Д. Пурэвдорх.
Баллада о синем дэле
1
Заклубившись из-под сотен копыт,
Пыль нависла над холмами, красна;
Потянулась, в душу грусть заронив,
В даль степную, к синегорью, она.
Верховые подхватили напев
И пришпорили горячих коней.
Пусто будет в наших юртах без них
Много тягостных ночей, много дней.
Пыль рассеялась. Я долго одна
Молоком кропила воинам вслед.
Одинока я была, как луна,
И неярок был мне солнечный свет.
Помню, я ждала ребенка в те дни,
А вокруг была худонская{7} глушь.
Но сознанием была я горда:
Цирик армии народной — мой муж.
Топольком гобийским, точкой в степи
Все стояла и глядела я вдаль,
И любовь росла в груди у меня
И сжимающая сердце печаль.
В память врезалась мне первая ночь:
Тоно{8} в юрте до конца не прикрыв,
Чуть прильнула я к подушке щекой,
А в ушах опять военный мотив.
У кровати на полу — два пятна,
То светила через тоно луна.
Вдруг до слуха и до сердца дошел
Гром сраженья у реки Халхин-Гол.
Ощутила я и пороха дым,
Увидала пламя, вспышки ракет.
Повзрослела я за эти часы, —
А всего-то восемнадцать мне лет.
«Мой любимый, ты ушел на войну,
Здесь, в аиле ты оставил жену.
Буду ждать тебя — бей храбро врага.
Без тебя родится первенец наш...»
Ночь бессонная была так долга!
Пред глазами плыл все тот же мираж:
Заклубившись из-под сотен копыт,
Пыль нависла над холмами, красна.
Потянулась, в душу грусть заронив,
В даль степную, к синегорью, она.
Верховые подхватили напев
И пришпорили горячих коней.
Пусто будет в наших юртах без них
Много тягостных ночей, много дней.
2
Вышли в цветущие степи бойцов проводить
Матери, сестры и жены с детьми на руках.
Цирикам славным — вся щедрость их женских сердец.
Тронули всадники — скрыли их синие горы.
Вслед им глядят и жена и скорбящая мать.
Женское сердце, биений твоих не унять,
Женская доля — домашний очаг охранять.
Женские руки воздетые — неба опора.
Встала с рассветом я, юрту тотчас прибрала,
Полностью тоно открыла, очаг разожгла.
Все как положено, глаз не придрался бы строгий.
Росы не высохли — свекор уже на пороге.
Он из сомона{9} с двумя лошадьми воротился.
Мужнин жеребчик — на лбу его месяц светился —
Только завидел меня — потянулся, заржал.
Так он всегда благосклонность свою выражал.
«Оба с хозяином были мы неразлучны,
Ныне же нам без него одинаково скучно» —
Вот что в глазах лошадиных я прочитала
И расседлала беднягу и приласкала.
Встречи с любимым настойчиво сердце просило.
Синей хлопчатки полотнище я разложила,
Цепь порвала неотложных хозяйственных дел —
Мужу скроить захотелось мне праздничный дэл.
Вспомнила я о его богатырской груди —
Верх припустила, широким не будет, поди...
Вспомнила плечи и рук его сильных размах —
И попросторней, пошире скроила в плечах.
Припоминаю, как держит он длинный укрюк{10}, —
Швы расставляю, где можно, я в палец на круг.
Осенью ветер пробрать до костей норовит —
Выкроила нарукавники в виде копыт.
Бронзоволиц он — к лицу даже пурпур ему, —
Красную для оторочки нашла я тесьму.
Чтобы понравилось мужу творенье мое,
Все мастерство, всю любовь я вложила в шитье.
Ровные швы, аккуратность любого стежка...
Время летело. Усталая ныне рука.
Нежные пальцы мои исколола игла.
Многих ночей за работой я недоспала.
Скотница, рук не помыв, я за труд не бралась.
Пусть не на свадьбу — обновка мне все ж удалась.
Хоть и не шелковый сшила я милому дэл,
Вычищен, выглажен, праздничный вид он имел.
Я осторожно сложила его, убрала,
Важных событий теперь терпеливо ждала.
Муж воротится — настанет же праздничный день! —
Дэл поднесу я торжественно: «Милый, надень».
Вышли в цветущие степи бойцов проводить
Матери, сестры и жены с детьми на руках.
Цирикам славным — вся щедрость их женских сердец.
Тронули всадники — скрыли их синие горы.
Вслед им глядели жена и скорбящая мать.
Женское сердце, биений твоих не унять.
Женская доля — домашний очаг охранять.
Женские руки воздетые — неба опора.
3
Сердце солдата!.. В огне и в дыму
Должно ли биться ему одному?
Жены солдатские, ваши сердца
Рядом с сердцами героев-мужей.
Женское сердце, не бойся свинца,
Жарких биений своих не жалей!
Злобная пуля тебя не пробьет,
Сердцу солдата — уж как повезет...
Если уехал солдат на войну,
Если оставил он в юрте жену,
Долгу супружескому верна,
И терпелива жена и скромна.
Близкие, родина-мать и народ —
Все охраняют ее от невзгод.
Утром и вечером, ночью и днем
Я вспоминала о муже моем.
В нашем сомоне лишь редкий аил
Воина в армию не проводил.
Многих я видела женщин вокруг,
И пожилых и молодок-подруг:
Молча, встревоженно ночи и дни
Ждали вестей с Халхин-Гола они.
Ждали, как влаги растения ждут,
Ждали, как солнце весеннее ждут,
Скорой победы желали родным.
Сил для борьбы прибавляли мы им.
Каждому, кто бы в сомон ни пришел,
Первый вопрос был: «Как там Халхин-Гол?»
Правый и левый его берега —
Берег монгольский и берег врага,
Стойбище правды и логово лжи..
Чу! Не земля ли от взрывов дрожит?
Вот раздается все громче в ушах
Цириков наших уверенный шаг;
Конница-вихрь на врага понеслась,
Грудь моя словно разорвалась!..
Танки тяжелые вязнут в песке...
Больно сжимается сердце в тоске.
Вера в победу крепка у меня,
Но ведь любимый мой — там, средь огня.
Сердце солдата!.. В огне и в дыму
Должно ли биться ему одному?
Жены солдатские, наши сердца —
Рядом с сердцами героев-мужей.
Женское сердце, не бойся свинца,
Вместе с любимым захватчиков бей!
Злобная пуля тебя не пробьет,
Сердцу солдата — уж как повезет...
4
Пыль нависла над холмами опять;
Просочился в душу радости свет.
Едем наших защитников встречать!
Победителям-героям привет!
Возвращаются солдаты домой,
Среди них, должно быть, скачет и мой.
Свекор, только эту весть услыхал,
Двух буланых оседлал — поскакал
Прямиком навстречу сыну в сомон.
Чуть не первым из встречавших был он.
Нетерпенье овладело и мной,
Не сиделось мне на месте одной.
Сшитый мужу синий вынула дэл,
Чтоб проветрился он и посвежел.
Как обычай наш народный велит,
Был тот дэл на два стежка недошит:
Коль отсутствовал любимый при том,
Завершить работу нужно на нем.
Торопливо я схватила иглу,
Живо-живо обметала полу,
В честь обновы вознесла и ерол{11}:
«Пусть от жира залоснится подол,
Полнись овцами, передняя пола...»
Вот я волосы в косички заплела,
Со скотиной поскорей убралась,
Чтобы муж меня не ждал, воротясь.
Солнце село. Вот и день отошел...
Для молочной водки ставлю котел.
Приодела я для встречи сынка
И сама надела лучший наряд...
Вот и небо потемнело слегка,
И бледнеет постепенно закат.
Едет свекор... Сердцем чую беду —
Конь свободный у него в поводу.
Тяжело старик спустился с коня,
Видит он у входа в юрту меня.
Шаг шагнул, да дрожь в ногах не унять —
Повернулся к коновязи опять.
Неторопко расседлал он коней,
Спину выставил — не видно лица.
Тьма в глазах моих сгустилась плотней.
«Что он возится? Не видно конца...»
Обернулся, держит седла старик —
И застрял в моей груди страшный крик.
Молча в юрту захожу — он вослед.
Засветила огонек — он молчит,
Сжался, сгорбился, лица на нем нет.
Тихо в юрте, только сердце кричит.
Седла выпали у свекра из рук,
Звук железный от удара стремян.
Пол и стены зашатались вокруг,
И осел старик, как будто он пьян.
Где ж опора? Я рукой повела,
Сына на руки невольно взяла.
Смертоносная ручища войны,
Показалось, горло стиснула мне.
Горе!.. Вот какие жертвы нужны,
Чтоб победу одержать на войне!..
Слез отчаяния мне не унять,
Рану жгучую мне не залечить.
Стихли пушки, перестали стрелять,
Перестали пулеметы строчить.
Наконец-то наступает тишина,
Но на этом не кончается война.
5
О, Халхин-Гол, отважный Халхин-Гол,
Слух о тебе по всей земле прошел.
Но не твои мы только берега
Так стойко защищали от врага.
Нет, в бой мы шли за всю свою страну,
Народную мы все вели войну.
Что дорого монголам на века,
В тебе воплощено, моя река.
Всю жизнь мою, что так была полна,
Жестоко покалечила война,
Оставила, послав кусок свинца,
Жену без мужа, сына без отца,
А этот сшитый мною синий дэл
Так до сих пор никто и не надел.
Навек ушел мой муж. Коварна, зла,
С ним, может, навсегда уйдет война
Тем что себя не смог он сохранить,
Другим оставил он возможность жить.
Мир воцарился на земле опять.
Еще нам горевать и горевать
О тех, кто не вернулся в свой аил...
И все ж победоносный, полный сил,
Печаль свою превозмогал народ.
И силы я нашла смотреть вперед:
Ведь родила на свет я молодца,
Он вырастет — продолжит путь отца.
Придет, малыш, придет твоя пора:
Отцовское седло из серебра
И конь его с пятном во лбу и кнут,
Пока войдешь ты в возраст, подождут,
Как ждут тебя отцовские дела...
Буланого в табун я отвела,
В сундук, на дно, сложила синий дэл —
Пусть ждет и он, чтоб сын мой повзрослел.
Погиб отец, но юрта не пуста:
Есть мать у сына — он не сирота,
И постаревшим дедом он любим.
По вечерам склоняюсь я над ним,
Слагаю и вполголоса пою
Я песню колыбельную мою.
Спи, сынок... Отец твой табунщик.
Ты родился в степи широкой.
Продолжение вечной жизни,
Ты могучего древа побег.
Спи, мой мальчик. Ты сын доярки,
Ты отпал от груди материнской.
В ночь безлунную ты, как месяц.
Лунной ночью, как солнце ты.
Ради Родины нашей священной
Твой отец ушел на сраженье.
Победителем став отважным,
Он от вражеской пули пал.
Подрастешь, сынок, возмужаешь,
Обретешь орлиные крылья,
Взмоешь в небо ты и построишь
Жизнь счастливую на земле.
Так люби же народ монгольский,
Что отца тебе заменяет;
Защищай его счастье — досталось
Дорогою оно ценой.