8. Крылья ветряные

Ветряная мельница Спирьки-Чёрта стояла на невысоком холме, и её дырявые крылья были любимым местом ночлега всех проживающих в округе галок. Галочьи крики временами достигали такой силы, что заглушали лай сельских собак и даже колокольный звон церкви. Когда галки, вопя и крича, кружили вокруг мельницы, то казалось издали, что крылья ветряные кружатся вместе со стаей.

Иногда стая поднимала шум и среди ночи. Это случалось по разным причинам: то неожиданно поднявшийся ветер начинал крутить крылья старого ветряка, то к птицам подбирался какой-нибудь враг — хорь, крыса или деревенский кот-озорник.

Внизу под мельницей, огибая холм, текла река. Перед тем как сделать вокруг холма петлю, река, словно собирая силы и переводя дух, долго крутилась в большом омуте, свивала в жгут свои текучие прозрачные пряди. За ледяную ключевую воду и глубину непомерную омут прозвали Бесовым.

— Раз мельница Спирьки-Чёрта, значит, она Чёртова, — шутили крестьяне, — а раз так, то и омут Бесов...

Над омутом, у подножия холма, кусты и травы стояли яркие, зелёные, словно никакой засухи нет и не было. А почти рядом, наверху, коробилось, трескалось от непосильной жары поле и темнели, умирали, сгорали, как тоненькие свечки, стебельки ржи.

Надела земельного у Игната не было. Истосковавшись по работе, солдат всё время проводил на полосках деда Данилки и бабки Ульяны. Рыхлил землю, твёрдую, спёкшуюся в камень. Воду пытался носить с реки. Но что три дюжины вёдер могут поделать с палящим зноем, с жарой-убийцей?

— На мельнице галки так хозяевами и останутся, видно, — тяжко вздохнул дед Данилка. — Нам-то в этом году молоть нечего будет...

Игнат долго ходил вокруг мельницы. Остановился, подпрыгнул, повисел на крыле, которое накренилось ниже других.

— Что, Игнатка, задумал-замыслил? — спросил дед Данилка.

Он, положив руки на посох, сидел в тени мельчицы рядом с бобылём Савой. Тут же растянулся на земле Дурында, ни на шаг не отходящий от солдата.

Игнат отошёл от мельницы, уселся возле деда. Длинный нескладный Савушка только что вернулся с болота и принёс большую корзину грибов.

— Спасибо тебе, служба, — в который уж раз благодарил он Игната, — теперь мужики по любой трясине ходят, что по лугу. Ух и места я в болоте отыскал — заповедные, право слово! Среди топи — остров. И луг там есть, и лес, и родники звенят, воркуют, как птицы. Трава на том лугу по пояс, ей-богу... Мягкая, ну прямо шерсть ягнячья. А грибов — не счесть. Как листьев, опавших осенью. И таких островов не один, не два...

И Савушка снова и снова показывал Игнату и деду Данилке свой нынешний грибной улов.

— Вот, глядите, каков барин! — крутил бобыль своих задубелых длинных пальцах толстячка-боровичка. — Ему знойко, он весь мокрый, а дух какой — нутром земным тянет!

— А я уже забыл, какие они, грибы-то... Где им здесь расти, в таком пекле? — И дед Данилка нежно снял с тёмной шляпки гриба тонкий зелёный листочек.

Игнат взял листок из пальцев деда, понюхал его.

— Колосница болотная, — сказал он. — Горья трава, да раны заживляет хорошо. Приложишь — и затянется. Меня не один раз выручала матушкина наука травяная.

— Там на болоте чудес много, — радостно продолжал Савушка. — Я шалашик построил, ночую там.

— Чего ж ты, Игнат, на мельницу скакать начал? — спросил дед Данилка. — Задумал что или с какой радости?

— Наш командир говаривал: пускай ум наперёд в разведку, а без него — как в потёмках, — сказал Игнат. — Мельница ведь ещё работать может.

— Да какая уж работа! — махнул рукой Савушка. — В неделю-то всего разок жернова и похрустят. Вон, гляди, поп Парамон едет, ему мешка два смолоть нужно. И снова хоть спи, хоть так сиди. Под вечер ветер набегает — самая бы работа, эх, да нет её...

— Я в делах-то мужицких поотстал малость, — сказал Игнат, а мохнатые брови его грустно опустились почти на самые глаза. — Ежели нынче воду дать земле, рожь ещё может встать?

— Да где ж её, воду-кормилицу, взять? — удивился дед Данилка.

— Не о том речь, где взять, — озабоченно произнёс Игнат, — а спасёт ли вода хлеб?

— Кое-что авось и выручит, — проговорил задумчиво Савушка. — Всё лучше, чем ничего.

— Хуже не будет, — молвил дед Данилка. — Хоть и поздно, да дождик немного дело бы поправил...

— Что ж мельница зря пропадает? — В глазах Игната зажглись задорные огоньки. — Машет крылами, да без толку! Её так приспособить надобно, чтоб воду из речки гнала!

Дурында повернулся на бок, лицом к Игнату, удивлённо на него уставился.

— Как это... мельница... с речки? — не понял Дурында.

— Начну мастерить, тогда сразу разберётесь! — Игнат встал, потянулся. — Сейчас крылья жернова вертят, а будут воду таскать — и вся недолга. Только вот канавы рыть надобно, чтобы русло воде дать.

— Ох, мудрено! — Савушка ещё раз полюбовался на свои грибы и закрыл их лопухом. Тоже встал, взглянул на дорогу: — Отец Парамон опять сам зерно порешил на мельницу свезти... Никому не верит. Всё боится — обманут, объегорят!

Дед Данилка, положив подбородок на ручку посоха, всё ещё обдумывал слова солдата.

— Слушай, Игнат, а ведь мельница-то Спирьки-Чёрта, — произнёс дед. — Он тебе не даст с ней мудровать.

— Солдаты чертей разве боятся? — усмехнулся Игнат. — Найду и на Спирьку управу. Он слова мне худого не молвит. Пошипит, как змей подколодный, да и замолкнет.

... Поп Парамон держал вожжи в одном кулаке. Лошадь лениво пылила по нагретой солнцем дороге. Парамон, пригревшись, клевал носом — видно, князь Стоеросов, как обычно, не дал ему ночью спать. Лошадь сама остановилась возле мельницы. Парамон раскрыл глаза, огляделся, перекрестился и крикнул:

— Возьми-ка, Дурында, поднеси мешки!

Как и предсказывал Савушка, поп привёз два мешка с зерном.

Завидя Игната, поп Парамон ощерил в улыбке свой чёрный зуб:

— День добрый, Игнатик! Что поделываешь? Мучица в твоей избе появилась уже?

— Нет у меня муки, — сказал Игнат. — А я тут деду Даниле помогаю — пропадает землица-то.

— Всё горит, всё сохнет, — вздохнул поп и потёр лёгкие свои ладошки одна о другую. — Всё беды за грехи наши... Эй, Савка! Смели, когда ветер будет, муку, а я за ней Аринку пришлю!

Савушка с усмешкой взглянул на попа:

— Не могу я молоть муку.

Поп глаза вытаращил:

— Да что ты, Савка, сдурел?

— Нет, не сможет он, — подтвердил дед Данилка, — верно сказал.

— Смелешь ты мне муку или нет? — закричал Парамон Савушке. — Я брату скажу, он тебя в бараний рог свернёт! Я такую молитву сотворю, что налетит ураган, снесёт эту мельницу, щепку на щепке не оставит!

— Эх, Парамон, Парамон! — засмеялся Игнат. — Ты молись, чтобы бог превратил твоё зерно в муку, — это же легче!

— Тьфу, нечистая сила! — плюнул в сторону Игната рассвирепевший Парамон. Он от гнева стал красным как варёный рак. — Отчего не хочешь муку мою молоть?

— Савелий истину говорит: не может он твою муку молоть, — сказал Игнат. — Ведь не муку, Парамон, мелют, а зерно!

Парамон подумал-подумал и рассмеялся:

— И то верно! Ох, хитры вы, мужики! Ну да ладно: не всё вы, и я над вами посмеюсь, придёт время... Чего понапрасну на поле сидите? Шли бы в храм, мы бы все вместе вознесли молитву, чтобы дождь на землю пал!

— В эту пору дождя ждать — всё равно что от жука мёду, от рыбы песни, — сказал Игнат.

— Ты, Игнатик, шутки шути, а людей не мути, — серьёзно произнёс поп и погрозил Игнату пальцем. — В церковь надо ходить чаще, смиреннее станешь!

Парамон сел в повозку, лихо свистнул и погнал лошадь к деревне.

— Ну, Яков, — сказал Дурынде Игнат, — теперь у нас большое сраженье начнётся. Нужно канав мелких нарыть поперёк поля, чтобы воду по ним пустить... Да ворот наладить — воду из реки тянуть... Надобно мужиков позвать в помощь — одни не управимся.

... Вечером Дурында рассказал Спирьке о том, что задумал Игнат.

Чёрт сел на лавку, сложил руки, тощие пальцы его то свивались в клубок, то распутывались. Наконец он произнёс:

— Пусть работают, может, какой толк и будет от полива. Потом я вспомню, что мельница-то моя, свою долю попрошу... Тогда они у меня попляшут!

Глаза Спирьки вспыхнули злобой. Он вскочил с лавки, пробежал по горнице неслышными шажками из угла в угол, вернулся, снова сел.

— С солдатиком справиться нужно, устыдить его при всех... Вот будете канавы копать завтра, и с солдатиком на спор: кто скорее копать умеет? Ты с ним справишься? — Спирька оглядел мощную фигуру Дурынды.

— А как же! — пробасил Дурында. — Он же мозгляк, щуплый. Оглянуться не успеет, как у меня всё готово будет.

Спирька опять пробежался по горнице.

— Расписочка где у солдата запрятана, присмотрел? Или ещё нет?

— Есть вроде на примете у меня место одно, — ладонью потёр затылок Дурында. — Может, там она.

— Добро, — улыбнулся Спирька краем губ. — Завтра к полудню сам приеду смотреть на конфуз солдатика... Смотри, Дурында, не опозорь себя. Солдатик не так прост, как прикидывается.

— Да где ему, — отмахнулся Дурында. — Щуплый он, старый.

... Утром, когда мужики собрались возле мельницы, Дурында предложил Игнату:

— Давай, служивый, кто кого?.. Будем канавы копать. Кто до полудня больше сделает?

«Неспроста парень такое надумал, — сообразил Игнат. — Видно, Спирька или Парамон хотят меня перед мужиками высмеять, — рассудил он. — Я в крестьянской работе не горазд, только привыкать начинаю. Яков меня сильнее...»

— Ладно, согласен, — сказал Игнат. — Только давай работу разделим поровну: я буду копать, а ты — уставать за меня.

Дурында подумал, покрутил головой.

— Обманут тебя, бедолага, — весело сказал чернобородый Демид. — Не соглашайся. Знаешь ведь — хитёр солдат Игнат!

— Кому нужна усталость? — едва удерживаясь от улыбки, молвил дед Данилка. — Это же вроде хворобы.

— Устанешь — ноги протянешь, — поддержал Савушка.

Мужики шумели, смеялись, подталкивали друг друга:

— Ай да Дурында! С солдатом хочет тягаться!

— Силён малый, да с чужого голоса поёт.

— Вправду говорится про глупого: беду скоро наживёшь, да не скоро выживешь!

Дурында пытался морщить лоб, тёр ладонью затылок, потом рассмеялся и подмигнул Игнату:

— Не на такого напал! Нашёл дурака, чтоб я за тебя уставал. Нет уж, работать буду я, а ты за меня уставай!

— Нет, так я не хочу! — нарочито бойко запротестовал Игнат.

— Забоялся? — презрительно сказал Дурында. Правильно Спиридон говаривал: «Солдат с тобой тягаться не станет».

— Ага, значит, это Спирька-Чёрт тебя науськал? — подхватил Демид. — Вот откуда ветер дует!

— Забоялся? Забоялся? — гордо повторял Дурында.

— Ладно, раз так дело повернулось, я согласен, — сказал Игнат. — Я буду за Якова уставать. Посмотрим, кто выдюжит.

Дурында начал копать канаву, а Игнат лёг в тени мельницы и время от времени тяжело охал и стонал. Между охами и стонами Игнат вставал, помогал Василию, Демиду и Саве прилаживать ворот к мельничному механизму.

От ворота тянулись верёвки к реке. На верёвке крепили бадейки. Бадейки должны были зачерпывать воду, а мельничная сила — вытягивать их наверх.

— Вот тут бадейки будут опрокидываться, сливать воду в жёлоб, — говорил Игнат, отмечая вехой место, — а дальше — вода уже пойдёт по канавам... О-о-ох... как я устал... все кости ломит... о-о-ох! — застонал Игнат так громко, чтобы Дурында его услышал.

А Дурында превзошёл сам себя: он неустанно рыл и рыл, покрывая поле морщинами канавок и канав.

Стоя в воде, двое мужиков прилаживали к канату бадейки. У Игната сердце сжалось, когда он увидел их худые тела.

— Аж рёбра светятся! — дёрнул себя за ус Игнат. — Вот до чего довели хлеборобов!

Солнце показывало полдень. Задымилась, запылилась дорога.

— Загадку отгадайте, люди добрые! — сказал Игнат. — Шесть ног, две головы, один хвост. Ну-ка?

— Человек на лошади, кто не знает? — усмехнулся дед Данилка, сверкнув зубами.

— Ладно, — покрутил ус Игнат. — А кто таков: лют, а не князь, хитёр, а не поп?

Наступило молчание, потом все заговорили сразу.

— Нет, нет, нет! — замахал руками Игнат. — Все — пальцем в небо. Спирька-Чёрт это, вот кто. Вон сюда скачет. А зачем, сам скажет!

Дурында отставил заступ и, заслоняясь от солнца своей громадной, чёрной, как сковорода, ладонью, посмотрел на дорогу. Радостная улыбка пробежала по его лицу. Он отёр пот и направился к мельнице, где только что улёгся в тени Игнат.

Солдат слегка стонал.

— Сил нет, до чего Игнатка намаялся, — сказал дед Данилка Дурынде. — Не пожалел ты его!

— А ещё в сраженьях бывал! — пробасил Дурында. — Будет знать, как со мной вязаться.

— Да, уморил ты его, — закивал головой Савушка.

— Поделом — с силой не вяжись! — гордо произнёс Дурында.

Подскакал на пегой толстоногой и пузатой лошадке Спирька. Увидел лежащего без чувств Игната, обрадовался. Серое лицо Чёрта порозовело, тонкие губы растянулись в улыбке. Плётка, которой он погонял лошадёнку, забила дробь по сапогу.

На Спирькиной груди сверкал квадратный бороденный жетон, полученный от князя. Поэтому Спирька презрительно посматривал на медаль, висящую на кафтане Игната: дескать, и мы не лыком шиты — имеем награды и отличия!

— Много он накопал? — хрипло спросил Спирька Дурынду.

Дурында обвёл рукой часть поля, покрытую сетью канав, стукнул себя в грудь:

— Всё я сделал... Готово!

— Готово-то готово, да сделано бестолково, — не открывая глаз, сказал Игнат.

— Это ты копал? — стараясь разобраться в случившемся, спросил Спирька. — А он что делал?

Дурында как мог рассказал Спирьке об условии спора, про то, как хитрый солдат пытался его, Дурынду, обмануть и как у солдата ничего из этого не вышло.

— Меня не проведёшь! — радостно пробасил Дурында и снова стукнул себя кулаком в грудь.

— Ох и остолоп! — прохрипел Спирька и вытянул парня по спине плёткой. — Дурында ты и есть!

Чёрт ещё раз ударил парня и ускакал.

Онемевший от удивления и боли Дурында остался на дороге, и пыль от копыт на мгновение скрыла его от Игната, Савушки, деда Данилки.

— Жалко его, — сказал Игнат, садясь на траву. — Яков парень-то неплох. Работящ, да доверчив очень.

— Чужой ум хорош, а свой лучше, — молвил дед. — Он под Спирькину дудку пляшет, вот и доплясался.

Когда пыль осела. Дурында протёр глаза и пошёл к мельнице. Лицо его было растерянным и удивлённым.

Он молча сел рядом с Игнатом и дедом.

— Не туда иди, куда дорожка ляжет, а куда ум-разум подскажет, — сказал Игнат. — Вот ты, Яков, сам на свой крючок и попался. Опозорился, как швед под Полтавой.

Игнат, глядя в голубые простодушные глаза Якова, растолковал, что произошло.

— Ты прихвостень Чёртов! — вставил дед Данилка. — Спирька тобой вертит, как пожелает. Тьфу, смотреть тошно!

Яков со всем соглашался, кивал головою.

До захода солнца Игнат и Яков помогли Савушке, Василию, Демиду и другим мужикам наладить ворот и бадейки. Подождали ветра, но его не было, и крылья мельницы были неподвижны.

Уже начали прилетать крикливые галки, располагаться в привычных местах.

— Идите! Вечеряйте! — сказал Савушка, едва перекрикивая галочий грай. — Будет ветер — приходите хоть ночью! Посмотрим, что вышло!