Юрий Цишевский

Есть в Германии, вблизи крупного промышленного города Магдебург, небольшой городок Шенебек, приютившийся у самой Эльбы. Там вскоре после нашей Победы уютно расположилась редакция моей родной армейской газеты «Победитель» (3-я ударная армия). Оттуда мы проводили в запас нашего художника капитана Илью Кричевского. Но, как говорят, свято место пусто не бывает, так и случилось с вакансией в нашей редакции. Буквально через неделю к нам прибыл новый художник — капитан Юрий Цишевский. Явился прямо из войск, то есть из стрелковой дивизии, в которой прослужил всю войну. В общем, прибыл и влился в наш коллектив «пороховой товарищ». Я и мои друзья по-доброму встретили нового капитана. Он нам понравился с первой встречи. Высокий, стройный, он всегда был опрятно одет. Вежлив в обхождении. И превосходно рисовал.

Годы службы в Германии быстро промчались. Коллектив наш постепенно растаял, нам на смену прибывали новые журналисты, а мы отправлялись в разные точки Союза. Я — служить на Урал, а капитан Цишевский, уволившись из рядов Вооруженных Сил, осел в Москве. Но дружба наша продолжалась.

Каждый раз, когда почта приносила в мой свердловский дом журнал «Юность», перво-наперво я открывал его последнюю страницу, где мелким шрифтом обозначены фамилии тех, кто трудился над выпуском журнала. И среди них находил имя, ради которого и открыл эту страницу: главный художник Ю. А. Цишевский.

Наступало успокоение. Ну вот и хорошо! На месте старый друг, трудится. А вслед за этим, как бы невзначай, из далекой дали выплывали, словно белесые кораблики-паруса, картинки фронтовых былей. И виделся мне уже не главный художник почтенного, хотя и молодежного журнала, а политрук... капитан... парторг батальона из 146-й Островской Краснознаменной ордена Суворова 2-й степени [756] стрелковой дивизии. Припомнил я молодого, рослого, подтянутого офицера, при боевом оружии.

Да, по штатному расписанию, по должности Цишевский был парторгом батальона. Думаю, нет нужды длинно объяснять, какую ношу нес на своих плечах человек, которому доверено было стоять во главе коммунистов стрелкового батальона. Его позиция — передний край. В обороне — траншея, окоп. В наступлении — атакующая цепь, впереди всех, с возгласом: «Коммунисты, вперед!».

Это все по должности.

Но у Юрия Цишевского было еще и другое, что не всем дано. Природа, видимо, была щедра к нему и подарила талант художника. Он превосходно рисовал. Еще до войны профессионально занимался этим делом.

Почему же художник — и вдруг парторг батальона? На вопрос можно ответить вопросом: а разве в армии, тем более на фронте, сам себе местечко определяешь? Приказ — и ты там, где предписано.

— Ху-дож-ник! — вот так, по слогам протяжно произнес, уставившись в анкетный лист, кадровик-майор. — Так. Настоящий художник?

— Рисую... Художник, — спокойно ответил Цишевский.

— Картины рисуешь? Или портреты?

— И то, и другое.

— Талант, значит. Это хорошо!.. А как зовется тот, кто рисует битву, ну... войну?

— Баталист.

— Значит, так, быть тебе, старший лейтенант, баталистом.

Цишевский удивленно посмотрел на майора: отчего кадровик вдруг определил ему этот жанр?

— Да-да, именно ба-та-лис-том!.. Пойдешь в батальон. Парторгом. Рисуй себе там днем и ночью. Зажигательным словом... И автоматом!..

Цишевский же, как он мне не раз говорил, благодарен судьбе, а точнее — приказу, который привел его [757] на самый передний край, дал в руки, державшие ранее карандаш и кисть, автомат и столкнул лицом к лицу с врагом. «Нигде, — говорил он, — я не увидел бы войну, бои так близко, как в батальоне. Или солдата, идущего навстречу смерти...» И он рисовал: и бой, и бойца. Что видел, то рисовал...

«Как смог?» — спросит иной. Я тоже не раз спрашивал у Юрия Александровича. Ведь в бою не скажешь: «Остановись, мгновение! Я тебя зарисую...» Или: «Отстань, пуля-дура, не видишь — я рисую...» Смешно! В бою стреляют, колют, взрывают, падают, обливаются кровью — чего только не бывает! И все-таки когда же Цишевский рисовал? Давайте обратимся к одному из рисунков. Я много раз его лицезрел... Бой идет в Берлине, на одной из его площадей, которая зовется Александерплац. Языки пламени захватили площадь, рушащиеся дома. Небо заволокло дымом. А на площади две вражеские самоходки. Передняя уже, видимо, не движется, замерла. Из ее нутра вырвался огненный всполох. Кто же так изувечил ползучего фашиста? Сержант Иван Цыганок. Он поднялся на второй этаж дома, проник на балкон, который навис над пивнушкой, и ударил из трофейного «фауста».

Все это происходило на глазах у капитана Цишевского. И он сумел в грохоте боя кое-что изобразить в своем альбоме, который всегда лежал в полевой сумке. Прислонился к стене-развалине и сделал набросок. А уж потом, на привале, когда батальон отдыхал, Цишевского сон не брал. Склонился над листом ватмана, долго шлифовал — и вот наконец готов рисунок! Вот так сотворял картины настоящего боя, рисовал реальных героев, а не вымышленных, безымянных. О подвиге сержанта Цыганка узнала вся дивизия, и не только услышала, а зримо увидела героя и его работу — горящие на Александерплац самоходки.

Мне довелось побывать на выставке фронтовых рисунков Юрия Цишевского. Было это в музее 3-й ударной [758] армии. Такой музей создан в одной из московских школ. Эту выставку посетили и другие ветераны войны. Тут же находился и Юрий Александрович. И вот юноша-школьник подошел к картине «Бой на Александерплац». Посмотрел на нее и, обращаясь к ветеранам, спросил:

— Как вы думаете, где находился художник, рисуя этот бой?

Я взглянул на Цишевского. Хотел шепнуть ему: «Мука, скажи!», но промолчал — знаю его скромность, он не посмеет мешать юноше. Паренек сам ответил на свой вопрос:

— Художника мы, естественно, не видим. Но он здесь, рядом, может, в ста метрах от горящей самоходки. А иначе не было бы правды боя!

Вот так точно сказал юноша. Это верно: чем ближе к событию, тем зримее правда, тем достовернее произведение.

Часто я листаю альбом фронтовых рисунков Юрия Цишевского, подаренный мне автором в 1945 году в немецком Шенебеке. Война только что отгремела. Капитан Цишевский пришел в редакцию дивизионной газеты и принес клад — десятки своих рисунков. Особенно восхитили всех картины боев, запечатленных художником на Берлинском направлении. «Вот оно, море!», «К Одеру», «Переправа через Одер», «В Берлин, в Берлин!», «Бой на Шарнвеберштрассе», «У метро на Франкфуртераллее», «Капитуляция» — по одним названиям картин можно точно определить боевой путь 146-й стрелковой дивизии. И вот тогда кому-то пришло в голову — может, самому художнику — издать альбом. И летом сорок пятого появилось в свет издание, которое живет и будет жить всегда. Интересно и то, что создало этот альбом не какое-то многоштатное издательство, а редакция дивизионной газеты, в которой было всего четыре человека.

Так вот, листаю альбом и вижу бой, вижу того, кто, рискуя жизнью, навеки запечатлел воинский подвиг, вижу в атакующей цепи парторга-художника... Батальон [759] подошел к Одеру. Саперы уже успели навести мост, по которому пошли войска, транспорт, боевая техника. Река дыбится от снарядов и бомб. Но все устремлено вперед. Лишь капитан Цишевский на мгновение задержался у моста; такую картину надо запечатлеть, он рисует. Свистят осколки, а он рисует. Кто-то даже дернул за рукав, чтоб не маячил. Капитан свалился наземь, но рисовать не перестал. А вот другой рисунок — берлинский уличный пейзаж... Памятник Вильгельму. Художник изобразил германского монарха со спины. Сутулится император, ему неуютно: кругом разрушительные следы войны, даже камень Браденбургских ворот треснул... А на монаршем пьедестале примостились два советских солдата. О чем-то весело говорят и покуривают. Им и дела нет до «его величества», они свой воинский долг исполнили — Берлин капитулировал!

Не буду комментировать другие рисунки Юрия Александровича. Скажу лишь, что художник в ходе боев создал то, что, на мой взгляд, никогда не потускнеет. Как-то писатель Борис Полевой сказал про рисунки Цишевского: глядя на них, истинный фронтовик не может не волноваться, он видит знакомые картины, слышит грохот боя, вдыхает горький аромат войны. Настоящая жизнь, подсмотренная острым глазом, глядит на нас с работ Юрия Цишевского, созданных и в мирное, и в военное время. В этом сила его мастерства, секрет его успехов. Сегодня мы благодарны художнику — к сожалению, его уже нет в живых — за его подвиг. Да, я не оговорился, именно подвигом следует назвать то, что творил в кипении боя Юрий Цишевский.