Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

Борис Яглинг.

Черты героя

О а окном розовело солнечное ночное небо полярного лета, с зеленых мшистых скал тянуло гарью далекого торфяного пожара, а здесь, в мастерской, среди нагромождений холстов и подрамников, стоял густой запах красок, лаков и скипидара. Художник был недоволен:

«Ехал на Север специально портреты героев писать. Всех написал, а этот неуловим. То — в море, то — занят. Ремонт, говорит, проверка механизмов... Только по приказанию своего контр-адмирала явился. Да и то без Золотой Звезды и без орденов пришел. Вот и рисуй теперь все его награды «наизусть».

С портрета смотрело широкоскулое лицо Лунина с крепко сомкнутым упрямым ртом. Веселое лукавство притаилось в мелких морщинках у глаз, но глаза не смеялись — зоркие, пристальные, спокойные серые глаза.

— Хорошо? — спросил художник.

— Хорошо, конечно, — ответил политработник. — Вы же мастер. Но, если откровенно говорить, это не портрет подводника.

— Почему?

— Праздничный он у вас. Так не воюют. Я хотел бы видеть его таким, какой он в море, на мостике подводной лодки. Огромный, в рыжем авиационном комбинезоне, в болотных сапогах, в кожаной шапке-ушанке, лицо коричневое, покрытое солью, настороженность, напряжение войны в глазах, воля... В море люди не в парадной форме, как на портретах, а в замасленных ватных штанах и куртках, в меховых шапках, в рукавицах. Это — правда жизни. Это и правда искусства...

— А вы видели кого-нибудь из наших героев в море?..

— Видел. Хотите, расскажу?

— Расскажите, — попросил художник.

— Русский подводный флот умел воевать, русских подводников враги всегда остерегались. Но в давние времена были особые правила. Соберутся офицеры и провозглашают по традиции за первого подводника — Иону во чреве китовом. Серебряный браслет-цепочку на руке носили, с золотыми звеньями за каждый год подводного плаванья. Утверждали, что подводником нужно родиться — особая каста. Неверно это!

Самые молодые наши герои Стариков и Фисанович родились и росли в городах, далеких от моря. Учились в школе, в фабзауче, работали на заводах. Они повторили биографию миллионов молодых советских людей, из которых одни стали инженерами, другие — врачами, третьи — агрономами. Комсомольцы Стариков и Фисанович пошли в военно-морское училище и избрали профессию командира-подводника. Как они плавают и воюют, сами знаете.

Магомет Гаджиев — коренной горец, в юности был кавалеристом, стал учителем подводников, новатором в подводном плавании.

Колышкин — тот из матросов. Волгарь, сын матроса и сам матрос. Он и крестьянствовал в родной деревне и на заводах слесарил, но на волжских баржах и пароходах в юности поплавал вдосталь, до самого призыва во флот. Любит плавать! От кронштадтского краснофлотца до североморского командира-подводника путь прошел. Он и постарше других — ему за сорок, бывалый человек, с большим опытом, и профессиональным и житейским.

А Лунин — настоящая «морская косточка». Он родился в Одессе, в семье капитана. Дом его детства стоял на Пересыпи, над Арбузной пристанью, окнами к морю. Плавал матросом, учился в ростовской «мореходке», ходил на парусных кораблях, командовал учебным парусником «Вега», был совторгфлотским капитаном, командовал танкерами, стал командиром подводного корабля.

Лучше, конечно, все-таки, если подводник из моряков. Душу морскую воспитывать в нем не надо, а навыки подводника — дело наживное. Морская душа совсем особенная. Открытая, сильная, чистая человеческая душа. Был бы у меня сын, я бы только во флот его послал.

На корабле струсить нельзя, бежать некуда. Надо действовать. И сознание этого входит в кровь. Потому и дерутся так моряки на суше. Всем пример! Это все корабль в человеке воспитывает. «Сплавались!»

Представляете себе лунинскую атаку «Тирпитца»? Так решительно и дерзко можно атаковать, лишь когда абсолютно уверен в своих товарищах. У Лунина принцип — «плавать без дураков». Растяпу перевоспитает. Если неисправим — выгонит. Церемониться не станет — он требовательный. В море учит людей. Соберет их, когда лодка на глубинах, и всю их работу за день обсудит, на все ошибки укажет. У него на лодке теперь лучшие специалисты. С ними он и вышел в атаку на фашистский линкор.

К нашим берегам приближался караван судов с оружием для Красной Армии. Было известно, что немецкая эскадра в море и собирается напасть на этот караван. Обстановка для подводной лодки самая тяжелая: незаходящее солнце арктического лета и полный штиль. В надводном положении донимают фашистские самолеты, в подводном достаточно чуть-чуть задержать перископ над поверхностью — и лодку заметят. В штилевом остек-ляневшем море перископ виден издалека. А нужно было ни в коем случае не обнаруживать себя, напасть на «Тирпитц» врасплох. Число срочных погружений было рекордным в этом походе, вражеские самолеты непрестанно рыскали над морем. Рекордной была и быстрота срочных погружений.

Один «Юнкерc» очень близко свои бомбы уложил. Повредил лодку. Из-за этого повреждения имели право в базу вернуться. Но не вернулись. Механик Браман потом говорил: «Если бы мне до войны кто-нибудь сказал, что я буду плавать с таким повреждением и с таким запасом отрицательной пловучести, я бы счел его сумасшедшим. Все-таки тринадцать лет на лодках, кое-что соображаю. Но плавали. А, может, я еще не перестроился на военный лад? Наверно, еще не перестроился...» И от этой мысли он развеселился.

Трюмные машинисты во время срочных погружений работали с такой быстротой и автоматизмом, что потом во сне шевелили руками, повторяя привычные движения. На лодке потешались над ними: «Совсем как Чарли Чаплин в «Новых временах». Но война требует искусства, быстроты и автоматизма действий. Потому лунинцы и побеждают. Они так подготовили систерны, что ни капли соляра не всплыло на поверхность моря и лодка ничем не выдала себя. Всплывают заряжаться, балласт еще не продут, а уже пускают дизель, включают на зарядку аккумуляторов. Сигнальщик самолет заметил — вахтенный командир не вызывает Лунина на мостик, а сам командует: «Срочное погружение!» И все тотчас валятся в люк. Миг — и лодка уже на глубинах. Каждый работал искусно и ловко, «на полную катушку». Вот это и называется «сплавались». Так и сближались с фашистской эскадрой.

Когда старпом Лукьянов увидел в перископ далекий силуэт корабля, ему показалось, что это идет германская субмарина. Он приказал убрать перископ, подвернул лодку на боевой курс, отдал команду «Торпедная атака» и вызвал в рубку Лунина.

Перед этим акустик несколько раз докладывал: «Слышу шумы», но на поверхности был полный покой.

Теперь лодка шла навстречу врагу. Лунин на мгновение приподнял перископ и отчетливо увидел силуэт не лодки, а миноносца. За миноносцем виднелись другие корабли. Лодка продолжала идти вперед под водой, а шумы усиливались. Вскоре они стали слышны и без акустических приборов.

Эскадра шла встречным курсом, и когда Лунин снова приподнял перископ, лодка была уже посреди фашистской эскадры. Он развернул перископ, совершив полный круг. Миноносец! Миноносец! Линкор «Шеер»! Миноносец!.. Лунин снял свою просоленную и промасленную кожаную шапку и бросил ее на металлический настил. «Убьем «Тирпитца»! Ударим по «самому», — сказал он решительно, но без всякой торжественности. А минута эта для любого нашего подводника была бы весьма торжественной.

«Тирпитц» — новейший и крупнейший германский линкор. Он вошел в строй уже во время войны. «Шарнгорст» и «Гнейзенау» подбиты британской авиацией и ремонтируются в портах, «Бисмарк» потоплен англичанами, а собрат «Бисмарка» «Тирпитц» — крупный козырь фашистского флота. Его водоизмещение около пятидесяти тысяч тонн, скорость до двадцати восьми узлов. Мощность механизмов этого плавучего гиганта сто пятьдесят пять тысяч лошадиных сил. Длина корпуса по ватерлинии — почти четверть километра, ширина — тридцать шесть метров. Вооружение — восемь 380-миллиметровых пушек, двенадцать 149-миллиметровых, шестнадцать 105-миллиметровых, кроме того, пушки-автоматы и пулеметы. У него толстая броня и прочная система противоминной защиты.

Когда англичане в мае 1941 года в четырехстах милях от Бреста топили близнеца «Тирпитца» огнем орудий многих кораблей, всадили в него пять торпед, «Бисмарк» все-таки держался наплаву. Понадобились еще две торпеды, чтобы отправить его на дно. Большой живучести корабль!

Лунинская атака «Тирпитца» была самой дерзкой и самой сложной за все время нашей подводной войны. Почти час длилась атака. Пятнадцать раз Лунин приподнимал перископ, менял курсы лодки, но все не отдавал команды: «Залп!»

Торпедисты, как и большинство людей на лодке, даже не знали, кого они сейчас поразят. Такова уж особенность подводной войны. Отсеки лодки изолированы. Командир один видит и знает, что происходит на поверхности. Он принимает решения, полагаясь на свой опыт и на безотказную помощь и исполнительность экипажа.

Наконец, переговорная труба передала приказ Лунина: «Залп!» — и торпеды пошли на врага. Эти мгновения до взрыва всегда кажутся долгими. А потом все услышали два гулких и звонких взрыва. Но люди в отсеках все еще не знали, кому они нанесли удар.

Преследовать подводную лодку противник не решился.

Начинал войну Лунин на другой лодке, на «Щ-421». Потом уже перевели его на подводный крейсер. Экипажу «Щ-421» тяжело было расставаться со своим командиром — очень любили его на лодке. Походы под командованием Лунина принесли «Щ-421» славу и почетное звание Краснознаменной. В этих походах тоже были замечательные по мастерству и смелости атаки. Под командованием Лунина «Щ-421» потопила семь фашистских кораблей водоизмещением около пятидесяти тысяч тонн.

Цель подводной войны — потопить возможно больше кораблей противника. На личном счету Лунина, Колышкина, Гаджиева, Старикова и Фисановича много потопленных кораблей, больше, чем у других подводников. Но героизм подводников нельзя измерить только тоннажем уничтоженных кораблей. Лунину, Колышкину, Гаджиеву, Старикову, Фисановичу и их товарищам — командирам-гвардейцам — принадлежат самые отважные прорывы в базы гитлеровцев, самые смелые, самые трудные и самые истребительные атаки. Как можно учесть в тоннах значение торпедного удара по «Тирпитцу», или постановку мин с подводной лодки на тыловых вражеских фарватерах, или потопление в поединке вражеской подводной лодки (тоннаж ее не велик, а цель это важная), или, наконец, просто сложный разведывательный поход в тыл фашистов?

Подводники любят цитировать чью-то, запомнившуюся им еще в училище фразу: «Командир лодки должен обладать достоинствами искусного рыболова, спокойного следопыта, предприимчивого охотника, иметь хладнокровие невозмутимого моряка, пылкое воображение романиста и ясный здравый смысл делового человека». Другими словами — разум, волю, мужество, способность к длительному напряжению. Состояния порыва, аффекта, свойственного некоторым людям «короткого дыхания» в подводной войне не решают успеха. Победу в бою героям подводной войны приносят их личные, в совершенстве развитые качества — стойкость и выносливость моряка, терпение охотника, отвага, решимость и дерзость воина, холодный аналитический рассудок командира и горячее человеческое сердце советского патриота, большевика. Они становятся героями не потому, что ищут награды, а потому, что любят Родину.

Наши летчики отлично знают, что ждет их в воздухе, но каждый раз вылетают в бой не колеблясь. Наши подводники знают, что ждет их в море, но снова и снова, презирая смерть, идут искать и топить врага. В этом и разница между «стать» героем и «быть» героем повседневно. Стать героем можно и случайно, а быть героем возможно только тогда, если тебя ведет очень большое и сильное чувство. А что может быть в каждом из нас сильнее и больше любви к Родине?

Поэтому и герои у нас не одиночки. И становится их все больше. Будущие герои — в народе, среди рядовых советских людей. Они ходят по нашей родной земле, ходят в моря, воюют, не страшась опасностей, потому что у них есть великая цель в борьбе. Они борются, побеждают, закаляются в боях. И однажды к ним придет признание. Оно придет к ним, победителям, вернувшимся с моря на подводной лодке, закопченным, с воспаленными глазами, небритым, измазанным соляром, — усталым от сурового и мужественного труда подводной войны...

Дальше