Люди переднего края
Каждый раз, когда возвращаешься в Ленинград после очередной поездки по фронту и вспоминаешь пережитое и передуманное там, невольно повторяешь слова бойцов:
— Ленинград такой же передний край, как и наши окопы.
В этих словах — выражение любви наших воинов к великому городу. Ленинградец — значит боец!
Солдаты Ленинградского фронта и жители города — все они люди переднего края обороны Отечества.
Кончится война, отшумят бои на огромном пространстве от моря до моря, но не забудется ни одно из боевых дел наших людей. Достаточно будет тогда сказать «люди переднего края», и эти слова воскресят в памяти будущих поколений исполинский образ героя нашего времени.
По полям и перелескам, по берегам рек и озер, по селениям и болотам тянется передний край обороны. Люди переднего края — это те, кто грудью своей прикрывает подступы к Ленинграду. Весь передний край, все просторы полей и лесов обжиты ими до последнего бугорка. Вражеские разведчики не решаются идти сюда: всюду поджидает смерть, всюду караулит пуля.
Мы идем по лесной дороге, ведущей к Невскому берегу. Теплым дымком человеческого жилья пахнуло с опушки, а самого-то дыма и не видно: научились бойцы маскировать свои укрытия от противника.
Здесь тихий участок, давно не разрывались здесь немецкие снаряды, а совсем неподалеку есть места, где солдаты, выползая ночью из землянки, не могут набрать в котелок снегу, — только комья мерзлой, разбитой земли чернеют там в снежную ночь...
Странствования по дорогам войны подружили меня с многими людьми, — сколько чистосердечных признаний слышал я, сколько людей рассказывали мне о больших надеждах своей жизни, о ее свершениях, радостях и печалях...
Мы беседуем о командире, погибшем недавно; он был пограничником; я встречал его в жаркие дни июльских боев. Мой спутник вспоминает молодые годы своего друга, первую любовь кавалериста, женитьбу на девушке, умевшей метко стрелять из винтовки и ловко скакать на коне по горным кручам, — плечо о плечо прошла она с мужем и по дорогам нынешней войны. В обжитых перелесках тянется по тропинкам теплый дымок. Мы уходим все дальше в лес. Вдруг доносятся до нас отзвуки выстрелов, — пули просвистели неподалеку. И вот уже за поворотом показываются санитары, они тянут волокуши с двумя только что раненными бойцами.
— Это еще откуда везете? — спрашивает санитара Чиненков.
— Ранило их шальными пулями, — отвечает санитар. — Сами удивляемся, как это случилось. Обычно тут тихое место.
Раненый пристально поглядел на Чиненкова.
— Товарищ комиссар, метку мне сделали...
— Меченый будешь!..
Раненый приподнялся на локте, строгими, чуть подернутыми влагой глазами поглядел на комиссара и глухо сказал:
— Поправлюсь, и столько им меток сделаю, что долго будут помнить меня...
Волокуши снова заскользили по снегу.
— Обратили внимание на раненых? — спросил Чиненков. — За столько месяцев я ни разу не видел, чтобы раненый кричал или плакал. Стон — и тот редко слышишь...
Да, живет это железное спокойствие в людях переднего края. Обстрелянный человек умеет молча переносить физическое страдание. Волю его не сломить ничем. Месяцы окопной жизни закалили людей. Жизнь продолжается несмотря ни на что!
В теплой землянке всегда людно. Поздно вечером сюда приходят солдаты. Рассаживаясь на скамейках, они гремят прикладами винтовок, глаза их блестят, голоса взволнованы, речь более тороплива, чем обычно. Это пришли молодые коммунисты.
Чиненков вручает им партийные документы.
— Чем оправдал высокое звание коммуниста, товарищ Вякин?
— В одну ночь я вынес с поля боя тридцать семь раненых бойцов.
— А вы что сделали, Горин?
— Моя работа скромна, я экспедитор, разношу газеты и письма.
— Рады, небось, бывают вашему приходу в землянку?
— Конечно, рады. Под минами и снарядами приходится носить почту. Везде нахожу людей, в любом блиндаже...
— Вы были ранены, Дедов?
— Был ранен. Когда делали переправу... Я бойцов переправлял на другой берег.
— А вы, повар Гусев, аккуратно носили горячую пищу на передний край?
— Носил. А на обратном пути иногда и «язык» с гарниром прихватывал. Поймали раз повара, здоровенного парня...
Многие из получивших сегодня партбилеты кровью своей окропили русские снега. Раненые снова вернулись в строй, к привычной боевой работе.
Они уходят — веселые, крепкие, сильные — на морозный воздух, в дымную ночь. Там, в землянках, допоздна затянется беседа о жизни, о борьбе, о победе...
При свете коптилки листаем толстую тетрадь большого формата. Это окопный журнал артиллеристов. Любовная старательная работа! Весь материал напечатан на машинке, подписи к иллюстрациям сделаны четким, ровным почерком. Аккуратно подклеены вырезанные из газет рисунки. Они раскрашены цветными карандашами. На фотографиях — знакомые молодые лица лучших артиллеристов части.
Журнал этот переносят из землянки в землянку. В перерыве между боями каждую статью, помещенную в журнале, читают и перечитывают вслух, горячо обсуждают, спорят.
Это — ценное дополнение к боевым листкам. В боевом листке статьи ударные, короткие, как лозунги. В журнале обо всем можно рассказать обстоятельней и подробней. Вся жизнь части отражена в нем.
Наблюдатель-разведчик Логвиненко за четыре дня обнаружил на переднем крае противника три блиндажа, склад с продовольствием, две пулеметные точки. Все засеченные Логвиненко цели были уничтожены метким огнем. Журнал подробно рассказывает о боевых делах Логвиненко и его друзей.
В журнале подробно описана удачная стрельба орудий Буданова. «Хлопком гигантских бичей обрушился на берег реки и прибрежный лес первый орудийный залп. За ним второй, третий. Орудия заговорили беглым огнем. Загорелся первый дом, из труб которого курился дымок, за ним второй, третий... Пожар занялся на том берегу Невы.
Наступила ночь. Бушующее пламя широкой лентой разлилось по берегу, занятому врагом. На фоне багрового зарева, охватившего деревню, чернело забытое строение. Огонь открыт и по этому зданию. Глухой, но мощный взрыв, и столб пламени и обломков взметнулся к черному небу: уничтожен склад боеприпасов. Разговор по душам продолжался до утра».
Мы выходим на лесную тропу. Наш передний край безмолвен. Как темная глыба навис он над невскими льдами. Люди стоят на своих постах, их белые халаты сливаются с мутной желтью сугробов.
Так часто окликают нас дозорные, что кажется, будто за каждым деревом стоит боец переднего края.
Что чувствуют в эту минуту гитлеровские солдаты в своих окопах и блиндажах на том берегу Невы? Враги нервничают. Каждый ночной шорох кажется им раскатом грома. Белые ракеты все время взлетают кверху, освещая подступы к вражеским траншеям. Что почудилось сейчас фашистам? Неожиданно начинают бить минометы противника. Торопливо стрекочут пулеметы. Грохочут орудия.
Не спится фашистам, не спится в эту морозную ночь! Не согреть ее разрывами снарядов, не осветить вспышками сотен ракет.
Люди переднего края, как всегда, на своем посту, — и горе тому, кто вздумает прорваться к занятым ими рубежам!