Рапорт Макатахина
Мишу Макатахина мне не удалось повидать. Когда я пришел на остров Хорсен, его уже не было в живых.
Я много слышал о нем еще на полуострове, в обгоревшем городке Гангэ, от товарищей, с которыми он делил годы срочной службы на торпедных катерах.
Все говорили:
— Вот был парень...
— Вот был герой...
Но мало кто связно и хорошо рассказывал об этом краснофлотце, и я никак не мог представить себе полный, ясный и душевный образ этого человека.
Говорили, что он был молод, горяч, любил побушевать. Этот русый, синеглазый юноша бесконечно влюблен был в море. Только и слышали от него:
— Что тут в заливе, в поход бы пойти! Куда-нибудь к океану, в тропики...
Война застала его радистом на маленьком штабном катерке, бегавшем в спокойных водах у берегов полуострова Ханко.
Он стал сразу важен, значителен, потому что одни — чужие — слушали его точки и тире, когда он передавал штабные радиограммы, стремясь разгадать запутанный их смысл, другие — свои — далеко-далеко читали его сигналы как ясную азбуку войны. О многих поступках Макатахина вспомнили уже после его гибели.
Рассказывали, что когда в штабной катерок попал снаряд и разбил кают-компанию, в радиорубке спокойный радист продолжал передавать свои группы шифра.
Когда по полуострову пронесся слух, что капитан Гранин собирает отряд «отчаянных» для десантов на финские острова и шхеры, к Гранину побежал проситься в этот отряд все тот же радист.
На островах, где и без того все было для него ново и интересно, ему не терпелось изведать самое интересное, и он стал разведчиком: ходить по ночам на шлюпке через минные поля, под самым носом у финских наблюдателей пробираться на их острова, — это занятие вполне соответствовало романтичной натуре Макатахина.
Его ранили в бою. Товарищи бережно отнесли его на катер и доставили на полуостров в госпиталь.
Через несколько дней Макатахин вернулся на Хорсен.
На пристани его встретил Борис Бархатов.
— Ты куда, орел?
— Туда же, куда и ты, — сердито ответил ему Макатахин, — воевать, — и, прихрамывая, пошел в землянку.
Рана открылась. Макатахина вернули на материк в госпиталь долечиваться.
Через день он снова выполз из катера на пристань острова Хорсен. Не вытерпел.
Его оставили в покое.
Жил он среди всех, как все. Иногда спорил, иногда пел песни, иногда тосковал. После его гибели все вдруг заговорили о нем и почувствовали, какой рядом с ними был хороший человек.
Я хотел разузнать о нем все. И вот среди многочисленных канцелярских документов в штабе острова я нашел четыре листочка, четыре деловые и строго секретные странички, которые говорят мне о нем больше, чем все рассказы его друзей.
На этих страничках из тетради твердым почерком было написано следующее:
«Командиру десантного отряда капитану-орденоносцу товарищу Гранину.От старшего краснофлотца радиста Михаила Ивановича Макатахина, бойца вашего отряда, из бригады торпедных катеров. Члена ВКП(б) с января 1940 года.
Рапорт
С целью еще более успешного проведения операций по занятию островов противника с наименьшим количеством бойцов и сокращением наших потерь, прошу вас рассмотреть мой рапорт.
Я предлагаю из одиннадцати коммунистов и комсомольцев организовать диверсионную группу.
Она явится авангардом отряда.
В эту группу подобрать добровольцев, которых у нас привыкли называть героями, но мы назовем их сейчас просто «головорезами», ибо они должны уметь с врагами расправляться по-вражески.
Эти бойцы должны хорошо владеть ножом, гранатой, огнестрельным оружием, быстро бегать по суше, ходить под водой, хорошо плавать, стрелять, грести, стойко переносить опасность, боль и самую смерть.
В задачу диверсионной группы будет входить следующее.
До занятия острова провести туда под водой телефонный кабель и установить телефон.
Очистить десанту путь от мин и проволочных заграждений и с тыла подавить пулеметные точки противника.
Обеспечив высадку десанта, отступать вместе с противником в его тыл.
При этом — уничтожать штабы, пулеметные точки, все виды связи, боеприпасы, взрывать орудия, сжигать постройки, захватывать документы, создавать в тылу у врага панику, если нужно — угонять катера и по возможности отрезать отступление противника и подход подкреплений.
Командование этой группой прошу доверить мне.
Если среди нас найдутся единицы струсивших перед опасностью, не выполнивших приказаний, прошу разрешить мне расстреливать их собственноручно».
Окончание этой фразы трудно было разобрать. Время стерло несколько строк. Дальше следовал раздел, озаглавленный Макатахиным так: «Подбор бойцов».
Первое. Командир — радист-телефонист.
Второе. Разведчик. В скобках — кошачья ловкость, глаза и уши группы!
Третье. Два сапера с собачьим нюхом — проволоку и мины должны чувствовать в темноте!
Четвертое. Два моториста, хорошо знающие финские моторы на катерах.
Пятое. Рулевой, знающий острова и мели.
Шестое. Снайпер.
Седьмое. Корректировщик.
Восьмое. Артиллерист.
Девятое. Санитар.
Всего — одиннадцать человек.
Кроме того, все должны уметь стрелять из финского оружия.
Число. Месяц. Подпись — Михаил Макатахин.
Вот и все.
Он пришел с этим рапортом к скале в центре Хорсена, где находился капонир командного пункта.
Капитан Гранин ежедневно принимал прожектеров. То и дело к нему приходили краснофлотцы, предлагая сногсшибательные проекты — высадиться на несколько дней на эстонский берег и пошуметь в занятом немцами Таллине, пройти от Ханко до Хельсинки и обратно, — люди так жаждали большого дела, что готовы были, кажется, голыми руками увести из Турку миноносец.
Когда Гранин увидел над рапортом Макатахина два слова — «строго секретно», он тяжело вздохнул и подумал: «Господи, еще один фантазер в моем отряде».
Он прочитал макатахинский проект и испытующе посмотрел на молодого синеглазого краснофлотца, так мужественно изложившего свой план и просившего разрешения «расстреливать струсивших перед опасностью, не выполнивших приказаний, а также пытающихся сдаться в плен — собственноручно».
Нет, это не фантазер.
Автор рапорта невозмутимо ожидал решения.
Ему поверили и разрешили готовиться.
Он стал готовиться, ожидая окончательного решения высшего командования.
Он никому не сказал ни слова, даже самым лучшим друзьям, уже им самим намеченным в спутники.
Но все на Хорсене видели, что Михаил Макатахин поглощен и взволнован какой-то тайной идеей.
А потом был очередной бой, бой за остров.
Рядовым бойцом Макатахин пошел в разведку.
По чужому острову, по незнакомым скалам и лощинкам он вел передовую группу, угадывая в темноте проволоку и мины, точно тот «сапер с собачьим нюхом» — из его рапорта.
Три раза ходил он к финнам в тыл, плыл, полз, ночью разведывая расположение боевых точек противника. Его разведка решала исход боя за остров.
В четвертый раз он ушел и не вернулся.
Его долго искали.
Искать можно было только ночью — этот остров находился на виду у вражеских снайперов и пулеметчиков.
Ночью моряки шарили по рубежам острова, у берегов противника, но никак не могли найти Мишу Макатахина.
Только на четвертые сутки, заняв еще один кусок территории врага, наши товарищи нашли труп какого-то краснофлотца в окровавленной тельняшке.
Возле него лежало шестеро убитых фашистов и автомат «Суоми». Такой автомат был и у Макатахина.
Но лицо краснофлотца было настолько изуродовано, что его так и не опознали бы, если бы не одна деталь.
В руке был зажат клочок бумаги, надорванный, — видимо, краснофлотец хотел его перед смертью уничтожить.
Это был список, список одиннадцати бойцов.
Первой в нем стояла фамилия — Макатахин.