердцах друзей и сражался вместе с нами.

О погибших не только скорбили. Теперь не было необходимости убеждать сигнальщиков внимательно наблюдать за морем и воздухом, а мотористов исправно нести вахту у дизелей. Люди и без того понимали, как много зависит от них.

Трагедия в океане многому научила наших подводников...

Все пять лодок, преодолев в пути штормы и преграды, собрались в Полярный. Прибыли они сюда разными маршрутами и в разные сроки, но с единым стремлением — скорее в бой. Командование пошло навстречу настойчивым пожеланиям подводников и с первых дней пребывания на Северном флоте включило их в активную боевую деятельность. Уходя к вражеским берегам, бывшие тихоокеанцы в память друзей писали на некоторых из погруженных в аппараты и приготовленных к выстрелу торпедах: «За «Л-16»!», «За экипаж Гусарова!» Именно такие надписи были на торпедах подводной лодки «Л-15» в боевом походе, когда она одержала свою первую победу. Было это 15 августа 1943 года. «Ленинец» форсировал под водою минное заграждение противника и поставил на его прибрежных коммуникациях несколько минных банок. Минеры под командованием старшего лейтенанта Жуйко отлично справились с заданием. Они были уверены, что фашистам обязательно придется оплакивать своих будущих утопленников.

Освободившись от мин, лодка начала поиск неприятельских кораблей. Через трое суток он увенчался успехом. Рано утром в одном из фьордов вахтенный офицер обнаружил три тральщика. Началась торпедная атака, закончившаяся командой «Пли!».

Мичман Голентовский, выполнив команду, замер в ожидании. Попадут ли приготовленные им торпеды? Все ли правильно сделали его подчиненные?

Облегченную, стремившуюся всплыть лодку боцман Демичев и старшина группы трюмных мичман Павлов сумели удержать под водой. А через две минуты в отсеках услышали взрывы. В перископ командир увидел, как над местом, где стояли корабли, взметнулись столбы пламени и дыма. На поверхности плавали деревянные обломки.

Моряки поздравляли друг друга с успехом...

При форсировании минного поля, уходя от берега на глубине 75 метров, подорвались на немецкой антенной мине. Но повреждения были незначительные, и хорошего настроения это личному составу не испортило.

Через несколько дней на береговой базе в честь победителей был дан торжественный обед с традиционными поросятами. Присутствовали на обеде командующий флотом адмирал А. Г. Головко, командование бригады, друзья с соседних лодок. Гостем был и известный советский поэт-песенник Сергей Алымов. На вечере он сочинил экспромт, посвятив его «Василию Исаевичу Комарову и его дружине», и прочел: