Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

Константин Симонов.

По дороге на Петсамо

Каким образом они появились в тылу, немцы так и не узнали.

С моря? Но и в эту и в предыдущую ночь на Баренцевом море бушевал девятибалльный шторм.

С воздуха? Но уже третьи сутки небо было закрыто сплошной снежной пеленой.

По суше, через немецкие позиции? Но там всюду стояли патрули, и вот уже третью ночь не было слышно ни одного выстрела.

Словом, немцы не знали и не знают до сих пор, как появилась в их тылу рота пограничников, наделавшая в эту ночь такого шума от побережья и до петсамской дороги.

А раз этого до сих пор не знают немцы, то и нас тоже не интересует, как и где прошли пограничники. На то они и пограничники, чтоб везде пройти.

Так или иначе, сто пятьдесят пограничников и двадцать саперов сегодня к десяти часам вечера оказались в глубоком тылу немцев, в занесенных снегом расщелинах скал, откуда оставалось всего несколько километров до шоссе, ведущего из Петсамо на фронт.

Падал снег. Проваливаясь в него по пояс, передовые разведчики выбрались на скалу, с которой была видна дорога.

На этой голой скале, сдуваемые с нее свирепыми порывами ветра, с трудом согревая окостеневшие пальцы, они неподвижно пролежали три часа.

Здесь фронт шел почти до самой границы, и они знали этот участок как свои пять пальцев.

Ночь была темна и туманна. Бесконечное нагромождение скал сбивало с толку, а выйти на дорогу надо было точно в назначенный час и место. Ни на полчаса позже ни на полкилометра дальше. От этого зависело все.

В непроглядной тьме разведчики должны были засечь расположение моста — конечной цели похода.

В этом им помогли немцы. В одном месте они притормаживали машины. Свет фар на секунду останавливался. На дорогу падали неподвижные пятна света. Потом машина двигалась дальше. Острым взглядом уже можно было различить на секунду вырванные из темноты куски перил и мостового настила.

Разведчики дали знать. К часу ночи весь отряд уже лежал рядом с разведкой, прижавшись к скале всего в километре от дороги.

Комиссар и командир разделили людей. Политрук Сенькин, лейтенант Егунов и сапер Лебедев — на мост. Лейтенант Якушев — к землянкам, — там у моста должны быть землянки. Лейтенант Сороколад — на дорогу, наперерез идущим к мосту машинам. Остальные сзади. После совершения операции они прикроют отход и примут на себя удар преследующего врага.

Тихо, по цепочке передавались приказания. Четыре группы, бесшумные и почти невидимые в своих маскировочных халатах, одновременно тихо скользнули вниз по снежному склону. Через минуту на скале никого не было.

Политрук Сеныкин, лейтенант Егунов и сапер Лебедев — все трое были очень спокойные люди. Именно поэтому их и послали с группой, шедшей на мост.

От их спокойствия зависело все. Они не имели права стрелять, прежде чем дойдут до моста. А если они по дороге наткнутся на часовых, если встретят машины, увидят землянки? Ну что ж, это их дело. Они могут встретить и часовых, и машины, но первый выстрел должен быть в пятидесяти метрах от моста, не раньше. За это они отвечают головой.

Командовал Сенькин. В пятистах метрах от моста он наткнулся на землянку. Бесшумно отделив часть отряда, он оставил бойцов у входов в землянки. Залечь и ждать выстрела. Остальные пошли дальше.

В двухстах метрах от моста, в стороне, стояли три домика. Еще часть отряда так же бесшумно отделилась и поползла к домикам.

.Остальные безостановочно двигались к мосту. На подъемах и в расщелинах пограничники помогают саперам, тащившим на плечах тяжелые пакеты с драгоценным ВВ.

До моста осталось пятьдесят метров. Уже были видны черные силуэты часовых, когда шедший впереди сержант Гудков наткнулся на вырытые у самого моста землянки. Из-за пригорка выскочил немец.

— Хальт!

Гудков пригнулся и выстрелил с колена. Немец тоже. Оба промахнулись. Трассирующие пули прошли над головой Гудкова. Он встряхнул гранату и швырнул ее в немца. Потом, пробежав несколько шагов, швырнул еще две гранаты в открытую дверь землянки и двинулся дальше, к мосту.

Ко второй землянке подскочил пограничник Евсеев. Он рванул на себя дверь. Землянка была полна людей. Евсеев хотел швырнуть гранату, но она зацепилась за пояс. Тогда он захлопнул дверь, прижал ее на секунду коленкой, отцепил гранату и, снова открыв дверь, швырнул гранату в кучу кричащих и беспорядочно стреляющих немцев. Не задерживаясь больше у землянки, Евсеев побежал к мосту, стреляя на бегу. Магазин опустел. Евсеев вынул его и хотел на бегу вставить новый, когда уже у самого моста ему навстречу выскочили двое часовых. Снова истерическое, испуганное «хальт! хальт!» и выстрелы. Евсеев схватил пустой магазин и с криком «гранаты!» швырнул его в часовых. Немцы легли. Этой секунды было достаточно для того, чтобы вставить новый магазин. Евсеев скосил очередью поднявшихся часовых и бросился дальше к мосту.

При вспышках выстрелов было видно, как через мост на ту сторону бежало еще двое часовых. Короткий хлопок выстрела — и один из них раскинул руки и боком, через перила, упал вниз, в черную воду.

Путь к мосту был открыт.

— Саперы, на мост! — скомандовал лейтенант Лебедев, и шестеро саперов под взвизгивание пуль вбежали на первый пролет.

Со всех сторон беспорядочно стреляли. Сзади слышались взрывы гранат — там взрывали землянки. С того берега трассирующими пулями били немецкие автоматчики.

Саперы, прижавшись к настилу моста, непослушными, обмороженными пальцами привязывали тол.

Пограничники залегли у моста за камнями и огнем автоматов сбивали каждого показывавшегося немца.

Любой ценой они должны были удержать это место на пять минут. На пять длинных минут, но саперы своими непослушными пальцами привяжут тол, подожгут запал и поднимут на воздух хотя бы один пролет моста.

Сзади слышались частые взрывы. Это там, на дороге, Сороколад и Якушев громили землянки и жгли машины. Еще взрыв, еще, еще. Но самого главного — близкого оглушительного взрыва еще не было.

И вдруг, даже прежде чем звук дошел до слуха, всех разом тряхнуло, ударило сильным порывом воздуха. Оглушительный грохот, короткая красная вспышка и густой черный, видный даже на фоне этого черного неба столб дыма.

— Взорван! — крикнул сапер, пригнувшись к самому уху политрука Сенькина. — Взорван мост! — и, зачерпнув горсть снега, вытер им горевшее, потное лицо.

Огрызаясь, пробивая себе путь гранатами, взрывая по пути оставшиеся землянки, стали отходить от моста.

Справа, на дороге, часто стучали пулеметы и все еще слышались взрывы. Как видно, второй и третий отряды еще не закончили своего дела.

И действительно там еще шел бой.

Когда Якушев и Сороколад вылезли со своими отрядами на опушку леса, на полянке у дороги стояла группа немцев. Одетые в темные шинели, они были хорошо видны на снегу. Немцы, поеживаясь от холода, приплясывали, курили и переговаривались между собой.

Пограничники ждали. Оттуда, слева, где стоял мост, не было слышно ни звука.

Немцы были рядом, до них почти можно было дотронуться рукой. Но выдержка прежде всего. Сначала мост, а потом уже эти, которые ходят и разговаривают здесь в последний раз в своей жизни.

Наконец слева донесся выстрел. Это был тот самый первый выстрел, который с колена произвел сержант Гудков, обнаруженный немецким часовым. Услышав выстрел, немцы заметались на полянке.

Сороколад и Якушев подняли своих пограничников. Первые гранаты полетели в толпу немцев. Человек десять осталось на Месте, остальные бросились врассыпную. Преследуя их, пограничники выскочили на дорогу.

Сзади раздался выстрел. Якушев оглянулся. Там, между дорогой и кустами, глубоко врытые в землю, стояли переносные жилые вагончики. Они были незаметны раньше, с той стороны дороги. Теперь ясно были видны их окна, свет, пробивающийся сквозь щели в дверях. Повернув свой взвод, Якушев бросился к землянкам. Гранаты полетели в окна.

В землянках суетились. Из некоторых беспорядочно стреляли. Ефрейтор Богачев первым вскарабкался на крышу большой землянки. Он хотел пустить гранату в трубу. Но труба была высоко и с выступом. Тогда, обняв ее покрепче, он вывернул трубу и, сбросив ее вниз, кинул две гранаты внутрь, в образовавшееся отверстие.

Силой взрыва землянку разнесло и Богачева сбросило с крыши.

У него оставалась еще одна граната. Подбежав к следующей землянке, он сквозь щель в двери увидел немецкого офицера, стоявшего с керосиновой лампой в одной руке и с парабеллумом в другой. Рванув дверь, Богачев сорвал ее с петель и бросил внутрь гранату. Офицер упал. По полу потекла огненная струйка керосина.

Из некоторых землянок еще стреляли. Пограничники бросали гранаты в трубы или, отворотив на крышах доски и толь, стреляли внутрь из автоматов.

Кто-то, не выдержав, крикнул: «Ура!» Оставшиеся землянки брались приступом, слышался только грохот взрывов и треск сорванных дверей. Взвод Сороколада, взорвав на дороге несколько машин, тоже бросился на землянки.

Отдельные немцы выскакивали наружу, но стоявшие в кустах пограничники, в свете пожара хорошо видевшие каждого человека, по одному расстреливали выбегавших. Немцы падали, нелепо раскинув руки. Многие были только в белье и касках. Один из них, видимо уже научившийся нескольким русским словам где-нибудь на разграбленных полях Украины, кричал срывающимся голосом, коверкая слова:

— Русс, русс, не стреляй! Что вы делаете! Так нельзя.

В этом крике был истерический страх насмерть перепуганного человека. Но чувство жалости не шевельнулось Ни у одного из пограничников. Грабители получали то, что они заслужили. Это даже еще не было возмездием. Это было только началом возмездия.

Расстреливали врагов всюду — в дверях, в окнах, на белом снегу полянки, в кузовах и кабинах машин. Рвали машины гранатами, простреливали моторы бронебойными пулями. За всем этим грохотом и трескотней едва не прослушали взрывов, раздавшихся слева от моста.

Взрывы были сигналом к началу отхода.

Не прекращая огня, быстро стали отходить с дороги вглубь леса, во впадины и расщелины гор. Теперь главная задача ложилась на пулеметчиков. Они залегли в камнях у дороги и прикрывали отход.

Последним уходил пулеметчик Тронин. Он бил из пулемета до тех пор, пока рядом с ним уже никого не осталось. Потом пошел вслед за своими. Вдруг откуда-то из ранее не замеченной землянки ударили сразу четыре автомата.

Широко раскинув ноги, Тронин поудобнее лег у ствола низкорослой северной березки и открыл огонь. По трассам пуль он хорошо видел, откуда стреляют автоматчики. Залегшие было пограничники теперь под прикрытием своего пулемета продолжали отходить. Тронин, экономя патроны, бил короткими очередями. Все четыре автомата, нащупав его, открыли бешеный огонь. Над головой Тронина с березки срезало все ветки, они попадали ему на спину. Тронин решил притвориться убитым. Он уткнулся в снег, на всякий случай подложив под бок гранату.

Прошла минута. Было тихо. Тогда вдруг в сорока метрах открылась дверь землянки. Немцы выглянули. Двое из них были хорошо видны при свете горевшей внутри лампы. Тронин дал длинную очередь. Оба немца упали. Двое других захлопнули дверь изнутри и снова открыли огонь. Тогда Тронин по снегу отполз в сторону от пулемета и пополз к землянке.

Когда он подполз к ней, немцы все еще продолжали стрелять в направлении оставленного пулемета. Забравшись на крышу, он бросил внутрь землянки одну за другой три гранаты, и там все стихло.

Вернувшись, он взвалил на плечо пулемет и пошел догонять своих. Он сбился с пути, и только перед рассветом выглянувшая из-за туч бледная, предутренняя Полярная звезда вывела его на дорогу.

Всю ночь, карабкаясь по скалам, перебираясь через ущелья, пограничники двигались назад к сборному пункту. Шли, отстреливаясь, перерезая по дороге провода.

Утром в ущелье под высокой скалой собрались все. Последним пришел Тронин. Двое погибли в бою у землянок. Двое, наспех завязав раны, стиснув зубы, сами дошли до сборного пункта. Все остальные были целы, усталые, замерзшие, готовые здесь же на месте стоя заснуть, но живые и здоровые.

Сзади остался взорванный мост, три разрушенных дома, девятнадцать землянок, около десятка машин, двести трупов пришельцев, окровавленных и беспорядочно разбросанных на белом снегу.

Комиссар Прохоров и командир Лихушин пересчитали своих бойцов. Через полчаса на скале никого не было. Глухое, пустое ущелье. Мелкий снег заметал следы. Пограничники исчезли так же внезапно, как и появились, одним только им известным путем. Им лучше знать. На то они и пограничники.

Дальше