Книга 1.
Романтики
На пороге войны
Ярко-красный чемодан, чавкнув, припечатался к бетонке Кабульского аэродрома. Это был крепкий немецкий чемодан, огромных, прямо гигантских размеров, который называют «мечта оккупанта». В нем уместились бушлат, шинель повседневная, шинель парадная, китель повседневный и парадный, хромовые сапоги и еще много всякой ерунды. Я глубоко вдохнул раскаленный июльский воздух Кабула. Я — это молодой лейтенант Никифор Ростовцев, год назад окончивший училище, затем год прослуживший в богом забытом гарнизоне Туркмении. Служил не в самом гиблом месте, были места и похуже. Но когда пьянство и дурь гарнизона окончательно осточертели, все-таки добился перевода за границу. Моей «заграницей» стал уже много лет воюющий Афганистан. Что там на самом деле происходит ни я, ни мои сослуживцы толком не знали. Вроде бы и война, а вроде бы и не совсем. В полку служило немало офицеров, участвовавших во вводе войск, но ввод-то когда был — пять лет назад, да и служили всего месяца по два. Многое забылось, не о чем и рассказать.
После трехдневных проводов, вылившихся в грандиозную попойку, в которой участвовало большинство офицеров батальона, и двухдневного кутежа со знакомой девицей я очень устал. Пара приятелей до моего убытия на нее только облизывались и сейчас с нетерпением ожидали моего отъезда.
Поезд проходил через город Теджен в три ночи, а наш гарнизон стоял в тридцати минутах езды от него. Бахнув на прощанье по последней рюмке, закусив арбузом и обнявшись с друзьями, я привязал чемодан к багажнику мотоцикла, и вдрызг пьяные мы отчалили. На вокзале еще раз обнялся с провожатым, взводным Серегой, и тот как мог быстро помчался назад сменить меня на диване. Только пожелал на прощание:
— Ник, постарайся вернуться живым.
— Хорошо, — подумал я, — постараюсь.
Билет был куплен перед самым отходом поезда. Все купе оказались заняты спящими пассажирами. Ругаться с туркменом — проводником желания не было, и я сел на откидное сиденье. Ночь на чемодане у открытого окна взбодрила, но в то же время усилилась нервная дрожь перед неизвестностью.
Не каждый день отправляешься воевать на край света.
Громадный штаб округа напоминал айсберг из стекла и бетона. Множество подъездов, бесчисленное количество полковников и генералов, снующие «Волги» и «УАЗы». Рука от козырька не отрывалась — поприветствовал одного, второго, третьего... сотого. Вскоре появился у меня попутчик. Это был лейтенант, по фамилии Мелещенко, похожий на добродушного пасечника. Он не имел ни малейшего желания ехать «за речку». В течение трех дней он пытался увильнуть, но тщетно. Пушечное мясо требовалось в огромных количествах, а ехать вместо него желающих не было. Николай (так звали моего нового знакомого), узнав, что я еду по собственной воле и с желанием, слегка покрутил у виска пальцем. В Афганистане он мечтал попасть на должность замполита роты охраны в госпитале или кого-то в этом роде. «Главное — можно хорошо устроиться даже там».
В гостинице, где я остановился, суетились командированные и отпускники из той неизвестной жизни — «заграничной». Для оформления паспорта потребовалось несколько дней, эти дни потихоньку прожигались мною, но уже без вреда для печени и желудка. В конце концов, для получения документов мы были вызваны в Управление кадров. В небольшом конференц-зале набились человек пятьдесят офицеров в званиях повыше наших. Мужики радостно обсуждали свои перспективы в Венгрии, ГДР, Польше, Чехословакии. Я и Николай были чужие на этом празднике жизни и карьеры, поэтому дремали на последнем ряду и изредка отбивались от попыток «припахать» нас по какой-нибудь мелочи.
Перед обедом зашел в зал полковник и объявил, что одному из руководителей Управления присвоили генерал-майора и необходимо помочь в рамках разумного организовать подарок. Тут же появился бодрый, радостный подполковник из числа «заграничников» и пустил фуражку по кругу. Начал почему-то с нас.
— Лейтенанты, давайте гоните по «четвертаку». Сбросимся! Поактивней! — тоном, не терпящим возражений, произнес он.
— Вот дела! — заржал Никола. — Ни копейки не дам. У вас своя свадьба — у нас своя!
Ехидно улыбаясь, Мелещенко развалился в кресле и закрыл глаза.
— Наглец! А вы, товарищ лейтенант, тоже отказываетесь? Вы что хотите вылететь из списков за границу? Я это быстро вам обоим организую! — забрызгал слюной этот холеный секретарь парткома полка.
— Ага, тоже ни хрена не дам! — подтвердил я. Николай сладко потянулся и громко произнес:
— Все время, дурак, думал, как от Афгана сачкануть! Оказывается, нужно не взятку дать, а с подарком начальника кинуть!
И мы дружно засмеялись. Это взбесило подполковника. Отходя от нашего ряда, он громко произнес:
— Придурки! Идиоты!
На это Николай ответил вполне внятно и обещающе:
— А за придурков на свежем воздухе можно и по морде схлопотать! Вполне легко. И фотография в загранпаспорте будет не соответствовать лицу владельца.
На нас все злобно посмотрели, но связываться не стали. Однако посланный подальше подполковник не удержался и «стуканул» на нахалов пришедшему за «бакшишем» (подарком) кадровику. Тот скривился, махнул равнодушно рукой, но паспорта выдал в конце дня. Получая последние наставления, я с удивлением узнал о необходимости сделать прививки.
Прививки делали на пересыльном пункте: оттуда рано утром отъезд. Черт! Не люблю уколы.
Пересыльный пункт в городских закоулках Ташкента отыскали с большим трудом, зарегистрировались на рейс в Кабул, разыскали медпункт. В медпункте, кроме санинструктора сержанта, никого не было. На вопрос о прививках он ответил , что надо шприцы кипятить, а у него ужин, поэтому прийти нужно через полтора часа. Я раздраженно хлопнул дверью и решил отложить это дело до утра.
По пересылке бродили или трезвеющие, или пьянеющие командированные и новички. У народа выяснил, что можно везти с собой две бутылки водки. Мне уже этого добра не хотелось, но ведь там же коллектив ждет. Коллектив, в который предстоит влиться.
На последние деньги приобрел водку, закуску и отправился спать в гостиницу. Практически не заснув ни разу, в три часа ночи я встал и пешком пошел к общаге, где встретился с Николаем. Тот выполз из дверей в веселой компании трех девах. Сволочь! Молчал и не приглашал три дня в гости. Жадина!
В такси наши чемоданы с трудом поместились: один запихнули в багажник, другой — в салон. Водитель зарядил сумму по максимуму, но с Коляна, как оказалось, лишнего не возьмешь. Хотя если бы деньги были, я б их ему отдал. Вдруг никогда не пригодятся, а если и пригодятся, то когда? Девчонки визжали и махали вслед такси.
Мы с трудом достучались в медпункте до медика. Вышел все тот же сержант, прививки пообещал сделать через час, но ехать на аэродром надо было минут через двадцать. Сержант предложил решить вопрос за «червонец» с каждого.
Микола развернулся и послал подальше прививки, на что санинструктор сказал, что без штампа об их наличии нас на самолет не пустят.
Вот черт! А денег три рубля. Не улететь: борт следующий только завтра. Но как жить сутки без денег?
— Сержант, у нас «трояк» на двоих остался, бери и ставь отметку, а прививка нам не нужна! Договорились? — начал уламывать его я.
Медик принялся канючить про тяжелую службу, нехватку витаминов, ранение в Афганистане, при этом демонстрируя отсутствие пальца на руке.
В конце концов, видя мои пустые вывернутые брючные карманы, он смирился с «трояком».
Весело загрузившись в автобус, мы услышали от водителя, что проезд платный — рубль с носа.
Ну и жулье! Мародеры, можно сказать.
У кого были деньги, весело ругаясь, кидали их в лежащую на моторе «ПАЗика» кепку. А у кого, как у меня, не было — матерились и отказывались платить. Водитель в это кепи предложил бросать хотя бы мелочь: все равно она нам не нужна. Кое-какая не прожитая еще мелочь имелась, и ею кепка в основном и наполнилась.
Радостный водитель собрал монеты и быстро помчал по ночному Ташкенту на военный аэродром.
Пройдя унизительный таможенный досмотр — нам вывернули даже карманы — выбрались из зала на бетонку.
Нас поджидал старенький, обшарпанный, с закопченными двигателями грузовой самолет АН-12. Бывалые ребята начали ругаться. Не повезло! Намучаемся. Вот если бы ИЛ-76, вот была бы красота, а не полет. А в этом только кабина герметичная, а борт продувался всеми ветрами , значит, уши будет давить и кислорода не хватать.
После еще одного тщательного досмотра вещей, проверки документов, всех нас, человек восемьдесят загрузили во чрево самолета. Какой-то генерал и пара полковников прошли в гермокабину, туда же сели несколько сильно накрашенных женщин.
Хмельные прапорщики заржали:
— Новенькие, необъезженные! Пополнение! Обновление малинника.
Бортмеханик задраил люк, приказал не курить и не бродить по самолету, если не хватит на всех воздуха — дышать через свисающие сверху кислородные маски. Но масок свисало мало, гораздо меньше, чем было людей на лавках и сиденьях.
Прапорщик-бортмеханик сел на свое откидное сиденье и, демонстративно пристегнув парашют, о чем-то задумался.
Расположившиеся рядом два откормленных дородных прапорщика громко возмутились. [10]
— Иван! Ты бачишь шо делается? Этот летун парашют пристегнул, а нам их не выдали!
— Та ни! То не парашют, то имитация, мешок для самоуспокоения.
— Да парашют, я тоби говорю. Боится, наверное.
— А шо вин его одев? Думае выпрыгнуть, если собьют? А нас бросить?
— Наивный! Хто ж его выпустит? Вместе с нами и упаде.
Вокруг одобрительно засмеялись пассажиры. Летчик злобно посмотрел на болтающих и смеющихся, еще раз рявкнул нервно: «Не курить!» — и убежал вместе с парашютом в кабину пилотов, задраив за собой люк отсека.
— Ну вот, как в гробу запечатал. Обиделся! — подытожил один из прапорщиков.
— Это новенькие, недавно экипаж из Белоруссии прилетел, нервничают, — авторитетно сказал какой-то офицер.
— Ничего, пусть понервничают, — отозвался другой. — Они туда-сюда летают, а я второй год там по горам ползаю.
Вскоре после взлета в салоне началась пьянка. Пили то, что сумели пронести под видом компотов и чая. На самом деле, это были подкрашенные спирт, водка, самогон. Мы с Николаем из-за отсутствия этого резерва могли только дремать, что и делали, лежа на чемоданах.
Сон не шел. Было душно, не хватало воздуха. Потом над горами, когда поднялись на максимальную высоту, стало холодно, а воздуха — еще меньше. Пришлось по очереди дышать кислородом через маску.
— Подлегаем! — пьяно заорал кто-то. — Баграмка! Сейчас будет Кабул на горизонте за горами.
Все сидящие возле иллюминаторов прильнули к ним.
Я видел внизу пейзаж, такой же, как и в Туркмении. Затем за хребтом появился большой город, и самолет, резко накренившись на крыло, начал кружить над ним, постепенно снижаясь.
— Самый опасный момент, — сказал сосед, старший лейтенант. Он возвращался из отпуска, и все было уже не впервой. — Сбивают чаще всего на взлете и на посадке.
В ответ я понимающе кивнул. Начала бить нервная дрожь, пальцы и руки подергивались. Страшновато. Особенно нервировало натужное завывание двигателей и скрип самолета.
— Скрыпучий який, зараза! — задумчиво промямлил совсем опьяневший прапорщик. — Иван, не развалится летак?
— Та ни, не развалится! А если и развалится, падать-то вже совсем низенько, — хохотнул такой же пьяный его собутыльник. [11]
Самолет ударился колесами о бетонку, слегка подпрыгивая, промчался по полосе аэродрома, двигатели ревели на реверсе. Пробежка, торможение, разворот — все, приехали.
Народ радостно заорал: «Ура!» — и захлопал в ладоши. У кого оставалось спиртное — выпили «на посошок».
Подали трап, выгружаемся. Вот тут мой ярко-красный чемодан, чавкнув, припечатался к бетонке Кабульского аэродрома.
Грузный прапорщик встретил всех вновь прибывших во дворе пересыльного пункта. Нехотя мы построились в одну шеренгу и выслушали дурацкий инструктаж тыловой крысы.
— Товарищи офицеры и прапорщики! Вы попали на территорию пересыльного пункта №***! Это военный объект со строгой дисциплиной, здесь действует жесткий распорядок дня, обязательный для всех, — вещал с умным видом старший прапорщик.
Откормленная физиономия лоснилась нагулянным жирком, чистая, отутюженная полевая форма явно не знала пыли гор и песков пустыни. Новенькие хромовые сапоги блестели на солнце, видно было по всему: их хозяин был доволен службой и не утруждался боевыми действиями. Мы смотрели на этого военного франта, его речь нам казалась неправдоподобной.
— Вы, товарищи, прибыли в район боевых действий и тут, как и везде на фронте, постоянные артиллерийские обстрелы противника. Мятежники регулярно обстреливают район нашего пересыльного пункта. В случае обстрела всем залечь в окопах и щелях, вырытых за модулями-казармами. Модуль — это щитовой домик, легко пробивается осколками, поэтому рекомендую успеть занять место в окопе. Если услышите пулеметную стрельбу, не пугайтесь, это бьет пулеметчик из капонира. На войне как на войне. Всем вести себя достойно, выполнять распоряжения администрации пересыльного пункта. Я пользуюсь властью помощника коменданта гарнизона, могу буянящих и на гауптвахту определить. Не болтаться, ждать распределения.
Распалясь от собственного красноречия и тылового героизма, комендант воспарил до самых высот верховного командования. Он прикрикнул на офицера, что-то спросившего его, рявкнул на прапорщика.
В конце концов, стоять под палящим солнцем и выслушивать бредни зарвавшегося «полководца» надоело какому-то подполковнику, и он прервал лекцию окриком:
— Комендант, не забывайтесь! В строю старшие офицеры! [12]
— Да, да! Разойдись! Получить постельное белье, сдать продаттестаты и предписания.
Рядом с нами стоял молодой майор, нетерпеливо слушавший инструктаж, и постукивал ботинком о чемодан.
— Редкостный болван, — произнес он. — Пора отсюда сваливать как можно быстрее, а то еще и чемодан герои тыла сопрут. Вы, коллеги, куда направляетесь?
— Мы в распоряжение политуправления армии, — ответил Николай. — Ему вроде в Шиндант, мне в Кундуз, не знаем только точно, где это.
— Здорово! И я в Шиндант, в штаб дивизии. За мной знакомые ребята должны подъехать, могу подвезти в штаб армии. Боюсь, что тут иначе надолго застрянете, если сдадите этому чинуше документы.
— Будем только рады составить компанию, — воскликнул я, — только вещи в каптерку забросим и готовы ехать вместе с вами.
Николай зашипел мне на ухо:
— Куда ты спешишь? Мы что обязаны сами куда-то бежать, торопиться? Пусть приезжают и забирают. Нам в Афгане быть два года, а время уже пошло. Давай отдохнем, поспим, послушаем, где лучше, где хуже. Куда спешить?
— Коля! Ты можешь тут хоть мхом покрыться, хоть замполитом пересылки стать! А я не собираюсь слушать бред этого бездельника и выполнять его приказы. В полк — и чем быстрее, тем лучше! От судьбы все равно не уйдешь. Ты со мной?
— Да с тобой, с тобой. Замполитом пересылки — это ты сильно сказал. Заманчиво! Но, наверное, такие теплые места давно захвачены. На них, я думаю, в Москве распределяют. Год за три — и участник боевых действий, и риск минимальный. Ох, и жирное местечко, сало будет всегда. — Николай даже мечтательно закрыл глаза.
Действительно, вскоре пришел автобус из штаба армии, и майор пригласил нас с собой. За ним приехал какой-то подполковник, они обнялись, расцеловались.
— «Однокашник», вместе в одной роте были, — пояснил майор и обратился к подполковнику: — Возьмем ребят в Политуправу? Они, как и я, в Шиндант направляются.
— Пусть едут, места хватит, с собой потом и заберешь их. Ребята, галстуки можно снять, верхнюю пуговицу рубашки расстегнуть. Расслабьтесь.
Мы обрадовались существующему тут послаблению. В ТуркВО был такой приказ, но в моем полку в Туркмении командир полка без галстука и без кителя формы не признавал. Даже при +45°. Вот где был дурдом! [13]
В Политуправлении армии все резко переиграли.
— Обоих направляем в восьмую мотострелковую дивизию, в восьмидесятый мотострелковый полк. «Придворный» полк.
— А как же Шиндант? — удивился я.
— А никак. Тут в полку два заменщика пару месяцев пересиживают. Те, кто должен прибыть служить по плану, куда-то пропали в Союзе: то ли болеют, то ли что-то выдумывают, время тянут.
— А где полк расположен? — поинтересовался осторожно Микола.
— Где, где. За забором, вон за тем кишлаком. В Кабуле.
— Как в Кабуле? — охнул я. — Зачем сюда, я в Шиндант должен убыть, мне туда предписание.
Николай толкнул мою ногу под столом и сделал выразительные страшные глаза.
— В Кабул, так в Кабул. Это даже хорошо. В столице тоже кто-то служить должен.
— Товарищ полковник! — сделал я еще одну попытку отвертеться от «придворного» полка. — Я сюда рвался воевать, а не в «придворном» полку околачиваться, прошу направить меня согласно предписанию.
— Чудак, — обалдел совсем полковник и с интересом принялся разглядывать меня, как будто только увидел.
— Доброволец что ли?
— Так точно, доброволец, писал рапорт еще в училище, а затем и в ТуркВО.
— Ну вот, ты как раз в такой полк и попал!
— Шо? В смысле? А как понять? — поинтересовался Мелещенко. — Воевать-то полк не воюет? Город охраняет, наверное?
— Нет, полк город не охраняет, а как раз воюет. Не весь полк, конечно, но один батальон точно на боевые ходит, два батальона по заставам стоят.
— А... не весь, понятно, — задумался Николай.
— Не весь, не весь, — ободряюще улыбнулся ему полковник, — только один батальон, но воюет очень много. Ну, вот ваши документы, спросите на КПП попутку и в полк. Счастливо!
— Но если есть очень сильные возражения, могу направить в батальон покойного майора Козловского. Слышали про такой?
Тут уже я возразил:
— Нет, спасибо, лучше в восьмидесятый.
— Тогда счастливой службы, удачи!
Что за батальон такой, почему я не слышал? — поинтересовался, выходя в коридор, Микола. [14]
— Это расстрелянный батальон. Я некоторое время в Термезе служил и знаю эту трагедию.
Вместо выведенного в Союз танкового полка отправили на его место мотострелковый полк. Через пару месяцев из того мотострелкового полка почти весь батальон этого вот Козловского уничтожили. Точных подробностей не знаю, но вдов было в городке очень много. Погибло больше ста солдат, прапорщиков и офицеров. Вот почему мне знакома эта фамилия. Ничего хорошего в этаком невезучем подразделении быть не может.
— Не, нет, нам такая организация ни к чему! — согласился Мелещенко.
Мы покинули здание штаба и огляделись. Еще по дороге в штаб, в автобусе, подполковник рассказал, что командование армии расположено в бывшем королевском дворце, который штурмовали в декабре семьдесят девятого. Во дворце бушевал пожар, там же и Амин был убит. Что дворец горел, было совершенно незаметно, даже следов пуль и осколков не было видно. Старинное, красивое здание. Афганское министерство обороны также размещалось в старинном дворце, но немного ниже, на самой окраине города.
Штаб сороковой армии, возвышаясь над окрестностями, стоял на живописном холме, окруженном парками и аллеями. Внешний вид портили маскировочные сети, блиндажи, окопчики, капониры и понастроенные модули-казармы. Вокруг была натянута колючая проволока, накренились уродливые заборы, всюду торчали таблички «Осторожно! Мины», «Прохода нет», «Мины», «Стой! Граница поста».
Мне было не до обзоров и экскурсий. Мы с Мелещенко, озираясь по сторонам и расспрашивая дорогу, двинулись к КПП.
Автоматчик, дневальный по КПП, ничего вразумительного объяснить не мог, зная только размещение своего батальона охраны.
Дежурный небрежно махнул рукой в сторону домиков и объяснил, что до полка рукой подать и можно пешком добраться при желании.
— Пойдете по дороге до перекрестка и налево, мимо музея, вдоль забора. Там прямо, прямо, мимо зенитного полка и упретесь в КПП. Только с дороги не сходите на обочину, за канавой «паутина» растянута и все кюветы заминированы. Либо без ног останетесь, либо вообще погибните. А хотите, ждите машину, может, кто и подъедет. А идти километра два всего-то.
Солнце пекло, и болтаться туда-сюда возле шлагбаума быстро надоело.
— Николай! Пойдем пешком, а то совсем изжаримся. Есть охота, в полку хоть накормят. [15]
— Пойдем, — вздохнул Мелещенко, — только не беги, пойдем не спеша.
— Туфли и брюки быстро покрылись толстым слоем придорожной пыли, но идти было гораздо веселей, чем топтаться на месте.
Мы миновали продуктовый «дукан» (афганский магазинчик), продавец покричал, приглашая зайти, но денег у нас не было. А жаль. На импровизированном прилавке стояли кока-кола, фанта, лежали арбузы, дыни. Жажда только усилилась. Вдоль дороги бегали оборванные? грязные мальчишки и швыряли камни вслед проезжающим машинам.
— Дикари, — улыбнулся Мелещенко. — Интересно, что орут эти туземцы? Наверное, матерятся.
— Наверное. Главное, чтоб в нас камни не кидали.
За поворотом вытянулась прямая как стрела дорога, а вдалеке были видны вышки и заборы наших частей.
Медленно идти не получалось. Злые нищие мальчишки кидали издалека камни, мужчины угрюмо смотрели на нас — все это ускорило переход к полку. Не сговариваясь, мы не шли, а почти бежали.
Вот такая вышла прогулка.