Последний бой
Командир полка спал, сидя с телефонной трубкой в руке. Он заснул незаметно, между делом, отдав приказ о разведке и недослушав какое-то второстепенное донесение. Он спал крепко и не почувствовал, как разжал его пальцы телефонист, отбирая трубку, не слышал, как входили и выходили бойцы, как под голову ему подложили походную сумку. Да, очень устали наши люди в эти дни, преследуя и истребляя врага. Они засыпали на морозе, с куском хлеба во рту, прислонившись к стене, забравшись в воронку. Но стоило разбудить заснувшего бойца, сказать ему, что надо идти вперед, — и усталость исчезала. Люди шли на врага такие же крепкие, уверенные, упорные, как в первый день боя.
Командир полка проснулся внезапно. Он и спал недолго — всего минут пятнадцать. Через квартал отсюда шел сильный бой. Там орудия вплотную придвинулись к домам и били прямой наводкой, там пехотинцы выбивали немцев с первого этажа и дрались на втором, там взрывали забаррикадированные двери подвалов, там делали облаву на снайпера.
— Не двигаемся? — спросил командир.
— Держится, гад, — ответил начальник штаба. — Только он уже при последнем издыхании. Минут пять назад перестали бить минометы. Видимо, кончились у него мины.
— Не видимо, а точно, — поправил командир. — Все у него иссякло, он окончательно выдохся. Завтра закончим операцию, так и передайте всем.
О том, что с немцами завтра будет обязательно покончено, знали все. Если наши бойцы устали от быстрых маршей и тяжелых боев, то немцы дрались уже на пределе. Разбитые остатки их частей не дошли, а скорее доползли до Сталинграда. Их еще было много, они еще имели значительные запасы боеприпасов в самом городе, но, не удержав внутренний обвод, разрезанные пополам, расчлененные внутри каждого кольца на несколько групп, они уже не могли рассчитывать на сколько-нибудь длительную оборону. Только отчаяние и бессильная злоба толкали их руки к оружию, но надолго этого хватить не могло.
В ночь перед последним боем в наших штабах не спали. Усталые командиры с красными от бессонницы глазами намечали стрелами план решающих атак, испытывая ощущение радостного беспокойства. Они привыкли за эти дни окружать и расчленять противника, и на этот раз решили действовать так же. Зайти в тыл вражеской группе, занять там несколько кварталов и ударить по немцам одновременно с частями, наступающими с фронта, было приказано полку, которым командует подполковник Максимович.
Бойцы тихо прошли по пустой улице. Разведчики разобрали стену, исчезли в темноте, а потом подали сигнал, и за ними двинулись остальные. Заскрипел снег, раздалось несколько выстрелов, но на них не ответили. Полк достиг намеченных кварталов, рассредоточился и занял дома. В один из подвалов спустился штаб полка.
— Разместимся здесь, — сказал Максимович, — все ложатся спать, за исключением часовых, а я поработаю.
Бой начался на рассвете. Младший лейтенант Жигульский с группой бойцов ворвался в двухэтажный дом, в котором засели немецкие снайперы и автоматчики. Оттуда раздались взрывы гранат. Со второго этажа, раскинув руки, полетел вниз головой какой-то солдат. Из дома, стоявшего наискось, стал бить немецкий пулемет, но вскоре он был подавлен. Наши артиллеристы тут же выкатили на мостовую пушку и стали стрелять по вспышкам вражеских пулеметов.
Первые же стычки показали, что немцы сопротивляются теперь значительно слабее. Многие из них даже не поднимались с места, когда наши бойцы врывались в занятые ими подвалы и этажи. Двигаясь из дома в дом, красноармейцы всюду наталкивались на этих совершенно отупевших солдат и офицеров. Один боец, осматривая подвал, обнаружил около 50 немцев. Достаточно было навести на них винтовку, чтобы все они подняли руки.
— Ну, шагом марш в плен, — сказал боец.
— Гут, гут, — разом заговорили немцы.
Со всех сторон, по улицам, где еще стреляли, где, разворачиваясь, бил еще по какому-то окну наш танк, шли обросшие, исхудавшие гитлеровцы, шли в одиночку, шли толпами, останавливались, спрашивали, как пройти на сборный пункт пленных. Они садились и ждали, когда им отвечали, что пройти еще здесь нельзя: вот скоро еще уничтожат один немецкий опорный пункт, и тогда можно будет пройти.
И все же во многих местах потребовались большие усилия, чтобы сломить врага. Там дрались офицерские команды, составленные из самых остервенелых фашистов. Теснимые нашими бойцами, они огрызались, как затравленные звери. Их окружали, отрезали пути отхода и истребляли без пощады. Все меньше и меньше становилось вражеских очагов сопротивления. Последний бой подходил к концу.
Вот уже осталось всего-навсего одно большое здание на площади, где помещался немецкий штаб. Вокруг него еще велась борьба. Площадь была забаррикадирована немцами, но наши подразделения быстро оказались по ту сторону баррикад, обложили здание штаба. Сопротивляться дальше было бесполезно, и немцы сдались. Во двор здания стали входить наши командиры, и немецкие часовые брали перед ними «на караул». Потом часовые аккуратно сложили оружие, построились в шеренги и вслед за другими солдатами по русской команде «Шагом марш!» направились в плен.
Бой затихал. Во многих местах горели дома, кое-где еще раздавались взрывы. Но уже из подвалов выходили женщины, долгие месяцы просидевшие там. Изумленными глазами смотрели они на этот хаос камней, железа, стекла, на эти разрушенные улицы, заваленные щебнем и тряпьем, на горы трофейного оружия, на толпы пленных.
В Сталинграде есть стена, изрешеченная пулями и осколками. На ней надпись: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева». Вторая надпись несколько ниже. Она гласит: «Презирая смерть, мы победили». Обе эти надписи были сделаны в те тяжелые дни, когда немцы шли по десять человек на одного нашего бойца, бросали по десять танков на один наш, по десять самолетов на один наш самолет. Но никакие усилия врага не надломили волю к борьбе у героических сталинградцев.
Когда враг капитулировал и по улицам города широкими потоками пошли пленные, стало ясно, что в начале нашего наступления немцев здесь было не меньше, чем наших бойцов, и техники у них было не меньше. Но настоящего солдатского духа никогда у них не было. Они дрались, чтобы грабить, когда наступали; они дрались, чтобы спасти свою шкуру, когда отступали. Убедившись, что шкуры своей не спасут, они потеряли присутствие Духа.
Ночь. По развороченному снарядами Сталинграду бредут пленные. Над городом раздается гул самолета. Это «хейнкель». Он делает разворот над горящими зданиями и... сбрасывает на парашютах боеприпасы. Медленно, освещенный заревом, опускается этот груз на землю. Поздно! Исход битвы уже решен. Победили Сталинград, Россия.