Днепровская волна в Киев привела
Повезло, я бы сказал, с фамилией Израилю Григорьевичу. Куперштейн — разве некрасиво звучит? Еще как красиво. Обстоятельно, благозвучно. Такой одной фамилией можно запросто двух личностей одарить. В мировой литературе ведь были и Купер, и Штейн. Первый — Фенимор, классик американской словесности, второй — Александр, одаренный советский драматург. Но мой знакомый Израиль, как бы соединив две именитых фамилии в одну, пошел по иной стезе: с молодых лет в танковые войска подался. И правильно сделал, ибо когда шла война, он, успешно окончив Горьковское танковое училище, был весьма нужным человеком в боевом строю фронтовиков.
В путь-дорожку позвало предписание, в котором значилось, что он, лейтенант Куперштейн Израиль Григорьевич, направляется в распоряжение отдела кадров 1-го Украинского фронта. Обрадовался молодой лейтенант — на родную Украину едет, может, доведется Черкассы, город в котором родился, освобождать...
Эти слова-воспоминания я услышал на вечере-встрече подполковника в отставке Героя Советского Союза Куперштейна с молодыми курсантами Челябинского высшего военного автомобильного инженерного училища. Бывалому танкисту вспомнились и курсантское житье-бытье, и город Горький с великой Волгой, и особенно экипаж, братья-танкисты.
Четверо их было — русский Виктор Бугаев, украинец Борис Берестовский, белорус Михаил Грабский и он, Израиль Куперштейн, еврей. И все — одна боевая семья, родные братья. Друг за друга — в огонь и воду. Потому и экипаж их был под стать броне управляемой ими тридцатьчетверки. Все уважали и ценили Израиля — командира, а он, гвардии лейтенант, был всегда вровень с ними — сержантами-гвардейцами и по-братски, как водилось в окопной жизни, обходился с ними. Жили, делясь последним куском хлеба и махрой из кисета, и воевали, поровну взваливая на свои плечи фронтовую ношу и невзгоды.
Курсанты-автомобилисты слушали и на ус мотали, ибо то поколение воинов-фронтовиков, которое представлял их гость — Израиль Григорьевич, ничего не сочиняет, а правду толкует...
Вершиной воинской доблести экипажа Куперштейна стал Днепр. Именно тогда, осенью сорок третьего 52-я гвардейская танковая бригада, в составе которой и находился танк гвардии лейтенанта Куперштейна, подошла к берегу реки, а за рекой — Киев. Все поняли: скоро форсирование. Но для того, чтобы ринуться вперед всей силой войск, следует перво-наперво завоевать плацдармы на том, правом берегу. Это каждому военному ведомо. Кто же должен поплыть первым? Комбриг гвардии полковник Плеско решил это выяснить простым способом, он построил бригаду на поляне и скомандовал:
— Кто первым желает плыть на тот берег — шаг вперед!
Шагнул весь строй.
— Нужны четверо, а вас вон сколько... Ну, спасибо! Теперь мы сами определим четверку.
И определили. Тут же. У берега Днепра. Был назван экипаж гвардии лейтенанта Куперштейна. Почему? Нетрудно догадаться. Комбриг Плеско двумя словами определил причину выбора: «Храбрые хлопцы!..»
Итак, четверо танкистов, возглавив группу партизан из отряда имени Чапаева, которые добровольно пожелали участвовать в Днепровской операции, всю ночь готовились к переправе....
Вот он, широкогрудый Днепр Славутич! Тихо шуршит о песчаный берег волной. Бойцы, стараясь ничем не нарушить тишины, осторожно трогают руками воду. Кому-то вспомнился год сорок первый, день и час, когда пришлось оставлять Днепр и отступать на восток. Болело сердце оттого, что так вышло. И все эти годы солдат верил, что он вернется к днепровским кручам и отвоюет у врага великую реку. А Израилю вспомнились юные годы, когда он часами плескался в быстротечном Днепре, друзья, с которыми бесшабашно прыгал с высокого берега прямо в набегавшие волны. Ах как все это быстро прошло, и вот теперь он снова у берега реки юности, но с иной целью. На ум пришла и певучая украинская речь и песня о Днепре, слова которой сочинил еще где-то под Сталинградом его ровесник, уважаемый им поэт-фронтовик Евгений Долматовский:
Ой, Днипро, Днипро, ты течешь вдали,И вот свиделись. Теперь и впрямь враг должен захлебнуться днепровской водой.
— Поспешай, братва, — услышал отряд голос командира-танкиста Куперштейна, и каждый взялся за свой топор.
Да, теперь главным оружием стал топор. Понтонеры еще не подошли к Днепру, значит, надо самим мастерить плавсредства.
— На подручных поплывем, — распорядился гвардии лейтенант.
Что значит «на подручных», знал каждый — годится все, что под рукой: рыбачьи лодки, бревна, бочки — словом, все, что держится на воде.
Всю ночь стучали топоры. Партизаны и танкисты мастерили плоты, даже жители близлежащих сел тащили гвозди, доски, катили бочки, предлагали свои лодки. Говорили: «Это вам в благодарность за то, что освободили нас от фашистского ярма». Украинцы плотничали, скрепляли плотики, а женщины угощали вареной картошкой, случалось, и молоком...
Все здорово работали в ту ночь. У всех настроение было такое, будто к большому торжеству готовились. На самом же деле каждый понимал, что предстояла сложнейшая операция. Шутка ли, по воде плыть навстречу врагу...
А фашисты нервничали. То пустят ракету, то пулеметной очередью хлестнут по водной глади. Провоцировал фриц, ждал ответного огня. Но левый берег молчал.
К полночи отряд Куперштейна был готов к переправе. Плоты и лодки спустили на воду. Без суеты и шума погрузили пулеметы, гранатные ящики. Ни одного громкого возгласа не слышно было, ни одного удара, который мог нарушить тишину. Даже простуженные перестали чихать. Темно ведь было, но никто не плутал, не спотыкался. Такой порядок на старте предвещал победный финиш.
На правый берег устремились воины и других подразделений — стрелки, связисты, саперы. Важно было дружно высадиться и завоевать плацдарм, на который в последующем должна была прибыть боевая техника — артиллерия, танки. Все так и произошло. Десантники, приблизившись к берегу, ударили из всех видов оружия. Немцы, конечно, открыли ответный огонь, однако не смогли остановить наступающих. Смельчаки, а их было немало, уже зацепились за берег. В их числе была группа Куперштейна. Под покровом темноты танкисты и партизаны, а слева стрелки дружным огнем из всех видов стрелкового оружия и гранатами сравнительно быстро придавили неприятеля к земле и овладели его первыми траншеями, а к рассвету плацдарм был значительно расширен. В этот момент на понтонах подоспели танки. Прибыла и машина Куперштейна.
Танкисты заняли свои боевые места и с ходу ударили по гитлеровской обороне. Завязался бой за Киев. Немцы попятились. Командование поняло, что противник, отступая из столицы Украины, устремится на Житомирский тракт, и потому решило стремительными действиями танковых подразделений перерезать дорогу Киев — Житомир. Для этих целей был сформирован передовой танковый отряд, куда вошел и танк Куперштейна.
Это был дерзкий рейд. Танки на предельной скорости выскочили на западную окраину Киева, чем упредили противника и, расположившись у самой дороги на Житомир, встретили отходивших фашистов мощным огнем. Гитлеровцы бросили в бой «фердинанды». Вот тут-то и отличился экипаж Куперштейна. Он первым ударил по «фердинанду» и вывел его из строя. Вражья броня запылала. Удача еще больше окрылила танкистов.
— Витек, — обратился командир танка к механику-водителю Бугаеву, — давай выскакивай на тракт... Жми на полном газу!
Гвардии сержант Бугаев, мастерски управляя танком, развил такую скорость, что Т-34 моментально выскочил на шоссе. Вражеская колонна: автомашины, мотоциклы, орудия — неслась из Киева на высокой скорости, дорога позволяла. Бугаев чуть-чуть притормозил, и в этот момент Куперштейн с остальными членами экипажа ударили из орудия. Танкисты в упор расстреливали противника. Дерзкие действия экипажа Куперштейна поддержали и другие танки. Неприятель не ждал, конечно, такого лобового удара и, не успев развернуться для ответных действий, заметался, запаниковал. В кювет летели орудия, машины, люди. Поднялся такой вопль, от которого можно было оглохнуть. Танк Куперштейна подбил еще один «фердинанд», ударом с ходу сбил и подмял гусеницами крупнокалиберное орудие.
Вот так оседлали наши войска важную дорогу Киев — Житомир и отрезали врагу путь к отступлению. Фашистская группировка тут же была смята. А в Киеве в это время наши наступающие части добивали противника, и к утру 6 ноября сорок третьего года столица Украины полностью была освобождена. Преследуя врага, наши части — стрелковые и танковые — 7 ноября заняли Фастов, кстати, танк Куперштейна одним из первых ворвался в этот город. За блестящее выполнение этой боевой операции 52-я гвардейская танковая бригада получила почетное наименование «Киевско-Фастовская».
— Хвалю, хлопцы! — сказал после боя всему экипажу танка Куперштейна командир бригады. — Вы достойны самой высокой награды...
Да, экипаж Куперштейна отличился высокой воинской доблестью. Рисковый, конечно, шаг — ворваться стремительно и дерзко в волчью стаю. Но победа в бою без риска не бывает. Да и стая-то, хотя и волчья, но бегущая после удара. Все это сообразили танкисты и посчитали, что риск-то оправдан. Так и вышло!
Как и сказал комбриг, подвиг экипажа Куперштейна был достойным образом оценен. За смелые действия на шоссе Киев — Житомир, за мужество и отвагу, проявленные в боях за Днепр, все члены экипажа были удостоены высоких орденов, а Израиль Куперштейн — звания Героя Советского Союза...
— Много боев было еще впереди, — сказал в заключение своей встречи с курсантами-автомобилистами Израиль Григорьевич. — В разных переплетах довелось быть. Однако мы уцелели, живы остались. Нам друзья говорили, что мы непробиваемые. Не знаю, какими мы были, но так случилось, видимо, потому что мои братья по экипажу были высококлассными мастерами своего дела, владели виртуозно машиной, а наша тридцатьчетверка никогда нас не подводила, и броня у нее была отменной крепости.
Что ж, ветеран-танкист, конечно, прав: побеждает тот, кто смел и умел. Так было на войне. Так и в мирной жизни. Израиль Григорьевич, уйдя в запас, а затем и в отставку, не сидел сложа руки, трудился честно, по совести. Военная закалка помогла ему работать молодо, с огоньком. Живет он нынче в Челябинске.