Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

Глава 16

Юрий раскрыл глаза и ужаснулся. С мокрой тряпкой на лбу он лежал на кровати в совершенно темной комнате. «Что за чертовщина?» Он содрогнулся при мысли, что попал в плен. Схватился за пистолет — на месте. Повел рукой вокруг: рядом стенка, на ней ковер. С другой стороны — очевидно, туалетный столик, пальцы нащупали флаконы, склянки, холодное стекло зеркала.

«Как меня сюда занесло? Где это?» — и он вскочил с кровати.

На полу тоже был мягкий ковер. Юрий стоял в темноте с пистолетом наготове. Болела голова, мысли проносились бесформенными обрывками. Он ничего не мог сообразить. В изнеможении снова опустился на кровать.

Тишина.

«Ну, давай по порядку», — рассуждал он сам с собой, заставляя притупившуюся память воспроизвести события минувших часов.

Он вспомнил, как выполнял задание комбата. Они ехали в танке навстречу наступающим войскам фронта. Дорога была знакомой. По ней накануне прошла бригада. С любопытством он рассматривал все кругом. Танкистам редко в дни наступления приходится возвращаться назад.

На дороге торчали разбитые повозки, автомашины противника, развороченные заграждения. Вон тот броневик, завалившийся набок в придорожной канаве, подбит Юрием. А в этом лесочке обнаружили вражескую пехоту и открыли по ней огонь. Теперь здесь тихо, но размочаленные стволы деревьев, развороченная земля напоминали о том, что произошло.

Шире и яснее осмысливалось все сделанное в бою, когда Юрий посмотрел в спокойной обстановке на пройденный накануне путь. Он торопил механика. Они изъездили все окрестные дороги, и везде было видно, что по этим местам прошли советские танки.

«Это ведь мы», — думал Юрий, выискивая то, что было сделано его танком.

Вскоре повстречалась колонна наших войск. Пехотинцы приветливо замахали шапками и окружили танк, с уважением разглядывая царапины на броне. Юрий выбрался из машины, отыскал командира полка и обстоятельно рассказал ему о дорогах, о возможных встречах с противником.

Отправляясь снова в город к своей бригаде, он высунулся по пояс из люка и долго смотрел назад, где по шоссе за ним тянулась колонна с орудиями, пулеметами, «катюшами», автомашинами. «Сколько силы!» — подумал Юрий. И это окрыляло его. Он понял, что его танк, он сам — это капля в бурном стремительном потоке. И от этого сердце словно забилось учащенней, он почувствовал себя сильнее.

На обратном пути механик выжимал из мотора предельные скорости. Танк мчался, подпрыгивая на буграх и мерно покачивая длинным стволом орудия. Юрий замечтался, опустившись в мягкое сиденье. Но порывистый рев мотора и пулеметная пальба встряхнули его. Он включил свои наушники и услышал, как механик Ситников кричал:

— Давлю-ю! Чеши, ребята, в оба пулемета! Не жалей дисков!

Юрий выглянул в верхний открытый люк. Танк вертелся в колонне вражеского обоза, все трещало под ним и рассыпалось.

— Бросьте забавляться, — остановил Юрий свой экипаж. — Вперед! Каждым заплутавшимся фашистом не будем заниматься.

— Так это штаб какой-то.

— Давай вперед.

Механик Ситников подковырнул правым бортом еще один вражеский бронетранспортер и повел танк дальше. Подъезжали к окраине города. В этот миг оглушительный взрыв сзади потряс машину. Мотор заглох. Юрий опять высунулся наружу и увидел, как его танк атаковали человек двадцать. Они выпускали гранаты из специальных труб — приспособлений для метания.

— Фаустпатроны! — закричал башнер. Он включил поворотный механизм башни. Башня завертелась, пулемет ее зачастил короткими очередями. Но взрывы «фаустов» обрушились со всех сторон. Юрий видел, как летели в них эти шарообразные гранаты, помахивая хвостами со стабилизаторами.

Что было дальше — припоминалось с трудом. Танк загорелся. Гвардейцы выскочили, отбиваясь пистолетами и «лимонками». Юрий выбрался последним, когда машина уже пылала. Он видел свой экипаж, они держались кучкой и дрались врукопашную. Он не успел сделать к ним и несколько шагов, как теплая волна толкнула его в затылок.

Что произошло потом, он никак не мог припомнить.

Голова была тяжелой и ныла, все тело подрагивало мелкой дрожью, и Юрий морщился от этого неприятного ощущения. «Коробка наша, очевидно, взлетела в воздух, — решил он. — Но где же я сейчас?»

В комнату, чуть приоткрыв дверь, впорхнула маленькая женщина со свечой в руке. Какой, оказывается, здесь беспорядок! На стульях валялись платья, на полураскрытые чемоданы.

— Бонжур! Комман алле ву? — певучим голосом начала женщина и что-то быстро затараторила, охая и дружелюбно улыбаясь.

Юрий только понял, что она говорит по-французски.

— Кто вы, и почему я у вас? — спросил он по-немецки.

Она легко перешла на немецкий.

— Вы лежали в грязной канаве два квартала отсюда. Я спасла вас. Сейчас вы в моем доме. Не бойтесь, вам ничто не угрожает.

От нее очень сильно пахло духами. Их запах показался Юрию странно знакомым. Он вежливо поблагодарил ее и спросил:

— Вы нашли меня возле взорванного танка?

— Да, да. Я пробиралась к своей знакомой за свечами. Электричество перестало гореть. Увидела вас, вы лежали без памяти, но дышали. Я сказала себе: «Эмма, ты должна спасти русского офицера. Русские — настоящие мужчины. Я прошлой ночью уже видела ваших солдат».

Юрий поднялся с кровати. Эмма прилепила свечу на туалетный столик и захлопотала возле него.

— Вы оправились после контузии, но вам следует еще отдохнуть и подкрепиться. Хотите коньяку или рому?

Вдыхая приятный, знакомый аромат, Юрий спросил:

— Извините, что это за духи у вас?

— Духи? — засмеялась она. — Это ваши духи, русские — «Красная Москва». — И, словно оправдываясь, добавила: — Прекрасные духи. Таких нет и в Париже.

Юрию вспомнилось, как он первый раз пришел к Соне в машину радиостанции. Там пахло такими же духами, и Соня сетовала на то, что пролила остатки любимой «Красной Москвы».

«Теперь их не достанешь, — грустно говорила тогда Соня. — Уж только после войны, наверное, снова можно будет купить».

Подумав о Соне, он с недоверием и любопытством взглянул на свою спасительницу. «Какой она национальности? — подумал он. — Француженка?»

— Вы парижанка?

— Я жила там, — не без кичливости ответила она и поспешила добавить: — По происхождению я англичанка, ваша союзница. Мои предки были близки к королю.

Юрий рассматривал комнату. Женщина старалась загородить собою фотографию эсэсовского офицера на туалетном столике. Юрий заметил это, брезгливо поморщился, прошелся по ковру и прислушался. Где-то погромыхивали танки. Сквозь плотные шторы на окнах в комнату проникали звуки далекого боя. Не прощаясь, забыв о вежливости, он направился вон. Эмма поспешила за ним, беря его под руку:

— Господин офицер! Отдохните у меня. Я вам подарю час-два. Вы дадите мне записку о том, что я вас спасла?

Юрий ничего не ответил. Ему почему-то вспомнилась девушка Катя, письмо которой показывал Николай. Он выбежал и по лестнице спустился на улицу. В проезде дома он споткнулся о труп обер-лейтенанта. Ему стало тошно.

Было раннее утро. В отблесках недалеких пожаров в небе мрачно розовел шпиль готического собора.

Вскоре Юрий набрел на батальонную кухню. Она стояла в узком переулке, стиснутом высокими зданиями. Неунывающий повар напевал себе под нос «Броня крепка».

— Здравия желаю, товарищ гвардии лейтенант! Будете обедать?

— Давай скорее.

Повар подал котелок супа, черпнув из котла почти одного жиру и гущи.

— Вчера весь день, ночь, и сегодня еще никто не приходил, — жаловался он.

— Погудин жив?

— Он с Никоновым, там и санвзвод. Ранен лейтенант Погудин, говорят.

— Ранен? — Юрий перестал есть. На восточной окраине города подымался дым, застилая небо. — Где батальон Никонова?

— Там, — повар показал черпаком в сторону пожара.

Юрий вынул пистолет и попросил патронов. Зарядив оба магазина, он забрал у повара и гранаты.

— Вы сейчас не ходите, товарищ лейтенант — опасно. Город еще не очищен как следует. Юрий поправил шлем:

— Ерунда...

— Обождите! Пойдемте, я вам покажу, как легче всего пробраться.

— Ну, давай.

Повар повел его в дом. По лестнице они начали подниматься на верхний этаж.

«Большой город, — думал Юрий. — Удержать одной бригадой трудно. А пройдет день-два, пока наша пехота пробьется. Серьезно ранят — и вывезти некуда. Пути пока отрезаны».

— Это здесь почти самое высокое здание, — рассказывал повар, взбираясь по ступенькам впереди Юрия. — Крыша плоская — отсюда очень удобно наблюдать. Сам командир бригады приходил два раза. Вот.

Они выбрались на крышу. Сверху был виден весь город. На восточной стороне через несколько кварталов здания кончались, дальше шли огороды. Окраина была разрушена недавним боем. Над горящими домами поднимались клубы дыма. А дальше, за городом, копошились машины, танки, бронетранспортеры, повозки, люди, сбитые в кучу, отброшенные от города остатки дивизий противника. По ним сыпала огненными снарядами «катюша». Казалось, что от них светает.

Из-за леса на горизонте всходило солнце. Оно выглянуло еще лишь наполовину и было такого же цвета, как пламя залпа и летящие снаряды «катюши». Казалось, что осколки солнца ливнем сыпались на равнину.

— Наши уже близко, — обрадовался Юрий и подумал: «И солнце всходит с той стороны, откуда мы наступаем», — Он хотел сказать об этом повару, но тот стоял как завороженный, и смотрел на бой.

Через час измученный Малков был на восточной окраине у своих.

— Где комбат? — спросил он часового.

— Здесь, товарищ гвардии лейтенант!

По ступенькам Юрий поднялся в разбитую квартиру. Майор, сняв сапоги, лежал на диване животом вниз и писал письмо.

— Малков! Жив, братец! Садись, рассказывай. Я решил немного отдохнуть. Сутки жаркие были. Только-только притихло. Лезли, прямо сюда. — Он ткнул разутой ногой по направлению окна, где в обломках стекла отражались пожары на улице. — Но автоматчики, дьяволята!.. Твой друг Погудин!..

— Жив?

— Жи-ив. Чуть-чуть поцарапало. Пустяки. Ну, рассказывай про себя. Никонов привстал, обнял его за талию. Юрий в изнеможении опустился рядом с ним на диван.

— Машину мою сожгли...

Никонов понимающе кивнул.

— Экипаж мой здесь?

— Здесь, целы и невредимы. Доложили, что задание выполнено... Да!.. Ты сходи... Тут, через два дома мы госпиталь оборудовали. Там Соня... Тяжело ее...

— Что?

Майор рассказал, как Соня поехала к Николаю, как ее придавило орудием вражеской «пантеры».

— Наверное, не выживет, — закончил он. — Надо бы срочно отвезти в тыл, но...

— Я пойду.

— Погоди, выпьем.

Юрий замотал головой.

— Я пойду... — он еле поднялся на ноги.

В коридоре уцелевшего дома, где лежали раненые, Юрий в темноте столкнулся с врачом.

— Где Потапова?

— Э-э! Лейтенант? Здравствуйте! Здесь, здесь, пойдемте.

Спотыкаясь, Юрий едва поспевал за ним. Они вошли в комнату с зашторенными окнами. Светлела только кровать. Доктор принес свечу, и Юрий подошел к Соне. На ее шее алела шелковая косынка, он не узнал ее и подумал, что это кровь. Почти прозрачная при слабом свете рука девушки лежала на лбу, будто она откидывала непослушные волосы. Веки ее стали темными, глаза полузакрылись, словно она щурила их, как это делает Николай.

Навалясь грудью на спинку кровати, Юрий долго глядел на нее, словно прощаясь с мертвой. Врач взял его за локоть, чтобы увести обратно. Кое-как оторвав Юрия от спинки кровати, он выпроводил его.

— Пойдемте-ка ко мне. Вы устали. Я дам лекарство. Выпьете и заснете как убитый.

Противник прекратил контратаки: слишком сильным был нажим войск, что продвигались общим фронтом к городу, где оборонялись гвардейцы-танкисты.

Раны Николая оказались неопасными. В прошлый раз ему осколком чуть разрезало мускул на ноге, немного повыше колена. Сейчас в нескольких местах гранатой сорвало кожу на боку. Три осколка у него вытащили в медсанвзводе, когда он привез туда Соню. Остальные пока не мешали. Николай и не помышлял о госпитале.

Он отправился в штаб выяснить, какова обстановка вокруг города, и втайне надеялся как-нибудь устроить, чтобы срочно отвезти в тыл Соню.

— Ба! — увидал его капитан Фомин. — А я сейчас был в твоем взводе. Мне сказали, что ты ранен и поехал перевязываться. Садись, посиди. Больше сегодня драки не будет.

— Товарищ гвардии капитан, — начал Николай. — Никто из политотдела или из офицеров связи в тыл не едет?

— Какой там тыл? Наши еще в пяти километрах, на дорогах везде войска противника. Тебе зачем?

— Надо раненого срочно перебросить.

— Пожалуй, ничего не сделаешь. А кого это?

— Сержанта Потапову...

— Ну, ну, мне Малков говорил уже...

— Как? Юрий? Он жив? Не ранен? Но я сам видел, как эсэсовцы добили его раненого.

— Так то — Семенова. А Малков жи-ив и цел, — успокоил Фомин. — За эти сутки он дважды из подожженной машины выскакивал. Второй раз еле добрался до своих, а тут еще Потапову тяжело ранило.

— Семенова жалко... А где же Малков?

— Спит в медсанвзводе. Доктор ему снотворного дал. Хорошая, говорят, штука: после переутомления или нервного потрясения примешь порошок, проспишься — и снова свежий, как огурчик.

Николай думал: что же будет с Соней? Самым худшим для него было такое положение, когда ничего нельзя предпринять. Сжав руки на поясе, он хмурился и стискивал зубы так, что подергивались скулы. Лицо было бледным, губы кривились, а в усталых глазах злость.

— Неужели ничего нельзя придумать? — с укором спросил он. Капитан смерил его взглядом:

— Крови ты много потерял. Шел бы в медсанвзвод, принял бы этого успокоительного да полежал.

Сизое утро обещало погожий день. Над городом застрекотал связной самолет «удочка». Скоро в штаб принесли горы писем, и Николай начал искать свои.

— Тяжело раненные есть? — спрашивал летчик у начальника штаба.

Николай схватил его за рукав:

— Есть одна... в живот.

— Потапову уже увезли, — заметил кто-то из перебиравших письма.

— Куда?

Ему не ответили.

Николай бросился в дом, где помещались раненые.

В темноте коридора он безошибочно нашел комнату, в которой лежала Соня. Сорвал маскировочные шторы, и в окна глянуло солнце, еще холодное и слабое. Кровать была пуста. Во всем доме никого не было: раненых перевезли в другое место. Николай побежал искать санчасть, чтобы расспросить, что с Соней и где она. На улице его обогнал и остановился у полуразрушенного дома немецкий бронетранспортер. На антенне болтался красный шелковый лоскут.

За рулем сидел механик Ситников. Его широкая физиономия была черна от копоти, как танковый шлем. Сверкнув в улыбке зубами, он приветствовал Николая. На крыльце показался майор Никонов.

— Ну, как, безлошадник? — спросил он Ситникова.

— Все в порядке, товарищ гвардии майор.

— Да выключи ты эту трофейную музыку, ни черта не слышно.

Ситников заглушил мотор и выпрыгнул из машины через борт, не открывая дверцу.

— Прямо в госпиталь доставили, товарищ майор. Немцы пропустили, даже козыряли нам. А там наши артиллеристы чуть не стукнули. Ладно, вот это под руку попалось. — Он сорвал с антенны алую косынку Сони и помахал ею над головой.

— Ну как она, выживет?

— Вы-ыживет, — убежденно протянул водитель. Майор пошарил в карманах свою трубку, вспомнил, что она осталась в доме, повернулся и увидел Николая.

— Николай! Пойдем ко мне.

За стаканом вина Никонов рассказал, как экипаж Юрия, когда загорелся их танк, отбил у немцев в рукопашной машину. Николай добавил, что этот трофейный бронетранспортер подоспел вовремя в бою на окраине и помог уничтожить контратакующих эсэсовцев.

— Вот-вот! — восторгался майор. — И сейчас прямо через расположение немцев сумели отвезти в госпиталь одного очень тяжело раненого бойца. Вот, дьяволята!

Николай предложил, лукаво щурясь:

— Так выпьем за здоровье этого бойца.

Дальше