Сила ненависти
Михаил Шевчук выбыл с корабля неожиданно. Еще вечером 6 ноября мы говорили с ним о сухопутном фронте, с которого он недавно вернулся, а рано утром 7 ноября, при торжественном подъеме флага и гюйса, его уже не было на крейсере. Нам так и не удалось узнать подробности, при которых Шевчук был ранен в бою с немцами под деревней Дорожки. Он неоднократно принимался рассказывать об этом, но каждый раз быстро переходил на тему о зверствах фашистов, клялся, что отплатит им за все, в том числе и за свою рану, жаловался, что его слишком долго держали в госпитале, а потом вернули на корабль, не дав возможности немедленно отправиться снова на сухопутный фронт.
Куда он так неожиданно скрылся теперь, никто не знал.
Отсутствовал Михаил долго.
Лишь 2 декабря по кубрикам корабля разнеслась весть:
— Шевчук снова вернулся!
Теперь он держался не так, как после возвращения из госпиталя, и хотя выглядел сильно похудевшим, радостно улыбался, как бы говоря: «Ну, на этот раз я судьбой доволен». В ответ на многочисленные приветствия товарищей, радостно жавших ему руку и спрашивавших: «Где был? Что делал?» — он загадочно отшучивался: «Где был — там фашистам не бывать», «Что делал, знает Нева родная».
Мы поняли, что означали эти ответы, лишь когда на имя военкома крейсера пришло от командира Н-ской части Ленинградского фронта письменное сообщение, в котором рассказывалось, где был и что делал Михаил Шевчук.
I
Укрепившись на левом берегу Невы, немцы около двух месяцев тщетно пытались перебраться через реку в районе Новой Дубровки. Наш правый берег оставался для них неприступным. Части Красной Армии готовились к решительному контрнаступлению.
Нева куталась в черную мглу ноябрьского вечера.
Разрезая встревоженные ветром волны, от правого берега бесшумно отвалила шлюпка. В ней лежала большая бухта трехдюймового стального троса.
Мичман Довгаленко тихо командовал гребцам:
— Ра-а-ааз... Ра-а-аз...
Дружно наваливались на весла шесть крепких краснофлотцев — нужно было скорее пересечь реку, скрытно подойти почти к самому переднему краю вражеской укрепленной линии.
Михаил Шевчук был на корме шлюпки. Перебирая тяжелый трос, закрепленный одним концом на правом берегу реки, он, осторожно разматывая огромную бухту, постепенно потравливал его в воду.
Трос сносило вниз по течению, тянуло на дно. Стальная проволока резала руки. Шевчук работал без отдыха уже вторые сутки.
Но балтиец забывал об усталости. Сознание, что он снова находится на переднем крае сухопутного фронта и имеет возможность отплатить фашистам за свою рану, полученную в бою под Дорожками, вливало в него новые силы.
По пути с корабля на сухопутный фронт, проезжая на грузовике по Ленинграду, Шевчук с болью отмечал разрушения, причиненные любимому городу.
Шевчук проработал весь вечер 7 ноября и последующую ночь, спуская катера для переброски наших войск и вооружения на противоположный берег реки.
Вечером его как командира краснофлотской группы вызвали в штаб части.
— Товарищ старшина первой статьи, вам поручается срастить стальной трос и срочно завести его на левый берег Невы. Сможете?
Михаил улыбнулся.
— Почему же не сможем? Это наше родное, чисто моряцкое дело...
— Прекрасно, исполняйте!
Прошло около двух часов, и вот он приближался к намеченному пункту.
Шлюпка пробивалась через взволнованную реку по-прежнему скрытно, но враг словно что-то почуял: над Невой беспрерывно рвались немецкие снаряды, осколки со свистом проносились в воздухе, падали у бортов.
Но смельчаки упорно шли вперед и скоро достигли цели.
На паром уже начиналась погрузка танков. Вдруг вражеским снарядом перебило натянутый через реку трос. Работа, проделанная с огромными усилиями и риском, пропала зря. Надо было начинать все с самого начала. Бойцы были переутомлены. У Шевчука мучительно ныл рубец недавно залеченной раны. Но других людей, знавших морское дело, не оказалось.
И через несколько минут шлюпка вторично отвалила от правого берега, и Шевчук опять осторожно разматывал бухту, не обращая внимания на резь в руках и рвущиеся кругом вражеские снаряды...
II
В темноте лед казался особенно скользким. Шевчук спотыкался о торосы, падал, но быстро поднимался и снова спешил вперед, личным примером подбадривая бойцов.
Приказ командования был четок и тверд:
— К рассвету 24 ноября должен быть сооружен деревянный мост через реку Неву для переправы на левый берег тяжелых танков.
Группе моряков с нашего крейсера: Чарикову, Сахронычу, Трегубу, Зеленину и Смолянинову во главе с Михаилом Шевчуком, поручалось в короткий срок проложить через реку восемнадцать толстых стальных тросов.
Боевая шестерка была уже изрядно измотана. Около двух недель ей пришлось под непрекращающимся обстрелом перебрасывать на шлюпках с правого берега на левый бойцов Красной Армии.
И все же новое задание Шевчук хотел выполнить досрочно. Бойцы желали того же.
Падая под тяжестью переносимых грузов, рискуя на каждом шагу провалиться под лед, они ловко маневрировали в темноте, бегом перебирались от одного берега к другому.
Внезапно вдали загрохотала вражеская артиллерия. Немцы открыли шквальный огонь по Неве. Снаряды засыпали район, намеченный нашим командованием для постройки моста. Лед вздрагивал и ломался, покрываясь выступающими сквозь щели потоками воды. Обстрел продолжался полчаса.
Осколком снаряда контузило краснофлотца Чарикова. Из восемнадцати проложенных тросов одиннадцать были перебиты в нескольких местах.
— Связывать тросы! — скомандовал Шевчук. Сам он проворно начал выбирать из воды трос, на который приходилась наибольшая тяжесть деревянного настила.
Конец троса успел вмерзнуть в лед. Упершись ногами в трос, Шевчук напряг силы для рывка и... провалился в реку. Вода проникла под одежду, холод сжал тело. Крепко ухватившись за трос и облокотившись на лежавшие вблизи него доски, Шевчук выбрался из проруби.
Следовало бы немедленно добежать до землянки и переодеться. Но он не сделал этого. Его больше всего беспокоило, что товарищи, заметив задержку на его участке, могут ослабить темп работы. Наскоро вылов воду из брюк и фуфайки, он еще энергичнее принялся за дело. Руки деревянели, мороз сковывал движения, а холодный ветер щипал лицо, леденящими струями проникал под мокрую одежду.
Быстро связав трос в месте первого разрыва, Шевчук побежал дальше. На новом участке он трижды проваливался под лед. Но чем труднее становилась работа, тем больше крепло его упорство, желание поскорее довести дело до конца.
Вдали сквозь темноту морозной северной ночи кровавым разливом поднималось зарево пожаров. Это были костры войны, принесенные в его родную страну фашистскими извергами. Тело Шевчука коченело от холода, а душа горела ненавистью.
Ровно в три часа ночи Шевчук помог товарищам скрепить и перекинуть через реку концы последнего троса и бросился доложить командованию о досрочном выполнении задания.
В 3.15 он стоял перед командиром подразделения и рапортовал:
— Товарищ лейтенант, задание выполнено!
Находившиеся в штабной землянке люди с удивлением смотрели на мужественного балтийца. Одежда на нем была покрыта толстым слоем льда...
III
Шевчук простудился.
В это время в Н-ском районе потребовалось завести на противоположный берег трос для парома. Вызвали группу Шевчука. Но из пяти бойцов в ней теперь оставались только двое: Трегуб и Сахроныч. Остальные лежали в госпитале.
Шевчук скрыл свою болезнь. Он взялся за выполнение нового ответственного поручения.
Взамен вышедших из строя товарищей ему дали других бойцов.
Опять шлюпка, нагруженная бухтой стального троса, отвалила от правого берега и бесшумно нырнула в мглу непроглядной ночи.
Снова Шевчук бесшумно потравливал за корму стальной трос. Он уже представлял себе, как бойцы, обслуживающие паромы, подтягиваясь по этому тросу, будут перебрасывать через реку тяжелые танки, как танки с ревом ворвутся в укрепления противника, давя и опрокидывая вражеские орудия, уничтожая огнем бегущих в панике немцев.
Мысли Шевчука были прерваны внезапно взвившимися осветительными ракетами. Мгла раздвинулась, Нева открылась, как под лучами солнца.
Шлюпка оказалась на виду у противника, она беспомощно качалась на волнах как хорошая, ничем не защищенная мишень.
Руководивший операцией лейтенант Трофимов громко скомандовал:
— Нажать на весла!
В этот момент воздух над рекой содрогнулся от залпов. Над шлюпкой с воем пронеслись несколько снарядов и взорвались неподалеку. Противник открыл интенсивный огонь из орудий и минометов.
А тут еще обнаружилось, что запас троса кончился, до берега же еще метров двадцать.
Чтобы вытянуть слабину троса и пробиться к берегу, гребцы наваливались на весла, напрягая все силы, но течение упорно сносило шестерку в сторону противника...
Тщетно повторял лейтенант команду:
— А ну, еще навались! Шлюпка вперед не двигалась.
Осколками снаряда, разорвавшегося недалеко от борта, ранило краснофлотцев Захарова и Матвеева. Теперь на веслах остались лишь четыре обессилевших гребца. Шевчук и старшина 1-й статьи Федотов не могли выпустить трос из рук.
Казалось, не было другого выхода, кроме немедленного возвращения. Шевчук вздрогнул при этой мысли. «Если вернемся, выполнение задания командования задержится...» — подумал он и бросил тревожный взгляд на командира.
— Разрешите мне с носовым фалинем добраться до берега вплавь?
Командир утвердительно кивнул головой.
Смельчак бросился в воду с носа шлюпки и быстро поплыл к берегу. Невероятно трудно было плыть в ледяной воде. Но сила воли перебарывала все.
«Во что бы то ни стало к утру танки должны быть переброшены, — думал Шевчук. — Фашисты должны быть разгромлены!»
Наконец Шевчук почувствовал, что ноги его коснулись грунта. Он собрал остатки сил и, согнувшись, медленно пошел вперед. Последние метры он преодолевал почти ползком.
Вражеские ракеты давно потухли, но противник продолжал бить по Неве вслепую. Снаряды рвались кругом, и смерть подстерегала балтийца на каждом шагу.
На берегу к нему подбежали красноармейцы; они примяли из ослабевших рук моряка мокрый фалинь.
Шевчук продолжал крепиться; охрипшим голосом он тихо командовал, поторапливая красноармейцев:
— Скорее подтягивай, товарищи! Осторожнее, не оборвать фалинь! Так... Хорошо! Тяни, тяни!
Из тьмы, окутавшей Неву, показались, наконец, знакомые очертания шлюпки.
Приказ командования был выполнен значительно ранее срока.
Об успешной переправе танков на левый берег и разгроме фашистов на этом участке Михаил Шевчук узнал, уже находясь в полевом лазарете...