Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

Владимир Гребнев

Не могу поверить, что нет больше Гребнева...

Сажусь у Белорусского вокзала на автобус, что идет на Красную Пресню, и еду. К Гребневу еду... [760]

У Стрельбищенского переулка выхожу. А вот и дом его. Новый, многоквартирный. Вблизи того деревянного, в котором родился и рос Володя Гребнев.

Сейчас откроется дверь, и увижу его крепко сбитую фигуру, заполняющую весь проем.

— А, старик, заходи! — скажет Володя и прямо у двери обхватит, обнимет...

Не обхватит. И ничего не скажет...

Не осмеливаюсь войти в дом. Уговариваю себя: он отдыхает, уснул, возможно. Пусть поспит...

А я пойду к живому Гребневу.

Иду к Трехгорке улицей, по которой мы — два ветерана Отечественной — не раз хаживали. Шли шаг в шаг, рядышком. Володя обожал этот маршрут. Он вел его в юность...

— Смотри, старик, здесь вот, у заставы был стадион, — показывал Володя. — Мой стадион...

Да, это был его стадион. С детских лет прикипел Володя к спорту. Рекордсменом, правда, не стал. Был старательным и активным атлетом. Охотно участвовал в агитпробегах, кроссах, эстафетах. И окреп: силенка появилась, мускулы. Стадион щедро одарил Гребнева друзьями. Да еще какими! На его глазах зрел футбольный класс братьев Канунниковых, Артемьевых, Старостиных, Блинковых. Его друзьями стали Серафим и Георгий Знаменские.

— А хочешь, старик, покажу тебе их. Они у меня на пленке...

Это верно: гребневская фототека хранит многих асов нашего спорта. Не знаю, есть ли у кого еще такая коллекция. Ведь так вышло, что с молодых лет он пристрастился к фотографии и остался ей верен до последнего своего дня. Она стала его жизнью. И на фронт ушел с «лейкой».Там мы и встретились: в редакции газеты 3-й ударной армии «Фронтовик».

...Я продолжаю путь к живому Гребневу. Дорога ведет меня в московскую среднюю школу № 88, где находится [761] музей боевой славы 3-й ударной армии. Здесь все дышит боем, со стендов на ветеранов смотрят совсем молодые парни, навеки запечатленные гребневской всевидящей «лейкой».

— Мы должны поклониться в пояс, — сказал, осматривая музей, бывший член военного совета 3-й ударной армии генерал Андрей Иванович Литвинов, — старшему лейтенанту Гребневу, нашему боевому фотокорреспонденту. Это он, не зная страха, лез в самое пекло боя и снимал наших солдат там, где лилась кровь...

Повезло 3-й ударной, что в ее рядах был боевой фотокор Владимир Гребнев, своим талантом воспевший подвиги сотен героев. Осматривая музей, мы восторгаемся мужеством не только тех, кто находился на линии огня, но и гребневским чутьем, его умением видеть. Сколько раз, бывало, ему, по-пластунски ползущему ради фотокадра в самое пекло боя, солдаты говорили: «Товарищ старший лейтенант, туда нельзя». Но долг репортерский звал его именно туда: там находились люди, о которых надо было рассказать читателям своей армейской газеты.

— Глядите, — слышу взволнованный голос пожилого человека с орденом Славы на груди, — это же танки моего батальона... Ну да, они!

Ветеран подходит поближе к фотографии и пристально ее рассматривает. На снимке — танковая колонна на марше. Вокруг машин клубится пыль, а на броне, прижавшись к ней, — солдаты-стрелки...

— А не под Невелём ли это было? — вслух рассуждает он.

Угадал фронтовик: точно — у Невеля. Но не знает только, как попали его танки на снимок. А я запомнил тот ночной час, когда в редакции армейской газеты «Фронтовик» была поднята на ноги вся пишущая братия.

— Только что стало известно, что взят Невель, — сообщил редактор. — Особо отличилась 78-я танковая бригада. Этому событию посвящаем первую страницу очередного номера. [762]

И тут появились двое — капитан Елисеев и старший лейтенант Гребнев. Только позавчера, то есть 5 октября, редактор направил их в район предполагаемого наступления, и вот они уже возвратились.

— Вы откуда? — строго спросил редактор.

— Из Невеля, — весело ответил Елисеев.

— В самом деле?

— Невель — наш! — теперь уже заговорил Гребнев.

— Мы с Елисеевым прямо оттуда на перекладных прикатили.

— Это очень хорошо, что вы там были, — сказал редактор и попросил Елисеева немедленно написать репортаж о взятии города.

— А вам, Гребнев, придется возвратиться в Невель. Найдите там тот танковый батальон, который вместе с десантом стрелков первым ворвался в город. Всех героев сфотографируйте — и обратно.

— А я уже там был... Герои — на пленке...

Вскоре Владимир Гребнев положил перед редактором более двух десятков снимков, на которых был отражен весь путь танкового батальона — от исходного рубежа до улиц Невеля.

— Похоже, что вы с батальоном двигались к Невелю, — заключил редактор, вглядываясь в снимки.

— Так точно, с батальоном.

— Каким образом? На броне, со стрелками-десантниками.

— И меня туда же пристроил, — подтвердил Елисеев.

— Комбат, правда, сопротивлялся. Но Володя ему «лейку» показал: сфотографирую, мол. Он и подобрел: кому не хочется запечатлеть себя для истории? Вот так мы и ворвались в Невель...

Правду говорил Елисеев: комбат считал корреспондентов «нежелательными пассажирами»: мало ли что может случиться в бою. — Мы ведь не на экскурсию в Невель отправляемся — там стрелять будут, — был его довод. [763]

Но Гребнев не сдавался:

— А мы, между прочим, стрелять тоже умеем.

Этими словами Гребнев, видать, «сразил» комбата: он сменил тон и согласился пристроить корреспондентов в одном из танков.

— Не надо в танк, — возразил Гребнев. — Что увидишь из-за брони? Мне нужно снимать, — и Гребнев щелкнул затвором «лейки».

Комбат и на это согласился.

— Тогда забирайтесь на броню. А карточку пришлете?

— Возьмем Невель — в газете увидите себя.

Сдержал слово фотокор. Утром 7 октября сорок третьего свежий номер «Фронтовика» на попутной полуторке ушел на передний край. Прямо в Невель, в 78-ю танковую бригаду. И каждый солдат-читатель увидел на первой странице тех, кто с ходу ворвался в город. Но мало кто в бригаде знал, что среди героев невельского рейда был и Владимир Гребнев. Но командование не забыло отметить его воинское мужество: на груди фронтового корреспондента засиял орден Красной Звезды.

Звездным часом Гребнева, как и всей нашей редакции, стало участие в Берлинском сражении.

В музее на Живописной живой Гребнев. Вездесущий, неутомимый. Он, словно маг-чародей, ловит мгновения и останавливает их. Вот они, эти мгновения, на стендах и витражах... Горящий Берлин... Стреляющий из окна солдат... Затаившиеся цивильные немцы... Выползающие из подвала фашисты... Изрешеченный снарядами рейхстаг... И Знамя Победы над ним... И легендарные знаменосцы Егоров и Кантария... И комбаты, штурмовавшие последнюю крепость фашизма, — Неустроев, Давыдов, Самсонов... И первый комендант рейхстага Зинченко... Победителей запечатлела «лейка» Гребнева.

Сотни снимков — все не перечесть. Но об одном из множества стоит напоследок сказать. Фото дышит радостью Победы: залилась гармонь, и солдаты прямо у Бранденбургских ворот пустились в русский перепляс... [764]

Этим снимком Владимир Петрович Гребнев завершил свой военный путь.

Не верю, что его больше нет. Жив фоторепортер. Он живет в своих талантливых, сделанных частенько под огнем, фотоснимках — летописи нашей Победы.

Дальше