Засада
Гроза пронеслась и затихла. Дождь кончился так же внезапно, как начался. Из-за растаявших туч выглянуло солнце. Солдаты обсушивались, приводили себя в порядок.
Противник быстро отходил, наши подразделения начали преследовать его, чтобы не дать ему оправиться от понесенного поражения и снова зацепиться за какой-нибудь удобный рубеж.
На холме, у выхода из кустов на дорогу, первая батарея ожидала подхода стрелкового подразделения на автомобилях, за которым должна была идти в колонне. Дальше по склону холма стояли танки: они также готовились преследовать противника.
Вскоре подошли стрелки, и первая батарея стала вытягиваться на дорогу. Пристроились и другие подразделения, и колонна тронулась в путь.
Пока двигались с холма вниз, все шло хорошо; но вскоре дорога пошла на подъем. После дождя глинистая грунтовая дорога раскисла, прошедшие впереди танки разрыхлили землю и местами оставили на ней глубокие колеи. Автомобили начали буксовать. Тем машинам, в которых ехали стрелки, было легче выбираться из грязи: стрелки выскакивали на землю и помогали вытаскивать машины. Хуже было батареям: пушки, прицепленные к тягачам, вязли в глинистой грязи. Сравнительно немногочисленные орудийные расчеты с трудом проталкивали через трудные места и машину, и орудие. Иногда их приходилось расцеплять и перетаскивать сначала машину. Расчеты помогали друг другу и поочередно общими усилиями, под привычные возгласы «Раз-два, взяли!» проталкивали свою технику. Движение, конечно, очень замедлилось, и колонна вскоре растянулась. Стрелковые подразделения на автомобилях обогнали артиллерию и ушли вперед: их командиры опасались, что если промедлить, то гитлеровцы успеют зацепиться за какой-нибудь рубеж для обороны. Капитан Кузнецов старался держаться поближе к пехоте, которой в любой момент могла понадобиться поддержка артиллеристов, но не мог угнаться за ней: мешала грязь.
Не встречая серьезного сопротивления противника, отряд прошел километров десять. Солнце опустилось уже довольно низко, когда батарея вышла на мощеную дорогу в большой низине. Надо было воспользоваться этим участком хорошей дороги, чтобы догнать пехоту, и капитан велел увеличить скорость. Батарея пошла со скоростью около тридцати километров в час. Впереди лежал холм, на его склоне виднелись следы танков. В километре справа высился другой пологий холм. По многочисленным пням можно было заключить, что тут когда-то рос лес, но был вырублен, а теперь остался лишь редкий кустарник.
Тягачи с орудиями легко катились по мощеной дороге. Кокин все время удивлялся: как это гитлеровцы оставили такой большой участок невредимым, не разрушили его, как делали обычно.
Об этом же шел разговор и в кузове машипы.
— Наши танкисты нажали с тыла, вот и бросили все, — высказал свое мнение Дубяк.
— У нас в Одессе... — начал было Рожанский, но в это время из редких кустов с холма справа блеснули огоньки и вслед за этим недалеко от дороги разорвался снаряд, а другой, завывая, пролетел над колонной и упал метрах в сорока слева. В тот же миг засвистели пули. Откуда-то стрелял гитлеровский пулеметчик.
Капитан Кузнецов понял, что батарея натолкнулась на какое-то уцелевшее подразделение гитлеровцев. Из-за своей малочисленности оно не решилось напасть на танки и пехоту. А пропустить батарею, зная ее беззащитность на походе, не захотело. У капитана мелькнула мысль побыстрее проскочить обстреливаемое место. Но помешало внезапное препятствие: дорогу загораживал подбитый фашистский танк. Наши подразделения, прошедшие впереди, накатали объезд; но на этом объезде пришлось бы резко снизить скорость: требовалось проехать метров двадцать по грязи и преодолеть канаву, скаты которой были срыты явно на скорую руку. Здесь могли забуксовать даже мощные тягачи.
Чем больше внезапная опасность, тем быстрее надо принимать решение. Капитан Кузнецов, сидевший в кабине автомобиля взвода управления, распахнул дверцу кабины и коротко крикнул командиру отделения разведки:
— Сигналы «Стой», «К бою», «Огонь»!
Орудия остановились все сразу; кубарем скатились из кузовов орудийные расчеты, мигом расцепили орудия с тягачами. Вражеские снаряды рвались то перед дорогой, то за ней. Пока батарея развертывалась в боевой порядок, один снаряд разорвался возле первого орудия и осыпал осколками расчет. Орудие, которое поворачивалось в сторону холма, замерло на месте. Но выручили остальные расчеты. Солдаты работали с невиданной быстротой: эта быстрота спасала жизнь, спасала батарею. Прошло всего лишь несколько секунд, а три орудия одно за другим уже сделали по первому выстрелу.
Подбежал капитан Кузнецов и стал подавать команды. Старший лейтенант Хоменко, выскочивший из кабины тягача первого орудия, сначала упал, оглушенный взрывом, но быстро оправился и вместе с командиром орудия и единственным номером, который остался нераненным, начал поворачивать орудие в сторону противника. К ним подскочили еще два солдата, которые были ранены легко. Они помогли повернуть станины орудия, снять чехлы — и лишь после этого начали помогать друг другу делать перевязки. А Хоменко, сдвинув на затылок каску, стал на место раненого наводчика и открыл огонь.
Первым на холме замолчал пулемет. Затем — одно за другим — прекратили стрельбу оба орудия. Видимо, ввязываться в серьезный бой гитлеровцы не решались.
Батарея продолжала вести огонь, и гитлеровская засада вскоре перестала подавать признаки жизни.
Пострадавшим оказали медицинскую помощь. Трое легко раненных остались в строю, одного тяжело раненного отправили в тыл со встречной машиной.
— По местам! — скомандовал капитан.
Батарея двинулась дальше.
Вскоре батарея догнала стрелковые подразделения. Они натолкнулись на сопротивление гитлеровцев, засевших в небольшом населенном пункте. Обойти его мешало болото, и стрелки ожидали помощи артиллеристов.
Короткий бой за населенный пункт закончился быстро; понеся потери, противник отступил. А преследование все продолжалось...
Лишь после полуночи отряд остановился на отдых в роще, в двух километрах к западу от большого села. Место для отдыха было удобное: роща — на холме, а холм — в стороне от дороги; наблюдение во все стороны хорошее; роща невелика, но все же маскирует весь отряд. По другую сторону холма протекает ручей, так что вода под рукой.
Холм с рощей был естественным наблюдательным пунктом, с которого просматривалась на большое расстояние вся местность. По углам рощи расположились танки; орудия заняли открытые огневые позиции на опушке.
На всякий случай подготовили и запасную огневую позицию на северной опушке рощи.
Между орудиями и танками разместились дежурные стрелковые подразделения; остальные расположились на отдых в глубине рощи. Во все стороны была выслана разведка, а вокруг рощи выставлены полевые караулы. Теперь можно было спокойно отдыхать, не опасаясь внезапного нападения.
Походные автокухни, следовавшие с отрядом, роздали ужин, и перед коротким сном солдаты наскоро, но с аппетитом поели «горяченького».
После всех дневных волнений Стукалов крепко заснул. Он с трудом проснулся, когда на рассвете сержант Бакалов стал его расталкивать. Впрочем, его друга, Джумгалиева, как всегда, растолкать было еще труднее.
После вчерашней грозы утро вставало свежее, росистое, ясное. Невыспавшиеся солдаты поднимались, поеживаясь и потягиваясь. Кухни начали раздавать завтрак, когда по биваку разнеслась весть: разведка донесла, что в соседнем селе ночевал большой отряд гитлеровцев. Их саперы всю ночь чинили взорванный мост через реку.
По данным разведки, гитлеровцев было по крайней мере вдвое больше, чем в небольшом советском отряде: на околице села стояли орудия и танки.
Через несколько минут стало известно решение старшего командира: считать подразделение в засаде, из рощи никуда не показываться, огня не разводить.
Командир предполагал, что гитлеровцы не задержатся долго на месте: постараются избежать столкновения с наступающими советскими войсками в неукрепленном селе. О том, что наши подразделения стоят в роще, всего в двух километрах от них, гитлеровцы, видимо, не знают, так как в спешке вели разведку только вдоль дороги.
Выслушав новости, Рожанский не замедлил высказать свои соображения.
— Все нормально. Фашисты чинят для нас мост. Придется их благодарить.
— А если они успеют его опять взорвать? — спросил Смилгис.
— Дорогой мой, — ответил Рожанский. — Придется помешать им. — И Рожанский весело расхохотался.
Началась перегруппировка танков и орудий. Производили ее осторожно, чтобы до гитлеровцев не донесся шум моторов: танки, стоявшие у северной опушки рощи, перешли на южную. Все орудия тоже перетянули на южную опушку. В направлении на мост поставили два орудия, которые можно было легко повернуть и в сторону дороги. Вместе с танковыми пушками набралось немалое количество орудий, нацеленных на дорогу.
Между орудиями и танками распределили участки дороги. Было решено не открывать огня, пока вражеская колонна не вытянется на дороге против южной опушки рощи.
Все это заняло около часа.
Началось оживление и у гитлеровцев. От села к мосту промчался мотоциклист и вернулся назад. Вскоре на дорогу выползли четыре танка; за ними шли автомобили с пехотой, автомобили с прицепленными орудиями, потом снова автомобили с пехотой. Колонна вытягивалась из села и приближалась к роще.
— Ни один снаряд не должен пропасть даром, — говорил капитан Кузнецов, обходя расчеты. — Пристреляв участок дороги, сразу переходите на беглый огонь, чтобы никто не ушел. На пристрелку хватит двух снарядов, дальность я измерил по карте.
Колонна приближалась сравнительно медленно. В середине колонны двигалась открытая штабная машина с офицерами.
Командиры спешили отдать последние распоряжения. Нашим танкам предстояло подбить сразу же четыре гитлеровских танка. На долю первой батареи выделили четыре автомобиля с прицепленными к ним орудиями, штабную машину и три грузовика с пехотой. Остальные наши танки и другие батареи «поделили» между собой остаток вражеской колонны.
Машины противника шли на сокращенных дистанциях. С холма колонна была видна, словно на ладони, хвост ее терялся в селе.
Вот четыре танка миновали рощу, невольно подставив нашим пушкам свои самые уязвимые места. С юго-западного угла рощи в небо взлетела и рассыпалась серия красных ракет. Раздался мощный залп многих советских орудий, дробно затрещали пулеметы.
Первыми же выстрелами были подбиты все четыре танка. Они загородили дорогу и сразу создали «пробку».
Грузовики стали наезжать один на другой. Некоторые загорелись, остановились и еще больше загородили дорогу. Другие пытались их объехать, но уже начался шквал беглого огня, и всё окончательно смешалось. Гитлеровцы выскакивали из машин и разбегались по полю. Артиллеристы противника даже и не пытались отцепить от тягачей свои орудия и тоже стали разбегаться.
Показались шесть танков, шедшие в хвосте колонны. Наши танкисты немедленно открыли по ним огонь.
Вслед за коротким огневым налетом два наших орудия начали обстреливать осколочными снарядами мост, чтобы отогнать от него гитлеровцев. Офицеры противника, сидевшие в штабной машине (она «досталась» орудию сержанта Бакалова и была подбита с первых же выстрелов), бросились наутек; осколки следующих снарядов остановили их. Наши станковые пулеметы косили вражескую пехоту.
Через несколько минут все было кончено. Десять гитлеровских танков дымились на дороге; между ними, сбитые в одну большую кучу, стояли грузовые автомобили. Трупы в серозеленых мундирах устилали поле и дорогу. Большая толпа гитлеровцев, бросив оружие, шла в сторону рощи с поднятыми руками.
— Вот вам, гадюки! Вот вам! — в упоении кричал Рожанский. В этом бою он помогал поредевшему расчету первого орудия и чувствовал себя героем дня.
...И вот отряд покидает рощу. По просохшей, словно вымытой дороге первая батарея, не отставая от пехоты, движется вперед — к новым боям, к новым испытаниям, к новым победам.
Позади — два дня боя. Только два дня из числа многих таких же дней Великой Отечественной войны. Они целиком были заполнены боевыми действиями. Все, что приказывали командиры, все, что выполняли солдаты, — все это делалось во имя счастья и независимости Родины, ради победы над ненавистным врагом, нарушившим мирную жизнь советского народа. Поэтому так храбро и умело сражались танкисты и стрелки, не покладая рук трудились саперы и связисты, непрерывно громили вражеские укрепления и войска летчики и артиллеристы.
Вместе со всеми громили врага и воины орудийного расчета сержанта Бакалова. Выбыл из строя наводчик Приходчук, легко ранен Антадзе, но расчет, как единая, дружная семья, стал еще крепче, еще боеспособнее. Молодые солдаты Стукалов и Джумгалиев «обстрелялись» и почувствовали в себе силу и опыт бывалых воинов. Дубяк, Смилгис и Антадзе приобрели новый опыт. Водители Кокин и Рожанский честно и преданно выполняли свой долг и всеми силами помогали орудийному расчету сражаться с врагом.
Силы и кровь воинов орудийного расчета не пропали даром. Маленькой, но драгоценной частицей вошли они в фундамент той большой Победы, которую завоевала вся Советская Армия, весь советский народ.