Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

Глава 4

Войска противника стремились задержать прорвавшиеся советские танки и переходили к упорной обороне. Заслоняясь от ударов, враг хотел оторвать от преследования свои основные силы и занять выгодный для себя рубеж. В крепкий заслон был превращен и следующий на пути гвардейцев населенный пункт.

Шоссе огибало большую деревню. Слева — холмы, поросшие реденьким леском. В нем неприятель запрятал свои танки. Вся окраина деревни была изрыта окопами, меж домов расставлены противотанковые орудия, за ними — минометные батареи. Перед деревней на косогоре — траншея, в которой сидели пулеметчики противника.

Батальон Никонова с десантом на броне развернулся, и танки поползли на высоту. Николай сидел слева у башни, изредка вставая, чтобы автоматчики на остальных машинах не теряли из виду своего командира.

Вначале казалось, что до вершины косогора — рукой подать: он весь был виден как на ладони. «Тридцатьчетверки» двигались по огромному полю, и, хотя они шли с большой скоростью, секунды тянулись медленно: всем не терпелось сойтись с неприятелем. Потом стало ощутимым расстояние, что надо было пройти у противника на виду, прямо ему в лоб.

Николай вглядывался в лица бойцов — тех, что были с ним на танке, — и видел суровое спокойствие, уверенность. Каждый знал, что на флангах идут в обход другие батальоны танков, что справа и слева двигаются на запад наши войска. «Наша берет!» И ощущение своей силы скрадывало томление долгих секунд, секунд, когда на тебя направлены сотни стволов самого различного оружия.

Было очень жарко. Надвигалась гроза. Солнце перевалило зенит и снижалось к темной туче, которая быстро облегала небо. Вот оно скрылось. Края тучи горели как расплавленный металл. Рванул ветер. Упали первые капли дождя.

Но этого никто не замечал.

Танки приближались к траншее. Еще пятьсот метров... Еще триста... И тут противник открыл огонь. Он пустил в ход сразу все — и орудия, и пулеметы, и минометы. Автоматчики, надев каски, прижались за башнями к броне. Танки стреляли с хода, не переставая. Пошел дождь. Капли падали на нагретые орудийные стволы, испарялись, окутывая их легкой дымкой. Впереди, на темном фоне грозовой тучи, ослепительно сверкали ответные вспышки немецких орудий. Позади ярко синело чистое небо.

Длинные пулеметные очереди в упор резанули по танкам и заставили автоматчиков спрыгнуть. Частые разрывы мин прижали их к земле. Машины, тяжело рыча, влезли на вражескую траншею. Дождь усилился, разжижая чернозем.

Николай шлепнулся наземь, перекинулся в широкую колею, оставленную гусеницей танка, и пополз вперед, не оглядываясь. Он чувствовал своих бойцов около себя, хотя почти не видел их. Почва раскисала с каждой секундой. Фонтаны земли, поднимаемые взрывами снарядов и мин, обрушивались вместе с дождем на автоматчиков, и грязь залепляла глаза, нос, рот. Из-за огня нельзя было поднять головы. Николай едва разглядел старшину Черемных, Нуртазинова и остальных. Все пытались стрелять.

Он тоже перекинул свой автомат из-за спины, но затвор едва подался вперед и замер. Дернув за рукоять, Николай понял: забило землей.

К мокрой одежде грязь приставала как тесто. Она просачивалась сквозь гимнастерку, сквозь белье и, холодная, липла к потному телу. Казалось, что голым полаешь по этой жиже. На локтях, на коленях, на животе наросли пудовые комья. И на зубах грязь, и пальцы на руках растопырились от налипшей земли.

До траншей, где замолчали раздавленные гусеницами пулеметы, осталось шагов пятьдесят. Но ружейная стрельба оттуда не прекращалась и заставляла автоматчиков вдавливаться в размягшую почву. Стараясь «заутюжить» окопы и дать автоматчикам продвинуться, танки кружились на месте, невольно подставляя противнику борты. Один загорелся, а второй, подбитый, опустил пушку набок вниз. Из деревни летели бронебойные снаряды, неслышные в сплошном гуле дождя и сражения. Воздух был разлинован их трассами. Комбат Никонов не мог больше держать свои машины на окопах противника. Сверкнула зеленая ракета, и «тридцатьчетверки» поползли дальше. Немцы в траншеях быстро оправились от «утюжки». Их темно-зеленые каски снова выставились над бруствером.

«Отрезали! — мелькнуло в голове Николая. — Проклятый дождь».

Обычно десант спрыгивал с танков прямо в траншеи и в рукопашной уничтожал противника. А тут еще столько ползти! И прямо в лоб, на пули. На сердце легла гнетущая тревога за бойцов: многим придется остаться здесь. Нет! Этого не. должно случиться.

— Гранаты к бою! — закричал что было сил Николай. Он выхватил гранату, вскочил на ноги и выдернул кольцо взрывателя.

Голос его потонул в грохоте стрельбы и в шуме ливня. Он бросил «лимонку», но не докинул до траншеи. Увидел, как подымались и снова ложились среди взрывов его бойцы. Сделал несколько шагов и повалился: жидкая земля всасывала отяжелевшие сапоги и сковывала движения.

Гроза не утихала. В небе, раскалывая тучи, вспыхивали молнии. Николай перевернулся на спину, и грязь, наросшую спереди, мгновенно смыло дождем. Облегченный, он снова пополз вперед. До окопов оставалось шагов двадцать. У горящего танка приподнялся старшина Черемных и жестами показывал, что автомат не стреляет. Николай вынул нож. Черемных, поняв командира, выхватил свой. Он был на виду у всех автоматчиков. И те тоже взялись за ножи. Николай поднял над головой гранату. И Черемных приготовил «лимонку», показывая ее всем.

— Ну, а теперь... — Николай кивнул старшине и выдохнул что было сил: — Впере-о-од!

— Ура, орлята! — закричал Черемных. Остальные подхватили. Гул боя и грозы поглощал человеческие голоса, но по лицам и открытым ртам чувствовалось это «ура». Все ринулись за старшиной, который побежал во весь рост, и через миг, облепленные грязью, с ножами наготове, посыпались в траншею.

И дрогнул огонь противника. Стрельба оборвалась.

— Шварце мессерн! — пронеслось среди вражеских солдат.

Этот испуганный крик решил исход атаки. Он будто подрезал врага и влил богатырскую силу в наших автоматчиков. Еще в боях на Орловщине, когда на фронте появились танковые части с Урала, родилась у немцев легенда о «шварце мессерн» — о бойцах с черными ножами.

Это были части, сформированные из добровольцев. Рабочие Златоуста подарили им ножи в черной оправе.

Тогда на фронте тоже стояла дождливая погода. Уральцы взламывали оборону врага. На немцев обрушились танки, с брони в окопы бросались отборные бойцы-десантники — мастера рукопашного боя. На них были стальные нагрудники, не пробиваемые пулей. Немцы в ужасе отступали от натиска «дикой дивизии черных ножей», как они называли уральцев. Невозможно было устоять против такого напора: танкисты, даже на подожженных машинах, мчались вперед, давили противотанковые орудия, а железный десант не давал пощады.

Немногие остались в живых из тех бесстрашных, что бросались в первые атаки тогда, на Орловщине. Нет и стальных нагрудников: от них давно отказались десантники как от лишнего груза. Но, кидаясь сейчас в траншею, каждый словно обрел непробиваемую грудь, силу всех погибших ранее земляков. Солдаты противника пытались выбраться из траншеи. В эти несколько секунд замешательства покончили со многими.

В траншее постепенно становилось тише и тише. Тогда сквозь шум дождя слева на холмах раздался визг чужих моторов. К Погудину, отирая рукавом мокрое от пота и дождя лицо, подбежал черномазый Мирза Нуртазинов.

— Лейтенант! Танки! Танки! — Он, часто дыша, вглядывался сквозь ливень в сторону, откуда доносились зловещие звуки. — Наши не видят. Ай-яй-яй!

Дождь не унимался. Мокрые до нитки автоматчики стояли в траншее и, заслоняясь от грозового косохлеста, смотрели вперед. Там, за плотной завесой ливня среди дымящихся хат, метались «тридцатьчетверки «. Им было плохо без десанта. Они подавили орудия противника на окраине и, не заняв деревни, потянулись влево, навстречу немецким танкам, которые выползали из леска.

— Увидал! Увидал! — закричал Нуртазинов. Из траншеи видно, как вражеские солдаты бегали по деревушке. Стена взрывов на широкой пашне, превратившейся в кисель, отделяла десантников от них. Немцы продолжали вести минометный заградительный огонь. Пороховой дым, придавленный дождем, стелился по земле.

Николай осмотрелся. «Хоть бы минометы разбили, а то пойдешь — всех ребят потеряешь», — мелькнула горькая мысль.

Но сетовать некогда, и он собрал бойцов около себя.

— Отстали мы... Надо во что бы то ни стало пройти в деревню, пока танки ведут бой. Иначе немцы очухаются и ударят им с тыла. Всем задача понятна?

На лицах автоматчиков проглянула тяжелая усталость: люди сделали большую работу и увидели, что мало приблизились к цели. Николай уловил это.

— Не вижу, что всем понятно. Кто не может, пусть останется ждать хорошей погоды, ждать, пока немцы начнут из деревни жечь наши машины. Потом прилетят наши самолеты, подойдут «катюши», артиллерия, пехота и возьмут за нас населенный пункт.

Это был точно рассчитанный удар по самолюбию. После этих слов Николай не увидел ни одной унылой физиономии. Он улыбнулся и сам, когда приказывал:

— Интервал десять метров! По-пластунски, вперед! Теперь он был уверен, что каждый доползет сквозь огонь по этому полю, развороченному минами и политому дождем.

Автоматчики ринулись в грязь, и у Николая едва хватило выдержки обождать несколько секунд, чтобы проследить за всеми.

— Больше интервал! По команде все встают и — «ура».

Он пополз следом, стараясь не обгонять остальных. Впереди, по бокам, а потом и позади рвались мины. Дождь не прекращался...

* * *

Юрий Малков, кончив утюжить вражескую траншею, увидел, что второй танк его взвода подбит. Из открытого люка, который чуть дымился под ливнем, высовывалась рука без перчатки, и с пальцев стекали на броню струи воды. Юрий хотел было остановиться, чтобы помочь экипажу, но вспомнил, как говорили в танковом училище: остановка в бою гибельна, недвигающийся танк — это мертвая мишень.

В воздухе вспыхнула зеленая ракета и развеяла его сомнения. Этот сигнал командира батальона означал: вперед! Юрий заметил ракету одним из первых, его машина вырвалась ранее других. Он очень обрадовался, когда Никонов сказал по рации:

— Малков, осторожнее! Лавируй! Ты на виду, и тебе гореть нельзя.

— Впереди орудие! — сообщил механик.

Юрий приник к смотровой щели и скомандовал:

— Осколочный!

— Готово! — ответил башнер.

В нескольких десятках метров сквозь дождь ясно виднелась замаскированная снопами противотанковая пушка. Она медленно поворачивалась на них. Нацелясь, Юрий нажал спусковую педаль. Танк дрогнул, и дымок разрыва возник далеко позади немецкого орудия. Машина тряслась, пересекая поле, вспаханное грядами.

— Еще осколочный!

— Есть!

Водитель остановился.

— Вперед, Ситников! Что встал? — вскипел Юрий.

— С хода не попасть!

— Вперед! Остановка смерти подобна, — вне себя заорал Юрий и выбранился.

Он опять взял орудие противника в перекрестие прицела по всем правилам и выстрелил. Снаряд разорвался еще дальше. Черная пасть противотанковой пушки теперь уже смотрела прямо в глаза. Юрий приготовился дать команду «задний ход», а механик-водитель крикнул: «Давлю!»

Застрочил лобовой пулемет. Мотор взревел на предельных оборотах, корпус подпрыгнул на бруствере артиллерийского окопа. Правая гусеница заскрежетала по стволу орудия. Грянул оглушительный выстрел, снизу будто толкнуло гигантской волной. Танк поднялся на дыбы, рухнул, придавливая вражеский орудийный расчет, завертелся на месте и встал.

Дробь пулемета оборвалась. Водитель забарахтался внизу, и Юрий, сдернув шлем, услышал, как он раздвигал разваленную после толчка боеукладку, стучал снарядами и пустыми медными гильзами, которые издавали тихий звон. Потом Ситников начал звать стрелка-радиста:

— Санька! Санька, дружище! Александр Прохорович! Ну, открой глаза! Что с тобой, Санька?..

Водитель открыл люк и начал стрелять из пистолета, усердно прицеливаясь. Юрию было видно, как падают разбегающиеся артиллеристы. Башнер дал несколько коротких очередей из верхнего пулемета, потом высунулся из башни и кинул по сторонам гранаты. Дождь через верхний люк брызнул в танк.

Юрий не знал, что делать дальше. В ушах стоял тяжелый гул. Он снова надел шлем и начал тщательно вглядываться сквозь смотровые триплексы в ливень, стегавший землю вокруг, и не мог отличить машину комбата от остальных. Наконец, в наушниках задребезжал бас Никонова:

— Чего, браток, стоишь без дела? Орудие у тебя исправно?

— Машину здорово стукнуло, товарищ гвардии майор.

— А-а! Ну, если неисправно, присоединяйтесь к автоматчикам.

— Нет! Орудие исправно, исправно! Жду вашего приказания! — прокричал Юрий.

Но Никонов уже не слышал, он переключился на другую рацию.

По броне хлестал дождь. Остальные танки проурчали мимо, высоко взбивая гусеницами комья грязи. Юрий собрался вылезать из танка, но сильно заныла правая нога. Ощупав ее, он понял, что штанина порвана, и сочится кровь. Юрий испугался и сполз вниз в боеукладку.

— Вот сюда, сюда, — подсовывал ему что-то мягкое водитель.

— Давайте, перевяжу, — наклонился башнер.

— Я сам. Ситников за меня останешься, — назначил Юрий, как это полагалось по уставу.

Его затошнило, голова закружилась. Он забинтовал ногу и уже будто издалека услышал, как механик, сидя на командирском месте, кричал по радио: «Есть, товарищ майор!»

Боль в ноге утихала, но тело — как побитое. В открытые люки брызгали капли, виднелся высокий клен, мокрая соломенная крыша хаты и косые полосы редеющего дождя. В танке было сыро. Юрий думал под монотонный шум пальбы кругом: «Вышел из строя. Ранен, наверное, сильно. Интересно, в какой госпиталь я попаду? И сколько месяцев заживают такие раны?»

Выстрел орудия над головой заставил его насторожиться.

— Навесным, навесным! Выше ствол! — командовал механик.

Юрий сообразил, что экипаж решил бить навесным огнем по минометам в деревне. Башнер вытаскивал из-под него снаряды, каждый раз нечаянно больно толкая в бок.

— Есть — помогать Погудину, товарищ майор! — кричал по радио Ситников. Его голос, прерываемый выстрелами, глухо раздавался в танке. — Смотри, смотри, пулеметы на крыше выставляют. Стукнем-ка! Та-ак. Эх! Даем копоти! Еще разок. Во! Были пулеметчики — и нет. Глянь, наши автоматчики далеко еще? А ну-ка вон по тому овину: там что-то шевелится, наблюдатель, наверно. Та-ак. Подползают наши, подползают. Дай-ка из пулемета вперед, вдоль по улице — приободри ребят. Та-ак... Ур-ра-а! Славяне!.. Эх, дружные ребята! Вон лейтенант Погудин. Здорово он в атаку поднимает! С ним и убитый побежит.

Слышь, танки. Это второй и третий батальоны с той стороны подходят. Сейчас «ха-сан» немцам будет. Набирай гранат. Эх, за рычагами бы ворваться в улицы! Товарищ лейтенант, — закричал Ситников Юрию. — Мы за Погудиным. Вы здесь оставайтесь, пока деревню не возьмем. Механик и башнер выскочили из машины и умчались.

— Ладно, — махнул рукой Малков.

Возгласы, крики, стрельба удалялись. Дождь перестал. В люк глянули солнечные лучи.

Юрий еще раз осмотрел ногу, и теперь рана ему показалась не такой страшной. Боль почти прошла, и он решил выбираться из танка. Но в этот момент выстрелы участились и где-то совсем близко послышалось верезжание немецких моторов. Рядом ухнуло раз, другой, третий, затрещало вспыхнувшее горючее.

Юрий плохо представлял, что творится снаружи, и испугался: вдруг попадет в плен. Он решил притвориться мертвым, лег на спину на дне танка и зажмурил глаза, напряженно прислушиваясь.

Почти рядом с танком закричали немцы, но длинная автоматная очередь прервала их. Кто-то по-русски выругался и заорал: «Стой! Хальт!» Затем опять раздалась трель автомата...

— Есть кто живой?

Юрий раскрыл глаза. В верхний люк заглядывали двое. На их лицах комьями насохла земля. Только глаза блестели: одни черные, другие светлые.

— Есть, — простонал Юрий.

Автоматчики помогли ему выкарабкаться через башню. Кругом была свежесть и солнце. Пахло разрытой землей. Рядом с машиной Юрия дымилось два вражеских танка. Копоть от них тянулась к чистому безмятежному небу, расползалась вверху, соединялась с десятком других таких же дымов и плыла к горизонту вслед за удаляющейся дождевой тучей. После сильной грозы многие листья на кленах остались перевернутыми наизнанку, и деревья казались пестрыми.

— Это ваша работа, товарищ лейтенант? — спросил черноглазый автоматчик, восхищенно глядя на Юрия.

Юрий ничего не ответил. Он подобрал первую попавшуюся палку и, опираясь на нее, заковылял в деревню. Он шел по освещенной солнцем улице. Из какой-то хаты робко выглянули две женщины, поздоровались с ним и спросили, кончился ли бой. Юрий и тут не ответил, он не понял вопроса и только чопорно приложил руку к виску.

— Який-то великий начальник, — разобрал он брошенную ему вслед фразу. — Зараз придуть солдаты, и все уразумием.

В самом конце деревни стояла кучка гвардейцев, и Юрий поспешил к ним. Николай без каски, взлохмаченный и перемазанный землей, наклонив голову, смотрел на мертвых, лежавших на разостланной плащ-палатке. Автоматчики стояли позади неровным строем. Они мельком взглянули на подошедшего.

— Коля, — нерешительно начал Юрий. Николай не услышал и не обернулся. Почти не раздвигая губ, словно сам с собой, он говорил:

— Ваню Бараковского надо найти. Что мы его матери напишем?

— Нигде нет, товарищ гвардии лейтенант, — жалобно отвечал старшина Черемных. Среди бойцов таких же грязных, как он, его едва можно было отличить по рыжим вихрам.

— Найти! — Николай шагнул к помкомвзвода и тихо повторил: — Надо найти.

Бойцы снова отправились на поиски. Юрий отошел в сторону. Подъехал танк. Вылез майор Никонов и схватил Николая в охапку:

— Дьяволенок! Живой! Ну, как твои?..

Николай ткнулся головой в грудь комбата:

— Василий Иванович, я почти весь взвод потерял.

— Ну, полно вздор болтать, — пробасил Никонов, встряхивая Николая за плечи. — Убитых четыре. Раненых сколько? Пять? Ну? А ты говоришь, взвод.

— Одного и найти не могут. Все ребята самые хорошие.

— Найдут, найдут, — Никонов увидел Юрия. — Малков! Ты как себя чувствуешь?

Юрий подошел и доложил:

— Я ранен осколком в голень, товарищ гвардии майор!

Николай обернулся и с улыбкой измученного человека произнес:

«Юрка! Ты живой! Вот хорошо!» А взгляд его был обращен в ту сторону, где только что отгремел бой. Никонов обнял Николая за плечо и спросил Юрия:

— Ходить можешь? Организуй-ка пока похороны. Возьми пленных человек десять, вон их там твой механик охраняет. Заставь их копать, соберите всех погибших. Да в машинах не оставляйте.

Прихрамывая, Юрий отправился выполнять приказание.

— Да брось! — успокаивал майор Николая. — Ты просто устал. Где твои хваленые нервы? Давай-ка закурим.

Они сели на крыло раздавленного немецкого грузовика. Николай морщил лоб и разглаживал его пальцами.

— На фронте ты давно, а к потерям никак не можешь поспокойнее относиться. Война... — Никонов пожал плечами, вздохнув на последнем слове.

Николай вздрогнул от озноба. Гимнастерка и нижняя рубашка пластырем липли к спине. Майор приказал своему экипажу:

— Откройте все люки — пусть машина остынет. Дайте шинель! — Он накинул шинель на плечи Николая и сказал: — Ты что ж, хочешь воевать без потерь?

— А как же? Считается ведь, что чем лучше подготовлены к бою солдаты и командир, тем меньше потери. Значит, можно поднять умение бойца до того, что потери сведутся к нулю. Вы улыбаетесь, Василий Иванович, а я — серьезно. Я много об этом думал... Вот в первый раз меня ранило почему? Потому, что не умел ползать по-пластунски. Второй раз — на танк не смог на ходу залезть.

— А в третий? — посмеивался Никонов.

— В третий? Это в прошлую операцию? Там — растерялся. На меня трое наскочило. Не выдержал. Владеть собою — тоже умение... Вот сейчас в тылу все проходят всевобуч. А мы до войны как? Был у нас на заводе кружок ОСО, ходили в тир, стреляли — и все. А если бы хоть час в день, один час тренироваться к бою, то в случае войны каждый из нас имел бы куда больше возможности не погибнуть.

Он вскочил, увидав своих солдат, понуро возвращавшихся ни с чем.

— Ну, что?

Никонов усадил его на место.

— Товарищ гвардии майор, разрешите доложить лейтенанту? — обратился старшина.

— О невыполнении приказания? — спросил Никонов.

— Да, — Черемных опустил голову.

— Э, братец! Неладно это. Ну, вот что. Сейчас всем помыться, побриться, постирать обмундирование. Да побыстрее, чтоб высохло, пока солнце. Моему ординарцу скажите — пусть принесет воды, бритву и все остальное. Вот сюда, к этому сараю.

Николай пытался что-то добавить, но майор положил руку ему на колено и тихо сказал, когда бойцы пошли:

— Нельзя же так гонять людей. Пусть отдохнут, приведут себя в порядок.

— Но ведь надо найти его. Похоронить.

— Найдут, найдут. Малков найдет.

— Автоматы почистить! — все-таки приказал Николай вдогонку старшине.

Дальше