«Железный батальон»
Нам нужно взять город с моря. Этот город, вы понимаете, ребята, прежде всего порт, и он нужен нам до зарезу. Конечно, мы атакуем город неожиданно, но если бы даже гитлеровцы разгадали день штурма, все равно мы город должны взять. Мы возьмем город! говорил капитан-лейтенант, в которого верили, как в Чапаева.
Он был высок ростом, широк в плечах, с решительными глазами, строго прищуренными, с властным ртом и крупным подбородком. Его воля ощущалась в коротких взмахах мускулистой руки, резком голосе и отрывистых командах. Батальон стоял вокруг него и с жадностью ловил каждое его слово: триста моряков в форме морских пехотинцев, но в бескозырках и с расстегнутыми верхними пуговицами гимнастерок, чтобы были видны паспорта бесстрашия и славы тельняшки, триста молодых и здоровых парней, влюбленных в своего командира, это было видно по притаенному дыханию, по напряжению их лиц, по одобрительным вспышкам смеха...
Шумели верхушки деревьев, клокотала горная речушка, из ущелья прилетали запахи прелого бурелома и прохлада.
Мы город возьмем, снова повторил капитан-лейтенант и взмахнул кулаком, сжатым так, что были видны тугие разветвления вен. Нам поможет флот, нам поможет армейская дивизия. Дивизия четырех боевых орденов! Я был в этой дивизии и полюбил ее. Они могут ворваться в город раньше нас, отважней. Учтите это. Мы не должны осрамить батальон. Мы ворвемся в город с моря, на то мы и морская пехота. Они ворвутся с суши. Мы захватим с собой наше знамя и поднимем его над тем зданием, у которого мы больше всего уложим врагов. Мы не должны бояться смерти, не мне вам говорить об этом, ведь вы люди что надо, и многие проверены в боях. Но мы должны жить! Смерть бежит от храбреца. Смерть будет бежать впереди нас, она будет косить оккупантов. Один человек кое- что значит, а три сотни сила... Вот перед нами кустарник держидерево. Это цепкое дерево, почти что железо. Его обходят люди, коровы, буйволы. Дерево- дзот! Один человек ничего не может сделать с таким деревом, уверяю вас. Он оборвется весь, от макушки до подошв, а вот мы вместе беремся за руки, только покрепче, чтобы кости трещали, чтобы каждый слышал, как бьется сердце у твоего друга... Мы «железный батальон», капитан-лейтенант улыбнулся уголками рта, мы должны смять оборону противника. Все, что он нагородил, понятно? Можно закурить!
Моряки сидели и курили. Ветер относил от них синий дымок. Солнце садилось за горы, лучи пробивали листву и ложились рябыми тенями на медные лица, пропотевшие спины, на сапоги, оцарапанные колючкой, на оружие.
Командир тоже курил медленно. Он не спешил, он знал вкус медленной перекурки и поэтому хотел доставить полное удовольствие своим людям. Он бросил окурок последним и затоптал его сапогом. Его снова окружили люди батальона. Они подсели поближе. Это были боевые друзья. Немало их товарищей пало на крымской земле. Батальон помнил погибших, и в беседах говорили о павших, как о живых.
В последних жарких боях стал у них командиром этот двадцатитрехлетний капитан-лейтенант Вихарев. Он сидел перед ними, каждый моряк был частью того целого, что называлось «железным батальоном», командир говорил с ними на языке дружбы, освященной совместно пролитой кровью.
Мы верим друг другу, говорил Вихарев. Мы должны смять ворота города и ворваться на улицы. Это очень трудно, и поэтому такую работу поручили именно нам. Мой совет ничего лишнего не есть, не пить. Надо быть готовым к прыжкам, к бегу, надо уметь быстро взлетать на третий и четвертый этажи, одним броском перемахивать улицу. Зигзаг уличного боя очень тяжел, он требует крепких мышц и правильного дыхания... Я уморил вас подготовкой, я чувствую это, но это я делаю для пользы дела, для нашей победы. У многих из вас есть любимые девушки. Представляйте себе, что они смотрят на вас во время штурма. Это иногда помогает красоте удара. Когда окончим войну и мы появимся на побережье, пусть говорят: «Это идут матросы «железного батальона».
Вихарев встал, и, точно повинуясь его безмолвному приказу, поднялись все. Вихарев повернулся туда, где отдаленно гремели орудия на Малой земле.
У нас погиб командир на Мысхако. Вы знаете его имя. Он живой. Дух его среди нас. Он видит все, как мы деремся и будем драться. Ему принесли на могилу орден Александра Невского... Надеть все ордена и медали, продолжал командир. Чтоб сияло, чтобы немцы знали, кто бросился на них, чтобы им стало страшно. Половина из вас сражалась за Одессу, к ней мы еще вернемся. Половина билась за Севастополь, мы еще увидим его. Мы штурмовали и Феодосию, и Керчь, и Мысхако. Сегодня напишите на свои корабли, что город будет взят. Когда мы пойдем в бой, письма пойдут на корабли. Так делали мы всегда, и это помогало нашему духу. Мы сражались за славу своих кораблей, чтоб ребятам не было стыдно. Итак, написать письма. Я говорю с вами сегодня так потому, что, когда начнется аврал, некогда будет травить большие речи. Мы понесемся на город. Как буря! Как шторм в двенадцать баллов! Вы видите гору, которая перед нами. За нее падает солнце. Это одна из вершин хребта Маркохта. Если мы взлетим сейчас на нее, мы еще увидим солнце над морем. Моряки оживились, зашумели. Вихарев подтянул пояс и все сделали то же, он сбил набок фуражку и все сделали то же. Вершина еще была залита солнечным светом, казалось, плавленое золото течет по известняковым осыпям, омывая кровяные стволы далеких дубов.
Батальон пошел в гору, вначале медленно, потом все быстрее и быстрее. Моряки шли в рядах по три, так как дорога среди кустов была узка. Когда дошли до ската, чистого от леса и усыпанного плоскими серыми камнями, офицеры задержали взводы и выстроили их в линию. Вихарев подал общую команду, и все бросились вперед.
Сверху уже летели камни, шипела галька, крутилась тяжелая пыль, взбитая подкованными сапогами. Вихарев не торопился. Казалось, он бросил людей вверх, а сам отстал и вот- вот совсем остановится, снимет фуражку и, посмотрев вперед, одобрительно скажет: «Вот и пошли!»
Но он не останавливался. Подъем, казавшийся снизу более пологим, был чем дальше, тем круче и круче. Приходилось иногда припадать, чтобы ухватиться за сухие стебли пырея и кусты полыни, скользившие в руках. Все ближе вершина.
Камни неслись вниз, сбивая семя с трав и свистя. Кто- то крикнул «ура». Моряки, повинуясь этому кличу, перекинули в руках автоматы и, выхватив гранаты, вынеслись на гребень. Их встречал, махая фуражкой, Вихарев. Он достиг вершины первым.
Пожалуй, мы протараним город, сказал Вихарев одобрительно. Мне ясно, вы уже созрели для штурма! А вот солнце, я вам обещал его...
Там, где за изломами скалистых берегов, словно на стене, играли золотые волны, по всему небу щедро летели светлые стрелы...
Приближалось время штурма. Подготовка подходила к концу. Нервное напряжение все больше и больше охватывало всех. Все на побережье знали этот батальон, атаковавший речки, скалы, разносивший в щепы учебные дзоты. Батальон вырыл узкие окопы, и на щели, вырезанные в земле, неслись танки, крутились, скрежеща гусеницами.
Вихарев всегда был со своим батальоном. Он вместе со своими бойцами бросался в атаки, первым шел под прикрытием огневой завесы. Казалось, это свыше человеческих сил, но это были молодые, сильные парни, привыкшие к суровой морской службе и, самое главное, привыкшие к настоящему бою. Но штурм города с моря, штурм укрепленной линии, обращенной дотами и дзотами к бухте, требовал большой тренировки, полнейшей слаженности всего боевого механизма, называемого простыми словами: «батальон морской пехоты».
Честь командира это, прежде всего, боевой успех его части, говорил Вихарев. Часть должна всегда побеждать. Не победить нельзя. Я тринадцать раз ходил в атаку, вы знаете это сами. Теперь я пойду с вами в четырнадцатую свою атаку. И снова на мне не будет ни одной царапины, уверяю вас.
Моряки батальона отлично знали свое оружие, превосходно изучили автомат, овладели гранатой, ловко вставляли запалы, швыряли точно в цель, с левой и правой руки, лежа и стоя, снизу вверх и сверху вниз, они ныряли так, чтобы пробыть под водой как можно дольше, в одежде спрыгивали с катеров и быстро добирались до берега.
Так продолжалось много дней. Люди в самом деле могли «взорваться от ожидания», как говорил Вихарев. И вот Вихарева вызвали в штаб. Никто не знал, зачем вызывали капитан-лейтенанта, но заметили по возвращении сияние его глаз и строгую улыбку, пробегающую по губам.
А потом была еще одна примета. Перед вечером у палаток остановилась автомашина. Моряки слышали беседу своего командира с приехавшими.
Фотографировать? спросил Вихарев.
Да, ответил один из приехавших.
Отказать! строго сказал Вихарев.
Разрешите тогда узнать, товарищ Вихарев, как вы стали таким... начал второй, вынимая блокнот и желтенький карандашик, обкусанный у острия.
Журналистам отвечаю после победы, сказал Вихарев полушутливо, но с прежней строгостью.
Уговоры приехавших не помогли, капитан- лейтенант ушел в палатку, автомобиль скрылся за кустами, и вскоре дымок пыли указал его извилистый путь.
Большое дело начнется вот-вот, тихо сообщил бывший минер с «Беспощадного», знавший лучше всех повадки своего командира.
...В порт стягивались мелкие корабли. Черные, как комары на пруду, они покачивались в бухте. От перевалов шли грузовики, укрытые брезентами. Под губчатыми баллонами свистели камни размятого шоссе. Грузовики-трехоски были набиты тяжелым грузом «огневой каймы» снарядами. Штурмовые самолеты нагружались бензином и боевыми припасами.
Летчики пели у капониров ясные свои песни. Притихли береговые батареи. Моряки «железного батальона» каким-то шестым чувством ощущали приближение грозы. Младшие офицеры приказали надеть чистое белье, проверить жетоны, собрать письма на корабли, надеть ордена и медали. «Начинается», сказали люди батальона. Когда они выстроились квадратами взводов на выбитой каблуками лужайке, из палатки, немного пригибаясь, вышел капитан-лейтенант. Он был обеспечен оружием и гранатами так же, как и все его подчиненные. Остановился перед строем, повернул голову в сторону холма, где было погребено тело хозяина Малой земли, и сказал, властно отчеканивая каждое слово:
Пришло время, товарищи! Будем достойны его. Я пойду впереди вас, таково правило настоящего десанта. Так делал он. Мы пойдем на настоящее дело. К нему мы готовились. Мы должны пробить стены и ворваться в город. У нас не будет штатов, кроме подносчиков патронов. Мы все триста сразу бросимся в бой. Мы тем и хороши! Мы сразу делаем триста взмахов штыком, сразу летят триста гранат, сразу триста выстрелов, сразу гибнут триста врагов. Мы живем в прекрасное время, нам будут завидовать. Поздравляю вас с хорошим делом, где каждому найдется место отличиться...
Он замолк, батальон стоял затаив дыхание. Вихарев знал, что каждое его слово должно отозваться в сердцах людей, чтобы они глубже почувствовали все, о чем он думал и что постарался, как мог, выразить. Он посмотрел на светящийся циферблат. Время подошло, теперь оно уже исчислялось секундами.
Батальон, смирно!
Стукнули ноги о землю, линии голов и плеч протянулись перед его глазами. Ему, молодому человеку двадцати трех лет, были подчинены эти триста людей, готовых идти за ним в огонь и в воду. Тут он впервые понял буквальное значение этих слов. Может быть, только наоборот: вначале в воду, а потом в огонь. Он отдал вторую команду на движение и пропустил мимо себя людей «железного батальона». Мелкие корабли уже ждали их. Труженики, бесстрашные птицы Черного моря!
Команды принимал десант. Кое-где вспыхивали шутка и нервный смех, звякало оружие.
Раздирая волну, прогудели торпедные катера. Они словно вынырнули из-под коряг дубов, сваленных у берега. И, заглушая рокот мощных моторов, ударила артиллерия. Луна повисла у вершины горы, словно воткнувшись гнутым концом в темное тесто. Ожило все, что сухо называется прифронтовьем.
За голосом орудий все же слышно было, как с грохотом вонзались в побуревшее небо багряные столбы. Торпеды, выпущенные по брекватеру, проломили его. В проломы ринулись крейсировавшие под огнем противника сторожевики и мотоботы с людьми, уже прозвавшими себя вихаревцами. Бухта кипела от снарядов и мин. Водяные столбы играли в голубых лучах прожекторов. Корабли подлетели к берегу. В это время они были в самом деле похожи на птиц, морских орлов, как почетно называли их люди.
Первым на берег выпрыгнул Вихарев:
Вперед, ребята!
Вихарев пошел в свою четырнадцатую атаку прямо в лоб, прямо на доты и дзоты, на все, что нагромоздил враг у ворот русского города. За Вихаревым ринулся батальон. Уже кое-кто падал. Триста человек сомкнулись для атаки и вломились в город под рев орудий, под зарево пожарищ и грохот падающих стен. Они подготовились к такому делу.
Они разрезали город. Взрываясь на минных полях, проложили пути пехоте, штурмовали улицы и этажи. Знамя Военно-Морского Флота было поднято над самым большим зданием города. Оно играло в лучах прожекторов. Сквозь его полотнища с визгом проносились осколки, но уже ничто не могло сломить древка или сорвать его.
Начался первый день пятидневного штурма, который окончился славной победой.