Л. Очаковская

Азбука на бересте

Старая, выцветшая фотография. На ней с трудом можно рассмотреть пионерский строй, знамя, взрослых полувоенных людей, женщин — не то учительниц, не то вожатых. И надпись на обороте: «Партизанская школа отряда им. Макаревича, 1944 г.» Да, такая школа была создана и действовала в партизанской бригаде имени Свердлова, в белорусском лесу. Но сначала о ее создателях — Вере Георгиевне Ивановой и Ядвиге Антоновне Чернявской...

Вы были в Брестской крепости? Видели эти поросшие травой красные кирпичные стены? Читали нацарапанные кем-то на кирпиче слова: «Умираем, не срамя»? Помните желтое пламя в закопченной чаше у обелиска? Вечный огонь — не только знак вечной памяти о погибших. Это и вечный набат военных пожаров, напоминание о них.

Вечером 21 июня Вера Георгиевна была с мужем в театре. В конце спектакля в зале вдруг погас свет, не было его и на улицах. Но это их не насторожило. Они были молоды и счастливы, они бежали домой к своему малышу. А утром в их дом ворвались фашисты. Мужа Веры Георгиевны, коммуниста, директора техникума, в тот же день расстреляли. Так же вошла война и в дом Ядвиги Антоновны Чернявской, подруги Веры. Они вместе работали в школе, учили детей. Теперь не стало школы. Ничего не стало. Они решили жить вместе, так все-таки легче. Друзья помогли им связаться с подпольем. Устроившись на работу грузчицами вещевого склада, добывая для партизан вещи и лекарства, они начали бороться с врагом, побеждая свой страх, тоже, как и герои крепости, готовые «умереть, не срамя».

Как-то утром, было еще очень рано, Ядвига Антоновна и Вера Георгиевна торопились на работу. Молча, хмуро шли они по улице. А навстречу фашисты гнали колонну женщин и детей из гетто. Неторопливо, в оцепенении обреченности шли люди навстречу своей судьбе, о которой к тому времени догадывались уже все жители Бреста. Вера Георгиевна и Ядвига Антоновна и сейчас помнят, как стояли на тротуаре среди немногих прохожих, сжимали в руках «аусвайсы» и думали, кричали молча об одном: только не так, только не в колонне отторгнутых от всего мира людей. Пусть смерть, но в борьбе.

В то утро они первый раз читали грузчицам записанную ночью сводку Совинформбюро. А после работы уносили с собой бинты, медикаменты, теплые вещи для партизан.

Они жили так около трех лет, не зная, кто рядом, благословляя каждый день, если он прошел без облавы, и ночь, если удавалось встретить утро в своих постелях.

Когда спустя много лет после войны в Бресте состоялось собрание бывших подпольщиков, было много удивительных неожиданностей: здесь оказались соседи по дому, сотрудники одного учреждения, люди, помнившие друг друга по случайным встречам при обмене одежды на продукты. Это было не только неожиданно, но и прекрасно: не будь такой конспирации, не было бы и этого собрания. И не было бы того чуда, о котором я хочу рассказать.

Зимой 1944 года гестапо в предчувствии конца стало все чаще проводить облавы. Участились аресты и казни. Командование партизан приняло решение отозвать подпольщиков из города в лес. Из Бреста с помощью связного Вера Георгиевна и Ядвига Антоновна выбрались, спрятавшись в вагоне товарного поезда. В указанном месте скатились под откос в мокрый снег и грязь. Провожатый сказал им, что вон там, в лесу, начинается партизанская зона. И они поползли, а потом побежали к лесу и к болотам.

Зона — огромные топкие болота, покрытые по островкам деревьями, а по топям — мелкими кустиками. Вслед за проводником они вошли в болото и так, по плечи в снежной жиже, добрались через несколько часов до своих. В первой же избе они услышали, как кто-то крикнул: «Мама, да это же Вера Георгиевна, моя учительница!»

Через несколько дней в так называемом семейном лагере партизанской бригады имени Свердлова начали создавать школу.

Семейные лагеря возникли в конце 1942 года, когда гитлеровцы, охотясь за партизанами, стали уничтожать их семьи. Когда уже пылали непокоренные белорусские села, женщины, старики и дети целыми деревнями, собирая все, что можно взять с собой, уходили на болота под охрану партизан. Продукты сдавали в общий котел, рыли землянки и начинали лесную жизнь. А она была суровой: костров не жечь, чтобы враг дыма не видел, детишкам по лужайкам и прогалинам не бегать. Отходить на далекое расстояние тоже нельзя — болота оплошностей не прощают, засасывают быстро. И вот в таких условиях, когда три раза в день раздавался крик «Обе-е-ед!» и все тянулись с котелками за коллективной похлебкой и много раз в день крик «Во-оз-ду-ух!» и все бежали маскироваться и прятаться, детей не только спасали, но и учили. Девятнадцать школ насчитывалось в семейных лагерях брестских партизанских бригад весной 1944 года!

Школа, в которой работали Вера Георгиевна и Ядвига Антоновна, называлась школой № 2 «У дуба». На островке среди болот они вместе со старшими ребятами расчистили площадку между двумя большими дубами. Огородили ее березами и замаскировали навесом, соорудили даже парты, скамейки и учительский стол. Классной доской служил добытый кем-то из партизан лист фанеры, над ним прикрепили лозунг: «Смерть немецким оккупантам!», проложили к школьному острову гать по болотам. Но раньше всего, в самый первый день, они сделали то, что по закону о всеобщем обязательном образовании обязана делать и делает по сей день наша школа: переписали всех детей школьного возраста. Оказалось 92 человека, из них 61 первоклассник.

Через неделю торжественным маршем ребята пошли на свой первый урок. В течение пяти месяцев школьный день под дубами продолжался по двенадцать часов. Наверное, поэтому с 1 сентября 1944 года, сразу после освобождения Брестской области, ребята смогли продолжать учение в следующем классе.

Как учились и как учили в школе «У дуба», если на всех был один букварь, один учебник истории, один задачник арифметики и один учебник грамматики? Без бумаги, мела, чернил, карандашей? А так и учили. С выдумкой и риском. Во-первых, партизаны возвращались с задания не с пустыми руками: кто обои несет, кто газеты, карандаши. Даже школьный звонок добыли. Да и сами ребята проникали за немецкие посты и собирали кое-что полезное для школы. А во-вторых, действовала изобретательская мысль. Ребята обнаружили залежи мела — теперь было чем писать на доске. Перед школой расчистили площадку, посыпали песком и, сидя на корточках, выполняли домашние задания палочкой на песке-. Учительница тут же проверяла сделанное. «Во-озду-ух!» — кричит вдруг дежурный, и островок пустеет. А потом снова: «Ма-ма мы-ла ра-му...», «5x7=35». И все на песке. Старшие вырезали для малышей из дерева шесть десятков комплектов букв азбуки и один — для учительницы, побольше. Из веточек и чурочек сделали большие стоячие классные счеты. Писали на бересте. На ней же вырезали заметки для стенгазеты.

И даже уроки физкультуры были в этой школе. Бойцы под руководством раненого офицера Героя Советского Союза Ковалева оборудовали спортивную площадку — с перекладиной, бумом, беговой дорожкой, шестом и кругами для метания гранат. Шла и внеклассная работа: старшая пионервожатая Лена Мулярчик готовила ребят к вступлению в пионеры, Ядвига Антоновна репетировала написанную ею пьесу «Юные мстители», Вера Георгиевна разучивала к пионерскому празднику с ребятами стихи. В штабе отряда шили из разрезанного на куски и выкрашенного в отваре крушины парашюта пионерские галстуки. Работали ребята и на своем пришкольном огороде. В лесу собирали лекарственные растения для отправки на Большую землю, так они здесь понимали лозунг «Все для фронта, все для победы».

Шла обычная школьная жизнь. Только тут она в буквальном смысле покоилась на зыбкой почве болот. В это самое время фашисты, спасая свои тылы, завершили блокаду партизанской зоны Брестской области. Все взрослые бойцы заняли круговую оборону. Несколько дней совсем не готовили горячей пищи, чтобы не обнаружить себя. Самолеты врага ежедневно — и не по одному разу — бомбили расположение партизан, немецкие каратели залегли в трех километрах от партизанских позиций. Все школьное имущество решили зарыть под дубами. Детям выдали сухарей на случай отступления. И они сидели тихо-тихо, надев на плечи свои торбочки, ожидая команды к отходу. А потом, когда напряжение спадало, снова откапывали «школу», съедали сухари и шли на уроки.

Даже в условиях непрерывного боя, среди топких болот, в которые загнала людей война, в условиях смертельной опасности и горя дети каждое утро шли в школу, писали и читали, пели песни и учили стихи. Это не только укрепляло веру в победу, но и утверждало неизбежность, обязательность победы. Если не верить, зачем тогда детей учить?

У Веры Георгиевны Ивановой сохранился «Протокол перевода в следующий класс учащихся партизанской школы при отряде имени М. И. Калинина бригады имени Ф. Э. Дзержинского от 25 июня 1944 г.», куда ее пригласили присутствовать на проверочных занятиях в качестве методиста-ассистента. Интересный документ! «Проверочные занятия проводились с 23 по 25 июня включительно, — записано в нем. — Присутствовали следующие товарищи: командир отряда имени Калинина старший лейтенант Н. К. Ляничев, комиссар Ф. А. Беляев, заместители комиссара по комсомолу С. А. Медведев и Т. П. Черных и инструктор обкома комсомола Н. К. Климец; от учителей — ассистент В. Г. Иванова и учителя школы при отряде имени Калинина Ф. П. Караберян, П. И. Ивановский».

И еще одна деталь, очень важная: в каждом классе комиссия ставила двойки тем, кто не усвоил материал. И делала внушения учителям. И портила, конечно, нервы родителям. Но высоко держала звание экзаменационной комиссии, твердо веря, что в любых условиях дети должны иметь хорошие, прочные знания.

Вот и весь короткий рассказ о партизанском всеобуче и о тех прекрасных людях, которые, говоря казенным языком отчетов, его осуществляли. Осуществляли как один из главных законов Советской власти, несли людям обязательный в нашей стране свет знаний.

Они и после войны многие годы делали то же самое — старший преподаватель кафедры педагогики Брестского пединститута Вера Георгиевна Иванова и кандидат филологических наук, доцент, заведующая кафедрой того же института Ядвига Антоновна Чернявская.

Они живут в Бресте, недалеко от лесов, где учили детей, рядом с крепостью, где в закопченной чаше около обелиска горит вечное пламя человеческой памяти о горе и мужестве народа. О мужестве тех, кто умер, не срамя ни себя, ни Родины. О доблести тех, кто в трудное время жил чисто и светло, как это пламя.