Содружество
У немецкого дзота копошатся маленькие фигурки. Пригнувшись, они пробегают по траншее и одна за другой повторяют какое-то странное ритмическое движение. Дождь кончился. Солнце с равнодушной щедростью шлет свое сияние по обе стороны проволочных заграждений — на наш холм, заросший березняком вперемешку с соснами, и на высоту, занятую противником. С батальонным комиссаром Петровым, комиссаром части, которой командует полковник Лазарев, мы сидим на верхушке высокого дерева, прячась в его густых ветвях. Здесь наблюдательный пункт артиллерийского дивизиона. Отсюда хорошо виден передний край нашей обороны — там пониже, впереди. Потом идет полоса безыменного «ничейного» пространства, ряды кольев, обвитых колючей проволокой, и дальше — земля, такая же зеленая, так же, вероятно, пропитанная влагой после бесконечных дождей. Но она словно поражена бугорчаткой. Это — вражеские дзоты. Там за колючими проволочными плетнями, заминированными полями, за рвами и траншеями вклещились в землю злобные пришельцы, превратившие эти края в грохочущую пустыню. Безлюдие. Недвижность. Кричит временами кукушка, далеко ухают невидимые орудия. Пауза. И снова кукушка словно подсчитывает, сколько выстрелов было дано. В лесочке слева нет-нет да и прострочит пулемет. Что-то поблескивает около скрюченных фигурок, пробегающих по траншее и ритмически вскидывающих руки.
— Залило фрицев, как сусликов, — объясняет комиссар, — водоносами стали. Надо будет их просушить немножко огоньком. Ну-ка, сообщите на батарею.
Звонят по телефону на батарею, дают квадраты направления. «Два снаряда осколочным беглым! Выстрел сообщите». Короткое молчание, и телефонист докладывает: «Выстрел». Почти в то же мгновение позади нас, слева, раздается звучный удар, потом второй. Два черных дымных куста вырастают перед траншеей, Из которой немцы вычерпывали воду, и до нас докатывается валкий, увесистый звук разрыва. По телефону дают поправку, позади, слева от нас, снова сотрясается воздух, гудит снаряд, шурша и воя; дым, взметнувшаяся земля, какие-то черные клочья закрывают немецкую траншею. Есть! Цель накрыта.
— Надо бы съездить на батарею, проведать наших артиллеристов, — предлагает комиссар. И мы спускаемся с дерева.
До артдивизиона недалеко. Он укрылся в веселой березовой роще. На яркой, омытой долгими дождями зелени белеют тоненькие полосатые стволы молодых березок, словно целое стадо тонконогих зебр пасется там, спрятав головы в листве. Но в этой мирной рощице укрылись, тая свои хоботы в зелени, точные и сильные пушки. Дивизион стоит на ответственном участке этого района. Немцы несколько раз пытались нащупать его огнем. Каждое утро над рощицей появлялся и подолгу кружил фашистский самолет-корректировщик. Артиллеристы прозвали его «костылем», «кривой ногой», «косым Семеном» и другими сердитыми кличками.
«Косой Семен» в конце концов так надоел всем, что артиллеристы поставили одно орудие лафетом в яму, дулом вверх, на манер зенитного, подпустили обнаглевшего корректировщика совсем близко и так шарахнули его на небольшой высоте, что «косой Семен» едва унес кривую ногу и с трудом дотянул до своей территории.
Больше он не появлялся и не тревожил артиллеристов.
— Идемте к Самсонову, — говорит комиссар. — Стоит посмотреть.
Мы пробираемся сквозь кустарник на небольшой возвышенности. Я вижу перед собой чистое, словно только что окрашенное, будто и не бывшее еще в употреблении орудие, окруженное хороводом березок. На одной из них прибита фанерная дощечка. На дощечке написано; «Комсомольский снайперский расчет старшего сержанта Самсонова, соревнующийся со сменой мастера комсомольца Грибова (Московский инструментальный завод)».
И тут я вспоминаю одну из московских застав, просторный, пересеченный асфальтовыми магистралями заводский район, зеленые газоны, проходную будку с вахтером, таким же взыскательным, как часовой, только что спросивший у нас пропуск, длинный цех, полный металлического перестука и железного лязга, сосредоточенные лица юношей и девушек у станков и плакатик на стене: «Показатели соревнования смены мастера Грибова, соревнующейся с комсомольским расчетом орудия Самсонова (Западный фронт)».
Молодой мастер инструментального завода Грибов, в темной спецовке, из-под которой виднелся аккуратный белый воротничок, познакомил меня со своей сменой и рассказал, как у них возникло дружеское и боевое соревнование с молодыми артиллеристами, действующими на далеком фронтовом рубеже. Рабочие завода Комаров, Киселев, Ермолаев ушли в Красную Армию и попали в артдивизион, о котором шла речь выше. Молодые рабочие и там, на фронте, все время следили за успехами своего завода, спрашивали в письмах, как идут дела. Они и предложили вызвать на дружеское состязание с лучшим орудием батареи одну из смен цеха номер первый, который им был так хорошо знаком. Так началась переписка артиллеристов Западного фронта и молодых рабочих Московского инструментального завода.
Смена мастера комсомольца Грибова давно была на хорошем счету. Сам Грибов, несмотря на свою молодость, работает уже 12 лет на производстве. Он был «фабзайцем» на тормозном заводе, затем по броне был закреплен за инструментальным заводом. Здесь он и работал сперва токарем, потом нормировщиком, затем технологом и, наконец, мастером — молодым командиром смены. В смене его много молодых рабочих — токарей, нарезчиков, разверточников, много девушек. Молодой мастер ведет свою смену с хорошей, спокойной уверенностью. Он держится как старый опытный производственник. Он внимателен, нетороплив, точен в словах и движениях.
Вибрирующий шум станков, кисловатый запах металла и эмульсии — к этой обстановке он привык с детства. Он знает свое дело, сдержанно гордится им и осторожно замечает, что на фронте, куда ему самому попасть пока еще не довелось, кое-какие вещички, сработанные его сменой, придутся кстати...
Завод не так давно был награжден за выполнение особого задания. 15 человек получили ордена и медали. Токарь-стахановец Кирюшкина из смены Грибова награждена орденом «Знак Почета», бригадир Шуркалин — медалью «За трудовую доблесть». Месячный план смена Грибова постоянно выполняет с превышением.
Иногда инструментальный цех задерживает выдачу инструментов. Грибов сердится.
— Соревнуйся вот тут! Уж и не знаю, с какого бока нажимать на инструментальный... Небось, Самсонову к оружию снаряды вовремя подают.
Грибов никогда не видал в лицо Самсонова. Грибов никогда не был на фронте. Но в смене мастера-комсомольца частенько упоминают имя далекого друга. И дружба с артиллеристами заставляет каждого по-фронтовому подтянуться, внося боевой дух, военный порядок в работу. Линия фронта проходит через высоту, где стоит орудие Самсонова, и через пролет цеха, где работает смена Грибова. «Давайте соревноваться, — писали рабочие смены старшему сержанту Самсонову. — Мы будем давать все больше и больше вооружения лучшего качества, а вы употребляйте ваше вооружение, как мастера своего дела, истребляя побольше фашистских гадов...»
«Дорогие друзья, ваша боевая работа глубоко радует нас, — отвечали артиллеристы Самсонова. — Фамилии Кирюшкиной, Волчакова, Александровой, Маркова, Шувалова, Сироткиной стали хорошо известны у нас. С гордостью принимаем вызов таких мастеров, как вы.
Каждым вашим успехом мы будем гордиться, как своим».
Расчет старшего сержанта Самсонова славится во всей части. В соревновании артиллеристов и минометчиков части орудие сержанта Самсонова заняло первое место. За двадцать два дня комсомольцы-артиллеристы подавили два пулемета, один миномет, противотанковое орудие. Они разрушили своим огнем два вражеских дзота и три блиндажа. Меткий огонь их взорвал два немецких склада с боеприпасами, разбил два наблюдательных пункта, истребил более двадцати гитлеровцев. В те дни на участке, где действовал расчет, не было горячих боев. Но и в эти дни сравнительного затишья на фронте меткие выстрелы артиллеристов-комсомольцев нашли нужную цель.
Семнадцатого июня в смене Грибова токарь Кирюшкина выработала на разверточном станке 257% задания. Как раз в этот день я и попал на батарею, где стоит орудие Самсонова. Трудно было поверить, что сверкающее чистотой, тщательно смазанное, выглядевшее совсем новеньким орудие стоит не на выставочном стенде, а на боевой позиции, на раскисшей от дождя глине. Оглядев пушку, посмотрев на молодых артиллеристов — крепких, тщательно выбритых ребят с отличной выправкой, я подумал, что мастеру Грибову не легко будет выиграть соревнование с его далекими фронтовыми друзьями. Они стояли, выстроившись перед небольшим углублением, в котором, опираясь на толстые резиновые шины, покоилось орудие, — командир Самсонов, наводчик Соловьев, замковый Нечаев, заряжающий Дзиган, установщик трубки Шичков, правильный Иринков. Они стояли и ждали команды. Семеро молодых артиллеристов-комсомольцев и токари из смены московского мастера Грибова показались мне в эту минуту чем-то, если и не похожими друг на друга, то как бы взаимодополняющими, словно это были две стороны одной и той же медали, вычеканенной в честь великого содружества людей фронта и людей тыла.
Раздалась команда: «К бою!»
И меньше чем в минуту (да, да! — я следил по секундной стрелке на своих часах) маскировочные березки, которые я по простоте душевной принимал за настоящие, были выхвачены из земли, орудие освободилось от зеленого покрова, мгновенно сбросило брезентовые чехлы. Каждый из семерых почти с цирковой ловкостью орудовал на своем месте. Самая лаконичная фраза заняла бы больше времени, чем действия, которые я хотел бы ею выразить. Зажужжал телефон с наблюдательного пункта. Прозвучали числа. Трубка. Прицел. Команда. Дрогнула земля. Пушка отпрянула назад. Огонь. Выстрел. И — далекий разрыв.
Позвонили с наблюдательного.
— Точно, — сказал комиссар.