6. Пузыри на реке

На другой день после полудня поп Парамон, Спирька-Чёрт и Дурында поехали провожать опухшего от бессонных ночей и выпитой медовухи Голянского.

Возок, на котором уезжал Голянский, сопровождали двое вооружённых верховых слуг графа Темитова.

— Тебя, боярин, нужно было охранять, когда ты сюда с денежками ехал, — хихикнул Спирька. — А ныне-то денежки у князя-батюшки остались, хехе. К чему же охрана тебе?

Голянский пошлёпал губами, ответил вялым голосом:

— Расписка, которую мне Данила Михайлович для графа дал, дороже денег.

Набрякшие сальцем жёлтые щёки и вислые губы Голянского тряслись на ухабах, глаза слипались, но он всё же не мог удержать довольной улыбки: и коня своего сбыл Ночному князю с прибылью, и для графа сделку выгодную заключил. Ещё бы!Стоеросов почти всех мужиков своих вместе с семьями продал Темитову, на вывоз! От этой купли-продажи и ему, Голянскому, немалая толика перепадёт!

— Сиятельный граф Темитов чудак, — шлёпал губами Голянский, — хлебом не корми — дай поспорить. Миллион может проиграть — глазом не моргнёт. Ну, а ваш князь ещё того чуднее... Много лет его знаю, а привыкнуть не могу... Ночь в день переделал... Чудак!

В первом возке, по бокам которого скакали верховые, сидели Голянский, Спирька-Чёрт и поп Парамон.

В другой повозке, сжимая вожжи в пудовых кулаках, расположился Дурында.

На высоком берегу реки все остановились. Внизу лежала обессилевшая от жары, обмелевшая река. К ней спускалась дорога, кривая, как коровий рог. Но на том берегу дорога, словно купание придало ей силы, становилась стройной, стремительно перерезала бурый ковёр лугов и скрывалась в расщелине далёкого леса. По ту сторону леса лежало Заболотье — не так уж далёкий край, в котором, однако, мало кто из жителей стоеросовских владений бывал.

Здесь, на крутом берегу, провожающие обычно прощались с отъезжающими, и долго ещё, пока всадник или повозка не скрывались из виду, махали платками и шапками.

Поп Парамон и Спирька вылезли из возка, почтительно простились с Голянским.

— Возвращайтесь скорее, боярин! — поклонился Спирька.

— Да будет благословен твой путь! — пробубнил поп.

— Приеду, всенепременно приеду! — прошепелявил Голянский и покрутил в воздухе прозрачной, словно из одного жира вылепленной, ручкой.

Возок в сопровождении верховых спустился вниз, разбрызгивая воду, с разбегу перескочил брод и покатился по плоскому луговому берегу.

Спирька махнул раз-другой шапкой, Парамон — ладошкой, потом братья посмотрели друг на друга.

— Не велика птица — и без нашего провожания доедет! — сказал поп.

— И то верно, — надевая шапку, согласился Спирька.

Дурында на повозке уже съехал вниз, к реке, распряг лошадей, пустил их в воду. Они радостно зафыркали, заржали весело.

— Неужто мы хуже скотины? — спросил Спирьку Парамон.

— К чему ты, отче, не разумею? — удивился Спирька.

— К тому, что тварь бессловесная и то купается. В такую жару и нам окунуться не грех...

Поп, подобрав рясу, начал спускаться вниз.Спирька засеменил за ним.

— Отменное дельце, отменное, — довольно бормотал Парамон. — Лишь бы не надул нас этот кусок сала, приказчик графский.

— Боярин-то хоть и себе на уме, — с завистью произнёс Спирька, и пальцы его рук зашевелились, как у кошки, выпускающей когти, — да не на простаков напал. Прибыль, что боярин от купли-продажи мужичков наших получит, ему от графа и князя не скрыть...

— Истинно, истинно, — забубнил Парамон, — ежели мы не подсобим, то не скрыть.

— Вот и выходит, — подхватил с тоненьким смешком Спирька, — не поделишься — сам с носом останешься.

— Князю — князево, графу — графово, — напевно проговорил Парамон, — а нам — наше вынь да положь!

Братья спустились к воде. Поп Парамон начал снимать рясу. Спирька принялся суетливо расстёгивать свой кафтан.

Но Дурында, на радостях, что нынче решено купаться, разделся быстрее всех. Его мощное квадратное тело так стремительно вошло в реку, что по ней пошли волны, брызги взлетели на высоту крутого берега, а кони испуганно заржали.

— Вот силушка у парня! — завистливо вздохнул Парамон, который едва-едва стянул сапоги и никак не мог после этого отдышаться.

— Велика оглобля, да что смыслит? — Спирька-Чёрт плюнул вслед Дурынде. — Богатырь какой сыскался!

В голом виде коротышка Спирька словно усох — такой он был щуплый и неприметный. Его кафтан, рубаха и сапоги, лежавшие кучей рядом, занимали гораздо больше места, чем их хозяин.

Поп Парамон, мелко переступая тоненькими паучьими ножками, подошёл к кромке воды. И хотя река была такой тёплой, что от неё едва пар не шёл, поп всё же сперва дотронулся до неё ладошкой, взвизгнул, а уж потом зашёл в воду по колени.

Большая голова Парамона, как тыква на хилом стебле, клонилась в сторону. Казалось, узенькие поповские плечики не могут её удержать и она вотвот скатится, поплывёт по воде, как жёлтый шар.

Парамон ещё раз взвизгнул и сел на корточки — окунулся с головой.

— Ух, парное молоко, а не водица! — снова показываясь на поверхности, отфыркиваясь, сказал он.

Решился, наконец, и Спирька. Боком-боком начал приближаться к реке, затем похлопал себя по животу, по груди, перекрестился и с криком «ой-ай-уй!» бросился в воду.

Однако от этого волны по реке не пошли, брызг почти не было, а кони даже глазом в сторону Спирьки не повели — такой он был лёгонький, сухой и тощий.

... Игнат, слегка прихрамывая, шагал по дороге от села к реке. Полтавская медаль на его зелёном кафтане сверкала в солнечных лучах, как росинка на лугу. Железный свой посох солдат держал на плече, как ружьё.

На холме, неподалёку от берега реки, слегка раскачивались крылья мельницы.

В её тени сидел мельничный работник Савушка с какими-то двумя мужиками. Перед ними топорщился ворох мочёных прутьев, и тут же, стопкой, как блины, лежали готовые плетёнки.

— Скоро совсем болотными жителями станете! — улыбнулся мужикам Игнат.

— Не тебе одному, служба, по трясине ходить, — ответил Савушка, прикрывая ладонью глаза — солнечный зайчик от солдатской медали забегал по его лицу.

— В болоте-то хоть князя нет — сами себе мы хозяева, — добавил один из мужиков. И хотел сказать ещё что-то, но второй толкнул его предостерегающе, и мужик замолк.

— Чего ж она у тебя не крутится? — кивнув на мельницу, спросил Игнат Саву.

— Ветер спит, — неторопливо ответил Сава. — А крыльям что делать?

Игнат ещё раз окинул мельницу внимательным взглядом:

— Ветер-то заворачивает иногда на мельницу в гости?

— Бывает на ночь глядя, — отозвался Савушка. — Да не долго гостит, видит, работы нет, — и летит дальше.

— Чудно! — задумчиво покрутил ус Игнат. — Ладно, поживём — увидим... Попа и хозяина своего тут нее примечал?

— Боярина сейчас провожали, — показал в сторону реки Савушка, — на берегу вот-вот топтались...
Купаться, верно, спустились.

... Под крутым берегом, внизу возле самой воды, виднелся распряжённый возок. Две лошади, наслаждаясь прохладой, стояли в ленивых струях обмелевшего речного потока. Три кучки одежды лежали поодаль.

— А где ж хозяева? — удивился Игнат, спустившись к броду. — И отчего пузыри по реке плывут?

В этот миг из воды выскочила безбровая, с реденькими кустиками волос голова Спирьки-Чёрта.

Поморгала глазами, фыркнула и ушла снова под воду.

— Чудно! — усмехнулся Игнат и уселся на тёплый, как печка, бугорок. — Ого, вот ещё одна!

Теперь выплыла наружу круглая и жёлтая, как тыква, голова попа Парамона. С хилой бородёнки его текла вода, глаза зорко огляделись по сторонам. Поп хлебнул воздуха и опять нырнул.

Мохнатые брови Игната весело зашевелились.

— Может, повезло мужикам, тонут братья? — спросил он сам себя. — Нет, тут мелко, коню по колено... Небось клад ищут... Или обронили что...

Опять вынырнул Спирька. Захлопал глазами, приметил Игната.

— Не говори, что меня видел! — сказал Чёрт и ушёл под воду.

Потом снова показалась тыква Парамона. Поп в этот раз тоже узрел солдата и попросил, отфыркиваясь:

— Игнатик, т-ш-ш! То не я!

И, заглотав побольше воздуха, ушёл на дно.

В стороне вынырнула третья голова.

— Ага, и ты, простота, здесь, — обрадовался Дурынде Игнат. — Чего друг от друга прячетесь, Яков?

Дурында оглядел реку — никого нет.

— Чего смотришь, тебя спрашиваю. Или ты не Яков? — усмехнулся Игнат.

— Я вроде, — неуверенно произнес Дурында.

— Эх, «вроде»... — вздохнул Игнат. — Даже имя у тебя украли..

— Я первый вынырнул, — обречённо сказал Дурында.

— Да чего там! — спокойно молвил Игнат. — И поп, и Чёрт уже не раз вылезали.

Дурында удивился. Игнат заметил, что у парня яркие голубые чистые глаза.

— Спор у нас, — объяснил Дурында. — Кто первый вынырнет, тот к себе всех ведёт на угощение.

— А-а, тогда ныряй, простота, — махнул рукой Игнат, — вон Чёрт вылезает!

Дурында едва успел нырнуть, как над водой показалась голова Спирьки.

— Ты первый, первый, — сказал Игнат. — Лезь назад.

— Ау-улб! — Спирька ушёл в реку. Тотчас же всплыл Парамон. Он, видно, уже хлебнул водицы, подзамёрз, и голос его дрожал.

— Сол-солдатик Иг-иг-игнатик, — гнусаво проговорил поп, — никого больше тут-ту-тут не видел?

— Ты первый вылез, — вздохнул Игнат.

— Госпо-по-по-ди по-по-помилуй... — пробормотал Парамон и скрылся под водой.

Затем, как поплавок, бесшумно выплыла голова Дурынды.

— Сотоварищи твои надышались — и снова к рыбам, — доложил Игнат. — Вот братья, друг друга стоят — скорее утопятся, чем угостят.

Дурында увидел всплывающую макушку Спирьки и скрылся в реке.

«Парень-то начинает привыкать к хитрости, — довольно подумал Игнат. — Придёт день, и он себя ещё покажет...»

Чёрт уже был голубым от холода.

— Ну? — спросил он зло, глядя на Игната. — Чего веселишься, солдатик?

— С весёлого — беда, как с гуся вода! — ответил Игнат. — Весёлость лучше богатства — не слыхивал разве? Ныряй, а то опоздаешь!

Спирька послушно нырнул.

— Что-то поп долго не вылезает, — оглядывая реку, проговорил Игнат. — Не утонул ли ненароком от жадности?

Наконец вынырнул Парамон. Он весь дрожал, губы стали серыми. Голова попа была уже не жёлтого, а какого-то зелёного, лягушачьего цвета.

— Ва-ва-ва, — сказал Парамон.

— Ныряй, а то проспоришь, — сказал Игнат. — Вон Спирька лезет!

— В-ва-ва, — вякнул поп и упал в воду.

Действительно, вылез Спирька. Лицо его голубело, как небо, отражающееся в реке. Протёр глаза, зло посмотрел на солдата и, дрожа, спросил:

— Сидят всё ещё?

— Ты первый, — грустно сказал Игнат. — Холодно?

— Зимой хуже бывает, — проговорил Спирька и нырнул.

Дурында показался над водой, огляделся.

— Чего видел там? — спросил Игнат. — Как рыбы не жнут, не сеют, а живут?

Дурында улыбнулся побледневшими губами.

— Не видел...

— Ничего, простота! — подбодрил его Игнат. — Твои мужики уже синенькие, сейчас их спасать будем. Ныряй, Чёрт выплывает!

Спирька вынырнул, невидящим взором пошарил вокруг.

— Ой-ой-ой, — вдруг запричитал он.

— Чего тебе, Чёртушко? — с любопытством оглядел Спирьку Игнат.

— Ноги свело... — пробормотал Спирька. — Спасай, солдатик...

— Держись!

Игнат протянул свой железный посох, Спирька ухватился за него. Игнат подтянул Чёрта к берегу, вытащил на песок.

— Лёгкий ты, что малёк! — усмехнулся Игнат, разглядывая тщедушного голубого Спирьку.

— Первый я? — спросил Спирька.

— Первый, первый, — ласково молвил Игнат. — А вот и второй...

Всплыла голова попа. И поплыла по течению затылком вверх.

— Утоп, — тихонечко усмехнулся Спирька, — утоп вроде родной братик, хе-хе...

— Эй, Яков! — взбаламутил посохом воду Игнат. — Вылезай!

Дурында одним махом выскочил на берег.

— Попа спасай, — кивнул в сторону уплывающей зелёной головы Игнат, — а то унесёт его к Бесову омуту!

Дурында шагнул в реку, ухватил Парамона за тонкую паучью ножку, подтянул к берегу.

... Когда Парамон открыл глаза, то увидел стоящий на берегу возок с запряжёнными лошадьми. Дурында пыхтел, растирал попу ноги.

— Не говори только. Чёрт, никому, что я тебя вытащил, — сказал Игнат Спирьке.

Спирька ещё не обсох, но уже натянул на себя одежду. Маленькие змеиные глазки его уставились на солдата.

— Почему?

— А то меня мужики за это в болоте утопят, — усмехнулся Игнат.

— Они тебя и так утопят, залётный ясный сокол, — прошипел Спирька.

Он промёрз в воде, и голос его совсем осип.

— Как только начнёшь подати выбивать, — продолжал Спирька, — то мужики, солдатик, тебя больше, чем меня, возненавидят, хе-хе-хе... Как сбор-то идёт? Два дня осталось до батогов, хе-хе... Шуткую я, шуткую, солдатик... Ты чудеса умеешь творить — чего тебе пугаться батогов... Ефимка-сборщик из селян был, у него тут все сватья да кумовья. Рука на них не поднималась. А ты чужой, чего тебе мужиков жалеть?

— Зря я тебя вытащил... — задумчиво проговорил Игнат.

— То ж была потеха, а не всерьёз, — сказал Спирька. — Никто не тонул, просто ныряли... А скажи, солдатик: вот если бы мы взаправду тонули, ты бы нас спас?

— И не таких спасал! — усмехнулся Игнат. — Шёл я, давно было дело, по лесу, по трясине. Возле кочек мужики бегают с кольями. Кричат: «Хватай, держи...» Смотрю: барин тонет. Такой пригожий, такой гладкий. И от кольев мужицких отворачивается. Я мужикам говорю: «Вы ему узду от скакуна дайте, либо от сабли рукоять. Потому он барин — и ему за кол хвататься не положено...» Так всё и вышло по-моему: дали ему узду богатую, он за неё — цоп! — и вылез. У меня мужики стали допытываться: откуда я знаю, что кому кидать?

— Что ж ты им сказал, солдатик? — с интересом спросил Спирька.

— Так, мол, и так... — Игнат пригладил усы. — Ежели обжора тонет, то ему нужно горшок каши показать, ежели скупой, то — грош ломаный, ежели слуга барский, пёс цепной, то...

— Чего, чего замолк, солдатик? — насторожился Спирька.

— А вот слуг барских спасать не приходилось ещё, — усмехнулся Игнат. — Нынче разве... Да не в счёт, ты говоришь.

— Не в счёт, не в счёт! — зашипел Спирька. — Это шутейное дело было.

Дурында всё ещё возился с попом — растирал его тощее тело.

— А ну-ка, Спиридон, отгадай загадку, — молвил Игнат, — три братца пошли на реку купаться.
Двое купаются, третий на берегу валяется. Искупались, вышли — на третьем повисли. Что это?

— Знаю, — прищурился Спирька. — Два ведра, а третье — коромысло.

— Вот и нет! — усмехнулся Игнат. — Два брата — ты с Парамоном. А третий — Яков-простота.

— Ты парня не порти, солдатик, — строго сказал Спирька. — Он Дурында, а не Яков.

— Для кого как, — покосился на Дурынду Игнат. — Для меня Яков.

— Так разгадывай загадку-то до конца, — засипел Спирька. — Почему мы на третьем брате повисли?

— Так вы ж его хлеб-соль, Якова-простоты, есть будете нынче? — Игнат спокойно выдержал злобный взгляд Спирьки. — А ведь ты первый на берег вылез, ты и угощать всех спорщиков должен.

— Не суйся в чужие дела, солдатик, — почти прошептал Спирька, — без тебя жили-поживали, авось и дальше проживём.

— Ещё загадка, — громко сказал Игнат. — Сколько в воду ни падает, всё сухим из неё выходит. Кто?

— Гусь, — прошипел Спирька. — Либо селезень.

— Нет, — помотал головой Игнат. — Ты, Спирька. Однако не утешайся — и на тебя омут найдётся.

— Уж не ты ли тот омут закрутишь, солдатик? — спросил Спирька.

— Будешь тонуть — узнаешь, — улыбнулся Игнат.

Наконец Парамон окончательно пришёл в себя. И тихо, блаженно проговорил:

— Я уже видел царствие небесное... Зачем меня вернули на грешную землю?

— Хорошо там, на небесах? — пробасил Дутда.

— Отменно! — вздохнул Парамон. — Сапог-то, сапог натягивай лучше, дубина!.. Цветы там на небе цветут, рыбы, как птицы, летают, а птицы, как рыбы, плавают...

— Ни засухи там, ни податей, — продолжал Игнат, — работай в своё удовольствие. Землю паши, сено коси, стада паси...

— Хе-хе-хе! — зашёлся смехом Спирька. — Да разве в царствии небесном работают? Там всё само в рот валится. Эх, солдатик, потешил! Хе-хе-хе, коров пасти... сено... хе-хе...

— А мне бы поработать, — мечтательно сказал Игнат. — Вместо ружья да косу в руках подержать.

— Зачем меня не пустили в царствие небесное? — строго спросил поп и пхнул ногой Дурынду.

Парень виновато опустил голову.

— Ладно, отче, комедь ломать, — сказал Игнат, сурово сдвинув мохнатые брови, — тебе и тут хорошо. Известно дело — попа на небеса и калачом не заманишь!

— Хе-хе-хе! — зашипел Спирька. — И верно, к чему туда? Дорога дальняя. А у Дурынды я в одежде флягу нашёл с зельем.

— Медовуха это, — потупился Дурында. — Для деда припас, занемог он.

— Вот деду твоему в царствие небесное самая пора, — сказал Спирька. — А мы заледенели в этой речке... Душу согреть надобно.

Он отхлебнул и передал флягу брату.

Поп покрутил её, поболтал.

— Винушко, а винушко? — спросил он. И сам тут же другим голосом ответил: — «Ась, милушко?» — Лейся мне в горлышко! — «Изволь, красное солнышко!» — И Парамон лихо опрокинул флягу в рот.

— Ай да поп! — крякнул Игнат. — На земле себе царствие небесное устраивает!

— Не завидуй, — строго сказал Парамон, отнимая флягу от губ и переводя дух. — Зависть — грех...

— Эй, Дурында! — просипел Спирька. — Не пяль глаза на медовуху, а раздевайся и полезай в тину пьявок князю ловить. Или забыл, что неделю пьявок не меняли? Ну, живо!

— Чего к парню пристали? — спросил Игнат, сдерживая желание постучать, как в барабан, в жёлтую, сверкающую кожей гладкую голову Парамона.

— Не твоё дело, служивый! — махнул ручкой Спирька. — Лезь, Дурында, в тину... Во-о-он, видишь, затончик?.. Там всегда пьявок много...

— На то он и Дурында, — осклабил в улыбке толстый рот поп. — На себя пьявок ловит. Сядет в тину и сидит... Потом вылезет и обирает... Ну, а ты-то как живёшь, буйная головушка Игнатик? — И Парамон вновь сделал из фляги большой глоток.

— Живу, за умом в люди не хожу, — ответил Игнат.

— А к нам зачем пришёл? — спросил Спирька.

— Шёл к князю за реестром да припомнил, что он из ночи день делает. — Игнат усмехнулся. — Спит ныне, верно.

— Спит, спит князь-батюшка, — по привычке поклонился Спирька. — Тебе не к нему надобно, ко мне. У меня реестр для сбора податей заготовлен давно.

— А если не хочу я у князя сборщиком быть? Я свои двадцать пять лет отвоевал, — сказал Игнат, — теперь мне отдых положен.

— Э-э, куда завернул, солдатик! — хихикнул Спирька. — До неба высоко, до царя далеко! Тут у нас князь-батюшка Данила Михайлович сын Стоеросов и бог и царь. Теперь ему послужишь, коли угодить сумеешь.

— Ты, Игнатик, — елейным голоском молвил поп Парамон, — тут не устанешь, житьё у князя лёгкое. То и дело отдыхай сколько душе угодно. Ночью-то князь, сам ведаешь, не спит. Ну, значит, и тебе при нём быть, а вдруг к себе позовёт? А заря пришла — дела есть. Нужно за возами мужицкими, которые подати привезли, поглядеть — не пропало ли чего ночью.

— Что с воза упало, хо-хо-хо, то пропало, — загоготал Спирька. — У нас уж такой обычай!

— Присмотришь за возами, Игнатик, — продолжал Парамон, — и отдыхай, спи. Только не забудь на мельницу съездить — узнать, сколько у какого мужика вчера мучицы намолото, запасено... Съездил к мельнику — и отдыхай, спи. Только не пропусти, как стадо выгонять начнут, — коров, овец да коз пересчитай. А то мужик ныне хитрый пошёл — всё утаить хочет, князя обмануть... Пересчитал — и спи-отдыхай.

— Только не забудь, солдатик, — подхватил Спирька, — по амбарам пройти, в подполье да в погреба заглянуть — что где спрятано, сколько чего схоронено. У тебя под присмотром два села, так ты быстренько туда-сюда, всё осмотри... И спи-отдыхай.

Поп потёр тоненькие паучьи ладошки и забубнил:

— По полям проедешь, с мужиками поговоришь, кому, чего, сколько на княжеский двор везти укажешь, и спи-отдыхай сколько душе угодно... Тут уж и заря вечерняя подходит, стадо домой возвращается, ты животину-то всю снова пересчитай, не загнали ли мужики на болото коровёнок либо овечек — за ними глаз да глаз нужен, ок-хо-хо...

— Пересчитал — и спи-отдыхай, — захихикал Спирька. — А как солнышко зайдёт, тут уж и князь-батюшка просыпается... Тут и тебе вставать надо, солдатик.

— Да ты, Игнатик, не кручинься, — сказал Парамон. — Князь-то не даром тебя на службу взял. Рубль в год будешь получать.

— Сто годов — сто рублей, богатеем станешь, — добавил Спирька.

— Мундир у тебя драный, на локтях — глазки, — продолжал поп, — зато медаль, как солнце, горит... Опять же — сапоги есть. Вид храбрый. Спуску мужикам не давай! Они народ хитрый — все нищими прикидываются. Прячут всё от князя! Ты их, Игнатик, покрепче, чтоб боялись тебя, как беды неминучей!

Спирька сам сходил к возку, достал свёрнутую в трубку бумагу.

— Сколько же нужно собрать всего? — рассматривая реестр, спросил Игнат.

— Грамоте не разумеешь? — ласково спросил Спирька.

— Малость разумею. — Игнат внимательно посмотрел на список того, что нужно было ему собрать с мужиков.

— Ну, буйная головушка? Ну, Игнатик? — Поп Парамон улыбался во весь рот. — Посмотрел в реестр — легче стало?

— Может, и легче, — ответил Игнат.

— А мне тяжело... — вздохнул поп. — Фляга-то Дурынды с дырой, что ли? Ни капли в ней не осталось...

— У меня на такой случай всегда есть с собой, — сказал Игнат, вынимая из-под кафтана большую солдатскую флягу. — Бабка Ульяна варила, говорила, медовуха тут с баюн-травой замешана. Сны добрые от баюн-травы снятся.

— Ну разве только попробовать, — схватился обеими руками за флягу Парамон. — Как думаешь, Спирька? Попробуем?

— Отчего же, ежели солдатику не жалко, — согласился Спирька.

— Пейте, пейте, только мне оставьте, — предупредил Игнат.

Поп так присосался к фляге, что чуть не задохнулся:

— Ох, ох, хорошо зелье!.. Ещё... один глоточек...

Но Спирька вырвал флягу у брата, отхлебнул сам, помедлил, вздохнул и протянул Игнату.

— Да ладно уж! — махнул рукой Игнат. — Мне бабка Ульяна сколько хочешь наварит. Пейте сами вдосталь.

... Когда фляга опустела, Парамон уже едва держался на ногах. Игнат с трудом погрузил его отяжелевшее тело в возок.

Спирька пошатывался, но ходить ещё мог. Змеиные глаза его горели неукротимой злобой.

— Правильно, солдатик, понял! — сипел он. — С нами мирно надо... по-свойски... ты нам угодил, мы тебе... ты же не мужик...

— А Якова в реке бросаете? — спросил Игнат, когда Спирька взял вожжи.

— Обождите! — пробасил Дурында из реки. — Я тотчас...

— Лови, лови! — махнул рукой Спирька. — Не ровён час, князю-батюшке занедужится, а пьявки в хоромах все старые, квёлые. К ночи чтоб по всем кувшинам свежие были! Сам проверю!

Возок поехал в гору.

Дурында выскочил из воды. Он дрожал, зуб на зуб у него не попадал.

— Вот, Яков, какие дела! — развёл руками Игнат. — Дружки-то бросили тебя пьявкам на съедение!

— Ни-ни-чего, — быстро одеваясь, проговорил Дурында. — Когда Спирид-д-дон выпьет, он всегда такой... А так он ничего... ничего...

И Дурында бросился следом за возком.

Игнат усмехнулся, глядя ему вслед, покрутил ус и тоже зашагал вверх...

... Избушка была наполнена запахами сушёных трав. Дед Данилка и бабка Ульяна сидели на лавке, разбирали какие-то корешки.

— Что, Игнатушка? — нетерпеливо спросила Ульяна. — Выпили они? Всё до капли?

— Так ведь задаром! — улыбнулся Игнат. — Разве поп от такого откажется! Теперь дело за нами... Где Стёпка? Где Демид с Василием?..