Вторая заповедь
Сегодня капитан Покрышкин сказал Георгию всего лишь три слова. Но какие это были слова!..
Старший сержант Голубев, вспомнив их, вновь, в который раз, задумчиво улыбнулся. Да улыбка ли была это? Наверняка она больше смахивала на гримасу человека, мучительно решающего, все ли он правильно сделал в самую критическую секунду той яростной воздушной схватки: вчера был дьявольски тяжелый бой, и он потерял самолет. Его, беззащитного, расстреливали в воздухе фашисты. Но было и самое главное — он до конца выполнил свой долг...
В памяти Георгия поневоле всплывало самое яркое, незабываемое. Вот они, молодые летчики-истребители, прибыли в 16-й гвардейский полк на Кубань. На стоянке остроносых стремительных «кобр» их встретил начальник воздушно-стрелковой службы капитан Покрышкин. В черном шлемофоне, стройный, широкоплечий, расставив ноги и заложив большие пальцы рук за поясной ремень, он довольно долго рассматривал новичков суровым, цепким взглядом серых глаз, словно старался угадать, какие из них получатся бойцы. Затем поинтересовался, на чем летали, кто и сколько имеет боевых вылетов, сбитых самолетов. И, получив малоутешительные ответы, безобидно заметил:
— Не густо. Что ж, придется учиться. Слабаков у нас не держат.
Парни и сами понимали, что полутора десятками боевых вылетов на «ишачках» и «чайках» здесь, где орлиная слава замечательных асов Вадима Фадеева, Аркадия Федорова, Григория Речкалова, Александра Покрышкина гремела уже по всему фронту, никого не удивишь. Все с нетерпением ждали, что капитан Покрышкин начнет выкладывать свои «секреты» неотразимых атак, но он, окинув взглядом осунувшиеся, исхудалые лица пилотов, только скупо улыбнулся, подбодрил:
— Ничего, я ведь вас понимаю: на тихоходной «чайке» против «мессера» много не навоюешь. Теперь у вас будет новая техника, но и спрос с вас будет другой, пожестче. Кроме отличного пилотирования необходимо освоить и новую тактику. Здесь против нас дерутся отборные асы из эскадр «Мельдерс», «Удет», «Зеленое сердце». Этих на ура не возьмешь. В общем, встретимся завтра, будет серьезный разговор. А сейчас — устраивайтесь, отдыхайте. Война слабых не любит!
На следующий день разговор действительно получился толковый. Летчики буквально были поражены обстановкой в землянке Покрышкина, нареченной по меткому выражению какого-то полкового острослова «конструкторским бюро». Чего здесь только не было! Схемы тактических приемов, таблицы данных для стрельбы, силуэты и макеты вражеских самолетов, чертежи ракурсов заходов в атаки, карты боевой обстановки и, наконец, гордость хозяина «бюро» — действующий стрелковый тренажер — все говорило о неистребимом, страстном стремлении Покрышкина к борьбе и победе.
Капитан без суеты, степенно переходил от одной схемы к другой, негромким четким голосом говорил о способах ведения боя четверкой, восьмеркой, в составе эскадрильи, о знаменитой этажерке и главной формуле боя: высота — скорость — маневр — огонь.
— Ну а вторая заповедь какая? — неожиданно спросил Покрышкин. — Как, по-вашему?
Пилоты сосредоточенно помолчали, почесали затылки.
— Сбить противника! — не удержался Жора Голубев.
— Это само собой разумеется, — заметил Александр Иванович. — Второе правило — «Прикрой товарища в бою». Наша сила — в монолитности и слаженности действий.
И тут Покрышкин рассказал об основной ударной силе — ведомом и ведущем, привел десяток примеров, когда их виртуозная слетанность, мгновенное взаимопонимание и сплоченность приводили к победе в, казалось бы, самых невероятных ситуациях.
— Пара — это великая сила, когда это действительно пара, а не просто два самолета. Запомните это...
А парни жадно слушали капитана, стараясь не проронить ни единого слова. Каждому поневоле подумалось: «Каким же должен быть ведомый у самого их наставника?» Подумал об этом и старший сержант Голубев. И не ведал тогда Георгий, что вскоре именно ему доведется уходить в бой в паре с прославленным асом, дважды, а затем и трижды Героем Советского Союза Александром Покрышкиным.
Но это будет потом. А пока капитан усиленно натаскивал своих орлят, терпеливо пестовал, не рискуя еще вводить в сражение. День за днем, зачастую после очередных воздушных схваток, он поднимался с ними в зону, имитировал воздушные атаки, учил бесстрашию, стремительному маневру, дерзкому, неотразимому удару. И только когда уверился, что его ученики по-настоящему окрепли, сказал как-то совсем буднично и просто:
— Теперь вы кое-чего стоите. Дело за практикой. Завтра пойдем в бой, и я вам постараюсь показать, как это делается...
Покрышкин повел восьмерку на прикрытие наших штурмовиков в район станицы Крымской. Из молодых взял двух друзей — Голубева и Жердева.
Вот и линия фронта. Внизу сквозь разорванную пелену дыма хорошо виден боевой порядок «илов». Они растянули свой строй, встали в «вертушку» и поочередно заходят на цель, обрушивая на врага бомбы и эрэсы, поливая его огнем пушек и пулеметов. Передний край фашистов густо окутался черными шапками разрывов, жаркими кострами пылало несколько танков.
Ведомые Покрышкина до рези в глазах осматривают воздушное пространство. У каждого в голове лишь одна мысль: «Только бы не прозевать «худых». Но «мессершмиттов» поблизости не видно...
В это время, словно прощая их «оплошность», по радио звучит подчеркнуто спокойный голос командира:
— Ну что, не видите? Внизу, слева...
Голубев качнул свою «кобру» и увидел в стороне и ниже несколько серо-дымчатых Ме-109. Гитлеровцы, словно стая шакалов, терпеливо выжидали, когда Ил-2 отвалят от цели, растянут свой боевой порядок, и тогда...
Так и случилось: только штурмовики взяли курс на восток, два желтобрюхих «мессера» полупереворотом тут же бросились на сближение с ними. Но почему медлит Покрышкин? И лишь спустя десяток томительных секунд в наушниках шлемофонов звучит его голос:
— Атака!
«Кобра» ведущего мгновенно входит в пике и с ошеломляющей скоростью сближается с «мессерами». Ведомые не отстают от командира, надежно прикрывая его от возможной атаки сзади. Немцы заметили истребитель с цифрой «100» на борту, когда было уже поздно: Покрышкин настиг ведущего «мессера» и залповым огнем из всех точек расстрелял его почти в упор. Ме-109 вспыхнул и, перевернувшись на спину, заштопорил к земле. Второй фашист шарахнулся в сторону, но и его постигла та же участь: резко и четко довернув свою «кобру», командир выпустил по нему длинную прицельную очередь. Раскаленное жало трассы безжалостно впилось в тощее грязно-серое тело «мессера». Завалившись в крен и показав черные кресты, тот со снижением потянул на запад...
На земле, сбросив парашют и шлемофон, Александр Иванович собрал молодых летчиков, коротко пояснил:
— Враг ударной группой обрушился на наши «илы». Что было бы, если бы немедленно бросились за ним? Да то, что группа прикрытия противника постаралась нам выйти на перехват, связать боем, и мы недосчитались бы штурмовиков. Но мы шли как бы в стороне, не вызывая беспокойства у противника, который вслед за ударной группой готов был устремиться в атаку на Ил-вторые, помедли мы еще хоть немного. Но мы перехитрили врага. Имея запас высоты, внезапным скоростным маневром атаковали ударную группу и добились победы. Группа же прикрытия противника осталась, как говорят, с носом, боя не приняла, видя наше явное тактическое превосходство. Вот и вся наука. Для начала, конечно. — И, отыскав глазами ведомого второй пары младшего лейтенанта Чистова, Покрышкин строго заметил:
— А вы почему оторвались от группы? Одного собьют. Запомните!
...Жаркие бои на Кубани. Небо, казалось, раскалывалось от грохота пушек и треска пулеметов. В смертоносной карусели схваток сходились сотни самолетов. Не всем им было суждено возвратиться на свои базы. Закон войны безжалостен: побеждали сильнейшие.
Рядом с нашими замечательными асами крепли крылья и у молодых воздушных бойцов. Они провели уже не один бой, познавали нелегкую науку побеждать. Сбил свой первый самолет «Хеншель-129» и Жора Голубев. Покрышкин, обычно скуповатый на похвалу, поставил в пример другим новичкам его инициативу, дерзость и сметку. А однажды, шагая рядом после вылета, неожиданно предложил:
— Ты ведь мой земляк, Голубев. Вот что, давай-ка летать вместе.
Георгий даже остановился, не зная, что ответить. А Александр Иванович, заметив его волнение, положил руку ему на плечо, сказал запросто, по-товарищески:
— Ничего, Жора, все будет хорошо. Главное — научиться понимать друг друга с полуслова и крепко держаться в паре.
— Я постараюсь, Александр Иванович, — тихо ответил Голубев, почувствовав, как предательски дрогнул голос.
Покрышкин скупо улыбнулся, пожал ему руку:
— Отдыхай, завтра снова в бой...
Легко сказать — отдыхай. Всю ночь Георгий ворочался в кровати и так и этак, но сон не шел. Сосед Витя Жердев сквозь дрему поинтересовался:
— Жора, ты что, и во сне за желтобрюхим «мессером» гоняешься? Бывает, по себе знаю...
Голубев шепотом поделился с другом новостью. У Виктора сон как рукой смахнуло:
— Вот это дела... Ну, что ж, держись, старина, коли так. — И неожиданно радостно хлопнул Георгия по плечу. — Да ты сможешь, Жора!
Слова друга оказались пророческими. Голубев быстро научился понимать Покрышкина, зорко следил за небом, давая ведущему свободу маневра. В то же время он, словно припаянный, строго держался в строю пары, готовый в любую минуту прикрыть командира. Он крепко запомнил «вторую заповедь» и не изменил ей даже тогда, когда нужно было, выручая командира, делать выбор между жизнью и смертью. Но прежде сам Покрышкин показал ему, как нужно выручать товарища из беды.
Это было 13 июля 1943 года. Группа Александра Ивановича с набором высоты шла к линии фронта. Вот в наушниках шлемофонов уже слышны возбужденные голоса летчиков группы Аркадия Федорова:
— Два «мессера» от солнца! На левый боевой!..
— Коля, в хвосте «худой»! Уйди вправо! Бью!.. Все понятно: там, впереди, идет жестокий бой. Покрышкин вызывает наземную станцию наведения:
— «Пеликан», я Сотый. Дайте воздушную обстановку!
— Сотый! Я «Пеликан». Со стороны Темрюка большая группа Ю-87 под прикрытием «мессеров». И еще слева от вас впереди четверка Ме-109!
— Вижу, я Сотый. — И Голубеву: — Пятьдесят пятый, прикрой, атакую!
Два «мессершмитта», завывая моторами, левым боевым взмыли вверх. Но Сотый идет с превышением, разгоняет скорость, неумолимо сближаясь с противником. Голубев ни на метр не отстает от ведущего, с беспокойством поглядывает по сторонам: ведь было четыре фашиста, куда ж подевались еще двое?
И тут же резкий голос Клубова, ведомого четверки прикрытия.
— Сотый! Атакую вторую пару!
Георгий облегченно вздохнул, перевел взгляд вперед и увидел, что Покрышкин уже открыл огонь. Оранжевые трассы хлещут по фашисту. «Мессер», вспыхнув, резко пошел к земле. Второй Ме-109 круто отвалил вправо, и тут же последовала команда Покрышкина:
— Жора, не упусти!
Голубев дал полный газ, входя в правый вираж. «Мессер», почуяв недоброе, отчаянно мечется из стороны в сторону, его силуэт никак не вписывается в сетку прицела. Наконец Георгию удается поймать момент, машину сотрясает от мощных залпов тридцатисемимиллиметровой пушки. Отчетливо видно, как снаряды разворачивают дюраль, впиваясь в камуфлированный фюзеляж «мессера». Но тут же дымчатый след вражеской трассы зловеще промелькнул над самой кабиной Голубевской «кобры», огненными шапками впереди разметались разрывы эрликонов.
Георгий резким переворотом через крыло ушел вниз и тут же отчаянно потянул на боевой разворот, мгновенно поняв, что ему зашел в хвост один из тех, которых атаковал Клубов. Словно огнем обожгла мысль: «Не оторвусь — собьют!» Но бросая свой самолет в новый каскад фигур, краем глаза видит: Покрышкин с крутого виража короткими прицельными очередями уже бьет по «его» немцу, отсекая огнем от машины своего ведомого.
Голубев смахнул ладонью горячий пот, заливавший глаза, счастливо улыбнулся: «Спасибо, командир. Выручил!»
...И вот пришел этот бой, который Георгий запомнил на всю жизнь.
23 августа 1943 года в 5 часов утра шестерка истребителей, ведомая Покрышкиным, взлетела с фронтового аэродрома. Тихо, безоблачно. Прошли передний край. В наушниках раздается знакомый до малейших интонаций голос командира:
— Сомкнуть строй, усилить осмотрительность. И тут же доклад Виктора Жердева:
— Сотый, я — Двадцать первый, на курсе сто двадцать вижу группу самолетов!
Команда Сотого — доворот влево. Стремительное сближение. Вот хорошо уже видна большая группа двухмоторных бомбардировщиков Ю-88 под прикрытием шестерки «мессеров». Они летят к линии фронта бомбить скопление наших войск.
Снова в эфире звенит голос Покрышкина:
— Я — Сотый! Паре Труда прикрывать, остальным — атака!
Немцы словно почувствовали этот тактический ход, на нашу четверку ударной группы сверху наваливаются сразу четыре Ме-109. Но пара прикрытия Андрея Труда начеку. Устремившись наперерез «мессерам», она отсекает их плотным огнем. Фашисты уходят на боевой разворот, готовясь к новой атаке.
Голубев идет правее и сзади Покрышкина, видит, как, сраженный меткой очередью командира, запылал один из «юнкерсов». Из его люков градом посыпались бомбы на свои же войска.
Сотый сделал доворот для очередной атаки, и вдруг ведомый заметил, как что-то стремительной тенью промелькнуло над его кабиной. Резко вскинул взгляд вверх и тут же увидел впереди над собой черные кресты «мессера».
Его по-осиному тонкий корпус нацелен в атаку на Сотого.
«Откуда свалился?!» — обожгла отчаянная мысль Голубева. — Прозевал!»...
Теперь фашист хладнокровно вгоняет в сетку прицела русский истребитель, который сам все внимание сосредоточил на своем прицеле, где сейчас разрастается темная громадина «юнкерса».
Покрышкин был уверен, что хвост его машины, как и всегда, надежно защищен. Он надеялся на ведомого, верил ему, как себе. Знал, что на Георгия в бою можно положиться. Так было всегда.
А теперь?.. «Лучше погибнуть, чем принять такой позор!» — тревожно пронеслось в голове у Голубева. И дав форсированный режим мотору, Георгий бросил свой «ястребок» наперерез врагу, под смертоносный ливень его пуль и снарядов. «Только бы успеть!»
Невероятной силы перегрузка втиснула Георгия в сиденье, перед глазами в багровом мареве побежал горизонт.
И вот — страшной силы удар со стоном и скрежетом потряс всю машину. Ручку управления выбило из туго сжатой ладони. Самолет стал переворачиваться на спину...
Георгий вновь поймал ручку, с трудом вывел истребитель в нормальное положение. Осмотрелся. В поврежденном центроплане была видна пробоина, за самолетом тянулась серая полоса дыма. Машина горит и плохо управляется.
А тут новая беда: сзади на глубоком вираже в хвост заходит пара «мессеров». Наверняка решили прикончить. Дистанция быстро сокращается. Вот-вот откроют огонь.
Каким-то шестым чувством уловив это мгновение, ослабив ручку управления, Голубев резко дал правую ногу — и в тот же миг огненно-дымчатый жгут трассы промелькнул левее фюзеляжа. Повторив еще дважды свою атаку и окончательно потеряв надежду доконать этого «русского дьявола», израсходовав боеприпасы, «худые» отвалили в сторону. Но прежде чем это сделать, один из них — ведущий — пристроился вплотную к подбитой «кобре». Фашист прильнул к остеклению фонаря своего «мессершмитта» и пристально, словно стараясь запомнить, вглядывался в худощавое, жесткое лицо пилота.
Откуда было ему знать, что это был ведомый самого Покрышкина...
Внизу, под приборной доской, вовсю расплясались языки пламени. Кабину заполонило удушливым дымом. Жарко. Трудно дышать. Вот-вот на летчике вспыхнет одежда. Нестерпимая боль сковывает все тело. Но, кажется, линия фронта позади. Надо прыгать!
Георгий аварийно сбросил фонарь, руками закрыл лицо от бушующего вовсю пламени, и перевалился за борт...
На следующий день капитан-пехотинец из передовых траншей на газике доставил Голубева на аэродром. А того всю дорогу мучила мысль: «Успел ли?.. Что с командиром?!»
И только когда увидел в группе летчиков осанистую фигуру Александра Ивановича, легко вздохнул, словно непосильный груз сбросил с плеч.
Командир, улыбнувшись, крепко пожал Георгию руку:
— Молодец, Жора! Спасибо.
Голубев заметил, что летчики смотрят на него с радостью и чуточку — с хорошей завистью. Кто-кто, а они-то знали: Покрышкин зря не похвалит.