П. Демидов

Аркаша

На него смотрело круглое дуло пистолета. Дальше, продолжением ствола, два рыжих зрачка, разделенные горбинкой носа. Весь мир собрался для него в этом стальном кольце. Дуло дрожало, прыгало, будто ехало на телеге. Будет ли конец этой безумной дороге? Он не выдержал и отвернул голову, подставив висок.

Фашист выстрелил...

Из письма бывшему заместителю командира по разведке 2-й партизанской бригады имени Героя Советского Союза К. С. Заслонова Константину Павловичу Федорову пионеров дружины имени Бориса Петрова:

«...Что касается бывшего разведчика Аркаши, мы обязательно узнаем и все Вам опишем. Сегодня мы проводили сбор отряда «Герои — наши земляки», и старшая вожатая прочитала от Вас письмо. Мы взялись за поиски Аркаши».

Невысок ростом, худощав, подвижен. Если смотреть со спины — мальчик! А повернется Аркадий Филиппович Барановский — и словно глянул ты в лицо войне. Черная повязка — там, где был когда-то правый глаз. Сглаженный временем, однако заметный шрам у левого виска — след входного отверстия пули. Руки-ноги — гнутся, ходят? Смеется: «Тяперь (это по-белорусски так), тяперь — да, вот разве к погоде дают знать...» «Давать знать» есть чему: автоматная очередь швырнула его на несколько метров назад, автоматная очередь впилась в правую руку, потом в обе ноги, в грудь. И много ли надо — в тринадцать лет?

В самом деле, много ли надо в тринадцать лет? Росный луг, чтоб бегать босиком. И речку тихую — нырять с обрыва. И дом. И школу. И хлеб.

Но луг стал минным полем, речка — водным рубежом, дом — пепелищем. А хлеба не стало вовсе.

Восемь дней шли бои за деревню. На девятый в Сенно вошел противник. Аркаша с такими же, как он, мальчишками шнырял в опустевших окопах — подбирали оружие и боеприпасы, прятали в тайники. Для чего? Спроси их кто-нибудь тогда — не ответили бы. Если удавалось, устраивали стрельбы — надевали на шест фашистскую каску. Да и вообще какой мальчишка пройдет мимо бесхозного пистолета?

Потянулись будни оккупации. Фашисты забрали из деревни все, что можно было забрать. Вскоре неподалеку от Сенно был создан лагерь для военнопленных, а через несколько дней в деревне появился Николай Пронин. Он постучался ночью к соседу Аркаши — Соколовскому — и попросил приюта. Пронин бежал из лагеря.

Солдата спрятали. Но он не хотел, не мог пережидать войну. Стоило появиться над деревней советскому самолету — Николай выскакивал на улицу и кричал: «Наши!» Кое-кто пожимал плечами: «Чудак-человек, сам в петлю лезет. Плохо ему тихо сидеть?» Плохо. Аркадий не только видел это — чувствовал сердцем. Но как было помочь солдату? Раз паренек подошел к Пронину:

— Дядя Коля, ну а дальше что? Ведь схватят тебя.

— Схватят, однако, Аркаша. А как быть? В лес уйти — куда я с пустыми руками?

И тогда Аркадий показал, где спрятано оружие. Ночью Пронин покинул деревню. К тому времени, к 1942 году, партизанское движение в Белоруссии стало набирать силу.

Николай встретился с партизанами. Рассказал им о ребятах из деревни Сенно, и вскоре к Аркадию пришли связные. Он передал партизанам все оружие и стал просить, чтобы те взяли его с собой.

— Трудно у нас, малыш, — лейтенант Федоров положил руку ему на плечо, — облавы, засады. А вот помочь нам ты бы, наверное, мог.

— Как?

— Нам нужны свои глаза в деревне. Понял? Аркадий кивнул.

— Будем держать с тобой связь. Договорились? Долго ждал Аркаша связного. Решил: пообещали просто так, чтобы не огорчался. Но вот однажды...

Из письма К. П. Федорова:

«Занимаясь разведкой в тылу врага, мне приходилось иметь контакт со многими людьми из гражданского населения Белоруссии. В том числе был парнишка по имени Аркадий, ему в ту пору, в сорок третьем году, было лет 13–14. С его помощью я получал важные сведения для бригады, через него имел контакт с агентурой... Он привел к нам в бригаду группу, человек 11–13, бывших полицаев из Сенно, которых сумел сагитировать, переубедить. Они перешли на нашу сторону с оружием, предварительно разгромив полицейский участок».

Из рассказа А. Ф. Барановского:

— На вторую встречу лейтенант Федоров приезжает примерно через месяц. Ну вот что, говорит, есть одно дело. Немцы мобилизовали в полицию молодежь. Так надо бы тех, которые не по своей воле пошли, переправить к нам. Представляете, что это значит? Каждую секунду я мог встретиться с провокатором. В душу человеку не залезешь. Федоров говорит: «Аркаша, подумай, если непосильно, не берись. Погубишь сам себя. СД тоже работает».

Я говорю: попробую. А сам думаю: очень это скользкая стежечка. И вот, говорит, мое первое указание. Подговори одного человека из полицаев, откройся ему, самого надежного выбери. Дай ему задание, чтобы завербовал еще товарища, но чтобы тот тебя не знал. Если, говорит, операция провалится, могут погибнуть два-три человека. А этот пусть другого завербует, и так по цепочке пусть идет.

Я, честно, ночь не спал. С кем же поговорить? Ну, нашел. Брат его учился со мной, на одной парте сидели, последним кусочком делились. Колымага Иван, мой школьный товарищ, а тот Колымага Николай. Думаю: да неужели он меня продаст, этот старший брат, который был мобилизован в полицию? Знает, что я первый школьный друг брата. Ну, однажды я подобрал такой момент, когда он пришел домой обедать. Он как раз получил новый мундир. Я захожу. «О, — говорю, — Коля, здорово тебя одели». Он молчит, даже внимания не обращает. Я говорю: «Погоны какие, а к этим погонам еще бриллианты, прямо как настоящий Наполеон». — «Ладно, ладно, — говорит он, — не болтай». Решился тут я. Говорю: «Пойдем поговорим». И спрашиваю: «Неужели ты, Коля, думаешь служить немцам?» — «А куда я денусь? Никто меня не возьмет, не примет в такой форме». Тут я ему изложил все, как мне Федоров наказывал. «А куда мы денемся потом?» — «А это не ваше дело». — «Ты начальство знаешь?» — «Знаю». — «А когда мы можем встретиться с ним?» — «О встрече еще рано говорить. Когда будет все готово. Тогда и встретимся». — «Они меня не расстреляют?» — «Наоборот, присягу примете, партизанскую. Но только чтоб с оружием». Так мы подготовили первую группу.

Прошел еще месяц. Стал готовить вторую группу. В отряде мне сказали: «Аркаша, тебе оставаться в Сенно нельзя. За тобой идет слежка СД. Со второй группой ты должен идти сам». Это передали от Федорова.

Когда я со второй группой уходил, не знали эти полицаи, кто руководит операцией. Один подходит: «А тебе что тут надо, ну-ка марш отсюда!» Тут я понимаю, что уже надо раскрываться, и говорю: «А ты как с командиром разговариваешь, ну-ка встань по команде «смирно»!» Смеху было...

Константин Павлович Федоров говорит об Аркаше:

— Верите, думал, если и живой он, наверняка не видит. У нас в Ломоносове есть общество слепых. Так я ходил по улицам и все глядел на них, Аркадия высматривал. А как его найдешь — столько лет прошло! К тому же и фамилии не помнил. Просто Аркаша. Чувствую, понимаю: невозможно так найти, а мысль все же работает — вдруг...

А как это вообще бывает — вдруг? Так ли уж все случайно? Вот жил Федоров и все думал об Аркаше. Списался с пионерами. Те стали думать тоже. В деревне Куповать открывали памятник Константину Заслонову. Выступали на митинге партизаны. Кто-то сказал:

— Здесь, на этом же месте, где погиб наш легендарный командир, погиб и еще один герой. Это было в 1943 году. Тринадцать лет было Аркаше Барановскому. А воевал он, как настоящий солдат. Не успел наград заслужить. Только карабин один, лично, перед строем, врученный ему комбригом. Так, со своим оружием, он и принял неравный бой.

Случайно сказали, случайно услышали... Но какая образуется цепочка памяти. Пусть недостает в ней сегодня нескольких звеньев, все равно со временем они будут восстановлены, и каждому воздастся должное. Нет, не «вдруг» это.

О пионерских же поисках — особо. Чтобы осмыслить их, понять их место в истории (да-да, именно в истории!), давайте представим себя в будущем. На месте внуков и правнуков. Когда будут изучать они наше время, с благодарностью вспомнят тех, кто сохранил им имена Аркаши Барановского, Николая Пронина, Бориса Петрова, Константина Федорова. В одном ряду с историографами и летописцами стоят мальчики и девочки в алых галстуках, сельские и городские школьники, красные следопыты. Живая память народа.

...Федоров понимал: идти в разведку больше некому. Так, как знает эти места Аркаша, не знает, пожалуй, никто. А пойти необходимо. Появилась новая группа карателей. Узнать, сколько их, как и чем вооружены, где стоят — все это нужно было разведать Аркаше и его напарнику Володе Шавранскому.

Ранним утром двигались на конях вдоль речки. Заглянули на хуторок — никого. Впереди показалась Куповать, та самая деревня, подле которой все случилось.

Аркадий потянул носом: дымом табачным повеяло, да не нашим, чужим. Вокруг ни души, стало быть, засада. Значит, нужно особенно хорониться, потому что фашист уж постарается выбрать место, чтобы все просматривалось и простреливалось. Аркадий предложил было спешиться, чтобы перейти речку и с другой стороны, с господствующего берега, изучить местность, а может, и обстрелять ее. Володя, однако, двинулся дальше так же, верхом, и Аркадий последовал за ним. Аркаша снял с груди карабин, щелкнул предохранителем автомата Володя. Проехали шагом метров двадцать.

Еще не успела отзвучать команда «Хенде хох!», как парни ответили на нее дружным залпом. Соскочили с лошадей, а над головами, с обоих флангов, уже летели пулеметные очереди. Володя крикнул: «Отходи к берегу! Буду тебя прикрывать!» — и бросил в сторону речки гранату, чтобы расчистить Аркадию проход. И умолк. Аркадий ползком вернулся к нему. Володя лежал на спине, прижимая правой рукой к груди автомат. Он был убит.

Аркадий взял автомат друга и начал вести огонь. Бросил вправо и влево по гранате, чтобы прикрыть свой отход, и в этот миг осекся автомат. Когда Аркадий пытался сменить диск, его ранило в правую руку. Будь враги далеко, он бы успел сделать это, но их разделяли буквально метры. Аркадий поднялся на ноги, рассчитывая зубами выдернуть кольцо последней, третьей, гранаты и бросить ее левой рукой, когда каратели подойдут вплотную. Не успел.

Его расстреливали в упор, с пяти метров. Автоматная очередь оплела тело, скрутила, согнула его и отбросила назад. Аркадий никогда не думал, что пуля обладает такой силой: будто кто-то что есть мочи поддал ему кулаком. И все-таки он нашел в себе силы подняться. Держа автомат здоровой рукой за ствол, с простреленными ногами и грудью, он шагнул навстречу врагам, размахивая оружием, как палицей. Страшный удар по затылку прекратил этот неравный бой. Хрустнула кисть под сапогом — это выбили у него гранату, вырвали, чуть не с пальцами вместе, автомат, долго били прикладами и ногами. Сознание его плавало, то уходя, то возвращаясь, качалось, как лодка на волне.

Подошел офицер. Вытащил пистолет, стал спрашивать о чем-то. Потом достал нож и распорол на Аркашиной груди гимнастерку. Бросил команду солдату, отошел. Солдат — Аркадий навсегда запомнил его — расстегнул кобуру.

Из письма К. П. Федорову пионеров дружины имени Бориса Петрова: «У нас большая радость. Мы отыскали героя, о котором вы писали. Его зовут Барановский Аркадий Филиппович. Его адрес: БССР, Витебская область, Лепельский р-н, Стайкский сельсовет, д. Стайки».

Из письма А. Ф. Барановского К. П. Федорову:

«Вы спрашиваете о моем здоровье и зрении. На здоровье пока что не жалуюсь. Все хорошо. Когда меня доставили в госпиталь, мне нужна была срочная операция, но врачи были в сомнении — вряд ли выдержу и перенесу наркоз. Меня осмотрел хирург и сказал, что, хотя я серьезно истощен кровью, зато сердце исключительно крепкое. Правый глаз мне удалили сразу же. Правда, когда я начал просыпаться и стал проходить наркоз, в палате немного попартизанил, так что вынуждены были привязать меня к койке. Через три недели мне сделали другую операцию, потом еще одну. Правая рука долгое время не разгибалась, но сейчас все нормально. Дали мне вторую группу инвалида Отечественной войны пожизненно».

— Выходит, я виноват, что об Аркашином подвиге никто не узнал тогда, — вздыхает Константин Павлович. — Верите, никто не думал, что он выживет. Никто! Помню, метался Аркаша на телеге и все твердил: «Где мой карабин? Где мой карабин?» Тот самый, именной. Мы думали, в бреду он, в горячке. А потом, когда увезли его в тыл, разве тут найдешь кого? Война еще шла...

Из письма А. Ф. Барановского К. П. Федорову:

«Вы спрашиваете, какие я имею награды. Стыжусь я отвечать на этот вопрос. Я даже вам солгал, Константин Павлович, что у меня есть медаль партизана Отечественной войны. Нет ее у меня. Но я за это не обижаюсь, потому что некогда было в то время этим заниматься».