Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

Д. Новоплянский

Дом в Котюжанах

Этот детский дом находился в бывшей помещичьей усадьбе на краю села Котюжаны. Большое и живописное старинное здание овеяно преданиями и легендами. Но все они меркнут перед одной подлинной историей.

В начале сороковых годов в Котюжанской усадьбе располагался дошкольный детский дом Винницкого облнаробраза. Здесь было сто тридцать мальчиков и девочек. Самым старшим шел восьмой год. Война ворвалась сюда незнакомым грозным словом «эвакуация». Дети после обеда спали во дворе под соснами, когда приехал старший батальонный комиссар. Он велел будить всех и эвакуироваться моментально. Директора накануне призвали на фронт. Ушел на фронт и его заместитель. Комсомолки-воспитательницы на скорую руку одели ребятишек — здесь были и годовалые. Детей усадили на подводы, укутали одеялами. С собой взяли хлеб, повидло, патефон, широкое оцинкованное корыто...

Обоз из четырнадцати подвод двигался днем и ночью. Дети постарше при бомбежках мигом соскакивали, убегали подальше и ложились в пшеницу, клевер. Маленьких уносили и прятали в кюветы. К Днепру спешили тысячи беженцев, на дорогах возникали пробки. Их «расшивали», и тогда первым делом пропускали подводы детского дома. На какой-то речке саперы восстановили переправу, и капитан кричал:

— Где ребятишки?! Давай ребят в первую голову!..

Но эвакуироваться не успели. Немецкие мотоциклисты появились под Уманью. Дети укрылись в ближней деревне, заняли в школе две классные комнаты. Спали на полу, по-солдатски подстелив свои пальтишки. Взрослые не ложились. Стрельченко, Гончарук, Солоненко и другие воспитательницы долго обсуждали создавшееся положение. Если построже экономить крупу, можно продержаться еще два дня. А потом? Что делать потом?

Решили: Ольга Феодосьевна Енджиевская, самая старшая по возрасту, пойдет завтра в Умань к немецкому коменданту просить для детей хлеба. Минуло завтра — она не пошла. И послезавтра не пошла. Дети голодали. Енджиевская осунулась, у нее заметно прибавилось седины, появилась в волосах белая прядь.

В Умани не прекращались массовые казни. Убивали активистов, расстреливали женщин и детишек, даже младенцев. Комендант приказал приезжим сейчас же возвращаться и пригрозил расстрелом.

Обратный путь был нелегким. Двигались на перекладных от села к селу. Незнакомые крестьянки приносили картошку, молоко, но еды не хватало. Наступила осень с холодными дождями, заморозками, и ребята начали болеть.

Вернулись в Котюжаны ночью. Из усадьбы недавно ушли гитлеровцы, помещения были захламлены, загажены. Исчезли кроватки, тумбочки, коврики. Часть мебели спрятали соседи — утром ее вернули. Ребята быстро приводили свое здание в порядок. Детский дом обосновался на оккупированной территории, во вражеском тылу, — другого выхода не было. Все воспитательницы остались на своих местах. Были среди них солдатки — жены и сестры фронтовиков. Не покинули детей и повар Василий Игнатьевич Кушнир, прачка Устина Павловна Липа, пекарь Елена Ивановна Беспрозванная, извозчик Степан Самойлович Фарион. Руководителем детского дома стала пятидесятилетняя Ольга Феодосьевна, мать трех детей, уроженка деревни Метеличная Вологодской области.

Гебитскомиссар приехал к завтраку. Приехал по доносу полицая. Накануне дети собрали колоски. Смололи зерно, и Елена Ивановна испекла хлеб. Гитлеровец взял в столовой хлебницу с мелко нарезанными ломтиками и протянул детям:

— Киндер, киндер, бери!

Витя Тарнавский подошел к хлебу и получил сильный удар резиновой плеткой. Больше никто подходить не решался, а гитлеровцу хотелось еще потешиться. Он размахнулся и швырнул хлеб на пол. Голодные дети кинулись поднимать хлеб. Гебитскомиссар фотографировал эту сцену «на память».

Оккупанты не прочь были поиздеваться над детьми, которых обрекли на верную смерть. Детдом не снабжали — ни грамма хлеба не давала ему новая власть. И ни одной капли молока. И ни единой щепотки соли. В окрестных селах люди голодали. Прокормить в семье двух-трех детей было делом нелегким. Поэтому дальнейшая судьба ста тридцати малышей детского дома может показаться невероятной.

В районе, где гитлеровцы отбирали и угоняли последних коров, население снабжало детский дом свежим молоком. Приносили картошку, фасоль, бурачки для борща — все, чем могли поделиться. Некоторые приходили издалека в слякоть, непогоду.

— Товарищи, у кого есть соль? — спрашивала Енджиевская. И детскому дому приносили соль...

У Килины Устиновны Шитюк было трое своих детей, да еще из детдома каждый день приходили Андрейка, Витя, Василек и Ким. Называла их Килина Устиновна сынками и относилась как к родным. Такими сынами и дочками пополнились семьи Петра Андреевича Арнаута, Марфы Ивановны Фарион.

Жил в местечке Мурованые Куриловцы одинокий старик, которого немцы узнали как специалиста-мельника. Ему приказали срочно пустить мельницы и назначили чем-то вроде инспектора. Однажды по его распоряжению привезли куль муки. В другой раз Енджиевской передали записку: «Заберите муку — два мешка, — отложено на Котюжанской мельнице. Берегите детей. С глубоким уважением...» Подпись была неразборчива.

Только через четверть века удалось узнать, кто был этот таинственный мельник.

Обнаруженные в архивах документы подтвердили, что о Котюжанском детском доме заботился подпольный райком партии. Коммунисты охраняли детей. Им прислали к зиме фуфайки, кожу для ботинок. Одним из тех, кому поручили помогать детдому, был С. П. Амелин.

К началу войны Степану Петровичу Амелину шел шестой десяток. Родом он был из Богучарского района Воронежской области. Прошел гражданскую войну, служил потом в ВЧК — ОГПУ. В тридцатых годах Амелин стал в Мурованых Куриловцах бухгалтером дорожного участка, и его тут мало кто знал. Бывший чекист остался на захваченной фашистами территории, чтобы по заданию партизанского подполья устроиться на должность мельника. Оккупационным властям «доброволец» понравился, его назначили инспектором здешних мельниц — старых, полуразрушенных. Все шло, как задумано было. Предполагалось, что в ноябре 1941 года Амелин сумеет переправить партизанам первый куль муки, но тогда же решено было отвезти эту муку детскому дому. С тех пор подпольщикам с помощью Амелина не раз удавалось добывать муку, и всегда отдавали ее прежде всего детдому. Это считалось само собой разумеющимся.

Степан Петрович до последних дней (он скончался в 1956 году) работал в МТС.

Таких людей было немало. Из Морозовской больницы регулярно приезжал в детский дом врач — неулыбчивый хромой человек лет сорока пяти. Никто его сюда не направлял. Василий Павлович выстукивал, выслушивал маленьких пациентов, советовал, как лечить абсцессы, показывал, как приготовить мазь против чесотки.

Большая, добрая, порой невидимая сила постоянно оберегала детей. Но и невзгод на их долю пришлось немало. Неделями, иногда месяцами сидели без хлеба. Ели цветки липы, траву-подорожник, белую акацию, бузину, бурьян с зелеными «калачиками». По утрам с трудом открывали припухшие глаза. У многих отекали руки и ноги. И все это еще не было самым страшным. На детский дом обрушилось горе пострашнее голода и чесотки.

Полицай из соседнего села — фамилия его Колесник — донес оккупационным властям, что в Котюжанах все еще существует детдом и что есть там еврейские дети. Колесник приехал с гитлеровцами. Четырех мальчиков раздели догола и повели на расстрел. Ночью в детдоме никто не спал...

Остальных еврейских детей удалось спасти. Восьмилетнюю девочку по фамилии Кешнер внесли в список как Марию Федоровну Кушнир, и она осталась в живых. Мальчика Грабовского нарекли Иваном Ивановичем. Укрывая этих детей, взрослые рисковали жизнью. Но они презирали бы себя, если бы поступили иначе.

Так в краю сожженных, истерзанных, разграбленных селений жил этот детский дом. Юные наши граждане отмечали советские праздники, пели вполголоса советские песни. Под новый год справили, как в прежние времена, елку. Ее украсили бумажными фонариками, гирляндами. Восьмилетний Ким Замиховский был Дедом Морозом. Окрестные жители позаботились, как могли, о гостинцах, и было в каждом кульке два ореха, яблоко, кусочек ячменного хлеба...

Солнечным весенним утром Дарья Ефимовна Гончарук собрала всех во дворе.

— Сегодня, ребята, Первое мая! — голос ее дрожал. Она спрашивала, помнят ли дети, как празднуется день Первомая. Ей так дружно и звонко отвечали «По-ом-ним!!!», что слезы туманили глаза...

Самым же большим и счастливым событием был приезд партизан. Вот что рассказывал об этом бывший комиссар партизанского соединения, секретарь подпольного Винницкого обкома партии Дмитрий Тимофеевич Бурченко:

— Наше соединение совершило рейд по вражеским коммуникациям Жмеринка — Одесса. Однажды вечером начальник разведки Федор Манжос доложил, что в населенном пункте, остающемся слева, обнаружен... детский дом. По словам разведчиков, там больше ста советских ребятишек. Признаюсь, мы и поверили и не поверили. После двух лет оккупации во вражеском тылу живет и здравствует детский дом — возможно ли это? Вместе с командиром соединения Яковом Ивановичем Мельником, с другими партизанскими командирами отправились мы в Котюжаны. В детдоме уже был отбой, ребята спали. Они мигом поднялись. Мне трудно рассказать, что творилось, как ликовала детвора. При свете двух керосиновых ламп мы могли хорошо рассмотреть ребятишек. Все они были чистенькие, в аккуратно заштопанной и залатанной одежде, но очень худые. Дети запели: «Полюшко-поле, полюшко, широко поле! Едут да по полю герои, эх, да Красной Армии герои». Партизаны были взволнованы. Каждый старался найти для этих ребят самое душевное, ласковое слово.

С детишками находились три воспитательницы и директор Енджиевская. Эта женщина делала все, чтобы спасти детей. Мы узнали, как дети бедствуют, голодают. Партизаны доставили сюда мешки с мукой, крупой, чтобы был в детдоме добрый запас. Тут же мы забили для них трех кабанов и быка. Енджиевская пожаловалась: дети давно не видят сахара. К сожалению, в тот момент и у нас его не было. Вмешались разведчики: «Товарищ комиссар, разрешите поехать к раненым, у них на повозках всегда сахар водится». Поскакали к обозу и собрали там килограммов двадцать.

Партизаны роздали детям звездочки, зажигалки, карандаши, яблоки, игрушки, тетради. Это были драгоценные подарки: Родина говорила своим детям, что помнит их, что скоро их выручит...

Ранней весной 1944 года нагрянул в Котюжаны гитлеровский карательный отряд. Отступая, враг свирепо расправлялся со всеми, кто связан был с партизанами, убивал старых и малых. Одиннадцать карателей въехали в детский дом. Они были голодны и первым делом съели приготовленный для детей завтрак. Потом стали сгонять воспитанников в пекарню. Туда же загнали взрослых. Теперь страшная трагедия казалась неминуемой. Но судьба вдруг явилась сюда в образе лихих красноармейцев-разведчиков, одетых в белые полушубки. Они схватили карателей без единого выстрела: вокруг были ребятишки.

Дети выжили, выстояли. Потому что в труднейшие минуты поспевали к ним на помощь красноармейцы, партизаны, колхозники. Потому что село Котюжаны дало ребятам надежных и самоотверженных воспитателей. Спасение юных наших граждан — коллективный подвиг этого далекого украинского села. И сказалась в этом подвиге духовная сила народа, выдержавшего трагические первые месяцы войны и сумевшего в этой войне победить.

Сейчас в живописной помещичьей усадьбе на краю села по-прежнему детский дом. Здесь можно встретить и работников-ветеранов, тех, что растили ребят в горькие военные годы. Некоторые из них уехали. Некоторых, в том числе Ольги Феодосьевны Енджиевской, уже нет в живых. Почти все воспитанники тех лет получили образование, пошли на заводы, шахты, в колхозы. После работы в Донбассе и службы на флоте вернулся в Котюжаны Ким Замиховский. Здесь женился, теперь у него большая семья — восемь детей, работает электриком. Из Киева приезжал в Котюжаны слесарь вагонного депо Ювелин Немировский, из Полтавской области — теплотехник сахарного комбината Ромуальда Жмуцкая. Окончив мореходное училище, плавал судовым механиком Василий Соколов. Педагогом стала Корнелия Туркевич, музыкантом — Владимир Григориченко. Бывшие воспитанники приезжают как на родину в любимые Котюжаны, в дом, где мерзли, голодали, где ночью при свете керосиновых ламп пели партизанам свои песни.

Немало видел на своем веку старинный этот дом, немало сложено о нем преданий, легенд. Но быль удивительнее легенды.

Дальше