Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

По следам подвига

Будучи корреспондентом газеты Уральского военного округа «Красный боец» я много колесил по Уралу и по стране тоже. Мои путешествия были мне по душе. До сих пор помню слова редактора газеты полковника Петра Акулова, который сказал:

— Давайте пойдем по следам подвига. Вы были на фронте, своими глазами видели сам момент подвига. А теперь нам, журналистам, впору докопаться до его истоков. Подвиг — это мгновение, но совершает его тот, кого жизнь лучше всего подготовила. На Урале живет множество известных и совсем неизвестных героев войны. Займитесь поиском, постарайтесь раскрыть читателям истоки подвига.

Перво-наперво мы пригласили в редакцию Героев Советского Союза, проживающих в Свердловске, и усадили их за «круглый стол».

Встреча всколыхнула всех: шутка ли, никогда герои не собирались вместе, даже в лицо друг друга не знали.

— Мы просим, чтобы каждый участник встречи рассказал наиболее памятный эпизод из своей фронтовой биографии, — обратились к героям товарищи из штаба боевой летописи Урала.

И завязался большой разговор. Тек он поначалу медленно и неуверенно. А потом, когда нахлынули воспоминания, все горячей и горячей. Мы с Семеном Шмерлингом (нам было поручено подготовить номер газеты с выступлениями Героев Советского Союза) еле успевали «протоколировать». Мгновенно заполнялись страницы наших блокнотов.

Произошло и непредвиденное... Нет, об этом надо рассказать по порядку.

Первым начал разговор высокий, хотя и в штатском, но по-военному подтянутый пожилой человек. Он говорил тихо, часто делал паузы, чтобы лучше припомнить минувшее.

— Полк мой наступал на деревню Алехино. Предстояло форсировать реку Неман. Нам противостояла фашистская дивизия СС «Великая Германия». Связь с другими полками и комдивом была потеряна. Враг бросил против нас авиацию, танки...

Его слушали внимательно все, но особенно сосед слева — рослый, плечистый, еще молодой мужчина в черном костюме.

На секунду-другую полковник замолчал, вспоминая, сколько же самолетов. Тогда его сосед произнес:

— Двести самолетов... Налетело двести самолетов... Под Алехиным...

— Точно, двести, — сказал выступающий и повернулся к соседу. — А вы откуда знаете?

Мужчина в черном костюме встал и, вытянув руки по швам, доложил:

— Старший сержант Кочеров. Я из вашего полка, товарищ полковник. А вы — Лещенко Павел Афанасьевич. Точно?

Конечно, точно. Так за редакционным «круглым столом», спустя много лет после того боя за деревню Алехино, встретились однополчане.

С этой минуты слились воедино рассказы двух героев. Теперь Виктор Фомич Кочеров помогал своему командиру вспомнить тот бой.

— Нас было шестеро, молодых сержантов. Каждому — девятнадцать-двадцать. ...Прибыли мы на пополнение в полк к Павлу Афанасьевичу Лещенко. «Вон под кустом отдыхает ваш взвод», — сказал он нам. Мы посмотрели: во взводе шесть человек. И нас столько же. Стало двенадцать. А утром пятерым из нас приказано было переправиться через Неман.

Поплыла надувная лодка навстречу врагу. Течение быстрое. Гребцы еле справляются. Враг строчит из пулемета. Но разведчики плывут.

А вот и берег. Короткая схватка с фашистами — и пятачок плацдарма на берегу Немана отвоеван.

Целый день продержались разведчики на клочке земли. Затем пришло подкрепление. Неман был форсирован. Наступление продолжалось...

И вот герои того боя — полковник и сержант — сидят рядом. Теперь они будут часто встречаться, очень часто. Они земляки, живут рядом: один — на проспекте Ленина, другой — на улице Мичурина...

Казалось, что этой встрече за «круглым столом» не будет конца. Уже давно в редакции закончился рабочий день, а в окне зала заседаний все горел свет. Герои рассказывали, вспоминали.

Мы знакомимся с Василием Иосифовичем Винокуровым. Старшина запаса. Танкист «со дня рождения». Это, конечно, в шутку. А в действительности его танковый стаж начался еще до фронта — ковал танки в цехах Урал маша.

В сорок третьем стал фронтовиком. До этого с завода не отпускали. Все инстанции прошел: от начальника цеха до военкома. Уважили. Дескать, строил танки, теперь поди повоюй на них.

Но не тут-то было. Попал не в танковые войска, а в кавалерию. Поначалу горевал. Командир (лихой был кавалерист) все успокаивал: «Получай тачанку и не огорчайся. Все-таки не пешком топать...»

А ведь верно, тачанка чем-то родственна танку. А вот чем? Трудно объяснить. Почувствовать надо. Лошади вихрем несут тачанку: вот она здесь, а через минуту — след простыл...

— Сегодня многие говорили о разных встречах, — улыбнулся Василий Иосифович. — Встреча с другом — это радость. Но у меня была другого порядка встреча — на глаза попался враг.

Как же это было?

Кавалерийская часть двигалась на Луцк. Наступали на небольшой населенный пункт. Путь преградил вражеский пулемет. «Уничтожить!» — приказал командир старшине Винокурову.

Старшина бросил свою тачанку во фланг, спешился и ударил по немецкому пулемету в момент, когда тот менял позицию. Враг замолк. Кавалеристы снова пошли вперед. Но старшину постигла неудача. Ранило его. Попал он в санбат. Вот тут и состоялась встреча.

— Вижу, рядом со мной лежит окровавленный человек и не по-нашему говорит. «Что это за птица?» — спрашиваю сестру. «Немец», — отвечает. «Что же это вы меня рядом с врагом положили?» — возмущаюсь я. А она с улыбочкой отвечает: «У вас специальность одна — оба пулеметчики». И верно. Потом я точно установил: рядом со мной лежал тот немецкий пулеметчик, которого я подшиб.

Старшина Винокуров кое-как мог объясняться по-немецки, а немец понимал немного по-русски. Вот и разговорились.

— Пока лежали рядом — воспитывал его. Все втолковывал немцу: плохи дела у Гитлера, близок его конец. По радио передадут сводку — я ее соседу своему перескажу. Сначала он косился на меня: дескать, агитируешь. А потом сам просил о новостях рассказать.

В санбате долго не залежишься. Меня — на передовую, а немца — в тыл. Так и расстались. Где теперь тот пулеметчик, мне неведомо. Но я почему-то убежден, что вспоминает и меня, и наших докторов, которые вылечили.

Еще раз был ранен Василий Иосифович. Тогда он попал в госпиталь танковой армии. А когда вылечился, ему сказали: «В кавалерию — ни в коем случае. Вы же уралмашевец, танкостроитель. Ваш путь — в танкисты».

Теперь кавалерии стало жаль, снова взгрустнул. Но когда очутился в окружении танкистов, грусть как рукой сняло. Хотя посадили не в танк, а на броню, был рад. Назначили старшиной десантной роты.

Много фронтовых дорог исколесил Василий Иосифович. До Берлина дошел. А из Берлина снова вернулся на родной Уралмаш...

Мы были довольны гостями «круглого стола». Они охотно рассказывали, вспоминали интересные эпизоды из своих боевых биографий. Говорили откровенно, честно.

Ну что ж, хороший разговор — журналисту радость. Какой корреспондент не мечтает об интересном собеседнике!

Говорят так: каждый человек по-своему интересен. Да, верно. Хорошо Лев Толстой сказал: «Люди как реки: вода во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то широкая, то быстрая, то тихая, то чистая, то холодная, то мутная, то теплая. Так и люди...»

Человек многообразен. И всегда интересен. В человеке, созидателе и творце, заключено все великое и доброе.

Так вот за этим «круглым столом» сидели люди легендарных судеб. Бери любого и пиши о нем. Но чтобы написать о человеке, надо знать его, надо, чтобы либо ты его увидел в деле, либо чтобы он рассказал о себе, а это тоже не так просто сделать.

Вот сидит за нашим столом герой, который еще ни слова не проронил. Молчит человек. Уже все высказались, а он молчит. Почему так? А может, он и есть самый интересный?..

Не знаю, кого как, а меня всегда влекли загадочные личности. И вот теперь мои мысли только о молчаливом герое.

Когда закончились выступления за «круглым столом», все вышли в коридор: надо же покурить! Я подошел к тому, о ком думал.

— Как вам понравилась встреча? — спрашиваю.

— Ничего, — отвечает, — интересно.

— А что именно?

— Все.

Спрашиваю еще. Отвечает кратко, одним словом. Может, оставить его в покое? Нет, так нельзя. Газетчик не имеет права отступать!

Мне вспомнился случай, когда мы с журналистом Николаем Мыльниковым натолкнулись на человека, который никак не хотел говорить о себе. Более того, он встретил нас недружелюбно. «Не мешайте мне спокойно жить... Обойдусь без славы...» Это его слова.

Как быть? Не отступать же. Сердцем почувствовали: интересная личность.

Он хмурится, а мы не уходим (встретились мы с ним у его гаража. Он ладил свой мотоцикл).

— Погодка бы не испортилась, — говорит Мыльников, — сезон на носу...

Поднял глаза наш герой:

— Какой сезон?

— Охотничий, — отвечает Мыльников.

— А вы что, охотники?

— Само собой, — говорит Николай.

Мне смешно: Мыльников, как и я, очень далек от охоты. Но он попал в точку. Оживился наш сердитый собеседник. Слово за слово — разговорились. О грибах речь пошла. Кончилось тем, что нас пригласили в дом — отведать грибков. А это уже победа. За столом разговор пошел еще бойчее.

Короче говоря, герой наш постепенно разговорился. Это был Кузнецов Александр Васильевич, в годы войны солдат подполья, затем командир польской партизанской бригады... Человек-легенда! Потом мы написали о нем документальную повесть «Золотой крест».

А все-таки почему он вначале холодно встретил нас? Оказалось, что кто-то из журналистов обидел его: услышал, что Кузнецов был в плену, захлопнул свой блокнот и ушел.

Нет, никогда не спеши уходить. И в данном случае разве можно было оставлять в покое молчаливого героя?

Подошел к нам Семен Шмерлинг. Он был под впечатлением встречи полковника и сержанта.

— Надо же было такому случиться! А как они обнялись!

И вдруг молчаливый герой заговорил:

— А как вы думаете? Встреть я сейчас своего лейтенанта... Вот был герой! Вы меня спрашиваете про мои подвиги. Что о себе говорить? Жив-здоров. Я вам лучше про своего взводного расскажу.

И Семен Ефимович Афанасьев, прислонившись к стене, повел рассказ о своем лейтенанте.

— Железной воли был человек.

Был... Да сложил голову молодой лейтенант в самый критический момент боя. Под градом пуль провел он взвод через Днепр, а когда руки коснулись правого берега, вражья пуля скосила его.

— Ну, и как же дальше? — спрашиваем.

Семен Ефимович, заметно волнуясь, отвечает:

— Без командира остались. Вижу, ребята робеют. Жутковато и мне стало: нас всего шестеро, а фашистов по всему берегу полным-полно. И в такой-то момент наш лейтенант погиб...

И опять о командире продолжал рассказ Семен Ефимович. О себе — невзначай, мимоходом. Но все же нам удалось узнать, что в тот миг, когда голос лейтенанта оборвался на полуслове, рядовой Семен Афанасьев скомандовал:

— За мной, вперед!

Шестеро шагнули вперед. Они забросали траншею врага гранатами, а затем сами ворвались туда.

— С нашим командиром легко было воевать, — продолжает Семен Ефимович. — С ним и в огне не страшно было. Представьте себе наш плот посреди реки. Волны норовят опрокинуть его, а мы не поддаемся.

А когда до берега осталось метров тридцать, немцы повесили над рекой ракеты, и вот тогда началось самое страшное. С берега строчили автоматы, пулеметы, падали бомбы. Как быть? Лейтенант нашел выход. «Прыгай в воду! — скомандовал. — Плывите за мной!»

Взводный плыл хитро. Немцы бомбу сбросят — столб воды поднимается. Мы к столбу этому и жмемся. И получалось, немецкие пулеметчики и автоматчики нас не видят... Можно сказать, что фашисты нам помогли до берега невредимыми добраться... Умный был у нас лейтенант...

Ну, а рядовой Афанасьев оказался достойным преемником лейтенанта. На правом берегу Днепра он возглавил взвод и отстоял плацдарм. За тот подвиг и Героя Советского Союза получил... Вот он, оказывается, какой, этот молчаливый человек!

— Страшно было на Днепре?

— Страх мы на левом берегу оставили. А ту малость, которую с собой прихватили, на реке ко дну пустили. Так что на правый берег мы налегке высадились, — улыбнулся Семен Ефимович.

«Круглый стол» удался. Вскоре Золотые Звезды засияли на страницах «Красного бойца». В редакцию пошли письма с просьбой рассказать о кавалерах ордена Славы, о героях великих битв, участниках Парада Победы. Написал письмо и тагильчанин Алексей Михайлович Гуляев, член КПСС с 1919 года, участник двух войн — гражданской и Великой Отечественной. О чем же он писал?

О рабочих парнях из Нижнего Тагила, геройски сражавшихся на многих фронтах. «Война длилась 1418 дней, — писал ветеран. — Срок большой. Сколько полегло солдат на полях битв! Но многие живы. Ушли на войну в июне сорок первого и возвратились к родным очагам после мая сорок пятого. Вот бы их послушать!»

Мысль. И верно, а почему бы не собрать за «круглым столом» солдат и сержантов, сражавшихся в строю защитников Родины все 1418 дней войны?

За дело взялся штаб боевой летописи Урала.

— Есть такие! — сказали в Верх-Исетском военкомате.

— Обязательно пришлем! — обещали работники Свердловского завода имени М. И. Калинина.

— Наши придут! — сообщили из совета ветеранов 3-й гвардейской стрелковой дивизии.

И они пришли. Собрались точно по-военному — в 16.00.

Пришли люди немолодые, но подтянутые, даже молодцеватые. Многие при орденах. Армейское ничуть не выветрилось.

— Рядовой Кононов, артиллерийский разведчик.

— Ефрейтор Лучкин, зенитчик.

— Старший сержант Корзухин, снайпер.

— Рядовой Садракуло, минер-подрывник.

Так они представлялись, словно не увольнялись, а все продолжают служить. Но костюмы на них были штатские.

А вот когда грянул гром войны, все было наоборот. Не было седых волос, не было морщин. Была лишь молодость кудрявая... И встретилась она лицом к лицу с врагом.

— Расскажите нам о себе, как молодыми на войну уходили, — обратился к собравшимся за «круглым столом» начальник штаба боевой летописи Урала. — Где первый бой приняли? Где проходил ваш последний боевой рубеж?

Разговор длился несколько часов. О войне говорили люди, которые были у ее начала и конца. Они ходили в разведку и прокладывали связь, рыли траншеи и наводили переправы, выкатывали орудия на прямую наводку и вели огонь по самолетам врага — делали все, что требовал бой от солдата.

Они росли в рабочем краю, закалялись у мартенов и на стройках. Их не баловала судьба, сызмальства приучила к труду. А от этого и характер пошел — несгибаемый.

Разговор за «круглым столом» — одно дело, другое же, очень важное для редакции, суметь в каждом человеке открыть ту страницу войны, которая более ярко рисует суть боя, существо подвига. Ведь здесь люди редкой судьбы — на переднем крае от звонка до звонка!

Мне посчастливилось быть за этим «круглым столом» и работать вместе с Давидом Алексеевым, журналистом большого эмоционального настроя. Он — человек поиска.

И ему, а за ним и я тянулся, удалось раскрыть много интересного и яркого, что таилось в памяти пришедших в редакцию героев боев. Мы рассуждали так: четыре года войны, четыре года по-пластунски, под пулями, через реки и овраги, по бездорожью... И не согнулись, а дошли до самого рейхстага.

Что же силы придавало?

Одни говорят: ненависть к врагу нас в бой вела. Другие: безграничная любовь к Родине наши силы множила. Третьи: командиры у нас были отменные и оружие превосходное.

Все правы. Но был еще один фактор, без которого солдат не солдат. Это — мастерство. Алексеев, обращаясь к присутствующим, спросил:

— Все мы знаем поговорку: «Дело мастера боится». Что это значит?

— Позвольте, я скажу... Теплоухов — моя фамилия, для полной ясности — Михаил Васильевич. Гвардии рядовой запаса, связист. На войну ушел из Верхней Пышмы, с медеэлектролитного завода... Было это в первый месяц боев. Я связь тянул. До окопчика, где командир с комиссаром находились, оставалось ползти несколько метров. И вдруг вижу — фашисты. В рост шагают и автоматами косят и косят. В полукольцо уже взяли командирскую ячейку. А у командира и комиссара только наганы. Их выстрелов и не слыхать в сплошной автоматной трескотне.

Выручать надо. А как, чем? За спиной катушка да трехлинейка. Пять патронов в магазине да две обоймы запасных. Шибко не настреляешься...

И надо же — попался на глаза пулемет. Ужом пополз к нему. Расчет погиб. Пулемет исправный вроде, а в диске полно патронов. Но вот напасть — не учен пулеметному делу.

Кляня себя, сообразил все же, что предпринять. Схватил пулемет, диски и — вперед, к ячейке, где командиры отстреливались. Проскочил невредимым, свалился вниз. Капитан схватил пулемет и как влитой прирос к нему. И очереди шли, лучше не надо.

Большое дело, когда тебе послушно, как нашему капитану, оружие. А я-то оплошал: не смог пулеметом распорядиться. Стыдно! И понял я тогда, что на войне умение нужно... Как вы сказали, дело мастера боится.

Может быть, вопрос Алексеева, а может, рассказ связиста был тому причиной, но завязался разговор о курьезном, необыкновенном... Бывают же случаи...

— Не знаю кто как, а я верю в счастливую звезду, — сказал Константин Кузьмич Михайлов, в прошлом гвардии младший сержант, ныне слесарь.

Все вопросительно посмотрели на него: расскажи, мол, послушаем.

— Прошагал я все фронты связистом при артбатарее, ранений нахватал много, а все легкие. Правда, и в голову раз угодило, но и тогда с батареи не ушел: пуля-то по касательной прошла, лишь кожу да волосы за ухом сняла.

Или еще случай. Прорвались немецкие танки, а я у них на виду, в чистом поле один, тяну связь... Помните, как у Теркина:

— Что ж, в газетке лозунг точен:
Не беги в кусты да в хлеб.
Танк — он с виду грозен очень,
А на деле глух и слеп.
 — То-то слеп. Лежишь в канаве,
А на сердце маята:
Вдруг как сослепу задавит,
Ведь не видит ни черта.

Это теперь я декламирую, а тогда сердце в пятки ушло... Приник к землице и не дышу. Слышу — ухнуло. Совсем близко, рядом. Меня приподняло и куда-то кинуло. Подумал: каюк!

Когда стихло, шевельнул руками, ногами — целы, на месте. Стал приподниматься — легкость почувствовал. Хватился за спину, а там ни телефонного аппарата, ни катушки. Одни ремни висят на мне. Куда все подевалось? Снарядом все смело, а я целехонек, жив...

Чем дальше в лес — тем больше дров... Приподнялся человек с черными густыми бровями. Назвал себя: Елкин Аркадий Сергеевич, гвардии старший сержант, живет в Свердловске, юрисконсульт.

— И со мной занятная история приключилась. Держали мы оборону на Днепре. Днем засекали цели, как вечерело — боезапас пополняли, а с рассветом точным прицельным огнем накрывали фашистов. И они, окаянные, били по нашим позициям.

Так вот, однажды меня сильно ударило в самое сердце. Полоснуло так, что с ног свалился. Упал, а мысль работает: конец, думаю, поминай как звали. За грудь схватился: дыра в кармане гимнастерки. Пошарил в кармане. Там у меня мелочь была: когда на войну уходил, захватил с собой несколько монет, пусть, мол, напоминают о мирной жизни. Вынул монеты. И глазам не верю: в гривеннике пуля застряла. Вот от чего я свалился...

— На случай надейся, но и сам не плошай, — сказал Михаил Георгиевич Заболоцкий, гвардии старшина в отставке, слесарь завода имени М. И. Калинина. — Когда я срочную служил, лучше всех шинельную скатку делал. За это даже благодарности получал. На фронте этим солдаты заниматься не очень любили. Собрал раз новичков: глядите говорю, как свертывать надо. Не разучился, как литая легла скатка через плечо. А тут команда: «На передки!».

При смене позиции попали под вражеский огонь. Рассекли фашистские осколки мою скатку, а до меня самого, как видите, не добрались, даже не царапнуло.

— Опять же дело мастера боится! — произнес кто-то.

Вроде можно было за «круглым столом» на этом и точку поставить, но взял слово Василий Степанович Четин, старшина в отставке.

— Из всех вас, товарищи, я, пожалуй, самый старый солдат. Родился в год нашей первой революции. Срочную службу в боях на КВЖД провел, там и ранение первое получил. Потом долгое время на защите дальневосточных рубежей стоял. В Великую Отечественную был кавалеристом, зенитчиком...

А недавно вдруг вызывают в Октябрьский райвоенкомат. Думаю: зачем? В строй — староват...

Пришел. Поздравляют, руку жмут. Глазам не верю: три ордена сразу на грудь мою прикрепляют. Постойте, думаю себе, может, не мои это награды. Шутка ли, ни одного ордена не было, а тут сразу три: Красной Звезды, Отечественной войны II степени и Славы III степени. Ничего себе!

Как это произошло, спросите. Фамилия моя Четин. Но писарям она, наверное, не нравилась. Они все норовили придать ей более военную окраску и часто писали меня «Чекиным». От гранатной чеки, мол, ведет начало.

Словом, получилось как по Теркину: и в списках наградных вышла опечатка. Но не затерялся воин, все-таки награды пришли к нему.

— А за что награды получили?

— Красную Звезду — за сбитый самолет. Из ДШК я стервятника подшиб... Отечественную войну II степени — за бой, в котором заменил убитого комбата. Ну, а Слава пришла ко мне так... В тот мартовский день сорок пятого мы, зенитчики, вступили в драку с наземным противником. Так произошло, что на позиции остался лишь один расчет моего ДШК. А фашисты прут и прут. Побили, поранили многих. Теперь и пулемет один, и я при нем тоже один. Но не сдался, вел огонь до конца, пока силы были и пока врагов видеть мог.

Очнулся в госпитале уже без правой руки и без пяти ребер. То было четвертое мое боевое ранение. Оно и вывело меня окончательно из строя бойцов, но победа-то была уже рядом...

Раны, раны... Сколько их на солдатском теле! Одни зарубцевались и лишь остались тяжелой памятью о годах минувших, а другие и по сей день дают о себе знать...

Итак, до какого же рубежа дошли солдаты Урала? До победного, естественно. А все-таки?

— У меня, — говорит Степан Прокопьевич Кононов, рядовой солдат, электрик Верх-Исетского металлургического завода, — когда вспоминаю последний год войны, чуть ли не вся Европа перед глазами. После Польши и Румынии нашему артполку довелось пройти по городам и селам Югославии, Венгрии, Чехословакии.

А свердловчанин Владимир Васильевич Микрюков, гвардии старший сержант запаса, которому 22 июня 1941 года исполнилось девятнадцать лет, свой двадцать третий год встречал в Праге. Юрий Владимирович Садракуло, рядовой запаса, прокатчик ВИЗа, дошел до Берлина.

— Мои последние военные рубежи оказались более длинными, — сказал Анатолий Федорович Лучкин, ефрейтор запаса, визовский металлург. — После разгрома фашистской Германии пересек всю Россию из конца в конец и 9 августа 1945 года вступил в бои против полчищ Квантунской армии. Лишь за хребтами Хингана наступил мой мирный день.

У солдат Урала не было ни легких, ни близких дорог. Покинули дом в грозный день, а вернулись в родные края в победный час. И что важно, возвратившись, снова взялись за дело. Рабочие парни в солдатских гимнастерках сразу влились в трудовые коллективы.

Дальше