Герой Халхин-Гола
Еще с утра в расположении противника было заметно подозрительное оживление. Со стороны озера Узур-Нур двигались автоколонны, сновали броневики, всадники и связные на мотоциклах. Японцы что-то затевали. Командир 149-го мотострелкового полка майор Ремизов отдал распоряжение на повышенную боеготовность.
Однако день прошел благополучно. И хотя до наступления вечерних сумерек еще было достаточно времени, всем казалось, что вряд ли теперь японцы могут открыть боевые действия.
Впрочем, на войне всяко бывает, рассуждал капитан Заиюльев, находившийся в передней траншее своего батальона, расположенного почти у самой границы.
Он глянул на часы, стрелки показывали без малого 19.00. Комбат решил побывать в боевом охранении. Позиция, которую оно занимало юго-западнее Номун-Хан-Бурд-Обо, насквозь простреливалась противником. Продвигаясь то перебежками, то ползком, Заиюльев против ожидания не был обстрелян, как это случалось прежде, и, в конце концов перестав остерегаться, пошел во весь рост. Но ему тотчас пришлось пожалеть об этом: вокруг взметнулись черные клубы разрывов, и во все стороны полетели осколки. Заиюльев упал, угодив в какую-то осыпавшуюся траншею. «Не зацепило ли? — ощупал он себя. — Нет вроде».
— Товарищ капитан, вы живы? — неожиданно окликнул свалившийся сверху боец. Заиюльев признал в нем Лапшина — связного из боевого охранения лейтенанта Ивана Морозова. Лапшин, видно, хотел что-то передать, но тут так загрохотало, что оба пригнулись: японцы начали артподготовку, вслед за которой, как это чувствовал Заиюльев, непременно последует атака. Надо было скорее дать «отход» боевому охранению. Достав блокнот, капитан быстро написал распоряжение и передал листок связному.
Еще не кончилась канонада, когда бойцы лейтенанта Морозова один за другим начали подползать к комбату. Вскоре явился и сам лейтенант. Как раз в это время со стороны Номун-Хан-Бурд-Обо показались японские танки, покрытые пятнистой желто-зеленой маскировочной окраской. За танками двигались цепи японской пехоты.
— Ложись! — скомандовал бойцам Заиюльев.
Танков было много, но они устремились к высоте Пески Дальние и в обход ее, где скопились подразделения 9-й бронебригады. Только три крайних японских машины пересекли траншею, занятую боевым охранением. Пехота противника, следовавшая за танками, шла влево наискосок, подставив свой фланг притаившемуся взводу. «А что, если ударить!» — загорелся комбат и тут же скомандовал:
— По пехоте японцев — огонь!
Левофланговое крыло неприятеля смешалось, падали наземь убитые, раненые. Однако быстро оценив силы русских и поняв, в чем дело, японцы, не приостанавливая движения, повернули в сторону смельчаков целую роту.
— Ребята, назад! — сказал Заиюльев и не мешкая приказал Морозову всем взводом отходить к батальону, а сам, взяв ручной пулемет, с пятью бойцами побежал по траншее вперед.
Огонь, внезапно открытый Заиюльевым и его пятеркой почти с тыла, окончательно сбил японцев с толку. От неожиданности они прижались к земле и стали поспешно отползать в сторону. Именно на это и рассчитывал капитан. Убедившись, что лейтенант Морозов увел свой взвод, Заиюльев, незаметно проскочив траншеи и впадины, так же внезапно исчез, как и появился...
Бой был в полном разгаре, когда Заиюльев со своими пятью бойцами подоспел к батальону. Его позиции атаковала именно та пехота противника, которая двигалась от Номунхана. Танки японцев прошли много левее, потеснив 9-ю бронебригаду. Их отсюда теперь не было видно, и пока оставалось неясным, почему именно танки направились туда, в район высоты Песчаник, где их действия были из-за сложности рельефа крайне затруднены или почти невозможны. Это выяснилось позже. А пока размышлять долго было некогда: приходилось отражать натиск японцев, которым удалось уже сбить левофланговую 7-ю роту и ринуться в прорыв. Мгновенно оценив опасность, Заиюльев понял, что здесь возможно только одно решение — немедленная контратака вторым эшелоном. Капитан вывел из резерва 9-ю роту и повел ее за собой.
Удар был стремительным. Рослый и сильный комбат и его бойцы ожесточенно орудовали штыками и прикладами. Самураи норовили зайти за спины, стараясь прежде всего поразить капитана. Но Заиюльев, еще на тренировках слывший хорошим фехтовальщиком и не раз бравший призы округа, расчетливо и уверенно опрокидывал набегавших японцев. Самоотверженно действовали политрук Иноземцев и ротный командир Нечайкин. Не отставали и остальные бойцы. Рукопашный бой крепчал. Он уже вошел в ту стадию, когда нет никакого управления, а есть только личный пример комсостава и слитый воедино порыв бойцов. Еще одно усилие, один натиск с чьей-то стороны — и все будет кончено. Поняв, что такой момент наступил, Заиюльев, и без того отчаянно сражавшийся, пошел напролом. Но как раз в это время у него выбили винтовку. Капитан выхватил пистолет и вовремя: навстречу со штыком наперевес бежал японец. Заиюльев мгновенно передернул затвор и рванул спуск. Но случилось то, что так часто подводило на Халхин-Голе. Мелкий песок, набившийся в пистолет, сделал его непригодным к стрельбе. А японец уже вот он, почти совсем рядом, еще шаг — и конец. Капитан в самый последний миг успел отбросить левой рукой лезвие, а пистолетом ударить по виску. Японец, порвав Заиюльеву гимнастерку и поцарапав бок, пролетел по инерции вперед и упал. А подоспевший младший комвзвода Елхов добил его.
— Товарищ капитан! — обернулся он, загораживая Заиюльева. — Вы ранены, отходите назад! Я прикрою...
Отойдя на безопасное расстояние, Заиюльев приостановился. Елхов разорвал индивидуальный пакет и стал наскоро затягивать раскроенную до кости ладонь комбата. Схватка еще продолжалась. Но японцы, не выдержав напора контратакующих, уже начали отбегать за бархан.
Вскоре они вновь возобновили свой натиск. Теперь впереди наступающих шли танки. Над фронтом сгустилась на редкость плотная ночная мгла, моросил мелкий дождь...
Но и на этот раз батальон выстоял. Пример боевого капитана, оставшегося, несмотря на ранение, в строю, воодушевлял бойцов. Они смело пропустили танки через свои окопы и стали забрасывать их гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Оставив на поле боя три подбитых машины, японцы отошли к исходным позициям.
Наутро, 3 июля, оборонявшие Номунханский плацдарм увидели вздымавшиеся по ту сторону Халхин-Гола густые столбы черного дыма и огня. Там развернулось кровопролитное баин-цаганское сражение. Разгром японцев на Баин-Цагане был еще впереди. А пока стало ясно, что противник, нанося с вечера 2 июля удары здесь, от Номун-Хан-Бурд-Обо, пытался не только столкнуть оборонявшихся с восточного плацдарма, но и отвлечь внимание от маневра своих главных сил, которые глубоким обходом с северо-запада сумели скрытно выдвинуться к Халхин-Голу, навести понтоны и в районе развалин древнего стойбища хана Тулуя переправиться на тот берег.
— Вот оно в чем дело! — воскликнул Заиюльев, разгадавший замысел противника. — То-то танки ломились вчера к северной оконечности Песчаника...
— Хотели прикрыть переправу своей ударной группы! — сказал начальник штаба батальона Першин.
Но продолжить разговор не удалось. Показались густые цепи японцев. Они вновь шли на позиции заиюльевцев. Комбат увидел, что враги нацелились на его левый фланг и бой предстоит жаркий. Но к этому времени подошли наши броневики, и капитан сразу же послал их в обход справа, чтобы выйти японцам в тыл.
Бой был действительно жаркий. По всему было видно, что японцы получили приказ во что бы то ни стало смять нашу оборону и прорваться к реке, захватить переправу и соединиться со своей главной группировкой в районе Баин-Цагана. Противник спешил. Однако батальон держался стойко и не отошел ни на шаг. А в это время наши броневики, сделав дальний обход по пойме Хайластын-Гола, неожиданно для неприятеля врезались в его тыл. Заиюльев поднял батальон в контратаку. У японцев началась паника, они бросились бежать за бархан...
Доблесть отважного капитана стала известна командованию армейской группы. Вскоре его вызвали на Хамар-Дабу, на КП фронта. Комкор Г. К. Жуков, пожав руку смелому комбату, спросил его:
— С полком справитесь?
— Справлюсь, если прикажете! — коротко ответил капитан.
И он не обманул доверия. 603-й полк 82-й пермской дивизии, которым стал командовать Заиюльев, отличился во время нашего генерального наступления, начавшегося 20 августа. Полк начисто разгромил две сильнейшие вражеские группы, занимавшие мощные опорные пункты на высотах Зеленая и Песчаная. В упорных боях, длившихся более семи суток, майор Заиюльев показал себя искусным командиром, умело вел свой полк на штурм вражеских бастионов. Одна из атак заиюльевцев была такой дерзкой и стремительной, что японцы, стреляя по атакующим, не успевали перезаряжать винтовки и бросали их в наших бойцов, как копья, штыками вперед. Герои штурма высот ворвались на самую вершину одного из главных барханов и водрузили там Красное знамя.
Полк Заиюльева совместно с частями 57-й стрелковой дивизии полностью овладел опорными пунктами врага на всем левобережье Хайластын-Гола, очистив этот район от противника до самой границы.
Умелые и отважные действия майора Заиюльева были по достоинству отмечены Золотой Звездой Героя Советского Союза.
Боевая биография Заиюльева на этом не кончилась. Когда разразилась Великая Отечественная война, герой Халхин-Гола громил фашистских захватчиков на Северо-Западном фронте, под Сталинградом и на Курской дуге. В звании генерал-майора Николай Николаевич Заиюльев вел свою дивизию и на штурм Берлина...